Мегрэ и бродяга

Жорж Сименон, 1963

Предлагаем вашему вниманию повесть Ж. Сименона «Мегрэ и бродяга». Комиссар Мегрэ носит давно вышедшие из моды котелок и пальто, не расстается с трубкой, предпочитает дождливую погоду, обожает греться у огня и ходить, заложив руки за спину. Мрачный, немногословный, он обладает редким даром внушать доверие, ему известны тайные пружины человеческой драмы. Разгадывая самые сложные преступления, распутывая самые причудливые интриги, Мегрэ руководствуется одним безотказным принципом: чтобы найти виновных, нужно прежде всего понять смысл их поступков…

Georges Simenon

MAIGRET ET LE CLOCHARD

Copyright © 1963, Georges Simenon Limited.

GEORGES SIMENON ® Simenon.Tm Limited

MAIGRET ® Georges Simenon Limited

All rights reserved.

Перевод с французского М. Таймановой

© М. Тайманова, перевод, 2017

ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2017

Издательство Иностранка®

* * *

Глава 1

На пути между набережной Орфевр и мостом Мари Мегрэ вдруг на какое-то мгновение приостановился, но шедший рядом Лапуэнт даже не успел ничего заметить. На несколько секунд, вернее, на долю секунды комиссар почувствовал себя таким же молодым, как и его спутник.

Наверное, во всем был виноват воздух — удивительно прозрачный, какой-то пряный и благоухающий. Много раз в такое же солнечное утро, как сегодня, инспектор Мегрэ, тогда только получивший назначение в отдел охраны уличного порядка сыскной полиции, которую парижане по-прежнему называли Сюртэ, обходил парижские улицы, случалось, и до позднего вечера.

И хотя было уже двадцать пятое марта, сегодня впервые выдался по-настоящему весенний день, который казался еще более ясным после ночной грозы, сопровождаемой далекими раскатами грома. Первый раз в этом году Мегрэ оставил пальто у себя в кабинете, и теперь порывы легкого ветра трепали полы его расстегнутого пиджака.

Из-за нахлынувших воспоминаний комиссар невольно замедлил шаг. Теперь он шел размеренно, не быстро, но и не медленно, однако при этом вовсе не походил ни на праздного зеваку, который останавливается поглазеть на мелкие уличные происшествия, ни на целеустремленно идущего куда-то прохожего.

Заложив руки за спину, он заинтересованно поглядывал по сторонам, подмечая то, на что уже давно перестал обращать внимание.

Для такого короткого пути не имело смысла брать одну из черных машин, стоявших во дворе сыскной полиции, и мужчины двинулись по набережной пешком. На паперти собора Парижской Богоматери они случайно спугнули стаю голубей. Неподалеку стоял большой желтый туристический автобус из Кёльна.

Пройдя по узкому железному мостику, они оказались на острове Сен-Луи, и в одном из окон Мегрэ заметил молоденькую горничную в белой кружевной наколке, похожую на героиню пьес, идущих на Больших бульварах. Неподалеку помощник мясника в белом фартуке отпускал мясо. Из соседнего дома вышел почтальон.

Этим же утром распустились почки, расцветив деревья своей нежной зеленью.

— Вода в Сене стоит еще высоко, — заметил Лапуэнт, до сих пор не сказавший ни слова.

Действительно. Целый месяц повсюду, почти не прекращаясь, лили дожди, и чуть ли не каждый вечер по телевизору показывали вышедшие из берегов реки, затопленные города и деревни, где по улицам струились потоки воды. В желтоватых волнах Сены плавали какие-то обломки, старые ящики, ветки деревьев.

Мегрэ и Лапуэнт шли по набережной Бурбонов к мосту Мари и теперь неторопливо переходили мост, откуда была видна сероватая баржа, стоявшая на приколе ниже по течению. Ее нос украшал красно-белый треугольник — знак «Компани Женераль»^[1], и называлась она «Пуату». К неясному городскому гулу примешивался шум и скрежет подъемного крана, разгружавшего ее трюмы, заполненные песком.

Метрах в пятидесяти от «Пуату», по течению выше моста, на причале стояла другая баржа. Чистенькая и опрятная, казалось, уже с раннего утра она была надраена до блеска. За кормой лениво развевался бельгийский флаг, а возле белой рубки в холщовой колыбельке, напоминавшей гамак, спал ребенок. Огромного роста светловолосый мужчина смотрел в сторону набережной, словно поджидая кого-то.

На барже золотыми буквами было написано: «Зваарте Зваан»^[2]. Ни Мегрэ, ни Лапуэнт не понимали, что означает это фламандское название.

Было без двух или трех минут десять. Полицейские вышли к набережной Селестен и собирались спуститься к причалу, когда рядом остановилась машина. Из нее вышли трое. Хлопнула дверца.

— Смотри-ка, мы словно сговорились…

Эти люди тоже прибыли из Дворца правосудия, но из другой части здания, где располагались высшие чины судебного ведомства. Это были помощник прокурора Паррен, следственный судья Данцигер и пожилой секретарь суда, фамилию которого Мегрэ никак не мог запомнить, хотя и встречался с ним сотни раз.

Прохожие, торопившиеся по своим делам, и дети, игравшие на тротуаре, даже не подозревали, что присутствуют при выезде прокуратуры на место преступления. В такое светлое утро все выглядело довольно будничным. Помощник прокурора вынул из кармана золотой портсигар и машинально протянул его Мегрэ, хотя у того во рту была трубка.

— Ах, извините, совсем забыл…

Это был высокий, худощавый элегантный блондин, и комиссар в который раз подумал, что так выглядят многие сотрудники прокуратуры. Зато судья Данцигер, приземистый толстячок, одет был совсем без изыска.

— Ну что, вперед, господа?

Они двинулись по неровно вымощенному спуску и остановились у самой воды неподалеку от баржи.

— Вот эта?

Мегрэ был осведомлен не лучше своих спутников. Утром он прочел в суточном отчете краткое изложение всех ночных происшествий, а полчаса назад раздался телефонный звонок: его просили присутствовать при выезде прокуратуры.

Он не возражал. Приятно было снова оказаться в привычной обстановке, в той среде, где ему неоднократно случалось бывать. Все пятеро направились к самоходной барже, с которой на берег была переброшена доска.

Рослый блондин сделал несколько шагов им навстречу.

— Давайте руку, — сказал он помощнику прокурора, который шел первым. — Так оно будет безопаснее. Верно?

Он говорил с ярко выраженным фламандским акцентом, а резкими чертами лица, голубыми глазами, крупными руками и манерой двигаться походил на бельгийских гонщиков-велосипедистов, когда те после соревнований давали интервью журналистам.

Здесь, у самой реки, грохот подъемного крана, выгружавшего песок, казался еще сильнее.

— Вас зовут Жозеф ван Гут? — спросил Мегрэ, мельком взглянув на листок бумаги.

— Да, месье. Жеф ван Гут.

— Вы владелец этого судна?

— Ну конечно я, месье. А кто же еще?

Из каюты пахло чем-то вкусным. Внизу, у самого трапа, выстланного пестрым линолеумом, ходила взад-вперед молоденькая женщина.

Мегрэ кивнул на ребенка в колыбельке:

— Ваш сын?

— Нет, месье, не сын, а дочка. Назвали Иоландой. Мою сестру тоже зовут Иоланда, и она стала крестной…

Но тут счел нужным вмешаться помощник прокурора, предварительно знаком велев секретарю записывать.

— Расскажите нам, что произошло.

— Ну, я его выловил, а вон тот, с соседней баржи, мне помог…

Жеф показал пальцем на «Пуату», где на корме, опершись на штурвал, стоял мужчина и смотрел в их сторону, словно ожидая своей очереди.

Несколько раз прозвучала сирена, и мимо них вверх по течению медленно прошел буксир, таща за собой четыре баржи. Каждый раз, когда очередная баржа подходила к «Зваарте Зваан», Жеф ван Гут поднимал правую руку в знак приветствия.

— Вы знали утопленника?

— В жизни не видал.

— Давно вы стоите на причале у этой набережной?

— Со вчерашнего вечера. Я иду из Жемона в Руан с грузом шифера… Хотел засветло пройти Париж и заночевать у шлюза в Сюрене… Но вдруг заметил, что двигатель барахлит. Ведь мы, речники, не очень-то любим ночевать в самом Париже. Понимаете?..

Вдали, прямо под мостом, Мегрэ заметил двух или трех бродяг и среди них очень толстую женщину. Ему показалось, что он уже где-то видел ее раньше.

— Как это произошло? Он бросился в воду?

— Вот уж не думаю, месье! Если б он сам бросился в воду, то что бы тогда делали здесь те двое?

— В котором часу это было? Где вы находились в это время? Расскажите нам подробно обо всем, что случилось вечером. Вы стали на якорь у набережной незадолго до наступления темноты?

— Верно.

— Вы обратили внимание на бродягу под мостом?

— Да разве на них обращаешь внимание? Они почти безвылазно там торчат.

— Что вы делали потом?

— Поужинали — Хуберт, Аннеке и я.

— Кто такой Хуберт?

— Мой брат. Мы вместе работаем. Аннеке — моя жена, ее зовут Анна, а по-нашему — Аннеке.

— А потом?

— Мой брат приоделся и отправился на танцы. Дело молодое, верно?

— Сколько ему лет?

— Двадцать два.

— Сейчас он здесь?

— Пошел за продуктами, скоро вернется.

— Чем вы занимались после ужина?

— Стал чинить двигатель и сразу же заметил утечку масла. Ведь я собирался отчалить сегодня утром, вот и пришлось взяться за работу.

Фламандец то и дело бросал на них, каждого по очереди, недоверчивый взгляд, как человек, не привыкший иметь дело с правосудием.

— В котором часу вы закончили?

— Вчера я не успел и доделал утром.

— Где вы находились, когда услышали крики?

Жеф почесал затылок, не отрывая взгляда от широкой, надраенной до блеска палубы.

— Сперва я поднялся сюда, чтобы выкурить папиросу и посмотреть, спит ли Аннеке.

— В котором часу?

— Около десяти, точно не помню.

— Она спала?

— Да, месье. И малышка тоже. Бывает, она плачет по ночам: у нее режутся зубки…

— Потом вы снова спустились чинить мотор?

— Точно.

— В каюте было темно?

— Да, месье, ведь жена спала.

— На палубе тоже?

— Естественно.

— А потом?

— Прошло порядочно времени, потом я услыхал звук мотора — будто неподалеку от баржи затормозила машина…

— И вы не вышли взглянуть?

— Нет, месье. Зачем мне это нужно?

— Дальше…

— Немного погодя слышу: «Плюх!»

— Как будто кто-то упал в воду?

— Да, месье.

— И тогда?..

— Я поднялся по трапу и высунулся из люка.

— И что же вы увидели?

— Двое мужчин бежали к машине…

— Так там стоял автомобиль?

— Да, месье, красный, «Пежо-403».

— Неужели было так светло, что вы смогли его рассмотреть?

— Там на набережной как раз горел фонарь.

— Как выглядели эти двое?

— Тот, что пониже ростом, — широкоплечий, в светлом плаще.

— А другой?

— Мне не удалось хорошенько его разглядеть, потому что он первым сел в машину и сразу же завел мотор.

— Вы не запомнили номерной знак?

— Какой знак?

— Номер на табличке.

— Помню только, что там было две девятки и заканчивался он на семьдесят пять…

— Когда вы услышали крики?

— Как только машина тронулась с места.

— Иначе говоря, прошло какое-то время после того, как человек бросился в воду и закричал? Иначе вы, наверное, услышали бы его крики раньше?

— Думаю, что так, месье. Ведь ночью тише, чем днем.

— А который был час?

— За полночь.

— Кто-нибудь переходил мост?

— Я не смотрел по сторонам.

На набережной, у самого парапета, начали останавливаться прохожие, с интересом наблюдая за происходящим на барже. Мегрэ показалось, что клошары тоже подошли ближе. Кран по-прежнему загребал песок в трюме «Пуату» и ссыпал его в грузовики, подъезжавшие один за другим.

— Он громко кричал?

— Да, месье.

— А что именно он кричал? Звал на помощь, что ли?..

— Просто кричал… Потом крики стихли… Потом…

— Что вы сделали?

— Прыгнул в шлюпку и отвязал ее…

— Вам удалось сразу же разглядеть тонущего?

— Нет, месье, не сразу. Наверное, владелец «Пуату» тоже услышал крики: он бежал по палубе и пытался зацепить что-то багром…

— Продолжайте.

Было видно, что, рассказывая о происшедшем, фламандец старался изо всех сил, но давалось ему это нелегко — на лбу у него появились капельки пота.

— «Здесь, здесь…» — говорил он.

— Кто — он?

— Хозяин «Пуату».

— А вы видели?

— То да, то нет.

— Потому что тело исчезало под водой?

— Да, месье, и его относило течением.

— Вашу шлюпку тоже?

— Да, месье… Сосед прыгнул в нее…

— Владелец «Пуату»?

Жеф вздохнул, очевидно решив, что его собеседники медленно соображают. Ему все представлялось очевидным: должно быть, он не раз в жизни переживал нечто подобное.

— И вы вдвоем вытащили его из воды?

— Да.

— В каком он был состоянии?

— Глаза открыты… А в шлюпке у него началась рвота…

— Он ничего не говорил?

— Нет, месье.

— Он казался испуганным?

— Нет, месье.

— А как он выглядел?

— Да никак. Лежал неподвижно, а вода все вытекала и вытекала у него изо рта…

— И его глаза в это время были открыты?

— Да, месье. Я было подумал, что он умер.

— Вы звали на помощь?

— Нет, месье. Звал не я…

— Ваш приятель с «Пуату»?

— Нет. Кто-то, окликнувший нас с моста.

— Значит, какой-то человек находился тогда на мосту Мари?

— В ту минуту — да. Он спросил нас, не утонул ли кто. Я подтвердил. Тогда он крикнул, что сейчас сообщит полиции.

— И он это сделал?

— Наверное. Потому что немного погодя приехали двое полицейских на велосипедах.

— Дождь уже шел?

— Гроза началась как раз в то время, когда мы втаскивали его на палубу.

— Вашей баржи?

— Да.

— Ваша жена проснулась?

— В каюте горел свет. Набросив пальто, Аннеке смотрела на нас.

— Когда вы обнаружили кровь?

— Когда его положили возле штурвала. Кровь так и хлестала из трещины в его в голове.

— Из трещины?

— Ну, из отверстия… Я не знаю, как вы это называете…

— Полицейские приехали сразу?

— Очень быстро.

— А прохожий, который их вызвал?

— Больше я его не видал.

— Вы с ним знакомы?

— Нет, месье.

В такое солнечное утро трудно было представить себе эту ночную сцену, о которой так подробно рассказывал Жеф ван Гут, тщательно подбирая слова, словно ему приходилось переводить их с фламандского.

— Вам, наверное, известно, что бродягу сначала ударили по голове, а потом уже бросили в воду?

— Так сказал доктор. Один из полицейских сам за ним сбегал. Потом приехала «скорая помощь». Когда раненого увезли, мне пришлось мыть палубу: там натекла большая лужа крови…

— Что же, по-вашему, произошло?

— Не знаю, месье.

— Вы сказали полицейским…

— Сказал то, что думал, только и всего.

— Что именно?

— Что этот тип ночевал под мостом.

— Но прежде вы его не видели?

— Не обращал внимания… Под мостами всегда спят какие-то люди…

— Хорошо. Значит, машина съехала по спуску…

— Красная машина. Это точно!

— И остановилась недалеко от вашей баржи?

Жеф кивнул и указал рукой на берег.

— Мотор у нее работал?

На этот раз он отрицательно покачал головой.

— Но вы услышали шаги?

— Да, месье.

— Их было двое?

— Я увидел двоих, они возвращались к машине…

— А когда они шли к мосту, вы их не видели?

— Тогда я возился внизу с мотором.

— Значит, эти двое, из которых один был в светлом плаще, видимо, оглушили спящего клошара и бросили в Сену. Так?

— Когда я поднялся на палубу, он уже барахтался в воде.

— В медицинском заключении говорится, что потерпевший не мог так размозжить себе голову при падении в воду… Даже если бы он просто упал и ударился о камни…

Ван Гут смотрел на них с таким видом, будто хотел сказать, что уж это его никак не касается.

— Вы не возражаете, если мы побеседуем с вашей женой?

— Я не против, но она все равно вас не поймет, потому что говорит только по-фламандски…

Помощник прокурора взглянул на Мегрэ, как бы спрашивая, нет ли у него вопросов. Комиссар отрицательно покачал головой. Если у него и имелись кое-какие вопросы, то он задаст их позже, когда господа из прокуратуры уедут.

— Когда мы сможем отчалить? — спросил ван Гут.

— Как только подпишете свои показания и сообщите нам, куда вы направляетесь.

— В Руан.

— Вам придется и в дальнейшем держать нас в курсе своих перемещений. Мой секретарь принесет вам бумаги для подписи.

— А когда?..

— Наверное, после полудня.

Подобный ответ явно не удовлетворил ван Гута.

— Кстати, в котором часу вернулся ваш брат?

— Почти сразу, как уехала «скорая помощь».

— Благодарю вас.

Жеф ван Гут снова помог заместителю прокурора и его спутникам пройти по узким сходням, и маленькая группа направилась к мосту, а бродяги, собравшиеся у баржи, отошли на несколько шагов назад.

— Что вы думаете об этом деле, Мегрэ?

— Думаю, все это выглядит странно. На клошаров не так-то часто нападают…

Под сводами моста Мари, возле каменной стены, находилось некое сооружение наподобие собачьей конуры. Бесформенное и полуразвалившееся, оно тем не менее какое-то время служило жильем человеческому существу.

Заметив изумление на лице заместителя прокурора, Мегрэ не выдержал и сказал:

— Такие хибарки имеются под всеми парижскими мостами. Одну из них можете увидеть напротив Дворца правосудия.

— И полиция ничего не предпринимает?

— Если их сносят, они появляются снова, только подальше…

Это причудливое сооружение было сделано из старых ящиков и кусков брезента. Внутри мог поместиться лишь один человек, да и то в позе эмбриона. От соломы, рваных одеял и разбросанных по земле старых газет шел такой смрад, что никакие сквозняки не могли его выветрить.

Месье Паррен опасался дотрагиваться до вещей пострадавшего, и Мегрэ пришлось наклониться, чтобы рассмотреть их ближе.

Жестяной цилиндр с дырками и решеткой, который заменял плиту, еще был покрыт сероватой золой. Рядом лежали неизвестно где подобранные куски древесного угля. Приподняв одеяло, комиссар обнаружил своеобразный клад: две черствые горбушки хлеба, небольшой кусок чесночной колбасы, а рядом, в углу, — книги, заглавия которых он прочел вполголоса:

— «Мудрость» Верлена, «Надгробные речи» Боссюэ…

Мегрэ поднял с земли какой-то журнал, который, должно быть, долго валялся под дождем и был извлечен из мусорного ящика. Оказалось, что это старый номер «Медицинского вестника».

И наконец, разорванная книга, точнее, только вторая часть — «Записки с острова Святой Елены»^[3].

Судья Данцигер выглядел не менее озадаченным, чем представитель прокуратуры.

— Странный подбор литературы, — заметил судья.

— Наверное, случайно попалось, — высказал свое мнение Мегрэ.

Там же, под дырявым одеялом, комиссар нашел кое-какую одежду: серый, весь в заплатах свитер с пятнами краски, вероятно принадлежавший какому-нибудь художнику; брюки из желтоватого тика; войлочные домашние туфли с дырявыми подошвами; пять непарных носков. И наконец, ножницы, одно из лезвий которых было сломано.

— Он умер? — спросил помощник прокурора, по-прежнему держась на почтительном расстоянии, словно боялся набраться блох.

— Час назад, когда я звонил в больницу, был еще жив.

— Врачи думают, он выкарабкается?

— Пытаются спасти… У бедняги проломлен череп, а кроме этого, ему грозит воспаление легких.

Мегрэ машинально катал взад и вперед сломанную детскую коляску, — наверное, бродяга брал ее с собой, когда ходил рыться в мусорных баках. Обернувшись к небольшой группе клошаров, внимательно следивших за его действиями, комиссар по очереди оглядел их всех. Некоторые сразу же отвернулись, а на лицах остальных застыло тупое равнодушие.

— Эй, подойди-ка сюда!.. — подозвал он женщину, поманив ее пальцем.

Если бы все это происходило лет тридцать назад, когда Мегрэ еще служил в отделе охраны уличного порядка, он мог бы назвать каждого по имени, поскольку в то время знал большинство парижских бродяг в лицо.

Впрочем, с тех пор они почти не изменились. Разве что их количество заметно поубавилось.

— Где ты ночуешь?

Женщина улыбнулась, будто желая его задобрить.

— Вон там, — ответила она, указав на мост Луи-Филиппа.

— Ты знаешь человека, которого ночью вытащили из воды?

От нее разило винным перегаром, лицо отекло. Сложив руки на животе, женщина кивнула.

— Мы звали его Тубибом^[4].

— Почему?

— А он из образованных. Говорят, и вправду раньше был врачом.

— Давно он живет под мостами?

— Много лет.

— Сколько?

— Не знаю… Уже потеряла счет годам…

Сказав это, женщина рассмеялась и отбросила с лица седую прядь. Когда она молчала, то выглядела лет на шестьдесят, но стоило ей заговорить, как сразу же становилось заметно, что у нее почти не осталось зубов, и она казалась намного старше. Однако в глазах ее по-прежнему таилась усмешка, и время от времени она оборачивалась к остальным бродягам, как бы призывая их в свидетели.

— Разве не так? — спрашивала она у них.

Те только кивали в ответ, чувствуя себя неуютно в присутствии комиссара и всех щегольски одетых господ.

— Он жил один?

Это снова ее рассмешило.

— А с кем же ему жить?

— Он всегда ночевал под этим мостом?

— Не всегда… Я встречала его и под Новым мостом, а еще раньше — на набережной Берси…

— А на рынке Ле-Аль? — Мегрэ прекрасно знал, что многие клошары ночуют именно там.

— Нет, — ответила женщина.

— Случалось тебе видеть его у мусорных баков?

— Иногда…

Выходит, несмотря на детскую коляску, он не специализировался на макулатуре и тряпье, и этим объяснялось то, что он лег спать так рано.

— Чаще всего он подрабатывал человеком-сэндвичем, живой рекламой.

— А что ты еще о нем знаешь?

— Больше ничего…

— Он когда-нибудь разговаривал с тобой?

— А как же! Ведь я иногда его стригла… Нужно помогать друг другу!

— Он много пил? — Мегрэ понимал бессмысленность этого вопроса: почти все клошары крепко выпивали. — Вино, например?

— Не больше других.

— Насколько много?

— Пьяным я его никогда не видала. Не то что я… — И она засмеялась. — Представьте себе, я вас помню и знаю, что вы не злой. Как-то раз вы меня допрашивали у себя в кабинете… Давно это было, может, лет двадцать назад, когда я еще работала у ворот Сен-Дени…

— Ты ничего не слыхала прошлой ночью?

Она показала рукой на мост Луи-Филиппа, как будто хотела подчеркнуть расстояние, которое отделяло его от моста Мари.

— Слишком далеко…

— И ничего не видела?

— Только фары «скорой помощи»… Я подошла поближе — правда, не очень близко, так как боялась, что меня заметут, — и разглядела, что это и вправду была «скорая помощь»…

— А вы что-нибудь видели? — обратился Мегрэ к трем другим клошарам.

Те испуганно замотали головами.

— Может быть, подойти к владельцу «Пуату»? — предложил помощник прокурора, который чувствовал себя здесь крайне неуютно.

Хозяин «Пуату», совсем не похожий на фламандца, уже поджидал их. Вместе с ним на борту тоже жили жена и дети, хотя баржа принадлежала не ему. Она почти всегда ходила по одному маршруту: от песчаных карьеров в верховьях Сены до Парижа. Звали речника Жюстен Гуле, сорока пяти лет; он был невысокого роста, с плутоватыми глазами и словно прилипшей к губе потухшей сигаретой.

Из-за грохота находившегося неподалеку крана, продолжавшего разгружать песок, приходилось повышать голос.

— Вот ведь занятно! — хмыкнул Гуле.

— Что занятно?

— Да то, что нашлись люди, которые не поленились стукнуть бродягу по башке и швырнуть его в воду.

— Вы их видели?

— Я вообще ничего не видел.

— Где вы находились?

— Когда напали на этого малого? У себя в постели.

— Что вы слышали?

— Слышал, как кто-то вопил.

— А шум машины?

— Может быть. Но наверху, по набережной, вечно мчатся машины, так что я не обратил на это внимания.

— Вы поднялись на палубу?

— Ну да… Как был, в пижаме, даже брюки не успел натянуть.

— А ваша жена?

— Она спросонья спросила: «Куда ты?»

— Что вы увидели с палубы?

— Да ничего… Как всегда, волны Сены. Там, где проходили суда, вода бурлила. Я крикнул: «Эй!» — чтобы клошар ответил и я понял, с какой стороны он барахтается.

— А где в это время находился Жеф ван Гут?

— Фламандец-то? Я потом увидел, что он вышел на палубу баржи… Он как раз отвязывал шлюпку… Когда она проплывала мимо, я спрыгнул туда… Этот тип то всплывал, то исчезал… Фламандец попытался зацепить его моим багром…

— С большим железным крюком на конце?

— Багор как багор.

— А вы не могли случайно разбить ему голову, когда пытались зацепить багром?

— Ну нет!.. В конце концов мы все-таки поддели его за штанину. Я сразу нагнулся и схватил его за ногу.

— Он был без сознания?

— Глаза у него оставались открытыми.

— Он ничего не сказал?

— Из его рта выливалась вода… Потом на барже у фламандца мы заметили, что бедняга весь в крови.

— Полагаю, на этом можно закончить, — вполголоса буркнул помощник прокурора. Вся эта история мало его интересовала.

— Хорошо. Я займусь остальным, — сказал Мегрэ.

— Вы пойдете в больницу?

— Да, прямо сейчас. Врачи говорят, что пройдет много времени, прежде чем он сможет говорить.

— Держите меня в курсе.

— Непременно.

Когда они снова проходили под мостом Мари, Мегрэ сказал Лапуэнту:

— Позвони в комиссариат квартала, пусть пришлют человека.

— А где вы будете, патрон?

— Здесь.

И Мегрэ с серьезным видом пожал руки представителям прокуратуры.

Примечания

1

Компания водных перевозок.

2

«Черный лебедь» (фламанд.).

3

Вероятно, речь идет о сочинении Наполеона I Бонапарта «Максимы и мысли узника Святой Елены».

4

Тубиб (от арабского «тебиб» — ученый) — на французском сленге название врача.