Пленники горы

Зохраб ШАМХАЛОВ, 2019

Тихий провинциальный городок ютится у подножья горы. Двое мальчишек, ушедших покорять её, подвергаются смертельной опасности. Сдать свой первый жизненный экзамен им поможет смелость и дружба. За ним последуют другие, ещё более суровые испытания. Последнее, по таинственному стечению обстоятельств, будет связано с той же загадочной горой. Каждый их прожитый день, как, впрочем, мой и ваш – это восхождение на вершину. Сохранить верность дружбе, себе самому, тому лучшему, что есть в тебе, стать на сторону Добра, бороться против Зла – вот главная задача Человека. Мужчины и женщины.

Глава 2

Второй экзамен

I

15 Июня 1986 года.

Прекрасный воскресный вечер. Выпускники интернациональной школы №1 празднуют окончание учёбы. С этой целью директором школы забронирован один из лучших в районе ресторанов. Он расположен в живописном месте в двух километрах к северу от городка, у подножья Улубаша.

Празднование продлится до самого утра, благо на то есть разрешение директора школы и родителей. Мероприятие проходит под опекой начальника милиции: за порядком следит младший сержант Юсуф Годжаев.

Обширная лужайка заставлена несколькими рядами столов. Веселье в самом разгаре. Звуки музыки разлетаются во все стороны. То тут, то там стихийно возникают группы танцующих выпускников. Отовсюду слышится громкая речь, то и дело прерываемая смехом.

Заур и Эмин удобно расположились поодаль, на скамейке под раскидистым дубом. С рассеянными улыбками они молча наблюдают развернувшуюся перед ними картину.

— Дети, — снисходительно говорит Эмин.

— Нет, — возражает Заур, — грудные младенцы.

— Точно, — соглашается Эмин, — сосунки.

От одной из групп отделяется стройная длинноногая девушка с толстой косой до пояса. Это Айтекин, их одноклассница. Она подходит к скамейке, и, уперев кулачки в бока, с напускной строгостью спрашивает: — Вы что расселись? Так и просидите до утра? Все танцуют, а вы, как пенсионеры, сидите и болтаете. Отрываетесь от коллектива.

— Мы одинокие волки, — говорит Эмин, — рыщем по горам и лесам в поисках достойной добычи.

— Ланям, отбившимся от стада, грозит смертельная опасность, — подхватывает Заур.

— Ну, мальчики, перестаньте дурачиться, — обиженно говорит Айтекин, — ребята из десятого «Б» уже замучили меня своими приглашениями к танцу. Вам должно быть стыдно.

— Да как они посмели, — говорит Эмин, — мы в страшном гневе. Пять минут на успокоение. Иначе прольётся кровь.

— Две минуты, не более — смеётся Айтекин, — иначе…

Она грозит им пальчиком и отходит. Друзья молча смотрят ей вслед. Прежде, чем влиться в группу танцующих, она поворачивается и одаривает их ослепительной улыбкой.

— Отличная девчонка, — говорит Заур, — счастлив будет тот, кому она подарит свою любовь.

— Да, — говорит Эмин. Чуть помедлив, он добавляет: — Когда-нибудь я женюсь на ней.

Заур ошарашено смотрит на Эмина, затем опускает голову.

— Как ты думаешь, она пойдёт за меня? — спрашивает друга Эмин.

— На всё воля Аллаха, — говорит Заур.

Взгляд его по-прежнему устремлён в землю. Когда он поднимает, наконец, голову, глаза его полны печали и нежности.

— Лучшей кандидатуры ей не найти на всём белом свете.

— Правда? — говорит Эмин.

— Да, друг, — отвечает Заур, — истинная правда.

В порыве чувств Эмин обнимает за плечи Заура.

— Пошли танцевать? — говорит он. — Зададим трёпку придуркам из десятого «Б». Будут знать, как зариться на наших девчонок.

Они вливаются в толпу. И принимаются танцевать. Как же они танцуют! Особенно Заур. Его танец ошеломляет, захватывает. Многим, и особенно Эмину и Айтекин, он запомнится на долгие годы. Такое можно объяснить лишь неистовством молодости. И любви.

Веселье разгорается с новой силой, словно огонь на ветру. Лица ребят светятся от счастья, у некоторых на глазах слёзы. Впереди новая, полная прекрасных моментов жизнь. Прощай детство! Мне было хорошо с тобой, но будущее интереснее, увлекательнее. Оно чарующе прекрасно, оно тянет меня к себе как магнит, и я птицей лечу ему навстречу. Здравствуй взрослая жизнь, наполненная испытаниями и триумфом побед.

II

Диляра-ханум возвращалась с базара домой. Дорога шла вверх, и хотя уклон был небольшим, тяжёлые сумки её изрядно утомили. Решив отдохнуть, она положила их на землю, прислонилась к дереву и начала думать. Постоянно думать было её любимым занятием и проклятием одновременно. Львиную долю этой процедуры занимали мысли о своей жизни.

Надо сказать, что ею она была крайне недовольна. На то имелись веские причины. Она рано потеряла родителей, воспитывалась в доме брата матери. После смерти дяди опека над маленькой Дилярой перешла к его сыну Абдулле. Нельзя сказать, что здесь к ней плохо относились. Однако чувство одиночества и стеснённости никогда не покидало её. Поэтому когда Абдулла сосватал Диляру своему другу, она раздумывала недолго.

Мужа, который по её твёрдому убеждению был простаком и неудачником, она не любила. До тех пор, пока он неожиданно не скончался от сердечного приступа в возрасте тридцати пяти лет. Интересно, везде ли мёртвых любят больше, чем живых?

Единственным оправданием своего пребывания на этом свете Диляра-ханум считала дочь. Она обожала своего единственного ребёнка, ненаглядную Айтекин. С тех пор, как умер муж, дочь стала для неё смыслом существования и реваншем за поражения и неудачи в жизни. Она лелеяла две мечты: дать дочери образование и удачно выдать замуж.

Ходили упорные слухи, что в Айтекин влюблён сын начальника милиции Фахраддина Мамедбейли. Такая партия была верхом её мечтаний. Если дочь ещё и в институт сможет поступить, то тогда ей от жизни ничего больше и не надо.

Земфира-ханум, мать Эмина и директор школы, в последнее время стала с ней очень обходительной. Да и разговоры среди соседей пошли. Однако, в жизни всякое бывает: часто всё разговорами и заканчивается.

Ход её мыслей прервал сигнал клаксона. На заднем сиденье остановившейся рядом «Волги» она заметила директрису. Та приветливо помахала ей рукой. Из машины вылез водитель, толстяк Вахид. Он приходился директрисе близким родственником. Машина была записана на него, хотя все в городке знали, что она принадлежит начальнику милиции.

Ничего не говоря, он подхватил сумки и уложил их в багажник. Затем он жестом указал ей на заднюю дверцу машины.

— Как можно женщине таскать такие тяжести, — укоризненно сказала директриса усевшейся рядышком Диляре-ханум, — ведь так недолго и спину повредить.

Голос директрисы был глубоким и бархатным, как у диктора телевидения.

— Ничего не случится, — кротко ответила Диляра-ханум, — мне не привыкать.

Ей стало стыдно от того, что она — одинокая женщина, лишённая мужской поддержки, и поэтому почти всё приходится делать самой.

— А как же Айтекин, почему она не помогает маме? — с лёгким упрёком спросила Земфира-ханум.

— Что вы, как не помогает, — поспешила ответить Диляра-ханум, — просто сейчас она готовится к экзаменам, и я не позволяю ей тратить время на домашнюю работу.

— Вы правы, — директриса понимающе улыбнулась, — сейчас дорог каждый час. Я слышала, она собирается поступать в медицинский.

— Да. Это её мечта с детства.

— Должна вам сказать, вы вырастили прекрасную дочь. Очень умный и воспитанный ребёнок. К тому же все годы учёбы была круглой отличницей. Считаю, она — главный претендент на золотую медаль.

— Неужели? Прекрасная новость! — Диляра-ханум постаралась придать голосу максимальную благодарность и скрыть разочарование.

Такое чувство испытываешь, когда надеешься выиграть в лотерею автомобиль, а в билете указан мотоцикл с коляской. Вдруг директриса намекнёт, что за эту самую медаль нужно кое-кому оказать уважение, разумеется — в денежных единицах. Настроение начало портиться.

Однако, следующая фраза собеседницы показала, что женщина поторопилась с выводами.

— Думаю, что из вашей дочери получится отличная невестка. Я своему сыну пожелала бы именно такую спутницу жизни.

Как Диляра-ханум ни ждала этих слов, они застигли её врасплох. Она молчала, не зная, что сказать.

Увидев замешательство гостьи, Земфира-ханум с улыбкой похлопала её по плечу: — Что же вы так смутились. Это я к слову сказала.

Диляра-ханум лихорадочно соображала, как ответить на столь прозрачный намёк, но не смогла найти что-либо более оригинальное, чем сказать: — Очень приятно, что вы так считаете.

— Останови, — неожиданно приказала директриса Вахиду, — пойди, купи нам холодной газировки.

Вахид с готовностью вылез из машины. Весь вид его показывал, что вернётся он не раньше, чем женщины закончат разговор. Диляра-ханум вспомнила, что сегодня видела его дважды: при выходе из дома и на базаре.

Земфира-ханум снисходительно посмотрела на раскрасневшуюся от смущения собеседницу.

— А что, если мне и впрямь сосватать твою дочку? — сказала она, неожиданно перейдя на «ты».

Диляра-ханум в растерянности пожала плечами. От волнения у неё перехватило дыхание.

— Молчишь, подружка.

— Спасибо большое, — ляпнула Диляра-ханум, — но ведь она ещё ребёнок. К тому же в институт поступать надо.

— Кто же их собирается женить сейчас. Только вот в столице соблазнов много, мало ли что может случиться.

Директриса обняла Диляру-ханум за плечи.

— Дети у нас красивые. Такой товар долго не залёживается.

Диляра-ханум согласно закивала головой и добавила невпопад: — Но…

Директриса нахмурила брови.

Бедная женщина осознала, что своим глупым «но» может вместо сватьи заполучить врага.

–…наши дети, — закончила она фразу, — что скажут они?

— Ты права, моя милая, — сказала Земфира-ханум, — сейчас конец двадцатого века. Мнение детей — условие важное. Но не главное. Ты меня поняла, надеюсь?

Она многозначительно посмотрела на собеседницу. Та кивнула головой.

— Знаешь, почему я твою дочь выбрала? — сказала директриса, словно рассуждая сама с собой: — Красивую и образованную найти легко, но чтобы она была к тому же работящей, воспитанной и покладистой — ох как трудно.

Диляра-ханум всеми силами старалась изобразить на лице согласие с каждым словом, слетавшим с губ Земфиры-ханум. Но её, уже почти поверившую в счастье своё и дочери, продолжали терзать сомнения. Что скажет Айтекин с её независимым характером и порой ослиным упрямством?

— Лучшей кандидатуры для моей дочери я и представить не могу, — сказала она, — но вы же понимаете: должно быть чувство.

— Что скрывать, Эмину Айтекин нравится, — сказала директриса, — но о моих планах он ничего не знает. Поговорю. Разъясню.

Она лгала. С сыном разговор уже состоялся, причём по его инициативе. Но этого матери Айтекин знать было не обязательно.

— Я тоже поговорю с дочкой, — сказала Диляра-ханум и добавила, — и тоже разъясню.

Женщины заговорщически улыбнулись друг дружке.

— Ну что, сватья, решено? — сказала мать Эмина.

— Решено, — ответила мать Айтекин.

Женщины обнялись. Сделка состоялась. Завязан первый узел. За ним последует второй, третий, и с каждым последующим связь будет всё прочнее, а узлы всё крепче и запутаннее.

III

Полдень. Удобно устроившись в кресле-качалке на веранде, Айтекин тщетно пыталась заставить себя заняться биологией. С этим предметом у неё нелады. А ведь через месяц — полтора ей поступать в медицинский. Но одно дело изучать человеческий организм, лечить людей, и совсем другое — копаться во внутренностях жучков и паучков, которых она ненавидит и боится столь же сильно, сколь и мышей.

В прелестную головку лезли разные мысли, но общая тема одна: Эмин и Заур, Заур и Эмин. И вопрос один — кто. Посоветоваться не с кем. Матери не скажешь, стыдно, хотя ясно, кто ей может понравиться. Конечно же — Эмин Мамедбейли. Из хорошей, а главное, богатой семьи. Воспитанный, умный, а его внешность — предмет обсуждения всех девчонок школы. Честно говоря, ей льстит, что среди множества достойных кандидатур, она — вне конкуренции.

Но она чувствует, как в самых глубинах её девичьего, никогда прежде не любившего сердца, зреет выбор, неотвратимый, как судьба.

Заур… У него нет той классической, чуть холодной красоты Эмина, но до чего же он мил. Бывает так, что в отдельности черты вроде бы не очень-то и правильные, но, собранные на одном лице, создают неповторимый облик. Таких глаз, пронзительно голубых и печальных, даже когда он смеётся, она не видела ни у кого. И руки. Их силу и нежность она почувствовала в прошлое воскресенье. Тогда они всем классом решили пойти в заброшенную деревню на противоположной стороне реки. Она потеряла равновесие, перепрыгивая с одного валуна на другой, и упала бы в бурный поток, если бы Заур вовремя не подхватил её. У неё тогда живот свело от волнения.

После случая с браконьерами ребята стали знаменитостями. Школьные девчонки были от них без ума, но ей (и не только ей) казалось, что друзья замечали только её. И было за что. Айтекин⁷ оправдывала своё имя: стройная фигурка, точёный носик, огромные карие глаза и тугие косы до пояса делали её первой красавицей в школе. Ей, конечно, их внимание льстило и волновало, особенно то, как на неё глядел Заур. Правда, в последние дни он почему-то изменился. Стал избегать её, лицо бледное, печальное.

— О чём думаешь, дочка?

Занятая своими мыслями Айтекин не заметила, как подошла мать.

— Так. Ни о чём. Голова болит от проклятой биологии. Ты можешь объяснить: для чего будущему врачу знать, как устроен организм мухи?

— Откуда же мне знать. Я женщина необразованная. Только вот мой покойный дядя часто говорил, что Всевышний всё создал по единому правилу.

— Что это за правило такое? Может, он имел в виду закон?

— Не знаю, но точно помню: он употреблял именно слово «правило». И ещё он говорил, что правила выше законов.

— Дед правильно говорил, — философски заключила Айтекин, — законы нарушают все, а правила — единицы. Мама, ты не принесёшь мне чаю?

— Конечно, дочка. С твоим любимым ореховым вареньем? И я выпью, пожалуй. Что-то в горле пересохло.

Минут через десять они распивали ароматный цейлонский чай. Диляра-ханум казалась взволнованной. Она то шумно вздыхала, то покашливала, то пристально глядела на дочь. Айтекин, наконец, не выдержала.

— Мама, что с тобой? Ты себя хорошо чувствуешь?

— Всё в порядке, дочка.

— Нет. Ты не в себе. Что-то случилось?

— Я хочу поговорить с тобой, — решилась наконец Диляра-ханум.

— О чём? — не отрываясь от чтения, спросила Айтекин.

— У меня состоялся разговор с директором школы.

Айтекин вопросительно посмотрела на мать.

— Она прочит тебя в кандидаты на золотую медаль.

Глаза девушки засветились от радости.

— Как здорово! — воскликнула она, — теперь мне нужно будет готовиться лишь по биологии.

Она обняла мать за шею и расцеловала её. Однако, увидев её смущенное лицо, удивлённо спросила. — Мама, ты не рада? Что-то не так?

— Всё хорошо, моя девочка. Даже очень хорошо.

— Что значит «очень хорошо»?

— Ну, видишь ли, — Диляра-ханум старалась подыскать нужные слова, но безуспешно, — она сватала тебя за Эмина.

Диляра-ханум испуганно посмотрела на внезапно побледневшее лицо дочери.

— И что ты ей ответила? — тихо спросила Айтекин.

— Я? Сказала, что ты ещё ребёнок и что вам… тебе в институт поступать надо. Но она меня заверила, что сейчас вы будете только помолвлены, а свадьбу сыграем потом.

— Мама, ты дала согласие, не спросив меня? — лицо Айтекин исказилось от обиды и гнева.

— Согласие, несогласие. Спросив, не спросив, — Диляру-ханум начала разбирать злость, — причём тут всё это! Вы же дружите. Он прекрасный парень. Я советовалась с дядей Абдуллой, и он одобрил наше решение.

— Ты дала согласие, не спросив меня, — на глазах у девушки выступили слёзы. — Как ты могла так поступить со мной?

И тут впервые в жизни Диляру-ханум прорвало. Она обрушилась на дочь с потоком упрёков и обвинений. Она кричала на своё любимое дитя, обвиняя его в чёрной неблагодарности, эгоизме, глупости и прочих смертных грехах. Она говорила об их бедности и той жизни, которая откроется ей, породнись они со столь знатным семейством. Айтекин молча слушала мать, и в её широко раскрытых глазах читался ужас.

— Дура! — выкрикнула напоследок Диляра-ханум. — Я знаю, кто у тебя на уме. Этот бездельник и драчун Заур.

— Никакой он не бездельник! — закричала Айтекин, — если хочешь знать, то он лучше всех. А ты, ты всё испортила. Я бы сама всё решила без твоей помощи. Но ты всё испортила.

Айтекин пулей слетела с веранды и бросилась к калитке.

— Вернись сейчас же, — крикнула ей вдогонку мать.

Тщетно. Стукнула дверь, и всё стихло. Диляра-ханум опустилась на стул и дрожащими руками обхватила голову. Она всеми силами старалась понять, правильно ли поступила, и если ошиблась, то насколько страшной была ошибка.

IV

Солнце уже клонилось к закату, когда Заур, только что расставшийся с Эмином, вернулся домой. Настроение сегодня, как и все последние дни после выпускного бала, было не очень хорошим. К тому же предстоял неприятный разговор с родителями: он должен, наконец, решить, куда будет поступать. Собственно, он давно решил, кем станет, но никто, кроме брата и Эмина, об этом не знал. Им Заур признался, что станет биологом-охотоведом.

Когда он поведал свою тайну Эмину, у того лицо вытянулось от удивления.

— Голову ушиб? — спросил он, немного придя в себя, — мы же вроде бы договорились поступать на юридический.

— Нет, друг. Это не моё, — сказал Заур, — для этой профессии я слишком нервный. У меня ни один преступник не дойдёт до суда живым: или пристрелю, или задушу.

Они вдоволь посмеялись над его «чистосердечным признанием», но затем Эмин потребовал серьёзных аргументов.

— Помнишь клятву, что мы дали на вершине? — сказал тогда Заур, — беречь нашу землю. После того случая в горах я понял, что самый опасный хищник на планете — это человек. Ты будешь защищать от него людей, а я — всю остальную живность.

И Эмин понял и принял его решение. А как же, ведь он — его единственный друг. С родителями будет труднее.

Зазвонил телефон.

— Это я, Айтекин, — голос девушки дрожал от волнения.

— Что случилось? — встревожился Заур.

— Нам нужно поговорить. Приходи к дамбе на чайлаге.

— Когда?

— Через полчаса.

— Тебя кто-то обидел? — Заур почувствовал, как в нём закипает кровь.

— Никто меня не обидел. Приходи. Слышишь? И никому не говори.

— Хорошо.

Он постарался незаметно выйти из дома, но не получилось. У калитки он столкнулся с отцом.

— Ты куда? — спросил тот.

— Скоро вернусь, — ответил Заур, стараясь говорить как можно спокойнее. — Ребята зовут.

Муса внимательно посмотрел на него. Он слишком хорошо знал сына, чтобы не заметить его волнение.

— Ладно. Иди, — сказал он, — постарайся не опоздать к ужину.

V

Заур шёл быстро, время от времени переходя на бег. Не прошло и двадцати минут, а он уже был на месте. Он уселся на камень и стал ждать. Территория по обе стороны дамбы была занята под огороды и сады. Жители городка приходили сюда обычно к вечеру, чтобы покопаться в земле, собрать овощей, а то и просто отдохнуть. Однако сегодня было не очень людно. Два-три человек, были ему незнакомы, а вот тётушку Нису, соседку Айтекин, он узнал сразу. И она его, кажется, тоже.

Вскоре появилась Айтекин. Она молча подала ему знак следовать за ней. Они с матерью владели небольшим садом за дамбой. Именно туда она его и повела. Участки были огорожены или живой изгородью, или низкими заборами из речных камней, а сбитые кое-как калитки почти нигде не запирались.

Она проскользнула внутрь сада, он — вслед за ней.

— Что случилось? — спросил он.

Она молча покачала головой. Было видно, что она крайне взволнована.

— Ты так и не признался, куда собираешься поступать, — сказала она.

— Ты из-за этого вызвала меня сюда?

— Отвечай!

— Я не обязывался отчитываться общественности о моих жизненных планах, — сказал он и примирительно добавил: — Извини, если грубо вышло. Просто я ещё окончательно не решил. Думаю, что уеду в Россию.

— Почему в Россию?

— Потому, что у нас такой специальности нет.

— Что за специальность, если не секрет?

— Пока секрет.

— А там, куда ты поедешь поступать, есть медицинский?

— Не знаю. Зачем это тебе?

— Хочу поехать с тобой.

Заур ошеломлённо посмотрел на девушку. Айтекин глядела на него полными слёз глазами, и в этом взгляде он прочёл всё, о чём мечтал и чего боялся.

— Ты с ума сошла, — тихо сказал он.

— Да, сошла, — сказала она.

— Давно? — спросил он.

— Да. Но поняла это только час назад.

Заур молча смотрел девушку, будто видел её впервые в жизни. Он поднял было руку, но затем опустил её.

— Нам не следовало встречаться здесь, — мрачно сказал он, — могут увидеть.

— Пусть видят. Я никого не боюсь. А ты, я вижу, испугался.

— Даже очень, — впервые в жизни Заур спокойно принял это слово. — За тебя.

— Нет. За себя, — с горечью в голосе сказала она. — Не хватает смелости сказать три слова.

Заур покачал головой.

— Ты многого не знаешь, — сказал он, — Я не могу…

— Это не те три слова, что я хочу услышать. Ну же!

Сжав кулачки, Айтекин шагнула навстречу Зауру. Он растеряно отступил.

— А я могу! Я скажу. Я люблю тебя! Слышишь?

Айтекин бросилась к Зауру и обняла его за шею.

— Слышишь? — повторила она и, уткнувшись ему в грудь, заплакала.

Заур невольно положил ей руки на плечи. Как же он мечтал об этом мгновении! Сколько раз представлял себе эту сцену! Но не радостью, а печалью переполнилось его сердце. Как же хотелось ему крепко обнять ту, о которой мечтал столько лет, поцеловать её губы, мокрые от слёз глаза, горящие щёки.

Он осторожно отстранил её от себя.

— Я не могу, — сказал он, — Не сейчас.

— Не сейчас? А когда? — выкрикнула она, — Знай же: сегодня мать Эмина сватала меня.

Заур побледнел. Хотя он знал, что рано или поздно это произойдёт, слова Айтекин потрясли его.

— Что такое ты говоришь? — сказал он.

— Да. Мама согласилась. И дядя Абдулла тоже дал согласие, а это уже приговор. Они все против меня.

Наступило тягостная пауза.

— Не молчи, Заур. Скажи, что любишь меня, — голос Айтекин дрожал.

Она смотрела на него с надеждой и мольбою во взгляде. Но в ответ он только молча покачал головой. И тогда она шагнула вперёд и вновь обняла его за шею.

— Милый. Обними меня, — глаза её лихорадочно блестели, — мне никто не нужен. Я хочу быть только твоей. Хочешь — прямо сейчас.

— Ты с ума сошла. Приди в себя, — Заур силой разомкнул её руки и оттолкнул от себя.

— Ты трус! Трус и слюнтяй! — голос Айтекин зазвенел от гнева. — Ненавижу тебя!

— Айтекин! Что вы здесь делаете?

Молодые от неожиданности замерли, затем медленно повернулись в сторону калитки. Перед ними стояла Диляра-ханум.

— Сейчас же иди домой, — она схватила дочь за локоть, но, увидев её покрасневшие запястья, повернулась к Зауру.

— Негодяй! — она с размаха дала ему пощёчину. — Как ты посмел прикасаться к моей дочери.

Заур растерянно смотрел на разъярённую женщину. Диляра-ханум обняла Айтекин.

— Он не сделал тебе ничего плохого, дочка?

— Что он может мне сделать? Он же трус!

Диляра-ханум толкнула дочь перед собой: — Ступай домой. Сейчас же, — она обернулась к оцепеневшему Зауру и пригрозила ему пальцем: — Я тебя в тюрьме сгною, мерзавец.

Она вытолкнула плачущую Айтекин из сада и, бросив на Заура полный ненависти взгляд, с шумом захлопнула калитку.

Их шаги постепенно затихли, и наступила тишина. Заур устало прислонился к дереву. Он ни о чём не думал, просто приходил в себя.

За оградой послышался шорох. Заур поднял голову. В наступивших сумерках он различил женский силуэт.

— Кто там прячется? Собака, кошка, крыса? — крикнул он, — Где моя палка? Вот выйду, поймаю и дух вышибу! Будешь знать, как подглядывать.

Послышался шум. Некто, прятавшийся за оградой, поспешно удалился. А Заур продолжал стоять под деревом, обхватив лицо руками.

Сумерки сменились кромешной тьмой. Одинокий прохожий, гнавший отбившуюся от стада корову, удивился, когда услышал за оградой плач. Он остановился, чтобы прислушаться. Тишину разрезал отчаянный крик.

— Почему? — прокричал юношеский голос. — Почему?

О, сколько печали, боли, негодования и сожаления крылось в этом слове. Какая убийственная гамма чувств! Какое сердце может вынести эту боль?

VI

Всю ночь Диляра-ханум не спала. Утром следующего дня план по спасению ситуации был готов. До примитивности простой, но действенный план. Откладывать его было нельзя.

Зазвонил телефон. Земфира-ханум посмотрела на часы. Девятый час.

— Кто бы это мог быть в такую рань? — подумала она, поднимая трубку.

— Алло! — послышался плачущий голос Диляры–ханум.

— Что случилось, милочка? — встревожено спросила Земфира-ханум.

— Здравствуйте, Земфира-ханум. Извините, что звоню так рано. Мы можем сейчас встретиться?

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

7

Айтекин — подобная Луне (азерб.).