Признание в любви спустя полвека. Лирическая повесть из девяти новелл

Жаскыран Мархатович Исин, 2020

Лирическая повесть о подростке, его мыслях, чувствах и переживаниях, когда его настигла первая любовь. И о его циничных завихрениях, и о том, что вынес он из юности своей, и как он сохранил в себе те добрые начала, что называются верою в любовь. Это рассуждения довольно зрелого мужчины, который, встречая старость, плывет на волнах памяти, взирая на океан, будто на свою юность. События происходят в шестидесятые годы прошлого века в его родном городе Караганде, в тогдашнем «Новом городе». Все герои повести – карагандинцы.

Глава II

Немая музыка души

Немота неумения душит,

а мне нужно так много сказать,

распахнуть для людей свою душу…

Но мой рот неуменьем зажат.

Чьи-то строки кристальные вынесли

людям в дар безупречность звучанья.

Я ж, как раньше, храню свои мысли

в сберегательной кассе молчанья.

(Ю. И. Минералов, написано в 17 лет)

…Изо дня в день глядел он без устали на милые плечи, едва покрытые светлой копной густых каштановых волос. Он рассматривал сидящую фигуру со спины, как портрет Джоконды. Тайком наблюдал каждое ее движение: повороты головы, раскачивания тела, жесты рук. Замечал каждую пуговку, каждую складку ее платья, каждую ее жилку и изгибы спины, каждое шевеление ее плеч и тонкой шеи.

Он ловил мгновения, когда она, устраиваясь поудобнее, меняла позы: сгибала или выпрямляла спину; ложилась на парту, укладывая голову на скрещенные руки или подпирая ладошкой щеку; поднимала или опускала свои плечи, а, особенно, когда она поправляла свои чудесные волосы. Ее предплечья взлетали вверх, как крылья, а тонкие запястья и кисти окунались в волосы, скользили к самому затылку и встряхивали их как гриву, или раздвигали волнистые локоны, или, наоборот собирали их вместе. Тогда ее шея приоткрывалась и была видна нежная кожа, покрытая легким пушком, и тонкие завитушки у самых корней волос: спина ее становилась такой узкой, изящной и тонкой, что от всего этого великолепия сердце мальчишки готово было вырваться из груди!

Конечно, чувства его были наивны и по-детски чисты и в них не было ни страсти, ни вожделения, ни страдания, ни исступления. Было непонятное, волнующее влечение и восторг на грани обожествления своей пассии. Впечатление непостижимости и загадочности сковывало его взор, пространство и время сжималось в пульсирующую точку света, задавая ритмы его трепещущему сердцу. Это была не девушка с картины, она была рядом, живая, теплая, общительная, красивая. Он мог слышать ее, мог заговорить с ней, даже соприкоснуться мог случайно или поймать ее чарующий взгляд!

Что делают школьники, которым нравится девочка? Обычные мальчишки стараются дружить с ней или начинают за ней ухаживать. Другие дергают ее за косичку, дразнят, подставляют ей подножку, и делают всякие гадости. А есть еще и третий вариант — когда мальчишка внешне никак не проявляет своего отношения к девочке, хотя от смятения чувств внутри у него все бурлит и бушует. Это как раз про нашего мальчишку.

Почему же один и тот же мотив приводит их к диаметрально противоположному поведению в отношении к объекту своей симпатии? Это можно объяснить, сравнивая фибры детской души с музыкальными инструментами. Ведь они мертвы, пока их не настроит рука мастера, пока ребенок не станет различать звуки, не научится строить лады, играть гаммы, пока не пройдет уроки гармонии и техники игры. И неважно каким инструментом наделена твоя душа, она начинает слышать и коммуницировать с внешним миром, искать с ним гармонии.

Музыка души рождается разными инструментами: такие самодостаточные инструменты, как фортепиано, скрипка, гитара или голосовые связки человека, способны выражать бесконечную глубину и все оттенки наших чувств; есть и такие, которые передают тончайшие вибрации души в ансамбле с другими инструментами; даже обычный барабанный ритм может привести в состояние экстаза.

Так вот, в первом случае, мы видим мальчика с душевной гармонией, его лира хорошо настроена, сам он знает музыкальную грамоту, как минимум, играет простейшие гаммы, а то и гармонические этюды. А может оказаться, что он так искусно владеет струнами своей души, что способен на создание собственных композиций. Такой мальчик легко настроится на музыкальную волну этой девочки и между ними может возникнуть даже гармония чувств.

А вот балалаечные струны в душе другого мальчишки не строят, потому что он либо не любит этот инструмент, либо у него были плохие учителя, либо ему было неинтересно. Он путается в нотах и, не слыша фальши в своей игре, беспорядочно бьет по струнам, издающим дикий скрип и жалкий визг. И понимая, что играет ни в лад, ни впопад с душевной мелодией девочки, он предвидит тщетность своего музицирования и просто боится ее, боится быть отвергнутым.

Но в этой боязни нет страха унижения и позора, это какой-то животный, бесстыдный страх. Пещерные инстинкты подавляют его скудные музыкальные навыки и из него изрыгаются грязные шумовые потоки и грохоты дикой пляски. Но случаются и чистые звуки, которые все же могут попасть в тональность или душевный ритм девочки, тогда есть шанс, что его примитивный музыкальный язык станет обогащаться извне и приобретать чистые и высокие духовные ноты.

Что касается третьего типа поведения, то он схож со вторым в том, что здесь также присутствует страх быть отвергнутым девочкой, но он свободен от животной агрессии. Это скорее опасения гордеца потерять свое лицо, это — страх больного самолюбия. Это боязнь ошибиться в выборе тональности и музыкальной формы, способной взволновать сердце избранницы. Как правило, это закрытые натуры, генетически наделенные чутким восприятием и богатым чувственным инструментарием, но обойденные вниманием духовных наставников или, наоборот, получившие его в избытке.

В обоих случаях мальчишки обладают тонким внутренним слухом и прекрасными инструментами, они слышат все звуковые оттенки внешнего мира, они понимают все музыкальные переливы настроений девочки, и силятся самостоятельно воспроизвести это на струнах своей души.

В первом случае душевные струны ребят еще девственно чисты и идеально настроены. Правда к ним не приложены инструкции по эксплуатации. А для того, чтобы они слились в красивые аккорды, от звучания которых души этих ребят наполнятся гармонией, ими надо научиться управлять самостоятельно. И на этом пути их ждут такие глубокие потрясения духа, такие колебания внутреннего напряжения, такие разряды душевной энергии, которые смогут вызвать такие вибрации их струн, что по всем фибрам их души будут разливаться чарующие звуки классической музыки.Но это невозможно без доброй воли, самообладания, самоотверженности и самоотдачи человека. Кому-то из них благосклонная фортуна улыбнется, и судьба подарит встречу с девушкой в душе которой таже музыка и они помчатся навстречу друг другу, сливаясь в красивый дуэт еще на самых дальних подступах к любви.

Во втором случае, ребята, как правило, подпадают под влияние мастеров разных творческих стилей и нравственных предпочтений. Побывав в руках разных настройщиков, их духовные музыкальные инструменты — утратили свое первозданное звучание. Поэтому у них возникают дополнительные сложности, связанные с тем, что где-то струны слишком ослаблены, где-то пережаты и готовы лопнуть; где-то западают клавиши или сбились молоточки рояля, пропускают воздух клапаны флейты… Инструменты нуждаются в перенастройке, эталоны звуков утрачены, а в душе еще нет камертона.

Больше того, перед ними встают вопросы выбора или гармоничного смешения разных стилей и жанров музыки. Без решения этих вопросов, все их композиции превращаются в безвкусный музыкальный коктейль, либо теряют свою эмоциональную нагрузку. Как видим, задачи не из простых — их осмысление и решение формируют, наряду с уже перечисленными выше качествами «классиков», такие весьма неоднозначные черты характера, как сдержанность, самодостаточность и самолюбие.

Подбирая мелодии на слух, ошибаясь и спотыкаясь на каждой ноте, они становятся музыкантами — самоучками. В их душе звучат уже собственные импровизации на музыкальные темы девочки. Они упиваются этими музыкальными экзерсисами. Но они звучат только в их душе, они не транслируются во вне, девочка их не слышит.

Парадокс в том, что эта музыка нема, она не коммуницирует, не может вырваться наружу и слиться в унисон или в терцию с голосом в ее сердце. У этой музыки подрезан язык, ее кровью питаются разъедающее души этих ребят чувство ущербного самоучки с самодельной дудкой в руках на ступенях при входе в консерваторию.

Из почвы, окропленной этой кровью, начинает пробиваться сорная трава души, из которой произрастают разные комплексы неполноценности: низкая самооценка и ложное понимание чувства собственного достоинства, душевные метания и всплески самоедства. Этому психотипу полностью соответствовал наш герой. Даже речь его была ущербна. Нет, не в смысле грамотности, а в смысле эмоциональности. Говорил он тихо и глухо, на устных уроках литературы всегда получал тройки, но его спасали сочинения и изложения, благодаря которым он выезжал на итоговую четверку. Он любил чтение, но ему претил дидактизм школьных уроков литературы.

Изредка, когда прочитанное из школьной программы задевало его за живое, он пытался высказать свои ощущения. Как, например, бой с барсом, в лермонтовском стихотворении «Мцыри». Он просто рвался декламировать его в классе, тянул обе руки…, но не случилось. А в выступлениях своих одноклассников он не услышал ни страстного упоения битвой с благородным хищником, ни торжества победы в этом испытании, ни откровения поэта, что Мцыри

«…быть бы мог в краю отцов

Не из последних удальцов».

Другой знаменательный для него литературный урок произошел, когда он подремывал, витая где-то в облаках, и вдруг услышал свою фамилию в требовательной и чуть ехидной интонации учительницы. Он вскочил как ужаленный и также иронично, но вежливо попросил учительницу повторить вопрос. Оказалось, что ему нужно высказать мнение о рассказе Л. Толстого «После балла». К счастью, он читал его и перед его глазами всплыла картина экзекуции беглого солдата-татарина и его собственные зарисовки на эту тему.

Он стал тихо и не очень уверенно излагать сюжет рассказа, а, когда дошел до ключевого эпизода, голос его окреп, слова полились как из рога изобилия, слог приобрел ритмический рисунок тягостного напряжения. Он с упоением живописал жестокость наказания прохождением сквозь строй, свист взлетающих шпицрутенов, окровавленную спину, рванные раны и искаженное от боли лицо солдата. Учительница, вытаращив глаза, обескуражено смотрела на ученика и опасливо приближаясь к нему, с дрожью в голосе, повторяла «достаточно, достаточно…».

После этого случая, Нина Ивановна (учитель литературы) никогда не пыталась выяснять литературные суждения этого ученика. Да и он больше не стремился откровенничать и делиться своими чувствами. Ведь он увидел тогда, безразличие преобладающего большинства класса, а у остальных в глазах стоял либо брезгливый ужас, либо немой вопрос «Не псих ли он?». И еще несколько удивленных и любопытных взглядов — но в них не было сопереживания.

Это был 8 класс, он уже был по уши влюблен в ту девочку, но не искал ее взгляда, боясь в ответ не встретить ни душевного восприятия, ни даже любопытства. А если эти сомнения, мешавшие его взору устремиться к ней, оказались бы напрасными? А что, если бы там его ожидал понимающий и сочувствующий взгляд? И если бы сила этого эмоционального контакта, сподвигла его к открытому общению, кто знает, все могло случиться. Уж слишком много было этих «если бы»!

Не знал мальчишка, что мужчины любят глазами, а женщины-ушами. Не знал, что, к музыке души нужно писать слова и в полный голос петь свою песню любви!