Сборник рассказов «Другая Вселенная» – своеобразное объединение литературных «миров», возникших однажды в мыслях автора. Сейчас вы держите в руках не просто книгу с текстом, а целые жизни героев, переживающих приключения каждый раз, когда вы перелистываете эти страницы.
После расставания с парнем Ульяна попадает в диковинное кафе, где официанты выглядят, как выходцы из странного сна. Она решает, что сошла с ума, и в ужасе убегает прочь. Однако вернувшись чуть позже, девушка обнаруживает, что странное заведение бесследно исчезло, и на его месте находится обычная кофейня. Через пару дней в университете Ульяна заходит в знакомую аудиторию, но в итоге оказывается не на своей паре, а на занятии, где обучают магии. История повторяется: в ужасе убежав с занятия, она вновь оказывается в родном универе и окончательно убеждается в том, что спятила. Однако кое-что не сходится. Вдруг выясняется, что после магической пары Ульяна освоила одно любопытное умение…
Ни один правитель России не имел столько противоречивых мнений о себе, сколько их было высказано в адрес Екатерины II. Одни считали ее мудрой и дальновидной, называли «Великой», другие считали мелочной и даже деспотичной, обвиняли ее в том, что допустила гибель двух российских императоров – Петра III и Ивана VI, возмущались ее низкими моральными качествами в связи с частой сменой фаворитов… В новой книге З. Агеевой представлено жизнеописание и 34-летнее царствование императрицы Екатерины II, ее преобразования, превратившие Россию в крупную мировую державу. И, конечно же, описана частная жизнь императрицы, а также судьбы ее многочисленных фаворитов.
«Имени я не назову. Положим, имя и самого человека, давно все забыли… а вдруг кому-нибудь вспомнится? Это было бы против его воли. Из его воли выходит не хочу. Он мне нравится, хотя очень, по-моему, непонятен. Расскажу о наших встречах, как сумею. Попроще…»
«Притча – это способ сказать то, что невозможно сказать. Это не просто история. Ее цель не в том, чтобы вас развлечь, но в том, чтобы сделать просветленным. Притча содержит в себе послание, зашифрованное послание, которое вы должны расшифровать». ОшоСюжеты для большинства притч в стихах взяты из интернета. Но есть в этой книге истории, которые подсказала сама жизнь…
«Я – в ужасном положении. Если б я немного раньше понял, что со мною происходит, но бы кое-что предотвратить… или нельзя? Но я и не понял. Понимал, Бог знает как… с улыбкой. С комической стороны брал (я очень зорок на свой собственный комизм). Зато скоро мне открылось, что такое трагикомедия или даже комикотрагедия. Открылось и еще нечто… но для этого я и по сю пору не нашел слов…»
«От каждого зависит, как он будет двигаться от одного возраста к другому. И на каждом этапе нужно приспосабливаться к новым условиям». Оливье де Ладусетт, французский психоаналитик. В коконе, что обволакивает личинку бабочки, когда та переходит в стадию куколки, предшественницу имаго, гусеница преображается в бабочку через испытания и метаморфозы. Для того, чтобы бабочка с выросшими крыльями отправилась в первый полет. Главная героиня Лина в пути на длинной дистанции, от юности к зрелости, двигается от своих страхов, неуверенности в собственных силах, к маленьким победам. Она сумела вырваться из кокона своей застенчивости и всех воспитаний на волю, дарит себе свободу и крылья. Мир прекрасен и красив, и многие оставляют свои коконы. Все, как в природе. Человек рождается личинкой, и душа его только в проекте. Если он не хочет двигаться горизонтально, в одном измерении, в своем пути он должен взрастить крылья. Без них не стать крылатым, не познать счастья полета.
«Ирина, а по-домашнему Ариша, едва отворив дверь с лестницы, заслышала песенку и вздохнула. Это тетя Надя… Ах, как все надоело! И комнаты, и звук прокатного пианино, и песенки тети Нади (особенно эта, ее любимая), и сама тетя Надя, и… да все, все! Хоть не возвращайся домой. Но частные уроки стенографии, которые берет теперь Ариша, окончив русскую гимназию, не занимают много времени; болтаться по парижским улицам скромная Ариша не любит; волей-неволей надо идти домой. Обед, а вечером уж известно: придут Борины товарищи, и начнется… Хорошо, если Сережа придет и Лелечка Бер. Сережа славный, вежливый, много молчит; а Лелечка, если сказать правду, – от нее шуму иной раз еще больше бывает: непременно в споры ввязывается. Но Ариша любит Лелечку: это ее единственная подруга, она все понимает…»
Эта документальная повесть о русской лётчице 1920-х годов Зинаиде Петровне Кокориной, красном военлёте. Через историю её жизни в книге показаны события расцвета русской авиации и аэроклубов «Осавиахима», который в кратчайший срок поднял развитие лётных школ России на мировой уровень, что в значительной степени обеспечило победу в Великой Отечественной войне. Книга написана её дочерью, З. С. Смелковой, на основании автобиографии лётчицы, архивных документов и писем лётчиков-однополчан.
«За парком дорога разделяется: одна идет правее и кончается мостом через Куру, а другая, левая, поднимается в гору. Подъем совсем не крутой. Шагах в пятидесяти от парка, по этой верхней дороге, стоит небольшой одноэтажный дом. Он почти скрыт садом впереди…»
«„Отцы и дети“ – это, в конце концов, только художественный образ. Он понравился, привился, но вряд ли можно ставить его темой серьезного обсуждения. Спор „отцов и детей“ – лишь фигуральное определение двух, непосредственно одно за другим следующих поколений, непременно будто бы друг с другом несогласных…»
«В начале июля дело наконец было решено. Старик Княжнин, важный чиновник, а все-таки дал: Мара настояла. То, что встретились препятствия и были побеждены, даже усилило любовь Нестора Николаевича и его уверенность, что Мара любит. Какие яркие дни счастья, когда он ехал к невесте в Павловск! Счастье до самого утра, счастье ожиданья, потом счастье веселой и гордой встречи, счастье от ее черных глаз; и хотя случалось, что влюбленные не оставались ни на минуту вдвоем, – ему, Нестору Николаевичу, было спокойно и весело среди суетливой кучи гостей, и так же радостно засыпал он, поздно вернувшись, с мыслью о своей милой красавице…»
«Это рассказ о «рассказе». Притом не выдумка, а рассказ о действительном происшествии с одним из моих действительных рассказов, недавно напечатанном в воскресном номере известной парижской газеты…»
«Анатолии Саввич, молодой купеческий сынок из «интеллигентных», внезапно предложил своей жене, Катерине Ивановне, «покутить», – и они отправились на острова в белую майскую ночь…»
Роман «Зинаида» – это реальная история жизни простой сестры милосердия в районном центре. Рассказанные трагические события охватывают период от Гражданской и Великой отечественной войны по наши дни. Жизненные перипетии, которые выпадут на долю Зинаиды и её близких людей, не оставят никого равнодушным…
«…На «рю Дарю» слишком хорошо поют. Слишком! Ах, знаю, чего вы от меня ждете: начну сейчас вспоминать деревенскую церквушку на родине, да как я туда к Светлой заутрени ходил, да как талой землей пахло, а народ, в это время, со свечечками… Но у меня никаких подобных воспоминаний нет. В деревне я ранней весной не бывал, в церковь меня в детстве не водили, только в гимназии, в гимназическую; а там какая уж трогательность! Рос в городской, интеллигентно-обывательской семье и сам вышел интеллигентом-обывателем: всем интересовался – понемногу; в университете преимущественно политикой (в такой кружок попал), но тоже не до самозабвенья. Церковью и религиозными вопросами не интересовался никогда. На этот счет уж было установленное мнение, его мы и держались…»
«…Нам было тогда ужасно весело. Молодость, конечно, но и в молодости такое веселье, как в эти дни, – редкость. Словно воздух играл вокруг, как вино, и пьянил нас. Он, положим, и был такой, – зимний-то, горный воздух. Я расскажу вам эту историю, ничего, я люблю ее вспоминать, хоть и странно она кончается. Впрочем, вы в ней, может, и странного ничего не найдете: частный эпизод, „кончившийся естественной случайностью…“…»
«Устал от чтения Миров Божиих, Вестников Европ, Русских Вестников, Богатств и Мыслей, от Куприных, Величк и Серафимовичей, от разнообразия и роскоши наших современных belles-lettres. Вздумал отдохнуть от них немного и поговорить – о современном театре…»
«Действительно, прав г. Боцяновский в „Руси“: летом как-то нечего читать и не о чем писать. Ничего не „случается“ в литературе, нет „событий“ в журналистике, даже маленьких; от больших мы давно отвыкли, их нет и зимой. За литературное „событие“ многие приняли весенний сборник т-ва „Знание“, или, если не весь сборник – то, по крайней мере, первый рассказ, Леонида Андреева, „Жизнь Василия Фивейского“. Рассказ хороший, не спорю; Леонид Андреев, Как это давно признано, самый талантливый из всей группы московских беллетристов; я даже издавна осмеливаюсь утверждать, что он гораздо талантливее самого „Максима“, не говоря о всех других его последователях; однако вряд ли можно смотреть на появление последнего рассказа этого одаренного писателя как на „литературное событие“. Именно „события“-то и не было. Ничего не совершилось. Все осталось на своих местах…»
«Пришел ко мне черт – торговать мою душу. Это случилось не на святках, а в самый обыкновенный день, когда с неба падали серые хлопья снега, большие, похожие на немытые носовые платки, и делались коричневой водой на уличных камнях. И все остальное было необыкновенно обыкновенно…»
«Л. Толстой написал «Не убий никого». За границей эта статья была напечатана целиком, в русских газетах с пропусками, которые, впрочем, никому не помешали понять ее общий смысл…»
«Все было очень хорошо, но в понедельник с Валей случилась странная беда. А сначала было хорошо, весело, интересно. С дачи вернулись, хотя раньше обыкновенного, но зато ехали в ужасно набитом поезде, на станциях кучи солдат пели настоящие солдатские песни, в вагоне сидело несколько еще не одетых по-солдатски людей, – они ехали одеваться и говорили о войне. Валя тоже рассуждал с ними о войне. Он только что перешел в первый класс гимназии, не мог идти на войну, и это было жалко…»
«Восемь лет прошло – целых восемь лет! А Вике искренно казалось, что этих восьми лет совсем не было. Так же пахнет геранью и кухней в маленьком домике за оградой Спасо-Троицкого монастыря, так же обедают они в зальце с окнами в палисадник, и мать с отцом совсем такие же. Старообразные, тихие, всему, чего не понимают, раз и навсегда покорившиеся. Без злобы и без особенной доброты, а просто…»