Чревоугодие. Гастрономическая сага о любви

Иван Быков

Легкая повесть о том, как жена героя уезжает на недельку отдохнуть за рубежом с детьми и оставляет своего мужчину одного в пустом доме. «Один дома» – пятьдесят плюс. Прелесть подготовки, закупки, выбор напитков и продуктов. Забавные истории из прошлого. Весь путь становления в метафоре ожидания временной свободы, которая так нужна порой и мужчинам, и женщинам. Легенды известных брендов, кулинарно-алкоголические парадоксы, философские отступления. Гастрономическая сага о любви.

4. Пиво

Питье пива или вина в славянских песнях —

символ любви и брака.

А. А. Потебня. «От слова к символу и мифу»

Если расставить в боевые ряды спиртные напитки, то для нанесения массированного удара по мирозданию нужна тяжелая артиллерия — крепкий алкоголь. Есть тут и крупнокалиберные гаубицы, и орудия средних и малых калибров, но с большей дальностью и точностью попадания. И уже самому стратегу в меру опыта и вкусовых предпочтений определять, в каких целях и для каких задач он собирается дать залп.

Для обзорных полетов над всем полем боя, для определения, кто свой, кто чужой, для составления точной картографии, просчета тактики и стратегии дальнейших боевых (а читай жизненных) действий нужна авиация — вина красные и белые, сухие и крепленые.

Но какой же бой без пехоты? Меж гулом артиллерии душевных метаний, меж и под высокими полетами разума, всегда многочисленными рядами проходят пехотные полки будней — часов, дней, недель. Нет, конечно, и один в поле воин, но в его правилах было вести наступление по всей линии фронта и всегда иметь в запасе могучий пехотный резерв, неиссякаемый, надежный, чтобы рука полководца всегда могла призвать к новой битве нескончаемое количество опытных бойцов.

Живу взахлеб, непросто. Нрав мой пылок.

Давно бы помер, но уж столько лет

Тяжелый сон и дюжина бутылок

Мой хрупкий берегут иммунитет.

И такой пехотой в «холостые» недели, безусловно, выступало пиво.

Культ пива он впитал еще в то благословенное советское время, неимущее и доброотзывчивое, простое по вере в завтрашний день и сложное по глубине прочитанных книг. В то время, когда читали все, дружили все, одалживали от аванса до получки все и пили тоже все.

Его отец пил пиво литрами, галлонами, канистрами. Если сложить месячную «норму», то — цистернами. Были раньше такие цистерны-разливайки с плотными краснощекими дамами-продавщицами на стульчиках, красными заглавными буквами «ПИВО» на пузатых боках и гранеными пол-литровыми кружками с пышной пеной.

Почти у каждой такой цистерны была табличка «Дождитесь отстоя пены и требуйте долива до черты». В разных вариациях. Но кто ж ждал того отстоя, когда за спиной очередь страждущих сограждан, а количество кружек весьма ограничено? Кстати, многие носили с собой дежурную кружку или хотя бы пол-литровую банку.

Так он и запомнил эту кружку: граненую, янтарную, с белым аппетитным хохолком. Отец давал ему втянуть в себя эту пенную горечь, что он и проделывал с громким рокотом и щенячьей радостью.

Пиво было редкостью, пиво было предметом охоты, пиво было добычей, которую отец приносил домой с гордостью. И не важно, были это чудом вырванные в магазине бутылки «Мартовского», «Жигулевского», «Ленинградского» или белые двухгаллонные пластмассовые канистры, по блату оставленные на пару часов знакомой продавщице и наполненные в редкие минуты отсутствия покупателей.

Пиво было чудом, волшебством, роскошью. И в то же время вещью совершенно обыденной, даже обязательной к употреблению. Ученики вечерней школы из кинофильма «Большая перемена», идущие на урок, пили пиво. Трус, Балбес и Бывалый из «Кавказской пленницы», идущие на дело, пили пиво. Они же пили пиво в «Семи стариках». Штирлиц пил пиво в «Семнадцати мгновениях весны» под музыку Таривердиева, и рекой лилось пиво на причале в кинофильме «Любовь и голуби» под песню Высоцкого «Эх, раз, еще раз…» на французском языке. В «Берегись Автомобиля» Деточкин с Подберёзовиковым пили пиво в баре. Пиво пил Куравлев в «Афоне» и Баталов в «Москва слезам не верит». Да что там! Какой Новый год без «Иронии судьбы» и пенных бокалов в бане на четверых!

И совершенно отдельно вспыхивала в памяти янтарной лампой песня из ленты «Не может быть!», которую блистательно исполнил Вячеслав Невинный:

В жизни давно я понял, кроется гибель где:

В пиве никто не тонет, тонут всегда в воде.

Реки, моря, проливы — сколько от них вреда!

Губит людей не пиво, губит людей вода.

И уже тогда, в конце семидесятых, появился в рукописных копиях «выпавший» из фильма по воле цензуры четвертый куплет из этого произведения Леонида Дербенева:

Чтобы вам стало ясно, зря нам не спорить чтоб,

Вспомните про ужасный, про мировой потоп.

Невероятный ливень все затопил тогда.

Губит людей не пиво, губит людей вода.

Пиво было не достать, и пиво было повсюду. Он пронес любовь к пиву через детство восьмидесятых, юность девяностых, молодость нулевых и донес ее, любовь к пиву, в целости и сохранности до нынешних дней.

Да, пиво стало иным, да, его стало в избытке. Появились крафтовые пивоварни, появились элитные бренды. В восьмидесяти процентах товар, что на рынке называют пивом, был химической мочой, мало пригодной к употреблению. Он лавировал меж всех этих подпивных рифов, искал свое, находил и держался потом со всей силой своих тренированных принципов. Потом терял, потому как хорошее становилось плохим, и начинал искать снова. Не уставая и не сдаваясь.

В детстве он собирал пивные этикетки. Отмачивал бутылки в ванной и высушивал эти кружочки, квадратики, прямоугольники и полумесяцы пивных наклеек. В молодости стал собирать пивные костеры и собирал их от случая к случаю до сих пор. Брал в каждом пабе, в каждой пивной, в каждом ресторане те, которых еще не было в коллекции.

И на протяжении всей жизни он собирал, хранил и перебирал в памяти пивные вкусы, ароматы, а главное — эффекты и ту функциональную пользу, которую пиво могло привнести в его жизнь.

Древние скандинавы, великие ценители пива, даже верховного бога своего, Одина, заставили преодолеть множество препятствий, чтобы принести людям эль, который в «Старшей Эдде» возвышенно назван Медом поэзии. И те же скандинавы справедливо замечали, что:

Меньше от пива

Пользы бывает,

Чем думают многие;

Чем больше ты пьешь,

Тем меньше покорен

Твой разум тебе.

Пиво противоречивый напиток. Он дарит скальдам вдохновение, но отбирает разум у людей обычных, приземленных. Вечный вопрос, мучал всех ценителей напитка: живот появляется от пива или живот существует для пива? В одном сходились все, и знатоки, и невежи, что «лучше от пива большой живот, чем маленький горб от тяжелых работ».

Пиво, особенно крафтовое, неумело сваренное, могло довести до раскола головы в утренние часы. Пиво могло спасти не просто от похмелья, а даже от трагической смерти в те же утренние часы, если вчерашний день прошел не зря. Пиво нужно было любить, с пивом нужно было дружить. Или же не знаться с ним вовсе.

Он дружил с пивом и любил его. Как и с алкоголем в целом.

Вообще, его взаимоотношения с богом Дионисом заслуживали особого внимания. Они развивались годами и к настоящему времени достигли монументального status quo. В будни Дионис оказывал ему всяческую помощь в разных формах: удача в делах, быстрое восстановление здоровья, неоспоримый интеллект и харизматичное обаяние. В «холостые» дни начиналось его обязательное служение, от которого он никогда не отлынивал и исполнял с истовой преданностью.

Да, он был алкоголиком и факт этот признавал честно и безоговорочно. Но не тем, что плывет от запаха пробки. «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу». И он исправно отдавал Дионису Дионисово, но в строго определенные дни — в «холостые». В иное время Дионис относился к своему жрецу с пониманием и уважением, никаких претензий не предъявлял, отправлять культ не требовал. Полный симбиоз, исключительное взаимопонимание.

— Через неделю уезжаю, — напомнила жена. — Ты за пивом собирался. Когда поедешь?

— Сегодня, — ответил он.

Сегодня он едет за пивом. Эта рать в бою принимает на себя множество промежуточных ударов и несет самые тяжелые потери — ящиками, потому и выбор бойцов — дело ответственное. Хотя есть ли в нашей жизни безответственные выборы? Что бы мы ни делали: работа, семья, отдых, хобби, спорт, покупки, поездки, походы, знакомства, секс, выпивка и книги — за каждым выбором начинается развилка, и кто знает, что было бы, пойди мы по другой дороге?

На неделю ему хватало ящиков пять пенного напитка. Если что, можно потом добрать разливным, но выходить из дома в расслабленном состоянии он не любил. Поэтому бутылочное. Иногда — баночное, но только в том случае, если не было стеклянных аналогов. А до разливного дело дойдет в первый «холостой» день, в ресторане, на выезде.

Он в принципе предпочитал пить разливное пиво не дома, а в специально отведенных местах. Места эти делил на две категории: уютные забегаловки и фешенебельные пабы. Тот период, когда по стране стали появляться питейные заведения, которые сами себя именовали пабами, совпал с периодом командировок по городам и весям.

С лекциями и семинарами побывал он в то время в каждом более-менее крупном городе страны. И в каждом городе — конечно, после исполнения деловых обязанностей — он искал паб. Полутемное, в бордово-зеленых тонах помещение клиентского зала, часто разбитое на отдельные кабинеты. Тяжелая дубовая мебель. Приглушенное освещение часто компенсировали телевизионные панели с бесконечными футбольными матчами кого-то с кем-то. Футбол он не любил совершенно, как и другие стадные виды спорта, а вот ассортимент пива, как правило, такого, что не найдешь более нигде, он уважал бесконечно.

Так однажды в родном городе он набрел на паб «Мерфис». Есть такой ирландский стаут (темный эль) «Murphy’s». Но ему особо упал тогда на душу красный вариант того же эля. Часа три простоял он тогда у барной стойки, разговаривал с хозяйкой и все никак не мог надышаться плотной бурой пеной и напиться «Мерфисом», который показался ему тогда ну просто-таки Медом поэзии самого Одина.

Трудно сказать, что произвело такое впечатление: необычный цвет (для того времени), уже изрядно подпитое состояние, задушевность хозяйки или совокупность всех этих факторов. Еще несколько раз заезжал он в «Murphy’s» на попить и поболтать. Но в какой-то момент чудо кончилось. Заведение закрыли. Надолго. Потом его снова арендовали или выкупили другие рестораторы, пиво опять потекло рекой, но красного (да и никакого другого) разливного «Мерфиса» там уже не было. Не рентабельно. Название осталось, а самого продукта уже нет.

— Вы будете у нас выкупать по сто литров еженедельно? — спросил его улыбчивый хозяин. — Нет? А иначе и возить не выгодно. Пиво дорогое, ценителей мало. Вот есть линейка крафтовых, хотите?

Линейку крафтовых он не хотел. Много позже нашел он «Murphy’s» в другом пабе, и черный, и коричневый, и даже красный. Но былое очарование напиток утратил. Как-то обнаружил красный «Мерфис» в баночном варианте и на радостях взял ящик. Разочаровался окончательно. Настолько, что несколько банок пива до сих пор стоят в погребе, хотя их срок годности давно вышел. Рано или поздно он перегонит их в самогон.

Нельзя сказать, что так пиво поступило с ним впервые. Еще до этого случая, лет за пять, приблизительно такой же удар в спину нанесло ему чешское пиво «Pilsner Urquell».

Он всю жизнь играл в большой теннис. С десяти лет, спасибо отцу тренеру. В период крылатой зрелости бог Дионис был более милостив к своему жрецу и апологету, позволял употреблять чуть ли не ежедневно. Чем жрец и пользовался с активной благодарностью.

Был тогда у него такой обычай. После часа игры со спаррингом на кортах над морем спускался он по узкой лесенке к замечательному по природе своей заведению. Называлось оно «Глечик», что по-украински буквально означает «Горшок», хотя есть там еще глубокое море культурно-исторических пластов и узорчатая семантическая паутина. Занимало заведение достаточно большую территорию почти у самого моря.

Огороженный плетеным тыном, «Глечик» встречал посетителей уютом и уединением. По всей территории, меж деревьев, располагались беседки, где можно было почувствовать себя, как на веранде дома, — в полном одиночестве. Ну, или с «дуняшей», если таковая имела место быть под рукой. К каждой беседке бежала мощенная плиткой тропинка. Иногда у стилизованных под сельскую «крепость» ворот пела песни да угощала самогоном-горилкой ряженная в национальные одежды Солоха.

Самогонку он не пил. А шел он, мокрый и уставший, с ракетками за спиной, к одной из беседок, заказывал сразу два (чтобы не гонять девочку-официанта) бокала пива и, переполненный счастьем, делал первый глоток того самого «Урквелла».

Когда-то прочитал он у Ярослава Гашека в «Швейке», что настоящее пиво должно быть очень густым. Проливали сваренное пиво на скамью, садился сверху пивовар. Если вставал вместе со скамьею, то пиво признавали «правильным». Вот этот «Урквелл» в «Глечике» был именно таким: густым, липким, почти тянулся, а не просто лился из кружки. Всегда он был нужной степени свежести и нужной температуры — до запотевания кружки. Да и кружки были еще те, граненые, советские.

Так вот, случилось с этим «Урквелллом» то же, что и с «Мерфисом», — исчез из продаж за нерентабельностью. Само заведение «Глечик» тоже не смогло долго держать оборону в рыночное время — уж слишком большая была территория, уж слишком близко была она к морю. Курортная земля притягивает охотников за недвижимостью и постоянно растет в цене. Многих достойных сгубила эта нездоровая конкуренция.

Скоро за украинским тыном с глечиками поселилось какое-то кавказское заведение, доказывая тем самым, что Советский Союз жив, что бы там ни говорили, и братство народов все еще в силе. Пусть и в извращенном виде. А потом покинуло рубежи приморской обороны и оно. Это совершенно другая история, которая нам совершенно не интересна, поскольку «Pilsner Urquell» исчез из меню на психологическом рубеже двадцать пять местных рублей за бокал, что составляло по тогдашнему курсу около пяти долларов при средней зарплате не более ста в месяц.

Итак, он ехал за пивом для «холостых» дней и точно знал, какое именно пиво будет брать. Собственно, критериев было всего три: объем, тара и характеристики самого напитка: темное или светлое, фильтрованное или нефильтрованное, страна-производитель.

С объемом было все просто.

Когда-то он брал для таких длительных полетов пятилитровые бочонки, они тогда только появились в магазинах. Но вскоре разочаровался. Охладить такой бочонок было сложно. Предположим, раздвинув прочие гастрономические радости, впихнешь его в холодильник. Но не будешь же бегать каждые двадцать минут, чтобы возвращать в холодильник нагревшийся бидон, а потом ждать по полчаса, чтобы снова получить нужную температуру. А теплое пиво он не любил категорически.

Хотя в советское время помнил еще зимние анабасисы отца по прилавкам, над которыми значилось: «Теплое пиво» или «Подогретое пиво». Зима все-таки, и неустанная забота партии и правительства о здоровье советских граждан. Если не было кружек, пиво наливали в пол-литровые баночки. Отец посыпал край кружки или баночки солью перед каждым новым глотком. Текилы-то тогда не было в продаже.

И все же, несмотря на неудобство, любовь (или, скорее, привычка) к пятилитровым бочонкам продержалась у него довольно долго. И дело тут не в качестве пива. Не в процессе открывания или наполнения бокала брызжущей во все стороны белой пеной. Дело опять-таки в детстве. Все мы родом из детства.

Дефицит пива в советское время восполнялся объемами его закупки. В далекие восьмидесятые в исполнении Владимира Кузьмина и группы «Динамик» звучала песня «Плещет волна», описывающая среднестатистические пляжи того времени. Были в ней такие слова:

Чайки кричат, ревет транзистор,

Льется пиво рекой из канистр.

Все такие сытые и умытые

Друг на друга лениво глядят.

Не было тогда на пляжах развитой инфраструктуры. Не было ларьков и магазинчиков, где в любой момент, при любой погоде можно приобрести сушеных кальмаров и несколько бутылок пива. Да зачем бутылок? На каждом пляже нынче пиво разливают по пластиковым бокалам. Причем конкуренция, и по сортам, и по продавцам!

Не было тогда всего этого. Поэтому — канистры. Или бидоны. Он помнил еще этот алюминиевый серый бидон, с холодными боками, с чуть кривой и потому не плотно прилегающей крышкой. Поднимаешь крышку, а под ней — белая пена, под которой угадывается тяжелый янтарь напитка. А были еще бидоны пластмассовые, эмалированные…

Пива должно было быть много, чтобы не кончалось. «За пивом дернулась рука. Не важно — есть еще пока», — какая-то полузабытая строчка из юности. С течением времени он научил себя использовать тару меньшего объема — бутылки и банки. Всегда же можно взять количеством. Ящиками, упаковками.

Важно было определиться с тем, какое именно пиво брать, чтобы с комфортом выдержать семидневную «холостую» осаду. Нужно было выбирать между темным и светлым, между фильтрованным и нефильтрованным.

Второй вопрос он решил для себя лет в тридцать, когда, как поют Антон Белянкин и группа «2ва самолёта» в треке «Небесное пиво»:

Теперь я уже стал взрослым,

Толстым и, вообще, красивым.

Когда ж привезут мне из космоса

Небесного пива?

Учился он тогда в Нидерландах, по обмену, получал специальность маркетолога и специалиста по связям с общественностью. Проживала тогда вся группа великовозрастных студентов в гостинице «Bottle», «Бутылка», что само по себе символично. Гостиница, собственно, была обычным речным пассажирским теплоходиком, поставленным на вечный прикол в Амстердаме, на реке Амстел. Город так и получил свое название: дамба на Амстеле, Амстердам.

Учились усиленно, без выходных, с восьми утра до восьми вечера. Иногда европейские ученые боссы давали воскресенье на самостоятельную работу и подготовку модулей. И тогда можно было посвятить субботний вечер просмотру фильма в тесном номере по англоязычному каналу (в рамках поддержания языкового уровня), пиву и местной сельди, восхитительно вкусной, каковой не сыскать боле по всей Европе. Либо пройтись по местным ресторанчикам.

По ресторанчикам он походил в первый же свободный вечер, проследовал тропой от Башни Джентльменов до Де Валлена, квартала красных фонарей. Нет, услугами подержанных жриц любви в квартале он не пользовался. К «дуняшам» он предъявлял особые требования, и ни одна из уставших женщин за ростовыми стеклами кабинетов этим требованиям не соответствовала. Те из группы студентов, кто расщедрился на двадцать евро за десять минут, теперь ходили со взглядами людей обманутых и разочарованных.

В Башне голландские джентльмены собирались на кружку светлого нефильтрованного пива с долькой лимона, чтобы продолжить путь к неизбежным проституткам за тяжелыми бордовыми шторами. Пиво с лимоном ему понравилось. Башня, легенда, настроение, новизна, цель — все это создало некую атмосферу эйфории, плодородный грунт, который так и хотелось полить нефильтрованным «Amstel» с лимонным соком из литрового бокала.

В следующий субботний вечер он решил повторить действо в стенах номера. Взял в ближайшем магазине три упаковки пива — всего восемнадцать бутылок по 0,33 л. Штук пять упаковок сельди по два филе в каждой с мелко резаным луком. В лук полагалось окунать, держа за хвостик, рыбное филе перед тем, как поглотить его целиком. Бутылка пива и филе сельди с луком. Чревоугодие в чистом виде.

Фильм оказался порнографическим, шел он на датче, нидерландском языке. Как выяснилось потом, при выписке из отеля, такие каналы были платными, но принимающая сторона молча и с пониманием покрыла все издержки. Порно так порно. Будущие маркетологи и специалисты по связям с общественностью вполне могли смотреть порно в учебных целях.

Он вспомнил соль на краю кружки из детства, поэтому начал с сельди. Запил светлым нефильтрованным… И понял, что больше светлое нефильтрованное он не будет пить никогда. Ни при каких обстоятельствах.

Флер рассеялся — без Башни, без вечернего променада до Де Валлена, без плеска волн Амстеля за каменными берегами, без лимона и легенды светлое нефильтрованное не пошло. Да еще и под знаменитую нидерландскую сельдь. Нужно было выбирать. Из сельди и нефильтрованного он выбрал рыбу. С тех пор он употреблял исключительно фильтрованные лагеры.

Темное брать или светлое подсказал возраст. В юности и молодости темное пиво очаровывало ароматом, солидным цветом, контрастной белой тугой пеной и шариками с азотом для образования этой пены при вскрытии банок. Но в «холостые» дни пиво должно было выполнять только одну функцию: спасать страждущий организм от похмелья. А темное пиво ну никак не подходило для этих целей. Оно было тяжелым, с карамельным привкусом, который ассоциировался с жженым сахаром, оно само могло стать для возрастного организма источником страданий.

Итак, он брал светлое, по 0,5 л, фильтрованное. Брал ящиками — на неделю, с учетом других напитков, хватало с натяжкой пять по двадцать. Или упаковками, если пиво было в банках. Бутылка или банка — вопрос чисто технический. Внутренний эстет требовал бутылку. Бывший игрок в тетрис ратовал за банку, упаковки с которой в большем количестве моги расположиться в багажнике автомобиля.

Кроме того, ящики с бутилированным пивом были намного тяжелее. Но было у бутылки (правда, не у каждой) еще одно неочевидное преимущество. И называлось оно «громкий чпок».

Много лет назад он жил не в частном доме, а в городской квартире, машину ставил не в гараже, а на стоянке у базара. По пути домой он проходил через магазинчик и брал несколько обязательных бутылок пива. Одну открывал прямо у кассы.

Только появились тогда страшно дорогие бутылки чехословацкого пива «Kelt» с камеей — головой викинга — на боку и невиданной крышкой-застежкой, так называемой бугельной пробкой.

Чехословацкого? Нет же! Словацкого! Но, рожденный и выросший в СССР, он мыслил архаичными категориями, что часто помогало ему в жизни. Когда есть прочная опора на нерушимые паттерны из детства, многие вопросы отпадают сами собой, а для других находишь решение, незаметное для детей хаотичной и зыбкой информационной эпохи, эпохи развала всего и вся.

К слову сказать, только две страны избрал он в качестве производителей похмельного нектара для «холостых» дней. Может, и было в отечестве достойное пиво, но он пока его еще не нашел, а со временем вовсе отчаялся, и планомерные поиски превратились в спорадические. Так что предпочитал он пиво импортное.

Все изыски Ирландии, Великобритании, Дании, Шотландии находил он на выезде, в пабах. А домой брал только Германию и Чехословакию (Чехию и Словакию). Причем немецкое пиво брал больше для количества, а для вкуса — чешское и словацкое, поскольку была в этом пиве замечательная горчинка, от которой другие ценители пива зачастую морщат носы.

Так вот, появилось в продаже пиво «Kelt» с бугельной пробкой. Эта пробка имеет много названий, из которых только одно — «застежка» — наше, остальные английские: flip-top, swing-top или grundle. Немецкое слово bügel переводится как «ручка, дуга» или «захват, зажим».

И так понравился ему этот звонкий «чпок», с которым открывалась бугельная пробка, этот дымок из коричневого горлышка, словно дымок сигары, что всякий раз по дороге домой от парковки авто он брал бутылку «Кельта» и чувствовал себя настоящим скандинавом, что возвращается в родное селение после удачного рейда в Гардарику, оставив у причала свой уставший драккар. Роль драккара в то время играл весьма уставший почтенный «Opel Omega» бутылочного (!) цвета.

С тех пор он стал зависим не только от самого напитка, но и от хлопка пробки-молнии. Этот хлопок был нужен ему утром первого «холостого» дня, как нужен был разбушевавшимся революционерам залп «Авроры». Поэтому большую часть ящиков наполняли именно такие бутылки. «Kelt» давно уже пропал из магазинов по той же причине, что и разливной красный «Murphy’s», что и густой настоящий золотой чешский «Pilsner Urquell». Пришлось искать ему замену.

Такой заменой стал мюнхенский светлый лагер «Hacker-Pschorr Munich Gold», который вполне мог составить конкуренцию чешскому пилзнеру своей необычной для баварского пива хмелевой горечью. Таким стал «Gessner» в различных вариантах (не «Gösser»! ). Все сорта этого гостя из Тюрингии закупорены именно бугельными пробками. Так же, как и все сорта еще одного немца — пива, произведенного компанией «Flensburger Brauerei».

В обычных бутылках он брал «Hofbrau Oktoberfest». «Хофброй», «придворное пиво», — мюнхенская придворная пивоварня баварских герцогов, аж с XVI века! С ней связано много легенд. Например, по одной из таких полуфантастических историй, сезонный октябрьский «HB» был любимым пивом Адольфа Гитлера. Часто мы покупаем легенду вместе с товаром. А еще чаще вместо товара мы покупаем этикетку.

Также в обычных бутылках, иногда и в банках, брал он, по старой памяти, как хорошего друга, чешский ««Pilsner Urquell». И было у него дома несколько разновидностей пивных кружек — под разные сорта и под разные настроения.

Были узкие высокие трубообразные бокалы, когда хотелось пить пиво небольшими глотками, когда хотелось высокой пены и чистой эстетики на столе. Были тяжелые литровые солидные кружки, когда не хотелось часто вставать из-за стола, когда хотелось раков или астраханской воблы. Были бокалы с широким горлом, раскрытые, как пионы, чашеобразные — для ароматных густых сортов. Были похожие на тюльпаны, словно увеличенные копии фужеров под шампанское, тонкостенные — для легких неплотных лагеров. Были пузатые граненые, пришедшие из детства — когда хотелось ностальгического трепета в груди. Были еще какие-то, на дальних полках, в глубине — их он не использовал, купил под какую-то настроенческую блажь, поставил и забыл.

— Давно Вас не было, — приветствовал с затаенной радостью в глазах продавец, он же хозяин магазина.

— Работа, — слукавил он: не рассказывать же всем и вся про отъезды жены и «холостые» недели, когда бог Дионис вступает в свои права и берет над ним непосредственное шефство.

— Какое в этот раз?

— Это, вот это, еще это. А это новое? Раньше не видел, — стал выбирать он у холодильника с экспонатами.

— Всего по ящику? — понимающе спросил продавец.

— Как обычно, — утвердил он и, пока ящики перекочевывали из рук продавца в руки водителя, пошел вдоль прилавков и продуктовых холодильных камер.

В этот раз на него посмотрели: креветки тигровые, филе тунца, кольца кальмаров, чипсы и фисташки в ассортименте. Взял так же пару баночек тресковой печени, штук десять упаковок бекона на завтраки, чуть хамона и палку сыровяленой колбасы итальянского производства. Вспомнил стихотворение:

Может, хряпнуть? Да вот неделю как…

Погожу, сохраню здоровие.

Не готов еще сделать важный шаг

К таемыслию, сложнословию.

Вздохнул спокойно и уверенно: по напиткам к старту готов. Есть с чего начать, чем продолжить и чем завершить странствие по одиноким высотам таемыслия и сложнословия.