Паша Колокольчиков. Повесть

Игорь Анатольевич Ходаковский

Герой, бывший воспитанник детского дома, всю сознательную жизнь мечтает встретить мать, которую он никогда не видел, но она ему часто снится. Он работает в Доме культуры художником под началом человека скрытного и недоброжелательного. Юноша полон творческих надежд, мечтаний, ведь завтра 22 июня 1941 года, ему исполнится восемнадцать лет. Он желает влюбиться в девушку. И судьба будто его слышит! За короткое время ему удаётся встретить мать, полюбить женщину, увидеть предательство и смерть…

© Игорь Анатольевич Ходаковский, 2020

ISBN 978-5-4498-6804-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Паша осторожно ступал босыми ногами по пыльной, затвердевшей от засухи грунтовой дороге, остерегаясь острых камешков и комков затвердевшей глины. Порой он отрывал взгляд со сбитых ног и с надеждой взирал вдаль на просторные поля и тёмные леса, будто ожидая, вот-вот увидеть конечный пункт своего трудного путешествия.

Наконец мальчишка увидел краешки печных труб, которые показались из-за лысого бугра в колыхающемся мираже горячего воздуха. Он крепко сжал растрескавшиеся губы, пытаясь найти языком на внутренних сторонах сухих щёк хоть каплю слюны, чтоб проглотить её и смочить пересохлую до онемения гортань. Но от зноя и утомительного пути, она никак не появлялась во рту, даже когда он морщился лицом и крепко сдавливал щёки.

Ободрившись оттого, что, показалась деревня, он решил чуть передохнуть и присел на обочину, подмяв под себя жёлтый клок сухой травы. Паша смахнул ладошкой, бегущие по лбу струйки пота, поглядел на влажные пальцы и осторожно лизнул их суконным кончиком языка. Солёный вкус испарины мгновенно скривил веснушчатое лицо парнишки, и он тут же сухо сплюнул её на пыльную дорогу. Затем поднялся на ноги, брезгливо обтёр ладонь о серую рубаху и, подтянув широкие штаны, препоясанные серой бечёвкой, из последних сил поплёлся в сторону населённого пункта, предвкушая радость и облегчение от живительной колодезной воды.

Подойдя к крайней избе, он изумился, потому что увидел, как она вдруг заколыхалась бумажным листом, перекосилась вправо, затем влево и звучно лопнув, рассыпалась в чёрную пыль. Порошок мгновенно напитался земной влагой и потёк вязкой массой к его ногам, источая едкий запах масленой краски. Мальчишка отскочил в сторону, но разросшаяся токсичная лужа прыгнула к нему и глухо распласталась по земле, затем рыкая, окружила его со всех сторон.

Внезапно подул ураганный ветер, с ходу подхватил расплывшуюся кляксу и понёс её над бескрайним полем, болтая из стороны в сторону, так, что вскоре рассеял без остатка в воздухе.

Только у последнего дома мальчишка увидел колодец, с новым крепким срубом.

Паша немедля бросил ведро в глубину колодца, зачерпнул воду до краёв и живо потянул верёвку наверх. Чистая прохладная вода колыхалась манящей свежестью и сверкала солнечными зайчиками. Паша сразу прильнул к ведру, чтобы вволю напиться, но в тот же момент в жестяной сосуд упал огромный шершень. Насекомое гулко жужжало большими, прозрачными крыльями и, бороздя кругами по воде, отчаянно пыталось взлететь.

Мальчишка отскочил от ведра и увидел крупное жало хищного насекомого, ищущего в кого впиться. Шершень не тонул и не взлетал, он вертелся по водяной глади и не давал Паше утолить невыносимую жажду.

Мальчугана возмутило наглое поведение незваного гостя. Собравшись духом, он смело сунул ладошку в воду и резко выплеснул насекомое на траву. Затем поднял тяжёлое ведёрко, и хотел было, насмерть придавить опасного бушня.

— Паша! — окликнул его женский голос.

На пороге избы стояла женщина в белом платье, лет сорока с приятным лицом.

— Ты куда пропал, сынок? — взволнованно спросила она. — Переживала за тебя!

— Ты что, мама? — удивился Паша. — Лошадь отводил в правление колхоза. Мы ж вчера целый день картошку окучивали.

— Забыла! — растерянно ответила женщина.

Паша прильнул к ведру и стал цедить, как лошадь из серёдки, смачно втягивая губами родниковую воду.

— Погоди пить пустую воду, — остановила его женщина, — за молоком схожу.

Мальчишка нехотя оторвался от питья и, поглядев в сторону женщины, обеспокоенно сказал:

— Ты же опять не принесёшь мне молока, мама.

— Откуда ты знаешь сынок? — спросила женщина и обтёрла слёзы на серых глазах.

— Потому что всегда жду, а ты не приходишь, — растрогавшись, ответил Паша.

— Может, теперь приду, — с надеждой произнесла женщина.

— Ладно, я подожду, — согласился мальчишка, поглядывая на ведро с водой…

***

Павел Иванович, как теперь его уважительно называли коллеги по работе, шёл на службу к восьми часам утра — срочно требовалось написать новые лозунги на траспорантах и вывесить их над входом в Дом культуры. Далее он мог быть свободен до понедельника. А сегодня, в субботу вечером Павел планировал пожаловать на танцы и обязательно познакомиться с симпатичной девушкой, чтобы завтра в воскресенье, двадцать второго июня, пригласить её на свой День рождения, когда ему исполнится полных восемнадцать лет.

Парадно звеня железными набойками по серому булыжнику дореволюционной мостовой, он с восторгом глядел на чёрные носы новых туфель, поочерёдно вспыхивающих отблесками июньского солнца. На эти башмаки он потратил половину своей первой зарплаты.

Павел Иванович поглядывал в магазинные витрины, любуясь своим, как ему казалось замечательным отражением. Ещё бы! Новые отглаженные серые брюки сидели безупречно, подчеркивая стройность и силу ног, рубашка сияла завидной белизной, воспевая горячее лето. Текстильная статья расходов, безжалостно съела остаток месячного жалованья.

Он остановился у большого окна продуктового магазина, неторопливо поправил ладонью длинную чёлку русых волос, повертел головой справа налево и обратно, внимательно разглядывая своё недурно сложенное лицо, где лишь только оттопыренные уши, слегка портили идеальную картину. Манящей улыбкой, он показал продавщице тщательно начищенные зубным порошком белые зубы, подмигнул ей серым глазом, намекая на мгновенно возникшую симпатию. Девушка незамедлительно ответила на пылкость юноши и выразительно повертела пальцем у собственного виска.

Молниеносный отказ в любовном расположении не заронил в юношеском сердце сомнения о собственной превосходной внешности. Бросив взгляд на следующую витрину, он с большим удовольствием вцепился глазами в колбасные изделия, которые за стеклом в огромном множестве аппетитно искушали его голодный желудок.

— Мама! — раздался звонкий, встревоженный голос незнакомого мальчишки, — погоди, не успеваю за тобой.

Женщина остановилась, повернулась к любезному чаду, вытянула приветливо к нему руки и ослепительно улыбнулась. Теперь не чувствуя усталости, малыш залился восхитительным смехом, и с ходу кинулся к ней на грудь, крепко обняв, мамину шею.

Павел умилился и ощутил их искренние чувства друг к другу. Почувствовал счастье, которое брызнуло в него фонтаном, коснулось его души, но не задержалось в нём.

Хорошее настроение отхлынуло от его сердца, потому что он опечалился своей безродностью и полнейшим одиночеством.

По сей день его не покинуло душетомительное ожидание, что вот сейчас в комнату войдёт его любимая мама и заберёт его из детского приюта в свой дом, где будет тепло и необыкновенно уютно. Но прошло восемнадцать лет беспросветных ожиданий, и никто за Пашей не пришёл.

Сегодняшний сон, в который раз разбередил болезненные думы о матери и отце, которых он никогда не видел и ничего не знал ни об одном из родственников.

Эта женщина, которую он называл мамой, снилась ему постоянно. Она приходила в его сон ярко и подолгу разговаривала с ним, называя его сыном, ласкала и всегда перед разлукой горько плакала, объясняя, что не может с ним остаться ни при каких обстоятельствах. Но уверяла его в своей любви и обещала вновь прийти к нему.

«Может, она моя настоящая мама! — подумал Павел. — Кто — то родил меня, значит она где — то есть!»

Павел Иванович старательно погнал болезненные мысли из сердца и головы мечтами о будущей прекрасной, семейной жизни. О том, что он желает всем сердцем стать живописцем и что ему необходимо поступить в художественное училище в Москве, но не теперь, а на следующий год, когда у него будут средства на обучение.

Будучи маленьким ребёнком, он однажды увидел, как воспитатель провела карандашом по листу чистой бумаги жирную красную линию. Паша от удивления заёрзал на стульчике, хватаясь ручонками за большой карандаш. Он чертил им до тех пор, пока не сточил грифель. Но и потом не захотел растоваться с любимым карандашом, так и уснул с ним в кроватке.

В школе он ждал уроков по рисованию, как чуда и любил изображать с натуры, на заданные и свободные темы, словом, всё, что касалось живописания, Пашу приводило в безмерное желание часами малевать на листе бумаги окружающий и воображаемый мир.