ЛИсА-2

Иван Бачук

В книгу вошли рассказы молодых авторов. Совсем молодых, от 13 до 16 лет.Все эти авторы обучались на литературном практикуме «ЛИсА», организованном студией «С. И. Т. Р. О.» при участии профессиональных писателей – А. Жвалевского и Е. Пастернак.Все тексты приводятся в авторской редакции

Авторы: Бачук Иван, Гордеенко Анна, Елупахина Анастасия, Плавинская Стас, Симонович Софья, Ходосок Валерия, Цубер Маргарита

Составитель Андрей Жвалевский

Составитель Евгения Пастернак

© Иван Бачук, 2018

© Анна Гордеенко, 2018

© Анастасия Елупахина, 2018

© Стас Плавинская, 2018

© Софья Симонович, 2018

© Валерия Ходосок, 2018

© Маргарита Цубер, 2018

ISBN 978-5-4490-8749-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Бачук Иван

«Янка Плоцик»

Скрипнула дверь, двое занесли меня и усадили на стул. Голос сказал им снять с моей головы мешок. Мешок был снят, а к голове приставили пистолет.

— Попались, герр революционер, а нет, вы же каратель, infamita, среди нас — он запнулся.

Я видел только силуэт, глаза ещё не привыкли к свету. Голос, голос был настолько знаком, будто передо мной стоит мой старый друг.

— А теперь слушай внимательно mien Freund!

— Ммм… — голова болит.

Ну и эхо же здесь.

— Не надо пытаться меня обмануть, я не идиот, трезвак ты уже прошёл, — он начал говорить спокойнее.

— Да кто же ты? Что тебе нужно?

Подсказка была получена незамедлительно.

— Пардон, давай помогу, — он сел и подвинулся.

Выкрашенные в белый волосы, неестественно синие глаза, шрам под правым глазом. Конечно же, кто ещё может говорить на нескольких языках сразу, одеваться с иголочки, чтобы скрыть проблемы со спиной, и наживать врагов просто так.

— Пан Янка Плоцик.

Это очень плохой знак.

— Догадываешься, зачем я тебя привел?

И тут мне стало очень страшно. Всем известно: если перейдёшь дорогу Плоцику, то умрешь.

— Пан Плоцик, я не хочу умирать, умоляю. Мне жаль вашего человека. Я не виновен в его смерти, — слёзы ринулись из глаз, такого давно не было. Я умолял чуть ли не на коленях, а он лишь улыбнулся.

— Я всё знаю. Вот чай пей и слушай. Слушай внимательно, так внимательно, чтобы сделать выводы.

Я отпил. Чуть не облился, руки трясутся. Но это ещё не конец, впереди будет что-то страшное.

Плоцик начал свой рассказ об истории своей жизни.

Двадцать лет назад:

«Однажды утром, когда меня ещё звали Ушаков Петр Семёнович, я проснулся позже, чем обычно, — и меня не наказали. Услышав мамин голос, я всё понял. Эти уроды уже начали праздновать и 9 мая, и 10 мая, и все праздники в мире. А позвали меня не только для унижения, а чтобы я сходил в магазин, и тут я воспротивился. Отец наказал меня, так что последствия наказания остались со мной и по сей день.

После магазина я пошёл в школу, место, в котором даже слепой увидит трещины в стене. Школе было 8 лет, а разваливалась, будто построили при Кайзере. О чем можно говорить, когда на втором этаже, рядом с кабинетом труда у девочек, потолок сгнил. Потолок возле бассейна разнесли. Кабинки в туалетах могли просто упасть на ученика. Половина туалетов вообще запечатана. Во многих местах краска просто слазила. Трещины, плесень, протечки — всё закрасим.

Персонал — по большей части немой ужас. Уборщицы и разнорабочие то работают, то не работают, пьют, курят, ругаются матом на учеников — всем всё равно. Некоторые учителя могли не прийти на урок или провести урок «ну кое-как». Единичные экземпляры из администрации ничего не делают.

Я призираю больше всего учительницу математики и классную. Обе — пережитки советского прошлого, не любят детей, но обожают свои предметы, и все должны знать их до запятых. Если не согласен с их мнением или не считаешь их предмет самым важным, то ты фашист с плохим аттестатом.

Самое главное, что у нас на 40 тысяч человек 2 школы, 1 гимназия, 2 сада, 1 поликлиника. И когда построили новую школу, жителем определенных улиц начали угрожать насильным переводом.

Мысль о том, что ну можно же делать нормально, можно же делать для людей. Мы же все одного вида, мы должны заботиться друг о друге.

В тот момент я решил: если им всё равно, то мне нет.

После 11-ого класса, собрав волю в кулак, я поступил в университет в Мюнхене. В этом мне помог один учитель. Он выучил со мной немецкий, помог мне с другими учителями. Именно он заменил мне отца и мать. Друзья, которых я оставил, не давали мне покоя. Вспоминая своих любимых учителей и друзей, я учился и работал днем и ночью. Я очень хотел изменить мою родину в лучшую сторону. В Германии я смотрел, как сделать синеокую страну лучше. Европа была как другая планета. Пора и нам стать пришельцами.

Учился я до 27. Приехал только когда можно было не бояться армии. Приехал я с неплохими финансами и создал свою политическую партию. Партия состояла из друзей, которых я смог найти. Из Петра Ушакова я стал Янкой Плоциком. Сменил имидж, перекрасил волосы, купил специальные линзы для глаз.

Быстро, после года существования партии, я понял, что на честном слове в нашей РБ не выедешь. На одном митинге мне выпал шанс стать проектом у олигарха. Тогда партии нужны были деньги, ну а потом пошло-поехало. Один договор, второй договор, и вот мы в парламенте. Две партии, 51% голосов за нами.

Союзники посчитали меня ненужным. Меня — того, кто создал и вывел их в свет. Некоторые ушли со мной.

Закончить, аки Троцкий, я не хотел. Я понял: мне нужны новые союзники…»

С Плоциком я сидел уже час, я понял — он хочет сделать меня союзником:

— Пан Плоцик, я согласен на дружбу.

Он посмотрел на меня и кивнул.

Меня ударили головой об стол и схватили за плечи. Но почему?

— Ты посмел перебить меня, ты посмел думать за меня. С чего ты решил, что я предлагаю дружбу?

— Вы же к этому вели, пан Плоцик, — пришлось ответить.

— Нет, я к этому не вел. Ты думал пронять меня лестью. Молчи, жалкое создание. Ты жальче, чем я думал. Вася, это тот кого ты подставил, был мне другом, — он уже посмел мне угрожать.

— Я не виновен в его смерти. Я заплачу!

Вот к чему слаб Плоцик.

— Животное, меня деньгами не проймешь. Я выше денег, любви и власти, — мощное наступление от Плоцика.

Что за пафос? Откуда это?

— Да как ты смеешь? Я убивал всю эту мразь, пока ты им уподоблялся, — время идти в наступление. Ощущение, что меня хотят обмануть.

— Зверь оскалил зубы, так даже интереснее. Я веду шахматную партию, а ни аки зверь кидаюсь на каждого, — он парировал, но не контратаковал.

Конечно. Из меня пытаются достать место, где находится архив.

— Думаешь, после моей смерти за тобой пойдут? — мой шаг вперед.

Пока что он меня не убьёт. У него ни поддержки, ни денег. Архив его уничтожит.

— А почему бы им за мной не идти? — в голосе неуверенность, что странно.

— Народу нужны герои, а не полководцы. Если сейчас я умру, то все узнают, кто это сделал. Я стану Христом, а ты Иудой. Народ и так тебя недолюбливает. Ты этого хочешь? — укол от меня.

— Оставь религию. Ты отдашь мне свой архив, — бой продолжается.

Янка встал на ноги. Ему так нужен этот компромат на него и его партии. Все заводы, земли, дома, которые они продали. Все принятые за деньги законы и льготы.

— С чего бы вдруг? — мой шаг назад.

Трюку под названием пафос я научился у Янки. Если не знаешь, как показать силу, скажи какую-нибудь фразу величественно и пафосно.

— У меня нет одной твоей слабости, семьянин, — Плоциков выпад.

Жена и дочь. Как, я же их спрятал! Специально ушел из семьи, чтобы они не пострадали.

— Нет! Ты их не тронешь, — несколько шагов назад.

Попятился как мальчишка.

— Почему же? Они о тебе забыли, а ты их нет, — его укол.

— Ты их не тронешь. И архив ты не получишь, — время повысить ставки.

Есть план «Б». Сыграю на его гордыне.

— Ты не прав. Ой, как не прав. Я сначала буду долго их пытать. Первой же… а хотя первой дочь. Потом выпытаю всё, что мне нужно из тебя. В конце скормлю вас свиньям, — угрозы неожиданно.

Не его стиль. Да и тем более они на Сицилии. Друзья друзей их защитят.

— Хорошо. Я предлагаю дуэль. Победишь — я на последнем издыхании скажу, где архив. Проиграешь — я уйду целым и невредимым.

Последний шанс. Да и тот небольшой, Плоцик прекрасный дуэлянт. Ни от одной дуэли Плоцик ещё не отказывался.

— Будь по-твоему. Мне всё равно, как быстро ты умрешь, — махнув рукой, он приказал выдать нам пистолеты.

Двое показались из тени. Неудивительно, хотя я помню, как я их дрессировал. Мы с ним ещё смеялись, будто они будут его SA. Теперь они его SS. Нам выдали пистолеты.

Мы встали и повернулись друг к другу лицом. Поклон. Но в тот момент, когда пистолеты были выставлены, секунды стали вечностью. Друзьями мы стояли так не раз. Патроны были холостые, мы были молодые, партия была сильна. И вдруг раздались два выстрела. Никто ещё ничего не понимал. Вдруг Плоцик рухнул на пол. В его глазах было непонимание.

— Ну что, понял, что я сильней тебя? — плохо, конечно, но это были эмоции. Со дня нашего знакомства.

— Нет, не понял, — голос был откуда-то издалека.

За ним последовал выстрел. Заболело в спине. Я упал на четвереньки, и сразу же меня ударили в бок, так что я лег на спину.

Этому я не мог поверить — он стоял передо мной. Он жив. Плоцик жив. Это был его фокус. Я убил его актёра. Подстава. Нет.

— Знаешь, а я всегда думал, что ты умнее. Обычный фокус, а ты купился. Сначала умрёшь ты, потом твоя семья и мои враги. Архиву убийцы никто не поверит. Тебя найдут с трупом невинного и запиской с рассказом о делах семьи, под защитой которой твоя семья. Omerta нарушена, они умрут. А ты прощай, — он наставил на меня парабеллум.

Теперь — это он, надменный, властолюбивый и любящий всё немецкое. Это тот человек, которого я называл другом.

Из-за боли я не мог даже попросить пощады. Поднять руку — всё, что я мог сделать. Он же, недолго думая, выстрелил. Грохот и боль в голове. Далее был лишь только мрак.