Дом детства №3

Иван Квашнин, 2022

«Эта книга о детском доме № 3, располагавшемся на тихой улочке провинциального городка Оса в глубинке Урала, задумывалась еще в 2005 году – за год до закрытия учреждения…» В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

1. Жизнь малыша-детдомовца

Мы, ровно 20 маленьких человечков, 25 августа 1965 года «переезжали» на новое место жительства своим ходом — пешком — из Дошкольного детского дома № 4 в детский дом № 3. Я не помню самого этого перехода, но на всю жизнь врезалось в память, как поднимался по крутой деревянной крашеной лестнице с первого на второй этаж нашего нового деревянного дома. Никаких вещей не было, только то, что надето на нас. Все игрушки остались нашим последователям. И буквы с цифрами нам были незнакомы.

Ваня Квашнин

Нашу младшую группу, воспитанников 1–3-го классов, называли МАЛЫШАМИ. «Малыши, на завтрак!» — кричал дежурный, и мы, уже одетые к школе, гуськом тянулись в соседний кирпичный купеческий особняк, на первом этаже которого располагались наша столовая и кухня. После нас уже ела старшая группа — СТАРШИЕ. Кормили в основном вкусно, но жидкую кашу или суп с кусочками сала я терпеть не мог, до тошноты. Кусок хлеба от буханки разрезали на четыре маленьких куска. Хлеб клали в вазу, сплетенную из желтой проволоки, на середину стола для четырех человек: ешь, сколько хочешь. К хлебу приучали относиться бережно. Мы твердо знали от директора А. Ф. Шестакова, что у нас санаторный детский дом, и на каждого из нас государство тратило на еду 1 рубль 43 копейки в день (в обычном детдоме около рубля двадцати). Повара у нас были классные и работали по многу лет.

Группа занимала весь второй этаж, на котором находились три спальни, две учебных-игровых (групповых) комнаты, умывальная, туалеты и длинный коридор. Перед входом располагалась большая застекленная веранда.

Одеваться мы были приучены еще в дошкольном детдоме. Сами заправляли свои кровати по единому образцу, и днем в спальню вход уже был запрещен. Никаких шкафов тогда в спальнях не помню. Было несколько тумбочек для каких-то личных вещей. Постельное белье и одежда хранились в кастелянной. Чистое выдавали только перед баней. Одежда была у каждого личная. Для того чтобы не путать после стирки, на всех вещах вышивали инициалы: например, у меня было «ВК» — Ваня Квашнин.

Периодически нам выдавали новую одежду и обувь. Для этого мы шли на небольшой склад, находившийся рядом с крольчатником в конце нашей территории. Заходили по несколько человек и примеряли рубашки, ботинки и прочее под наблюдением воспитательницы. Пахло там именно новыми вещами. Это был один из радостных и приятных моментов, но нас сразу же предупреждали: носите аккуратно, раньше такого-то месяца новое не получите. Когда я стал большим, узнал, что всю одежду детдом получал с огромного склада где-то в районе пожарки. Там была одежда и для всех других детских домов и интернатов. Кто ее шил, откуда ее привозили — неизвестно, но изысками она не отличалась: достаточно теплые «леопардовые» шапки, пальто одного фасона, серо-мышиного цвета полушерстяные костюмчики у мальчиков, коричневая школьная форма с черным фартуком у девочек, синие или черные трико с оттянутыми коленками, черные сатиновые шаровары с резинками снизу, одинаковые ботинки, тканевые синие тапочки с резиновой подошвой, резиновые сапоги… Мы ходили во всем одинаковом, но нам, малышам, было все равно. Жизнь была веселой и насыщенной, и на такие мелочи просто некогда было обращать внимание, и даже, наоборот, хорошо: все были равны друг перед другом.

Наши ватные матрацы и подушки раз в год «прожаривали» в специальной машине, которая так и называлась: «вшивобойка». Со вшами тогда решительно боролись, как и с нашими прическами: мальчишек подстригали наголо, а девочкам оставляли челки. Ущербными мы, опять же, себя не чувствовали. У кого находили вшей — терли и мыли голову смесью с керосином. Машинки для стрижки были тогда механические, и приглашенному парикмахеру бывало непросто аккуратно подстричь такую кучу ребятишек.

Еще у нас регулярно бывали медосмотры. Иногда их проводил наш врач, который работал на полставки, а иногда приглашали целую комиссию примерно из пяти врачей. Самое завораживающее — это рентген легких, который делали, по-моему, в детском тубдиспансере на улице Интернациональной. Врач помещал ребенка за светящийся экран так, что был виден скелет, и своими руками поворачивал его в разные стороны, чтобы получше все рассмотреть. Пускали по одному, но мы все равно как-то умудрялись подсмотреть это зрелище. Это уже потом появился аппарат для флюорографии. И все годы работал один и тот же врач, всегда с юморком. Юра напомнил мне, что его звали Олег Петрович Ипатов.

Сборы на экскурсию в лес. В первом ряду: Валера Веревкин, Таня Солохина. Во втором ряду: Стасик Казаков, Слава Устинов, Ольга Ануварова, Валя Шилова, девочка в платке — не идентифицирована. В третьем ряду: Вася Мальцев, Таня Кирпичникова, Люда Устинова, Люба Шистирова, Оля Женихова, Лена Новикова. В четвертом ряду: Вова Ширяев, Коля Антипин, воспитанник перед ним — не идентифицирован, Рая Хакимова, Марина Бородулина. В пятом ряду: Вася Шилов, Сережа Чикунов, Шамиль Аширов, неидентифицированный воспитанник, Юра Анпалов, Алеша Белянкин, Боря Мартынов, Саша Крылов. Возле кухни — Лена Дудник. Не удалось установить, кто держит метлу

Уличную обувь составляли рядами в коридоре у входных дверей. Сапоги в грязную погоду мыли сами. Для этого на улице, у входа в здание, ставили два больших корыта из оцинкованного железа и рядом клали несколько мочалок на палках. Этой мочалкой, а кто и просто руками или тряпкой, мы отмывали грязь с обуви. Воспитатель проверял и мог отослать домывать. Сушили обувь у двух или трех круглых печей. Топили их дровами. Перед печью лежал лист железа, на который мы приносили дрова из дровяника.

Заготовка дров. На переднем плане Алеша Брыляков, слева видна Люба Шистерова

Утром шли умываться. В специальных деревянных полочках для каждого была своя ячейка, в которой хранились зубная щетка, зубной порошок и полотенце. Про мыло не помню. Зубы чистили только утром — и хорошо, а то бы всю эмаль стерли. Умывальник представлял собой полуцилиндр из оцинкованной стали сантиметров 20 в диаметре и длиной около полутора метров. Снизу из него торчал десяток «сосков». Воду заливали ведрами. Под ним располагалась условная раковина, тоже из оцинковки, такой же длины, только шире. В ней было отверстие для слива грязной воды, через которое она попадала в помойное ведро. По мере наполнения ведро относили на помойку. Один раз в 10 дней ходили в городскую баню около милиции. Насколько я помню, один такой поход был в среду, во второй половине дня. Второй «банный день» попадал на субботу. Для нас, детдомовцев, резервировали специальное время. Мылись голышом, отдельно старшая и младшая группы. Малышей мыли нянечки, а те, кто постарше, управлялись самостоятельно. Гвалт стоял невообразимый. Помню эти тазики-шайки, краны с водой, особенно горячей, деревянные шкафчики для переодевания…

Два туалета для мальчиков и девочек — это деревянные кабинки, кажется, с двумя отверстиями в полу на некотором возвышении. Продукты жизнедеятельности летели со второго этажа ниже первого по шахте приличной высоты, было интересно. Периодически приезжала ассенизаторская машина и откачивала яму-выгреб. Наверное, так было устроено большинство деревянных домов в Осе. Уборщица мыла пол и посыпала вокруг «очка» хлоркой. И сейчас стоит перед глазами белый порошок с резким запахом. Кто «сходит» мимо, того ругали. Не помню, чтобы в туалет скапливалась очередь. Горшков никаких не было.

На ночь перед сном мыли ноги. Наливали тазик с водой, а рядом клали старенькую простыню, каждый раз чистую — ею ноги и вытирали. Наверное, не очень гигиенично, но было так.

Самое интересное было перед сном. Наш воспитатель Надежда Александровна Волкова ставила стул в коридоре между спальнями и читала нам книгу. Кто слушал в своей постели, а кто прямо в одеяле примащивался рядом с воспитателем. Ее ровный приятный голос глубоко проникал в наши детские души. Читали не только сказки Пушкина, но и про шпионов, про пограничника Карацупу, что было захватывающе и вызывало массу ассоциаций в голове. Среди ночи к нам приходила ночная няня с ведром. Она будила писать несколько человек, у кого было недержание. А некоторые сами просыпались и присоединялись к кружку у ведра…

Веселая чехарда. Галя Щербакова и Люда Орлова

В восьмилетнюю школу, бывший острог, ходили строем, парами. В младших классах учились в соседнем одноэтажном здании. Учительнице было трудно с классом в 43 ученика, из которых половина детдомовцев. Но и нам было нелегко: время общения учителя с каждым учеником было очень ограничено. Никакими особенными мы себя в школе не чувствовали, наоборот — это «домашние» были из какого-то другого мира. Видимо, они нас жалели, но мы этого не замечали.

Мы, детдомовские мальчишки, дружили между собой, а «домашние» — своей компанией. Только с Юрой Соколовым я позже подружился. На переменах много бегали, боролись и просто дурачились. Школьной жизнью не интересовались, в какие-то кружки или секции не ходили. Помню, был кружок юннатов, но это было для нас чем-то далеким. Да если бы кто-то и захотел, как его потом домой вести? Нет, после уроков мы стремились домой, в свой уютный и веселый мирок. И если какие-то обстоятельства, например больница, временно вырывали нас из него, то было очень тоскливо.

Я левша, но меня взялись переучивать писать правой рукой. И получилось! Но чистописание перьевой ручкой мне давалось очень тяжело. Вот отрывок из моей характеристики: «Мальчик старательный, но у него есть недостаток — пишет левой рукой». К тому же я еще и дальтоник, не все цвета различаю. И никак не мог понять, что от меня на уроке рисовании требуют. А вот ложку держать и есть я могу одинаково и правой, и левой рукой.

После обеда был «тихий час», на самом деле — часа полтора. Усыпить нас при свете дня было нелегко, галдели, но и просыпались с трудом. Иногда, когда удавалось не уснуть, разговаривали на разные темы. Отлично запомнил, что именно в младшей группе говорили о жизни и смерти. Вовка Старков говорил, что одноклассница Света Б. краше солнца и луны, а мы над ним дружно смеялись. Один раз я даже расплакался: жалел самого себя, что когда-то умру и меня не будет. Потом был полдник — булочка или коржик с киселем или еще чем-то.

С 4 до 6 часов по распорядку дня подготовка домашнего задания. Нас разбили на звездочки по четыре — пять человек. Как только все выполнят домашнюю работу, можно было идти гулять. С троечниками воспитатель засиживалась допоздна, хотя жизнь показала, что некоторые из них по жизни далеко опередили отличников. Нам с Людой Бузмаковой и друзьями в звездочке хватало полчаса, и мы бежали первыми на ГИГАНТЫ, «гигантские шаги» — самое популярное развлечение, которое никогда не пустовало, даже очередь занимали. Это простое незатейливое сооружение, которое почему-то я больше нигде не встречал. Деревянный столб высотой метров пять, вкопанный в землю. На верхнем торце закреплена, видимо, на подшипнике, металлическая крестовина, к которой привязывали четыре веревки. Каждая веревка на конце заканчивалась жестко завязанной петлей, которая, собственно, и служила «сиденьем». Продеваешь эту петлю через голову или ноги под свою попу, а рукой (или руками) держишься за веревку выше петли. Садишься в петлю не лицом к столбу, а боком, чтобы разгоняться вокруг столба. Особо нежные подкладывали себе дощечку или фанерку. Лучше кататься вчетвером, но можно втроем, вдвоем и даже одному. Все разбегаются и при достижении определенной скорости отрываются от земли, изредка отталкиваясь для поддержания полета. Кто полегче — отрывался от земли метра на два! Это сейчас мне ясно, что работала центробежная сила. Делали и так по обоюдному согласию: один человек обгонял другого, и две веревки начинали перекручиваться. Тот, которого обогнали, первоначально был снизу, но потом постепенно взмывал вверх и обгонял своего визави. Тут возникал дополнительный эффект за счет массы партнера, и подъем над землей мог достигать уже, кажется, до трех метров. Покружившись несколько минут в одну сторону, следующий заход раскручивались в другую. Тут уж фантазии хоть отбавляй. Цеплялись друг за друга и крутились на пару, разворачивались головой вниз или параллельно земле и парили в полете, отталкивались от земли вверх, и действительно делали гигантские шаги. Чтобы сменять друг друга, тот, кто первый на очереди, кричал: «Замри!» Все переставали шевелиться. Скорость постепенно падала, и кто первый касался земли, тот и освобождал место. Это я вспомнил сейчас, а вот что еще забыл: веревки иногда обрывались, но серьезных травм не было.

Двор нашего детского дома назывался «ТЕРРИТОРИЕЙ», ему я пою отдельную песню, без него трудно представить нашу жизнь. Его размеру и содержанию могли позавидовать многие. Есть где размахнуться для игр, реализовать свои фантазии. То был свой мирок со многими возможностями и практически полностью защищенный от внешних факторов. Тесно для примерно 90 человек не было. Каждый находил занятие по душе.

Начнем с БОЛЬШОЙ ПЛОЩАДКИ. С одной стороны она граничила с соседями Лопаткиными, с другой стороны были чьи-то огороды, вечно засаженные картошкой (других насаждений соседи не могли, видимо, себе позволить). Третья сторона выходила на нашу внутреннюю дорогу и маленькую площадку. Четвертая сторона была самой примечательной: частично она соприкасалась с нашим огородом, а частично ограничивалась кирпичной стеной. Эта стена принадлежала комплексу хозяйственных построек, который мы условно называли «конный двор». Это была стена прачечной, но для нас она была просто СТЕНОЙ. На фото видна дыра между стеной и крышей. Ее почему-то долго не заделывали, и мы могли легко проникать через нее на чердак прачечной, а оттуда на сеновал. Один из путей подъема на крышу проходил по правой части стены. Торец ее хоть и был отвесным, но имел естественные выступы из кирпича. То была наша первая покоряемая вершина. Со стороны огорода мы тоже проникали на крышу — уже по выступающим торцам бревен. На большой площадке располагались деревянная ГОРКА, ГИГАНТЫ, КАЧЕЛИ. Был и небольшой спортгородок. Яма с песком для прыжков в длину и высоту. Имелся еще П-образный снаряд из металлической трубы с металлическим шестом, наклонной лестницей, крюком для каната, которого никогда не было, и турником. Качелей было двое, их использовали и зимой — для прыжков в сугроб.

Зимой на большой площадке заливали КАТОК. Воду возили бочками на лошади из колонки, которая стояла на другом конце квартала по ул. К. Маркса, около дома «Общество слепых». Для малышей были коньки-снегурки с двумя полозьями под валенки. Еще лепили крепости из снега с пещерками и играли в снежки. Излюбленным снежным городком была горка.

МАЛЕНЬКАЯ ПЛОЩАДКА была пониже, тенистая и уютная. Основная ее часть представляла собой совмещенное волейбольно-баскетбольное поле. Главная достопримечательность — это большие тополя по периметру. Воспитатели говорили нам, что они были посажены в 1913 году к 300-летию Дома Романовых. Получается, что им больше 100 лет. Хоть и было расстояние от края поля до главного здания метров пять-шесть, но в окна мы мячом никогда не попадали — загораживали тополя, да и играли мы на этой площадке только руками. Очень редко мяч вылетал за высокий кирпичный забор территории, построенный вместе со зданием еще до революции, — тоже не давали тополя. С третьей стороны находился невысокий, до полуметра, забор садика. Стояли скамеечки. В дальнем углу площадки был деревянный домик. Туда малыши могли свободно зайти, посидеть, у домика были окошечки и даже чердак. Мы иногда отсиживались в нем во время дождя. Перед домиком была песочница с дощатыми краями. Хорошо помню, как я играл в ней черной грузовой пластмассовой машинкой, подаренной мне за хорошую учебу в классе втором или третьем…

Схематический план детского дома № 3 в 1940–1970-е годы

Как правило, на маленькой площадке летом ежедневно проходили ЛИНЕЙКИ, которые устраивал директор А. Ф. Шестаков. Было у них две цели — проконтролировать наше присутствие в середине дня, объявить новости по детскому дому, заодно кого-то похвалить, а кого и поругать за проступки и нарушения. И еще директор проводил с нами «политинформации»: рассказывал о мировых новостях с газетой «Правда» в руках. Мы мало что понимали из его речей. Запомнилось только, что почему-то обстановка в мире всегда была сложной и напряженной.

Самым притягательным для нас, мальчишек, местом был КОННЫЙ ДВОР, объединявший в себе целый комплекс помещений. Прачечная находилась как бы в глубине — к ней можно было попасть по проходу, справа от которого было загороженное досками с зазорами помещение, я так понимаю, сушилка для белья. Дальше с большим отдельным входом без каких-либо ворот шел сам конный двор: открытое помещение, где стояли сани, телега и другие нужные или отслужившие свое вещи (уже и не помню — какая-то рухлядь, но мы часто использовали ее при игре в кинжики и войняшки), свинарник с отдельной выгородкой для лошади и склад. У конного двора была двускатная железная крыша, захватывавшая примыкающий с противоположной стороны дровяник. Пространство под крышей, фактически чердак, вплоть до дровяника, представляло собой СЕНОВАЛ. Хоть это и было запретное для нас место, но мы туда все равно проникали и играли. Запах сена не забыт по сю пору.

В СВИНАРНИКЕ стоял полумрак, включалась только тусклая лампочка под потолком. Свиньи находились в отдельных клетках, часть деревянного корыта была выдвинута наружу, в него из ведра наливали животным еду — остатки с нашего стола и вареные картофельные очистки с чем-то еще. Там было грязно и немного страшно. Водились огромные крысы, за которыми мы тихонько наблюдали и даже пытались их поймать, редко успешно. Нам объясняли, что свиньи позволяют устраивать нам праздничные столы и турпоездки.

ЛОШАДЬ. При нас это был Воронок, которого мы кормили с рук и гладили. Его место было выгорожено слева от входа в свинарник. Одна-две собаки у нас были всегда. Запомнилась бело-пятнистая Стрелка и полупородистая, похожая на бульдога, Роня. Она всегда при вылазках в город увязывалась за нами. Если же на нее нападали другие собаки, то, несмотря на свой относительно небольшой рост, она неизменно выходила победительницей. Излишне говорить, что собаки отлично знали всех воспитанников и рычали на чужих взрослых.

Рядом со свинарником был СКЛАД со всякими хозяйственными предметами, а с одеждой — другой. Замыкал конный двор ДРОВЯНИК. Там хранились дрова для кухонных печей и для отопления всех зданий. Дрова привозили чурками, их кололи приглашенные со стороны рабочие, а вот складывали дрова в поленницы сначала на улице, а затем переносили их в дровяник уже практически все дети. Поленницы были высотой метра четыре. Здесь тоже было одно из мест наших битв. В дровяник было легко попасть с разных сторон. Во всех поленницах и в дровянике мы любили устраивать пещеры. Убирали часть дров на соседние поленницы, а образующееся углубление перекрывали палками, фанерой, поленьями подлиннее и другим подручным материалом. Образовывалась замкнутая полость — пещерка. В ней могло помещаться до четырех человек, получалось своеобразное маленькое жилище.

Рядом со входом в конный двор была помойка. Туда выливали отбросы с кухни, грязную воду и т. п. За помойкой стоял ЛЕТНИЙ ТУАЛЕТ.

КРОЛЬЧАТНИК я застал в младших классах, уже на закате разведения кроликов. Было несколько зверушек в специальных клетках. Летом мы их кормили травой, выгуливали на лужайке. В сороковые-шестидесятые годы это было поставлено серьезно. Кроме кроликов, раньше разводили и кур. Они были важным подспорьем в хозяйстве в те непростые годы. В ОГОРОДЕ росли большей частью кусты смородины и крыжовника, но ягоды никогда не вызревали — мы их поедали зелеными.

Дошла очередь до большого САДИКА С БЕСЕДКОЙ. Беседка была красивая: деревянная, резная, со скамейками внутри. Вход в садик был тоже с деревянной резной арочкой. Садик одной стороной примыкал к маленькой площадке, противоположная выходила на небольшой пустырь, где тоже складировали дрова, наверное, для печки канцелярии, чтобы таскать не так далеко. Вход был через арку со стороны внутреннего проезда. С четвертой стороны располагался забор на ул. Володарского: частью большой кирпичный, шедший от главного здания, а в основном из досок, существенно ниже, но все равно не перелезешь. Для входа-выхода на территорию были двое ворот: у главного здания и канцелярии. Маленькими в садике мы играли в спокойные сидячие игры: «Царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной, кто ты будешь такой…» Играли в фанты, что-то про розы. Цветами, видимо, больше занимались девочки. Примечательностью садика была скульптура маленького Володи Ульянова. Еще помню, что весной в садике и на маленькой площадке разливалась огромная и глубоченная лужа. Мы где-то доставали оцинкованные тазики, корыта и целые ванны, видимо, включая и те, в которых надо было мыть обувь, и плавали по этому «морю». Использовали и доски-плоты. Перевернешься — вода выше, чем по колено, холоднющая, бр-р-р!..

МАЛЕНЬКИЕ САДИКИ с клумбами были разбросаны везде, где можно было их приткнуть. У главного здания один садик примыкал к воротам; два других — с обеих сторон входа в кухню. Два садика располагались у здания младшей группы. Не помню точно, вроде садик был и у канцелярии. Мы их так называли — садики, а вообще-то это были клумбы с цветами, отгороженные от маленьких проходов-дорожек фигурно уложенными кирпичами или еще чем-нибудь. От остальной части территории их отделяли малюсенькими деревянными заборчиками из штакетника.

Еще я не рассказал про ДВОР, образованный главным зданием, помещением для младшей группы, крольчатником и конным двором. Он был частично покрыт травой, частично посыпан гравием. В нем мы практически не играли. После дождя там была грязь, поэтому основные пункты нашего перемещения (канцелярия, кухня, вход в главное здание) были связаны деревянными тротуарами. Три доски вряд укладывались на деревянные же поперечины, иногда в виде бревнышек, и все сколачивалось гвоздями. Получалась приподнятая над землей конструкция. От хождения, бегания и катания на велосипедах она расшатывалась, и шляпки гвоздей частично высовывались, что было неприятно. Был еще один закуток за зданием младшей группы. Там был запасный выход, как с первого этажа, так и со второго — с деревянной лестницей.

На природу не часто, но выбирались — в лес за ягодами. В полях рвали горох, объедались «от пуза». Самой радостной для нас была ежегодная поездка на машине в Пакли. На лужайке расстилали скатерти и расставляли праздничную еду. Пели песни, устраивали разные соревнования. После второго или третьего класса мы ежегодно ездили в пионерский лагерь «Чайка». Там тоже было весело!

Когда на улице была плохая погода, мы играли в группе. Было множество игр, большей частью недорогих, как сказали бы сейчас, «развивающих». Точно помню, что уже в первом классе научился играть в шахматы, видимо, от ребят 2–3-го класса, которые тоже были в нашей группе. Шашки («Чапаев», естественно), домино. Помню лото с бочонками и бумажными карточками, разные игры с кубиками с пронумерованными гранями — их надо было кидать, а потом двигаться по какой-то карте или лабиринту, полным ловушек. Книжки читали — у нас была своя небольшая библиотека. У каждого были свои сокровища, которые могли переходить от одного к другому: марки, значки (без застежек ценились меньше), монетки, красивые камушки, ракушки и т. д. Кто-то спичечные коробки и этикетки коллекционировал, фантики от конфет. Плохо припоминаю кукол у девчонок, если и были, то мало. Машинок у нас тоже было очень немного, если только самодельные от старших. Телевизор («Радий-Б» назывался) стоял в старшей группе, куда мы изредка ходили смотреть мультики или кино.

Нас целенаправленно, с первого класса, приучали к труду. Кроме ежедневных бытовых обязанностей, по выходным и летом у нас были обязательные работы — после завтрака, по одному-два часа в день. Это и уборка территории, и поливка цветов, и переноска дров и пр. Мы, конечно, поначалу ворчали, но и веселились. Сейчас понимаю, как это было важно.

Вот, скажут, нарисовал идиллию. Не может быть, чтобы старшие совсем малышей не обижали. Две вещи помню. Старшие организовывали борцовские схватки между нами. Причем не силой заставляли, а делали мы это добровольно: как-то нас убеждали словами. Наверное, самое мягкое из них было «слабак». Разновидностью схваток были такие: два малыша забирались на шею или спину двух старших. Задача была в том, чтобы один малыш стянул второго на землю — кто упал, тот и проиграл. Старшие служили только «конями» и руками старались удержать только своего малыша, но бегать и вертеться можно было как хочешь. Еще старшие нас «катали» в автомобильной покрышке (шине). Я залезал внутрь ее, сворачивался калачиком, а старший катил. Я был горд, что выдерживал, но голова потом кружилась. Меня дразнили «Квашня», и было обидно, но это худшее, что со мной было. Старшие иногда дружили с малышами. У меня был такой друг — Миша Ромодин.

Не все в норме было и с безопасностью. Одно время у нас водилась ртуть, и мы натирали ею медные монетки — 2, 3, 5 копеек, так что со стороны герба они становились похожи на серебристые 10, 15 или 20 копеек.

Скучать нам было некогда. Жизнь была насыщенной и быстрой. Думаю, выражение «Что наша жизнь? Игра!» буквально подходило к нам лучше всего. Постоянное общение между собой давало колоссальный толчок к развитию. Не было только ласки от воспитателей, редко-редко приобнимут — и то больше девочек. Но похвалы за хорошие дела были. И тут я единственный раз не согласен с поэтом: «Все вам дадут, / Все вам споют. / Будьте прилежными, / А за оклад / Ласки дарят / Самые нежные». Что хотел сказать В. Высоцкий, я, фанат его творчества, не понимаю.

Три года пролетели. И мы перед четвертым классом переехали со второго на первый этаж, в среднюю группу (4–5-й классы). Освободили место новым первоклашкам.