Это лето

Иван Яковлев, 2018

Книга рассказывает о не простых днях на Южном курорте России. Приключение и неудачи меня самого и даже больше. Надежда на любовь и её потеря, головокружение, 12 дней на грани реальности, записки сумасшедшего поэта, чья влюблённость в мир оказалась невероятна тяжела и опасна, и потому саморазрушение наконец находит его и открывает в нём ящик Пандоры. 12 дней лета, посреди холодной осени и 5 дней любви, нефтяным отпечатком на поверхности некогда чистого озера. Что было уже не вернуть, и плохие поступки, плохие и хорошие люди на моём пути, останутся только на страницах этой книги.

2

Мысль о курорте в сентябре, не давала ни грамма покоя, ни ночью ни днём. Мама заметила в моих глазах не ладное:

— Что, опять влюбился? — спросила она, улыбаясь и напоминая, последние события моего романа.

Наивность, с которой я тогда приходил к ней и уходил от неё, была белая и бесполезная как старое, замёрзшее дерьмо. Выкачав из неё несколько поцелуев, за три дня, больше ничего не произошло. Я был не правильно организован с ними. Слишком добр и слишком ласков. Добрым и ласковым судьба дрочить, там за тёмным углом, и я это знал.

* * *

Вечером того не броского дня, в мою серую обыденность, ворвался телефонный звонок, словно молния разрезав на пополам трубку и разбив мой стакан холодной воды.

— Алло, — ответил я.

— Привет, — донеслось оттуда. — Есть дело, через пять минут будь готов. Потный стакан смотрел на меня с неизвестностью и жалостью, я смотрел на телефон с омерзением и страхом. Через пять минут я стоял на улице, и подъехала чёрная «десятка». Блестевшая своей простотой до воли абсурда, с грязными дисками на колёсах и вмятиной на левом боку. За рулём этой красотки с разбитыми крыльями, сидел человек чья похоть, подобно муравейнику, постоянно бурлит и не успокаивается. Это был один из моих знакомых, от которого я всегда старался спрятаться, ведь кроме счастья мы с ним находили лишь беды. В машине стоял рвотный аромат кофейной «ёлки» и его одеколона с ландышами. Кривой спустил колёса с ручника и мы тронулись. Мне он вообще то не очень нравился, но счастья попытать выходил с ним всегда. Обычно оно нам не светило.

— Куда мы едем? — спросил я.

— Две девчонки, ждут хорошей порки. — ответил он, и открыл бардачок. Оттуда выглядывали несколько бумаг и пачка презервативов.

— Возьми себе, — сказал он поворачивая на трассу.

Я забрал кубышку и с волнением начал думать о будущей посиделки. Я всегда волнуюсь. Даже сейчас, сидя и печатая я волнуюсь, волнуюсь, а не бред ли всё это?

— Кто они такие? — спросил я, потирая свои ладони об свои голубые джинсы. Август был беспощаден и кончалось лето, близился отпуск и я ехал на блядки. Однако тёмные мысли о море, мне не давали покоя.

«Какого чёрта?» — спросил себя я. «Никуда я не еду, я не чокнутый» и перекинулся на предстоящую ночь симфоний чувств и великих движений. Мысленно, я оставался в кабинете начальника с заявлением на столе. Будь оно проклято.

— Никаких прелюдий, слышишь, — Кривой был похоже навеселе. — Берёшь, хватаешь и долбишь.

Третий раз я сажусь в его машину, и мы едем на неудачные ночные сплетни наших достоинств и козырей. Мне было это не по нутру и не по нраву. Я не нормален, но такие знакомства я считал трагедией человечества, или треск человечности, когда мужчине от женщин, нужен лишь приятный выход своей хлопушки. Я давно искал девушку своей мечты, девушку и будущую жену, но мне не везло. Онанизм, лучшее средство для морщин и от порчи.

— Сзади вино, выпей для смелости, — Кривой кажется сам теребил свой страх или обманывал себя своей смелостью, тогда как его маленькие глазки, бегали вокруг своих орбит и под носом, стекал наверное холодный пот. Дороги были заполнены больше обычного. Пробки.

Я раскупорил бутылку красного и отхлебнул сухого Каберне.

— Скоро приедем.

Я почувствовал как у меня всё загорелось, миллионы фантазий и похотливых желаний, включили механизм твёрдой ходьбы и уверенность походки. Однако это было только внешне. Внутри, я сгорал как машина которую поливают бензином. Капля по капле.

— Я слышал тебе предложили путёвку на море?

— Ну и что с того?

— Ты будешь полный дебил, если откажешься. — он завернул во двор и припарковал машину. — Вон их окно, видишь свет горит. Третий этаж.

И действительно, а с балкона свисала девушка с сигаретой в зубах.

«Матерь Божья» — подумал я. Неужели, это она лишит меня невинности? Настоящая мечта поэта, но не моя точно. Красное, румяное лицо, явно принявшее свою дозу. Сиськи свисали с самой рамы балкона, выпрыгивали наружу и просились на ручки. У меня зашевелилось в штанах, и остановилось в голове.

— Эй, глянь! Две ебучки приехали! — крикнула она и загоготала. И вдруг, выскочили сиськи другой вампирши, что более привлекательней и трезвей. Они были не плохи.

— Мы вас ждём мальчики. Квартиру вы знаете, — и они спрятались в конуру без вольности.

А он всё набухал и голова кружилась всё сильней, и не решительность моя вылазила осторожно, но уверенно как червяк из яблока. Страх, словно подстрекатель, уничтожал всю мою любовь к женщинам. Кровь кипела, и бурлила перед настоящим и неизвестным. Я снова отхлебнул вина, чувствуя как от волнения немеет язык.

«Уверенней!!» — приказал себе я. Мы ступали на лестницу, как чёрные солдаты СС, в гетто евреев, в дома проигравших и проклятых. Улицы предсказывали ночь. Двери уже были открыты, а в коридоре стоял дым дешёвых и сладких сигарет. Первым вышла толстушка.

— О, две ебучки. А мы вас так заждались, что почти всё вино выпили, но водка не тронутая.

Она чмокнула меня, и схватилась за бок.

— Худышка такая. — она снова открыла свой рот бегемота, издавая звуки, похожие на скрежет водосточных труб.

Напряжение в конечностях ног сошло, и кровь стала отливать обратно в мозг, оставляя все надежды на постельные танцы.

Кривой обнял её и ущипнул за задницу, мы пошли в большой зал. Два кресла и один диван. Телевизор. Шкаф. Стол. Ещё одно уродство быта. Вторая подруга была гораздо симпатичнее, и она мне даже понравилась. Мы переглянулись и улыбнулись друг другу. Толстушка ухаживала за Кривым, они уже целовались, и он лапал её сиськи. Я стоял не дыша, и сел в кресло. Черноволосая внезапно взяла бутылку водки, опрокинула по двум стаканам и подставила один мне.

— За знакомство, — сказал я, и подмигнул ей. Она улыбнулась, и подняла стакан первой.

«Чёрт, — подумал я. Нужно заняться ей. Пора целоваться.»

Её руки, взяли со стола копчённую солёную рыбу. И жир и масло, стекал по рукам до того как она пустила это через свои пухлые губки, с наслаждением шмакая и размазывая всё это языком, окончательно погубив мою надежду, и заодно свой вечер.

А Кривой уже вовсю лежал на толстушке и спускал с себя штаны. Чернявая продолжала есть рыбу, хватаясь за её голову и впиваясь в жир и масло, своими ногтями, поедая один кусок за другим. Внутренности мои запричитали, и не единый во мне дух не сказал «Останься». В какой раз, я вижу небо чёрного цвета, но оно без душно и не приветливо ко мне.

— Отойду в туалет, — сказал я.

— Давай, — прожёвывая сглотнула эта голодная сука. Я вышел в коридор и бесшумно открыл дверь, после чего вышел и также закрыл её за собой. Теперь я был жалким евреем, убегавшей с места где бичуют гестапо и СС. Невинность моя была захвачена и пленена в места отдалённые для других людей. Ещё одна ночь ушедшая и спрятавшая меня от всего легкого и простого.

Вернувшись домой, я со злостью упал на кровать. В мозгу бушевало море.