Дитя 2

Захар Чернобыльский (2023)

Дитя возвращается! А с ним и новые герои в жёстком и бескомпромиссном продолжении фантастического триллера, где тьма правит сердцем, а разум осквернён бесчеловечными экспериментами. В мрачной «безымянке» решили переночевать трое бездомных, выбрав один из заброшенных домов. Они и не подозревали о новом жителе, который обитает здесь достаточно давно…

Глава 1. Жертвы

Часть 1. Укрытие

13 сентября 2022 года. Время 23:06

Мрачная ночь. Алая луна. Редкий дождь, падающий с чёрного неба, в свете луны становился каплями крови. На тёмной улице, в одном из заброшенных двенадцатиэтажных домов Безымянного города, в небольшой квартире первого этажа, сидели люди. Кто на сумке, кто на кирпичах, а кто на старой и рваной, серой подушке от пуфика, которую нашли в соседней комнате — пуфик стоял у длинной и низкой тумбы, подушка валялась рядом, а внутри него лежал согнутый детский скелет. Будто толкнули его, или её, внутрь. Если б подушка была на месте, то ребёнок не провалился.

Но кто-то намеренно, незаметно её убрал, и ничего не подозревающий ребёнок туда упал. Вряд ли от этого можно умереть, но кроме скелета правды не знает никто…

Ноги торчали наружу, руки были вытянуты, голова приподнята и смотрела вверх. С черепа свисали очень редкие пряди пепельно-серых, длинных волос. Скорее всего, это была девочка, лет тринадцати… Куда она смотрела, или на кого? На убийцу?

Жёлтые языки пламени грустно облизывали обломки, разломанной бездомными, старой деревянной тумбочки.

— Вы видели? Там, в спальной комнате стоит небольшая кровать, а рядом, в сером пуфике, скелет какой-то мелюзги. П-п-пизнец, не нравится мне это место… Нахер мы тут вообще остановились на ночлег? — бездомный по кличке Трепач сильно нервничал, руки дрожали, большие голубые глаза на тощем чумазом лице, бегали от страха по обветшалой комнате.

Свет костра вырывал из черноты рваные пожелтевшие обои с ромбовидным оранжевым рисунком, местами покрытые тёмной махровой плесенью, которые тонули в чёрном коридоре. Иногда порывы ветра били с такой силой, что с облезшего потолка и стен отваливалась штукатурка, глухо падала на пол, поднимая пыль, и Трепач вздрагивал.

— Эй, бродяга… кореш! Трепач, твою налево! — закричал Васька, дёргая его за засаленный рукав когда-то светлой спортивной олимпийки.

— А, что?! — Трепач обвёл двух бездомных рассеянным взглядом и ошалело уставился на Ваську.

— Ты кто такой?

— Как «кто»? Ты чё мля, где витаешь там? Я братан твой. Мы ночлег здесь устроили, нужно ночь переждать. Сейчас на улице слишком опасно. Да и нехер там делать. Все то и дело говорят, что в «безымянке» творится что-то непонятное. И так уже полгорода исчезло. Кто смог — уехал, а кто не смог и не соблюдал правила — подох. Народ сидит по ночам, не высовывается…

Они знали, что городская жизнь начинается только с рассветом — люди открывали запертые на самодельные засовы двери, лениво и осторожно выползали, шли на работу… А по ночам, начиная с девяти вечера, город снова становился мёртвым.

— А улицы и подворотни начинают жить — от наркоманов и беззаконников, до поистине охеревших событий. Помните, тот жуткий вечер? Когда пьяный козёл, избил ногами и руками свою девку… Говорят, у него пена изо рта шла, и воняло серой. После чего её, ещё тёплую, хотел запихнуть в холодильник. Но, с-сука, она туда естественно не поместилась! Так он отрезал ей руку по плечо, порубил на три части: кисть, в локте, ну и кусок с плечом… Положил в большой пакет «Спасибо за покупку», только часть с кистью оставил. Остальное засунул в холодильник — уместилось.

— Васька, ты чё, совсем головой поехал? — Ромка, одетый в тёмные джинсы и зелёную куртку, с чёрной рваной шапкой на голове, смотрел на него боязливо, весь напрягся.

— Это я «поехал»? Он потом ещё начал кисть эту обжаривать. Чтобы жрать вместо снеков — хрустеть пальцами будто чипсами. И пахло так… кожей палёной, а красный лак с длинных ногтей начал плавиться и стекать в сковородку, — Васька как зомбированный говорил сидя на полу, глядя в еле горящий костёр.

— Ты чё, был там? Какие ещё запахи? — Трепач взвинчено вскочил, озираясь по сторонам, потёр лоб и пробубнил еле слышно: — Показалось, что ли…

— Я видел по телевизору. Зашёл в магазин хлеб стыбрить, а там передача про чрезвычайные происшествия шла. Когда всё это видишь… тошнотворный, приторный запах крови, растёкшейся по всему полу, и горелого мяса, трудно не представить. Правда, цензуры ради это замазали, но всё равно было чётко видно.

— Звиздец. Как тебя не вырвало после такого… — дёрганое лицо Трепача, покрытое какими-то язвами, приобрело серо-зелёный оттенок и стало похоже на бурлящую зелёную жижу, которую варят ведьмы в своём котелке, помешивая огромным половником или палкой, и добавляя туда непонятные корешки, части тел людей и животных.

— Так меня вырвало. Прямо на кассе, — ответил Васька. — Благодаря этому я ещё и пузырь с прилавка свистнул, который продавался по акции. Продавец подняла кипиш и полезла куда-то. За тряпкой наверно.

Бездомный вытер грязные руки о синие джинсы и достал из большого внутреннего кармана чёрной куртки пузырёк.

— Так, сядь, отдохни, выпей стопочку. — Васька протянул гранёный стакан, с налитыми сто грамм. — Давай, твоё здоровье, чтоб себе мозги не манал, и нас не пугал, — отхлебнул из прозрачной бутылки «Пшеничную».

— Да уж, что-то тебе не очень, судя по твоей болотной роже, — буркнул Ромка. Его пухлое розоватое лицо и мелкие поросячьи глаза, в прищуре смотрели на Трепача с настороженностью.

— Д-да, мы на ночлежке, всё нормально… Просто я… задумался, — Трепач выпил стопку, зажмурился, занюхал грязным рукавом олимпийки, выдохнул. На сердце отлегло, тревога отступила, но ненадолго. Достал из рюкзака, на котором сидел, упаковку плавленого сыра и хлеб. Отрезал кусок ржавым перочинным ножом, который нашёл в какой-то помойке. Намазал толстый слой. Откусил и начал жевать. Смотрел в разбитое окно. Во мглу, что за ним. Она с жадностью поглощала дым от костра, вытягивая его жизненную силу. Пламя становилось всё тусклее и тусклее. Оно умирало.

Детский смех. Топот маленьких ножек. Хруст разбитого стекла под ногами.

— Твою мать! — нервно дёргаясь, Трепач вскочил, задел локтем Ваську с бутылкой. Выронил надкусанный бутерброд. Тот упал верхней стороной прямо на угли. Забурлил, зашипел. Угольки затрещали.

Он смотрел на ломоть хлеба в языках пламени, и видел, как сыр превращается в чёрную, гнилую, пузырящуюся жижу, а из лопавшихся пузырей лезли белые черви…

От костра запахло сыростью. Среди всех этих шипящих звуков ему послышался немой крик ребёнка. Полный боли и злости, отчаяния и безысходности.

— С-сука мля, ты чё, совсем охренел?! — Васька заорал, вскочил. Из лежавшей на полу бутылки толчками выплёскивалось содержимое, в противоположную от огня сторону, превращая красное кирпичное крошево на полу в чёрно-бурое месиво.

Ромка вздрогнул и хрюкнул. Выронил вилку, которой ел консервный паштет. Она упала в пыль, а он пробубнил что-то со страху.

Трепачу казалось, что коридор превратился в километровую бездонную кишку, которую заполонила тьма. Ближе к спальне, кто-то скрёбся и шуршал. Хотя нет, не казалось. Он точно, точно слышал! И знал — это место их «переварит» с потрохами и грязной одеждой. Не оставит и следа, стоит только шагнуть туда…

Часть 2. Небезопасное место

13 сентября 2022 года. Время 00:03

Взгляд Трепача затянуло во мрак. Казалось, он находился в нём целую вечность. Краем глаза заметил распространяющуюся плесень. Она прорастала из-под скрытых в темноте жёлто-оранжевых обоев — огонь не мог дотянуться своим светлым язычком до этого места, осветить его — и покрывала стены с потолком махровым слоем. Огромным, как ковёр, который уходил в темноту. Почувствовал чьё-то дыхание… Обернулся. Никого. Исчез догорающий костёр и собутыльники. Бродяга стоял в нескончаемом коридоре, поросшим странным мхом. Сердце в груди бешено заколотилось. Он был один, абсолютно беспомощен. Не мог пошевелиться — страх охватил железными цепями. На этот раз за спиной послышался коварный смех. Не детский, более взрослый. Но такой… Красивый? На секунду он смог разбить эти цепи и развернуться к источнику звука. Побелевшие пальцы Трепача то и дело сжимались в кулак и разжимались с такой силой, что большие грязные ногти разодрали серую ладонь. На бетонный пол капало красное.

— Не бойся меня. Я хочу тебе показать… необычайную красоту. Ты видел когда-нибудь… такое? — донёсся сладкий успокаивающий голос.

Перед ним, почти впритык, стояла босая смуглая девушка в бордовом плаще, с утончёнными чертами лица: маленький ровный носик, неширокие, слегка выпуклые губы, глаза цвета спелой вишни.

Чёрные матовые волосы, длиною до плеч, шевелились как змеи. Трепач зачарованно смотрел на её лицо, тонул в её взгляде, полного удовольствия. Она сделала круговое движение руками от головы сверху вниз, вытягивая их в стороны и сомкнула у туловища. В этот момент, бусинки тёмной жидкости, появившиеся на бахроме, задрожали и начали притягиваться друг к другу. Соединялись и образовывали что-то большое. По стенам и потолку прокатились волны воды угольного цвета. Внезапно появились и утихли, впитались обратно. При этом вниз не упало ни капли. Мох по бокам стал гуще и пышнее, приобрёл фиалковый оттенок, а на трёхметровом потолке возник… цветок. Большой, ярко-чёрный бутон, который медленно распускался. Из его центра свисали фиолетовые усики.

— Бабочки его обожают. Хочешь… Ощутить его аромат? Стать бабочкой?

— Несомненно.

— Тогда… Подойди ближе. Встань под ним.

Цветок находился в нескольких шагах. Трепач, зачарованный тошнотворно-сладким ароматом с нотками гниющей человеческой плоти, шагнул к нему. С каждым шагом усики шевелились сильнее и становились всё больше. Он стоял прямо под ними. Они превратились в толстые мерзкие щупальца. Гладили по голове, лицу, всему телу. От этих ласк у Трепача по коже пробежала приятная, волнующая дрожь.

Поднял голову, закрыл глаза. Встал на цыпочки и потянулся. В этот момент фиолетовые отростки резко обви́ли его за руки и ноги с огромной силой. В следующий момент широко растянули его конечности в стороны. Трепач не успел испугаться. Ростки с неимоверной силой притянули его вверх, лицом в цветок. Он намертво приклеился к склизкой плесени. Бутон на его голове схлопнулся, распластавшееся тело затряслось крупной судорогой. Щупальца отпустили руки и ноги, прорвали его одежду. Стали сдирать кожу с боков, снизу спины, с плеч у шеи. Не трогали только по обе стороны, вдоль позвоночника. Оголилось красное человеческое мясо. Суставы начали ломаться и неестественно выворачиваться. Кровь сгонялась к освежёванной спине — конечности скручивали, выжимали, словно тряпку.

— Бескрылая де́тва трутня… переродилась.

Её глаза — раскалённый металл. Появившиеся на щеках чёрные пульсирующие язвы питали скулы огненной лавой.

Она стояла под «крыльями бабочки». Тянулся и капал липкий дождь…