Клетка

Ибрагим Капланович Шаов, 2023

История девушки с нашего двора, написанная с волнующей простотой и необыкновенной проницательностью – «симптомы» современной интеллектуальной прозы Повесть общается с читателем на языке ностальгии, доступной каждому щемящей тоски по детству и юности, по самому себе. Привычная тема женской преданности раскрывается перед нами не в будничной, почти банальной героизации, но совсем в других смыслах – «я не терплю, не мучаюсь, не плачу и не жду».

ГЛАВА 4

Любой авторитет, который не признан спонтанно,

а должен навязываться силой, является фальшивкой.

Альфред Адлер

БЕСЛАН

Клетка без жителей — просто заасфальтированное безжизненное пространство. Главной достопримечательностью любого двора являлись люди, населявшие его. Чем колоритнее и известнее персонажи, тем выше авторитет и популярность клетки. Иногда, клетке могли присвоить имя самого «выдающегося» жителя, естественно, негласно. Как правило, ими являлись известные во всем городе криминальные авторитеты, реже — герои советского союза, или просто знаменитые на всю округу хулиганы.

В нашем дворе самой значимой персоной был Беслан, или просто Бесик, он же Бес. Чем он был знаменит? Спустя годы я поняла, ничем особенным наш Беслан не выделялся, кроме того, что был энергичным, темпераментным парнем крупной комплекции с развитой мускулатурой. И при этом Беслан постоянно находился, как было принято говорить, на районе. В любое время суток, выглянув в окно, можно было увидеть его слегка полноватую фигуру, облаченную в спортивный костюм красно-синей расцветки. Он вызывал доверие у людей, ему верили взрослые и любили дети, с которыми он с радостью возился. Дети любили его веселый нрав и доброе отношение, родители ценили надежность и уважение к старшим. С Бесланом всем разрешалось гулять допоздна. Второй стороной Беслана была его криминальная сущность — он занимался мелким рэкетом. Но эта сторона неформального лидера клетки реализовывалась исключительно за пределами нашего квартала. Внутри клетки Беслан был этаким самоназначенным вожаком львиного прайда. Заботился, чтобы не обижали слабых, охранял территорию от чужаков, выказывал уважение старшим и следил за исполнением уличных законов. Конечно, его любили и побаивались одновременно.

Тогда я думала, как мне несказанно повезло, потому что я не только жила с ним в одном доме, но и в одном подъезде, всего-навсего этажом выше. Наша первая встреча тет-а-тет случилась в лифте:

— Тебя как зовут, девочка? — низким, обволакивающим голосом поинтересовался Беслан.

— Эмма.

— Ты из этого подъезда?

— Да. Я живу на пятом этаже.

— Меня зовут Беслан. Я живу этажом ниже — значит мы с тобой соседи по подъезду. Теперь, после знакомства, как приличные люди, мы должны будем здороваться. Договорились? — с улыбкой спросил мой попутчик.

— Да.

С тех пор мы стали коротко приветствовать друг друга при встрече. Он — всегда с широкой улыбкой, а я — стесняясь и пряча взор. Мое стеснение быстро стало достоянием общественности. Завидев меня, возвращающуюся с одноклассницами из школы, друзья-товарищи Беслана беззлобно подтрунивали:

— Бес, встречай. Невеста твоя идет с подружками.

Мне всего двенадцать, а ему уже двадцать три. Я жутко смущалась этих шуток, краснела и старалась побыстрее забежать в подъезд. Внутри подъезда смущение сменялось вполне осязаемым теплым чувством радости или даже, как мне казалось, влюбленности. Меня с детства приучили к мысли, что я невеста этого большого человека. Как показало будущее, особого выбора мне не оставили. Видимо, то же самое произошло и с ним. Через годы, когда я стала старшеклассницей, он сам, завидев меня, восклицал:

— Смотрите, моя невеста идет из школы. Моя невеста идет!

В это время он стал провожать меня до двери квартиры, только для этого необходимо было соблюсти ряд уличных формальностей. Я, зайдя в подъезд, ждала его несколько минут, а он по надуманному предлогу отвлекался от компании своих друзей, которые, не задавая лишних вопросов, понимали, куда он идет и зачем. Войдя в подъезд, он галантно вызывал всегда дурно пахнущий лифт с обожжёнными кнопками вызова и отвозил меня на пятый этаж, скоро прощался и возвращался к друзьям. Такие изысканные дворовые ухаживания продолжались до моего шестнадцатилетия. Потом состоялся разговор, который я, спустя почти тридцать лет, помню практически дословно. Вечером к подъездной лавочке, на которой разместились я и моя подружка детства Ира, подошел с таинственно-загадочным лицом он. Усевшись на лавку и перебросившись с нами парой дежурных фраз, Беслан произнес:

— Ира, тебе домой не пора, а то поздно уже?!

Ира вскочила, фыркнула и с обиженным видом бросилась к своему подъезду. Она еще долго после того случая со мной не разговаривала.

— Эмма, я давно хотел с тобой поговорить, — начал неуверенно Беслан, постепенно перевоплощаясь в рыцаря печального образа, — ты знаешь, как я к тебе отношусь?

— Ну, знаю, — вспыхнув щеками, ответила я.

— Я с серьезными намерениями. Ты мне давно нравишься. И если я за друзей готов отдать руку, то за тебя обе. Ты понимаешь, о чем я говорю?

В переводе с уличного на язык человеческий это было метафорическим признанием в любви. Мы не сорили высокими фразами налево и направо — это не соответствовало принципам уличного этикета, все чувства оформлялись в образно-словесную форму. Кстати, с тех пор, и по сегодняшний день, я ни разу никому не призналась в любви обычным способом. Фраза «я тебя люблю» застревает в моем горле так же, как не идут слезы при плаче.

— Я хочу на тебе жениться. Дай мне завтра ответ.

Пунцово-красная я зашла в подъезд, даже в самые дальние уголки моего тела разлилась елейно-приторная теплота, голова, напротив, гудела, как чугунный колокол. К такому резкому повороту событий моя ошарашенная подростковая душа была явно не готова. Шутливая привычка быть невестой Беслана не смогла так стремительно перенастроить мои мысли на серьезный лад. Ночью плохо спалось, и утром я побыстрее выскочила из квартиры, чтобы отправиться в школу. Возле подъезда стоял он, начался второй акт Марлезонского балета. Наверняка новоиспеченный жених ждал не меня, но так совпало. Одет он был в соответствии с клеточной модой тех лет. Мой рыцарь без белого коня был в спортивном костюме делового темно-синего цвета и легендарных шлепках на босую ногу. Именно в этих шлепках, вместе со своим неразлучным другом Юриком, Беслан добровольцем съездил на войну в Абхазию, в них же он и вернулся.

— Что ты решила? — спросил Беслан бархатным баритоном.

— Что решила?! Я думала, ты пошутил вчера, — сожалею до сих пор о своем ответе.

На его почерневшем лице за секунду отобразилась вся известная физиологам палитра чувств.

Его даже передернуло.

— Ты что, сдурела? Такими вещами не шутят.

— Тетя сказала, я сначала должна поступить в институт, а замуж выйти не раньше восемнадцатилетия, — зачем-то приплела в свой ответ тетю я.

— Передай своей тете, к восемнадцати годам у нас уже будет трое детей! — безапелляционно поставил точку в разговоре Беслан.

Как можно за два года заиметь троих детей, осталось для меня загадкой, впрочем, точные науки не были его сильной стороной. Или, может, он мечтал о двойне, либо просто спешил жить.