Мы – есть! Вера

Иар Эльтеррус, 2006

Надвигаются грозные события. Но не ждать же их, покорно опустив руки? Нет, конечно. И снова выходят из гиперпространства рядом с маленькой планетой Земля крейсера ордена Аарн. И десятки тысяч землян становятся аарн. Именно им суждено изменить очень и очень многое в ордене. Именно они сумеют добиться того, чего еще не добивались никогда.

Глава 2

Голубая планета в клочьях облаков плыла внизу, она казалась такой безмятежной, такой спокойной. Ничто не говорило о бурях, что прокатывались по ее поверхности, напрочь разрушая судьбы сотен миллионов людей.

Никита молча смотрел на занявший всю стену туманного зала «Пика Мглы» экран и вздыхал. Земля. Россия. Родина. Рядом с ним стоял задумавшийся о чем-то Ник. Оба прекрасно понимали, что там, внизу, места для них уже нет. Они слишком много узнали, слишком много повидали, и будут ощущать себя на Земле, как в клетке. Да и эмпатия напрочь отсекла их от жизни обычных людей. Они аарн, и этим все сказано. Ничего не добавишь.

— А время-то на вашей планете в два раза быстрее обычного идет… — эмообраз подошедшего сзади Рена переливался задумчивостью и недоумением.

— В смысле? — повернулся к нему Никита.

— Как ты знаешь, Земля находится в закрытом от внешнего мира пространственном пузыре, — напомнил дварх-полковник. — Выяснилось, что ход времени внутри него тоже не совпадает с общегалактическим. У нас прошло четыре месяца, а здесь около восьми.

— Интересно, — прищурился Ник. — Хотелось бы мне только понять, каким образом наша планета оказалась замкнута в этом пузыре.

— Увы, ответа на этот вопрос не знает даже Баг Бенсон. Да и нам сейчас не до того, если честно. Асиарх с Карсархом завершили первичное сканирование.

— И?

— Мы прилетели очень вовремя, — усмехнулся Рен. — Словно специально подгадали. Крым пал неделю назад, сейчас красные отлавливают и расстреливают оставшихся в живых и не сумевших эвакуироваться солдат и офицеров Белой армии. Обещают всем сдавшимся амнистию, а на деле…

— Ясно, — прикусил губу Никита. — Я не удивлен.

— Я тоже, — тяжело вздохнул бывший красный комиссар. — Наши дорогие вожди давно показали, что они из себя представляют.

— Мало того, — скривился дварх-полковник, — люди сами регистрируются, поверив в обещанную амнистию. Многим даже службу в армии обещают, а потом арестовывают и расстреливают. За неделю расстреляно около тридцати тысяч человек. Поэтому не будем терять времени, постараемся спасти хоть некоторых. Только Син просил тебе напомнить, что устраивать новых социальных потрясений не стоит. Ничего хорошего из этого не получится.

— Зачем повторять то, что давно оговорено? — пожал плечами Никита. — Все станем делать тихо и незаметно. Никаких следов нашего присутствия на Земле остаться не должно. Люди тихо исчезнут вместе с семьями, в нынешнем бардаке их исчезновение спишут на войну.

— В таком случае, мы не имеем права брать никого из известных личностей, — усмехнулся Ник.

— Согласен, — кивнул контрразведчик. — К тому же, никогда не доверял высокопоставленным особам, почти все они такая сволочь — слов не хватает.

Красный комиссар от души расхохотался в ответ на эту сентенцию. Рен тоже улыбнулся, затем взмахнул рукой, и метрах в трех от них вспыхнула в воздухе карта Крыма.

— Нашли кого, Асиарх? — спросил дварх-полковник.

— Ищу, — недовольно проворчал дварх. — Потерпи немного. Хотя стой, кое-что есть. Объявляй тревогу, там людей расстреливать собрались!

На экране показалась лощина, поросшая каким-то чахлым кустарником. Около одного из кустов сгрудилось с десяток мрачных, небритых мужчин в грязных и рваных шинелях с погонами. Еще четверо неподвижно лежали немного в стороне. Наверное, их захватили врасплох, во время сна. Скорее всего, группа офицеров пыталась пробраться к побережью. Увы, у них не получилось, попались одному из отрядов, прочесывавших местность. Разномастно одетые люди держали группу офицеров на прицеле, и видно было, что им все безразлично. Они даже не ненавидели тех, кого собрались убивать, они просто делали свою работу. Чистили Крым от «нежелательных элементов».

— Как и говорили, усыпляем «товарищей» и накладываем им фальшивую память, — криво усмехнулся Никита. — Будут помнить, что расстреляли очередную группу офицеров, и ничего необычного при этом не произошло. Кто идет, «коршуны»?

— Да, — кивнул Рен. — Сам-то пойдешь в первую вылазку?

— Обязательно! — потер руки контрразведчик. — Ни за что не упущу такой возможности.

На экране было видно, как красные передернули затворы винтовок и прицелились в молча ожидающих смерти людей. Но выстрелить не успели. Ни с того, ни с сего они начали опускаться на землю, устраиваться поудобнее и немедленно засыпать. Какая-то минута, и спали уже все. Ошеломленные, ничего не понимающие офицеры застыли на месте, не веря своим глазам. Что это значит? Почему красные уснули? Что вообще происходит?

Закрутившиеся в воздухе туманные, черные воронки в полтора человеческих роста вообще ввергли большинство в ступор. Белые офицеры круглыми глазами смотрели на выскальзывающих из воронок людей в черных зеркальных доспехах и только молча разевали рты. Словно зевали. Примерно так открывают рты рыбы, внезапно вытащенные из родной стихии на воздух. А то, что эти странные незнакомцы висели в воздухе, стоя на маленьких досках, и вовсе сводило с ума.

— Здравствуйте, господа! — раздался чей-то уверенный голос.

Из воронки вышел светловолосый мужчина лет тридцати, одетый в незнакомую черно-серебристую форму с огненным глазом на левом плече. Он широко, открыто улыбался. Какой-то сияющей улыбкой, что ли, иного определения никто подобрать не смог. Следом за ним появился человек пониже с довольно ехидной физиономией. Этот сразу отошел к уснувшим красным, принявшись внимательно их осматривать. И тут же согнулся в приступе явно болезненной рвоты.

— Что, Ник? — с иронией спросил первый. — Думал, среди них есть кто достойный?

— Думал! — огрызнулся тот. — С этим вот, Сашкой Морозовым, мы с семнадцатого года вместе воевали. Никогда бы не поверил, что он такой сволотой окажется…

— Наивный.

— Твои не лучше! Вон на тех двоих глянь! Своих же товарищей на смерть посылали, чтобы собственные шкуры спасти.

— Простите, — вмешался в непонятный разговор один из офицеров. — С кем имеем честь?

— Никита Александрович Ненашев, — представился первый незнакомец. — Лор-капитан легиона «Бешеные Кошки», орден Аарн. Текущий альфа-координатор. Мы прибыли за вами, господа. Не за вами конкретно, сейчас группы наших легионеров прочесывают весь Крым в поисках выживших.

— Ненашев? — выступил вперед еще один офицер с полковничьими погонами. — Штабс-капитан?

— Бурцев? — прищурился тот. — Подполковник Бурцев? Александр Владимирович?

— Полковник, — поправил офицер. — Уж полгода как. Я вас и не узнал в этой форме поначалу. Что все это значит?

— Эмигрировав после поражения армии Колчака, я совершенно случайно попал в довольно странную организацию, — пояснил Никита. — И прижился в ней. У нас там большие дела заворачиваются, люди толковые нужны. Вот я и подумал, а не отправиться ли за ними в Россию? Спасти тех, кого можно, и дать людям шанс.

— Воевать?

— Пока нет, — покачал головой контрразведчик. — Надеюсь. Но что случится дальше, знает только Господь Бог. Нужно быть готовыми к любому исходу. Приглашаю к нам на крейсер, господа. Те, кто нам не подойдет, будут высажены в любой стране, ими избранной. И не с пустыми карманами, не считаю себя вправе обрекать бывших сослуживцев на полуголодное существование. Кто хочет остаться здесь, того мы не держим. Прошу только учесть, что вас быстро отыщут красные, а во второй раз мы спасать никого не станем. Извините за откровенность, господа.

— Не за что извиняться, штабс-капитан, — криво усмехнулся полковник Бурцев. — Мы не дети, чтобы пичкать нас байками. Куда идти?

— В воронку, — показал Никита. — Приглашаю вечером ко мне, Александр Владимирович. Посидим, выпьем. Тогда и поговорим толком. Извините, у меня нет времени заниматься вашим размещением. На то есть другие люди, на мне сейчас командование всеми нашими отрядами в Крыму. Сами знаете, что это такое.

— А сколько их всего, ваших бойцов? — спросил кто-то.

— Немногим больше двадцати тысяч человек.

— Но что такое орден Аарн?

— Терпение, господа, немного терпения! — поднял руки Никита. — Вечером я вам все объясню. Не сейчас, пока мы с вами тут говорим, кого-то еще расстреливают. Мой долг спасти всех, кого смогу.

— Если нужна помощь, штабс-капитан, мы в вашем распоряжении, — внимательно посмотрел на него Бурцев. — Кстати, в трех верстах деревня, там полный сарай наших.

— Рен, — повернулся к вышедшему из воронки дварх-полковнику Никита.

— Слышал, — кивнул тот. — Сейчас отправлю людей. Ты туда?

— Нет, пожалуй, — вздохнул контрразведчик. — Вы и без меня справитесь. А нам с Ником надо заняться сканированием Константинополя, Харбина, Парижа и Лондона. Там могут оказаться нужные люди. Что генерал Гласс?

— Слюной исходит от любопытства, — ответил Рен. — Уважаю! Старик уже, а сумел сохранить в себе мальчишку. Вериль сейчас его обхаживает, уговаривает на обратной дороге в ти-анх залечь, а он все ерепенится.

— Вериль и мертвого уговорит, — усмехнулся Никита. — Эта девица крейсер руками сдвинет, если что не по ней.

— Целитель… — развел руками дварх-полковник. — Сам знаешь, что с ними спорить бесполезно. Она, кстати, велела тебе передать, что если снова надрываться станешь, то собственными руками удушит. Потом оживит и снова удушит. И так, пока не одумаешься.

Переглянувшись, аарн грохнули хохотом, представив, как невысокая, худенькая Вериль душит не такого уж и маленького Никиту.

Полковник Бурцев внимательно слушал малопонятный разговор. Штабс-капитан очень изменился, трудно представить, что человек за каких-то полтора года может так измениться. Судя по всему, он занимает в этом своем ордене довольно высокое положение. Когда только успел? Странное что-то здесь происходит. Впрочем, выбора все равно нет. Оставаться в Крыму — верх глупости, красные прочесывают местность частой гребенкой, не оставляя в живых никого. Черная воронка пугала, но там была жизнь. Какая? А черт ее знает! Но жизнь. Лучше неизвестность, чем подыхать здесь без какого-либо смысла. Война проиграна, и места на родине ему больше нет.

— Что ж, господа, идемте, — повернулся к офицерам Никита. — Вас я все-таки провожу сам, потом будете показывать остальным, что к чему, уже как старожилы. А за предложение помощи — спасибо. Но мы справимся.

Он покосился на четыре неподвижных тела и спросил:

— Что с ними? Убиты или ранены?

— Убиты, — скривился кто-то.

— Как давно? — деловито поинтересовался Рен.

— С полчаса назад.

— Тогда ничего страшного, оживим. Для начала придется в госпиталь завернуть. Вериль!

— Чего тебе? — появилось в воздухе изображение молодой женщины с вьющимися каштановыми волосами.

— Готовь ти-анх, — ответил вместо Никиты дварх-полковник. — Оживление. Четыре тела, полчаса с момента смерти.

— Поняла, — кивнула Целительница. — Через пять минут буду готова принять.

Голоэкран погас, и Рен покосился на застывших в остолбенении белых офицеров. Слова о том, что убитых оживят, и появившееся в воздухе изображение молодой женщины изумили их до зубной боли.

— Это всего лишь связь, — попытался успокоить ошеломленных людей дварх-полковник. — Очень удобная, на любое расстояние.

— Связь… — помотал головой Бурцев. — Не слышал я, чтобы в какой-то стране изобрели такую связь…

— «Есть много в небесах и на земле такого, что нашей мудрости, Гораций, и не снилось…» — ответил ему цитатой Никита. — Не принимайте близко к сердцу, Александр Владимирович. Скоро вы насмотритесь такого, что всегда считалось совершенно невозможным.

Несколько легионеров подхватили мертвецов и скрылись в воронках. Вслед за ними ушел Рен. Белые офицеры снова переглянулась, потом кто-то решился, осенил себя крестным знамением и тоже шагнул в пугающий черный провал. Полковник ушел одним из последних.

На миг потемнело в глазах — и он оказался в огромном светло-сером овальном зале. Вокруг в беспорядке стояли столики с едой и напитками, диваны, кресла. Возле стены прямо в воздухе висела карта Крыма, на которой горели красные и зеленые огоньки. Переход от мрачного крымского утра к этому залу застал многих врасплох, и люди застыли, не понимая, что происходит и куда они попали.

— Здравствуйте, господа! — донесся до них звонкий голос. — Мое имя Лави. Прошу вас садиться и угощаться. Возможно, кто-нибудь хочет искупаться или переодеться?

— Не отказался бы, — проворчал пожилой усатый есаул. — Позвольте представиться — Борохов, Михал Петрович.

Остальные офицеры тоже представились, с любопытством глядя на красивую молодую женщину с короткими, черными волосами. Кожа ее имела несколько непривычный, желтоватый оттенок. Но не как у китайцев. Да и глаза не узкие. Одета женщина была в такую же форму, как и штабс-капитан Ненашев.

Никита вышел из воронки, осмотрелся и направился к жене.

— Как ты здесь? — его эмообраз переливался цветами тревоги.

— Все хорошо. Решила делом заняться, буду распределять людей по каютам и все в том же роде.

— А где мы, кстати?

— На боевой станции, — ответила Лави. — Дварх-капитан выделил целый уровень для размещения людей. На нем и сотню тысяч народа без особых проблем разместить можно. Никого из гвардов, драконов и арахнов здесь нет, чтобы не пугать наших подопечных раньше времени.

— Господин штабс-капитан? — подошел к ним полковник.

— Лор-капитан, — поправил его Никита. — Или альфа-координатор.

— Лор-капитан… — задумчиво повторил тот. — Непривычное звание. А что дальше? И как мы здесь вообще оказались?

— Прошли через гиперпереход, — ответил контрразведчик. — Эта та черная воронка. Она позволяет мгновенно перемещаться на любое расстояние. А дальше? Дальше Лави расселит вас по каютам. Отдыхайте. Вечером, когда мы соберем достаточное число людей, расскажем, что к чему. Могу сказать сразу, что вариантов будет три. Тем, кто нам подойдет, мы предложим войти в орден. Часть оставшихся сможет стать офицерами армии одного государства, приходящего в себя после страшной войны. Не подошедших ни нам, ни этому государству мы переправим, куда они заходят. В любую страну по их выбору.

— Интересно… — прикусил губу полковник.

— Кстати, познакомьтесь, — усмехнулся Никита. — Лави, моя жена.

— Жена? — приподнялись брови белого офицера. — Очень приятно, сударыня. Полковник Бурцев, Александр Владимирович.

— Мне тоже приятно познакомиться с соотечественниками моего мужа, — мягко улыбнулась молодая женщина.

— Вы не русская? — внимательно оглядел ее полковник. — Говорите вы очень хорошо, никогда бы не подумал, что вы иностранка.

— Лави родом из страны, которая готова предоставить гражданство большинству из вас, — заметил Никита. — Прошу пока не спрашивать, из какой, вы все равно не поверите. Потерпите несколько часов.

— Будь по-вашему, — вздохнул Бурцев, озадаченно окидывая взглядом зал.

Тот был очень велик. Поначалу полковник даже не обратил внимания на его размеры. Да и экраны не показались чем-то необычным, он принял их за самые обычные окна. Вот потолок, по которому медленно перемещались светящиеся фигуры, заставил поежиться. Что-то в этом помещении было неуловимо чуждое. Непривычное. Полковник даже себе не сумел бы ответить на вопрос, что именно.

В стене сбоку завертелись сразу десятка два черных воронок, и оттуда валом повалили люди. Первыми появились несколько аарн в черных доспехах, а вслед за ними шли и шли люди, одетые в сущие обноски. Но на плечах каждого были погоны. Когда воронки схлопнулись, стало ясно, что в зале собралось больше трехсот человек. Полковник Бурцев ошеломленно смотрел на них. Похоже, легионеры ордена добрались до застенков красных.

— Извините, но я должна заняться делом, — нахмурилась Лави и вышла в центр зала. — Господа! Прошу минуту внимания!

Ошеломленные от мгновенного перемещения в непонятное место, люди постепенно замолкали и поворачивались к ожидающей девушке. Черно-серебристая форма подчеркивала изящество ее фигуры, красота непривычного лица завораживала. На губах сияла улыбка, полная радости и доверчивости. Стоящим в зале сильным мужчинам захотелось, чтобы никто и никогда не заставил эту красавицу разочароваться в ее доверчивости. Захотелось защитить ее от любой опасности.

Полковник Бурцев восхищенно покачал головой — умело жена штабс-капитана играет на чувствах представителей сильного пола… Редко когда доводилось видеть столь виртуозное манипулирование. Ведь молодая женщина почти ничего не сказала, всего лишь улыбнулась, а почти все мужчины в зале готовы идти за ней на край света.

— Господа, — продолжила Лави. — Сейчас перед вами откроются выходы в коридоры. Каждая дверь в каждом коридоре — это каюта на двух человек. В каютах у вас будет возможность помыться и переодеться. Через каждые двести-триста метров расположены столовые залы, в которых вы сможете поесть, выпить, пообщаться.

— Простите, госпожа… — заговорил какой-то невысокий, плотный офицер. — Но где мы?

— На боевой станции ордена Аарн, — улыбнулась ему Лави. — Немного позже, когда соберем больше людей, мы созовем общее собрание, на котором вам объяснят все. Прошу вас не нервничать, господа. Вы теперь в безопасности. Кое-кому из вас будут предложены варианты дальнейшей службы. Остальные получат возможность выехать за рубеж.

— Понятно… — задумчиво пробормотал он. — Дальнейшей службы, значит? Кому-то мы понадобились…

— Если вы думаете, что хоть кому-нибудь будут что-то навязывать, то ошибаетесь, — возразила девушка, пожав плечами. — Впрочем, сами убедитесь со временем. Раненых прошу проследовать в госпиталь. Вот эта воронка.

На правой стене взвихрился гиперпереход, над которым загорелась надпись: «Госпиталь». Кое-кто вздрогнул. Но кое-кто направился к ней. Особенно те, кто страдал от ран, едва перетянутых грязными тряпками. Многие передвигались с помощью сослуживцев, сами идти не могли. Они входили в воронку и исчезали.

Появившиеся откуда-то аарн в такой же черно-серебристой форме, как и на девушке, начали разводить белых офицеров по каютам. В стенах то и дело появлялись новые гиперпереходы, откуда выходили новые группы ошеломленных людей. Им объясняли, в чем дело, и тоже отводили отдыхать.

Никита смотрел на всю эту суету и только головой качал. Похоже, он был слишком оптимистичен, когда надеялся заняться сегодня сканированием городов, в которых собралась основная масса русских эмигрантов. Судя по прикидкам Асиарха, только из Крыма придется вывозить не меньше двадцати тысяч человек. А то и больше. Раз так, стоит взять Бурцева и поговорить с ним. Этот человек подходил по всем параметрам, один из двархов станции просканировал его и сообщил, что Посвящение он пройти сможет. А Посвящение растворит в его душе все возникшие за войну ростки зла. Вопрос только — согласится ли? Впрочем, тот же вопрос относился ко всем, кто по своим душевным качествам способен стать аарн.

— Видите кого-нибудь знакомого, господин полковник? — спросил Никита у Бурцева.

— Многих знаю шапочно, — ответил тот. — А близко? Почти никого из друзей в живых не осталось. Разве что подполковник Малышев, вон он, у стены стоит. Не знал даже, что он жив еще. Есаула Борохова неплохо знаю, хороший рубака. И офицер отличный.

Попросив дварха станции просканировать указанных двоих, Никита удовлетворенно кивнул. Старая истина, что подобных людей притягивает друг к другу, оказалась верной и сейчас. Оба подходили.

— Думаю, сегодня заняться чем-нибудь другим уже не получится, — задумчиво сказал он, — поэтому приглашаю вас, Александр Владимирович, и ваших знакомых к себе в гости. Посидим, выпьем, поговорим.

— С удовольствием принимаю ваше приглашение, штабс… Простите, лор-капитан. Никак не привыкну.

— Ничего страшного, со временем привыкнете, — понимающе улыбнулся Никита. — Если договоримся, быть вам дварх-полковником, командиром «Русского Легиона». Название, конечно, будет другим, но суть не в названии.

— Русского легиона… — повторил нахмурившийся полковник. — И чем станет заниматься оный легион?

— Давайте поговорим об этом за бокалом хорошего вина. И не здесь. Нам мало кто из присутствующих подойдет, не стоит при них обсуждать такие вещи.

— Как прикажете, — пожал плечами Бурцев.

Он направился к стоявшему у стены подполковнику Малышеву, о чем-то коротко переговорил с ним, кивнув на Никиту. Потом подошел к задумчиво осматривающему зал есаулу, поздоровался и тоже пригласил к лор-капитану. Полковник не знал, что ему и думать.

Откровенно говоря, организация кем-то неизвестным из остатков Белой Армии русского легиона его не удивила. Он только пытался понять, кому это могло понадобиться. Возможно, Франции? Вряд ли, у той есть Иностранный Легион, в котором и так немало русских зарабатывают себе гражданство. Тогда кому? Туманному Альбиону? Очень сомнительно, англичане снобы, каких поискать еще. Да и не слышал он, чтобы какая-нибудь страна обладала такими способами связи и мгновенного перемещения.

Что-то здесь очень странное. Да и это название — Орден Аарн. Кто они такие? Неужели древние тайные ордена, обладающими невероятными знаниями, не выдумка? Очень похоже на то. Никакого иного вывода полковник Бурцев сделать не смог. Передернув плечами, он подвел есаула к бывшему штабс-капитану и представил по всем правилам.

— Рад знакомству, господа, — поклонился тот. — Возможно, у вас есть желание для начала искупаться и переодеться в чистое?

— Уже говорил, что не откажусь, — проворчал есаул, подполковник молча кивнул.

Никита улыбнулся и отвел их свою каюту на «Пике Мглы», приказав биокомпу доставить одежду и вырастить еще две ванных комнаты. Пока офицеры мылись, он времени зря не терял, подключившись к главному биокомпу крейсера и занявшись анализом собранных Асиархом данных. Первичное сканирование выявило немало интересных людей, и каждым из них придется заняться вплотную.

Итак, что мы имеем? Трое в Париже, четверо в Харбине, восемь в Лондоне. И больше сорока человек в Константинополе, куда сейчас тысячами прибывали беженцы из Крыма. Уже неплохо. Жаль, далеко не все из этих людей способны стать аарн. Его прежняя профессия накладывала некоторые ограничения, и многие из коллег на глазах становились законченной сволочью. Мало кто сумел сохранить душу, будучи контрразведчиком.

— Благодарствую за баньку, господин лор-капитан, — добродушно проворчал выбравшийся из ванной комнаты раскрасневшийся есаул. — Думал уж перед смертушкой и помыться-то не доведется.

Вскоре появились остальные. Офицеры надели доставленные биокомпом простые темно-серые комбинезоны. Они с подозрением оглядывали себя и друг друга. Очень уж непривычно выглядели они в этой странной, немного мешковатой одежде. Едва удалось понять, как она вообще застегивается. Пуговиц не было, края просто слипались, и комбинезоны после этого казались цельными. Сапоги вырастали прямо из штанов.

— Прошу к столу, господа, — указал рукой на круглый стол посреди салона Никита, одновременно заказывая у биокомпа плотный обед на четверых.

Офицеры нервно вздрогнули, когда поверхность стола подернулась туманом, и из ниоткуда возникли блюда, тарелки, бокалы и бутылки. Через полминуты перед ними находился роскошно накрытый стол. Вкусные запахи терзали ноздри давно по-человечески не евших людей. Бутылки с незнакомыми напитками тоже обещали немало удовольствия.

— Скатерть-самобранка, мать ее… — завороженно пробормотал подполковник Малышев, есаул задумчиво рассматривал стол и кривился, почесывая в затылке. Полковник Бурцев мрачно жевал нижнюю губу.

— Что-то наподобие, — улыбнулся Никита. — Не обращайте внимания, господа. Это все бытовые мелочи, скоро вы увидите такое, что и представить себе никогда не могли.

— Вот как? — еще сильнее нахмурился полковник. — И что же?

— А вот…

Никита повернулся к одной из стен, и она превратилась в экран, демонстрируя взглядам застывших на месте людей плывущую внизу в клочьях облаков Землю.

— Вы уже поняли, какую планету вы видите перед собой? — спросил он. — И где находитесь сами?

— Неужто — в небесах? — прищурился есаул.

— Не совсем в небесах, — хитро ухмыльнулся Никита. — Немного повыше. Возможно, не все из вас слышали, что существуют и иные миры, кроме нашего. И там живут иные люди. Впрочем, не только люди.

— Читал что-то… — ответил еще больше помрачневший полковник.

— Тот свет, что ли? — спросил есаул.

— Нет. Вы живы и находитесь на звездном корабле, предназначенном для путешествий между мирами. Корабль очень велик, больше пятидесяти верст в длину и никогда не опускается на поверхность планет. Внизу его раздавит собственный вес.

— Но как вы здесь оказались? — поинтересовался Бурцев.

— Давайте выпьем, господа, — усмехнулся Никита, наливая каждому по бокалу «Черного вала». — И я все расскажу. Выпьем за тех, кого с нами уже нет.

Он встал, склонил голову и почти неслышно сказал:

— Пью этот бокал в память о человеке, который спас мне жизнь и открыл дорогу в орден Аарн. За тебя, Лар даль Далливан, наследный принц Арнасарта!

Контрразведчик поднял бокал и залпом выпил. Немного постоял, вспоминая, и снова сел. Офицеры последовали его примеру, каждый вспомнил какого-то близкого ему человека, погибшего на этой войне, и выпил в память о нем или о ней.

— А теперь слушайте, — начал Никита, подцепляя вилкой кусок мяса и отправляя в рот. — Восемь месяцев назад в камеру смертников в иркутском ЧК бросили человека…

Контрразведчик рассказывал свою историю не спеша, отвечая на вопросы не верящих невероятному рассказу офицеров. Если бы не видеозаписи, которые по его просьбе крутил в каюте Асиарх, они и не поверили бы. Сперва перед белыми офицерами потекли кадры уничтоженной колонии на Тарсале, потом совещание у Релира, история проникновения на научную базу Проекта под видом бесноватого капитана Бальсета. Захват базы, совещание Военного Совета, назначение Никиты альфа-координатором. А вслед за тем — Фарсен и произошедшее там. Вскоре офицеры с интересом обсуждали незнакомую им тактику легионеров ордена и способы атаки. Глаза их возбужденно горели, только есаул выглядел задумчивым.

— Вот так оно все и случилось, — развел руками Никита, закончив рассказ. — Понимаю, в такое трудно поверить, но это правда.

— Верю, — усмехнулся полковник. — Не придумаешь такого. Да и возможности этого вашего ордена… Впечатляют, скажем так. Именно они меня и убедили.

— Вот и хорошо.

— Значит, ваш Командор отправил вас сюда за людьми?

— Не совсем так, — вздохнул Никита. — Это я вспомнил, что здесь много подходящих людей, когда было принято решение создать четыре новых легиона. Людей, которым некуда податься. А у нас многие найдут новую родину. Вот я и предложил полететь на Землю.

— Вы уже не считаете себя русским? — внимательно посмотрел на него подполковник Малышев.

— Считаю, — вздохнул Никита. — Но жить в России не смог бы. Зная и умея то, что я знаю и умею сейчас, не смог бы. Ощущал бы себя сидящим в клетке. Да и физически было бы очень тяжко. Понимаете, в орден людей берут по душевным качествам, и тот, в ком есть хоть немного подлости, не сможет стать аарн.

Он коротко рассказал, чем является орден Аарн, об эмпатии и телепатии. Потом показал кое-какие картины внутренних миров Аарн Сарт, которые успел повидать сам.

— Понятно… — снова нахмурился полковник. — А не страшно вам так жить, не имея ничего своего? Даже чувств и мыслей.

— Нет, — широко улыбнулся Никита. — Не страшно. Вот в обществе людей, несущих внутри себя зло, я находиться не могу. Помните, как вырвало моего друга, когда мы вас забирали?

— Да.

— Он сдуру полез в души кое-кого из красных, надеясь, что его бывший приятель окажется достойным. Увы, тот оказался редкой сволочью.

— Приятель? — поднял брови есаул. — Среди краснюков?

— А Ник сам в прошлом красный комиссар, — развел руками Никита. — До сих пор никак не может поверить, что многие из его товарищей — законченная сволочь. Прошу не удивляться и повторяю, что в орден людей берут исключительно по душевным качествам. А кем был человек до того, как попал к нам, красным, белым или синим в крапинку, никакого значения не имеет. Среди нас есть все. И принцы, и рабы. Эти слова сказал человек, который спас мне жизнь, и в тот же день погиб сам. Он как раз был принцем. Я пил в честь его памяти, вы слышали.

— По душевным качествам… — задумчиво протянул полковник. — Трудно принять ваши слова. Да и понять, если честно. Но почему вы все это рассказали нам?

— Приношу свои извинения, — вздохнул Никита, — но вас троих уже проверили по моей просьбе. Вы нам подходите. Вам достаточно произнести Призыв, и вы станете аарн.

Офицеры замерли, затем переглянулись. И каждый задумался. А подумать было о чем, предложение лор-капитана отдавало чем-то потусторонним. Да и жить с открытыми всем вокруг мыслями и чувствами — ой, как непросто. Но что-то в этом непонятном ордене было притягательным. Жить в обществе людей, среди которых нет ни единого подлеца или корыстолюбца? Среди людей, которых уважаешь сам, и которые уважают тебя? Неплохо, должно быть.

— А какова альтернатива? — спросил подполковник Малышев.

— Фарсен охотно примет на службу всех, кто не подойдет нам, но честь и совесть сохранил, — ответил Никита, снова наливая всем виски. — Не подошедших ни нам, ни им, или отказавшихся от наших предложений мы высадим на территорию страны, которую они изберут. Каждому будет выдана определенная сумма в местной валюте, мы не считаем себя вправе оставлять людей в чужой стране без средств к существованию. Какими бы эти люди ни были.

— Ясно, — кивнул полковник. — Будем думать.

— А чего тут думать? — пожал плечами есаул. — Хорошие люди к себе зовут, видно, что хорошие, тут и думать нечего. Служба? Так она всегда служба, не привыкать. Я согласен. Только семья…

— Вытащим семью, не проблема, — поспешил заверить его Никита. — Теперь вам надо сказать Призыв, и все. А когда вернемся на Аарн Сарт, пройти Посвящение. Тоже ничего страшного.

— Что за призыв?

— Три слова. Арн ил Аарн. Перевод — я есть аарн. Это на одном из древнейших языков галактики, ему не один миллион лет.

— Мне тоже терять нечего, — криво усмехнулся подполковник Малышев. — Совсем нечего. Даже семью ЧК расстреляло. Арн ил Аарн, говорите?

Торжествующая птичья трель грянула в каюте, заставив офицеров подпрыгнуть.

— Вот и все, — развел руками Никита. — Трель — сигнал Избрания. С этого момента вы официально приняты в орден Аарн. Мы все — братья и сестры. И взаимоотношения в нашей среде семейные. Даже в армии. Не удивляйтесь почти полному отсутствию субординации, не принято это у нас. Можно и командира послать куда подальше, если он не по делу пристал.

Вскоре Призыв повторил есаул, а вслед за ним и полковник Бурцев. Оставшись в одиночестве, он прикинул, что может светить ему за границей. А ничего не может! Это он прекрасно понимал, не дурак как будто. Никакой гражданской профессии у него нет. Он офицер, и больше ничего делать не умеет. Кому нужны за границей тысячи и тысячи офицеров чужой, разбитой армии? Пожалуй, предложение лор-капитана лучшее из того, что он может получить. А раз так…

— Что ж, братья, рад за вас! — светло улыбнулся Никита, когда отзвучала последняя трель Избрания. — Думаю, вы составите костяк командования будущего русского легиона. Название придумайте сами, у нас обычно легионам дают пышные и даже немного помпезные имена. Например, «Бешеные Кошки» или «Ангелы Тьмы».

— Ничего себе названьице… — поежился полковник.

— Вас вытаскивал легион «Коршуны Ада», эмблема — атакующий коршун. Эту эмблему знают по всей обитаемой галактике, и чаще всего, только заслышав, что их собрались атаковать «коршуны», сразу сдаются.

— Неплохо, должно быть, воевать умеют, — покачал головой есаул.

— Научимся и получше, — усмехнулся Никита.

— Дурное дело не хитрое…

— Но воевать нам вряд ли скоро придется, мало кто решается даже слово сказать против ордена. Впрочем, сейчас пошло смягчение отношений, остальные государства галактики приняли наших послов, но что-то я сомневаюсь, что это надолго. Слишком нас не любят и слишком боятся.

— Раз боятся, тогда все понятно.

— Главным занятием новых легионов станет создание тайных структур в других странах. И разведка.

— Шпионить? — скривился подполковник.

— Выбора особого нет, — тяжело вздохнул Никита. — Если мы не будем знать, что против нас замышляют, то нам на голову то и дело станут валиться всякие не слишком приятные сюрпризы. Впрочем, перевестись в чисто боевой легион для желающих не проблема. Или вообще заняться чем-то иным, не военной службой. В ордене никогда не принуждают человека заниматься тем, что ему не по душе.

— Приятно слышать, — потер подбородок полковник. — Но я офицер и намерен таковым остаться. А для офицера существует слово приказ.

— В таком случае я, Никита Александрович Ненашев, своей властью альфа-координатора присваиваю полковнику русской армии Бурцеву Александру Владимировичу звание дварх-полковника ордена Аарн и назначаю его командиром вновь создающегося легиона без имени! — поднялся на ноги Никита. — Встаньте, господин дварх-полковник!

— Есть, господин альфа-координатор! — встал и принял строевую стойку Бурцев. — Благодарю за доверие! Постараюсь оправдать.

— Асиарх, зафиксируй пожалуйста! — поднял голову вверх Никита.

— Уже… — донеслось с потолка недовольное бурчание. — Еще чего надо? А то у меня четыреста боевых групп на грунте, за всеми следы подчищать кому? Асиарху, кому же еще. А спасибо сказать?

— Спасибо, дружище! — рассмеялся контрразведчик, неугомонный дварх был в своем репертуаре. — Познакомься с новыми братьями.

— Рад, — еще недовольнее проворчал тот. — Извиняюсь, говорить некогда. Если надо чего, зовите. Никита объяснит как.

— А эт-то кто? — ткнул пальцем в потолок слегка обалдевший есаул.

— Что-то наподобие души звездного корабля. Услышит вас всюду, только позовите по имени. Даже внизу, если вы занесены в его личный список людей, за которыми он считает себя обязанным приглядывать. Перемещение по кораблю, по планете, управление, контроль над техникой и еще много чего — в его власти. Тела у него нет, его тело — сам корабль. Асиарх всегда поможет, но ворчлив, правда, не в меру.

— Это кто еще ворчлив тут? — возмутился с потолка дварх и замолчал, сообразив, что только подтверждает слова Никиты. — Ну, ворчлив. Зато какой молодец!

— Молодец ты наш… — согнулся от хохота альфа-координатор. — Умница ты наша ненаглядная!

— Я такой! — гордо ответствовал Асиарх и отключился.

Есаул пофыркивал себе в усы, подполковник посмеивался, даже свежеиспеченный дварх-полковник едва сдерживал смех.

— Вот такой у нас дварх, — развел руками Никита, отсмеявшись. — Хоть и хвастаться любит, но умница действительно редкостная. Впрочем, они все несколько ехидны и ворчливы, но наш Асиарх любому другому сто очков вперед даст. Честное слово, даже жаль, что «Пик Мглы» к легиону «Ищущие Мглу» приписан. Забрал бы его вместе с Асиархом к себе.

— Трудно будет ко всему этому привыкнуть, — повел плечами Бурцев. — Хотя… вы привыкли, значит, и я привыкну.

— Привыкнете, — заверил Никита. — Давайте выпьем, и я опишу вам структуру легиона. Думаю, подполковник с есаулом станут вашими дварх-майорами. Еще двух подберете позже.

— Сколько бойцов в легионе? — спросил Бурцев, пригубив виски.

— Двадцать тысяч и четыре дварх-крейсера. Плюс аналитический отдел и службы поддержки. Это еще около десяти тысяч. Восемь двархов, как минимум, два биоцентра с компами наивысшей мощности. Не спрашивайте пока, что такое компы, потом поймете сами. Штаб-квартиру легиона тоже подберем позже. Обычно легион приписывается к какому-то из двадцати четырех атакующих флотов, но в вашем случае дело иное. Вы останетесь в непосредственном подчинении Совета Безопасности. Кстати, второй легион Ник хочет собрать из красных, так что вы не сильно удивляйтесь, если вдруг встретите на корабле бывших врагов. Но я очень сомневаюсь, что у него получится. Может, и сумеет набрать несколько тысяч человек, но вряд ли больше.

— Я тоже сомневаюсь, — презрительно фыркнул Бурцев. — Если вы отбираете людей по чистоте души, то тем более ничего у него не выйдет.

— Вернемся лучше к структуре легиона. Возглавляет его дварх-полковник, не отчитывающийся ни перед кем, кроме Совета, которому подчинен, командующего флотом, лор-адмирала своего дивизиона и текущего альфа или бета-координатора. Его непосредственные заместители — четыре дварх-майора, командующие бригадами. Затем следуют лор-майоры, лор-капитаны, дварх и лор-лейтенанты. Разделение бойцов на оперативные группы внутри своих подразделений полностью во власти командиров этих подразделений.

— Несколько странновато, — поморщился подполковник. — Нет единых структурных единиц? Взводов, батальонов и так далее?

— Нет, — подтвердил Никита. — Каждая задача решается группой, на которую возложено решение этой задачи. Как именно исполнить приказ — дело командира группы. Командование интересует результат, а не каким образом его добились.

— Вот это мне нравится! — одобрительно кивнул есаул и, подняв бокал, молодецки опрокинул его в рот. — Крепка, зараза!

— Мне тоже, — присоединился Бурцев. — Значит, никто не будет стоять за спиной и нудить, что вот это нужно было делать так, а это — вот так?

— Не будет. Главное — результат. Ну, и чтобы не забывали — цель никогда не оправдывает средств. Нас и так слишком ненавидят, мы не можем допустить дальнейшего нарастания напряжения.

— Политика меня не касается! — поморщился свежеиспеченный дварх-полковник. — Я офицер.

— Пока рано говорить об этом, — согласился Никита. — Для начала легион нужно создать. Из ничего. Потом Посвящение, преобразование и так далее. Найти не приписанные к другим легионам корабли, договориться с их капитанами. Обратиться к двархам с просьбой о вступлении восьми из них в легион. Да много чего еще.

— Располагайте нами, господин альфа-координатор, — встал Бурцев.

— Садитесь, дварх-полковник. Работы будет очень много, буквально с завтрашнего утра. А может, и вечером придется поработать. Неизвестно, сколько народу нам подойдет из тех, кто уже на станции. Да и не все захотят.

— А я сам с ними поговорю, — усмехнулся тот, садясь. — Не беспокойтесь, Никита Александрович, я знаю, что сказать людям и что им пообещать. Какое, кстати, денежное содержание?

— Денежное? — озадаченно почесал в затылке Никита. — Да любое. Если оказываетесь в чужих мирах, то на выходе получаете банковскую карточку с неограниченным кредитом. Тратьте, сколько пожелаете, наши карточки принимают в любом банке галактики без проблем. На Аарн Сарт деньги не нужны, там всего полно и совершенно бесплатно. Хотите дворец? Посылаете заказ местному биоцентру, и через два часа получаете семя. Сажаете его, где понравится, и через пару дней вырастает вам дворец. Заказы любой одежды, еды и всего, чего захочется, тоже идут через биоцентры. Заказанное получаете почти мгновенно и тоже бесплатно.

— Бр-р-р… — помотал головой Бурцев. — Что за странные вещи вы говорите?..

— Ничего странного, — едва сдержал смешок контрразведчик. — Это только поначалу кажется странным, а потом привыкнете. Наоборот, оказавшись в месте, где за все нужно платить, будете чувствовать себя не в своей тарелке.

— А с чего ж тогда люди работают и служат, коли можно на печи сидеть и пузо чесать? — прищурился есаул.

— Пока не могу объяснить, слов нет, — вздохнул Никита. — После Посвящения сами поймете. Научитесь без слов разговаривать и поймете.

— Без слов? — приподнял брови Бурцев.

— Это очень удобно. Представьте себе, что вы командуете атакой.

— Представил, — пожал плечами тот. — Обычное дело.

— Тогда представьте еще, что вы смотрите глазами каждого бойца, слышите его ушами и так далее. Команды передаются мгновенно, без каких-либо задержек, командир всегда в курсе происходящего.

— Удобно, — согласился Бурцев. — Но зато в голове полный кавардак.

— Без биокомпов — да. Спросите, что такое биокомп? Это такая штука, которую вставляют прямо в мозг, и она помогает думать раз в десять быстрее. Позволяет запомнить все, что нужно. Хоть сотню книг дословно.

— Господи… — снова помотал головой дварх-полковник. — Как сказка какая…

— Вернемся к делу, — продолжил Никита. — Из Крыма мы вывезем всех, кого сможем. То же самое сделаем и на других недавно захваченных красными территориях. А вот из эмиграции станем брать только людей, которые нам изначально подходят. Я понимаю, что возникнет желание многим помочь, особенно находящимся в бедственном положении. Можно организовать какой-нибудь фонд и помогать деньгами. Вот уж чего нам не жаль, так это денег. Но брать сможем только тех, кто действительно наш по духу. Впрочем, многих захочет взять армия Фарсена. Решать будет генерал Гласс, их военный министр, он прибыл с нами.

— Ясно, — помрачнел Бурцев. — С генералом я поговорю, думаю, найдем общий язык. А что с семьями? У многих офицеров остались живые родственники.

— Не проблема, — улыбнулся Никита. — Семьи найдем и аккуратно вывезем хоть из самого Питера. Никто нам в этом помешать не сумеет. Если не смогут стать аарн, поселятся на пограничных мирах, у многих из наших там родные живут.

— А почему бы ордену, раз у него такая сила, не взять, да не навести в России порядок? — подозрительно спросил подполковник Малышев.

— Почему? — скривился Никита. — Да потому, что крови прольется вдесятеро больше. И ничего хорошего не получится. Россия — не первая страна, где произошла революция. В прошлом орден пытался наводить порядок в таких странах. Результат оказался настолько страшен, что мы зареклись от попыток изменить ход социального развития. Россия должна переболеть этой болезнью и получить иммунитет. Немного позже вы ознакомитесь с некоторыми документами и поймете, что нас с красными попросту стравили между собой некие силы, жаждущие абсолютной власти. Им мешали честные, свободомыслящие люди, и они нашли способ избавиться от тех, кто им мешал. Я сам, когда прочел эти документы, долго спать не мог.

— Вы уверены? — глаза Бурцева стали похожи на глаза попавшего в капкан волка.

— К сожалению. Эти документы не для вас и не для меня готовились, а для социологов и социоматиков ордена. Их собрали во время предыдущего посещения Земли восемь месяцев назад. Аарн тогда вообще не планировали брать к себе землян, если бы не Лар, меня с друзьями так и расстреляли бы в Иркутске. Оказавшись на корабле, я буквально через день взялся за изучение социологии и всей собранной на Земле информации. Вместе с бывшим красным комиссаром, который был еще в большем ужасе, чем я, когда понял, как их использовали. И для чего. Вот так-то, господа.

Подполковник Малышев сжал кулаки и принялся материться. Он ругался минуты две, помянув всю красную верхушку и стоящих за ними, всех их родственников до седьмого колена и даже их кошек с собаками. Немного успокоившись, залпом опрокинул в рот полный бокал черного виски и мрачно умолк, уставившись в стол. Есаул дергал себя за правый ус, в его глазах горело: «Ох, попадитесь только мне, сволочи…» Командир еще не созданного безымянного легиона смотрел в стену и скрипел зубами.

— Стравили, значит… — выдавил он из себя, наконец. — Неужели для России все кончено?

— Ни в коем случае, — усмехнулся Никита. — По прогнозам, большевики не продержатся больше ста лет. Но если мы попытаемся изменить ситуацию силой, Россия вскоре прекратит свое существование как государство. Так стоит ли овчинка выделки?

— Не стоит, коли дело обстоит так… — скривился Бурцев. — Хотел бы я сам посмотреть эти документы.

— Попросите Асиарха, когда устроитесь, он перешлет вам копии. В ордене не принято скрывать что-либо от своих.

— Благодарю, — кивнул дварх-полковник. — Что прикажете делать?

— Пока ничего, — грустно улыбнулся Никита, понимающий его состояние. — Устраивайтесь. Скажите Асиарху или главному биокомпу крейсера, кто-нибудь из них вырастит вам каюты. Селитесь, отдыхайте. Походите по крейсеру, посмотрите сами, как здесь живут. Ох ты, боже мой, едва не забыл!

— Что?

— В ордене есть не только люди, но еще и ящеры, арахны, драконы. Потому не удивляйтесь, если повстречаете огромного паука или дракона с крыльями. Это не чудовища, а такие же аарн, как и вы сами.

— Пауки?! — вздрогнул есаул. — Бр-р-р…

— Ничего страшного, — негромко рассмеялся Никита. — Вот, посмотрите. Биокомп, прошу связать меня с дварх-майором Рла-Дальваа.

На стене загорелся голоэкран, с которого на присутствующих посмотрел огромными фасеточными глазами двухметровый паук, покрытый длинной, с локоть, черно-алой шерстью.

— Здравствуй, Никита, — проскрипел он. — Рад тебя видеть. Что-нибудь случилось?

— Да нет, Рла, — помахал ему рукой альфа-координатор. — Просто хотел тебя познакомить с новыми братьями. Дварх-полковник Александр Бурцев, командир пока безымянного легиона, Леонид Малышев и Михаил Борохов, дварх-майоры того же легиона.

— Рад знакомству, — распахнул жвалы арахн. — Ох, и задачка же перед вами стоит, братья, — с нуля легион создавать. Понадобится помощь, обращайтесь, буду рад помочь.

— Благодарю, господин дварх-майор… — дрожащим голосом ответил Бурцев, остальные двое ничего не сказали, только изумленно хлопали глазами.

Никита, едва удерживаясь от смеха, бросил Рла-Дальваа быстрый эмообраз, объяснивший недоумевающему арахну, что здесь, собственно, происходит. Тот понимающе пощелкал жвалами, ответил сложным, наполненным веселой иронией образом, несущим в себе до полусотни подтекстов, и отключился.

— Один из лучших боевых офицеров ордена, — как бы невзначай заметил Никита. — Да и организатор великолепный. По вопросам взаимодействия различных подразделений легиона и в самом деле советую обращаться именно к нему. Никогда не откажет в помощи.

— Господи ты боже мой… — с трудом выдавил из себя подполковник Малышев. — Паук, и вдруг офицер? Ни в каком кошмаре такое не привидится…

— Подождите, вы еще драконов не видели. Лучшим стратегом и тактиком галактики заслуженно считается черный дракон, дварх-адмирал второго атакующего флота ордена Аарн, Т'Сад Говах. Кампании дварх-адмирала изучают во всех военных училищах и академиях галактики. Вам тоже придется их изучать. Особенно тактику и стратегию космического боя. Такой бой, бывает, заканчивается за десять секунд, а гибнут в нем сотни тысяч человек.

— Ни х… себе! — в сердцах выругался Бурцев. — Сотни тысяч за десять секунд?!

— Посмотрите записи боев, сами поймете, — отмахнулся Никита. — Прощаюсь пока, господа. Еще раз прошу ничему не удивляться. Отдыхайте, нам вскоре предстоит столько работы, что спать некогда будет.

— Не привыкать, — усмехнулся в усы есаул. — Никогда работы не боялся.

Никита отвел новых братьев в туманный зал крейсера и оставил там, посмеиваясь про себя. Реакция была вполне предсказуемой — люди ошеломленно замерли с открытыми ртами. Пусть погуляют, отдохнут немного, посмотрят на то, что и представить себе никогда не могли.

Вечером всем станет не до отдыха. Из Крыма на боевую станцию уже вывезли больше двадцати тысяч человек, и люди продолжали прибывать. И не только из Крыма, но и из многих других областей России, недавно захваченных большевиками.

Надо и самому, пожалуй, вздремнуть часок. А то придется потом ходить и зевать, прячась по закоулкам от неугомонной Вериль. Никита быстро разделся и рухнул на кровать, отдав биокомпу приказ разбудить его через два часа. Закрыл глаза и мгновенно провалился в сон.

* * *

Анализ почти не занимал Ренни, компьютер проводил его самостоятельно, секретарю оставалось только подставлять нужные цифры для сходимости алгоритма. А перед глазами снова стояла страшная картина захлебывающейся собственной кровью четырнадцатилетней девочки. Почему-то последний отбор особенно тяжело дался ему. Ренни прекрасно понимал необходимость сделанного господином графом, но смириться никак не мог. Сердце сжималось при мысли о том, кем стал он сам.

— Лоех, ты закончил? — ворвался в комнату Дарв ис Тормен.

— Почти, — ответил секретарь. — Еще минут десять для полной достоверности. Но основные выводы могу дать уже сейчас.

— Давай, — рухнул в кресло граф, скрестив мосластые ноги.

— Главной точкой воздействия на ближайшие годы должен стать Трирроун. Если мы не остановим там орден, то лет через пять нам в республику можно будет даже не соваться. Бесполезно. Аарн начали массированную атаку на общественное бессознательное. Инфофильмы, несколько философских течений, на которые охотно клюнула жаждущая нового молодежь. Книги. Интереснейшие, гениально написанные, их читает запоем весь Трирроун. Мои аналитики разложили текст одной из них на семантические составляющие, и пришли в ужас. Это такой удар по подсознанию, что слов нет. У человека, прочитавшего с десяток подобных книг, слова бизнес и политика будут вызывать инстинктивное отвращение. Да что там — омерзение!

— Даже так? — нахмурился ис Тормен. — Ты прав, такой массированной атаки на общественное бессознательное орден еще не проводил. Мы должны поспешить, или проиграем окончательно.

— Господин граф… — хотел было спросить Ренни, но заставил себя замолчать.

— Что, Лоех? — ласково спросил тот. — Тяжело тебе? Вижу. Нам давно пора серьезно поговорить. Спрашивай.

— Почему у нас в союзниках только такая мразь, что сказать противно? — решился Ренни задать вопрос, который не давал ему покоя уже не один год. — Неужели с такими союзниками мы сможем построить хоть что-нибудь толковое?

— Почему? — тяжело вздохнул ис Тормен. — Да потому, что большинство хороших людей уходят в орден, Аарн просто забирают их у нас. А оставшиеся не хотят пачкаться, играя в наши игры. Падение ордена, к сожалению, выгодно в основном тем, кого ты назвал мразью. Остальные не понимают, не хотят понимать, что иначе нельзя, что орден должен пасть. Аарн обеспечили галактике довольно-таки безопасное существование, и обывателя, да и не только обывателя, это вполне устраивает. Если бы орден продолжал вести себя по-старому, заносчиво, я бы не особо нервничал. Ненависть к ним была бы зоологической, как у тебя раньше. А теперь придется действовать куда более жестко, если мы не хотим проиграть.

— Наверное, вы правы… — опустил голову Ренни.

— Но кое в чем прав и ты, — ехидно ухмыльнулся граф. — С такими союзничками, как у нас, никаких врагов не надо, сами все порушат. Но ты не учитываешь одного маленького нюанса. А точнее — просто не знаешь о нем. На вторых ролях во всех подконтрольных нам организациях находятся мои люди. Люди чести, служащие не за деньги, а ради великой цели. Понял?

— После победы последует большая чистка, и ваши люди выйдут на первые роли?

— Естественно, мальчик мой, — гортанно рассмеялся ис Тормен. — По-иному и быть не может. Я привык держать все под своим контролем. Ты знаешь, что после победы именно нам предстоит стать службой безопасности обитаемой галактики. И нам же придется под корень вырезать многие из организаций, служащих нам сейчас. Жестоко, но практично.

— Да этих не жалко! — махнул рукой Ренни. — Это же нелюдь, бешеное зверье.

— А кто сам когда-то собирался в пираты податься? — хитро прищурился граф. — Может, припомнишь?

— Не напоминайте… — тяжело вздохнул секретарь. — Что взять с двадцатилетнего дурака? Поумнел с тех пор немного, слава Благим. Даже ненависти к ордену больше нет. Они, если честно, немало и полезного делают.

— Немало, — кивнул ис Тормен. — Вопрос только, какой ценой.

— Объясните, — нахмурился Ренни. — Не понимаю.

— Все просто. Откуда уже больше тысячи лет к нам приходят все новые изобретения, открытия, идеи?

— С Аарн Сарт…

— Ты сам ответил себе, — грустно улыбнулся ис Тормен. — Орден перекрыл галактике возможность развития, он забирает у каждой страны лучшую молодежь, творческий и научный потенциал, будущее народа. Аарн оправдывают свое поведение тем, что эта молодежь иначе мучилась бы от непонимания, и мало кто из них чего-либо достиг. Согласен, в этом они правы. Но кое-кто сумел бы пробиться и двигал вперед науку и культуру страны, в которой был рожден.

— Мне вспоминается история величайшего композитора последней пары столетий. Даже вы любите его музыку.

— Гел Тихани… — тяжело вздохнул граф. — Мне очень жаль, что его умирающим нашли аарн, а не мы. Кто мог подумать, что на занюханной колониальной планетке появится такое дарование? Если бы орден забирал только таких, как Гел, находящихся на грани смерти, я бы ничего против не имел. Но они ведь гребут всех подряд. Самых лучших. Самых честных. Самых талантливых. Самых добрых. А что остается остальным? Превращаться в зверье? Они и превращаются. Шаг за шагом, год за годом, столетие за столетием. Результат ты видишь сам.

— Наверное, вы правы, — внимательно посмотрел на своего сюзерена Ренни. — Но вот по поводу запрета войн вы уже ничего сказать не можете.

— Не могу, — согласился ис Тормен. — Пока не был обнародован прогноз Альтера, я думал, что войны необходимы. Выжить должен сильнейший — это закон развития. Но этот прогноз…

Граф тяжело вздохнул.

— К сожалению, прогноз оказался достоверным, — продолжил он. — Допустить галактическую войну сейчас — означает погибнуть. Всем. Может, из остатков выживших через несколько тысяч лет и поднимется новая галактическая цивилизация. А может, и нет. Лучше не рисковать. Без войн не обойтись, но каждый правитель обязан четко усвоить строжайший запрет бомбардировок населенных планет. Нарушителя должно немедленно и очень жестоко карать. Сумеем ли мы решить эту задачу? Не знаю.

— Вот и я не знаю, — передернул плечами Ренни. — Господин граф, вы ведь понимаете, что я отдам за вас жизнь, не задумываясь?

— Понимаю. Потому и позволяю тебе говорить мне в глаза то, чего не потерпел бы ни от кого иного.

— Не становимся ли мы сами зверьми в погоне за победой?

— Надеюсь, что нет… — сгорбился в кресле ис Тормен. — Надеюсь, что нет…

Он резко встал, подошел к бару, налил себе полный бокал черного тиумского виски и залпом выпил. Потом минуту постоял молча, о чем-то размышляя, и выпил снова.

— Девочек забыть не можешь?.. — хрипло спросил он.

— Не могу… — вздрогнул Ренни. — А вам они ночами не снятся?

— Снятся, — скрипнул зубами граф. — Но у меня нет иного выхода! И кому, как не тебе, об этом знать.

— Простите меня, — вздохнул секретарь. — Все знаю и все понимаю, мне просто больно их видеть.

— Мне тоже, — сухо сказал граф. — Но я не имею права на жалость. Если бы мы были добренькими, мы получили бы столь многообещающий экземпляр, как тридцать вторая?

— К сожалению, нет.

— Вот и я о том же. На этом давай закончим бесполезный разговор. Мне сейчас еще с девчонкой говорить. А она твердый орешек, легко не расколешь.

Дарв ис Тормен иронично усмехнулся, снова превратившись в человека, которым его привыкли видеть окружающие. Снова перед секретарем стоял лощеный, уверенный в себе аристократ, великий маг.

— Звать? — спросил Ренни.

— Давай.

Секретарь вышел.

Тридцать вторая осторожно подошла к комнате, в которой ее ждал господин. Девушка всю последнюю неделю пребывала в недоумении. Ее заперли в большой роскошной спальне, кормили досыта всякими вкусными вещами, позволяли спать, сколько хотела. Даже книги дали. Но самое главное — за всю неделю ее ни разу не ударили! Ни за что не наказали! Это вообще ни в какие ворота не лезло, такого не случалось никогда. Хоть раз в день воспитанниц питомника пороли просто для профилактики. Тридцать вторая относилась к неизбежной ежедневной порке философски, как к привычному злу. Все равно ведь ничего не поделаешь, так нечего волну зря гнать. А тут вдруг целая неделя отдыха! Без порки!

Откровенно говоря, девушка просто растерялась. На глазах рушилось все, к чему она привыкла. Умница попыталась понять, для чего с ней так поступают, но не смогла. Информации для качественного анализа оказалось недостаточно. Даже Хитрюга с Ведьмой ничем помочь не сумели, тоже пребывая в недоумении. Когда тридцать вторую позвали к господину, у девушки камень с души свалился. Пусть что угодно делает, хоть надзирателям отдаст, только бы не эта проклятая неизвестность!

— Заходи, чего стесняешься, — заставил ее вздрогнуть голос господина. — Стань у той стены.

Она мышкой скользнула в комнату и застыла возле указанной стены по стойке смирно, не решаясь даже пошевелиться. На сей раз девушка была одета в выданное ей охранниками легкое серое платье до колен. Наверное, сейчас опять прикажет раздеться. Что такое стыд, тридцать вторая не знала, никто не разъяснял воспитанницам питомника значение этого понятия. Ей просто было несколько не по себе, когда мужчины жадно пялились на ее тело. И что такого необычного они в этом теле находят, что смотрят как на что-то очень вкусное? Тело как тело. Точно такое же, как у остальных воспитанниц. Впрочем, на тех охранники тоже смотрели жадно.

Господин молчал, с каким-то лихорадочным интересом разглядывая девушку. Тридцать второй снова стало не по себе. Чего он хочет? Для чего она ему?

— Сколько у тебя личностей? — припечатал ее к стене неожиданный вопрос.

«Молчи! — в панике завопила Злюка. — Дура, молчи!!!»

«Он знает, — возразила Убийца. — Не вздумайте играть с этим человеком в ваши обычные игры. Он нас насквозь видит, задницей чую».

«Она права, — проворчала Хитрюга. — Умница, бери контроль и постарайся не ляпнуть лишнего. Ведьма, будь готова перехватить».

«Дуры вы… — прошипела Злюка. — Вот посмотрите, что дальше будет».

«Молчать всем! — скомандовала Умница. — Мы начинаем самую опасную игру в нашей жизни. Если проиграем, то все — кранты. Поняли, девки?»

— У меня шесть полноправных личностей, господин, — наклонила голову тридцать вторая, а когда подняла голову, граф увидел в ее глазах насмешку.

— Интересно, есть ли среди них нужная? — поинтересовался он. — Ты, похоже, девочка неглупая и сама должна была кое-что понять.

— Вы имеете в виду мечтательную идиотку, верящую во всякую чушь, вроде любви и дружбы? — оскалилась девушка. — Имеется такая.

— Браво! — пару раз хлопнул в ладоши ис Тормен. — Ты меня не разочаровала.

Внутри девушки все пятеро облегченно перевели дух. Они не ошиблись, пичкая Дурочку строго дозированной информацией и не позволяя ей просыпаться. Плохо, что именно это жалкое существо станет основной личностью, но против воли господина не пойдешь. Впрочем, пока рано судить, слишком мало данных. Главное — выжить. Это первичная задача, а что случится потом — пока не важно.

— Садись в кресло, девочка, — показал рукой господин. — Вот в это. Налей себе сока.

Тридцать вторая осторожно подошла к указанному креслу и села, держа спину ровно, как солдат на плацу. Ей очень не хотелось проколоться хоть в какой-нибудь мелочи и вызвать гнев человека, от которого зависело, жить ей или умереть. Потому девушка налила сока в стакан, но отпить не решилась, напряженно глядя на сидящего перед ней подтянутого аристократа с седыми висками.

— Пей, — приказал он.

Покорно глотнув, тридцать вторая удивилась — она ждала какого-нибудь подвоха, ждала, что в стакане окажется какая-нибудь гадость. Надзиратели часто так издевались над воспитанницами — сутками не давали пить, а потом поили какой-то горькой жидкостью, от которой выворачивало все нутро. Но в стакане был прохладный и свежий сок, и девушка с большим удовольствием его выпила.

— А теперь подними стакан.

Тридцать вторая пожала плечами, протянула руку и подняла стакан.

— Не рукой! — скривился господин. — Магией.

«Ведьма! — позвала Умница. — Давай!»

«Иду, — отозвалась та, беря тело под контроль. — Наблюдай, запоминай все, проанализируй каждый его взгляд, каждое слово, каждый жест, каждый намек».

«Сделаю!»

Ведьма быстро вытянула из окружающего пространства несколько цветных нитей, с которыми ей так нравилось играть, переплела их и вздернула стакан в воздух. Господин озадаченно уставился на покачивающийся перед его носом стакан. Потом расхохотался.

— Вот уж точно, — выдавил он сквозь смех, — дурак меры не знает! Ну, девочка, ну, насмешила!

Тридцать вторую захлестнуло ужасом. Она не угодила господину! Благие! Ведьма отпустила стакан и попыталась сплести что-то защитное.

— Тише! — махнул на нее рукой ис Тормен. — Не нервничай. Ты перешла на иной уровень, и никто не собирается убивать тебя за одну ошибку. Тем более что ты самоучка и не виновата в своем невежестве. Это моя задача — научить тебя правильно плести заклятия, не выбрасывая на ветер столько энергии. Поняла?

— Да, господин! — склонила голову немного успокоившаяся девушка.

«Умница, он правду сказал?» — подозрительно спросила Ведьма.

«Судя по всему, да. Поздравляю, девки, мы, похоже, выжили! Теперь главное научиться всему, что только можно. Ведьма, теперь многое зависит от тебя. Ты уж постарайся…»

«Сама жить хочу… — проворчала та. — Справлюсь».

— Для начала я объясню тебе, что такое вероятность, — снова заговорил господин, — и что именно происходит, когда ты пытаешься манипулировать ею. Я требую, чтобы в случае малейшего непонимания ты задавала вопросы. Я готов объяснить и сто раз, но ты должна четко понимать все, что я тебе даю. Не бойся задать вопрос, не бойся признаться в своем незнании. Бойся оказаться надутой, невежественной и чванливой дурой, уверенной, что знает и понимает все. Предела знанию не существует, девочка, запомни эту истину.

— Я запомню, господин, — кивнула тридцать вторая. — Вы говорили, что вероятность — это цветные нити, которыми я манипулирую?

— Молодец, — одобрительно кивнул он, — не забыла. Но это не совсем верно. Нити — это всего лишь визуальное отображение различных вариантов вероятности одного и того же события в разных условиях.

— Простите, но я не поняла… — растерянно пробормотала девушка, с некоторым страхом поглядывая на графа.

— Попробую объяснить проще, — потер он подбородок. — Существует определенная вероятность того, что некое заданное событие произойдет здесь и сейчас. Например, очень вероятно, что стакан упадет на пол. Падению стакана должны предшествовать всего лишь несколько других событий. Предположим, ты, вставая, задела его и столкнула на пол. Столкновение станции с метеоритом даст тот же результат. И таких предшествующих событий может быть множество. Поняла?

— Да, — заинтересованно ответила тридцать вторая. — Значит, если к одному и тому же событию может привести множество иных, то вероятность этого события довольно велика?

— Правильно, — одобрительно кивнул господин. — Но вот то, что стакан сам по себе зависнет в воздухе без помощи кого-то из нас, почти невероятно. Понимаешь, почему?

— Потому, что существует слишком мало причин, способных привести к такому результату.

— Отлично! — хлопнул в ладоши граф. — Ты меня радуешь, девочка. Но вероятность реализации даже самого невероятного события все равно существует. Пусть исчезающе малая, но существует. Мы, маги способные управлять вероятностями, умеем найти эту слабую нить и подменить ею линию основной реальности. И самое невероятное событие происходит.

Ведьма напряженно размышляла, задействовав все аналитические способности Умницы и нестандартное видение Хитрюги. Теперь она начала кое-что понимать и постепенно приходила во все больший восторг. Значит, господин хочет научить ее творить чудеса? Но почему? Он не может не понимать, что тридцать вторая его люто ненавидит и воспользуется любой возможностью, чтобы отплатить за свое искалеченное детство. Вон, насмешливо осклабился. Все он, сволочь такая, понимает. Что ж, этот враг пока не по зубам, но когда-нибудь…

— Теперь я, кажется, поняла, что такое нити, — негромко сказала девушка, заставив себя отвлечься от сладких фантазий о мести. — Разноцветные отображают слабые вероятности, а белая толстая нить — происходящее в реальности без вмешательства мага.

— Не совсем правильно, но для начала сойдет. На деле все не так, это мозг мага интерпретирует вероятности в виде нитей. Так проще всего работать с ними.

Господин долго объяснял тридцать второй начала работы с вероятностными нитями и простейшими связками. Информации оказалось очень много, но девушке нравилось заставлять собственный мозг работать в полную силу. Давно не приходилось так напрягаться. Но результат стоил самого дикого напряжения!

— А теперь вот, — сказал господин и положил на стол потрепанную книгу без обложки. — Внимательно прочти и постарайся опробовать все, что описано здесь. Однако обдумывай каждое свое действие. Даю тебе на это месяц, через месяц я вернусь и проверю, чему ты научилась. Не разочаруй меня, девочка.

— Я сделаю все, что в моих силах, господин… — хрипло ответила тридцать вторая.

— И учти, книга очень ценна. Таких существует всего пять экземпляров в галактике. «Начала высшей магии» Стеверена. Испортишь — удавлю. Медленно.

— Я буду очень осторожна, господин…

— И бежать не пытайся, — усмехнулся ис Тормен. — Даже если ты освоишь все плетения из этой книги, тебе это не поможет. Я тебя все равно найду, и тогда ты позавидуешь судьбе отданных надзирателям. Учти это и старайся сначала думать, хорошо думать, а потом только что-нибудь делать.

— Благодарю за урок, господин, — склонила голову тридцать вторая, чтобы скрыть блеснувшую в глазах ненависть.

— И еще, — встал он. — Отныне ты больше не тридцать вторая. Я даю тебе имя. Встань!

Дрожащая девушка медленно встала на ноги. Господин наклонился к ее уху и прошептал три слова. Имя! У нее есть имя! Она плакала, не скрывая слез. Чуть ли не впервые за последние несколько лет.

— Это имя пока останется нашей с тобой тайной, девочка, — усмехнулся ис Тормен. — Придет время — и оно будет греметь по всей галактике. Будет, если ты сумеешь научиться всему, чему я хочу тебя научить. Если ты научишься контролировать себя и все свои личности. Никогда не сдавайся и иди вперед, как бы больно тебе ни было. И ты дойдешь.

— Я — дойду! — кивнула бывшая тридцать вторая, по-волчьи оскалившись. — Обязательно дойду.

* * *

Гул голосов многих тысяч человек казался шумом моря. Подхорунжий Артемий Сысоев оглядывал невероятных размеров амфитеатр и изумленно качал головой. Никогда не видел такого огромного помещения, не представлял даже, что такие существуют. Он сумел устроиться рядом с возвышением впереди и придержал места для троих приятелей, одного из которых мог назвать даже другом. С вахмистром Пашкой Мерещенко они не раз дрались спина к спине. Хотя дома, в станице, частенько бивали друг другу морды. Да только на войне домашние разногласия как-то очень быстро забылись, и вскоре казались обоим такой мелочью, о которой и вспоминать-то грешно.

Снова окинув взглядом бесконечные ряды кресел, он поежился. Это сколько же народу здесь собрали? Как бы не все тридцать тыщ. А кто собрал-то? Убей его Бог, если Артемий понимал. Вспоминался сарай, забитый казаками и офицерами так, что даже сидеть никто не мог. Люди стояли, плотно прижатые друг к другу, многие были уже мертвы, но упасть в такой толпе не могли. Все настолько устали, что ждали расстрела с нетерпением. Пусть смерть, только бы поскорее закончилось это издевательство. А затем впереди вдруг зажегся странный белый свет, и чей-то уверенный, молодой голос с почти незаметным акцентом сказал:

— Господа, мы пришли помочь вам спастись и выехать за рубеж. Времени у нас мало, проходите по одному в этот черный проход. Потом мы вам все объясним.

Обреченные на смерть люди не стали терять времени. В чем там дело, видели только стоявшие впереди. Но вскоре в сарае стало немного свободнее, из-за чего задние поняли, что им не солгали. Но кто пришел на помощь? Некому ведь. Впрочем, Артемию тогда было не до рассуждений, он поддерживал раненого в живот, стонущего от боли незнакомого поручика. Тот умирал, но умирать ему было еще долго, видал подхорунжий, как умирают от таких ран. Имелось бы какое оружие, Артемий добил бы беднягу, чтобы не мучился так.

Он медленно двигался следом за каким-то капитаном-пехотинцем. Потом перед глазами мелькнуло что-то черное, по коже пробежал морозец, и он оказался в большом, светлом зале. Переход был столь шокирующим и непонятным, что Артемий замер на месте. Но его сразу отвели в сторону, поручика подхватил под вторую руку еще кто-то.

— Идемте в госпиталь, быстрее! — сказал девичий голос, и подхорунжий с изумлением уставился на поддерживающую раненого с другой стороны симпатичную желтоволосую девушку в черно-серебристой форме.

— Ага… — только и сумел он выдавить из себя.

Да и то. Поручик ведь мучается, вон как стонет, бедолага. Лучше сразу погибнуть, чем от такой раны три дня помирать. В светло-серой стене вертелась черная воронка, над которой горела надпись: «Госпиталь». У Артемия уже не было сил на удивление, поэтому он просто вошел в воронку. Оказавшись в большой комнате с розовыми, медленно шевелящимися стенами и потолком, покрытым черными, колышущимися, как под ветром, щупальцами, он едва не выпустил поручика, чтобы перекреститься. Но долго стоять на месте и лупать глазами во все стороны подхорунжему не дали.

— Что с парнем? — подбежал к нему высокий человек с короткими, совершенно белыми волосами, похожими на мох, и круглыми глазами зеленого цвета. Увидишь такого в темноте, за черта принять можно.

— Живот… — ответил Артемий. — Помирает.

— Раз в наш госпиталь попал, уже не помрет, — возразил незнакомец. — Помогите его раздеть.

Вдвоем с желтоволосой девушкой они положили стонущего поручика на кушетку у стены и быстро стащили с него остатки обмундирования. Живот раненого был обвязан заскорузлой, пропитанной кровью тряпкой, когда-то бывшей чьей-то нательной рубахой. Больше ничего для него пленные офицеры сделать не могли. Круглоглазый распорол тряпку блестящим ножом и принялся внимательно исследовать рану.

— Так, — кивнул он. — Без ти-анх не обойтись. Берите его и несите за мной.

Артемий не стал спорить, этот непонятный человек явно доктор, а значит, понимает, что делает. Он осторожно поднял снова застонавшего поручика и понес за незнакомцем в открывшуюся в стене круглую дверь. Оказавшись в комнатенке с мокрыми рубчатыми стенами, он снова вздрогнул, но не стал ничего говорить. В полу была яма с бурлящей розовой слизью. Именно в нее доктор велел опустить потерявшего сознание раненого. Пожав плечами, Артемий послушался. Поручик мгновенно скрылся в слизи с головой, она изменила цвет на багровый и затянулась непрозрачной пленкой.

— Ну, все, — довольно сказал круглоглазый. — Через день-другой здоровым встанет.

— После раны в живот?! — вытаращил глаза подхорунжий.

— В ти-анх ноги-руки за неделю новые отрастают, — отмахнулся доктор. — Ладно, Мерта, проводи парня, покажи, что к чему. У меня столько работы, что одуреть можно.

— Идем, — потянула Артемия за рукав желтоволосая. — Меня, кстати, Мертой зовут.

— Артемий Сысоев, — назвался подхорунжий. — А где это мы?

— На боевой станции ордена Аарн, — улыбнулась девушка. — Когда соберем побольше людей, вам все расскажут. Пока пойдемте, я покажу вам, где можно помыться, переодеться, поесть и отдохнуть. Вы сами-то не ранены?

— Господь миловал, — отрицательно покачал головой Артемий.

Выйдя из воронки в том же светлом зале, подхорунжий натолкнулся на Пашку Мерещенко. Они бросились обниматься, каждый думал, что друга уже и на свете-то нет. Рядом стояли армейский зауряд-прапорщик и вахмистр. Оба были немного знакомы Артемию, несколько раз выпивали вместе. Захватив всех четверых с собой, Мерта отвела их по длинному коридору, поселив в две соседние просторные комнаты.

Оказалось, при каждой имелось нечто, похожее на баню. Не совсем баня, но горячая вода и мыло были. Подхорунжий с огромным удовольствием соскреб с себя многодневную грязь, побрился и переоделся в мешковатый серый чистый комбинезон, переколов на него погоны. Так поступали все офицеры, и удивляться этому не стоило — погоны остались последним, что давало им какую-то уверенность в себе, заставляло считать себя армией, а не сборищем оборванцев. Но после бани живот настойчиво потребовал своего. А ведь Мерта говорила, что где-то неподалеку есть место, в котором можно поесть.

Приятели запомнили номера своих комнат и отправились на поиски, сглатывая голодную слюну. Искать долго не пришлось, шагов через двести открылся проход в большой зал, заставленный несколькими сотнями столиков на четверых. За многими сидели люди, одетые в такие же мешковатые серые комбинезоны. Кого тут только не было… От рядового до генерал-майора. Правда, генерал-майор имелся только один. А вот полковников сидело в зале не так уж и мало. Пехотных, кавалерийских, артиллерийских, казачьих. Чинов пониже было не перечесть.

Чувствуя себя несколько неуютно в обществе стольких офицеров, приятели сели за стоящий возле самой стены пустой столик. Но где взять еду? Они видели, что столы пришедших раньше заставлены снедью. Однако не успели молодые унтер-офицеры опомниться, как поверхность столика подернулась туманом и на нем появились наполненные чем-то незнакомым тарелки, ложки, вилки, стаканы, бокалы, бутылки с чем-то прозрачным. Но не только, в некоторых напитки были совсем уж непривычных цветов — зелеными и черными. Все четверо застыли, недоверчиво уставившись на чудо, которое в бабушкиных сказках называлось скатертью-самобранкой. Сидящие неподалеку посмеивались, глядя на их ошалевшие лица и вспоминая, какими сами выглядели несколько минут назад при виде появившейся из воздуха еды.

— Мать-перемать… — протянул Пашка Мерещенко. — Это куда ж нас занесло-то, а?..

— Ты бы на их госпиталь поглядел, — буркнул Артемий, осторожно принюхиваясь к своей тарелке. Пахло вкусно.

— Да, господа, — вздохнул вахмистр Силантьев. — Все весельше и весельше, как говаривал мой дедуля, земля ему пухом.

— Какая разница, куда? — проворчал зауряд-прапорщик, здоровенный круглолицый и жизнерадостный сибиряк. — Живы? Ну, и слава Богу! Поясно кланяюсь людям, кои нас с того сарая вытащили. Помирать-то в двадцать годков вовсе не хотелось.

— Да уж… — поежился Артемий. — Но что тут за чудеса? Никогда такого не видывал.

— Сказали, вечером объяснят, — пожал плечами Пашка. — Давай выпьем, что ли, за спасение.

Зауряд-прапорщик решительно протянул руку, взял фигурную бутылку с прозрачной жидкостью и, немного повозившись, откупорил. Понюхал и блаженно улыбнулся.

— Она, родимая, — прогудел он и разлил водку по рюмкам.

Приятели чокнулись. Артемий привычно выдохнул и опрокинул рюмку в рот. Ледяная, крепкая водка скользнула в горло легко, почти не перебив дыхания. Хороша! Не хуже «Смирновской», которую на свадьбе дядьки Андрея пробовать довелось. Подцепив с тарелки что-то похожее на мясо, он закусил и кивнул. Совсем неплохо, в самом деле мясо. И принялся за еду уже всерьез. Съел быстро и пожалел, что нет еще. Однако ошибся — не успел он отодвинуть от себя пустую тарелку, как та исчезла и на столе появилась новая, с чем-то другим. Подхорунжий вздрогнул, потом махнул на все рукой, решив не обращать внимания на чудеса.

Офицеры перемещались между столиками, говорили друг с другом, выпивали, пересказывали свои впечатления, ведь многих вытащили из-под расстрела. Тема для разговоров была одна. Куда они попали? Кто их спас, и с какой целью? Никто не понимал. Они спорили, каждый пытался высказывать какие-то предположения. Но чаще всего сам себя и опровергал, попытавшись развить свою версию.

Сбивали с толку здешние чудеса. Мгновенное перемещение невесть куда, скатерти-самобранки, полеты спасителей на маленьких досках. Люди, учившиеся до войны в университетах, пытались припомнить, не слышали ли они о чем-то подобном. Но нет, не слышали. Одно только не вызывало сомнений. Не стали бы ради их спасения прикладывать столько усилий просто так. Что-то загадочным спасителям нужно. Вопрос: что именно?

Слова «Орден Аарн» слышались то тут, то там. Но что это за орден? Большинство пребывало в уверенности, что это тайный орден, подобный ордену загадочных тамплиеров, тысячи лет тайно управляющий миром. Немногие знакомые с астрономией пытались высказать предположение о людях со звезд, но их никто не слушал.

Артемий снова поежился, глядя на бесконечные ряды кресел. Ну вот, сейчас все и разъяснится. Около часа назад во всех коридорах, спальнях, столовых появились десятки черных воронок. С потолка прозвучал несколько ворчливый голос, пригласивший пройти на собрание, на котором им расскажут, что происходит. Все испытали облегчение, неизвестность и непонимание заставляли людей чувствовать себя очень неуютно. Пусть уж что угодно, только бы не гадать дальше, что нужно этим непонятным спасителям.

Люди проходили в воронки и оказывались в амфитеатре невероятных размеров, заставленном бесконечными рядами кресел. Перед креслами, метрах в пяти, находилась невысокая сцена. Все рассаживались, продолжая обсуждать увиденное. Артемий с приятелями вошли в воронку одними из первых и сели у самой сцены. Кресла оказались на удивление удобны, такое впечатление, что они сами подстраивались под садящихся в них людей. Постепенно зал заполнялся, но прошел добрый час, прежде чем в нем собрались все.

А затем с потолка послышалась странная, непривычная музыка, и на сцену начали выходить люди в знакомой уже черно-серебристой форме. Подхорунжий внимательно рассматривал каждого. Люди как люди, только улыбаются как-то слишком уж безмятежно. Но когда на сцене появился плотный пожилой человек с вислыми седыми усами, Артемий едва не вскочил на ноги. Батюшки-светы! Их есаул, Борохов Михаил Петрович, старый друг его отца, дядька Михась! Он-то как среди этих аарн очутился? Тот заметил подхорунжего и приветственно помахал рукой, заставив Артемия встать и коротко поклониться.

— Здравствуйте, господа! — заговорил стоящий впереди всех светловолосый человек среднего роста, его голос каким-то образом разнесся по всему амфитеатру. — Позвольте представиться. Ненашев Никита Александрович, лор-капитан легиона «Бешеные Кошки», орден Аарн. Текущий альфа-координатор. Возможно, кое-кто из вас меня знает. Во времена оные я служил в контрразведке у Колчака в чине штабс-капитана.

Он немного помолчал и продолжил:

— У каждого из вас сотни вопросов. На все, к моему глубочайшему сожалению, я ответить не в силах. Но постараюсь осветить для вас самое важное.

— Простите, господин лор-капитан, — поднялся с места невысокий, седой уже офицер с погонами полковника артиллерии.

— Слушаю вас, — внимательно посмотрел на него тот.

— Мы искренне благодарны вам за спасение от гибели, — поклонился полковник. — Но зачем вам это? И если вы обладаете такой силой, то почему не пришли на помощь раньше?

— Я объясню, — мягко улыбнулся лор-капитан. — К сожалению, не всем. Господа, Аарн очень издалека. Хотя я сам русский, но попал в орден совершенно случайно восемь месяцев назад, после поражения армии адмирала Колчака. Меня, как и многих из вас, выдернули из-под расстрела. Прямо из камеры смертников.

— А почему не всем?

— Немного терпения, господин полковник. Тому есть причины. Всем вам представится возможность выехать в ту страну мира, которую вы изберете. Естественно, мы выделим каждому некоторую сумму на обустройство. Но есть еще несколько вариантов. Некоторым предложат войти в орден Аарн, во вновь создающийся русский легион. Большинство готова принять на службу с сохранением звания и выслуги лет армия Конфедерации Фарсен. Не пытайтесь вспомнить, что это за страна. Также мы окажем вам помощь в поиске и вывозе семей.

— Русский легион? — прищурился полковник. — Что ж, ожидаемо. Но кто вы такие?

— Опять же, господа, — усмехнулся светловолосый, — это я скажу людям, которые примут одно из наших предложений и подойдут нам по некоторым критериям. Понимаю, трудно принимать подобные предложения от кого-то неизвестного. Впрочем, кое-что я могу сказать уже сейчас. Орден Аарн является, по вашим меркам, международной полицией. Но не только. В случае появления чего-нибудь угрожающего жизни людей в масштабе галактики первыми идут в бой наши легионы. Люди часто даже не подозревают, что их жизнь подвергалась какой-то неизвестной опасности. И хорошо, что не подозревают. Устранить эту опасность — наша задача. Лично я считаю, что останавливать большое зло — дело, ради которого стоит жить.

— Согласен с вами, — кивнул полковник. — Достойное дело. Но поясните, будьте добры, что значит в масштабе галактики?

— Хорошо, — вздохнул лор-капитан. — Прошу только учесть, что у тех, кто не примет наших предложений, будет стерта память о пребывании на нашей станции. Мы имеем такую возможность и умеем это делать.

Офицеры начали перешептываться и переглядываться. Стоявший перед ними человек не лгал, судя по всему. Умеют стирать людям память? Да, про такое даже в сказках ни слова нет… Какова же сила этого непонятного ордена? Что они еще могут? Похоже, многое. Самое непонятное, что никто и никогда до сих пор о них не слышал. Как могла остаться в тени организация такой мощи?

— Мне очень не хочется этого делать, — продолжил лор-капитан, — но иного выхода у нас нет. Информация об ордене Аарн не должна стать достоянием общественности на Земле. Вас всех внизу считают мертвыми. Красные уверены, что расстреляли вас. Мы наложили им фальшивую память о том, чего не было.

— А почему внизу? — спросил какой-то офицер со второго ряда.

— Вот почему, — повел рукой светловолосый. — Смотрите.

Стена за его спиной стала прозрачной, и собравшиеся в амфитеатре люди увидели на ней покрытый клочьями облаков голубой шар. Сперва мало кто понял, что перед ними, и только чуть позже многие рассмотрели знакомые по картам и глобусам очертания материков внизу. Постепенно до большинства начало доходить, что они видят. Кто-то вскочил на ноги, кто-то наоборот откинулся на спинку кресла. С каждым мгновением все больше и больше людей осознавали, что они столкнулись с чем-то невероятным, невозможным. С чем-то, что выходило за рамки всего привычного, всего, с чем им довелось сталкиваться за всю свою жизнь.

— Да, господа, — снова заговорил лор-капитан, — перед вами ваш родной мир, планета Земля. Вы сейчас находитесь на высоте нескольких тысяч верст, на нашей боевой станции, которая лишь немногим меньше Луны. И наш орден, и Конфедерация Фарсен находятся отнюдь не в вашем мире. Скажу больше, Солнце вместе с несколькими сотнями близлежащих звезд замкнуто в непроницаемый извне кокон. И благодарите за это Бога, господа, а то бы нашу планету давным-давно завоевали. Земля отстала в развитии от остальных на тысячи лет и не способна дать отпор войскам более развитых миров. Орден, конечно, запретил межзвездные войны и пытается следить за соблюдением этого запрета, но мы не боги, и за всем уследить не в состоянии. Пример тому — планета Фарсен, которую атаковали втайне от нас. Десять лет фарсенцы вели страшную войну, защищая свою родину от чужаков. Четыре миллиарда человек погибло. Вслушайтесь в эту цифру, господа. Четыре миллиарда!

— Господи, ты боже мой! — вздрогнул артиллерийский полковник, все еще продолжавший стоять. — Что же там за война такая была?

— Страшная война, генерал Гласс позже расскажет вам о ней подробнее, если пожелаете. Хорошо, что мы все-таки узнали о происходящем, и совместно с армией Фарсена уничтожили захватчиков. Но об этом потом. Я понимаю, что вы все до крайности изумлены тем обстоятельством, что вас спасли люди из других миров. Многие даже не слышали, что наш мир далеко не единственный во Вселенной, и сейчас растеряны. Но я говорю правду, и те, кто решит рискнуть, увидят все своими глазами.

— Но зачем вам мы? — спросил кто-то, Артемий не понял — кто.

— Это моя инициатива, господа, — вздохнул лор-капитан. — Так получилось, что, попав в орден, я сразу оказался в гуще событий. Буквально через два месяца на меня свалилась огромная ответственность, руководство очень масштабным делом. После окончания этого дела мне поручили еще одно, куда более масштабное. Но я не мог забыть, что на моей родине остались десятки тысяч честных, умных и порядочных людей, которым больше некуда идти. И я предложил создать русский легион. К моему предложению прислушались, и вот мы здесь.

— Приятно слышать, господин лор-капитан, — усмехнулся полковник и сел на место. — Значит, вам в этом ордене понравилось?

— Очень, — подтвердил светловолосый. — Такой взаимовыручки, дружбы, уважения друг к другу я не встречал ни разу за всю свою жизнь. Если человеку поручено дело, то ему верят и не мешают. Наоборот помогают всем, чем только могут. Хотя потом спрашивают строго. Но разве это не правильно?

— Правильно, — согласился артиллерист. — Однако никак не могу поверить в ваш рассказ.

— Станете одним из нас, поверите. А нет — так и не нужно.

Он немного помолчал, затем продолжил:

— Господа! Пусть каждый из вас взглянет на левый рукав ваших комбинезонов. Вы видите разноцветные полоски?

Офицеры сдержанным гулом подтвердили, что да, видят.

— Это не просто полоски. Пока вы находились на станции, вас незаметно проверяли. Не надо обижаться, сделать по-другому было невозможно. Так вот, те, у кого одна коричневая полоска, должны избрать страну, в которую эмигрируют. Каждому выделят деньги на несколько лет безбедной жизни в валюте этой страны. О нашей станции вы забудете, память о пребывании здесь мы сотрем. Снова приношу свои извинения, но иначе поступить мы не имеем права. Далее. Те, у кого вдобавок к коричневой полоске есть желтая, имеют возможность дополнительного выбора. С нами прибыл представитель объединенной армии Фарсена, генерал Гласс. Желающие могут эмигрировать на Фарсен и поступить на службу в ОАФ с сохранением звания и выслуги лет. Те, у кого вдобавок есть серебряная полоска, могут стать аарн и войти в русский легион. Впрочем, необязательно, в ордене никого и ни к чему не принуждают. Если человек, ставший аарн, не хочет оставаться военным и решит пойти учиться, жить мирной жизнью, ему никто препятствовать не станет.

— А по какому критерию вы выбирали? — вскочил с места какой-то покрасневший пехотный капитан. — Почему у меня только коричневая полоса, а у капитана Вальцева все три? Мы в одинаковом звании, служили в одной части. Может, я тоже хочу служить в этом вашем русском легионе!

— Вы действительно хотите, чтобы я объяснил вам это прилюдно? — насмешливо осклабился лор-капитан. — Не боитесь?

— Уверен!

— А зря. Припомните-ка разграбленный обоз возле деревни Шоховка и убитых вами солдат. Ваших собственных солдат, увидевших как их командир запихивает в котомку украденные драгоценности. Вспомните брошенного вами умирать в лесу раненого поручика Хортича, который выжил бы, если бы вы помогли ему добраться до госпиталя. Вспомните изнасилованную вами в Запорожье девушку, обратившуюся к вам за помощью. Могу напомнить еще кое-какие моменты из вашей «богатой» биографии, капитан. Хотите?

— Н-н-е-е н-н-а-а-д-д-о-о… — с трудом выдавил из себя тот, падая обратно в кресло.

Он весь побелел и с ужасом смотрел на стоящего на сцене, гадливо скривившегося человека в черно-серебристой форме. Откуда чужак знает обо всем этом?! Не было же свидетелей! Хотелось отрицать, но каким-то шестым чувством капитан понял, что в этом случае будут представлены куда более убойные доказательства. Лучше не рисковать.

Сидевшие рядом офицеры постарались отодвинуться подальше, поглядывая на капитана с не меньшей гадливостью, чем аарн. Бросить на поле боя раненого товарища, спасая собственную шкуру? Не было в их глазах более подлого и бесчестного поступка. Бледность капитана говорила о том, что обвинение не голословно.

— Господа, — продолжил аарн со сцены. — Вы должны понять, что раз нам нетрудно наложить человеку фальшивую память, то еще легче считать подлинную. Ни нам, ни Фарсену не нужны люди, способные на подлость. Поэтому я искренне не советую господам с одной полоской требовать объяснений. Они окажутся ничуть не более приятны, чем те, которые получил капитан.

— То есть, — снова встал артиллерийский полковник, — вы хотите сказать, что все, у кого одна полоска, совершили какие-то бесчестные поступки?

— Либо способны на них, — холодно проинформировал лор-капитан. — В орден людей отбирают по душевным качествам, мы не можем допустить присутствия в наших рядах ни одного человека, могущего совершить что-либо подлое или жестокое ради собственной выгоды. У Фарсена требования менее жесткие, но люди без совести, способные бросить умирать раненого товарища, не нужны и им. Прошу не обижаться, мы другие. Поймите это. Став аарн, любой становится чем-то большим, чем просто человек. Чем-то иным, не таким, каким был прежде. Я уже не смог бы жить в России, я слишком многое узнал и повидал. Для меня вся планета Земля станет просто большой клеткой.

— А чем тогда отличаются люди с двумя полосками от людей с тремя? — спросил полковник, хмуро глядя на собственный левый рукав, на котором светились три полоски.

— Почти ничем, — ответил лор-капитан. — По вашим меркам, люди с двумя полосками не совершали подлостей. Но по нашим… Например, участие хоть в одном расстреле напрочь закрывает человеку дорогу в орден. Навсегда. Рядом со мной стоит Никита Фомичев, тоже лор-капитан и альфа-координатор. Только, в отличие от меня, он бывший красный комиссар. Его собирались расстрелять свои за отказ участвовать в казнях. Понимаете, почему его взяли? Потому что он предпочел пойти на смерть, но не убивать безоружных! Пусть сто раз врагов, но безоружных.

— Но если не уничтожать пусть даже и безоружных врагов, то они возьмут в руки оружие и придут убивать уже вас! — вскочил с места какой-то покрасневший офицер. — И они вас не пожалеют! Слюнявый гуманизм какой-то!

— Мы должны чем-то от этих врагов отличаться, чтобы иметь право считать себя хоть немного лучше, — грустно улыбнулся аарн. — Мы должны быть добрее. Война войной, но даже на войне не стоит становиться зверем. Это очень легко — падать вниз, господа, всегда легко. А вот карабкаться вверх куда труднее.

— Но красный… — полковник с неприязнью глянул на ухмыляющегося крепкого шатена рядом с лор — капитаном.

— Среди нас есть все. Бывшие рабы и бывшие аристократы. Даже наследные принцы иногда попадаются. Нам неважно, кем был человек до ордена, но, став аарн, он или она становятся всем нам братом или сестрой. Вам трудно понять и принять это. Я вас не сужу. Было время, когда я сам едва не кидался на Никиту с кулаками. А потом мы не раз защищали друг другу спины в бою. Очень многое я не имею права говорить людям, которые не являются аарн. Приношу свои извинения, господа, но вам не нужно объяснять значения слова приказ.

— Понятно, — кивнул полковник. — Что ж, вы правы, нечего лезть со своим уставом в чужой монастырь. Не поймут, да еще и по шее накостыляют.

— Именно, — ухмыльнулся лор-капитан. — Кстати, господа. Основа русского легиона ордена Аарн уже создана. Командиром легиона назначен многим из вас известный полковник Бурцев Александр Владимирович. Его заместителями стали с присвоением им званий дварх-майоров есаул Борохов Михаил Петрович и подполковник Малышев Леонид Георгиевич.

Вперед вышли три человека, одетых, как и остальные, в черно-серебристую форму ордена. Высокий, выглядящий аристократом мужчина лет тридцати с небольшим. Шатен. Правильные очертания лица, жесткие губы, прямой нос. Второй пониже, хромой и несколько сутулый. Щека на худом лице то и дело дергалась в нервном тике. Третий был невысок, плотен и уже далеко немолод. Лет пятидесяти, наверное. Короткий ежик седых волос, длинные вислые седые усы.

— А я все думал, вы ли это, Александр Владимирович, или мне мерещится, — широко улыбнулся артиллерийский полковник. — Рад видеть живым. Слышал, ваша дивизия под Перекопом вся легла, был уверен, что и вы там остались…

— Только ранило, — усмехнулся тот. — И я рад видеть вас живым, Сергей Васильевич. Приглашаю ко мне третьим дварх-майором, я вас не первый год знаю, сработаемся.

— Надо подумать, — вздохнул полковник. — Дело-то непростое, родину навсегда покидать.

— А нас на родине только расстрел ждет, — грустно сказал Бурцев. — Знаете без меня, что случилось с поверившими обещаниям Белы Куна. А в эмиграции? Да кому мы там нужны, признаться? Слыхали, небось, каково приходится русским эмигрантам в том же Константинополе?

— Слыхал, — скривился артиллерист. — Ладно, вы правы, думать особо не о чем. Раз меня готовы взять, отказываться глупо. Что нужно делать?

— Сказать Призыв, — ответил вместо Бурцева лор-капитан. — Три слова, Арн ил Аарн.

Полковник пожал плечами и повторил сказанное. На мгновение его окутала белесая дымка, а затем над амфитеатром грянула торжествующая птичья трель. Комбинезон артиллериста ни с того ни с сего вдруг изменил цвет, став черно-серебристым. Он потерял мешковатость, плотно обтянув тело дернувшегося и не ожидавшего такой подлости от одежды человека. На плече полковника появилось тусклое Око Бездны и медленно разгорелось багровым пламенем. Он с изумлением оглядел себя и потряс головой, пытаясь избавиться от наваждения. Но ничего не изменилось, его форма действительно из темно-серой стала черно-серебристой.

— Рад приветствовать, брат! — радостно улыбнулся лор-капитан. — Не надо беспокоиться по поводу формы, она живая и изменяется под потребности носящего ее человека. В момент Избрания она перешла в состояние парадной формы ордена.

— И что теперь? — спросил полковник, все еще косясь на горящее на его плече Око Бездны.

— Звание присвоите вы? — спросил Бурцев, поворачиваясь к лор-капитану.

— Зачем? — пожал плечами тот. — Вы командир легиона, это в вашей власти.

— Хорошо. Прошу уважаемого дварха станции зафиксировать мой приказ по легиону без имени.

— Слушаю, — раздался с потолка гулкий голос.

— Приказываю присвоить полковнику Анищеву Сергею Васильевичу звание дварх-майора и назначить его третьим заместителем командира легиона без имени.

— Зафиксировано.

— Благодарю, — кивнул Бурцев. — Вот и все. Прошу на сцену, господин дварх-майор.

— Есть! — вытянулся тот и начал пробираться между рядами переговаривающихся офицеров вниз.

А они никак не могли успокоиться. У большинства было по две полоски, а значит, имелись варианты. Но что выбрать?.. О том, как жилось эмигрантам в той же Франции, офицеры хорошо знали, и не больно-то хотели испытать такую жизнь на собственной шкуре. Но из Франции или Турции был шанс когда-нибудь вернуться домой, в Россию. Пусть очень малый, призрачный, но был. А попав на этот самый Фарсен, домой не вернешься. Никогда. Потому подумать нашлось о чем.

Однополосочные ощущали себя не своей тарелке. Многие из них лихорадочно припоминали свои неприглядные поступки, пытаясь понять, что именно сделало их изгоями. Очень не хотелось, чтобы о таких поступках узнали все вокруг. Поэтому они молчали, не рискуя протестовать и вообще обращать на себя чужое внимание.

Артемий бросил взгляд на собственный рукав, на котором горело три полоски. У остальных трех приятелей оказалось то же самое. Да и то, никогда ни он, ни Пашка не бросили бы раненого. Сами бы подохли, но дотащили до своих.

Он покосился на ухмыляющегося в усы Михаила Петровича и подумал — раз дядька Михась в этом ордене, то и им туда дорога.

— Господа! — снова заговорил лор-капитан. — Мы никого из вас принуждать ни к чему не собираемся. Решение за вами. А сейчас вам хочет сказать несколько слов генерал Гласс, военный министр Конфедерации Фарсен.

Вперед вышел плотный, черноволосый человек лет шестидесяти, одетый в темно-зеленую, пятнистую форму с незнакомыми погонами с одним золотым листом. Его кожа казалась слегка желтоватой, глаза неожиданно ярко-зелеными.

— Здравствуйте, господа! — негромко сказал он, но его услышали в каждом уголке амфитеатра.

— Здравия желаем, господин генерал! — в едином порыве поднялись тридцать тысяч человек, было в этом старом офицере что-то такое, что заставляло подчиняться ему охотно, не прекословя.

— Вольно, — добродушно проворчал он, и все постепенно расселись. — Как вы знаете, несколько месяцев назад в нашем мире закончилась война. Страшная война, в которой погибло больше половины населения. Четыре миллиарда человек. Мы искренне благодарны нашим друзьям из ордена Аарн, пришедшим к нам на помощь в тяжелую минуту. Сейчас мы отстраиваемся, заново учимся жить в мире. Однако мир миром, а армия должна быть сильна. Мы не хотим повторения случившегося и отдадим ради этого все. Но Фарсену катастрофически не хватает людей. Особенно, опытных и толковых офицеров. Мы рады предложить желающим гражданство Конфедерации. Даже если эмигранты не захотят служить в армии. Военным же предлагаем очень хорошие условия. Высокое жалование, бесплатное медицинское обслуживание, бесплатное жилье для них и их семей. И множество иных льгот. Холостым нетрудно будет найти себе пару, молодых женщин осталось в живых почти вдвое больше, чем мужчин. Если кому что неясно, прошу задавать вопросы.

— Вы сказали о семьях, господин генерал, — встал какой-то высокий, худой офицер с погонами подполковника. — Но многие из нас не знают, где наши семьи, живы ли наши родные. Мы не можем уехать, пока не будем знать, что с ними.

— Никаких проблем, господа, — снова вышел вперед лор-капитан. — Ваших родственников найдем и вывезем мы. Для примера. Господин подполковник, прошу вас как можно тщательнее вспомнить лица ваших родных. Также прошу дварха станции помочь в поисках.

— Сделаю, — снова проворчал голос с потолка. — Меня, кстати, зовут Фарнарх, а не дварх станции, драгоценный ты наш альфа-координатор.

— Приношу свои извинения, Фарнарх, — усмехнулся тот. — Постараюсь исправиться.

— От тебя дождешься, — иронично хмыкнул дварх. — Скорее уж мета-корабль у нас политического убежища попросит. Ладно, к делу. Господин подполковник, повторяю просьбу альфа-координатора. Вспомните, пожалуйста, лица ваших родных.

— Вспоминаю, — пожал тот плечами. — Но зачем?

— Сейчас увидите, — проворчал Фарнарх.

Некоторое время длилось молчание.

— Так, нашел, — снова заговорил неизвестный, называемый двархом. — Вашего старшего брата и его жены нет в живых. Но ваши жена, мать и племянница живы. Сейчас они находятся в городе Рязань. Кстати, поздравляю. Два года назад у вас родился сын.

В воздухе вспыхнуло изображение покосившегося домишки. Затем оно расплылось, и появилась бедная комната с облупленными стенами, в которой почти ничего не было, только стол, несколько табуреток, сундук и большая железная кровать. Топилась буржуйка. Возле стола сидела молодая женщина с седой прядкой, выбившейся из-под платка, и что-то рассказывала малышу с большими черными глазами. Неподалеку от нее съежилась на сундуке мрачная девочка лет четырнадцати и что-то шила. Открылась дверь, и в комнату вошла пожилая женщина с парящим чугунком в руках. Она что-то сказала и поставила чугунок на стол.

— Мама… — с трудом выдавил из себя подполковник. — Господи, как она постарела…

— Если хотите, мы можем немедленно отправить за вашими родственниками людей, — предложил лор-капитан. — Хотя вам лучше пойти самому, вряд ли ваши женщины поверят незнакомцам.

— Так я могу забрать их с собой?! — расширились глаза подполковника. — Благодарю! Тогда я полностью ваш!

Люди зашумели. Они были потрясены — эти аарн без каких-либо усилий нашли оставшихся в живых родных подполковника? И говорят, что можно забрать их с собой? Многие сомневающиеся сразу приняли решение. Такой невероятный шанс упускать было никак нельзя.

Большинство из них и не надеялось когда-либо увидеть своих родителей, жен, братьев, сестер, детей. Они просто шли и дрались до последнего. Даже зная, что дело безнадежно проиграно, что шанса на победу нет, дрались. Честь не позволяла поступить иначе.

Они уже считали себя мертвыми, но их спасли. И если еще спасут семьи… Больше тридцати тысяч человек, затаив дыхание, смотрели, как в стене обшарпанной комнаты завертелась черная воронка, из которой выпрыгнул подполковник. Он кинулся обнимать мать, жену, племянницу, подбрасывать в воздух сына, разревевшегося при виде незнакомого дяди. Потом что-то сказал, женщины кинулись собираться и вскоре, перекрестившись, вошли в воронку, оказавшись в просторной, пятикомнатной каюте. После этого изображение погасло.

— Извините, господа, — сказал лор-капитан. — Невежливо дальше наблюдать.

— Конечно, — ответил кто-то. — Так вы поможете и нам найти родных?

— Живых найдем. Такую помощь мы окажем даже отправляющимся в эмиграцию. Жестоко не помочь, если имеешь такую возможность.

— А может, не надо эмиграции? — добродушно прогудел генерал Гласс. — Фарсен готов предоставить шанс даже проштрафившимся, господа! Вот вы, капитан? Если вам дадут шанс искупить свою вину, станете ли вы поступать по-прежнему?

Он уставился на того самого капитана, о подлостях которого рассказал альфа-координатор.

— Господин генерал! — вскочил на ноги тот. — Да я… Да как же можно!.. Я…

— Вы уверены? — внимательно посмотрел на генерала лор-капитан.

— Да! — рявкнул Гласс и незаметно подмигнул.

— Это вам решать, — пожал плечами Никита, понимая, что с однополосочных на Фарсене глаз не спустят и не позволят им занимать сколько-нибудь серьезные должности.

Артемий воспользовался тем, что Михаил Петрович стоял в стороне, быстро встал и подошел к нему.

— Ну, здравствуй, сынок! — проворчал есаул и обнял молодого казака. — Рад, что ты выжил.

— Здравствуйте, господин есаул! — привычно вытянулся Артемий. — А как мне под ваше командование попасть?

— Руку покаж.

Подхорунжий протянул руку, Михаил Петрович глянул на три полоски на рукаве и одобрительно хмыкнул, дернув себя за ус.

— Очень просто, — сказал он. — Скажешь этот их Призыв, и все. Считай, что ты у меня в отряде. Но ежели что — сам плеткой отхожу.

— Завсегда пожалуйста, господин есаул! — вытянулся во фрунт Артемий, едва сдерживая улыбку. — Пашка Мерещенко тоже тут и тоже с тремя полосками. И еще два моих дружка.

— Пашка? — приподнял брови Михаил Петрович. — А ну, где энтот охламон? Ходь сюды, неча тебе там сидеть, что сычу на печи!

Пашка подошел.

— Гляди у меня! — поднес есаул кулак под нос парню. — Наворотишь чего, мало не покажется. Ну, лады, братцы. Вечером пойдем наших из станицы забирать, кто живой. Под краснюками жизни не будет. Они, паскуды такие, хотят казачество под корень извести! Скажешь бате, Артемий, чтоб ничего не брали, все новое будет. Понял? А то бабы как зачнут собираться, так и за пять дней не выберутся.

— Ага, — кивнул головой подхорунжий.

— Нашли земляков, Михаил Петрович? — подошел к ним светловолосый лор-капитан.

— Так точно! С детства этих двух башибузуков знаю. Дома все дрались, а на войне подружились. Оба наши, с тремя полосками.

— Вот и хорошо, под вашей командой будут. Сейчас, кстати, надо разделить людей. Тех, кто с нами пойдет, в отдельные отсеки перевести. Я буду направлять их к вам, займитесь вместе с Леонидом Григорьевичем. Сбор в туманном зале «Пика Мглы», вы там уже бывали. Попросите Фарнарха открыть проход.

— Понял, — кивнул есаул. — Сделаем.

А потом закрутилась какая-то безумная карусель. Артемий просто растерялся поначалу. Четверо приятелей повторили за есаулом Призыв, и их форма тоже стала черно-серебристой. Вскоре на сцену потоком повалили люди, избравшие орден. Так поступали далеко не все из имевших на рукаве три полоски, многие предпочли армию Фарсена, а кое-кто и эмиграцию. Но последних оказалось немного, люди тянулись вслед за друзьями, а большинство решило все же рискнуть и поглядеть, как будет житься в иных мирах.

Михаил Петрович быстро приставил Артемия с Пашкой к делу — отводить свежеиспеченных аарн на «Пик Мглы» и селить в каютах, которые указывал друзьям местный дварх по имени Асиарх. Артемий едва язык не сломал, пока научился это имя выговаривать. Первый раз попав в туманный зал, он едва сумел опомниться и долго еще шарахался от клочьев разноцветного тумана в воздухе. При виде бегающих по потолку огромных пауков они с Пашкой то и дело крестились, а драконов с гвардами и вовсе старались обходить стороной. Хотя Михаил Петрович и сказал, что пауки с драконами тоже аарн и умеют говорить, молодые казаки ничего не могли поделать со своим страхом.

Но вскоре стало не до страха, они носились со станции на корабль и обратно, вывалив языки на плечи. Не было времени покурить, присесть, попить чего-нибудь — народ шел валом. Когда все закончилось, друзья опустились на пол, где стояли, и жадно выпили протянутые каким-то пожалевшим их пауком стаканы с соком, совершенно не обратив внимания на то, кто эти стаканы подал. Там их и нашел есаул. Оглядев взмыленных парней, он задумчиво похмыкал и покрутил ус. Потом что-то сказал, и из пола вырос столик, на котором стояла бутылка с чем-то коричнево-золотистым. И три стакана.

— Вставайте и выпейте по стакану, — проворчал Михаил Петрович. — По одному, больше не надо, а то до утра прыгать будете. Сильная штука!

Артемий с Пашкой послушно встали, выпили и изумленно застыли. Усталости как не бывало, они чувствовали себя сейчас, как после добрых полусуток сна.

— Так-то лучше, — кивнул есаул, сам опрокинув стакан непонятного зелья и огладив усы. — Пора нам за родичами в станицу идти. Тихо там, шума не подымать, не стрелять. Краснюков усыпят, вы их не трогайте, не ваше дело с ними разбираться. С нами на всякий случай десятка два орденских хлопцев пойдут, подстрахуют. Скажите своим, чтоб ничо не брали, поняли?

Парни дружно кивнули. Артемий возбужденно топтался на месте. Неужто он сейчас увидит батю, мамку, младших сестер? Дед, наверное, помер, он уже в семнадцатом на ладан дышал, не вставал совсем. В стене закрутились пять черных воронок, к которым подхорунжий успел привыкнуть. Бояться, по крайней мере, перестал. Михаил Петрович показал Артемию пальцем на крайнюю, он кивнул, шагнул в провал и оказался перед порогом родного куреня.

Ночь. Окна были темными, видно, все уже спали. Бреханул Серко, потом узнал молодого хозяина и ринулся под ноги ластиться. Подхорунжий тихонько рассмеялся, потрепал старого пса по загривку и негромко постучал в окно, под которым обычно спал отец. Некоторое время было тихо, потом кто-то заворочался, кашлянул и до боли родной голос спросил:

— Кого там черт посреди ночи принес?

— Открой, батя, — ответил он. — Я это. Артемий.

— Сынок! — задохнулся тот. — Вернулся! Живой!

В доме загорелась свеча, женский голос что-то спросил, батя ответил, и женщина заохала, запричитала.

— А ну, цыц мне тут! Хочешь, чтоб краснюки пришли?

Дверь заскрипела, и на пороге появилась грузная фигура. Артемий подошел и обнял отца, которого не видел три года. Тот прижал сына к груди и кусал губы. Не чаял уже увидеть. Сам бы в семнадцатом с сыновьями ушел, кабы не деревяшка вместо ноги.

— Заходи! — отстранился старый казак. — Дай хоть погляжу на тебя.

Артемий зашел в родной дом, понимая, что в последний раз. У печи соляным столбом застыла мать, зажавшая себе рот рукой и во все глаза смотревшая на него. Старик поднял свечу и с изумлением оглядел сына, затянутого в черно-серебристую форму с горящим багровым светом глазом на левом плече.

— Это что ж на тебе за форма такая, сынок? — растерянно спросил он.

— На новой службе выдали, — вздохнул Артемий. — За вами я, батя. Собирайтесь, времени нет. Наши сейчас заняли станицу, но ненадолго. Победили красные, нету больше белой армии. Все. Я чудом живым остался, спасли одни люди. У красных в сарае расстрела ждал, так меня вытащили и службу предложили. Куда деваться было? Да еще и семью с собой забрать позволили, помогли сюда добраться.

— Так, давай по порядку, — нахмурился старый казак. — Ничо я что-то не понял. Садись, глотнем понемногу и поговорим.

— Ладно, — вздохнул Артемий. — Только Михал Петрович говорил, чтоб собирались быстро. Он тоже за своими пошел. И Пашка Мерещенко.

— Михась с вами? — усмехнулся батя, садясь за стол, на котором уже стояла четверть с самогоном и лежали кусок сала с душистым домашним хлебом. — Тогда я спокоен. Он вам баловать не даст.

— Он и здесь у нас командиром, — кивнул парень, тоже сев. — Я сам не дюже понимаю, что случилось. Утром сидели в сарае, думали, все, скоро расстреляют. Красные в Крыму тьму народу побили. Обещали, что раз война кончилась, то простят. Обдурили. Потом нам сказали, что они всех решили перестрелять.

— Ясно… — помрачнел старый казак и наполнил стаканы самогоном. — Выпьем за помин души рабов божьих.

— И, батя… — потупился Артемий.

— Чего?

— Петра я сам схоронил. Еще год назад…

— Вот оно как? — вытер старик слезу с глаз. — Земля пухом…

Они молча выпили и сжевали по куску сала. Услышавшая о смерти старшего сына мать вцепилась зубами в край платка и глухо завыла. Понимая, что шум поднимать нельзя, она плакала почти молча. Артемий виновато взглянул на нее и потупился. С печи виднелись глаза младших сестер, тоже утиравших слезы. Совсем девки на выданье, годов по пятнадцати уже.

— Дальше чего было? — спросил батя.

— А потом нас стали выводить. Поначалу думал, что на расстрел, оказалось — нет. Спасли нас.

— Кто?

— Орден Аарн, — вздохнул Артемий. — Так они себя называют. Я теперь тоже с ними. Они кучу народу из Крыма вывезли, а к себе взяли тыщи три-четыре, не боле. Остальных какому-то Фарсену сбагрили. Я, честно говоря, пошел к ним, когда увидал, что дядька Михась там. Он меня к себе в отряд взял. Пашку тоже. Собирайся, батя. Дядька Михась сказал ничего не брать, там все есть. Нету у нас времени, до рассвета уйти надо. Эти аарн всем, кого взяли, помогают семьи забрать. Не вернемся мы больше на Дон, батя…

— Это ты чего-то не то говоришь, сынок, — помрачнел старый казак и налил обоим еще самогона.

— То он говорит, Василь, — раздался в комнате голос есаула, вышедшего из закрутившегося на стене гиперперехода. — Краснюки решили казачество под корень резать. За вами всеми скоро придут, месяц-другой, не более.

— Ну, здравствуй, Михась! — встал старый казак, не увидевший, откуда вышел есаул, и обнял друга. — Рад, что живой. Значит, под корень, говоришь? А откель знаешь?

— Списки я их расстрельные видел, — помрачнел тот. — Командир мой новый показал. А ему я верю, не станет Никита Александрович в таком деле душой кривить. Краснюки хотят всех, кого в станицах уважают, кончить, чтоб не мешали им казакам головы дурить. Учителей, священников, справных казаков. Ты в Манковке человек уважаемый, тебя они первого кончат. Власть теперь ихняя. Так что собирайся, Василь Андреевич. Ничего с собой не берите, что на себе надето, того и хватит. Там, где жить станем, все по-другому. Но дом будет, земля будет. Везде люди живут.

— Оно-то так, да только…

— Все понимаю, а деваться некуда.

— Тогда отца Филарета предупредить надо, — посмотрел на друга старый казак.

— Уже подумал, — усмехнулся в усы Михаил Петрович. — Собирается. Негоже нам без батюшки, а отец Филарет человек хороший, да и казаком когда-то был добрым.

— Тогда выпьем на дорожку, — вздохнул Василий Андреевич. — Держи стакан, сынок.

Артемий взял протянутый стакан, чокнулся с отцом, с Михаилом Петровичем и выпил.

— Подымай девок, Прасковья, — повернулся старый казак к жене. — Уходим мы отсель. Нам с краснюками на одной земле не жить. И не выть мне тут!

— Бери оружие, на память чего, и хватит, — посоветовал есаул. — Теплой одежки не надо, идти недалеко.

— А куда ж это? — удивился Василий Андреевич.

— Щас увидишь, — ухмыльнулся в усы Михаил Петрович. — Асиарх, будь добр, открой проход в каюту Артемия. Их пятеро, значит, вырасти пять спален.

— Хорошо, — раздался с потолка ворчливый голос дварха.

— А собаку можно взять? — спросил Артемий. — Негоже Серка бросать, он нам всю жизнь верно служил.

— Да на здоровье, — ответил Асиарх. — Только смотри, чтобы твою собаку в энергоцентр не понесло. Сгорит на хрен. О, каюта готова. Открываю проход.

— Эт-то кто говорит? — спросил Василий Андреевич, ошеломленно хлопая глазами.

— А лукавый их знает, кто они такие, эти двархи, — пожал плечами Михаил Петрович. — Кажись, душа без тела. Там они везде. Коли чего надо, у них спрашивай, завсегда помогут. Не удивляйся, Василь, скоро такого насмотришься, что ни в одной сказке не слыхал. Эти аарн мертвых оживляют! Не буду брехать, только тех, кто помер пару часов назад. Если раньше, то все.

— Мать твою! — недоверчиво глянул на него старый казак.

Артемий стоял немного в стороне и смотрел, как мечутся по дому мать с сестрами, увязывая какие-то вещи в узлы. Батя то и дело порыкивал на них, заставляя оставить то одно, то другое. Сам старик взял только припрятанные в подполе червонцы, иконы из красного угла, ордена и именную шашку. Еще сходил в конюшню попрощаться со старым, почти слепым конем. Потом вернулся в дом. Артемий вышел во двор, поймал Серка и привязал к ошейнику пса веревку. Тот все пытался прыгать и ластиться, приходилось постоянно придерживать его.

— Ну, все, — вздохнул старый казак и поясно поклонился куреню, в котором родился, вырос и прожил жизнь. — Куда идти?

— А вон, в углу черная воронка, — показал рукой Михаил Петрович. — В нее. Ничего страшного, я сам поначалу боялся.

Василий Андреевич только сейчас обратил внимание, что в темном углу что-то не так. Он подошел ближе и с удивлением уставился на бесшумно вертящуюся, черную туманную воронку аршина в два высотой. Есаул снова ухмыльнулся в усы, вошел в воронку и сразу вышел обратно, показывая, что ничего страшного нет.

— Прасковья! — рыкнул старый казак. — Марья, Фенька! Сюда идите!

Заплаканные женщины нерешительно подошли к нему. Он по очереди втолкнул их в воронку и вошел сам. Артемий вздохнул, поднял на руки Серка и последовал их примеру. Его взгляду открылась уже знакомая картина жилой каюты орденского крейсера. Возле стола в центре замер отец, ошеломленно вертя головой во все стороны. Мать с сестрами испуганно сбились в кучу рядом с ним. Артемий подошел к почти невидимой двери в спальню и дотронулся рукой до сенсора в виде человеческой ладони. Дверь мгновенно исчезла. Он затолкал в дверной проем отчаянно сопротивляющегося Серка и запер, чтобы тот под ногами не путался.

— Где мы, сынок? — хрипло спросил старый казак. — Это что за хоромы? Как мы сюда попали?

— Эти черные воронки сразу на тыщи верст человека переносят, — вздохнул парень. — Через них и нас спасали. А попали мы на летучий корабль ордена, называется «Пик Мглы». Здоровенной такой, полсотни верст в длину только будет. И как он такой здоровый в небе держится, ума не приложу…

— В небе? Мать твою… Кто ж они такие, эти твои орденцы?..

— Кабы я знал, батя, — тяжело вздохнул Артемий. — Давай устраиваться, нам теперь здесь жить. Тут пять спален, баня и эта комната, столовая, что ль. Вон та дверь — выход в коридор, потом надо будет с соседями познакомиться, каюты Пашки и Михал Петровича где-то рядом.

— Это тут все время жить? — скривился старый казак.

— Не, только пока до их дома лететь будем, там, говорят, хоть царский дворец себе строй. Может, месяц, может, чуть поболе.

— Тогда ладно, тогда не страшно, — вздохнул Василий Андреевич.

— А где кушать-то готовить? — спросила немного пришедшая в себя мать.

Артемий озадаченно почесал в затылке и позвал:

— Асиарх!

— Слушаю, — отозвался тот. — Нужна помощь?

— Да, — кивнул парень. — Я хотел спросить, где нам брать еду и воду.

— В каждой каюте есть свой биокомп, — пояснил дварх, — в вашей тоже. Тебе достаточно позвать его и заказать все, что нужно. Заказанное появится на столе немедленно. Можешь дать биокомпу любое привычное имя. Это все?

— Спасибо, — кивнул Артемий. — По службе я на сегодня могу быть свободен?

— Да, а утром вас соберут. Часов в десять по земному времени. Отдыхайте. Чего понадобится, зови, не стесняйся.

— Еще раз спасибо, — улыбнулся парень. — Познакомься с моими родителями — Сысоевы Василий Андреевич и Прасковья Ивановна. Сестры — Мария и Феонила.

— Очень рад знакомству, — ответил дварх. — Меня обычно называют Асиархом. Если чего понадобится, зовите, я всегда услышу, где бы вы ни были. Коли ворчать стану, не обижайтесь, такой уж я есть.

— Благодарствую, — поклонился взявший себя в руки старый казак, ухмыльнувшись в усы. — А ворчать? Дело житейское. Опосля моего бати мне это не страшно. Вот кто ворчун был!

Дварх негромко рассмеялся и отключился.

— Биокомп! — позвал Артемий.

— Слушаю вас, — раздался в каюте сухой голос.

— Отныне будешь отзываться на имя Потап.

— Принято.

— Батя, мам, — повернулся к родителям Артемий. — Потап — вроде как домовой. Коли есть али пить охота, нужно ему говорить, и все появится. Вот, смотрите.

Он покосился на пустой стол, представив, как удивит сейчас отца, и приказал:

— Потап! Накрой стол на пятерых. Хороший обед. С водкой. Собаке в ту спальню кусок мяса с костью и миску воды подай.

Поверхность стола подернулась туманом. Через несколько мгновений взгляду людей предстали блюда, бутылки, тарелки, стаканы, вилки, ложки.

— Ну вот, батя, — ухмыльнулся Артемий. — Вот так оно здесь.

Отец оторопел, мать вообще едва не упала, увидев непонятно откуда взявшееся изобилие.

— Такого я еще не видал… — покачал головой старый казак, подозрительно глядя на стол.

— И я до сегодня не видал, — пожал плечами Артемий. — Да только по сравнению с остальным это пустяк. Ты, батя, тут такого насмотришься, что с ума съехать можно. Одни пауки чего стоят…

— Пауки?

— Ага, здоровенные, аршина по два, и говорящие. А змеюки аршин пяти с крыльями? Прям-таки горынычи. Тоже говорящие. Ты б поверил, что паук али змеюка офицер?

— Оставь, сынок, — помотал головой старый казак. — Все равно, пока сам не увижу, не поверю.

— Давай тогда устраиваться — и за стол, батя.

— Давай.

Мать с сестрами крестились, завидев огромные, висящие в воздухе спальные платформы. Отец хмыкал в усы, разглаживал их. Он внимательно изучал каждую мелочь и задумчиво покачивал головой, не говоря ни слова. Мария с Феонилой предпочли поселиться в одной комнате, привыкли всегда быть вместе, да и побаивались девушки оставаться в этом странном месте в одиночестве. Вторую спальню заняли отец с матерью, хотя пожилая женщина все косилась на зависшую в полуметре от пола кровать. Но все-таки распихала взятое из дому тряпье по стенным шкафам и нишам. Прасковья очень боялась, да и родного дома было жаль до слез. Она не выла только потому, что муж запретил. А тот мог и канчуком угостить, коли что не по нему.

— Ну, пошли трапезничать, — проворчал Василий Андреевич. — Хоть и не пойму, откель ужин взялся, а стынет. Негоже.

Он вышел в большую комнату и огляделся. Но кроме стола в ней ничего не было.

— Сидеть-то на чем?

— Забыл, батя… — развел руками Артемий. — Потап, вырасти, будь добр, стулья! И пару диванов.

Вокруг стола вырос из пола десяток мягких кресел, у стены появились два больших, удобных дивана.

— Когда надо, говоришь Потапу, и стулья вырастают, — пояснил подхорунжий отцу, — когда не надо, снова в пол уходят. Я тоже поначалу дивился, а теперь вроде как привык.

— К хорошему быстро привыкаешь, — проворчал старик, надавил на кресло, не провалится ли, и сел, вытянув вперед деревянную ногу. — Но слишком тут все не так, сынок…

Он взял фигурную бутылку с водкой и попытался открыть, не сразу поняв, что пробку нужно скручивать. Открыв, понюхал, одобрительно крякнул и налил в два стакана понемногу. Для женщин нашелся то ли сок, то ли морс, Василий Андреевич так и не понял что. Выпили, закусили. Старый казак подозрительно жевал жареное с какими-то овощами мясо. Здешний хлеб ему не понравился, слишком белый и мягкий, да и не хватало в нем чего-то. Однако же, вкусно. Он все пытался немного прийти в себя, уж больно быстро все случилось.

Михасю можно верить, раз старый друг сказал, что нужно уходить, значит нужно. Василий Андреевич не питал иллюзий по поводу красных. Новая власть была лютой, людей расстреливали просто так, ни за что. А продразверстка? Ладно бы брали, оставляя хозяевам хоть что-нибудь, чтобы с голоду не помереть. Нет же, подчистую все выгребали, а коли кто протестовал, того стреляли или избивали так, что человек и встать не мог. Но куда это их сейчас занесло? Слишком много вокруг вещей, о которых только в сказках и слыхал. Надо же, шагнул в воронку и оказался незнамо где. Стол, что скатерть-самобранка. Кровати в воздухе висят. Стулья из пола вырастают.

— Приношу свои извинения, — прервал его размышления голос биокомпа. — К вам гости. Дварх-майор Михаил Борохов и альфа-координатор Никита Ненашев. Вы согласны принять их?

— Впускай, чего уж, — буркнул Василий Андреевич.

Из закрутившейся на стене черной воронки вышли есаул и среднего роста незнакомый светловолосый мужчина с худым лицом и тонкими губами.

— Здравия желаю, господин альфа-координатор! — вскочил Артемий.

— Вольно, — отмахнулся тот. — Отвыкай тянуться, у нас не принято. Здравствуйте! Как устроились?

— Никита Александрович, наш командир, — представил его есаул.

— Сысоев Василий Андреевич, — с трудом встал старый казак. — Войсковой старшина в отставке! Устроились хорошо, господин альф… Простите, не разобрал ваше звание.

— Альфа-координатор или лор-капитан, — улыбнулся тот. — Рад, что хорошо. Понимаю, что на корабле вам непривычно, но это ненадолго, поверьте. Не позже, чем через месяц-другой вернемся на Аарн Сарт. Там подберете себе дом.

— Жаль, что у Василя ноги нет, — обратился к Никите есаул. — Был бы нам четвертый майор, каких поискать еще.

— Нога не проблема, за пять дней в госпитале вырастят. Асиарх, будь добр, просканируй.

— Уже, — отозвался с потолка тот. — Посвящение пройдет.

— Не хотите снова на службу пойти? — спросил лор-капитан, повернувшись к старому казаку. — Нога, как я говорил, через неделю новая будет. Для наших докторов это не трудно.

— На службу? — прищурился Василий Андреевич, довольно огладив усы. — Знать, и старая гвардия на что-то годится, а, Михась?

— А то как же! — ухмыльнулся тот. — С тобой служить спокойнее будет, знаю, что спину доверить можно.

— Ну, коли нога вырастет, так и вовсе хорошо.

— Не только, — внимательно посмотрел на него Никита. — Встанете из ти-анх молодым. Хоть двадцатилетним, хоть чуть постарше. Это уж как захотите. Я видел, как старики молодыми из госпиталя выходили. Да и сам через него прошел, сильно помогает против любых болячек.

— Молодым?! — изумился старый казак. — Коли честно, не верю. Не бывает.

— У нас все бывает, — иронично возразил альфа-координатор. — Впрочем, сами увидите. Так согласны?

— Чего ж не послужить, коли зовут, — прищурился Василий Андреевич. — Надоело дома без толку сидеть. Вот только кому служить-то?

— Михаил Петрович вам расскажет, у меня, извините, времени нет.

— Соглашайся, Василь, не пожалеешь, — посоветовал есаул. — Долго рассказывать, но люди хорошие. Печенкой чую. Не видал я еще, чтоб командиры так о людях заботились.

— Тогда лады, согласен. Что нужно делать?

— Опять же Михаил Петрович расскажет. Звание вам присвоит командир легиона, дварх-полковник Бурцев Александр Владимирович. А я, простите, пойду. Спать этой ночью вряд ли получится, дел море.

— Получится! — раздался в каюте незнакомый женский голос, и на стене появилось изображение молодой женщины. — Вериль рассказала мне, что ты снова от нее бегаешь. Хватит! Ты немедленно отправляешься домой! Забыл, что завтра делать придется? Сколько работы предстоит?

— Лави! — рассмеялся Никита. — Сперва дело, а потом уже все остальное. Но ладно, часа через два-три приду. Ты дома?

— Еще нет, но скоро буду. Успокаиваю Релира, у него чуть ли не истерика.

— С чего бы это? — удивился альфа-координатор.

— На корабле сейчас тысячи полторы мальчишек, — со вздохом пояснила Лави. — Он вспоминает, что здесь устроили всего лишь трое, и хватается за голову в попытках представить, что учинят полторы тысячи. Предполагает, что они разберут крейсер по винтику, и заранее паникует.

Никита расхохотался, представив себе бегающего по рубке и рвущего на себе волосы Релира.

— Скажи ему, что не пустят детей никуда, кроме жилых секторов, — с трудом выдавил он сквозь смех. — Асиарх, будь добр, не пускай мальцов куда не следует.

— Ладно, — проворчал тот. — Но среди них десятка три прирожденных пилотов.

— Только не это! — вздрогнул Никита. — Своей властью альфа-координатора запрещаю допуск мальчишек к истребительным отсекам, кем бы они там ни были! Хватит с нас Васьки со товарищи!

— Ладно, так и быть, — буркнул дварх и умолк.

— Успокой Релира, — снова обратился альфа-координатор к жене. — Не пустят мальчишек ни в энергоцентр, ни в истребительные отсеки.

— Постараюсь, — ответила она. — Жду в нашей каюте!

Стена погасла.

— Жена, — объяснил Никита. — Заботится, боится, что снова с ног упаду.

— Знамо дело, — усмехнулся Василий Андреевич. — На то она и жена. А что за мальцы тут?

— У многих дети еще маленькие, а семьи мы помогли забрать всем. Вот командир легиона и нервничает, боится, что мальчишки натворят чего-нибудь. Он горьким опытом научен. Были у нас тут в прошлом рейсе три приятеля двенадцати лет. Украли полностью вооруженные боевые истребители и отправились воевать! Представляете себе радость офицера, командовавшего атакой, когда ему сообщили, что в гуще боя трое мальчишек?..

— Пороть! — передернул плечами есаул. — Не хотел бы я на месте того офицера оказаться!

— Самое интересное, что один из этой неугомонной троицы победу в том бою и обеспечил, — вздохнул Никита. — Если бы не он, то и меня в живых уже не было бы.

— Все равно пороть, — покачал головой Василий Андреевич. — Наградить, а потом пороть.

— Насколько я знаю, старший брат одного из них так и поступил, — рассмеялся альфа-координатор. — А мальцам за бой первый офицерский чин дали. И отправили в летную школу, где за ними пригляд должный будет. Хотя эта троица и там, я уверен, всем прикурить даст. Теперь понимаете, почему полковник нервничает?

— Чего ж тут непонятного? — ухмыльнулся в усы старый казак. — Я б на его месте тоже нервничал. Говорите, полторы тыщи мальцов собралось? Трудненько с ними будет.

— Эх, не додумался я никого из воспитателей в полет пригласить, они бы справились, их этому учили. Воспитателей готовят так, что армия детскими игрушками покажется.

— Для чего? — удивился есаул.

— А что может быть важнее, чем молодых настоящими людьми вырастить? — не менее удивленно посмотрел на него Никита.

— Ничего, — согласился тот. — Только не всегда получается. Некоторых учи — не учи, а толку не будет.

— Все случается, — вздохнул Никита. — Ладно, желаю хорошо отдохнуть. Завтра в девять утра жду на совещании. Скажете Асиарху, чтобы открыл проход в командный зал второго биоцентра. Впрочем, он сам знает. Достаточно сказать, что на совещание.

Он обвел глазами каюту, коротко поклонился женщинам, ненадолго остановив взгляд на дочерях Василия Андреевича. Довольно симпатичны, хоть и одинаково курносы. Глаза их поблескивали с трудом сдерживаемым любопытством. Но что-то насторожило Никиту, что-то в эмофоне девушек было не так, необычно. Он всмотрелся внимательнее и едва не выругался. Неужели? Обе? Господи ты боже мой! Но еще не инициировались. И то хорошо.

— Асиарх, Реллу на связь! — скомандовал Никита. — Срочно!

В воздухе вспыхнула рамка голосвязи, в которой появилось усталое лицо очень красивой черноволосой женщины лет тридцати на вид.

— Что-то случилось? — недоуменно спросила она. — С чего срочный вызов?

— Похоже, две не инициированных Целительницы Душ, — ответил Никита. — Хотел бы я ошибиться, но боюсь, что нет.

— Шрекеб хвадез! — непонятно выругалась женщина. — Это что на вашей Земле такое творится? Ты думаешь, эти первые? Кой хвост Проклятого! Сто четырнадцатая и сто пятнадцатая! Я с ума схожу, это невероятно, невозможно, но факт налицо. Такого массового набора в Школе Духа не было лет пятьсот! Я уже сообщила Тра-Лгаа, она ошеломлена. Хотя очень сильных почти нет, Даша так и осталась уникумом.

— Понятно… — вздохнул Никита. — Что делать с девочками?

— Завтра приду, поговорю с ними и их родителями, — проворчала Целительница Душ и погасила связь.

— Извините, — повернулся альфа-координатор к Василию Андреевичу. — Вы не замечали за вашими дочерьми в последнее время ничего странного?

— За девками-то? — удивленно переспросил старый казак. — Да нет, девки как девки, одни тряпки да парни на уме.

— У них обеих редкий Господень дар, — вздохнул Никита. — Когда прилетим, придется отдавать их в специальную школу, а то через пару-тройку лет либо с ума сойдут, либо с собой покончат. Бог не прощает, если люди не используют его дар. Перед ними после обучения буквально преклоняться станут, к Целителям Душ в ордене отношение особое. Каждый приказ любого Целителя Душ немедленно бросаются исполнять. Если какая-нибудь из ваших дочерей с какой-то стати велит атаковать укрепление или город, ее желание кинутся исполнять тысячи легионеров, даже не спросив, зачем. Но сперва девочки пройдут обучение и научатся понимать, что каждое их слово может разрушить чью-то жизнь.

— Божий дар, говорите? — прищурился Василий Андреевич, внимательно оглядывая ошеломленных откровениями альфа-координатора дочерей. — Божий дар хоронить нельзя, тут вы правы. Ну, потом поглядим, что из этого выйдет.

— Завтра к вам придет опытная Целительница Душ, ей больше ста шестидесяти лет и уж она-то знает все, что связано с этим даром. А я прощаюсь, жена скоро опять искать начнет.

Никита поклонился и вышел в открывшийся немного в стороне гиперпереход.

— Слыхал я, как они тут к этим Целителям Душ относятся, — покачал головой есаул. — На руках носить готовы. Хотел бы только знать почему. Ладно, потом все равно узнаю. А пока, Василь, тебе надо три слова сказать, здесь их называют Призывом. С полковником нашим завтра поговорим, пусть поспит немного. Совсем он сегодня замотался, а человек золотой. Я его давно знаю.

— Что за призыв? — поинтересовался старый казак.

— Арн ил Аарн, — ответил Михаил Петрович. — Это значит, что ты хочешь стать одним из аарн. А дальше дварх смотрит всю твою жизнь, память читает. Не берут тех, кто готов любое паскудство утворить, чтоб выгоду какую поиметь. Тебя уже проверяли, и меня проверяли, и Никиту Александровича — всех, одним словом. Потому в ордене плохих людей и нет.

— Всю жизнь смотрят? — вздрогнул тот. — Мать твою так! Не брешешь?

— Сам поначалу не поверил, — вздохнул есаул. — Потом понял — правда. Спроси Артемия, он видал, как одного капитана осадили. Тот орать начал, что почему, мол, меня не выбрали? А командир ему ласково так отвечает, что нечего было там-то и там-то бросать раненого товарища умирать, нечего было девушку тогда-то и тогда-то насиловать. Капитан весь побелел и заткнулся. Да он не один такой был. Про двоих я и не подумал бы никогда, что шкурами окажутся. Никита Александрович мне потом показал записи их памяти, там такое, что я сам этих паскуд удавить готов был.

— Плохих людей к себе вообще не берут? — прищурился старый казак. — Знаешь, коли так, не буду терять время. Что там говорить надо?

— Арн ил Аарн.

Василий Андреевич повторил странно звучащие слова и вздрогнул при звуке грянувшей с потолка торжествующей птичьей трели. На пустом кресле вдруг непонятно откуда возникла черно-серебристая форма.

— Ну, поздравляю! — обнял друга есаул. — Вот и форму уже выдали. Как оденешь, не бойся, одежка тут живая, попервах ластиться станет, что щен малый. Привыкает она к хозяину. Не мажется, не мнется никогда, любую грязь с тела сама очищает. На войне б такую форму! Удобная. Лады, наливай Артемий!

Подхорунжий, молчавший во время визита командира, кивнул и наполнил водкой стопки. Все трое выпили, закусили и долго еще сидели, обсуждая увиденное за этот невероятный день. Какова будет их дальнейшая жизнь? А черт ее знает. Хотелось бы думать, что хорошей, но последние годы отучили людей верить в хорошее. Есаул рассказывал старому другу все, что слышал от Никиты Александровича об ордене. Василий Андреевич с Артемием ежились, пытаясь представить себе десятки тысяч миров.

Разошлись нескоро. Если бы всем им не нужно было утром присутствовать на совещании, то проговорили бы, наверное, до рассвета. Артемий уже откровенно зевал, когда Михаил Петрович попрощался и исчез в гиперпереходе. Отец хлопнул его плечу, забрал выданную форму и скрылся в спальне. Мать с сестрами ушли уже давно. Подхорунжий потянулся и отправился спать сам.

* * *

На экране мелькали парижские улицы. Никита потягивал кофе со счастливой миной на лице. Вот чего ему страшно не хватало все эти месяцы! В трюмы дварх-крейсера уже загрузили больше полусотни тонн кофе, закупленных в Бразилии и Турции. Асиарх сказал, что на Аарн Сарт есть несколько планет, на которых кофе вполне сможет расти. Никита записал в свой биокомп напоминание о том, чтобы обратиться к Мастерам Жизни тех планет с просьбой заняться выращиванием этой культуры.

— А кого вы ищете, господин альфа-координатор? — поинтересовался Бурцев, тоже потягивая кофе.

— Опытных контрразведчиков и жандармов, — ответил он. — Тех из них, кто сумел, несмотря на профессию, остаться людьми. Таких очень мало…

— Если честно, вообще не встречал, — пожал плечами дварх-полковник.

— Я вот, например, — усмехнулся Никита. — Еще нескольких человек знал. Жаль, их в живых уже нет.

— Желаю успеха! — отсалютовал ему чашкой с кофе Бурцев. — Я вам пока не нужен?

— Нет, можете быть свободны.

— Тогда пройдусь, гляну, чем там наши люди заняты.

Дварх-полковник одним глотком допил кофе, встал и вышел из командного пункта. Никита откинулся в кресле. Признаться, вчерашним днем он был доволен. Больше четырех тысяч бывших рядовых и офицеров Белой армии стали аарн. Асиарху пришлось вырастить на крейсере три тысячи дополнительных кают для них и их семей. Бедняга Релир находился в шоке от толпы мальчишек и девчонок, стараясь не заходить в жилые сектора. Дети привыкали к новому быстро, и уже вовсю носились по коридорам и залам крейсера. Страшно довольный Асиарх рассказывал им сказки, катал на здесь же создаваемых каруселях и аттракционах. Ворчливый дварх обожал детей и готов был сутками возиться с ними.

На утреннем совещании структура первого из русских легионов была окончательно определена. Полковник Бурцев по рекомендации есаула Борохова поддержал кандидатуру Василия Андреевича Сысоева и утвердил его четвертым дварх-майором. А затем Никита своим приказом отправил старого казака вместе с женой в госпиталь, и сейчас они находились в ти-анх. Старик долго упирался, желая сразу заняться делом, но приказ есть приказ, и он, недовольно ворча, все-таки отправился к Вериль. Остальные занялись подбором людей в свои подразделения.

У генерала Гласса дела тоже шли неплохо — на Фарсен отправлялись двадцать четыре тысячи человек. Эмиграцию избрали всего лишь немногим больше восьмисот офицеров, да и те, в основном, однополосочные. А этих вовсе не жаль. Никита предпочел бы отправить в эмиграцию всех таких. Но раз Гласс решил их взять, пусть, это внутренние дела Фарсена, в которые орден вмешиваться не собирался. В основном, с Крымом было покончено, и у Никиты появилось время заняться эмигрантами и скоплениями остатков белых войск на дальнем востоке. Хотя в Крыму еще осталось немало интеллигентов, многие из которых тоже подвергались опасности. Но спасти всех, не устраивая на Земле кровавую кашу, было невозможно. Потому спасать придется только тех, кто способен стать аарн или пригодится Фарсену.

Спешить не стоило, отбор нужно производить очень тщательно. И не только среди русских. Немало интересных людей нашлось в других странах, людей, которым в жизни не повезло, которые не смогли бы добиться успеха не только на Земле, но и ни в одном из миров пашу. К сожалению, честь, доброта, любовь и иные столь ценимые в ордене качества здесь совершенно не ценились. Здесь для успеха требовалось нечто противоположное — подлость, жадность, жестокость и властолюбие.

— Определил местонахождение первого кандидата, — эмообраз Асиарха переливался голубоватыми оттенками деловитости. — Сканирую его.

— Подходит? — наклонился вперед Никита.

— Увы. Редкая сволочь. Ищу следующего. А вот этот подходит, очень даже подходит. Но учти, человек смертельно болен и проживет не больше месяца.

— Покажи мне его.

Перед Никитой загорелся голоэкран, на котором он увидел какое-то крохотное парижское кафе. Всего на пять столиков. Оно было пустым, только в углу сидел благообразный, полный старик с моноклем в глазу и читал газету. Перед ним стояла чашка с чаем, на тарелке сбоку лежало немного печенья.

— Господи! — вскочил на ноги альфа-координатор. — Семен Феоктистович?! Он еще жив?!

Сидящий в кафе человек в свое время считался одним из лучших контрразведчиков Российской империи. Отойдя от дел еще в начале века, он воспитал не одно поколение молодых, и Никита прекрасно помнил блестящие лекции старика в училище. Если удастся его уговорить, то Семен Феоктистович один будет стоить сотни других. Надо немедленно переодеваться — и в Париж! Или пойти в форме? Кто ему что скажет? Посмотрят, как на чудака, и все, мало ли в чем хаживают нищие русские эмигранты. А если и скажут что, плевать.

— Открывай проход, Асиарх, — выдохнул перевозбужденный альфа-координатор. — Только сделай мне для начала копию документов о стоящих за красными. И спасибо тебе, дружище! Семен Феоктистович… Ты не представляешь, что это за человек!

— Всегда пожалуйста, — хихикнул дварх. — И почему же не представляю? Я его полностью отсканировал. Лучшего человека действительно найти трудно, он сумеет поставить работу так, как мало кто другой. Вот только сомневаюсь, что тебе удастся его уговорить. Старик упрям, как тысяча Проклятых вместе со всеми их хвостами. Так, документы готовы, вот папка.

На краю пульта появилась серого цвета папка. Если бы документы из нее оказались достоянием земной прессы, скандал бы поднялся неимоверный. Слишком многие уважаемые в мире люди были связаны с гибелью Российской империи и победой большевиков. Впрочем, ни одна газета просто не рискнула бы опубликовать такое. Имена, упоминаемые в документах, были слишком громкими, а их обладатели не прощали даже малейшего покушения на свои привилегии. Мало кто рисковал с ними ссориться.

Перед Никитой завертелась воронка гиперперехода, он подхватил с пульта папку и прыгнул вперед. Привычно мелькнуло в глазах, и альфа-координатор оказался неподалеку от кафе, в темном переулке, в котором никого не было. Не стоило изумлять парижан видом появляющегося из черной воронки человека. Улыбнувшись при мысли об этом, Никита быстрым шагом направился к входу. Рука внезапно натолкнулась на что-то на поясе. Он даже остановился, чтобы посмотреть. Кошелек. Нет, Асиарх попросту молодчина! Подумал даже о том, что у Никиты нет местных денег, и озаботился. Откуда только вездесущий дварх взял франки? Впрочем, неважно. Альфа-координатор вошел в кафе и направился к столику, за которым сидел грузный старик.

— Здравствуйте, Семен Феоктистович! — поздоровался он.

— Здравствуйте, молодой человек, — удивленно посмотрел на него тот. — Мы знакомы?

— Вы у нас в училище два года лекции читали.

— А, юнкер, — улыбнулся Семен Феоктистович. — Присаживайтесь. Какими судьбами в Париже? В эмиграции?

— Нет, по делам, — отрицательно покачал головой альфа-координатор. — Позвольте представиться, Ненашев, Никита Александрович.

Конец ознакомительного фрагмента.