Билет в детство

Зинаида Лозинг

Эта книга написана на основе реальных историй – воспоминаний автора о своем детстве, благодаря которым она мысленно вернулась и пережила заново то счастливое время. Честно рассказывая о своих детских радостях и переживаниях, автобиограф надеется, что произведение будет интересно прежде всего ее детям и внукам, а также многочисленным друзьям.

Глава 2. Воронцовск

Мы жили в центре поселка, по улице 8 Марта, дом №10. Рядом с поселком была тайга, горная речка Каква, заброшенные карьеры, которые весной заполнялись водой. Поселок был достаточно большой. Люди в нем жили, как мне кажется, в достатке. Улицы были прямыми и ухоженными, хотя они и располагались на холмистой местности. У каждого дома были тесовые ворота, наверху которых были маленькие крыши — коньки. Рядом с нашим домом был магазин, в котором мы покупали все основные товары. На параллельной улице стояла водокачка, откуда мы возили на санках воду зимой. А недалеко от нее был холм, на котором располагалась трансформаторная будка и на котором Андрей (старший брат) пас домашних гусей.

Отчий дом состоял из большой гостиной, окна которой выходили на центральную улицу, детской комнаты, кухни с русской печкой и прихожей с печкой-голландкой. Родители спали в гостиной, в которой стояли большой стол, стулья, этажерка с книгами, шифоньер, тумбочка с радиолой и кровать с железной сеткой.

Около кровати висел репродуктор — черная тарелка, по которому каждое воскресенье передавали всеми любимую радиопередачу «Доброе утро». Мы с Катюхой любили залазить по воскресеньям в теплую постель родителей, прыгать на ней и кувыркаться, слушая радио. Солнце заполняло всю комнату. Было очень тепло и уютно, нас переполняло чувство любви к дому, к родителям и ко всему миру. У нас было счастливое детство!

Двор был устлан деревянным полом, в углу двора был колодец, за сараем стояла баня, а перед окнами гостиной был разбит палисадник с благоухающими многоцветными георгинами. Огород делился на две части: небольшой, где выращивали все самые необходимые овощи, и большой, где сажали картофель. В маленькой части огорода стоял большой чан, служивший нам, ребятишкам, отличным водоемом летом.

Родители держали корову, теленка, поросенка, кур и гусей…

Верхний ряд (слева направо): отец, мама, бабушка,

Татьяна, дед Пушкарев и Михаил с Андреем. Нижний ряд

(первое фото): бабушка, Татьяна, отец, мама с Катюшкой

на руках, Андрей, я, Михаил. Нижний ряд (второе фото): бабушка, тетя Оня (старшая сестра мамы), рядом с отцом семейная пара Дягилевых — друзей родителей, мама в белом шарфике поверх каракулевой шапочки, Таня — дочь тети Они, старшая сестра Татьяна, Михаил, Андрей.

21 мая 1956 года

Родила меня мама на полу поселковой больницы около десяти часов утра. Говорила, что я весила почти пять килограммов, чему я верю, потому что сама родила двух крупных детей: четыре сто — старший сын и четыре шестьсот — младшенький. А родила она меня на полу, потому что ей какая-то бабушка сказала, что так рождаются более здоровые и счастливые дети. Врач Димбицкий, наш сосед и друг родителей, очень маму за это ругал, но дело было сделано…

1957 год

Не знаю, когда это было, но есть почему-то четкие воспоминания: я сижу на кровати родителей в гостиной, которая была одновременно и родительской спальней, вокруг много подушек. Потом вижу детей, вбежавших в комнату и кричащих: «Смотрите! Она стоит!»

Самой с трудом верится, что я помню это событие, но память упорно подсказывает: «Так и было!»

1960 год

Мне четыре года. Праздник Пасхи. Мама печет пироги, красит яйца. Аромат пирогов разлит по всему дому и двору. В гости пришли бабушка и дедушка. Дед меня ласкает, целует, берет на руки. Лица его не помню, а его руки и тепло помню хорошо. Руки деда были всегда очень добрыми, напоминали прохладный бархат, от них исходило такое сухое тепло, что из его уютных рук не хотелось вылезать.

Бабушка принесла вкусную хрустящую выпечку, которую делали из сладкого теста, погружая в кипящее масло.

Погода на улице чудесная: яркое солнце, голубое небо, тепло. Мы во дворе качаемся на качелях, которые с любовью смастерил для нас отец, и хрустим бабушкиными гостинцами.

Отец вернулся с курорта и привез мне удивительно красивую куклу: голубые глаза с большими ресницами приветливо хлопали; длинные вьющиеся волосы можно было расчесывать, заплетать; шелковое светло-голубое платье с большим синим бантом из атласа на спине блестело и переливалось на солнце; синие аккуратные туфельки легко снимались с ее ножек. Кукла просто меня завораживала! Я была безмерно счастлива! Захватив только что подаренную мне куклу, побежала на улицу, усадила свою красавицу на лавочку и вернулась на минуту за чем-то в дом. Вышла на улицу через несколько коротких минут и обнаружила пустую скамейку — куклы на месте уже не было!.. Это было мое первое большое горе! Я долго бродила около скамейки и все искала куклу. Отец пришел за мной на улицу и безутешно рыдающую унес домой. Меня никто не ругал — все сочувствовали.

Бабушка повела меня в кино на фильм про войну. Фильма не помню, но помню, перед началом сеанса показывали мультфильм о кукурузе — ее усиленно внедрял Никита Сергеевич по всей стране. Мне так понравились сорняки, которые мешали расти кукурузе! Они шли по полю с песней, весело играя на гитаре. Нашла этот мультфильм в Интернете. Он называется «Чудесница» — такая классная агитация, работающая на идею Хрущева, которая провалилась — не прижилась кукуруза во многих регионах страны.

1961 год

Родители купили настоящую радиолу — до этого у нас висела черная тарелка! Это было большим событием. Пришли соседи, друзья родителей, они рассматривали радиолу, слушали пластинки, которые купил отец. Пластинок, на которых звучали песни из кинофильма «Солдат Иван Бровкин», было две. Особенно мне нравилась песня «Если б гармошка умела»:

Не для тебя ли в садах наших вишни

Рано так начали зреть?

Рано веселые звездочки вышли,

Чтоб на тебя посмотреть.

Припев:

Если б гармошка умела

Все говорить, не тая!

Русая девушка в кофточке белой,

Где ты, ромашка моя?

И песня «Шла с учений третья рота»:

Шла с учений третья рота

У деревни на виду.

Мимо сада-огорода,

Мимо девушек в саду.

Прекратила рота пенье,

Глаз не может оторвать.

Будто был приказ — равненье

Всем на девушек держать.

Тут одна в платочке синем

Говорит: «Чем пыль толочь

На дороге, рты разиня,

Шли бы девушкам помочь».

Старшина был очень краток,

Выполнять приказ изволь —

Прополоть полсотни грядок

К восемнадцати ноль-ноль!

Этот случай не забылся,

А причина тут одна:

Через месяц вдруг женился

Наш товарищ старшина!

Еще важной покупкой в эту весну была стиральная машина — первая во всем поселке! Машинка называлась «Белка», стирала и имела ручной отжим. Полоскать белье нужно было отдельно вручную, но то, что она сама стирала было просто чудом и большим подспорьем для нашей многодетной семьи. Мама была вынуждена выставить машинку во двор, потому что люди шли и шли смотреть, как она работает, хорошо ли стирает, дорого ли стоит… Мама всем проводила «экскурсию», а потом сокрушалась: столько времени на показ машинки уходит! Люди просто приходили и стояли во дворе, наблюдая, как мама стирает. Правда, недели через две поток спал, а потом в поселке стали появляться стиральные машины, и мама выдохнула с облегчением.

Наша мама не только прекрасно шила, но и вышивала. В доме было столько разных салфеточек, накидочек, скатертей и даже ковриков, вышитых мамиными руками! Помню, над моей кроватью висел коврик с изображением болота, около которого стояли две гордые цапли. На стене у кровати родителей висел купленный ковер, на котором красовались гордые олени. Словом, несмотря на достаточно бедную и простую обстановку, мама создала в доме уют и красоту.

Мне скоро исполнится пять лет. Я прихожу к маме на работу, в швейную мастерскую, которая находится рядом с детским садиком. Женщины слушают радио и плачут — ничего не понимаю. Мама подхватывает меня на руки и кричит: «Юрий Гагарин в космосе! Мы в космосе!» Все весело, но со слезами на глазах смеются.

Вечером у нас в гостях соседи, все внимательно слушают радио. Выступает Хрущев Н. С., в доме царит торжественная тишина. Трансляция прерывается, начинается бурное обсуждение услышанного: все друг друга уверяют, что Никита Сергеевич «хватанул лишнего». О чем это они?

Верхний ряд (слева направо): я на фоне своего детского сада

(место то же, а здание другое — мой садик был

деревянный). Мне 5 лет.

Нижний ряд: первое фото — моя группа, мне 6 лет,

я во втором ряду третья слева; второе фото —

моя выпускная группа, мне 7 лет, я в последнем ряду самая высокая девочка с белым бантиком на фоне белого халата медицинской сестры.

Еще одно воспоминание этого возраста. Воспитатели детского сада повели нас через железную дорогу на лесную поляну собирать землянику и загорать. После того как мы насобирали ягоды, нас уложили на мягкую траву, в которой стрекотали кузнечики и летали большие красивые стрекозы с разноцветными бабочками. По команде воспитательницы мы переворачивались с живота на спину и наоборот. Мне нравилось лежать на животе, наблюдая за стрекозами и бабочками, а на спине я щурилась от яркого солнышка, поэтому даже голубое небо толком не радовало. Хотя хорошо помню какое-то удивительное настроение и ощущение счастья, переполнявшее меня.

А потом в детском саду нашу ягоду помыли и дали нам ее в мисках с молоком. Ели мы не в группе, а на открытой веранде, что тоже было очень необычно. Запах лесной земляники помню до сих пор, а еще храню в памяти и тот солнечный день, наполненный счастьем.

Дома ночуют чужие люди, дед и старушка, — это странники, пешком передвигающиеся от одного поселения к другому в поисках пропитания. В нашем поселке они останавливаются у нас. Мама разместила стариков в детской. Мы не спим, слушаем сказки, которые по очереди рассказывают старые люди. В доме тепло и уютно, но вместе с тем как-то непривычно, таинственно и немного страшновато находиться рядом с чужими людьми, хотя от них исходит только добро.

Старшая сестра Татьяна сидит в гостиной на открытом окне, смотрящем на главную улицу нашего поселка, и поет, наигрывая на гитаре. Люди проходят мимо, притормаживают, слушают ее песню и приветливо улыбаются. Я любуюсь и восхищаюсь своей сестрой. Она мне кажется самой красивой в поселке — хочу походить на нее.

Татьяна ломает позвоночник, находясь на практике в городке Волчанке.

Мама едет за ней, привозит ее домой в белом гипсовом корсете. Мне страшно и очень ее жалко, я рыдаю.

Вечер. Михаил, старший брат, катает меня по поселку на санках. Небо усыпано яркими звездами. Лежу на санках и сморю на огромное звездное небо. Меня охватывает восторг! Это чувство восторга я потом часто испытывала, будучи взрослой, глядя на звездное небо, которое как-то необыкновенно соединяло меня с детством и этим вечером. Подобное чувство восторга, только ярче и сильнее, испытала я в 55 лет, прыгнув с парашютом с высоты 4000 метров. Небо меня всегда манило и волновало.

Братья под кроватью играют в войну. У каждого целая армия солдат из пластилина, орудия, какие-то преграды, сооружения. Очень интересно, но меня мальчишки под кровать не пускают, поэтому лежу рядом с кроватью и наблюдаю со стороны за их боевыми маневрами. Как же жаль, что я родилась девочкой!

1962 год

Вечер. Отец учит меня читать по букварю. У него хорошее настроение, потому что у нас хорошо все получается. Мама шьет и улыбается, наблюдая за нами, ей нравится, что отец возится со мной. Папа, видимо, чувствует себя талантливым педагогом.

Скоро Новый год! Скоро будут подарки: шоколадные конфеты и мандарины! Запах мандаринов, наверное, у всего моего поколения связан с Новым годом. Это были редкие фрукты, но на Новый год каждая семья как-то умудрялась их приобрести. Наши родители тоже в Новый год баловали нас чудесными мандаринами — я их просто обожала.

Но главное — это подготовка к новогоднему карнавалу, которая начиналась задолго.

Мама и отец заняты изготовлением новогодних костюмов для своих четверых детей. Андрей будет в роли Петуха, Михаил — в роли Звездочета, я — Ночка, Катя — Снежинка. Мама шьет, отец клеит маски из папье-маше, мы рядом с родителями в роли подмастерьев. В доме пахнет клеем, комната завалена разными материалами: тканью, лентами, картоном, мишурой… Мы, дети, больше создаем суету, чем помогаем родителям, но всем весело, никто никого не одергивает и не понукает. Наши костюмы были всегда одними из самых лучших. Как правило, мы забирали на своих карнавалах первые призы.

Играем на улице в снежных лабиринтах, которые соорудили мальчишки в огромных сугробах. Я застреваю в одном из них, не хватает дыхания, крика почти не слышно, не могу повернуться, накатывает жуткий страх. Наверное, там я и получила эту клаустрофобию. Кто-то из мальчишек разрывает сверху сугроб, меня вытаскивают. Больше никогда не лазила в снежные лабиринты и до сих пор боюсь замкнутого пространства.

Во время прогулки убегаю из детского садика домой. Дома никого нет. Одиноко брожу по почти безлюдному поселку. Меня встречает водовоз, развозящий воду по дворам на своей кобылке и знающий всех ребят в поселке. Он отвозит беглянку к маме на работу. Мама меня не ругает, но смотрит с удивлением, а потом дает разбирать маленькие кусочки ткани. Женщины работают и все тихонько поют — уютно, хорошо.

Прихожу к соседям. Там соседка, ученица класса восьмого, читает наизусть «Бородино» Лермонтова. Стихотворение длинное, сложное, но меня захватывает. Восхищаюсь девушкой и хочу тут же начать учить это стихотворение наизусть!

Воскресенье. Солнечное утро. По радио идет любимая передача всей семьи «С добрым утром». Мы с младшей сестренкой Катюшей, наслаждаясь свободой, прыгаем на кровати родителей, как на батуте, зарываемся в огромных пуховых подушках. Нам очень весело. Кто-то кричит: «Райкин говорит!» И гостиная заполняется родственниками от мала до велика. Все слушают радио, смеются. Мы с сестренкой сидим на горе подушек, смотрим на присутствующих — наше веселье закончилось.

1 Мая. Братья на плотах, смастеренных из дверцы от старых калиток, катаются в котловане (залитые водой отработанные угольные разрезы). Прошу Михаила меня прокатить на «плоту». Он после долгих моих просьб и нытья соглашается, берет на «борт» и отплывает от берега. Мне становится сразу же страшно, кричу и двигаюсь к нему. Брат просто орет, чтобы я сидела на месте, но уже поздно — мы переворачиваемся и идем ко дну! В воде у меня глаза широко открыты, и я вижу, что Михаил плывет наверх, цепляюсь за его штанину. Потом выясняется, что старший братишка Андрей бросился в воду к нам с палкой, за которую и уцепился Михаил, а я — за Михаила. Подбежали пожарные и забрали нас в свою часть, находившуюся рядом.

Но кто-то из детей успел сообщить нашим родителям: «Ваши Мишка с Зинкой утопли!» Бедные родители неслись к карьеру сломя голову. Мы с Михаилом струхнули, что нам сейчас достанется, но мама с отцом, увидев своих детей живыми и невредимыми, начали обнимать и целовать нас. Отец посадил меня на плечи, мама за руку взяла Михаила, Андрей шел чуть впереди, совсем не чувствуя себя героем, — все двинулись домой, где всех напоили парным молоком и накормили вкусными мамиными пирогами, посадили на печь отогреться. А потом отец показывал нам диафильм «Пьяная вишня» про смешных гусей, наевшихся пьяной вишни. Все дружно смеялись. Было тепло, уютно и покойно!

Родители на сенокосе целый день. Дети оставлены дома на попечение старшей сестры, которой не до нас.

Верхний ряд: я на фоне родного дома, поселок Воронцовск, улица 8 Марта, дом 10.

Нижний ряд (слева направо): роддом, где родилась я, все мои братья и младшая сестренка; я на фоне школы, которую построила бригада моего отца и в которую я пошла первый раз в первый класс.

Все играют в «дом»: я — «жена», у меня есть «муж и дети». «Муж» работает на «шахте», приносит «деньги», я в магазине покупаю «продукты»: хлеб — камушки, масло — землю, молоко — воду… Прибираю «квартиру» — участок земли у нашего забора, огороженный палочками, куда для уюта принесены разные вещички из дома.

Уходим с подругами в настоящий магазин. Возвращаемся назад — к нам бегут ребята и сообщают, что мой брат Михаил повис на электрических проводах. Бежим к дому. Брат лежит во дворе с раскинутыми в стороны руками, вокруг ребята и взрослый дядька, который, собственно, и спас его, ударив по электрическим проводам граблями. Миша приходит на наших глазах в сознание. Оказывается, он проверял наличие тока в проводах над крышей дома. Сначала взялся одной рукой за один провод и сообщил всем, что тока нет, а потом взялся второй рукой, и тут-то его начало просто колбасить на проводах. На его счастье, проходил мимо мужчина, который не растерялся и перебил провода деревянными граблями, которые случайно оказались с ним — видимо, он шел с сенокоса.

Вечером пришли родители с покоса, принесли пайвы с лесными ягодами и грибами. Не помню, кто и как рассказал им о ЧП с Михаилом.

На берегу реки Каквы идет народное гулянье в честь какого-то праздника. Мы с отцом едем на мотоцикле, я сижу на высоком сиденье позади него, прижавшись к его спине. Едем быстро, ветер развевает мою юбочку и волосы, я чувствую себя взрослой. На берегу реки много людей. Отец ищет маму, приехавшую сюда с коллегами на автобусе. Все здороваются с отцом: кто за руку, кто кивком, кто просто приветствует дружеской улыбкой. Некоторые подходят, заговаривают с отцом, и почти все отмечают, что я выросла и сильно похожу на отца. Мне радостно, я не хочу отпускать руку папы!

Отец, старший брат Андрей и я на реке Какве.

Мама ставит меня в длинную и многолюдную очередь около магазина и убегает на какое-то время на работу. Мне кажется, что ее нет вечность! Стою, чуть не плача, чувствуя себя сиротой. Это очередь за хлебом и мукой…

Братья в отсутствие родителей залили огород водой между борозд с картошкой и устроили среди местной детворы соревнования по плаванию. Желающих было много. Все ребятишки в грязи по уши, но счастливые плавали по картошке, которая вся оказалась на поверхности земли. Какой в этот год был урожай картофеля — не помню.

Первые похороны. Умер мужчина, наш сосед, совсем еще, видимо, молодой. Собралось много народу. Многие плачут, особенно убивается его жена. Подхожу близко к гробу, внимательно смотрю на покойника и не узнаю в нем нашего соседа. Ночью долго не могу заснуть. После этих похорон мы, ребятишки, долго в это лето играли в похороны. Кого только не хоронили! Зарывали своих кукол, плакали, а потом снова откапывали их.

Потом произошла где-то авария, погибло несколько человек, живущих далеко от нас, но несли всех на кладбище мимо нашего дома по центральной улице, поэтому из окна я видела эти похоронные процессии. Было страшно.

Точно не помню, в какой год, но, кажется, что в это лето. Родители уехали в гости к брату мамы на Волгу. Дома мы разбили нечаянно ртутный градусник. Все с увлечением играем ртутью, которая то разбегается, то соединяется в один большой шарик — интересно!..

Бабушка ведет меня в кино. Мне она кажется очень строгой. Не испытываю восторга от этого похода, но подчиняюсь ее воле. Неожиданно фильм оказывается комедией, в которой снялись два известных, даже мне, комика: Тарапунька и Штепсель. Фильм назывался, кажется, «Ехали мы, ехали». Я быстро забыла о бабушке и смеялась почти весь фильм, впрочем, бабушка, хоть и редко, но смеялась тоже.

Татьяна поздно возвращается домой с очередного свидания. Возбужденно рассказывает мальчишкам о своем парне, о том, как он ее любит, какие цветы он ей подарил и какие слова ей говорил. Не сплю, слушаю ее, мое воображение рисует картины ее свидания. Я счастлива за сестру.

На улице еще по-летнему тепло, но осень уже вступила в свои права, окрасив все в желто-оранжево-красные тона. Вся семья на огороде. Убираем ботву, жжем костер. Приятно пахнет дымом. Мы, дети, на костре жарим картошку на палочках и запускаем в небо оставшиеся плоды картофеля — зеленые ягоды, насаживая их на гусиные перья.

Мама от швейной мастерской повезла свою коллекцию детской одежды на выставку в Краснотурьинск — районный городок. Катя, младшая сестренка, — модель, я — болельщик и зритель. Катюха покоряет публику своей красотой и костюмчиком песочного цвета в черный горошек. Ей, идущей уверенно по подиуму, все бурно аплодируют. Мне радостно за маму и сестренку. Я гордо заявляю сидящей возле меня в зале тетеньке: «Это моя сестра!» Она мне кивает и еще сильнее аплодирует. Зависти у меня нет — только гордость переполняет меня до краев.

Вечер. Лежу на сеновале. Мама доит корову Зорьку, отец прибирает в сарае. С танцплощадки поселка доносится музыка. Отчетливо слышу слова песни «Куба, любовь моя!». Слово «Куба» мне очень нравится, начинаю повторять: «Куба, любовь моя!». Песня манит каким-то новым ощущением, хочется встать и куда-то бежать. Съезжаю на попе с сеновала, но мама забирает меня домой — пора ложиться спать.

Семья в гостях в Краснотурьинске у друзей родителей. Мы с братом и еще с двумя детьми катаемся на санках с крутой горки. Михаил наезжает на мои санки и ломает мне мизинец на левой руке. Я громко реву. Он уговаривает меня не говорить родителям о происшествии. Вечером дома мне становится хуже, с ревом рассказываю маме про палец. Ведут к врачу, накладывают шов и тугую повязку. Михаил обижен — не разговаривает. А палец мой так и остался калекой — не сгибается до сих пор.

1963 год

Я ночую у бабушки. Она ходит по своему небольшому домику и крестит все окна на ночь, шепча себе под нос молитву.

Мне страшно, забиваюсь под толстое одеяло и представляю себя камнем — камень никто не тронет. К камням у меня в детстве было какое-то особое отношение. Могла долго их рассматривать, просто гладить, даже коллекционировала разные камушки. Гуляя и встречая на дороге одиноко валяющийся камень, обязательно его поднимала и находила для него «друга» или «семью».

Вечером сидим с бабушкой за столом. Она прядет пряжу на своей старенькой деревянной прялке, а я ей читаю «Судьбу человека» Шолохова. Плачем вместе. Плачу навзрыд, паузы между чтением большие, часть слов бабушка не разбирает и просит меня повторять заново…

Утро. Просыпаюсь от тошноты и сильной головной боли. Начинается рвота. Чувствую себя очень плохо. Вся семья угорела — рано закрыли заслонку в печи. Все болеют целый день. К вечеру всем становится лучше.

«Свинка» — паротит, болезнь, которая нам, детям, доставляла радость, потому что отец приносил сгущенное молоко и даже мандарины. Нравилось лечиться лампой, от которой шел синий свет. О тяжелом последствии этой болезни никто из нас не догадывался.

Пришла на работу к отцу. Он с бригадой строит кому-то дом. Пахнет деревом и свежей стружкой. Несколько колечек стружечки висят в кудрях отца. За ухом у него лежит химический карандаш. Отец самый красивый и веселый. Я его люблю и горжусь им.

Мама закончила доить корову Зорьку, перелила молоко в глиняные кувшины, дала корм домашней скотине (корове, теленку, поросенку, курам), а отца все нет с работы.

Мама берет меня за руку, и мы идем на площадь поселка, где находится пивная. Отец сидит с друзьями. Все веселые, а дым от папирос стоит такой, что хоть топор вешай, все громко о чем-то разговаривают, спорят. Отец видит нас, расплывается в улыбке, но мама, не говоря ни слова, разворачивается и выходит из пивной. На площади отец нас догоняет.

Мы идем домой. Родители не разговаривают. Мне хочется плакать, но я креплюсь. Дома вижу у мамы слезы, начинаю рыдать навзрыд. Отец хочет взять меня на руки, но я не иду к нему. Он — чужой!

1 Мая. На площади поселка демонстрация прошла очень быстро, но народ не расходится. Все возбуждены. Мы с Михаилом ждем, когда уже отец наговорится с каким-то человеком и купит обещанное мороженое!

Наконец, мы уплетаем мороженое из бумажных стаканчиков специальными деревянными палочками. Мороженое тает во рту, оставляя приятную прохладу. Спорим с братом, кто может больше съесть стаканчиков мороженого. Я уверяю, что могла бы съесть таких стаканчиков штук сто. Михаил готов съесть все мороженое, которое сейчас продает продавец. Отец покупает нам еще по одному мороженому, и мы счастливые и довольные идем домой.

Пришла в гости к друзьям — многодетной семье Комзоловых. В доме все просто: деревянные скамьи, большущий деревянный стол, вместо кроватей полати. Под потолком висят прутья. Узнаю, что эти прутья — розги — используются для наказания детей. Я в шоке: нас никто никогда и ни за что дома не бьет!

Лежу на пологой деревянной крыше дома Комзоловых, на которую свисает черемуха с большими спелыми ягодами. Читаю «Трех мушкетеров» Дюма и поедаю черемуху. Наедаюсь ею до оскомины так, что языком трудно шевелить. До сих пор у меня «Три мушкетера» ассоциируются с черемухой.

Я за мальчишками залажу на крышу соседского дома. Лезу с трудом, но не отступаю — братья подбадривают. Спускаться страшно! Все уже на земле и кричат, чтобы я спускалась. У меня отказывают ноги от страха, не понимаю, как сюда залезла! Кто-то стал кричать, чтобы я прыгнула с крыши на грядку — низко. Набираюсь храбрости, закрываю глаза и прыгаю. Очнулась на земле, а вокруг стоят ребята, кто-то поливает на меня воду, другой проверяет мои кости… Цела! Какое счастье — я жива!

Одна из любимых игр детства — «Казаки-разбойники». В этой игре главную роль играли старшие ребята, а мы, младшие, были просто «до кучи». Но мне нравилось бегать от «казаков», оставлять стрелки мелом на тротуарах, домах, дорогах, прятать клад, прятаться самой. Как правило, нас, малышей, «казаки» не пытали, да нам старшие и пароля-то не доверяли.

1 сентября. Иду с мамой по деревянному тротуару с благоухающим букетом георгинов, на мне коричневое платье и красивый белоснежный фартук, сшитые мамиными заботливыми руками, на голове огромный белый бант. Я иду первый раз в первый класс! Вокруг много нарядных детей. У меня приподнятое настроение, хотя чего-то боюсь и не отпускаю мамину руку.

На уроке чтения рассматриваю картинку в букваре: Москва, утро, едут машины и поливают улицу столицы. Мне удивительно: у нас в поселке никто не поливает улицу. Вдруг учительница просит меня продолжить чтение, я лихорадочно ищу строчку и не могу найти — накатывает страх!

Конец ознакомительного фрагмента.