Хосе Марти и Мануэль Сангили

Зоя Соколова (2024)

В книге исследуется публицистика выдающихся мыслителей и политических деятелей Кубы Мануэля Сангили (1848 — 1925) и Хосе Марти (1853 — 1895). Дается анализ их концепции национальной независимости и государственного суверенитета Кубы. Исследование адресовано всем, кто интересуется революционным прошлым Кубы и истоками аннексионистских планов США в Южной Америке. Изучение логики поведения "мирового гегемона" на примере "многих лет истории" дает понимание процессов, происходящих в мире сегодня. Понимания — так актуального сегодня для России. Автор — Зоя Ивановна Соколова — Доктор Исторических Наук. Окончила исторический фак-т МГУ им. М.В. Ломоносова в 1958 году. Специализировалась на внешней политике США накануне Второй мировой войны. Победа Кубинской революции в январе 1959 года изменила круг научных интересов молодого историка. Освободительная борьба на Кубе и социально-экономические реформы революционного правительства определили её профессиональный интерес и направление исследований.

Глава первая. Методология и историография

Дать более или менее полный анализ исследований, посвященных Марти и Сангили, является задачей трудно разрешимой. Объясняется это не только их обилием, но и методологическим противостоянием отдельных историографов, что значительно осложняет изучение темы наслоением на нее дополнительных проблем, не имеющих прямого отношения ни к публицистам, ни к их творческому наследию. Это обстоятельство нуждается в специальном изучении, поскольку возникновение разного рода историографических коллизий вызвано подчас сугубо субъективными соображениями авторов и кажущаяся полемическая «острота» носит преходящий характер и продиктована далекими от науки интересами. Не поиск истины, связанной с объектом изучения, а зачастую совершенно иные, личностного плана стремления историографа определяют цели написания и издания собственных трудов. Часто эти работы нельзя отнести даже к разряду полемического диалога историографа, скажем, с субъектом своего изучения. В лучшем случае они напоминают схоластический спор с известной личностью с целью воспользоваться этим именем и ситуацией для популяризации своей собственной персоны. Правда, справедливости ради следует отметить, что поддающаяся анализу полемика в историографии по данной теме все же встречается, но касается она чаще всего не столько творческого наследия, сколько самой личности публицистов.

Полемика вокруг Марти, и сам он знал об этом, началась еще при его недолгой (всего сорок два года) жизни. Она велась даже среди его близких соратников по борьбе, о чем свидетельствуют обширное эпистолярное наследие самого Марти и особенно его последний дневник, обнаруженный, между прочим, после его гибели среди бумаг главнокомандующего Освободительной армии Максимо Гомеса и названный самим Марти «От Кап-Аитьена до Дос-Риос. Последний дневник»¹¹. И вряд ли в этой связи можно считать случайным то, что значительная часть этих дневниковых записей при публикации была изъята, как считают специалисты, сыном главнокомандующего. Их содержание до сих пор никому не известно, но трудно усомниться в том, что они касались именно их личных отношений.

Что касается творческого наследия Марти, то оно очень скоро после его гибели стало своеобразным полем политических, идейных, идеологических и даже литературоведческих баталий не только на его родине, но и за ее пределами. Не избежало этого и наше отечественное литературоведение. Вызвано оно было скорее всего явлениями методологического характера. Вопрос же выбора авторами той или иной методологии имеет самостоятельное значение для понимания путей развития историографии творчества Марти. Правда, возникшая в данном контексте в нашем отечественном литературоведении историографическая проблема, на мой взгляд, не является ни следствием, ни свидетельством стремления полемизирующих к более глубокому постижению ни творческого наследия, ни метода, которым пользуется Марти. При внимательном рассмотрении она носит поверхностный, заимствованный, а стало быть, искусственно созданный характер. Причин здесь может быть множество, но несомненно присутствие в любом контексте одной: неспособность историографа в силу собственной, быть может, идейно-политической ограниченности или из-за идейного противостояния постичь те самые идеалы, которые Марти отстаивает в своей публицистике и которые для него самого были смыслом его жизни, и именно в них он вложил свою жизненную энергию и оптимизм.

Кроме того, историографу творческого наследия Марти так или иначе приходится учитывать то обстоятельство, что необходимые методологические заряды содержатся в самой публицистике, которая своим идейным содержанием, политической направленностью и потенциальной настроенностью на общественный резонанс (а в случае необходимости — и на конфронтацию с общепринятым общественным мнением) как бы сама предопределяет выбор и методологии, созвучной умонастроению или, напротив, вызывающей несогласие с политическими убеждениями исследователя. Поэтому не каждый исследователь может принять публицистику Марти таковой, какой она в действительности является, если его самого мало заботит поиск объективной истины, ждущей своего раскрытия. Как раз той, которая и заложена публицистом в его труд, раскрывает силу, глубину, стремление заострить и обнажить сокровенную суть публицистической идеи; претендует на состоятельность и проверку временем; соответствует, с точки зрения публициста, актуальным потребностям социально-политического и экономического развития общества. В контексте настоящей работы это касается в первую очередь проблемы концептуального обоснования вопроса о неотложности в конце ХIХ в. для Кубы решения задачи завоевания национальной независимости в целях обеспечения формирования в стране таких социально-экономических условий общественного развития, которые бы гарантировали политический суверенитет и защиту национальных интересов.

Из всех идей Марти наибольшее влияние на выбор методологии оказывала, конечно, ярко выраженная антиимпериалистическая направленность его публицистики. Но если историографом был, скажем, соотечественник Марти, то он невольно оказывался в ситуации, когда от него самого требовалось высказать свои личные позиции уже не столько по творчеству Марти, сколько по тому кругу принципиальных вопросов, которые освещаются в его публицистике. Другими словами, по всей совокупности актуальных проблем, которые рассматривает сам Марти. Это обстоятельство не могло не влиять на характер историографии, невольно обрекая исследовательскую мысль пишущих о Марти авторов на необходимость сверки своих научных позиций с политической целесообразностью. Тем определённые становилась неизбежность этого условиях зависимости Кубы, включая идеологическую. Литературоведческая мысль по такой проблеме, как публицистическое творчество Марти, пронизанное антиимпериалистическими идеями, объективно не имела перспектив на официально признанный успех. Чтобы отважиться на объективное исследование, от ученого требовалась определенная научная смелость и мировоззренческая независимость. И историограф публицистического наследия Марти оказывался в рискованной ситуации с точки зрения как своей «научной репутации», так и политической благонадежности.

Это обстоятельство, на мой взгляд, оказало решающее влияние на то, что в неоколониальной Кубе, находившейся в полной экономической, политической и идеологической зависимости от США, публицистика Марти не только не могла быть изучена объективно во всей ее полноте, а была обречена либо на забвение, либо на фальсификацию. В действительности так и произошло¹². Личность же самого автора подвергалась преднамеренному и изощренному извращению. Только с победой революции в 1959 г. Апостол кубинской свободы стал поистине национальным героем. Начиная с 1963 г., в течение десяти лет было издано полное собрание сочинений Марти в 28 томах, по завершении издания в 1972 г. открыт постоянно действующий семинар по изучению его творческого наследия.

Факты манипуляций с творчеством Марти приведены в статье видного общественного деятеля социалистической Кубы, писателя Луиса Павона «Против фальсификации истории и извращения идейного наследия Хосе Марти¹³.

При выборе методологии изучения творческого наследия Марти следует, на мой взгляд, отдать предпочтение марксистской методологии, которая, как направление, состоялась на Кубе с приходом на арену освободительного движения Кубы пролетарских революционеров. Не случайно то, что именно лидерами пролетарского этапа освободительного движения Кубы, то есть коммунистами, были написаны наиболее серьезные аналитические работы о Марти. Его антиимпериалистические идеи, как определяющие его концепцию национальной независимости, были взяты на идеологическое вооружение, стали программной основой борьбы за освобождение страны от неоколониальной зависимости. Если говорить конкретно, то из идейного арсенала Марти это поколение, заинтересованное в продолжении традиций борьбы за независимость и государственный суверенитет своей страны, восприняло именно антиимпериалистические идеи, с наибольшей силой и последовательностью изложенные в его нацеленной на политические сражения публицистике. Этому способствовала, конечно, и присущая этим идеям логика саморазвития соответственно вложенному в них огромному потенциалу самим автором, являющимся одновременно и творцом, и созидателем, и идейным адептом¹⁴.

Одним из первых, кто обратил внимание на необходимость определить историческое место идей Марти, был один из основателей коммунистической партии Кубы — Хулио Антонио Мелья. Сделано это было в черновых набросках к задуманной им книге о Марти¹⁵, опубликованных в Мексике в виде статьи под названием «Толкование идей Хосе Марти» (1926 г.). Цель ее публикации, по мнению Мельи, состояла в том, чтобы «заставить замолчать продажных торгашей, лицемеров, подхалимов и льстецов, рассуждающих и пишущих о Хосе Марти». Для Мельи неприемлема ситуация, при которой: «То лицемер-политикан, продавшийся власть имущим и выступающий против народа, заводит разговор о Хосе Марти; то клоун-литераторишка называет в своих лживых речах имя Хосе Марти, удовлетворяя аппетит своего тщеславия и своего желудка; то новоявленный иберофил¹⁶, мечтая о возрождении испанского владычества и защищая интересы тех, кто снова ищет рынки сбыта в нашей Америке, решает вдруг обратиться к «жизнеописанию» Хосе Марти»¹⁷. Надо «заткнуть рот этому псевдопатриотическому сброду» — таков вердикт Мельи. Свою позицию он формулирует предельно четко: «суть творчества Марти может быть определена лишь человеком, который не фетишизирует прошлое, благоговея перед ним, а умеет оценить всю важность исторических свершений той эпохи и значение, которое они сохраняют для будущего, то есть для сегодняшнего дня»¹⁸.

Высоко оценил деятельность Х. Марти как революционера-демократа своего времени, а также его творческое наследие другой лидер компартии Кубы чуть более позднего времени и виднейший государственный деятель страны на этапе социалистического строительства Блас Рока. В Марти он увидел «не просто сторонника независимости», призывающего «к вооруженной революционной борьбе против испанских колониальных властей» и организующего ее. Для него Марти — «последовательный и решительный революционер, выступающий за глубокую и полную независимость, а по достижении ее — за самые радикальные и демократические преобразования»¹⁹. Аналитическая оценка в этой статье была дана и антиимпериализму Марти, не приемлющего аннексии ни в какой форме, противящегося «всякой идее о том, чтобы Куба и другие страны Америки превратились в вассалов Соединенных Штатов и служили бы им»²⁰.

Отношение кубинских коммунистов к Марти и оценка его творчества в дореволюционный период наиболее полно было выражено в монографии еще одного из лидеров коммунистов Хуана Маринельо «Хосе Марти — латиноамериканский писатель», которую он издал в Мексике в 1958 г., менее чем за год до победы кубинской революции. Книга несет в себе острые полемические заряды, направлена против попыток упрощенной интерпретации литературного творчества Марти сквозь призму так называемого модернизма. По мнению автора, имеющие место попытки низведения исследовательской мысли по творчеству Марти исключительно к проблеме модернизма ведут к искажению истинной роли и места Марти в «главной его заботе: освободить культуру от пережитков колониальной отсталости, избавить от империалистической агрессии США»²¹.

Обращает на себя внимание то, что Хуан Маринельо казалось бы в сугубо литературоведческой работе о творчестве Марти счел необходимым акцентировать внимание на аспектах, несущих в себе политическое звучание. Так, афористичную по форме фразу Марти — «Народам испанского языка суждено спасти свободу в Америке» — по ходу полемики Маринельо превращает в ключевую и показывает тем самым чрезвычайную значимость обращения исследователей творчества Марти к его публицистике для верного освещения и понимания внутреннего содержания всего его творчества в целом. На примере собственного отношения к статьям Марти, посвященным работе двух межамериканских конференций — Вашингтонской (1889/1890) и валютной (1891), — Маринельо показывает, сколь актуальна публицистика Марти для понимания современной культурно-исторической ситуации в регионе.

«Из всего написанного и сказанного Марти по поводу этих конференций, — считает он²², — можно было бы составить (и необходимо сделать это) наиболее полное изложение его политических взглядов. Его статьи по поводу первой конференции особенно ярко свидетельствуют о его антиимпериалистических взглядах. Мысли по поводу второй конференции имеют наибольшее значение для будущего нашего континента»²³. Свой вывод он формулирует еще более категорично: «Политический гений Марти с наибольшей силой и остротой выразился в том, что он предвидел экономическое господство США в Латинской Америке, хотя некоторые, желая низвести Марти до уровня собственной трусости, упорно отрицают это»²⁴.

Четко определена роль Хосе Марти в истории освободительного движения Кубы в Программе Коммунистической партии Кубы, принятой на ее III съезде в декабре 1986 г. В ней говорится: «Бесспорный выразитель подлинных интересов кубинской нации и высший пример революционной мысли и действия, Марти был руководителем, организатором и идейным вдохновителем новой освободительной войны. Он посвятил себя делу освобождения всех классов и слоев общества, заинтересованных в возобновлении и завершении национально освободительной борьбы. Он объединил прославленных полководцев мамби времен войны 1868 г. и кубинцев-эмигрантов, создал первую Кубинскую революционную партию для борьбы за независимость Кубы и демократическую республику, а также для развертывания и поддержки борьбы за освобождение Пуэрто-Рико. Он разработал целый арсенал передовых идей, которые стали знаменем борьбы для революционеров его времени и революционеров будущих поколений»²⁵.

Среди работ кубинских авторов, посвященных изучению публицистического творчества Марти, наибольший интерес вызывает монография Эмилио Роига де Леучсенринга «Хосе Марти — антиимпериалист», увидевшая свет двумя изданиями: в год столетия со дня рождения Марти и вскоре после победы революции. О научной значимости этой работы свидетельствует хотя бы уже то, что она почти сразу была издана в Москве в переводе на русский язык с обстоятельным предисловием Ю. В. Дашкевича²⁶. Несмотря на несколько компилятивный характер изложения идей Марти и некоторую непоследовательность самого автора при их изложении это исследование остается одной из лучших работ о публицистической деятельности Марти как антиимпериалиста.

С созданием в Гаване Центра по изучению творческого наследия Марти круг исследователей значительно пополнился за счет притока молодых ученых, более многообразными стали и изучаемые проблемы. Об этом свидетельствует, в частности, юбилейный номер журнала «Universidad de la Habana», приуроченный к 130-й годовщине со дня рождения Марти — 28 января 1983 г. В его основу положены материалы ежегодных «мартианских научных чтений», которые проводятся совместно Академией наук Республики Куба, Государственной публичной библиотекой «Хосе Марти» и высшими учебными заведениями страны²⁷. Эти чтения стали научной традицией.

Исследование творческого наследия Марти вскоре после победы кубинской революции стало одним из ведущих направлений и в советской кубинистике. Но путь к формированию этого направления был проложен чуть раньше переводчиком и литературоведом В. С. Столбовым, которого по праву следует считать первооткрывателем Марти для русского читателя. Его познания в этой области были востребованы в связи с изданием первого на русском языке сборника избранных произведений Марти в 1956 г. Он является автором предисловий, вступительных статей, комментариев практически ко всем изданным в нашей стране сборникам произведений Марти. Изучению проблематики творчества Марти Столбов отдал более тридцати лет жизни и вдохновенного труда ученого, авторитет которого получил признание на родине Марти. Публикация первой его статьи датирована 1956 г., а последняя работа была издана в 1985 г.²⁸.

В. С. Столбов является, пожалуй, единственным автором, который попытался осмыслить место и роль публицистики, как жанра, в творческом наследии Марти и показать ее влияние на все остальное творчество. «Кубинский народный герой, — пишет он, — поражает своей цельностью, целеустремленностью, многообразием своих дарований. Он политик и экономист, поэт и прозаик, философ и критик, оратор и педагог. Но была одна область, в которой счастливо сочетались все стороны его многогранного таланта, и эта область — журналистика». Автор основывает свой анализ на высказывании Марти о труде журналиста и роли журналистики в жизни: «Из всех профессий я предпочитаю профессию журналиста, ибо она представляет наибольшие возможности для борьбы за достоинство человека»²⁹. Давая оценку серии очерков Марти, известных под общим названием «североамериканские сцены», литературовед пишет об их художественном достоинстве: «Эти очерки — отмечает он — вершинное достижение Марти-художника, стилиста, в свое время не знавшего себе равных во всех литературах испанского языка. Вдохновенной прозой Марти нельзя не восхищаться. Отточенные, организованные ритмически периоды стремительно, как водопад, низвергаются один за другим, сверкая блестками афоризмов. Недаром ни один из последователей великого кубинца, среди которых были и такие могучие таланты, как Рубен Дарио, не создал в прозе ничего даже отдаленно напоминающего гигантское здание «Североамериканских сцен»³⁰ Столбова восхищает жизнь автора произведений, «где бьется его благородное сердце и сверкает пророческая мысль». «Североамериканские сцены», по его мнению, «лишь страница этой удивительной жизни», что в «этом шедевре высокой публицистики, во весь рост встает перед нами образ человека, до конца выполнившего свой долг патриота, гражданина и художника»³¹.

У В. С. Столбова, как авторитетного специалиста, были научные основания вступить в полемику с исследователем, представляющим уже другое поколение наших отечественных историографов творчества Марти, — Ю. Н. Гириным после появления статьи по вопросу о концепции личности в поэзии Марти³². У Столбова Гиринское толкование «концепции» вызвало недоумение. Он посчитал эту трактовку идеалистической, ведущей к искажению творческого метода Марти и потому не соответствующей действительности. Кроме того, по убеждению Столбова, Гирин в своей позиции несамостоятелен, идет на поводу некоторых «западных» исследователей, приписывающих Марти идеалистическое мировоззрение и на этом строящих свои оценки личности как самого Марти, так и «героев» («личностей») его произведений³³.

Сказать что-либо более серьезное о содержании и сути самой полемики не представляется возможным по той причине, что она не получила ни дальнейшего развития, ни мало-мальски развернутого освещения. Авторы, можно считать, ограничились обменом литературоведческих и не очень колких «любезностей», не проясняющих, однако, ни цели полемики, ни ее необходимости. Между тем, с моей точки зрения, в контурах этой полемики двух советских исследователей творческого наследия Марти обнаруживается, нечто более существенное, заслуживающее более серьезного внимания, чем просто спор двух специалистов по отдельным аспектам творчества Марти. Ю. Н. Гирина следует отнести к новому поколению исследователей, сменивших диалектико-материалистический метод изучения явлений и человека на идеалистический. Точнее: в данном, в общем-то мало значащем историографическом и литературоведческом эпизоде, можно заметить начинающееся противостояние методологий изучения: грубо говоря, марксистско-ленинской, советской и, так сказать, «парадемократической», то есть «противосоветской». Косвенно эту мысль можно подтвердить, если попытаться рассмотреть дальнейшую эволюцию взглядов Ю. Н. Гирина по данной проблематике. В одной из глав коллективной монографии — «Творчество Хосе Марти» автор в ходе своих не всегда последовательных суждений о личности Марти и степени его авторитетности в кубинском обществе приходит, на мой взгляд, не только к научно необоснованному, но и попросту к несостоятельному выводу о природе «трагедии Марти». Она, по мнению Гирина, «состояла в том, что ему так и не удалось сделаться подлинным лидером нации»³⁴.

Вряд ли можно признать такую формулировку, не говоря уже о ее сути, удачной, даже если попытаться увидеть нечто рациональное в суждениях автора работы о «концепции личности в поэзии Марти». Странно, что литературовед не замечает того факта, что Марти не только не «сделался», а стал подлинным лидером благодаря тому, что был последовательным идейным защитником идеологии независимости нации. Более того, идеи Марти остаются актуальными и в наши дни, когда речь идет о решении задач сохранения политического суверенитета и экономической независимости не только Кубы, но и всей Латинской Америки. Чтобы убедиться в этом, достаточно воспользоваться разумным литературоведческим советом Хуана Маринельо и обратиться хотя бы к его двенадцати обширнейшим корреспонденциям, которые были опубликованы в буэнос-айресской газете «Ла Насьон», и девяти в высшей степени интересным письмам, посвященным межамериканской конференции в Вашингтоне и в защиту региональных интересов Латинской или, как пишет Марти, Нашей Америки. Не случайно же Хуан Маринельо в своей выше упомянутой монографии о Марти фиксирует внимание своих оппонентов (современных ему и грядущих) на этих корреспонденциях³⁵.

Факты свидетельствуют как раз об обратном тому, что пишет о Марти Гирин. Марти остается «подлинным лидером нации» и через столетие после своей гибели благодаря бессмертию в первую очередь его публицистики. Если уж выражать свои мысли непременно через такие категории, как «трагедия», то следует, наверное, говорить о «трагедии нации», которая в ответственный момент завоевания независимости лишилась своего подлинного лидера, погибшего на поле сражения.

Можно, конечно, согласиться с присутствием момента трагедийности в судьбе Марти. Но суть этой трагедии совсем в другом: Марти не удалось реализовать свои политические идеалы — они были слишком смелы, хотя и вполне зрелы исторически. Слишком рано пробил час его гибели.

На мой взгляд, любой исследователь, берущийся за изучение творческого наследия Марти и игнорирующий его публицистику при анализе различного рода «концепций» (личности ли, гражданина ли) рискует самым тривиальным образом допустить принципиальную ошибку. К сожалению, эта тенденция наблюдается в наши дни, и ее идейной основой скорее всего следует считать провозглашение невразумительной и малосостоятельной «доктрины деидеологизации», ударившей прежде всего по общественным наукам. Осуществляется же эта «доктрина» после смены в нашей стране политической системы, точнее, с уходом советской власти с арены официальной политической жизни, далеко не лучшим образом, во всяком случае не в интересах научных изысканий.

В контексте рассматриваемой нами проблематики эта тенденция проявляется в стремлении предать забвению наиболее сильные стороны творческого наследия выдающегося кубинского мыслителя. И удары, даже не рикошетом, а прямой наводкой спроецированы на публицистику, которая у Марти сумела впитать в себя все свое многообразие: статьи, очерки, публичные выступления, речи. Вросла органично даже в его эпистолярное наследие, которое, кстати, наряду с его многочисленными эссе, посвященными выдающимся людям (в том числе и многим поэтам), может стать ключом к истинному толкованию и пониманию им самим, какой должна быть и есть личность. А отсюда, естественно, должна рождаться и сама концепция. Яркое тому подтверждение реальные личности, адресаты его писем, «герои» его эпистолярной публицистики. Их много. «В одной только каракасской «Опиньон насьональ», — пишет Маринельо, — Марти менее чем за восемь месяцев дает портреты пятисот с лишним современников, почти всех увековечив в самых характерных чертах»³⁶. И они все разные. Но при всей личностной, может быть, несовместимости их, скажем, на каком-либо общем собрании, все они, кроме того что несли в себе индивидуальное, были наделены их корреспондентом, т. е. Марти, в той или иной степени теми «концептуальными» черты, которые Марти выделял в человеке и обобщал в личности. Все эти личности находили тот или иной отзвук в его душе, и основываясь на этом, он создавал, отнюдь не стихийно, свою собственную концепцию личности. Это вовсе не гарантировало его ни от ошибок, ни от заблуждений, ни от противоречивостей в суждениях. Здесь присутствует одновременно и концепция и личность, воспетая им и отвечающая его гуманистическому мироощущению борца за идеал Человека. Идеал личности.

Среди исследований публицистики Марти выделяется работа советского ученого А. Г. Гидони, избравшего объектом своего монографического изучения одно из самых выдающихся публицистических произведений Марти — «Манифест Монтекристи». Он справедливо пишет: «Если о каком-либо документе публицистического характера, по своему объему не превышающему небольшую брошюру, можно сказать, что, он напечатанный, «томов премногих тяжелей», то в наследии великого кубинского революционера Хосе Марти это справедливей всего относится к знаменитому «Манифесту Монтекристи». Задуманный и написанный как программа освободительной войны против испанского колониального владычества, глубокий по мысли, энергичный по стилю (как все у Марти), «Манифест Монтекристи» несомненно явился выдающимся историческим документом, который, в известном смысле, «делал эпоху», стимулируя развитие революционной ситуации, сложившейся на Кубе в конце ХIХ в.»³⁷. Обоснованно суждение автора о том, что этот манифест «не был изолированным документом в идеологической борьбе Кубинской Революционной партии», что «можно легко установить преемственность, ведущую от лозунга «Со Всеми и для блага Всех» к словам из «Манифеста Монтекристи» о том, что Освободительная война «не приведет к торжеству одной кубинской партии над другой» и что «она ведется по воле народа» бойцами «из всех слоев кубинского общества»³⁸. Автор считает, что «по глубине мысли, зоркости исторического анализа и правильности тактических установок «Манифест Монтекристи» стал выдающимся явлением не только кубинской, но и всей латиноамериканской революционной мысли»³⁹.

«Манифесту Монтекристи», как программному документу, уделено специальное внимание в главе монографии одного из известных советских латиноамериканистов, И. Р. Григулевича⁴⁰. Этот особый интерес к манифесту и необходимость, как он отмечает, «более детального рассмотрения»⁴¹, вызваны тем, что этот программный документ наиболее полно отражает революционно-демократические убеждения Марти как лидера революционной войны.

Под этим документом стоит подпись и Максимо Гомеса как главнокомандующего Освободительной армии. Появилась она, однако, лишь через месяц после начала войны и лишь после согласования с ним вопросов будущего республиканского устройства, отказа Гомеса от каких-либо поползновений на установление военной диктатуры, угрожающей, по мнению Марти, демократии, и, разумеется, согласия Гомеса на такие, не допускающие компромиссов, требования прежде чем занять этот пост. Общеизвестно, однако, что ни к процессу составления манифеста, ни к тексту М. Гомес не имел никакого отношения. Но его подпись под программным документом как подпись человека, несущего ответственность за военное руководство революционным движением, Марти считал абсолютно необходимой.

Прикладной интерес к публицистике Марти проявила в своей монографии советский философ В. И. Шишкина при рассмотрении социально-политических взглядов кубинского мыслителя⁴². Цитатами из публицистических произведений Марти автор монографии подкрепляет свои собственные суждения и оценки социально-политических взглядов Марти, отчего эти взгляды приобретают, как верно заметил в рецензии на книгу Шишкиной В. С. Столбов, «статичный» характер⁴³.

Естественным было обращение к публицистике Хосе Марти и А. А. Тивиковой (А. А. Петровой) при разработке проблемы создания Кубинской Революционной партии в кандидатской диссертации, но опять-таки самой публицистике была отведена роль также прикладного характера⁴⁴.

Мировоззренческого характера интерес к публицистике Марти был проявлен в очерке О. С. Тернового, посвященном философским взглядам Марти⁴⁵.

Однако, в целом публицистика Марти, на мой взгляд, и в нашей отечественной историографии еще ждет своего объективного и непредвзятого исследования.

Что касается публицистики Мануэля Сангили, то ни на его родине, ни тем более в нашей стране она практически не изучена, а его мировоззрение и взгляды по актуальным проблемам национальной независимости и государственного суверенитета Кубы не получили должной научной оценки, хотя вскоре после его смерти на Кубе появился ряд работ, посвященных его жизни, личности, а также журналистской, публичной и государственной деятельности. Всем этим работам о Сангили присуща одна общая и весьма ценная для современного исследователя черта: скрупулезное фиксирование дат и событий неординарной жизни Сангили. Особо интересной представляется приводимая в этих работах хроника его революционной деятельности и публикаций его журналистских работ. Авторы приводят в виде приложений разнообразные документы из жизни публициста. Кроме того, историографы жизни Сангили — это люди, либо лично знавшие его, либо встречавшиеся с ним. Находясь под впечатлением этой обаятельной личности, каждый из них привнес в оценку личности Сангили много субъективного, что вполне естественно. Но это отнюдь не только не снижает ценности этих работ, а напротив, придает им задушевность, что дает возможность ощутить исходящий от «ауры» личности Сангили свет, понять источник его высочайшего в кубинском обществе авторитета при его жизни.

В год смерти Сангили увидела свет отдельным изданием речь президента Национальной Академии искусств и литературы Хосе Мануэля Карбонеля «Мануэль Сангили: командир, трибун и мыслитель»⁴⁶. Речь эта, произнесенная 20 ноября 1925 г., была посвящена памяти Сангили, в честь которого в Академии были открыты годичные (1925/1926) памятные чтения его имени. Основную идею этой речи определяет мысль о том, что жизнь и деятельность Сангили теснейшим образом связаны с самыми значительными событиями истории Кубы и ее народа, что он «вобрал в себя целую эпоху»⁴⁷. В качестве приложения в книге приведены различные документы, так или иначе связанные с жизнью и деятельностью Сангили⁴⁸.

В 1926 г. была издана книга Хосе Антонио Родригеса Гарсиа «Мануэль Сангили»⁴⁹. Значительную часть работы составляют подробные комментарии автора к хронике жизни и деятельности Сангили, которая приводится с интересными подробностями и, вне сомнения, является ценным источником⁵⁰. Но наибольший интерес в ней вызывает не допускающая компромиссов и каких-либо иных толкований «защита» автором личности Сангили от «нападок», как он считает, на него тех противников, которые обвиняют его в якобинстве, сравнивают с вождем якобинцев Максимилианом Робеспьером. По мнению Родригеса, эти «оппоненты» Сангили не поняли ни его, ни Робеспьера. Он утверждает, что эти две личности никак несопоставимы, а по своим личным качествам полярно несовместимы. Родригес Гарсиа пишет; «Робеспьер — коварный, скрытный, изворотливый, тогда как Сангили — открытый, исключительно искренний, выверенным путем идущий к своей цели. Робеспьер — завистливый, Сангили — поклонник-энтузиаст высоких ценностей, ему никогда не были присущи ни зависть, ни подлость. Робеспьер сделан из теста диктаторов, и к диктатуре он шел скрытно, злоумышленно, утопая в крови, Сангили — либерал, истинный либерал, ненавидящий тиранию всем своим существом. Он понимал, что народ, который не может помешать установлению тирании, становится униженным; он хотел видеть отечество заселенным не рабами, а гражданами; он признавал только отечество, созданное со всеми и для блага всех, с уважением к достоинству человека, как считал Марти… Сангили (в отличие от Робеспьера. — З. С.) никого не отправил на смерть, был убежденным противником диктатуры и считал диктатуру, лишенной какой-либо мотивации.»⁵¹.

К 90-й годовщине со дня рождения Сангили известный кубинский журналист и дипломат, член Национальной Академии искусств и литературы Мигель Ангель Карбонель издал биографический очерк о Сангили, уделив значительное внимание его журналистской деятельности. Главным образом, журналу «Нojas Literarias». По мнению автора, этот журнал Сангили заложил основы интеллектуальной литературной критики на Кубе: аналитической, с высокими критериями оценки литературного произведения и содействующей совершенствованию писательского творчества⁵².

В целом же основная часть этой книги посвящена, главным образом, рассказу об одной из самых драматичных страниц жизни Сангили: его мужественной борьбе на Ассамблее представителей революции (о ней речь впереди), за недопущение роспуска Освободительной армии, на чем настаивал Вашингтон⁵³.

Автору книги, который слушал выступление Сангили в двенадцатилетнем возрасте, он запомнился как «величественный апостол, магически владеющий аудиторией, с энергичным выражением лица, убедительными жестами». Автор считает, что Сангили «соединял в себе дар трибуна, писателя, политика, законодателя с безграничной любовью к Кубе. В этом был источник животворящей мощи, которую он всецело вложил в свою — во имя отечества — деятельность»⁵⁴.

В 1948 г. общественность Кубы широко отметила 100-летие со дня рождения Сангили. Был издан ряд работ, посвященных его жизни и многогранной деятельности⁵⁵.

Высокую оценку журналистской деятельности Сангили дал известный на Кубе литературовед, журналист и адвокат Хосе Мария Чакон-и-Кальво в предисловии к книге М. Сангили «Речи и выступления», изданной в 1949 г. В его литературоведческой статье «Взгляды Мануэля Сангили на литературную критику» исследуется вопрос о личной роли Сангили, как издателя и редактора, в установлении принципов развития литературной критики на страницах журнала «Hojas Literarias», издававшегося им менее двух лет, но сумевшего за это короткое время привить сотрудничавшим с журналом авторам ответственность за сказанное слово. Чакон — и-Кальво считает, что достичь этого удалось благодаря неукоснительному проведению в жизнь «трех существенных принципов, обязательных для каждого критика: 1. личная ответственность за критику; 2. соблюдение эстетических норм и принципов критики; 3. абсолютная недопустимость догматизма в разумной критике»⁵⁶.

Автор считает также, что сам Сангили, как блестяще образованный человек, ответственно относящийся к слову, был наделен даром литературного критика. Его литературоведческие эссе, считает он, были образцами литературной критики. И эту свою убежденность он хранит в себе более тридцати лет, с того момента, когда ему студенту-филологу, завершавшему свое образование в Гаванском университете, в 1915 г. довелось впервые в жизни присутствовать на лекции Сангили, посвященной певцу, как он пишет, Ниагары, Хосе М. Эредиа⁵⁷.

В 1948 г. отдельным изданием вышла речь младшего современника Сангили Томаса де Хустис и дель Валье (1871 — 1959). Известный кубинский специалист по всемирной истории и один из основателей Академии истории Кубы (1910) в этой речи от 27 марта 1948 г. обратил особое внимание на значение журнала «Hojas Literarias.». Журнал, по его мнению, свидетельствует о совпадении идеалов Марти и Сангили по пропаганде идеи необходимости новой освободительной войны за независимость. Автор убежден, что главный замысел этого издания как раз и состоял в том, чтобы донести до кубинского общества идею необходимости новой революционной войны. Доказательство тому, по мнению автора, не только опубликованные на страницах журнала статьи, посвященные, в частности, Освободительной армии и ее главнокомандующему Максимо Гомесу, неизменному соратнику Марти в ходе подготовки этой революционной войны, но и хронологические рамки выхода в свет данного журнала в канун интенсивной деятельности Марти в этом направлении (март 1893 — начало 1895 гг.). Автор считает также, что контакты Сангили и Марти носили конспиративный характер. Это очень ценное наблюдение автора, которое может объяснить много недосказанного во взаимоотношениях и в деятельности обоих мамби⁵⁸.

Важным является также и то, что Хустис и дель Валье обратил внимание на такие вопиющие, с его точки зрения, факты, как, «задвинутость» на второй план Сангили в годы правления Томаса Эстрада Пальмы (1902 — 1906). Причиной такого отношения президента к сенатору, члену действующего конгресса могла быть только несовместимость их политических и гражданских позиций. Президента Кубы, ставленника США и проводника их аннексионистской политики не устраивал Сангили — защитник национальных интересов своей страны⁵⁹. Хустис и дель Валье завершает свои размышления о Сангили образным сравнением его с гордой, высокого полета птицей и поэтической строкой: «пересек болото, не запачкав крыльев своих»⁶⁰.

В потоке опубликованных предисловий, вступительных слов и речей, посвященных Сангили в связи со столетием со дня рождения выделяется строгое по своей научной структуре и аналитической направленности эссе выдающегося кубинского историка Эмилио Роига де Леучсенринга. В своем эссе автор выделил четыре рубрики, позволяющие ему дать по структуре строгий и по содержанию развернутый анализ личности Сангили: Характер и личность; За свободную Кубу против испанского деспотизма; За экономическую независимость и политический суверенитет; Гражданин и политик. Все эти рубрики идут под девизом: «В защиту Кубы»⁶¹. Среди наиболее актуальных проблем, которые, по мнению автора, волновали Сангили как мыслителя, революционного борца и государственного деятеля были:

* завоевание независимости и обеспечение справедливости в кубинском обществе. Страна должна осознать необходимость изменения политических условий своего существования;

* отношение к национально-революционной и освободительной войне как к необходимости и средству завоевания свободы и справедливости;

*. неправомерность и противозаконность вмешательства Соединенных Штатов в дела освободившейся от Испании собственными силами Кубы;

* защита политического суверенитета страны всеми доступными средствами и на всех уровнях;

* отделение католической церкви от государства;

* светский характер образования и широкий доступ народных масс к образованию. Это единственный магистральный путь к цивилизации;

* защита земельного богатства Кубы как фактора не только экономической независимости, но и политического суверенитета. Недопустима деятельность иностранных компаний;

* необходимость изгнания с государственных постов коррумпированных политических деятелей, заботящихся только о личном обогащении. Быть при деньгах и владеть титулами еще вовсе не означает придерживаться прогрессивных убеждений и занимать благосклонную позицию по отношению к своему народу, который должен получить широкий доступ к демократии;

* страна стоит на грани борьбы за социальную справедливость. «Если ХVIII век был веком революции, ХIХ — веком формирования наций, то ХХ век станет веком социализма»;

* задача правительства состоит в том, чтобы быть образцом гарантии демократических институтов и верности Конституции и Закону⁶².

Столь подробное, хотя и в тезисном виде, изложение взглядов Сангили, автор обосновывает словами: «наш народ знает очень мало о деятельности Сангили по защите интересов народа»⁶³.

В нашей отечественной историографии определенный интерес к личности Сангили был проявлен в связи со 150-летием со дня его рождения такими научными журналами, как «Латинская Америка» и «Вопросы истории». Опубликованные на их страницах мои статьи⁶⁴ в какой-то мере являются попыткой компенсировать образовавшийся существенный пробел, трудно поддающийся объяснению, если учесть, что в изучении кубинской проблематики, в нашей стране после победы Кубинской революции наступил поистине исследовательский бум⁶⁵.

Справедливости ради необходимо отметить, что упоминание о Сангили-сенаторе и его антиимпериалистических выступлениях в сенате в «защиту республики» содержится в обстоятельной монографии известного советского ученого, историка Л. Ю. Слезкина «История Кубинской республики», изданной почти тридцать лет назад⁶⁶.

Цель настоящей работы состоит в том, чтобы попытаться рассмотреть демократические основы публицистики Сангили и Марти в созданной ими концепции национальной независимости и государственного суверенитета Кубы и показать, что на неосуществимость этих концепций при жизни их авторов решающее влияние оказали факторы насильственного и исключительно внешнего порядка — агрессия Соединенных Штатов, аннексионистские планы и геополитика которых основывались на недопущении образования независимого, суверенного кубинского государства.

То обстоятельство, что в настоящей работе взглядам Сангили уделяется значительно большее внимание, чем взглядам Марти, является сознательным выбором автора, обусловленным, по крайней мере, тремя соображениями. Во-первых, недостаточной изученностью творческого наследия Сангили в сравнении с Марти. Во-вторых. необходимостью более подробного изложения «либеральных» взглядов Сангили для более зримого раскрытия принципиальной новизны концепции Марти как выразителя революционно-демократических идей нового поколения освободительного движения, поднявшего на более высокий уровень развитие идеи национальной независимости и государственного суверенитета как противостояния не только колониализму, но и неоколониализму, исходившему от Соединенных Штатов. В-третьих, благоприятной научной возможностью рассмотреть такое существенное своеобразие публицистики Марти, как ее методологическая значимость для раскрытия наиболее сильных сторон публицистики и политических позиций Сангили, идейного потенциала его взглядов с их нацеленностью на саморазвитие посредством идейно-политического обогащения в принципиально иных исторических условиях, то есть на стадии, когда актуальность обрела не столько антиколониальная концепция Сангили, сколько антиимпериалистическая, точнее, антинеоколониальная концепция Марти. Это, как показал опыт изучения публицистического творчества Сангили и Марти, стало возможным лишь при рассмотрении их работ в общем контексте анализируемых ими проблем национальной независимости и государственного суверенитета. Этот подход, как мне представляется, дает возможность рассмотреть не только взгляды каждого из публицистов, но и взаимосвязанность и обусловленность их поступательной смены по мере изменения исторических условий.

На Сангили, пережившего Марти на тридцать лет, выпала участь убедиться в том, что кубинское общество на том этапе не располагало достаточными силами, необходимыми для реализации антиимпериалистической концепции независимости Марти. Но эти тридцать лет без Марти были годами упорной борьбы за претворение в жизнь антиимпериалистических идей его учениками и соратниками, в числе которых был, конечно, и Сангили. Его государственная и публицистическая деятельность в эти годы свидетельствовала о последовательности и твердости его позиций по защите суверенных интересов государства даже в условиях псевдореспублики. Характеризуя особенность данной идеологической ситуации в жизни и исторической судьбе Сангили, необходимо констатировать факт влияния на его взгляды идей Марти. Но речь в данном случае идет не о простом восприятии политических идей и взглядов Марти, а о последовательном и целенаправленном стремлении Сангили «соответствовать» антиимпериалистическим идеям в собственной деятельности на государственных постах, которые были ему уготованы волей Судьбы.

Примечания

11

См.: Латинская Америка. Литературный альманах. Выпуск 1. — М. — 1983. — С. 495 — 532. Дневник сохранился в архиве соратника Марти, генерала Максимо Гомеса, главнокомандующего Освободительной армии. Впервые увидел свет лишь в 1940 г. в виде приложения, причем, в урезанном виде, к «Полевому дневнику» генерала. На Кубе дневник Марти отдельно в виде брошюры был издан в 1941 г. историком Херардо Кастельяносом, сыном майора Освободительной армии Херардо Кастельяноса Леонарта, друга и доверенного лица Марти на Кубе в последние три года его жизни (1892 — 1895).

12

О том, сколь тщательно отслеживалось в США все, связанное с изучением творчества Марти, можно судить по достаточно курьезному факту. По случаю 100-летия Марти в 1953 г. в США был издан томик его избранных произведений под названием «Америка Хосе Марти». Вскоре в еженедельном книжном обозрении «New York Times book review» появилась рецензия, в которой особо подчеркивалось, что Марти «провел свои лучшие годы» в Соединенных Штатах, «окруженных ореолом великой нации», что здесь им были написаны «самые прекрасные страницы из когда-либо написанных иностранцем о Соединенных Штатах». Рецензент проясняет и потаенную цель написания собственного опуса: «выход в свет этой книги явится лучшим из всех возможных ответов на празднование в Советском Союзе столетия со дня рождения Хосе Марти». Неуклюжесть попыток в данном случае превратить имя Марти в поле идеологического сражения со страной социализма очевидна и симптоматична предчувствием рецензента органической близости антиимпериалистических идей стране социализма, которой они уже успели объявить «холодную войну». См.: Дашкевич Ю. В. Предисловие. // Роиг де Леучсенринг Э. Хосе Марти — антиимпериалист. — М. — 1962. — С. 13 — 14.

13

В основу статьи положена речь автора на открытии Второго национального семинара по изучению наследия Марти, который с 1972 г. стал постоянно действующим. См.: Павон Л. Против фальсификации истории и извращения идейного наследия Хосе Марти. // Латинская Америка. — 1973 — № 4. — С. 122 — 131.

14

Castro F. Jose Marti: El autor intelectual. — La Habana. — 1983.

15

Задуманная книга не была написана. Основатель Компартии Кубы, эмигрировавший в Мексику, был убит в январе 1929 г. агентом кубинского диктатора Мачадо. Статья имела огромный идейный резонанс. Значительно позже один из известных кубинских филологов, поэт и признанный знаток творчества Марти (ему доверено было составление программы по изучению творчества Марти на всех ступенях образовательной системы Кубы) Синтио Витьер свой восторг по этому поводу выразил весьма парадоксально. В статье «Некоторые размышления о Хосе Марти» он пишет: «Мы почти рады, что Мелья не написал задуманной им книги, ибо развернутый анализ фрагментарно намеченных тем наверняка загасил бы этот яркий костер, в котором, словно сухие поленья гудят и потрескивают отрывочные пылкие строки, подсказанные любовью». // Латинская Америка — 1995. — № 5. — С. 68—69.

16

иберофил — приверженец латиноамериканских стран, говорящих на языках народов Иберийского (Пиренейского) полуострова. К Ибероамерике не относятся страны Латинской Америки, языками которых являются английский, французский и голландский.

17

Мелья Х. А. Толкование идей Хосе Марти. // Кубинская публицистика. От Хосе Марти до наших дней. Сборник. — М. — 1981. — С. 88.

18

Там же.

19

Roca Blas. Jose Marti: revolucionario radical de su tiempo. — La Habana, 1948. // Siete enfoqes marxistas sobre Jose Marti. — La Habana. — 1978. В переводе на русский язык см.: Григулевич И. Р. Хосе Марти — предвестник кубинской революции. — М. — 1979. — С. 204.

20

Там же. — С. 218.

21

Маринельо Х. Хосе Марти — испаноамериканский писатель. (Марти и модернизм). — М. — 1964. — С. 264.

22

Основные идеи о личности Марти были развиты Хуаном Маринельо после победы кубинской революции (1959) в речи «Кубинская революционная партия — славное детище Хосе Марти». // Григулевич И. Р. Указ. соч. С. 259 — 272.

23

Маринельо Х. Хосе Марти — испаноамериканский писатель. (Марти и модернизм). — М. — 1964. — С. 268.

Имеются в виду девять писем, написанных за время, пока работал конгресс, другу Гонсало де Кесада-и-Аростеги. // Marti J. Obras completas. — La Habana. — 1963. — T. 6. — P. 119 — 130.

24

Маринельо Х. Хосе Марти — испаноамериканский писатель. (Марти и модернизм). — М. — 1964. — С. 305.

25

III съезд Коммунистической партии Кубы. г. Гавана, 4 — 7 февраля 1986 г., 30 ноября — 2 декабря 1986 г. — М. — 1988 — С. — 209.

26

Roig de Leuchsenring E. Marti antiimperialista. — La Habana. — 1953; 1961; Роиг де Леучсенринг Э. Хосе Марти — антиимпериалист. — М. — 1962.

27

Universidad de la Habana. — 1983 — № 219.

28

Столбов В. С. Хосе Марти. // Марти Х. Избранное. — М. — 1956. — С. 3 — 20; Он же. Хосе Марти — публицист. // Марти Х. Североамериканские сцены. — М. — 1963. — С. 5 — 23; Он же. Хосе Марти (1853 — 1895). // Марти Х. Избранное. — М. — 1978. — С. 5 — 32; Он же. Последние страницы Хосе Марти. // Латинская Америка. Литературный альманах. Выпуск I — М. — 1983. — С. 490 — 495; Он же. Один за всех (Хосе Марти). // Пути и судьбы. — М. — 1985. — С. 3 — 61; Он же. Вместе со всеми и для блага всех (Хосе Марти).// Там же. — С. 62 — 107. См. также: Столбов В. С. Хосе Марти — революционер и поэт. // Куба. Историко-этнографические очерки. — М. — 1961. — С. 431 — 473.

29

Столбов В. С. Хосе Марти — публицист… — С. 6.

30

Там же. — С. 21.

31

Там же. — С. 23.

32

Гирин Ю. Н. Концепция личности в поэзии Хосе Марти. // Латинская Америка. — 1979 — № 6. — С. 143 — 155.

33

Столбов В. С. Один за всех (Хосе Марти)… — С. 33; Гирин Ю. Н. Концепция личности…. — С. 154.

34

Гирин Ю. Н. Творчество Хосе Марти. // История литератур Латинской Америки. — М. — 1994. — С. 95.

35

Маринельо Х. Хосе Марти — испаноамериканский писатель… — С. 268.

36

Там же. — С. 243.

37

Гидони А. Г. «Манифест Монтекристи» — программа борьбы за независимость Кубы. // Латинская Америка. — 1974. — № 1 — С. 90.

38

Там же. — С. 96.

39

Там же. — С. 101.

40

Григулевич И. Р. Хосе Марти — предвестник. — С. 163 — 174.

41

Там же. — С. 167.

42

Шишкина В. И. Социально-политические взгляды Хосе Марти. — М. — 1969.

43

Столбов В. С. В. И. Шишкина. Социально-политические взгляды Хосе Марти. // Латинская Америка. — 1969. — № 3. — С. 150.

44

Тивикова А. А. Создание Кубинской революционной партии (1890 — 1892 гг.). // Вестник Ленинградского университета. История. Язык. Литература. Вып. I. — Л. — 1973. — С. 144 — 148; Она же. Кубинская революционная партия: структура и основные направления деятельности в 1892 — 1895 гг. // Проблемы отечественной и всеобщей истории. Вып. 3. — Л. — 1976. — С. 217 — 225; Петрова А. А. Кубинская революционная партия (1892 — 1898) и ее роль в развитии национально-освободительного движения на Кубе. Автореф. дис. канд. ист. наук. — Л. — 1976.

45

Терновой О. С. Выдающийся кубинский мыслитель Хосе Марти (1853 — 1895). // Вопросы философии. — 1959. — № 2. — С. 129 — 136; Он же. Хосе Марти. — М. — 1966.

46

Carbonel J. M. Manuel Sanguily: adalid, tribuno y pensador. — La Habana. — 1925.

47

Ibid. — Р. 5 — 55; Р. 55.

48

Ibid. — Р. 57 — 110.

49

Rodriguez Garcia J. A. Manuel Sanguily. — La Habana. — 1926.

50

Ibid. — Р. 15 — 90.

51

Ibid. — Р. 132 — 133, 140, 144.

52

Carbonel M. A. Sanguily. — La Habana. — 1938. — Р. 13, 33 — 37.

53

Ibid. — Р. 46 — 75.

54

Ibid. — Р. 96, 98.

55

Justiz y del Valle T. de. Manuel Sanguily y Garritte. — La Habana. — 1948; Roig de Leuchsenring E. Defensa de Cuba: vida y obra de Manuel Sanguily // Sanguily M. Defensa de Cuba. — La Habana. — 1948. — P. I — LXXIII; Chacon y Calvo J. M. La vida de un fundador. Un aspecto de la critica literaria de don Manuel Sanguily. // Sanguily y Garritte. Discursos y conferencias. — La Habana. — 1949. — P.9 — 52; Roa R. Manuel Sanguily. // Retorno a la alborada. T. II. — La Habana. — 1964. — P. 64 — 65.

56

Chacon y Calvo J. M. Un aspecto de la critica… Р. 28.

57

Ibid. — Р. 22, 23, 38 — 39, 44. Хосе Мария Эредиа и Эредиа (1803 — 1839) — классик кубинской поэзии, яркий представитель романтизма. Более подробно см.: Ларин Е. А. Жизнь, творчество и борьба Хосе Мария Эредиа. // Новая и новейшая история. — 1985. — № 3. — С. 122 — 133.

58

Justis y del Valle T. de. Op cit. — Р. 28 — 33.

59

Ibid. — Р. 44.

60

Ibid. — Р. 59.

61

Roig de Leuchsenring E. Defensa de Cuba: vida y obra de Manuel Sanguily. — Р. I, XXVII, XL. LXV.

62

Ibid. — Р. I — LXXIII.

63

Ibid. — Р. LXIX.

64

Чернявский Б. Б. Он был образцом гражданина… // Латинская Америка. 1999. — № 1. — С. 72 — 84; Он же. Мануэль Сангили и Гаррите. // Вопросы истории. — 2000. — № 6. — 142 — 149.

65

См.: Соколова З. Куба в русских и советских исследованиях. // Российско-кубинские и советско-кубинские связи XVIII — ХХ веков. — М. — 1975. — С. 314 — 350. Она же. Новейшие советские исследования кубинской революции. // Советско-кубинские отношения. 1917 — 1977. — М. — 1980. — С. 228 — 260; Историография Кубы (ХVI — ХХ). // Очерки истории Кубы. — М. — 1978. — С. 502 — 546.

66

Слезкин Л. Ю. История Кубинской республики. — М. — 1966. — С. 62 — 64, 113 — 114.