Неродная сестра мажора

Злата Романова, 2022

Мы с Кириллом – приемные дети, но, хотя мы вместе с детства, он так и не стал мне ни братом, ни другом. Он – мой самый страшный кошмар. Тот, кто все время унижает, командует и ставит условия. Тот факт, что я влюблена в его лучшего друга неимоверно бесит Кира, но я и представить не могла, на что он готов, лишь бы не дать нам быть вместе. Дело только в том, что он считает меня недостойной Феда и их компании крутых ребят, или, возможно, Кир ревнует, потому что хочет меня… себе?Содержит нецензурную брань.

Глава 5

К моему ужасу, под утро, Кирилл начинает стучаться в мою дверь. Вскочив с постели, я подбегаю к ней, застыв, как испуганный кролик и прислушиваясь.

— Открой долбанную дверь, Ася! — требует парень, ударяя по дереву кулаком.

— Нет! — кричу через дверь. — Ты просто неадекватный псих! Я все расскажу папе, когда он вернется!

— Прекрасно! Расскажи. Вот только это еще большой вопрос, чья версия событий понравится ему больше.

— О чем это ты? — настораживаюсь я.

С него станется нагородить папе кучу всякой чуши обо мне.

— О твоей тяге к неправильным людям. Или напомнить, что ты натворила в прошлом году?

В груди знакомо бьется паника при воспоминаниях о событиях прошлого года, когда я училась совсем в другом месте, решив быть подальше от вездесущего братца. Папа не знает, почему я перевелась, в отличие от Кирилла. И он не устает шантажировать меня этим.

— Иди к черту, Кир! Федя твой друг. Он не такой, как… ОН, — все еще не могу произнести ненавистное имя.

— Именно потому, что Фед мой друг, я знаю, о чем говорю. Предупреждаю тебя — держись от него подальше. Если не послушаешься, последствия тебе не понравятся.

Я не отвечаю на это нелепое требование. Прижавшись спиной к двери, усиленно размышляю, как действовать и что сказать, чтобы он оставил меня и Федю в покое, чувствуя, как внутри разрастается тревога при мысли, что на брата ничего не подействует, если он что-то решил. Но Кирилл уходит, больше ничего не сказав. Чувствуя себя в ловушке, но решив дождаться возвращения папы, я залезаю под одеяло и снова незаметно для себя засыпаю.

Будит меня очередной стук в дверь.

— Мелочь, это уже не смешно! Выходи.

Снова Кир. И чего ему неймется?

Встаю с кровати, чувствуя противное першение в горле, и иду открывать. Мои опасения насчет его неадекватности уже не кажутся такими серьезными. Это же Кир! Что он мне сделает? Вчера он просто разозлился и потерял контроль. А может, лишь хотел основательно меня напугать. Это вполне в его духе, чертов садюга!

— Я сплю, ну, чего тебе? — открыв дверь, недовольно бурчу я.

— А в универ кто за тебя пойдет? Быстро собирайся! Я через двадцать минут выхожу и ждать тебя не буду.

Кир выглядит, как обычно. Ни следа агрессии на лице, спокойный голос с нотками нетерпения из-за моей неповоротливости. Как будто и не было вчерашних психов с его стороны.

— Я сама доеду, езжай, — дуюсь я, направляясь обратно к постели, чтобы залезть под теплое одеялко.

Он заходит в спальню и, закрыв за собой дверь, приближается к кровати.

— Что с голосом? — кладя ладонь мне на лоб, с нотками беспокойства в голосе спрашивает брат.

Сбрасываю с себя его руку и переворачиваюсь на другой бок, спиной к нему.

— Не твое дело. Иди отсюда.

— Ася, — предупреждающе рычит Кир. — У тебя лоб горячий.

— А кто в этом виноват? У меня еще и горло першит по твоей милости. Уходи отсюда. То, что мог, ты уже сделал.

Я прячусь с головой под одеяло, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. Всегда становлюсь чересчур эмоциональной, когда болею. Не хочу, чтобы он принял это на свой счет, увидев, что я плачу.

За спиной слышится звук удаляющихся шагов и закрывающейся двери. Я расслабляюсь, поняв, что Кир ушел, но, не успеваю поудобнее устроиться, как он возвращается и принимается дергать на себя мое одеяло.

— Отстань, козел! Ненавижу тебя! — кричу я, отказываясь показываться из-под своего укрытия. Позорные слезы все еще текут по лицу.

К сожалению, Кирилл куда сильнее и сдергивает-таки одеяло, хватая меня за плечи и поворачивая к себе.

— Ну, и чего ревешь? — хмуро спрашивает, снова трогая мой лоб. — Болит что-то?

— Нет, — шлепая его по наглой ручище, отвечаю я, быстро вытирая щеки и хлюпая носом.

— На, выпей.

Он протягивает мне мою любимую кружку с котиками и я узнаю запах растворимого лекарства от гриппа, но упрямо отказываюсь брать ее в руки.

— Не выводи меня, мелочь, — теряет терпение Кир. — Пей!

— Иди к черту со своей лживой заботой!

Пытаюсь отвернуться, но он хватает меня за подбородок и, надавив на челюсть, заставляет открыть рот, поднося к нему горячую кружку.

— Пей или залью в тебя насильно, — предупреждает Кирилл.

Я знаю, что он так и поступит. Слов на ветер мой брат никогда не бросает. Решив, что точно обожгусь вдобавок к болезни, обхватываю кружку ладонями, показывая, что согласна, и он отпускает меня, позволяя пить самой. Я пью лекарство так быстро, как могу, чтобы не обжечь рот, прерываясь только на короткие всхлипы, и со стуком поставив кружку на прикроватную тумбочку, снова скрываюсь под одеялом, мелко вздрагивая от рыданий.

— Ну, что же ты за плакса такая! — тяжело вздыхает Кир, прежде чем оставить меня одну, наконец, решив убраться подальше.

Но поток моих эмоций уже не остановить. Вспоминая все последние обиды, нанесенные им, я плачу вволю, а потом снова засыпаю.

***

Да что ж такое?! Мелочь заболела и винить в этом я могу только себя. Но, какого, блядь, черта, она позволила Феду себя лапать?

Стоит вспомнить, как он прижимал ее к себе, как ярость разгорается с новой силой. Какого хрена Фед решил подкатить к ней? Я ведь четко дал понять парням, что к моей сестре приближаться нельзя. Или он решил таким образом отомстить за Стужу? Говорил же ему, что ничего у нас с ней не было. Как только Фед дал понять, что я ступаю на его территорию, с Ваней Стужевой было покончено.

Конечно, я погорячился, затащив Асю под ледяную воду. Надо было настроить температуру, но мозг совсем отключился от злости. Замечал ведь, как она смотрит на чертового Дубова! Моя скромная тихоня чуть ли не лужей растеклась в его руках, того и гляди ноги раздвинет. Нужно было раньше ей все разъяснить.

Забив на пары, еду в аптеку и требую самые действенные лекарства от простуды. Дома был только последний пакетик, который я дал Асе перед уходом. Девочка обиделась, но к ее обидам я уже привык. Это лучший способ держать ее на расстоянии, а то так и лезет в мою жизнь, пытаясь стать ее частью. Мое терпение же не вечно и истончается с каждым днем, так что лучше бы ей слушать то, что я вдалбливаю в эту хорошенькую головку и не соваться к взрослым, пока не огребла.

По пути обратно домой звоню своему куратору Андреевне, чтобы прикрыла на парах. Пропуски мне не к чему, а Андреевна всегда готова помочь за маленький презент в виде красненьких купюр.

Зайдя в квартиру, бросаю пакеты на кухне и первым делом несу больной куриный суп, который заказал на вынос. Ася снова спит, уж кто бы сомневался. Она и в здоровом состоянии та еще любительница подрыхнуть.

— Просыпайся, мелочь, — тормошу ее за плечо. — Пора завтракать.

Она стонет и пытается отвернуться, но я быстро перехватываю ее за руку и просунув руки подмышки привожу в сидячее положение.

— Ну, почему ты такой козел?! — стонет она, однако, когда я сую ей под нос тарелку с супом, принюхивается и открывает глаза.

Я едва сдерживаю улыбку, глядя, как похожая на взъерошенного воробья девочка, аккуратно и с подозрением на заспанном личике, принимает от меня суп и пробует первую ложку. Она слегка щурится, подняв на меня взгляд, потому что на ней нет очков, а наши лица находятся в добром метре друг от друга, и я замечаю, что в ее глазах полопались сосуды вдобавок к и так опухшему виду. Красота, что тут скажешь.

Усмехаюсь про себя, понимая, что нифига не действует. Я даже думаю о ней в том пренебрежительном тоне, с которым общаюсь вслух, но беспокойство и заботу от самого себя не спрячешь. Даже злость из-за ее шашней с Федом меркнет на фоне ее болезни.

— Спасибо, — нехотя бурчит вредина, когда заканчивает есть, протягивая мне полупустую тарелку.

— Ты не доела, — говорю строго.

— Я больше не хочу.

— Мне тебя покормить? — приподнимаю бровь.

Ася смотрит волком, но тарелку обратно не берет.

— Я не хочу больше, Кир. Дай поспать.

— Поспишь, как только доешь, — не уступаю я, поднося к ее рту полную ложку.

Ася сжимает губы, как упрямый ребенок, и в итоге суп оказывается на ее футболке, образуя жирное пятно.

— Смотри, что ты наделал! — возмущается девочка, оттягивая ворот футболки.

М-да, вот тебе и девочка…

Я быстро отвожу взгляд, увидев больше, чем она хотела бы показать, но на сетчатке уже выжжена картинка, которую я не скоро еще забуду. Всегда предпочитал думать, что у Аси вместо груди сморщенное, покрытое язвами, нечто, но нифига! Всего за долю секунды мои глаза успели выхватить картинку округлых белых холмиков с идеальной кожей и розовыми сосками.

Они, блядь, розовые!

Знание, которое мне совершенно ни к чему и без которого я прекрасно жил до этого дня.

— Ты чего? — вырывает меня из внутреннего ада растерянный голос сестренки.

«Да, сестренки, Кирилл. Не забывай об этом» — умоляет совесть.

«Никакая она тебе не сестра и ты прекрасно это знаешь. Если хочешь — бери» — смеется моя темная сторона.

— Ничего, — разом отмахиваюсь от ее вопроса и своих мыслей. — Переоденься и доешь суп. Я проверю.

Выхожу из ее спальни от греха подальше и иду разгружать пакеты. Где, черт возьми, носит дядю Петю? Я давно уже просек, что у него появилась женщина, но не приходить домой сутками? Так мы с Асей скоро вдвоем тут останемся и это полный пиздец!

Набираю его, пока распихиваю продукты по холодильнику и шкафам.

— Да, Кирилл, — берет он трубку, устало вздыхая.

— Дядь Петь, ты домой вообще планируешь приходить? Мелочь заболела, спит и ноет. Если не появишься, то еще неделю на тебя будет дуться, что забыл о ней и бросил больную дома одну.

— Черт, как только умудрилась, тепло же еще! — ругается он. — Я после работы приеду, купи ей лекарств что ли. У нас вроде ничего не было, кроме обезболивающих.

— Ладно, забегу в аптеку, — отвечаю нехотя.

Не признаваться же ему, что все уже купил! Ася точно не скажет. Она вообще держит при себе все, что касается наших с ней отношений, и что бы я не делал, не сдает меня. Моя девочка!

Не нужно дяде Пете знать, как я отношусь к ней на самом деле. Он долго думать не будет, переселит меня на другую хату и прощай контроль над тем, чем занимается и где пропадает мелочь. Жить с ней под одной крышей невыносимо, но не знать, что она делает и с кем проводит время — еще хуже. Я просто не могу позволить ей отойти от правильного курса. Хватит и того, что она натворила в прошлом году, когда пошла учиться в другой универ, лишь бы быть подальше от меня.