1941 – Своих не бросаем

Иван Байбаков, 2017

Начало Великой Отечественной войны. И опять все неудачно для советской армии. Но стараниями нашего современника, а ныне лейтенанта Красной армии и командира отдельного моторизованного отряда особого назначения Сергея Иванова, и тех из военачальников Красной армии, кто не побежал и принял на себя ответственность, потихоньку обстановка на Белостокском выступе начинает меняться. Уже начались «рельсовая война» и диверсии в немецких тылах, а разрозненные и дезорганизованные войска собираются для отпора врагу не там и потом, а здесь и сейчас. Отряд лейтенанта Иванова снова выдвигается в немецкий тыл – освобождать советских пленных. Потому что – своих не бросаем!

Глава 1

Командир 6-го механизированного корпуса Красной армии генерал-майор Хацкилевич, с недавних пор еще и командующий существующего пока только на бумаге Белостокского оборонительного укрепрайона, утомленно вздохнул, откинулся на жесткую спинку стула и энергично потер ладонями виски, разгоняя туман усталости. Последние двое суток дались ему очень тяжело, причем не только физически, но и психологически.

Сначала неожиданные и очень значительные, намного превышающие все и всяческие довоенные расчеты, потери в боях с немецкими войсками, которые понес его мехкорпус — самый оснащенный и боеспособный мехкорпус Западного особого военного округа (с началом войны — Западного фронта) — при попытке командования фронта организовать встречный контрудар под Гродно. Неудача этого — наспех организованного и проведенного без надлежащего материального обеспечения операции — контрудара и тяжелые последствия в виде практически полной дезорганизации частей и соединений, участвовавших в нем. Потом вынужденное и хаотичное, постыдное отступление под немецкими бомбами, неимоверное напряжение в попытках восстановить управление войсками и сохранить корпус как боеспособную оперативно-тактическую единицу. И все более крепнущее во время этого отступления тоскливое ощущение близящейся катастрофы, неминуемого скорого и бесславного разгрома. Затем неожиданное сообщение главного корпусного особиста, и по совместительству старого друга и боевого товарища, Титова о необходимости не следовать приказу штаба фронта буквально, ибо это равнозначно гибели соединения на марше, а изменить направление отступления и отводить части корпуса под Белосток, к базам предвоенной дислокации и снабжения. И его обещание все объяснить по пути, в Сокулке. Наконец, прибытие в Сокулку, где состоялось знакомство с подполковником Сергеем Ивановым, который неведомо каким образом попал в это время, то ли из будущего, то ли из другой реальности, и непонятным, необъяснимым способом «вселился» в тело здешнего лейтенанта, командира взвода 239-го стрелкового полка 27-й стрелковой дивизии, тоже, кстати, Иванова, погибшего во время бомбежки на марше.

Ночное совещание, страшная и нереальная, больше похожая на ужасающую, фантасмагоричную сказку, информация из вероятного будущего о только что начавшейся войне, о катастрофических неудачах Красной армии в ее первой половине, о громадных потерях материальных и людских ресурсов Советского Союза в этой войне. Бессонная ночь, тяжелые размышления, изучение материалов оперативной обстановки и осмысление информации Иванова о ее развитии в ближайшее время, принятие решения об организации оборонительного укрепленного района, затем нелегкие переговоры с командованием Западного фронта. И потом до самого утра — снова изучение оперативной обстановки и информации, поступившей от Иванова, приказы и распоряжения по организации обороны и восстановлению управления войсками. Когда и где тут найти место для сна?

Да и впереди, в обозримом будущем, перспективы найти время на сон и отдых тоже не просматриваются. Только что закончилось утреннее совещание, на котором были окончательно определены первичные неотложные мероприятия по организации обороны Белостокского укрепрайона, с учетом знаний и личного опыта Сергея Иванова. Только благодаря настойчивости этого человека и сам Хацкилевич еще жив, и 6-й мехкорпус, как и еще многие части и соединения трех армий Белостокского выступа, не были и уже не будут напрасно разгромлены на марше во время бессмысленного отступления в расставленную немцами ловушку окружения, а вместо этого сейчас стягиваются к Белостоку для организации в перспективе круговой обороны.

— Да, пожалуй, если бы не этот Иванов, то я, командир шестого мехкорпуса, оказавшись в ходе отступления в окружении со своими людьми, сейчас уже действительно сгорел бы в танке, куда залез бы, чтобы лично возглавить прорыв и погибнуть. Может быть, и не столько даже от особого героизма в танк полез бы, сколько от безысходности и стыда перед своими бойцами. Ну, и чтобы избежать еще большего позора — немецкого плена…

Хацкилевич встал, с наслаждением потянулся затекшим от долгого сидения телом, затем подошел к окну, плотно закрытому во время совещания по соображениям секретности, распахнул его и, чуть зажмурив глаза, с большим удовольствием вдохнул теплый, ароматный летний воздух. Жизнь, которая могла уже закончиться, причем закончиться в невыносимой горечи глупого поражения, продолжается, и ему в этой жизни дан второй шанс…

Ну, а раз сейчас все изменилось и появилась реальная возможность хоть как-то исправить позор первых дней войны, то он, генерал-майор Хацкилевич, сделает для этого все возможное. И невозможное — тоже постарается сделать. Тем более, имея под рукой этого строптивого и неугомонно рвущегося в бой, но при этом очень знающего и такого убежденного в нашей победе «гостя из будущего» — лейтенанта Иванова. Вон он — с довольной улыбкой на физиономии — сидит сейчас в курилке возле здания штаба и увлеченно что-то обсуждает со старшиной погранвойск, судя по петлицам. Не иначе, это один из его «найденышей», которых лейтенант притащил с собой из немецких тылов, по виду такой же хитрый жучара и талантливый хомяк, как и сам лейтенант Иванов, который себя в этом деле уже изрядно проявил. Вероятнее всего, снова для своей будущей боевой группы где-то и что-то полезное отыскали, а теперь обсуждают, как это что-то заиметь половчее. Ну и ладно, бог им в помощь, — поскольку их махинации нашей армии только на пользу и они за последнее время обеспечили не только себя, но и многих других трофеями, — пусть продолжают свой упорный хомяческий труд по сбору и эффективному использованию всяческих полезностей.

Кстати, к вопросу о сборе и использовании полезностей — хватит уже тянуть время, пора идти в кабинет ВЧ-связи и провести еще один нелегкий разговор с командующим Западным фронтом на тему эвакуации населения и материальных ресурсов из Минска…

Как Хацкилевич и предчувствовал, разговор с генералом армии Павловым оказался не только очень напряженным, но и имел отчетливо негативную эмоциональную окраску.

— Да ты что… генерал-майор, ты… понимаешь… что ты мне предлагаешь?! — не сдерживая своих эмоций и даже не пытаясь выбирать хоть сколько-нибудь цензурные определения личности генерал-майора, громко орал в телефонную трубку командующий Западным фронтом. — У меня тут уже два маршала из Москвы побывали, у меня… приказ наркома обороны Тимошенко: «Минск не сдавать, ни при каких обстоятельствах!»… А ты… твою… так и разэтак, что мне тут советуешь?! Оставить Минск… эвакуировать все население?! Может, мне еще белый флаг над воротами вывесить, и немцев с ключами от города встречать выйти… плешивыми лесными волками траченный ты стратег?!.

Хацкилевич терпеливо выслушивал выражения начальственного неудовольствия, а сам поглядывал на листок бумаги, где лейтенант Иванов сразу после совещания на скорую руку набросал, как происходило взятие Минска в его реальности.

Минску было уделено особое внимание в плане немецкого командования о проведении «молниеносной войны». Этим планом было предусмотрено, что части группы армий «Центр», при поддержке авиации 2-го воздушного флота люфтваффе, должны были сразу же после начала войны, путем мощного и быстрого прорыва механизированными клиньями, взять Минск в клещи, а потом соединиться севернее Смоленска. Чтобы, окружив и уничтожив все советские войска в Белоруссии, потом развивать дальнейшее наступление на северо-восток и восток СССР, на Москву. Информация о планах первоочередного захвата Минска в случае войны была известна и руководству Главного разведывательного управления Генштаба РККА, однако там эту информацию не приняли всерьез и не стали даже анализировать для выработки планов противодействия.

«Почему не стали?» Иванов на этот вопрос Хацкилевича ответить не смог, сказал только, что в своем времени специально искал, но так и не нашел на него хоть сколько-нибудь правдоподобного ответа.

— Впрочем, вариантов тут не особо и много. Либо явное вредительство, либо вопиющая некомпетентность, либо смесь того и другого в различных пропорциях.

Как бы то ни было, информация об этих планах немецкого командования из разведупра Генштаба РККА никуда дальше не пошла. Соответственно никто и никаких мер реагирования на возможное развитие событий именно таким образом не предпринимал. В результате Минск — столица Белорусской ССР и динамично развивающийся город с более чем двухсоттысячным населением, крупный промышленный центр и транспортный узел — оказался совершенно не готов ни к войне и возможному прорыву немецких войск в самом ее начале, ни к эвакуации, ни к бомбежкам. Особенно к бомбежкам — Минск к началу войны даже не имел оборудованных бомбоубежищ, что повлекло за собой самые трагические последствия. Массированные удары немецкой авиации по Минску начались уже 23 июня с бомбежки товарной станции и атаки пригородного аэродрома в Лошице. Аэродром, как это было почти повсеместно распространено в РККА перед началом войны, зенитного прикрытия не имел, поэтому большое количество самолётов было уничтожено прямо на земле, а еще практически полностью сгорели склады с авиационным горючим. В результате немецкая авиация сразу же получила господство в воздухе.

Начало массированных бомбардировок заставило руководство Белорусской ССР принять решение о подготовке к частичной эвакуации. Было решено, в течение двух дней, провести эвакуацию всех детей из детских домов, садов, лагерей, городов, подвергшихся налётам немецкой авиации. Также приняли решение начать вывоз денежных знаков, ценностей, секретных архивов и партийных документов, оборудования Минского авиационного завода. Ценности и деньги вывезли на рассвете 25 июня в Тамбов, а вот эвакуировать оборудование так и не успели. Полностью была сорвана и эвакуация детей…

23 июня, как раз к началу массированных бомбардировок Минска, туда, в штаб вновь образованного Западного фронта, самолетами прибыли маршалы Шапошников и Кулик, а чуть позже к ним добавился еще и маршал Ворошилов. Но ни их прилет, ни привезенный ими приказ наркома обороны СССР маршала Тимошенко: «Минск ни в коем случае не сдавать, даже при условии полного окружения войск, его обороняющих» тогда ничего изменить уже не могли.

Оборона Минска в реальности лейтенанта Иванова была короткой: основные боевые действия продолжались всего четыре дня — с 25 по 28 июня, но очень ожесточённой. И очень неравной по силам и средствам — всего четыре стрелковые дивизии РККА, причем отнюдь не полного штата, имея далеко не все, положенное им тяжелое вооружение и средства ПТО, сдерживали в общей сложности наступление пяти немецких танковых и моторизованных дивизий, да еще при подавляющем превосходстве немецкой авиации. Итог был закономерен… К вечеру 28 июня 1941 года немецкие танки прорвали советскую оборону на стыке 100-й и 64-й дивизий и вошли в Минск. В результате охватов немецких 2-й и 3-й танковых групп в Налибокской пуще (западнее Минска) оказались окружены остатки 3-й, 10-й и части 13-й и 4-й армий. К 8 июля бои в Минском «котле» были завершены…

Эвакуация из Минска остальных категорий населения, кроме детей, ни руководством республики, ни командованием Западного фронта изначально не планировалась, а потом стало уже поздно. В результате практически все население Минска оказалось в оккупации и три года подвергалось массовому террору со стороны немецкого оккупационного режима. За каждого убитого немецкого солдата расстреливалось 10 мирных жителей, за каждого офицера — 100 (об этом было объявлено в расклеенных по городу листовках). За время оккупации фашисты уничтожили и угнали на рабские работы в Германию практически все население города (после освобождения Минска в июле 1944 года его в городе осталось всего около 37 тысяч).

Такая вот, неожиданно быстрая и столь позорная потеря Минска оказала гнетущее воздействие на советское руководство и лично Сталина. 30 июня командующий фронтом генерал армии Павлов был арестован, после недолгого следствия он и целый ряд других высокопоставленных советских генералов были расстреляны.

Так проходила и столь печально завершилась оборона Минска во времени лейтенанта Иванова. Здесь же, благодаря идеям все того же лейтенанта Иванова о массовых диверсиях на основных железнодорожных магистралях, идущих к Минску, сейчас положение со снабжением наступающих на Минск ударных немецких частей топливом и боеприпасами ощутимо похуже — может быть, это поможет защитникам Минска выгадать два-три лишних дня, а то и неделю оборонительных боев на подступах к городу. За это время необходимо попытаться по максимуму эвакуировать из города хотя бы население, если уж не получится вывезти оборудование и иные материальные ценности. И время, пока он тут выслушивает нецензурные определения своей личности и физиологических характеристик организма, неумолимо бежит. Пожалуй, придется все же гневный начальственный монолог распалившегося командующего фронтом прервать…

— Товарищ генерал армии, разрешите задать вам вопрос? — вклинился в эмоциональные тирады Павлова Хацкилевич.

И, пока тот, сбитый с толку неожиданным вопросом генерала, на секунду умолк, продолжил:

— Ведь военный аэродром в Лошице, что возле Минска, уже уничтожен немецкой авиацией? Причем, он уничтожен вместе с большей частью размещенных там самолетов и почти со всеми запасами хранимого на нем авиационного горючего?

— Да, аэродром уничтожен, — настороженно ответил Павлов. — И запасы горючего тоже практически все уничтожены. А ты-то откуда это знаешь?

— Я, товарищ генерал армии, знаю не только это, но и то, что уже сейчас в окрестностях Минска идут жестокие бои, и со дня на день город будет практически окружен. Я знаю, что в воздухе уже сейчас постоянно господствует немецкая авиация, все планы эвакуации, даже эвакуации детей, сорваны, не говоря уже об эвакуации прочих категорий населения и промышленного оборудования, в том числе оборудования нового, только что введенного в строй и даже еще не выпустившего ни одного самолета авиационного завода…

Во время этой тирады Хацкилевича Павлов внезапно осознал, что, просто расплескивая вокруг эмоции от злобы и чувства безысходности, ведет себя неправильно и где-то даже не очень достойно. И что генерал-майор Хацкилевич сейчас сообщает ему, командующему фронтом, секретную информацию, которой у обычного командующего корпусом, да к тому же сидящего сейчас где-то под Белостоком, не может быть в принципе. Но она у Хацкилевича откуда-то есть…

После осознания этих фактов Павлов внезапно полностью успокоился, перестал выплескивать эмоции и после короткой, всего на несколько секунд, паузы заговорил медленно, тщательно подбирая слова и абсолютно бесстрастным голосом:

— Я не знаю, генерал-майор, откуда ты, находясь у себя там — под Белостоком, так хорошо знаешь текущую оперативную обстановку вокруг Минска и откуда у тебя секретная информация по планам эвакуационных мероприятий, но повторяю, у меня прямой приказ наркома обороны — Минск не сдавать ни при каких обстоятельствах, даже при условии полного окружения войск, его обороняющих. А ты мне предлагаешь провести полную эвакуацию всего населения Минска. Ты хоть понимаешь, что, не говоря уже о том, что такая эвакуация может сразу вызвать массовую панику в городе, у меня просто нет на это полномочий… Вопрос надо согласовывать непосредственно с самим товарищем Сталиным. Ты, понимаешь, Михаил Георгиевич, что ты мне сейчас предлагаешь?

— Товарищ генерал армии, Дмитрий Григорьевич, — Хацкилевич, чувствуя изменение эмоционального состояния Павлова и появившийся у того настрой на конструктивное обсуждение, со своей стороны тоже постарался убрать лишнюю эмоциональность и перевести разговор в максимально доверительное и конструктивное русло, — прошу извинить, но вы меня неправильно поняли, я вовсе не предлагаю вам сдавать Минск врагу или, того хуже, капитулировать. Но скажите — нет, не мне скажите, ответьте самому себе — разве в планах штаба Западного фронта по обороне города есть еще хоть что-нибудь, кроме как указания войскам стоять насмерть на пригородных оборонительных рубежах? Уверен, что нет. А при текущем количественном и качественном перевесе атакующих немецких войск, да еще в условиях полного господства в воздухе над Минском немецкой авиации, прорыв обороны города — лишь вопрос времени, причем времени ближайшего. Еще два-три дня, неделя, в самом лучшем случае — десять дней. Потом атакующие немецкие войска неизбежно где-нибудь прорвут наши оборонительные порядки и части противника войдут в город. И что потом? Немногочисленные уцелевшие в пригородных оборонительных боях войска Красной армии под угрозой окружения и полного уничтожения вынуждены будут отойти восточнее Минска, на новые рубежи обороны. Маршалы — они как прилетели, так и улетят, если уже не улетели, а командующий Западным фронтом, то есть именно вы, Дмитрий Григорьевич, вынуждены будете принимать тяжелое решение оставить врагу Минск, со всем его населением и ресурсами. И со всеми вытекающими из этого решения последствиями лично для вас. — Теперь, что хочу предложить вам я. Конечно же, продолжать всеми доступными силами и средствами сдерживать наступление немцев на подступах к Минску. При этом имеющуюся в вашем распоряжении танковую и бронеавтомобильную технику крайне желательно стараться использовать из засад или специально подготовленных и защищенных огневых позиций типа окопов, капониров, полузакрытых позиций с древесно-земляной обваловкой. И соблюдая максимально возможную степень маскировки, как с земли, так и с воздуха. Это значительно повысит и живучесть техники в боевой обстановке, и эффективность борьбы с бронетехникой противника. У меня была возможность убедиться в этом на собственном опыте, да и вы, товарищ генерал армии, должны помнить результаты анализа эффективности применения брони с полузакрытых позиций в боях на Халхин-Голе.

Здесь Хацкилевич немного слукавил, поскольку выдавал за свой опыт рассказы лейтенанта Иванова на утреннем совещании о грамотном применении танков в обороне. Собственного опыта такого применения танков и броневиков у него еще не было. Однако генерал, уже успевший проникнуться доверием к информации и советам Сергея, решил, что в данном случае, для пользы дела, небольшое искажение действительности не повредит.

— Но вместе с максимально упорной обороной на подступах к Минску необходимо как можно быстрее начать готовить эвакуацию населения и, по возможности, материальных ресурсов города. Одновременно готовить силы и средства для ведения уличных боев на случай прорыва немецких войск в город. И запросить у председателя Государственного комитета обороны товарища Сталина разрешение на эвакуацию населения и промышленности столицы Белоруссии. Только разрешение запрашивать ни в коем случае не для последующей сдачи Минска врагу, а для того, чтобы население и ресурсы города не были уничтожены в жестоких уличных боях в случае, если немецкие войска все-таки прорвут оборону и ворвутся в город. Что же касается организации уличных боев, сегодня вечером или ночью я самолетом направлю вам пакет с материалами по этому вопросу, а также со свежими разведданными по текущей оперативной обстановке.

Потом Хацкилевич вспомнил недавний разговор с лейтенантом Ивановым о задачах и возможностях воздушно-десантных войск и добавил:

— И еще одно, товарищ генерал армии. Может быть, вам стоит рассмотреть целесообразность переброски в окрестности Минска частей и подразделений 4-го воздушно-десантного корпуса, которые дислоцированы в Пуховичах и сейчас еще находятся во втором эшелоне войск Западного фронта? 214-ю воздушно-десантную бригаду из состава этого корпуса вы вчера обещали мне сюда — под Белосток — перебросить. А вот седьмая и восьмая бригады сейчас пока без дела томятся. И скорее всего, чуть позже эти две бригады штабом Западного фронта будут брошены в бой, на передовую, в качестве обычных стрелковых частей, где будут перемолоты немецкими войсками, так и не проявив при этом особых преимуществ перед обычной пехотой. Я же предлагаю вам перебросить одну или обе эти десантные бригады в ближние тылы той немецкой группировки, что у Минска нашу оборону прогрызает. Там они, специально подготовленные для диверсий и ведения боевых действий малыми группами в условиях отсутствия четкой линии фронта и в тылу вражеских войск, изрядно шороху навести смогут, а то и снабжение парализовать. Да и впоследствии — в условиях уличных боев — десантники смогут принести намного больше пользы, чем будучи просто использованы в стрелковых цепях на передовой.

Командующий Западным фронтом, не перебивая, выслушал монолог генерал-майора. Потом немного помолчал — это уже входило у него в привычку при разговорах и получении информации от Хацкилевича, который за последние несколько дней войны, со своими нестандартными идеями и странной, необъяснимой осведомленностью, раскрылся для Павлова с новой, неожиданной и непонятной пока стороны. Но разбираться сейчас еще и с этим, выяснять источники этой внезапной и сверхъестественной осведомленности Хацкилевича, да еще по телефону, — пусть и по защищенной линии связи, — нет ни времени, ни особого желания. Сейчас другие приоритеты. Сейчас нужно делать все возможное, чтобы спасти Минск. Или, если Хацкилевич все-таки прав и сам город спасти от захвата немецкими войсками не удастся, то хотя бы попытаться спасти его население и материальные ценности, насколько возможно, — тут Хацкилевич снова прав.

— Ладно, генерал-майор, присылай свои материалы. Хуже, чем есть сейчас, думаю, все равно уже не будет, — наконец, с тяжелым вздохом, сказал Павлов, явно собираясь закончить разговор.

И тогда Хацкилевич, по странному наитию, наперекор, казалось бы, неумолимой логике развития событий все же решил попробовать спасти обреченного на уничтожение в тяжелых и неумолимых «жерновах Истории» военачальника.

— И последнее, товарищ генерал армии. Уверен, что, при грамотной организации и успешном ведении уличных боев, немецким войскам не удастся захватить Минск быстро и без серьезных потерь. Возможно, внутренняя оборона города будет даже более успешной, чем внешняя, и задержит немцев не на одну неделю. Но я также, на основании имеющейся у меня информации, убежден, что Минск, рано или поздно, неизбежно будет захвачен противником. Ну, нет у вас сейчас ни войск, ни резервов, достаточных для противостояния немецкой танковой армаде. После того, как немцы все-таки полностью захватят Минск, вас могут отозвать в Москву. Этот вызов, скорее всего, может закончиться для вас отстранением от командования, а затем арестом, с последующим возложением на вас всей полноты ответственности за неудачи войск Западного фронта в первые дни войны и — в особенности — за сдачу Минска врагу. По крайней мере, по имеющейся у меня информации, такая вероятность очень высока. Так вот, Дмитрий Григорьевич, примите добрый совет: учитывая высокую вероятность такого сценария развития событий, вам, возможно, стоит рассмотреть варианты обоснования необходимости вашего постоянного присутствия здесь, в Белоруссии. Хотя бы в том же Белостоке, где вы, к примеру, можете возглавить организацию и координацию боевой работы других оборонительных узлов или в целом организацию борьбы с войсками вермахта в тылу врага, на захваченной территории Белоруссии.

Павлов, после ставшей уже традиционной в их с генерал-майором разговорах паузы, снова перешел на обращение к Хацкилевичу по имени-отчеству и пообещал подумать, на этой обнадеживающей ноте нелегкий разговор завершился.