1941 – Работа над ошибками

Иван Байбаков, 2016

Июнь 1941 года. Начало Великой Отечественной войны, самой тяжелой и кровавой войны в истории человечества. Тяжелейшие бои под Брестом и Гродно, танковые клинья вермахта под Минском, Белостокско-Минское сражение, окружение и разгром трех армий в Белостокско-Минском котле. Первое крупное поражение Красной Армии, которое оказало сильное влияние на весь ход войны. А если бы было по-другому? Если бы советские войска не отступали в беспорядке с Белостокского выступа, теряя и бросая по пути технику без горючего и боеприпасов, а организовали на его территории крепкую оборону под умным командованием? И если бы в этом советским войскам помог знаниями из будущего и своим боевым опытом наш современник…

Глава 4

В Сокулку колонна въехала около полудня. Встретили ее с триумфом. Об успехе боя знали, кажется, уже все бойцы передовых оборонительных позиций. Слух о том, что неполный стрелковый взвод и один пушечный броневик уничтожили больше роты немцев, да еще и два танка, и бронетранспортер, принес на передовые позиции особист, один из помощников Трофимова, который сначала пригнал в город трофейные мотоциклы, а потом вернулся на позиции, чтобы организовать встречу и пропуск колонны. Немногочисленные красноармейцы радостно махали руками и кричали ура, их глаза горели восторгом и восхищением. Они, наспех сведенные из разных частей и соединений, прибывших в Сокулку в результате отступлений первых дней войны, — отступлений под бомбежками, без связи, без грамотного командования, надломленные этими тяжелыми событиями, — вдруг узнали, что немца можно бить. Да еще как бить — при его численном превосходстве больше чем один к трем. На фоне неудач и растерянности первых дней войны разгром наступающей немецкой колонны малыми силами и без потерь выглядел в их глазах чудом, непонятным и необъяснимым. Именно поэтому они с таким восторгом и душевным подъемом встречали победителей. И в глазах встречающих бойцов, помимо восторга и восхищения, Сергей ясно видел еще и твердую решимость стоять до конца, зубами вцепиться в этот назначенный им рубеж обороны. Да уж, рубеж обороны…

Сергей махал рукой в ответ, а сам внимательно осматривал этот «рубеж обороны». Увиденное его, мягко говоря, очень не радовало. Перекресток двух сходящихся дорог на въезде в город. Впереди, примерно с километр, чистое поле, за ним небольшой лесок. Сзади, до ближайших деревянных домов пригородного поселка, метров сто пятьдесят — двести. Повсюду следы неоднократной бомбежки. Ну и, собственно, сам оборонительный рубеж. Сергея учили, что оборонительный рубеж — это позиция на местности, удобная для ведения боевых действий в течение необходимого времени, или участок местности, подготовленный в инженерном отношении для ведения войсками оборонительных боевых действий. Ни удобства для обороны, ни инженерной подготовки местности Сергей здесь не наблюдал.

Противовоздушной обороны нет, блиндажей нет, траншей с ходами сообщения нет, дзотов (дерево-земляных огневых точек) тоже нет. Станковых пулеметов — тоже ни одного нет. Есть пехота, в количестве примерно пары стрелковых взводов, вооруженная преимущественно трехлинейками, совсем мало СВТ и несколько ручников ДП. Еще есть пара противотанковых «сорокопяток», расположенных почти рядом, толком не зарытых в землю и не замаскированных. Их сами артиллеристы с юмором окрестили «Прощай, Родина», потому что из-за слабого бронебойного действия снарядов по лобовой броне часто приходилось немецкие танки подпускать гораздо ближе километра, и даже ближе полукилометра, а потом пара выстрелов, и конец расчету.

«Ну конечно: “…И на вражьей земле мы врага разобьем — малой кровью, могучим ударом…”, — зло матерился в душе Сергей. — Зачем нам толковая оборона? Мы же с ходу опрокинем любого врага, тут же перейдем в наступление на его территорию, а там нас радостно встретит классово близкий пролетариат, который мы сразу распропагандируем, и войне конец. Ура, товарищи! Так ведь у нас перед войной, в рамках существующей военной доктрины, считали и военные теоретики, и военачальники всех рангов, и даже рядовые бойцы — бойцы, правда, из тех, кто помоложе, и кто не застал Первую мировую. А что теперь? Нормальной обороны нет, линии снабжения перерезаны, немцы выполняют свои любимые прорывы и охваты механизированными танковыми клиньями, связи нет, командование не знает реальной обстановки, отдает совершенно бессмысленные приказы и практически полностью утратило управление войсками.

«Ладно, это все лирика, — перестал накручивать себя попусту Сергей. — Что конкретно можно сделать здесь и сейчас? Пожалуй, для начала нужно осмотреться».

Сергей застучал по кабине опеля и попросил водителя посигналить передней машине, а потом остановиться. Сзади остановился бронеавтомобиль. Сергей вылез из кузова и подбежал к Трофимову, сидящему в кабине полуторки.

— Товарищ бригадный комиссар, не подскажете, а где наш броневик дальше воевать будет?

Трофимов, занятый своими мыслями, вначале непонимающе посмотрел на этого слишком уж резвого и независимого лейтенанта, поведение которого явно не соответствовало критериям субординации при обращении к лицам старшего комсостава. Но потом вспомнил недавно закончившийся бой и его результаты, после чего решил все свои сомнения и вопросы по личности лейтенанта Иванова отложить на чуть позже, а сейчас посмотреть, что этот неугомонный еще придумал.

— Да здесь и будет воевать, я его отсюда для усиления взял, когда через пост к вам ехал. А в чем дело, лейтенант?

— Разрешите здесь на часок задержаться, немного оборону улучшить?

Трофимов снова внимательно посмотрел на Сергея и после небольшой паузы разрешающе кивнул. Потом, когда лейтенант Иванов бодрой рысью понесся к трофейному опелю, тоже вылез из кабины, отправил полуторку с бойцами комендантской роты дальше, в штаб дивизии, а сам остался наблюдать за действиями Сергея.

Сергей ясно чувствовал, что своим нестандартным поведением и действиями он вызывает у начальника особого отдела дивизии все больше вопросов, но осознанно решил ничего не менять. Пока он будет играть в прятки с особым отделом, здесь в скором времени могут бессмысленно погибнуть люди, которым он мог помочь не только выжить, но и славно повоевать. Поэтому к лешему все эти политесы, сейчас надо заниматься конкретными действиями по укреплению обороны вот этого конкретного рубежа.

Вызвав командира БА-10М сержанта Гаврилова, Сергей вместе с ним нашел старшего оборонительного рубежа. Им оказался молоденький пехотный лейтенант, необстрелянный, судя по тому, как он подчеркнуто по уставу представился и восторженными глазами уставился на Сергея.

— Слушай сюда, лейтенант, — Сергей достал из планшета лист бумаги и карандаш, несколькими штрихами набросал схему оборонительной позиции.

— Вот твоя диспозиция. Орудия переставь в стороны, на фланги — так, чтобы бронетехника противника, атакуя одно, другому борта подставляла. Да замаскируй свои пушки хорошенько, и по паре запасных позиций для них оборудуй. Для защиты от огня противника орудия чуть закопай, а землю в пустые вещмешки засыпь, и из них полукругом брустверы сложи перед орудиями. Все понял? Тогда слушай дальше. Ближайшие к тебе с тыла дома пустые?

— Пустые, товарищ лейтенант.

— Это хорошо, что пустые. — Ты тогда за ними оборудуй несколько сменных позиций для броневика, чтобы только башня была видна. И будет он у тебя блуждающей огневой точкой, с возможностью оказывать поддержку пушечным и пулеметным огнем по всему фронту обороны. Кроме того, найдите сарай, куда он сможет заехать — при бомбежке пусть там прячется. При выборе позиций, и вообще, по всем вопросам, связанным с применением брони, не стесняйся и не брезгуй советоваться с командиром броневика сержантом Гавриловым — он парень с головой и в ходе сегодняшнего боя себя очень хорошо проявил. И запомни, лейтенант. Броневик сейчас твое самое сильное оружие, береги его. Понял меня? Хорошо, что понял. Дальше — как у тебя с боеприпасами?

— Плохо, — вздохнул лейтенант. По 20 снарядов на орудие, по 2 диска к ручным пулеметам. И по 50 патронов на винтовку.

— Ага, ну это дело поправимое. Мы с товарищем бригадным комиссаром, после того как недавно немного немцев поубивали, ну и, по случаю, понабрали всякого. Бери бойцов и пошли, поделимся по-честному.

Из кузова опеля Сергей передал бойцам шесть МГ-34 с тройным боекомплектом в пулеметных лентах, еще несколько ящиков пулеметно-винтовочных патронов к ним, все три 50-миллиметровых миномета и весь боезапас к ним. Узнав у артиллеристов, что те смогут управиться с немецкими 81-миллиметровыми минометами, оставил им один из двух, честно поделив боеприпасы пополам. Тяжелый миномет посоветовал поставить в огородах брошенных домов и стрелять с закрытой позиции, а для корректировки огня презентовал лейтенанту бинокль. И пару оптических прицелов на немецкие пулеметы выделил, проведя короткий инструктаж и объяснив, насколько облегчает ведение боя тактика выбивания у наступающих их командиров, унтер-офицеров и пулеметчиков.

— После боя посылай людей, пусть оружие и боеприпасы собирают, авось продержишься. Главное, активно маневрируй орудиями и броней, потеряешь их — сомнут. Пулеметы тоже чаще перемещай на запасные позиции, дольше их сохранишь. И учти, лейтенант, вот этот вот немецкий МГ-34 — пулемет очень хороший, по скорострельности и прочим характеристикам наш ДП легко за пояс заткнет. Но он весьма чувствителен к грязи и требователен к уходу. Поэтому чаще чистить и смазывать не забывай, а то в самый разгар боя отказы пойдут.

Потом Сергей рассказал, как из скорострельных немецких пулеметов портить жизнь и прицел немецким летчикам при бомбежке. Выгрузил из кузова и помог установить, а потом замаскировать зенитный станок, показал, как ставить и снимать пулемет.

— И еще. Блиндажи и дзоты сделать не успеешь, да и не из чего тебе хорошие перекрытия сделать, но щели от бомбежки и артиллерийского огня обязательно оборудуй.

Сергей на отдельном листке набросал эскиз простейшей открытой «Г-образной» щели размерами три на три метра и глубиной полтора метра, с полуметровым бруствером.

— Твои бойцы часа за два-три выкопают 4 щели, вам хватит с запасом. — И сверху их замаскировать хорошо бы. Например, сетка рыболовная с навязанной травой хорошо подошла бы, или полотнище под цвет ландшафта натянуть, да травой и пылью присыпать, или, к примеру, кусок крыши или забора сверху закрепить, как будто при прошлых бомбежках отлетели. — В общем, подумай над этим.

Напоследок сам установил на танкоопасных направлениях по нескольку противотанковых мин.

— Ну, удачи тебе, лейтенант, — закончил давать советы по обороне Сергей и хлопнул того по плечу. — Главное, помни — немцев бей, а своих людей береги, зря под пули не подставляй.

Окрыленный лейтенант побежал укреплять оборону, а Сергей подошел к Трофимову и доложил, что можно ехать.

Всю дорогу до штаба дивизии начальник особого отдела задумчиво молчал, периодически искоса поглядывая на Сергея.

А Сергей напряженно думал сразу о нескольких вещах. О том, что особый отдел вторгся в его новую жизнь слишком рано. Ведь он не только реалий этого времени не знал, но даже биографии настоящего лейтенанта Иванова. Кто, откуда, где служил. Лейтенант в 28 лет — почему только лейтенант? Поздно попал в училище? А почему поздно? Или разжалован, тогда опять-таки — почему? Аморалка? Или попал под «каток репрессий»? Сплошные вопросы, и ни одного ответа. Если выдумывать — достаточно любому особисту после допроса запросить данные личного дела, и все — прощай, лейтенант Иванов Сергей Николаевич, 1913 года рождения, здравствуй, немецкий шпион…

Сергей ведь поначалу вообще не планировал встречаться с «компетентными органами» до выполнения своей программы-минимум. А собирался в первые же дни войны из окруженцев и освобожденных пленных создать на захваченной немцами территории что-то типа партизанского отряда, устраивать засады и минные ловушки, громить коммуникации снабжения. По мере обучения бойцов комплектовать отдельные группы и накрывать диверсиями все большую площадь. Конечная цель — парализовать снабжение и затормозить немецкий блицкриг. Ну а потом можно было и с командованием связаться. Эх, если бы не контуженый командир заставы…

Сергей думал о том, что жизнь внесла свои коррективы, и он, судя по всему, сумел заинтересовать начальника особого отдела танковой дивизии, расквартированной в Сокулке. Причем не только сумел заинтересовать, но еще и подставился сегодня по полной со своими тактическими «находками» — сейчас Красная Армия так не воевала. Хотя об этом Сергей не жалел, — каждый убитый сейчас фашист, каждая уничтоженная единица техники — капельки на весы Победы. Эти уничтоженные солдаты уже никого не убьют, не будут грабить и насиловать мирных жителей, не дойдут до Москвы. Да и на «непобедимых солдат Великой Германии», что рвутся сейчас на нашу землю в составе танковых и моторизованных клиньев, такие потери должны подействовать как отрезвляющий «холодный душ».

Сергей думал о том, что начальник особого отдела дивизии в текущих условиях — это, ну очень, очень большая величина. И теперь, с помощью бригадного комиссара Трофимова — если удастся его убедить помочь — можно попытаться решить задачу посерьезней, способную существенно изменить ход войны. А именно — предотвратить окружение и уничтожение войск Западного фронта в Белостокском, а потом в Минском «котлах». Сергей в той, прошлой, жизни изучил множество источников о Великой Отечественной войне, от документальных до художественных и от официальных версий до частных мнений. И нигде он не нашел однозначных доказательств того, что попытка армий Белостокского выступа оставить Белосток и отступать к Минску была объективно необходима, а окружение наших войск в «котлах» и их уничтожение было неизбежным. А значит, эту ситуацию можно попытаться изменить.

Думал, наконец, и о том, какую линию поведения выбрать на допросе, чтобы не только его пережить, но и суметь сначала заинтересовать, а потом и привлечь для выполнения своего замысла Трофимова. А в том, что его будет допрашивать именно начальник особого отдела, а не его помощники, Сергей почему-то не сомневался. Сложность была в том, что рассказывать Трофимову всю правду никак нельзя — тот просто не поверит, а значит, потом — подвал, камера, наручники, пара особистов и очень больно проходящая дискуссия на тему «ты кому, гад, Родину продал?». Но и попытаться просто выкрутиться из неудобных вопросов негоже — тогда начальник особого отдела просто потеряет к нему интерес, и шанс привлечь его для помощи будет потерян.