На обочине мироздания

Жан Лавлейс

История Мари Леклер, юной красавицы и наследницы влиятельного островного аристократа, которая после возвращения в родные края на время летних каникул начала замечать в привычной реальности странности. Ее недолгая жизнь прошла в беспечности и любви, поэтому Мари после встречи с Венсаном, полным притягательной загадочности юноши, было по-настоящему удивительным запечатлеть отчетливое чувство дежавю, а затем и узнать о страшной тайне тех, кто был заточен на райском острове целую вечность. Вечность, разделенную на двоих, словно само время от его истока сделалось ловушкой.

Глава 1

На пятый час после вылета из международного аэропорта имени Р. Рейгана в округлых стенках иллюминаторов показался привычно каменистый берег живописного острова, затерянного где-то посреди Карибского моря на удалении порядка семисот километров от солнечной Гаваны. Выдающиеся навстречу волнам скалы, как и всякий раз до этого, отозвались тихим восторгом в больших как само море голубых глазах Мари Леклер, ведь за последний год, проведенный вдали от дома, она так истосковалась по родным пейзажам и будничному шуму улиц Руана.

— Жемчужина архипелага маркиза Ламберта, — заключила приветственно девушка, когда бортпроводник предложил забрать бокал с недопитым соком, на что Мари ответила отказом, и излишне внимательный к пассажирам первого класса мужчина в однотонном костюме удалился, предварительно откланявшись.

Авиалайнер серебрился среди дымки редких облаков, а юная девушка в громоздком кресле, накручивая задумчиво своими тонкими пальцами прямящиеся привычно локоны светлых волос, все наблюдала завороженно за зелеными пятнами застеливших южную оконечность острова лугов и прерывистыми полосами чайных плантаций.

Мари всегда особенно нравился здешний чай, хотя скорее причиной было проведенное за долгими прогулами среди плантаций время в детстве, когда горячо любимый отец брал ее с собой на объезды семейных угодий. Леклеры сохранили за собой значительную долю земли на острове даже после того как Руан получил формальную независимость от французского мандата, хотя их род, уходящий корнями ко двору Генриха IV, занимался чаеводством и во времена испанского владычества.

Мари обратила внимание, как на экране смартфона после затяжного молчания появилось сообщение от Хосе Леона де Виньялеса, дворецкого, означающего появление связи и скорое завершение перелета. Она также знала, что следом авиалайнер полетит в Рим, а уже по возвращении из Италии направиться в США, поскольку отец семейства предпочел провести в Европе еще одну неделю, позволив дочери под опекой верного слуги насладиться свободной жизнью, словно бы в счет ее прилежному обучению.

Наконец, пилот-американец известил пассажиров о скорой посадке, и самолет, выпустив размашисто шасси, коснулся торжественно раскаленного бетона и следом промчался по взлетно-посадочной полосе, заставив двигатели в реверсном режиме громогласно зареветь. Авиалайнер прополз к терминалу старомодного аэропорта, и Мари в легком платьице в цвет ее светлых волос и с сумочкой на плечах покинула борт в первых рядах. Экипаж по такому случаю даже расстелил короткую ковровую дорожку у дверей, а обходительный капитан вышел из кабины, чтобы лично проводить почтенных пассажиров взглядом.

Первые шаги после длительного перелета даже в кроссовках дались Мари нелегко, однако простые интерьеры здания вдруг после долгой разлуки показались девушке особенно милы, хотя она допускала, что этот чувство возникло в предвкушении скорой встречи с домом и дорогими сердцу друзьями. Мари Леклер спустилась по лестнице и удивленно завидела среди высоких безынтересных квадратных колонн главного холла знакомую фигуру Исабель Иглесиас, первой красавицы города и по совместительству ее подруги детства.

— Мари, — прокричала издали своим певчим голоском Исабель в пестром платье на смуглой коже, ребячески помахав несколько раз тонкой рукой. — Или вашингтонская львица меня больше не замечает? — шутливо добавила она и бросилась навстречу в своих открытых туфельках, чтобы приобнять дорогую подругу.

— Боюсь не выдержать конкуренции с первой красавицей Руана, — отозвалась сквозь очаровательную улыбку на веснушчатом лице Леклер, поймав на себе обольстительный и неповторимый взгляд Иглесиас.

— И всего архипелага, — с напускной важностью поправила Исабель, выпустив, наконец, девушку из объятий, косы ее темных волос в тени просторного холла встормошил робко прохладный ветер.

Обе подруги удалились следом от немногочисленной толпы пассажиров, пальмовая аллея за широким во всю высоту здания окном золотилась в лучах полуденного солнца, пока смуглый островитянин в лакейском наряде с нелепыми манжетами, стоя на приставленной к стволу дерева лестнице, искусно подрезал листья.

— Не думала, что встречу тебя здесь и раньше дяди Хосе, — призналась улыбчиво Мари, подол ее длинного однотонного платья также встормошил бережно ветер, даже после многочасового перелета девушка не хотела покидать прохладного помещения аэропорта и чувствовать на себе жар знойного дня.

— Мне пришлось уговорить его позволить нам встретиться раньше.

— Словно бы у тебя нет других забот, — усмехнулась Леклер, намекая на бурный нрав Иглесиас, которой, впрочем, многие прощают за красоту, а отец — из-за своей любви к единственной дочери.

— Папеньку было проще убедить отпустить меня к тебе вместе с дядей Хосе, — согласилась сразу Исабель, назвав дядей дворецкого, потому что она тоже знала его с малых лет.

В эту минуту Мари показалось, что ее своенравной подруге было трудно устоять на одном месте, от чего она в своих легких туфельках непредумышленно перебирала с ноги на ногу.

— Он отправил мне сообщение еще на подлете к острову, — сказала Леклер, вспомнив про телефон. — Должно быть, дяде Хосе следует отчитаться перед папенькой, — заключила вслух несколько стеснительно светловолосая девушка, когда островитянин в саду перед терминалом закончил ухаживать за деревьями и убрал длинные ножницы за пояс лакейского наряда на манер солдатских мундиров времен мексиканской войны за независимость от испанской короны.

— Дядя Хосе тоже ждал этой встречи, — призналась Исабель, зная, что из всей прислуги Мари не испытывала стеснения только с доверенным дворецким, которого по праву считала частью семейства.

Подруги покинули здание аэропорта и сразу за аллеей стриженых пальм на парковке застали гротескный старомодный, но от этого еще более элегантный лимузин в цвет черного глянца, возле которого стоял в рубашке дворецкий. Даже аккуратные густые усы не могли скрыть засиявшей на его смуглом лице улыбки.

— Госпожа Леклер, рад снова видеть вас на острове, — выговорил с фальшивой формальностью в голосе Хосе и учтиво приоткрыл длинную заднюю дверь.

— Дядя Хосе, как же давно я вас не видела, — сорвалось искренне с уст растроганной девушки, после чего она обняла Леона де Виньялеса, упав головой ему на грудь, оттенок его безупречной рубашки словно нарочно совпадал с цветом нежных волос госпожи.

— Я тоже соскучился, сеньорита Мари, — признался по-отечески дворецкий, служивший еще у ее деда и воспитывающий ее отца лет с двенадцати лет, после чего сделал короткий шаг назад.

Исабель одного роста с Хосе наблюдала за сценой со стороны, пока до пустующей парковки доносился из рощи европейских деревьев приглушенный шепот листьев, неповторимый каждую минуту своего чистого звучания, точно бы они тоже изъяснялись на языке господ.

— Прошу садиться, ведь вы утомились в перелете, — предложил дворецкий, и подруги уселись на заднем кресле, шторка в перегородке перед ними оставалась открытой всегда.

Автомобиль с торжественным видом тронулся с места и выехал на дорогу по направлению к Руану, единственному крупному порту во всем архипелаге маркиза Ламберта.

— Мне не терпится узнать, что произошло в городе, пока меня не было, — сказала Мари, голубые глаза от матери в тени салона казались бездонными, а фальшивый доверчивый взгляд от отца подкупал еще больше.

— Полагаю, об этом лучше спросить госпожу Исабель, — признался водитель, сделав отчетливый намек на дочь мэра, которая в пестром платье сейчас сидела на заднем кресле вместе с Леклер.

— Ровным счетом ничего не изменилось, все как и во все года до этого: жизнь на острове протекает неторопливо от сиесты до сиесты, — заверила ласково Иглесиас.

За окном проплывали дикие тропические леса, от чего Мари порой казалось, что из кустов мангровых деревьев на дорогу выскочат аборигены с копьями в руках, словно бы все они сейчас оказались в приключенческом романе о временах покорения дальних земель и авантюрных путешествиях в поисках мифической эльдорадо.

— Хотя я бы могла тебе все показать, когда мы окажемся в Руане, — обратилась игриво к дорогой подруге снова Исабель.

— Боюсь, перелет мог утомить госпожу Мари, тем более ваш отец, дон Жозеф, поручил мне приглядывать за вами эти две недели, — возразил сразу дворецкий, посмотрев на обоих полным почтения взглядом через зеркало заднего вида.

— Это же вовсе не означает, что я должна провести все эти дни до возвращения папеньки в стенах дома, — произнесла несколько стеснительно Мари, в тени салона веснушки на ее миловидном лице и на курносом носу походили более на темные точки родинок, над чем в детстве часто любила подшучивать Исабель.

— Конечно, но я отвечаю за вас перед вашим отцом, — справедливо добавил Леон, пока роскошный лимузин мчался по пустующей дороге.

Аэропорт находился на значительном удалении от побережья, потому что был построен на месте бывшей перевалочной авиабазы ВВС Франции.

— Дядя Хосе, вы же знаете, что со мной с Мари ничего плохого не случиться, — поручилась с наигранной рассудительностью Иглесиас. — Конечно, после возвращения нужно нанести визит и ко мне домой, проведать папеньку, — уверяла, одним жестом кокетливо оправив пряди темных волос, девушка в пестром.

— Я знаю вас слишком давно, чтобы просто так в это поверить, — шутливо возразил Хосе, зная, что был прав, ведь нрав Исабель позволял ей попадать в интересные ситуации с завидной регулярностью.

— Ну, добрый дядя Хосе, — промурлыкала ребячески Иглесиас, Мари знала, что это обращение из уст подруги почти всегда обезоруживало старика, хотя дворецкий и без этого осознавал, что ему не удастся запереть госпожу под ключ в особняке, поэтому был готов к подобным выходкам.

— Но для начала госпоже Мари следует появиться дома и привести себя в порядок после перелета, — сказал уклончиво водитель, а Леклер вдруг показалось, что ее дорогой подруге в это мгновенье пришлось приложить усилия, чтобы не закричать от восторга.

— Милая Мари, ты же еще помнишь, как прекрасен в летнюю пору Руан? — говорила беззаботно девушка в пестром платье на хрупких плечах, словно бы каждое движение и жест Исабель дышал звонкой жизнью, а от аромата ее духов веяло цветущей юностью.

— Боюсь, что даже серость столицы бюрократов не заставит меня забыть о живописных пейзажах родного края, — призналась Мари, зная, что Леону де Виньялесу одно время назад приходилось часто бывать там по служебной надобности.

— Дядя Хосе, вы же однажды часто рассказывали, что вам приходилось бывать в Лэнгли, — вспомнила вдруг Иглесиас, гротескный лимузин со свистом проносился по раскаленному асфальту. — Когда срок молчания подошел к концу.

— Тогда ЦРУ потребовались мои старые связи на Кубе, хотя это едва ли помогло им свергнуть Кастро после смерти очередного генсека в Москве, — придался следом воспоминаниям о своей молодости Леон.

Дом Леклеров принял Хосе к себе на службу после увольнения разведки: отдел под его руководством допустил серьезную ошибку, от чего он был разжалован и отправлен на почетную пенсию, где он рассчитывал доживать свой век на далеком острове, попивая ром и загорая на пляже, но своими заслугами заинтересовал Анри Леклера, покойного деда Мари. Дальновидность Анри полностью оправдала это решение, поскольку в неспокойные годы перед провозглашением формальной независимости Хосе Леон де Виньялес помимо домоправителя был личным телохранителем малолетнего Жозефа Леклера, отца Мари, хотя сейчас ему уже не требовалось носить при себе пару пистолетов.

— Одна моя знакомая по университету тоже из Лэнгли, — рассказала беспечно Мари, крошечная сумочка теперь лежала на ее ногах, а тонкие пальцы одной руки утонули в бледных прядях ее волос.

— Вот как, выходит, что она тоже из ЦРУ? — усмехнулась ласковым смехом Исабель, заставив старого водителя перед ними улыбнуться.

Внезапно гротескный лимузин стал стремительно терять скорость, а из-под длинного капота повалил дым, что заставил насторожившегося дворецкого найти ногами педаль тормоза, обе девушки непредумышленно поймали друг друга за руки, словно бы их прикосновение могло уберечь хоть от чего-нибудь. Мари зажмурила глаза, и в следующее мгновенье автомобиль замер посреди пустой дороги у диких зарослей.

— Санта Мария, я ведь проверил машину за пару дней до возвращения юной госпожи, — выругался сдержанно Хосе, коснувшись своих густых усов, он делал так всякий раз, когда злился, словно бы проверяя наличие клыков перед схваткой.

— Неужели Q подвел с «Астон-Мартином»? — усмехнулась по-доброму сеньорита Иглесиас, сравнив дворецкого с персонажем одной известного кинофраншизы, хотя от части этот комментарий был вполне справедлив.

— Твои слова остры, как и лезвие ножа, — заметила Леклер и отпустила ладонь обворожительной подруги.

Водитель, наказав пассажирам оставаться в тени салона, открыл длинные передние двери лимузина и ступил на обжигающий асфальт, из-под продолговатого капота вздымались клубы дыма.

— Связи нет, — констатировала вслух Исабель, смотря в чащу дикого леса сразу за низким ограждением безлюдного шоссе.

— Я ведь совсем забыла, что вместе с тобой всегда что-то идет не по плану, — жаловалась по-доброму Мари, чем заставила Иглесиас изобразить насмешливо на своем лице опечаленную гримасу и посмотреть на подругу обезоруживающим взглядом, которым она овладела в совершенстве еще в далеком детстве.

Хладнокровный Хосе Леон де Виньялес в темном пиджаке поверх рубашки приоткрыл капот и запечатлел перед собой удручающую картину. Эта поломка могла запросто похоронить семейную реликвию, что с каждым годом выглядела только благороднее, а смета за ремонты в последние годы уже превысила стоимость новой модели, которые Жозеф Леклер считал безвкусицей.

— Боюсь, какое-то время нам придется прождать попутную машину, — признал неохотно дворецкий, чья фигура вместе с гробом старомодного лимузина на асфальте посреди зеленеющей буйством красок чащи казалась неестественной.

— Пожалуй, нам стоит запросить у ЦРУ эвакуацию, — выдохнула несколько насмешливо Исабель, приспустив широкое окно возле себя, а Мари открыла двери и предпочла выйти наружу.

— Мне жаль, госпожа Мари, — заверил растерянно старый слуга, легкий ветерок, коснувшись робко белесых струн на голове Леклер, нес с собой солоноватый морской аромат.

— Не стоит, мы оба знаем, что папенька будет бороться за эту машину до последнего, пусть даже она не сможет сдвинуться с места, — сказала стеснительно Мари, остановившись посреди асфальтового полотна, ремонтируемого за счет французской казны по договоренности с мэрией Руана, подобному решению во много поспособствовал Алехандро Иглесиас, отец Исабель и близкий друг семейства Леклеров.

— Вот уж не думала, что во всем архипелаге придется однажды ехать автостопом, — усмехнулась снова Исабель, выскочив на дорогу рядом с подругой и дворецким, что снял со своих плеч пиджак и остался в рубашке.

— Для нас будет большим счастьем, если здесь до следующего утра проедет хотя бы одна машина, — поддержал своенравную пассажирку Хосе, чем заставил Иглесиас в пестром платье по-кошачьи зажмуриться и вытянуть свои тонкие руки к небу, словно бы всецело приняв обстоятельства и наслаждаясь лучами яркого солнца в августовском небе.

— Благо, весь багажник заставлен бутылками со свежевыжатым соком и крепким ромом, которые этим вечером я хотел занести в погреб под кухней, — сообщил обнадеживающе дворецкий, однотонное платье его госпожи серебрилось среди пестрой палитры лесной чащи.

— Не стану трогать папин ром без его ведома, — заверила дядю Хосе Мари, направившись к дверям багажника, пока беспечная Исабель принялась напевать какую-то простую мелодию, одну из тех, что подруги разучивали в детстве с учителем по музыке.

— Ведь ты никогда не любила эти уроки, — заметила Леклер, предприняв попытку поднять тяжелую крышку гроба, что не поддалась ее усилиям. — В особенности — виолончель.

— Но уроки не прошли задаром, — пропела с усмешкой в голосе в меру легкомысленная Исабель, багажник перед фигурой героини открылся только с появлением манерного дворецкого.

Хосе Леон де Виньялес вытащил пару высоких бокалов и наполнил их соком абрикоса, после чего передал в руки юных дам, те ответили словами благодарности.

— На соседнем острове научились делать сносный сок, хотя до этого получался мятый фрукт в сиропе, — констатировал смело водитель, коснувшись губами собственного бокала.

— Боюсь, если мы откроем ром, то наши шансы поймать машину в этот час возрастут многократно, — говорила Исабель, распустив свои косы не без помощи Мари, локоны ее темных волос мгновенно взвил ветер.

— Дядя Хосе, подобное случалось с вами во время операций на Кубе? — поинтересовалась задумчиво Леклер, и на лице дворецкого появилась многозначительная полуулыбка, точно бы после слов своей госпожи перед его усталыми глазами возникли эпизоды его службы на острие холодной войны.

— Милая Мари, — выдохнула с наигранной застенчивостью Иглесиас и добавила, словно бросая вызов: — Ты же знаешь, что нам с тобой дядя Хосе об этом никогда не говорит.

— При всем уважении, сеньорита Исабель, меня подобным трюком точно не разговорить, — заверил по-отечески Леон, его пиджак теперь лежал на двери багажника.

Фигуры всех троих стояли возле машины неподвижно со стеклянными бокалами в руках, словно бы застыв в созерцании незримого вдохновенного полотна, нарисовавшегося шепотом колышущихся листьев мангровых деревьев.

— А если просто спросить без всякого тайного умысла? — поинтересовалась искренне хрупкая Мари, безбрежные озера ее голубых глаз вновь взглянули на Хосе и следом застыли на золотящемся стекле бокала в его руках.

— Мы поделились на две группы и, попросту бросив машину в лесу, направились к побережью, где нас ожидал британский спецназ на катерах. Отчаянные солдаты и падкие на неоправданный риск, — рассказал задумчиво Леон, когда-то он по просьбе папеньки Мари поделился этой историей и с ним, но, как и сейчас предпочел умолчать, что до побережья свозь густые заросли добралась только одна группа. Другая половина отряда из числа местных повстанцев, так и не добравшись до точки эвакуации, навечно осталась в джунглях.

— Надеюсь, вы не предлагаете бросить лимузин с ромом, — попыталась разбавить напряжение Исабель, зная, что даже в случае неудачи ее простят.

— До утра ее все равно никто не встретит, — уверил справедливо Хосе, как вдруг все трое заметили вдали приближающийся силуэт автомобиля, в наружности которого не было ни тени старины.

— Выходит, что мы спасены, — усмехнулась несерьезно Исабель и принялась размахивать приветственно свободной от бокала рукой, невольно пританцовывая пяткой в открытой туфельке в такт движений.

— Это, конечно, не британский спецназ, но нас вполне устроит, — сказала Леклер, когда автомобиль красного цвета хищнически замедлился по мере приближения к стоянке всех троих героев во главе с Хосе Леоном де Виньялесом.

— Правда, тогда от нас не требовалось сберечь целый багажник с бутылками свежевыжатого сока и любимого вашим отцом рома, моя госпожа, — заметил с легкой усмешкой в голосе дворецкий.

Красный, как из рекламы, двухместный автомобиль остановился в десяти метрах от лимузина, и из отворившейся двери показалась фигура статного юноши с благородными русыми волосами в безупречном наряде, своими добрыми глазами с несколько насмешливым взглядом незнакомец поприветствовал Мари.

— Вы наш принц на белом коне? — в своей манере завязала разговор сеньорита Исабель, опередив Хосе.

— На красном, — поправил юноша, черты лица которого выдавали в нем европейца, к тому же Иглесиас ни разу не видела его в небольшом Руане. — Заметил вас и подумал, что с вашей машиной что-то стряслось посреди этой глуши.

— Верно, двигатель заклинило, — сообщил сразу дворецкий, пожав руку незнакомцу, и представился: — Леон де Виньялес, домоправитель семьи Леклеров.

— Очень приятно. Венсан Сойер, просто хороший человек, — ответил с легкой нотой вальяжности юноша в выглаженной белой рубашке, словно бы зная реплики заранее.

— Мари Леклер, — представилась стеснительно героиня и по светской привычке подала свою ладонь вперед, чем заставила Венсана, выглядевшего старше ее на несколько лет, изящно притянуть ее к себе в странном поклоне и прикоснуться к ней губами, будто вся эта сцена разворачивалась в киноленте о европейском монаршем дворе времен галантного века.

— Исабель Иглесиас, — вынуждена была повторить вслед за подругой дочь мэра, от чего сказанная ей ранее фраза заставила Исабель даже покраснеть, чего не происходило почти никогда, ведь она еще не научилась делать этого по одной своей прихоти забавы ради.

— Выходит, что я совсем не зря сделал остановку, — произнес незнакомец, выпустив ладонь юной Исабель.

— Если вы в действительности принц, то попрошу сотворить чудо и помочь завести лимузин, — перешел к делу Хосе, темноватый пиджак теперь повис на его плечах.

— Если в это сделаете, то я отдам вам свой бокал с абрикосовым соком, — поспешила поднять ставку ребячески Мари.

— Примерю на себя роль разбойника и попрошу в счет оплаты ваш поцелуй, — отшутился юноша.

— Выходит, что вы и не принц вовсе, хотя и остановились только ради меня, — протестовала сеньорита Исабель, своей улыбкой умилив всех остальных.

— Наверное, вы правы, не стоило мне быть столь бесцеремонным, — сдался Венсан и вместе с Хосе, наконец, прошагал к приоткрытому капоту лимузина, откуда еще поднимались клубы дыма.

— Полагаю, для главы семейства Леклеров эта машина значит слишком многое, чтобы попросту отправить ее на свалку, а не тратиться на постоянные ремонты, — прокомментировал внимательный Сойер.

— Ваша проницательность не оставляет этому бедствию и шанса, — выговорил отстраненно дворецкий, понимая, что от ремонта на дороге лимузин явно не поедет, однако Венсан, засучив рукав белоснежной рубашки, засунул руку под охладевший за время остановки шланг и поддел затертый ремень, чтобы следом надеть его на зубья шестерни.

— Деталей для этого лимузина уже давно не выпускают, а современные реплики порой не совпадают по размерам, от чего изнашивание происходи почти мгновенно, — заключил юноша, черный глянец лимузина горел и серебрился в лучах палящего солнца.

— Я попробую завести, — произнес удивленно Леон де Виньялес, закрыв капот, и удалился.

Манерный юноша предусмотрительно сделал несколько шагов в сторону от направления движения лимузина, Мари и Исабель стояли неподвижно рядом с ним, бокалы в их руках вновь были полны прохладительных напитков.

— Платок, — предложила сразу Леклер, когда запечатлела почерневшую от пыли ладонь незнакомца, и вытащила изящно из сумочки белоснежное шелковое полотнище, чьей парус взвил порыв прохладного ветра.

— Благодарю, вот только мне жаль пятнать чистый шелк, — признался Венсан, но вытер ладони и оправил рукав рубашки, после чего со всей аккуратностью свернул платок и протянул стеснительной Мари.

— Оставьте у себя: вы заслужили, — заверила ласково девушка, даже сейчас одинокий парус в ладонях незнакомца таял терпким цветочным ароматом духов с отчетливой бархатистой нотой вишни.

— Знаешь, а я ведь нигде не встречала этого разбойника, — сказала вслух, словно бы обратившись только к подруге, сеньорита Исабель, чем заставила обоих улыбнуться, улыбка на приятном лице Венсана казалась многозначительной.

— Верно, вы не часто бываете в Руанском университете, — предположил вслух юноша, шелковый платок теперь лежал в кармане его брюк.

— Удивительно, — выдохнула насмешливо Иглесиас, стоя в паре шагов от юноши, каждый ее комментарий казался остроумным и легкомысленным одновременно. — Но мне кажется, что я знакома там со всеми.

— Я здесь недавно и ненадолго: практикант из Лиссабона, — сообщил Венсан Сойер, ростом он был на полголовы выше Мари, но чуть ниже высокой благодаря своим малозаметным каблукам высотой в два пальца Исабель. — Полагаю, руководству университета срочно понадобился повод растратить гранды, поэтому они не придумали ничего лучше, чем отправить студентов на солнечные пляжи островов центральной Америки, — добавил рассудительно европеец, пока дворецкий завершал последние приготовления, словно бы не желая мешать беседе.

— Вот как, тогда могу предложить вам прийти на студенческую вечеринку сегодня вечером, — сделала предложение Исабель, Мари знала, что ее подруга может себе запросто позволить не явиться туда вовсе.

— Знаете, вечерами небо над архипелагом всегда чистое, поэтому я хочу понаблюдать за звездами, — отказался таинственно Венсан, добрые глаза его в эту минуту выражали в ласково взгляде некоторую надменность.

Роскошный лимузин перед фигурами всех троих загудел в здоровом ритме, оборвав нить непринужденной беседы, к глубокому удивлению Леона, дым из-под капота более не вздымался.

— Да вы, господин Сойер, настоящий волшебник, — вынужден был признать вслух Хосе, доверенный дворецкий вышел из лимузина к остальным, асфальтовое полотно под ногами было раскалено.

— Надеюсь, моего платка в счет оплаты вам будет достаточно, — отшутилась Леклер.

— Конечно, ведь я с ваших слов просто разбойник, — несерьезно ответил Венсан, локоны его пышных светлых волос были искусно расчесаны, выдавая в нем педанта до вопросов внешности, хотя это впечатление и могло показаться обманчивым.

Герои, наконец, расстались, и железный конь красного цвета, исчезнув вскоре за протяженным поворотом среди стволов высоких деревьев, оставил лимузин семейства Леклеров. Лишь чистый рев из-под капота доносился еще какое-то время до них эхом прошедшего разговора.

— Дядя Хосе, вы ведь умышленно не стали прерывать наш разговор? — спросила напрямую без тени укора Мари.

— Конечно, моя госпожа, — признался сразу с легкой улыбкой дворецкий. — Своими манерами он показался мне похожим на сеньориту Исабель, к тому же я не был уверен, что двигатель вообще запуститься, — объяснился Леон де Виньялес, пока за окнами гротескного лимузина проносились заросли диких джунглей.

— Дядя Хосе, вам просто показалось: он глаз не спускал с милой Мари, — принялась шутливо сплетничать своенравная Иглесиас, завидев на бледной коже своей застенчивой подруги алые пятна, локоны ее светлых волос предусмотрительно прикрыли щеки и веснушки. — Уже представляю, как этот приятный юноша будет вспоминать о ней, когда снова взглянет на шелковый платок, — рассмеялась ребячески Исабель, своим обольстительным взглядом смотря на Мари.

Леклер из окон машины возле себя завидела среди редких облаков серебрящееся тело взлетевшего устало авиалайнера, что устремился к старому свету. Она вдруг вспомнила, как когда-то одним из вечеров Алехандро Иглесиас за семейным ужином в доме Леклеров упоминал, что международный аэропорт действует на архипелаге только по договоренности с Парижской дипломатией, согласно которой в Руане базируются суда ВМС Франции.

Роскошный лимузин на полном ходу выскочил из чащи и, пронесся через реку по старому арочному мосту, сразу за которым протянулись на холмах живописные чайные плантации. Среди рядов зеленых кустов проглядывались редкие фигуры смуглых островитян в пестрых одеждах и широких соломенных шляпах, что трудились под палящим солнцем в ожидании скорой сиесты, когда они смогут скрыться от опасного зноя в тени под крышами деревянных домиков.

Перед глазами немногословной Мари вдруг пронеслись обрывочные воспоминания о временах, когда отец брал ее с собой на объезды плантаций, она в простом затертом платье весело садилась на заднее кресло армейского внедорожника вместе с дворецким. Жозеф Леклер учил горячо любимую дочь премудростям семейного дела, как когда-то это делал его отец — Анри, от этого Мари могла похвастаться обширными знаниями различных видов чая, обычаями и тонкостями употребления этого напитка у многих народов, а также распознать место, где чай был выращен, только по вкусу и запаху, однако в обыденной жизни она предпочитала сок или кофе.

— Дорогая Мари, как жаль, что мы теперь живем порознь, — выдохнула мечтательно сеньорита Исабель, когда лимузин пронесся по дороге у побережья, где в зданиях бывшего колониального дворца расположился кампус Руанского университета, где получали образование студенты со всего архипелага маркиза Ламберта.

Прекрасные фасады дворца белели мраморными колоннами в лучах солнца, благородная аллея лиственниц, завезенных из старого света, шуршала нежно своими пышными кронами, а у чугунной изгороди протянулся чистый песчаный пляж, омываемый теплыми волнами бескрайнего моря. Рябь безмятежного голубого глянца одного оттенка с чудесными глазами Мари переливалась игриво в растекающихся солнечных бликах, а в некотором удалении от берега вздымались к беспредельно чистому небу молчаливые мраморные айсберги скал, куда любили плавать студенты.

— Тогда я бы точно научилась стоять на доске, — заверила подругу Мари, через опушенное окно со стороны Исабель в салон проник неописуемый морской аромат, университет мог претендовать на звание самого живописного.

Девушка знала, что Алехандро Иглесиас не смог найти в себе силы отпустить любимую дочь за пределы архипелага, в государстве которого он фактически был бессменным президентом с полномочиями колониального губернатора под охраной французской метрополии.

— Бальмонт, твой обожатель, точно тебя в этом научит, — с усмешкой упомянула фамилию давнего ухажера Мари Исабель, заставив подругу рассмеяться. — Или все твои мысли заняты этим милым разбойником? — с дружеской насмешкой спросила напрямую Иглесиас.

— Перестань, дорогая, — говорила весело Леклер. — Лучше я больше никогда не увижу моря, чем буду снова говорить с этим Бальмонтом, — объяснилась она, от чего даже старый дворецкий улыбнулся беспечности своих юных господ.

— О чем я и говорила: Венсан произвел на тебя приятное впечатление, — не унималась Исабель, набегающий через окно ветер изящно тормошил ее распущенные темные волосы.

Гротескный лимузин на полной скорости промчался мимо скалистых врат, предвосхищающих скорое появление на улицах солнечного Руана, Мари знала, что совсем неподалеку за холмом расположилось поместье семьи Морелов, некогда бежавшей с континента мексиканской знати, чье влияние в новом свете, впрочем, за двести лет нисколько не убавилось.

— Добрый дядя Хосе, а что вы думаете об этом иностранце? — поинтересовалась с наигранной наивностью у водителя Исабель.

— Госпожа Исабель, я стараюсь избегать сплетен, — заверил дворецкий, когда автомобиль въехал обрамленную мрамором белокаменной набережной бухту, в самом центре вздымались вверх среди красных черепичных крыш приятных домиков стеклянные башни нескольких небоскребов, что являлись собой подарками французской метрополии, хотя и находились в собственности одного именитого международного банка.

— Дядя Хосе, вы ведь не позволите юным дамам оказаться обманутыми подлым обольстителем в маске добропорядочного юноши? — говорила рассудительно Иглесиас, добиваясь комментария умудренного опытом дворецкого, даже Мари было интересно услышать его слова.

— И вам не жаль своего старика? — поинтересовался с непринужденной усмешкой в голосе Леон, лимузин мчался у ближней к морю линии домов, первые этажи которых были заставлены шумными кафе и ресторанами, веранды под тканевыми зонтиками имелись и на чистых пляжах.

— Было бы и вправду очень интересно услышать ваше мнение, дядя Хосе, — прервала молчание, наконец, полная искренности Мари, своим веснушчатым носом приблизившись к окну возле себя, сразу за которым в тени липовой аллеи протянулись ряды магазинчиков с широкими витринами.

— Этот манерный юноша тоже произвел на меня приятное впечатление, но мне все еще трудно поверить, что ему хватило одного взгляда, чтобы решить нашу проблему, — признался просто Леон де Виньялес, засматриваясь на выстроившиеся в порту силуэты грозных эсминцев под трехцветными полотнищами флагов. — Хотя если я ошибаюсь, и этот подлец вознамериться сделать что-то очень нехорошее моим дорогим господам, то он будет вынужден встретиться с отставным разведчиком, — добавил с шутливой угрозой Хосе, заставив обеих подруг позади себя звонко рассмеяться.

Лимузин оставил центральный проспект, на вершине которого за пальмовой аллеей сада возвышался фасад губернаторского дворца, где с момента провозглашения независимости архипелага располагалась мэрия Руана, и в перерывах между отпусками и светскими приемами трудился старательно над благом островного народа Алехандро Иглесиас.

— Знаете, ведь Мари следует обязательно навестить папеньку, — сказала Исабель, думая прежде всего о том, как бы устроить встречу своей подруги и их нового знакомого, умудренный опытом дворецкий и Мари сразу распознали это в ее словах.

— Я ведь уже слышал о сегодняшней вечеринке, не думаю, что господин Леклер был бы рад об этом узнать, — уверял Хосе, в продолговатом боковом зеркале возле него нашли свое отражение удаляющиеся громады трех небоскребов, фигуры обелисков наливались отраженным от водной ряби лучами света.

— Сеньорита Исабель права, я так давно не появлялась в их доме, — призналась Мари, взгляд ее бездонных голубых глаз выражали доверие к словам дорогой подруги, и этот прием тоже был хорошо известен дворецкому еще по ее отцу.

— Надеюсь, господин мэр найдет время сообщить об этом визите моему шефу, — сдался на своих условиях Хосе, понимая, что шестнадцатилетняя Мари уже не ребенок, которого он все еще видел в ней.

— Для меня вы все еще волшебник, — заверила восторженно Леклер.

В следующие пару минут гротескный лимузин вскарабкался на правую оконечность бухты по извилистому серпантину, где над ровными рядами улиц в гордом одиночестве среди зеленых лугов возвышался двухэтажный особняк Леклеров в старом колониальном стиле. Каменные колонны на манер английских дворцов обрамляли пышные натянутые над чайными беседками бархатные полотнища, а в фасаде угадывались присущие готическим испанским церквям черты, дорога переднего двора между ухоженными лужайками за калиткой была вымощена песчаником.

— Ничего не поменялось в ваше отсутствие? — обратился с ласковой улыбкой к своей госпоже дворецкий.

— Даже фонтан работает исправно, — заметила удивленно из окон машины Мари, лимузин остановился в двадцати шагах от крыльца, обходительный Хосе, выйдя из машины, поспешил отворить задние двери.

— Дорогая, прислуга потрудилась даже выстричь траву и высадить сиреневые агератумы, — восторженно сообщила неравнодушная к цветам Исабель, зная, что Леклер не слишком в них разбирается, густые пятна крошечных лепестков колыхались прямо у ее ног.

— Прислугу сегодня я уже распорядился отпустить, чтобы у вас было время вновь привыкнуть к дому, — сказал своей госпоже внимательный дворецкий, Хосе хорошо помнил, насколько сильно Мари стеснялась прислуги, от чего при случайной встрече с кем-то из их числа часто робела.

Беспечные подруги подбежали к крыльцу дома, в то время как Леон за их спинами одним нажатием на экран смартфона открыл главные двери и зажег огни фонарей и люстр во всех помещениях. Леклер в однотонном платье на своих хрупких плечах повела за собой Иглесиас, и они, миновав лестницу главного холла перед гостиной, оказались у дверей комнаты Мари, словно бы эта сцена происходила много лет назад, когда они были совсем еще детьми.

— Словно весь Руан уместился в этой комнатке, — призналась гостья в пестром платье, предвосхитив тот миг, когда ее подруга откроет двери, и они вдвоем окажутся посреди продолговатого зала, сдержанное убранство которого нисколько не изменилось за прошедший год.

— Будто бы и не было этой вечности вдали от дома, — выговорила восторженно Мари, сделав несколько шагов к отглаженным шторам из роскошных тканей, и отворила высокое от самого паркетного пола окно с деревянными рамами, за которым находился милый балкончик с решетчатой оградкой, точно как в городах старого света.

— Дядя Хосе, — окликнула ребячески дворецкого на лужайке перед домом Леклер, тот в темном пиджаке на своих плечах помахал рукой в ответ.

— Он знал, что ты непременно выйдешь сюда, — заверила с ласковой усмешкой Исабель, стоя позади дорогой подруги, чьих локонов светлых волос коснулся робко теплый ветер.

Леклер и Иглесиас вернулись в комнату, где Мари не без помощи своенравной гостьи привела себя в порядок после перелета и сменила платье, позволив себе оголить плечи и собрать волосы.

— И еще восточные духи: папенька рассказывал, что мама предпочитала именно их, — сказала Исабель и в довершение выдуманного за несколько мгновений образа вытащила из шкафчика флакон с шафрановыми масляными духами, своей чрезмерной скрупулезностью заставив Леклер рассмеяться.

— Я правду говорю, — заверила повторно с фальшивой обидой в голосе Иглесиас, но продолжила прихорашивать свою подругу перед зеркалом, точно бы они находились в гримерной комнате.

— Верю, моя дорогая Исабель, — произнесла не сразу Мари, с интересом и неприкрытым восхищением разглядывая себя в зеркале, словно бы преображение не было для них частью забавы.

Гостья внесла последние штрихи и пропела своим ангельским голосом торжественный мотив, который ей приходилось слышать во время официальных мероприятий и частых дипломатических визитов в Руан, поскольку протокол часто предполагал присутствие дочери мэра на важных и не очень церемониях.

— Боюсь, твой папа теперь меня точно не узнает, — прокомментировала Мари, когда ладонь подруги легла ей ласково на заколку.

— Пусть так, — говорила легкомысленно Исабель. — Госсекретарь Мари Леклер нашла свободную минуту, чтобы уделить внимание родному архипелагу маркиза Ламберта и лично посетить Руан, — с наигранной торжественностью проговорила последовательно гостья, и подруги следом рассмеялись искренне. Мягкие огни ламп по периметру продолговатого зеркала налили их лица студийной бледностью, словно бы им обеим предстояло вскоре выйти под прицелы телекамер надоедливых журналистов.

Иглесиас, приняв задумчивый вид, отстранилась и произнесла:

— Кажется, чего-то не хватает.

— За прошедший час мы притронулись ко всем аспектам внешности, — возразила справедливо Мари, не вставая с кресла, по паркетному полу комнаты тянулся прохладный ветерок, что заставлял подолы штор перед приоткрытым окном извиваться в медленном танце.

— Платок, — вспомнила вдруг вслух Исабель, на что Леклер открыла ящик туалетного столика и потянула за один из свернутых в треугольником платков, после чего положила его в сумочку.

— Сеньорита Исабель, вы довольны? — поинтересовалась с шутливым высокомерием Мари, голубыми глазами смотря в отражение гостьи.

— Несомненно, а что скажет хозяйка дома?

— Следует запечатлеть реакцию верного дворецкого, — ответила Леклер, и поднялась с кресла, когда ее за собой потянула нетерпеливая Иглесиас.

Подруги миновали двери кабинета и спустились по лестнице в главном холле, на потолке переливалась чистым хрустальным сиянием громоздкая люстра, заставшая Американо-мексиканскую войну, изобретение радио и крушение «Титаника», а ее стерильный свет подчеркивал молочную бледность кожи Мари. Исабель под надуманным предлогом привела Леклер к гостиной, где застала за счетами смет Хосе.

— Санта Мария, да я вас не узнаю, моя госпожа, — удивленно сказал не сразу старый дворецкий, отстранившись от бумаг, чем заставил гостью рассмеяться, а Мари — покраснеть.

— И как вам? — спросила напрямую героиня, за место кроссовок на ее ногах теперь были туфли, во многом походившие на те, что носила Иглесиас.

— Выше всяких похвал, — заверил Леон де Виньялес, от чего на лице его госпожи засияла изящная полуулыбка, а его обняли омуты ее голубых глаз.

— Полагаю, этого будет достаточно, чтобы появиться в родовом имении Иглесиасов, — сказала вслух Мари, мысленно задумав, найти Алехандро в губернаторском дворце, чтобы поскорее освободиться от надзора со стороны дворецкого.

— Или чтобы найти того милого кавалера из Португалии, — не нашла в себе силы не произнести Исабель, когда уселась в кресле перед чайным столиком, пара бокалов была уже предусмотрительно поставлена Леоном.

— Прошу, ради блага дона Жозефа не попадите в неприятности, — сдался заботливо дядя Хосе, позволив господам быть свободными, чем даже удивил Леклер.

***

Подруги отказались от предложения дворецкого и спускались к улицам Руана пешком, гуляя по вымощенной брусчаткой дороге между каменными заборами частных домов. Солнце стояло в зените, островитяне свято блюли традицию сиесты, от чего Мари казалось, что кроме них на всем острове нет больше никого.

— В твоем образе не хватает шляпы, — жалобно говорила Леклер, пока ее спутница беспечно пританцовывала при каждом новом шаге, словно бы сейчас находилась на сцене, словно бы весь архипелаг в ее глазах был лишь сценой.

— Скоро мы скроемся в тени деревьев, — пропела ребячески Исабель, раскрытой ладонью прикрыв голову от прикосновений палящего солнца, горели мелодично красные черепичные крыши впереди, а силуэты грозных боевых кораблей под триколорами оставались молчаливы.

— Я и не думала, что забуду, насколько здесь бывает жарко, — призналась Мари, ее оголенной шеи под собранными изящно волосами время от времени настигала прохлада редких порывов ветра.

Наконец, Исабель и Мари достигли протянувшейся вдоль всей бухты по внешнему контуру Руана улицы и скрылись в блаженной тени под ветками завезенных из старого света лиственных деревьев, островитяне каждое утро терпеливо поливали их, чтобы чудесный сад продолжал существовать.

— Бальмонт, — насмешливо прочитала по буквам вывеску перед собой Исабель, в доме на противоположной стороне улочки за смешным трехколесным мотоциклом с крышей располагалась табачная лавка, одна из тех, что принадлежала семье давнего воздыхателя Мари.

— Прошу, перестань, дорогая моя, — отозвалась стеснительно Леклер, чем только позабавила спутницу в пестром платье, смуглый островитянин в мундире городской службы мирно спал под деревом и не слышал разговоров прохожих из другого мира.

— Прости, больше так не буду, — солгала Иглесиас, подыскивая новую причину позабавиться, Мари знала, что ее подруга с ней могла позволить себе быть легкомысленной, хотя выдающиеся умственные способности и природное обаяние по одному желанию Исабель могли сделать ее центром внимания, впрочем, на это хватало одной ее родословной.

— А мне Густаво даже сначала очень понравился, пока трижды не разбил себе нос, стоя на доске, — не унималась Иглесиас, оттенок ее темных волос совпадал с протянутыми вдоль улицы между деревянными столбами проводами.

— Уже трижды? — усмехнулась Мари и поспешила добавить: — Только не думай, что я волнуюсь.

— Два раза на скейтборде, но об этом ты знаешь, и тремя месяцами ранее при занятии серфингом, тогда даже я присутствовала на берегу, — рассказала Иглесиас и, нахмурившись в сочувственной гримасе, после короткой паузы произнесла: — Верно, с твоего отъезда совсем себя не бережет.

— Если так волнуешься, то разрешаю тебе утешить его величество, — ответила Леклер, когда они вдвоем прошли мимо посудной лавки, основанной, по указанию под вывеской, в 1882 году выходцем из Ирландии.

— А вот так и сделаю, и милый Густаво Бальмонт на тебя больше не посмотрит, — пропела снова ребячески Исабель, взглянув многозначительно прямо в глаза своей дорогой подруге девства, они проходили неторопливо через зебру пешеходного перехода, откуда открывался удивительный вид на всю линию к самому побережью, где золотилась бликами пятен синева безмятежного моря.

Руан с указки колониальной администрации застраивался веерообразно, позволяя выпушенным из пушек ядрам пролетать через весь город к бухте, а по прошествии многих лет его облик, в действительности, во многом напоминал прибрежные города континентальной Франции.

— Помниться мне, когда мы были детьми, нам все обещали поездку на трамвае, пути которого должны были проложить по этим линиям, — сказала вдруг Леклер, приятный прерывистый топот невысоких каблуков обеих подруг по брусчатке был звонким, но не тревожил сна островитян.

— Прилетай через пятьдесят лет, — ответила с шутливой наивностью Исабель, она любила слушать из уст отца невинные сказки про то, как он планирует согласовать постройку точной копии Эйфелевой башни на центральной улице Руана, чтобы его дочь вместе с Мари могла к самому шпилю и запечатлеть весь остров или даже архипелаг.

— Обещаешь прокатить меня на трамвае?

— Конечно, дорогая моя сеньорита Мари, — с наивной легкостью в голосе, которую могла сыграть так убедительно только она, заверила ласково Иглесиас.

В следующее мгновенье обе подруги оказались на пороге ухоженной пальмовой аллеи перед фасадом величественного губернаторского дворца, на крыше реяли флаги государства архипелага маркиза Ламберта и пятой республики, а на широкой лестнице главного входа нежились под солнцем пушистые и откормленные горожанами и просителями коты, словно бы они были частью охраны. Сейчас, как и всегда во время сиесты, здесь было безлюдно и тихо, лишь фигуры французских солдат в камуфляжных одеждах с заряженными винтовками в руках наполняли одинокий пейзаж.

Мари отстранилась от подруги на несколько шагов, чтобы осторожно склониться к пушистому островитянину и одарить его лаской просто за его прилежный вид и хорошие кошачьи манеры, тот в ответ лишь замурчал блаженно.

— Неужели сам Гарсия Морел пожаловал к папеньке? — удивленно предположила вслух Иглесиас, завидев громоздкие фигуры припаркованных у дворца машин, чья марка особенно полюбилась главе семейства Морелов, точно бы по той причине, что на всем архипелаге подобных внедорожников более не встречалось, будто на их наличие был наложен негласный запрет.

— Обычно он предпочитает видеть гостей в своей резиденции, — рассказала Иглесиас, когда Мари перестала гладить кота и выпрямилась, французские солдаты из числа охраны оставались неподвижны, хотя своими взглядами издали наблюдали за умилительной сценой.

Беспечная Леклер догнала подругу, и они вдвоем изящными полушагами взобрались по ступеням широкой гранитной лестницы, как вдруг прямо перед ними из отворившихся дверей показался начальник караула одних лет с Хосе Леоном де Виньялесом.

— Добрый день, госпожа Исабель, — выговорил офицер, ему в отличие от солдат было позволено отлучаться и разговаривать во время дежурства. — Несказанно рад встрече с вами, как и всегда, — добавил мужчина, завидев незнакомую ему героиню рядом с прекрасной дочерью охраняемого им мэра.

— Взаимно, подполковник Фош, — поклонилась Иглесиас, Леклер повторила следом, после чего Исабель представила спутницу, сказав: — Моя дорогая подруга, Мари Леклер.

— Какое чудесное имя, — отозвался европеец, стоя в паре шагов от юных дам. — Антуан Фош, кажется мне, мы знакомы с вашим отцом — Жозефом, — представился подполковник, на его ремне висела толстая кобура, хотя последние двадцать лет на всем архипелаге было спокойно, и участка всего из пяти полицейских хватало всецело.

Взъерошенные волосы под беретом на голове старого француза в мундире показались Мари довольно забавными, от чего она предположила, что прошлого начальника охраны, уделяющего больше внимания выпивке, местным женщинами и пышным балам, нежели своим непосредственным обязанностям, после гневной депеши Алехандро отозвали на материк.

— Вы, верно, решили нанести визит дорогому папеньке? — поинтересовался подполковник Фош, фасад роскошного дворца ясным летним днем выглядел еще более утонченно, словно бы загорелые лица молчаливых солдат с заряженными винтовками добавляли этому месту особенной почти церемониальной торжественности.

— Разве он отсутствует или занят настолько, что не может принять у себя дочь вместе с дорогой подругой? — спросила напрямую несколько надменно Исабель, ее очаровательная спутница с собранными волосами многозначительно молчала, ухоженная пальмовая аллея за ее спиной закрывала синюю полоску необъятного океана, три стеклянные башни вздымались к чистому небу у самого побережья.

— Сейчас вместе с господином мэром в кабинете находиться Гарсия Морел, — подтвердил изначальное предположение Иглесиас офицер, однако, будучи извещенным, что Исабель по материнской линии также принадлежала к роду Морелов, сказал: — Хотя не думаю, что для вас это будет проблемой.

— Вот и славно, дорогой Антуан, — улыбчиво произнесла принцесса затерянного архипелага, подполковник Фош отступил, и подруги, наконец, прошли в залы дворца колониального губернатора.

Пышные интерьеры здания, встретившие гостей молчанием, со времен французского владычества нисколько не изменились, лишь за место парадного портрета первого губернатора среди мраморных колонн главного холла стыдливо повисло полотнище флага островного государства. Своды грандиозного потолка в свете громоздких хрустальных люстр над головами юных дам сияли стерильной шелковой белизной, пока чистый мрамор пола перед высокими арочными окнами с изящными резными рамами золотился светом дня.

— Я ведь и не думала, что сиеста касается и сената архипелага, — призналась искренне Исабель, смуглая кожа на ее милом лице под прядями темных волос приобрела какой-то странный розоватый оттенок, словно бы девушка при появлении в стенах дворца всякий раз испытала легкое смущение, эта деталь показалась Мари особенно изящной.

— Быть может, чиновники тоже ушли на летние каникулы? — предположила шутливо Леклер, хорошо помня, как часто ей в далеком детстве приходилось бывать в этих залах, где они с Исабель так любили играть, прячась друг от друга и от охраны за роскошными тканями штор.

Гостьи в изящных одеждах ступили на безупречную ковровую дорожку и по длинной лестнице посреди длинного холла поднялись на второй этаж, сразу после полуденного зноя прохлада дворца подкупала.

— Помнишь, как однажды ты разбила бесценную египетскую вазу? — вспомнила вдруг забавный эпизод Мари, чем заставила подругу рассмеяться.

— Во времена французского мандата меня бы отдали под суд.

— Твой папенька тогда посчитал, что его слов будет вполне достаточно, — заверила Леклер, каждый их шаг отзывался в просторных залах дворца звонким эхом.

— Архипелаг и не заметил этой маленькой утраты, — оправдывалась Исабель, вновь своим обезоруживающим взглядом посмотрев на Мари.

В скором времени юные дамы в изящных платьях приблизились к высоким белым дверям центрального кабинета, стоявший возле нее французский солдат признал в Исабель дочь господина мэра и, коснувшись золотой ручки, безропотно приоткрыл двери исключительным посетителям.

Леклер вслед за подругой прошагала в знакомые апартаменты и, миновав пустующую после увольнения очередной секретарши приемную, встретилась взглядом с Алехандро в деловом костюме, тот встал из-за стола и, не скрывая своей радости, с характерным звуком поцеловал в обе щеки поочередно сначала свою дочь, а затем и Мари.

— Ведь даже без слов Исабель, я почувствовал нашу скорую встречу, сеньорита Мари, — сказал непринужденно на испанском мэр, длинные шторы за его спиной колыхались в прикосновениях робкого ветра.

— Прости, дорогая, я не могла не проговориться папеньке о твоем возвращении, — призналась ласково Исабель, Иглесиас старший стоял в полуметре от посетителей возле громоздкого письменного стола, заваленного бумагами с гербовыми печатями Французской республики.

— Вы не утомились в перелете, как вам Руан после жизни в Вашингтоне? — спрашивал мужчина, внешностью и даже манерами походивший на свою дочь.

— Цветет и хорошеет, господин Иглесиас, — заверила несколько официально Леклер, словно бы она находилась в роскошном кабинете в качестве просителя или подчиненного.

— Рад это слышать из ваших уст, сеньорита Мари, но без стеснения обращайся ко мне по имени, — сказал по-отечески мэр, дорогой пиджак с парой горизонтальных порезов для карманов выгодно скрывал легкую полноту его тела.

— Конечно, дядя, — поспешила поправиться Мари, когда Алехандро жестом руки предложил усесться в тканевом диване перед чайным столиком в углу.

— Не помню, чтобы ты когда-нибудь так лестно отзывалась о жемчужине архипелага, — заметила Исабель, подняв со стола забытый ей складной таиландский веер, и принялась неторопливо размахивать им возле своего лица, локоны ее темных волос сразу оживились.

Леклер, последовав предложению Алехандро, устроилась на диване и оправдывалась перед подругой:

— Кажется, тогда я еще не знала, что далеко за морем есть целый мир.

Улыбчивый мужчина по привычке потянулся к телефону, чтобы попросить у вечно молодой секретарши принести ему и дорогим гостьям чаю, однако он, вспомнив об очередном увольнении, был вынужден отказаться от этой идеи и попросить об услуге свою дочь.

— Знаю, что на большой земле все иначе, но я не смог отпустить Исабель в такую даль от дома, — признался снова Алехандро, хотя Мари догадывалась, что это решение было продиктовано, прежде всего, его нежеланием оставаться в одиночестве после смерти супруги, от чего мэр так ревностно оберегал единственную дочь.

— Искренне надеюсь, что этот остров навсегда останется таким, каким я его знаю и помню, дядя, — сказала мечтательно Леклер, в то время как Исабель удалилась из кабинета через двери личных апартаментов, где, впрочем, Иглесиас старший предпочитал не задерживаться: резиденция их семьи находилась в черте Руана и тоже охранялась французскими солдатами.

— И каким же ты его помнишь?

— Цветущим райским садом, где солнце восходит и садится в объятья теплого моря, где все, кто дорог моему сердцу, счастливы по-настоящему, — произнесла в ответ гостья с собранными светлыми волосами, Алехандро снова устроился в громоздком кресле, а на его смуглом лице засияла робко полуулыбка. Леклер нашла ее похожей на ту, что регулярно носила на своих тонких губах Исабель.

Вскоре мэр заметил длительное отсутствие дочери и предположил вслух, что она повстречала господина Морела.

— Подполковник Фош известил нас о визите главы семейства Морелов, однако почему же его нет в кабинете? — спросила напрямую Мари, зная, что ее слова могли показаться Алехандро излишне упрямыми.

— Гарсия, наш старый приятель, давно намеревался изобразить в красках губернаторский вяз с балкона, — рассказал об увлекшемся живописью родственнике Иглесиас, стараясь без надобности не упоминать о родстве с семейством Морелов, словно бы это заставляло его вновь вспоминать обстоятельства давней трагедии, где погибла его супруга, а пятилетняя Исабель спаслась лишь чудом.

— Гость явился сюда без охраны?

Мужчина снова рассмеялся от наивности Мари, дочери его хорошего друга Жозефа Леклера, и следом объяснился: — Охрана привела в порядок запустевший сад внутреннего двора, чтобы дону Гарсии было проще переносить убранство дворца на холст, ведь он будет первым художником, вознамерившимся изобразить это место в красках.

Сказанные ранее из уст Алехандро слова оказались верными, ведь Исабель, найдя посуды в просторном зале апартаментов, почувствовала отчетливо аромат сигаретного дыма и, пройдя смело к подоконнику, выглянула в окно, откуда запечатлела на соседнем балкончике фигуру Гарсии Морела, супруга которого — Жозефина Лакруз де Морел, приходилась матери Исабель двоюродной сестрой.

— Дорогой дядя, — окликнула мужчину одних лет с Алехандро Исабель, когда тот в запятнанном цветными красками в безумной игре халате задумчиво сидел перед мольбертом, кисти и палитра лежали на парапете перед ним.

— Сеньорита Исабель, — улыбнулся Морел, оторвавшись от холста, зеленая листва векового дерева в центре квадратного сада, окруженного стенами колониального дворца, нежно шелестела на ветру, красная черепичная крыша в лучах полуденного солнца казалась раскаленной добела.

Гарсия в длинном халате поцеловал Исабель в обе щеки, точно бы они не виделись вчерашним вечером за семейным ужином в резиденции Морелов, где помимо прекрасной Жозефины, его супруги, присутствовала и еще более обворожительная Дарсия, их вернувшаяся из старого света дочь, ее старший брат, офицер генштаба мексиканской армии, явиться не смог.

В следующую минуту все четверо находились в кабинете, а Гарсия поприветствовал радостно Мари, поцеловав ее в обе щеки, от чего на секунду отвыкшая от такого рода приветствий Леклер даже покраснела, впрочем, остальные предпочли не обращать на это внимания, списав нежный багрянец бледной кожи на духоту. Исабель исполнила просьбу отца и принесла посуды, а, когда заварился чай, она наполнила им фарфоровые кружки на столике перед диваном и креслами. Морел все расспрашивал увлеченно Мари об ее жизни вдали от дома, а когда между всеми присутствующими завязалась дружеская беседа, Исабель принялась обмахивать себя изящно таиландским веером, тонкий бархатистый аромат шафрановых масляных духов от тонких запястий и шеи Леклер расходился по помещению.

— Вы, наверное, уже и не помните, но когда вы обе были совсем детьми, Дарсия любила приглядывать за вами за место прислуги на мероприятиях, хотя тогда она была немногим старше, — вспомнил вдруг умиленно Гарсия, обратившись к юным дамам, недопитый чай в фарфоровой кружке на столе перед ним совсем остыл.

— Чем старше мы становимся, тем разница в летах кажется меньше, — заверила Иглесиас, одним движением собрав веер в своих тонких пальцах, и добавила несколько стеснительно: — Кажется, сеньорита Дарсия и сама этого не помнит.

— Выходит, что детство детей наиболее полно остается в воспоминаниях их родителей, — заключил Алехандро, посмотрев на статного гостя в соседнем кресле, когда Леклер смогла обнаружить на его выпачканном в палитре теплых красок халате какой-то рисунок.

— Нам остается только вспоминать об этих чудных мгновеньях: дети вырастают так быстро, и им становиться тесно в родных стенах, сколь бы не был велик отчий дом, — размышлял вслух с отчетливым испанским акцентом Гарсия Морел, Мари неоднократно доводилось слышать, что семья Морелов связана с ЦРУ и наркокартелями на своей Родине, хотя эти слухи зачастую не имели никаких подтверждений. — Моего сына редко можно увидеть дома, но мне не в чем его упрекать, ведь он уже в свои неполные двадцать два без всякой протекции дослужился до майора, а я его даже не заставлял надевать форму.

Беспечный мэр наполнял второй бокал игристым вином, чтобы следом подать его гостью и сказать:

— Возможно, одна его фамилия уже может послужить протекцией.

— Полагаю, родство с изгнанной знатью нисколько не потворствует карьерному росту, — возразил справедливо Гарсия, с характерным звоном своим бокалом коснувшись бокала Алехандро, и шутливо добавил: — Даже и не заметил, как дети разбежались по разные стороны Атлантики: сын служит в Мехико, а дочь учиться в Лиссабоне.

Последний комментарий вдруг заставил Леклер вспомнить о том галантном юноше европейской наружности, девушка знала, что Исабель накануне присутствовала на семейном ужине в резиденции Морелов и не могла не иметь разговора с Дарсией.

— Сеньорита Дарсия и не говорила, что учиться в Португалии, — заметила вдруг удивленно Исабель, точно бы услышав мысленные подозрения дорогой подруги.

— Последнее время она довольно немногословна, хотя возраст для упрямства уже вышел, — признался отвлеченно Гарсия, наслаждаясь сладковатым послевкусием. — Должно быть, она влюбилась, — отшутился искренне гость в халате, казалось, его грубые руки совсем не подходили, чтобы держать кисть.

— Вспомни себя в ее годы, — оправдывал Алехандро. — Двадцать два — чудесный возраст: все чувства и эмоции уже стали ясны, а молодость прощает много ошибок, ведь вся жизнь еще только впереди, — говорил мечтательно мэр, стеклянная бутылка шампанского стояла прямо на чайном столике, однако Иглесиас старался не замечать, каким безобидным увеселениям придается его дочь в компании друзей. Зачастую за него это исключительно по соображениям государственной безопасности делал специальный сотрудник администрации из числа военного контингента, но Исабель этого точно не видела.

— Знаешь, ведь нам не стоит задерживать прекрасных дам за скучными беседами, а сеньорита Мари только прибыла в родной Руан, и ей уже не терпится сполна насладиться цветущей юностью, — сказал вдруг справедливо Гарсия, зная, что его сын в эти годы уже числился в мексиканской военной академии.

— Наверное, в этом ты прав, — согласился Алехандро и следом обратился к посетительницам: — Ведь у вас уже есть планы?

— Конечно, — заверила удивленно Исабель, длинные шторы у приоткрытого окна ласкал нежно теплый ветер, а за рядами красных черепичных крыш зеленели бескрайние луга.

— Спасибо, что спросили, — сказала непринужденно Леклер, вспомнив свой первый бал в резиденции Морелов, когда к ним из старого света прибыл именитый оркестр, а с ней танцевал манерный в ту пору Густаво Бальмонт. И это стало поводом для дружеских усмешек со стороны тринадцатилетней Исабель, которую тогда с прошения Дарсии выбрали королевой бала.

— Спасибо, что навестили своих стариков, — заверил учтиво Гарсия.

Наконец, подруги оставили роскошные апартаменты губернаторского дворца и вышли к пальмовой аллее перед фасадом, теперь обжигающие прикосновения солнца не казались столь горячими, а загоревшие часовые с винтовками руках сменились в строгом соответствие с приказом Антуана Фоша. Исабель вместе Мари снизошли со ступеней лестницы и миновали несколько громоздких автомобилей дома Морелов, возле которых скучали бездейственно слуги в деловых костюмах из числа охраны, что не сразу признали в Иглесиас юную госпожу.

— Дон Гарсия взялся за такой чудный пейзаж, поэтому он еще долго не появиться, — шутливо рассказала Исабель, ответив на вопрос хорошо знакомого ей дворецкого, который поспешил поприветствовать формальным поклоном Леклер.

— Вот как, — прокомментировал отстраненно дворецкий, на его ремне под пиджаком проглядывалась время от времени толстая кобура на манер тех, что юные дамы могли увидеть в кинофильмах о ковбоях и диком западе. — Даже подполковник Фош нашел в этом возможность отлучиться, — сообщил задумчиво мужчина, перед тем как закончить разговор и откланяться.

Угловатые тела боевых кораблей вдали за пятнами черепичных крыш застыли неподвижно в одном ряду у оконечности живописной бухты, Леклер все наблюдала увлеченно за колышущимися на ветру над крошечными башнями командных рубок флагами пятой республики, словно бы молчаливые орудия судов хранили спокойствие на всем архипелаге. Мари ступала вслед за Исабель в открытых туфельках, чьи короткие каблуки звонко стучали от каждого прикосновения к вековой брусчатке тротуара на центральном проспекте. Магазины и прочие заведения здесь не закрывались даже на время сиесты, точно бы во всем подражая городам заморской метрополии.

— Дорогая, а ты не думала, что тот приятный незнакомец, Венсан, на самом деле моряк? — спросила вдруг без причины Иглесиас, от чего Леклер сначала увидела в словах подруги тень насмешки, аккуратные карнизы над их головами с математической точностью прилегали к карнизам соседних двухэтажных домов.

— Он вовсе не похож на моряка, хотя европеец, — возразила справедливо Мари, когда подруги прошли мимо красочных афиш местного театра, где с завидной регулярностью ставят постановки именитые мексиканские коллективы.

— Я знаю, что он не военный, как брат Дарсии, и не француз, как ты, — с легкой усмешкой заверила Исабель, пальмовая аллея перед фасадом губернаторского дворца за спинами юных дам почти пропали из виду.

— Хотя бы обошлась без упоминаний Густаво, — по-дружески попрекнула спутницу Леклер, старый островитянин на смешном мотоцикле с крышей в цвет шахматной раскраски такси зазывал клиентов.

— Постой, — поспешила уверить дорогую подругу Иглесиас. — Архипелаг стал излюбленным местом для океанографов со всего света.

— Помниться мне, он сам признавался, что ему больше по душе звезды.

Дамы ненадолго снова замолчали, думая каждая о своем. В следующую минуту они остановились у дверей старой католической церкви, главного храма Руана, возведенного еще при испанском владычестве в соответствующем стиле, от чего даже среди изящных изваяний на фасаде и башне в здании проглядывался образ средневекового бастиона.

— Даже не вериться, что папенька и маменька поженились именно здесь, — призналась Иглесиас, говоря так всякий раз, когда она появлялась у небольшой церквушки вместе с Мари, в тени возле основания башни мирно лежали закормленные собаки, устало повиливая хвостами.

Широкие двери были открыты, и подруги без труда смогли увидеть убранство безлюдного зала, где на ближайшей к алтарю скамье сидел единственный прихожанин во французской форме. Черный берет лежал рядом с фигурой мужчины, а взъерошенные волосы предательски выдали в офицере набожного Антуана Фоша, даже для европейцев он был чем-то вроде феномена, поскольку прежние коменданты и прочие офицеры ВМС отдавали предпочтение выпивке, карточным играм в местных барах и женщинам.

— Искренне удивлена, что гневные депеши папеньки позволили запросить такого ревностного праведника, — усмехнулась вполголоса Иглесиас, зная, что внутри храма ее слышно не было, и подполковник был слишком увлечен молитвой. Должно быть, он подыскал свободную минуту во время сиесты, чтобы никто не помещал его общению с небесами перед алтарем.

Мари посоветовала подруге оставить Антуана, и они вдвоем спустились к ближайшей к набережной линии домов, вдоль которых под ветками могучих деревьев расположились веранды ресторанов и кафе, откуда из заведений звучала приятная джазовая мелодия. Проживание на этой улице также считалось престижным.

— Ты хочешь привести меня в казино? — усмехнулась ласково Леклер, завидев в полусотне метров перед собой громады трех стеклянных башен, вздымающихся к небу прямо у песчаного берега.

— Звезды говорят мне, что сегодня в день твоего возвращения удача обязательно улыбнется нам, и мы поставим все на 13 черное в рулетке, — отшутилась несерьезно Иглесиас, обе подруги знали, что ближайшие пару лет их в это заведение даже не пустят.

Стеклянный глянец тридцатиэтажных обелисков горел и разливался бликами золотистой ряби в нежном свету солнца, точной бы утопая в объятьях чистого моря за собой, справа и слева от подаренных французской казной небоскребов вдоль набережной стелились песчаные полосы безупречных пляжей. Водная гладь широкой бухты оставалась беспредельно голубой, будто бы в ней среди скал не стояла на якоре карибская эскадра французского флота, и трижды в неделю не пребывали в порт круизные лайнеры: Алехандро первым указом распорядился перенести из курортного Руана причалы рыболовецких и грузовых судов, чем и обеспечил переписку конституции архипелага в свою пользу.

Беззаботная Исабель вновь потянула за собой Мари, и они вдвоем перебежали через пешеходный переход, чтобы, оставаясь в тени пышных крон вековой аллеи, оказаться у ухоженной набережной. Следом Леклер, не скрывая своей радости, сквозь робкий шепот листьев смогла расслышать повторяющийся шелест волн, омывающих пляжи столицы, островитяне находили мало удовольствия в купании, поэтому песчаные берега почти всегда оставались безлюдны. Подруги отстранились от подножья стеклянных обелисков и вскоре разгоряченно остановились, облокотившись о мрамор оградки, откуда восторженная Леклер над молчаливыми громадами военных судов вдали смогла разглядеть визгливых чаек, реявшие на ветру полотнища триколоров на таком значительном удалении оставались совсем малы.

— Вода сегодня как разбитое стекло, безупречно блестит и серебриться, будто всего этого нет на самом деле, будто на сцене протянули бархатистые полота, — произнесла вслух мечтательно Мари, ветер тормошил приятно ее собранные руками подруги волосы, редкие прямые локоны касались оголенных плеч.

— В самом деле: жидкое золото, чем-то напоминает масляные духи в ящичке твоего туалетного столика, — согласилась Исабель, пышные кроны лиственных деревьев за их спинами казались неприступными, от чего многие островитяне предпочитали ложиться на дневной сон их стволами.

Леклер все вглядывалась куда-то вдаль, найдя над пятнами черепичных крыш размытые очертания фасада ее дома, где сейчас остался только трудолюбивый дворецкий Хосе Леон де Виньялес, отпустивший их под честное слово.

— Давай выйдем на песок? — предложила вдруг ребячески Иглесиас и, сняв свои белоснежные туфельки, взяла их в руки, белый глянец обуви мгновенно нашел свое отражение на ободе золотистого браслета, повисшего на ее тонком запястье, Алехандро называл эти тонкие руки произведением искусства.

В скором времени подруги в роскошных одеждах неторопливо прошагали по теплому песку прямо к полоске безмятежного моря, что сокрушалось разливами шелестящих в унисон музыке листьев волн.

— И ты привела меня сюда только за этим? — поинтересовалась Мари, живописный пейзаж Руана надолго приковал ее тронутый взгляд, безбрежный бриллиант которого голубел своими гранями, словно бы заставляя само море дрожать.

— Можно подумать, что ты чем-то недовольна, — возразила Исабель, на мгновенье ей даже показалось, что она не желает покидать это место до самого вечера, чтобы застать закатное зарево и алый багрянец светила, а затем увидеть белесую изморозь лунного света в отражении морского глянца, что обязательно сменится бликами рассветных лучей, будто в цикле этих превращений и заключается сущность жизни. Разум Мари в эту минуту застелили схожие мысли.

— Просто на тебя это совсем не похоже, — ответила не сразу Леклер, сделав короткий шаг навстречу стихии, и ее босые ноги омыли робко волны теплого моря.

— В эти часы здесь любят собираться члены клуба серфингистов и прочие неравнодушные студенты, — сообщила Иглесиас, указав свободной рукой в сторону песчаной полоски перед стеклянными башнями, где виднелись фигуры людей в гавайских одеждах, что пытались устоять на досках. — Странно, что они предпочитают тихую бухту волнам у студенческого пляжа, — подумала вслух Исабель, стоя на горячем песке неизменно, точно бы подруги находились на границе миров.

— Среди них ведь будет и Бальмонт? — спросила напрямую Мари, стоя на пути волн, ее легкие туфли сейчас висели в ее руках.

— Не исключено, ведь Густаво ищет возможность себе что-нибудь снова поломать, — улыбнулась приветливо Иглесиас и протянула открытую ладонь подруге, точно бы желая вытащить ее на берег, на этот раз спутница не стала противиться и ступила на обожженный песок.

Юные дамы вновь приблизились к подножью стеклянных башен, где помимо казино и роскошных отелей располагалось региональное отделение международного банка, среди учредителей числилась и семья Морелов. Леклер неоднократно доводилось слышать, что через этот банк пропускаются грязные деньги со всей Мексики, от чего их пользует ЦРУ, с молчаливого согласия последних и процветает семейное дело дома Морелов.

Наконец, Мари и Исабель подошли к небольшой толпе беспечных студентов в пляжных одеждах, что играли в волейбол, Леклер не сразу узнала знакомые лица, в то время как ее обворожительная спутница позволила себе непринужденно окликнуть присутствующих.

— Думала, что вы уже на вечеринке у сеньориты Лавлейс, — в ответ на приглашение присоединиться к беззаботному времяпрепровождению сказала Иглесиас.

— Вечерника будет вечером, — насмешливо выговорила вполне очевидную фразу одна из девушек в летнем наряде, пока мальчишка одних лет с ней предпринял попытку забросить мяч за сетку.

— Дорогая Мари, ты так давно не появлялась на острове, что тебе бы следовало присоединиться к нам, пока мы еще окончательно не проиграли, — произнес приятной наружности юноша с влажными волосами, он был приятелем Густаво, хотя и не разделял его увлечения в катании на досках.

— Наверное, мне следовало выбрать другой наряд, — отказалась Леклер, завидев уже в полусотне метров от берега фигуры самодовольных мальчишек в гавайских рубашках, что пытались устоять на досках и в отсутствие набегающих волн.

— Мари права: мы составим вам компанию позднее, — согласилась сразу Иглесиас, заметив отчетливо Густаво, свалившегося прямо с доски, должно быть, он еще не узнал об их появлении.

***

Леклер и Иглесиас гуляли по набережной, скрывшись от вечернего солнца в тени деревьев, в эти часы на улицах Руана становилось особенно жарко, даже птицы предпочитали прятаться в листве.

— Не думала, что ты вот так сразу согласишься, — призналась Мари, стеклянные башни перед пляжем остались на некотором удалении позади.

— Знаю, что ты не слишком хочешь его видеть, — отозвалась учтиво Исабель, с наслаждением вслушиваясь в повторяющийся топот каблуков. — К тому же хотела побывать с тобой на утесе у входа в бухту, — объяснилась девушка, принявшись изящно обмахиваться веером, от чего ее распущенные темные волосы задрожали.

— Жарко, — выговорила Леклер и предложила следом: — Давай выпьем сока.

— Знаю одно приятное заведение поблизости, — заверила сразу Иглесиас, точно бы солнечный Руан был не так мал, чтобы апеллировать подобными категориями.

Через минуту Исабель привела дорогую подругу к дверям бара «Павлин», из открытых окон которого на улицу разливалось пение хриплого саксофона, прерываемое редким смехом посетителей. Девушка поспешила развеять небезосновательные опасения Леклер, заверив, что здесь в перерывах между службой собираются французские офицеры, поэтому для дочери мэра это заведение может считаться самым безопасным местом на всем архипелаге.

— Если нас ждут неприятности, то недоброжелателям придется встретиться с отставным оперативником ЦРУ, — несерьезно приободрила подругу Исабель, говоря о дворецком семьи Леклеров, Хосе Леоне де Виньялесе.

Юные дамы несколько надменно показались в залах старого бара, Мари сразу ощутила отчетливый аромат сигаретного дыма, за длинной стойкой перед дверьми сидел офицер, смотря задумчиво на сцену в углу, где вместе со своим инструментом стоял старый саксофонист, другие офицеры играли в покер за карточным столом. Должно быть, они пришли сюда сразу после службы, чтобы пропустить пару бокалов рома за отвлеченными разговорами, тоскуя по дому, куда каждый так желал вернуться, отсчитывая дни в заграничном странствии.

— Госпожа Иглесиас, буду вынужден вновь признать вашу красоту, как и красоту вашей спутницы, — выговорил вдруг удивленно капитан, завидев появление почтенных гостей, и манерно поднялся со стула, остальные трое товарищей за карточным столом машинально повторили следом и поклонились, а после продолжили с умным видом раскидываться картами.

— Весьма признательны за ваше внимание, господа офицеры, — ответила Исабель, когда смуглый бармен, аккомпанируя саксофонисту за пианино, оторвался от клавиш и приветственно помахал рукой.

— Госпожа Иглесиас, надеюсь, вы не хотите закрыть это чудное заведение, заказав рома или чего-нибудь еще, что будет вам не погодам, — произнес одинокий капитан. Он мог дотянуться до полок с бутылками прямо через стойку, чтобы не тревожить знакомого им давно бармена, выкупившего «Павлин» у прежнего хозяина много лет назад, и не вырывать его из незримого ритма представления, пусть даже зрителями будут всего несколько посетителей.

— Мы всего лишь хотели заказать сока: снаружи так душно, — ответила с наигранной робостью Исабель, длинные лопасти вентилятора на потолке мрачного помещения вращались неторопливо, вскоре приятная мелодия клавиш пианино присоединилась к пению саксофона вновь.

— Мари Леклер, — представилась капитану гостья и прилежно поклонилась, как вдруг, к своей полной неожиданности, заметила у бильярдного стола в противоположной стороне от сцены Венсана Сойера в безупречной белой рубашке с расстегнутыми несколько вальяжно верхними пуговицами у воротника. Молодой человек тоже почувствовал на себе чужой взгляд и оправил изящные тканевые ленты галстука, обвившего его тонкую шею, после положил кий на зеленую ткань стола, где блестели разбросанные нумерованные шары.

— И вы здесь? — спросила удивлено Исабель, завидев фигуру незнакомца, в один миг исправившего поломку в лимузине сегодняшним утром.

— Не видел, чтобы в правилах «Павлина» где-то было указано, что посетителями могут быть только французские офицеры и юные красавицы вроде вас, — отшутился приветственно юноша одних лет с Дарсией Морел, пока капитан за барной стойкой так любезно наполнял для дам пару бокалов с кусочками льда свежевыжатым соком.

Мари с собранными волосами непредумышленно направилась в сторону Венсана, словно бы трезвость ее рассудка застелила собой мелодия чудного дуэта на сцене, несколько высокомерная Иглесиас о чем-то заговорила с уставшим капитаном.

— Неужели сейчас вы без дворецкого, или терпеливый Хосе Леон де Виньялес не знает, что вы окажетесь в заведении подобного толка, госпожа Леклер? — обратился к Мари европеец с пышными волосами, оттенок который совпадал с теми, что носила на себе девушка.

— Ваши слова звучат как угроза, господин Сойер, — заметила справедливо Мари, остановившись в нескольких шагах от бильярдного стола, куда уселся одной ногой Венсан.

— Значит, не знает, — заключил вслух с насмешливым и одновременно добрым взглядом юноша, положив одну руку на угол стола сразу за собой, его французский казался безупречным, как и его наружность.

— Не ожидала вас здесь увидеть, — выдохнула Мари, — вы говорили, что любите звезды.

— Как известно, они становятся видны лишь ночью.

— Выходит, вы слукавили Исабель, — заметила с легкой полуулыбкой на веснушчатом лице Леклер, положив обе руки на стол и опустив свой взгляд на зеленую ткань, Сойер стоял от нее в полушаге левее и вслушивался в незамысловатый музыкальный мотив, пока беспечные офицеры играли в карты, а Иглесиас говорила о чем-то с капитаном.

— Я не хотел смущать моих студентов, — оправдывался юноша, внешне он выглядел старше собеседницы на три-четыре года, хотя без пристального внимания это было не слишком заметным.

— Разве вы можете быть уверены, что среди гостей будут именно они? — возразила девушка с собранными волосами, лопасти вентилятора прямо над бильярдным столом приятно овеивали ее бледную кожу прохладой.

— Боюсь, солнечный Руан слишком мал, чтобы это было не так.

— Значит, вы знаете Густаво Бальмонта? — приняла заинтересованный вид Мари, теперь она своим безбрежно голубыми бриллиантами глаз смотрела прямо на собеседника.

— Конечно, — ответил бесхитростно с легкой улыбкой на лице Венсан. — Думал, он в твоем вкусе, — после короткой паузы несколько вальяжно отшутился юноша, справедливо полагая, что их беседы никто из посетителей «Павлина» и не слышит вовсе.

— Кажется, он больше понравится Исабель, — сказала несерьезно Леклер, когда в их сторону с двумя бокалами в руках направилась Иглесиас, задумчивый капитан снова курил, сидя спиной к барной стойке и облокотившись на нее руками.

— Надеюсь, я вам не помешала, — сказала Исабель и протянула один из холодных бокалов подруге, а после обратилась к молчаливому мужчине: — Венсан, вы случайно не знакомы с Дарсией Морел, она тоже учиться в Лиссабоне?

Мари в ожидании ответа коснулась губами холодного стекла бокала, с наслаждением испив напитка, а манерный юноша сделался задумчивым или хотел таковым показаться, оголенная шея казалась шелковой, как и его изящный ленточный галстук.

— Ведь в какой-то степени все мы на этом острове уже заочно друг с другом знакомы, а такому разбойнику, с ваших же слов, и подавно, — неясно ответил Венсан, чем даже насмешил Исабель, нашедшей эту беседу довольно занимательной.

— Так можно сказать и обо всех гражданах архипелага маркиза Ламберта, — возразила Леклер, офицеры за карточным столом громко рассмеялись, когда один из игроков выбыл из партии, даже капитан на время оторвался от сцены и улыбнулся.

— Мари, вы даже представить себе не можете, насколько ваши слова верны, — согласился задумчивый Сойер. — Впрочем, неважно, не смею вас задерживать, — закончил разговор юноша, точно бы многозначительный комментарий Леклер отозвался в нем эхом полузабытых воспоминаний, от чего нахождение в этом месте и в это время в один миг стали ему невыносимы.

Герои расстались: Венсан застегнул верхние пуговицы рубашки, бросил бильярдный стол и, оставив пару мятых банкнот на барной стойке, удался из «Павлина», а неприкосновенные дамы вышли на улицу позднее. Леклер все еще оставалась удивленной такой внезапной встрече, все думая о связи Дарсии Морел с этим молодым человеком, чьи манеры и вид не вызывали сомнений в принадлежности его к дворянскому роду старого света, хотя фамилия, если Сойер назвался под настоящим именем, не значилась среди древнейших семейств Португалии.

— Этот капитан рассказал мне, что в следующем месяце сюда прибудет целый авианосец для показательных маневров, — поделилась со спутницей занятной новостью Иглесиас, по какой-то причине сейчас ей не хотелось сплетничать и обсуждать недавнюю встречу с Венсаном.

— И что в этом такого знаменательного? — спросила напрямую Мари, когда подруги вышли из тени пышной аллеи вдоль старой дороги, что поднималась неторопливо в гору, справа от обочины среди милых домиков с красными черепичными крышами стоял молчаливо отесанный гранитный камень, служащий указателем со времен испанского владычества.

— Ничегошеньки ты не понимаешь, дорогая Мари, — усмехнулась ласково Исабель и, приняв мечтательный вид, почти пропела, сказав восторженно: — Сюда прибудут делегации из Франции и всех ключевых игроков Северной Атлантики, многие послы и видные чиновники прилетят со своими семьями, ведь здесь пройдет торжественная церемония, парад, как это было двенадцатью годами ранее… — На последнем слове Иглесиас вдруг прервала свою речь, потому что по завершении маневров того года произошла страшная трагедия: роскошная президентская яхта, откуда делегаты наблюдали за ходом учений, столкнулась с миной времен второй-мировой войны и охваченная пламенем стремительно затонула в паре километров от Руана. Супруга Алехандро, мать Исабель и двоюродная сестра Жозефины Лакруз де Морел погибла в первые секунды, находясь на носу вместе с министром финансов и его сыном, видным красавцем, что вскружил не одну голову за свою недолгую жизнь.

— Улицы Руана преобразятся: все будет увешано флагами, оркестр у губернаторского дворца будет исполнять гимны, пока ты вместе с папенькой под прицелами телекамер журналистов со всего света будешь встречать дорогих гостей и членов их семей под одобрительные взгляды зрителей на трибунах, — приободрила помрачневшую подругу Мари, хорошо помня тот день. Семейство Леклеров находилось в первых рядах от сцены, представляя старую аристократию всего архипелага, Жозеф в последнюю минуту до отплытия был вынужден отказаться от присутствия на яхте со всеми гостями лишь по той причине, что его супруге вдруг поплохело, точно бы сама Санта-Мария уберегла их от трагедии.

— Ты же помнишь вечер того злополучного дня? — спросила вдруг напрямую Исабель, заметив, с какой настойчивостью Мари пытается ее отвлечь.

— Конечно, — выдохнула печально Леклер, — такое не забудешь и через сто лет.

Иглесиас все шла вверх по склону, пока у подножья в заточении берегов и набережных серебрился беззаботно глянец бухты, вдали за янтарной полосой света реяли трехцветные полотнища флагов над размытыми силуэтами грозных боевых кораблей. Чистые улицы солнечного Руана казались безупречными, выделялись среди пятен черепичных крыш стеклянных башни, возвышался над городом гордо фасад колониального губернаторского дворца.

— Красивая была яхта. «Рона», — проговорила отвлеченно Исабель, вспомнив название президентского судна, и оправила изящно тонкими пальцами свои распущенные темные волосы, что от прикосновений прохладного ветра словно пытались сплестись в длинные косы.

— Мне нравилось, как там подавали лобстеров, — вспомнила вдруг Мари, за все время разговора по дороге мимо них не проехала ни одного автомобиля, словно бы она была построена, чтобы только облегчить подругам путь до утеса.

— Хорошо, что ты не упомянула про стейк из кайманов, которые так любил доверенный капитан, — сказала с робкой усмешкой Исабель, она хорошо помнила, с какой самоотверженностью командир «Роны» лично помогал пассажирам эвакуироваться на шлюпки, откуда их не далее чем через пятнадцать минут подобрал один из эсминцев. В случившейся трагедии не было вины капитана, как и кого-либо еще кроме страшной войны в старом свете, что даже спустя десятилетия после своего завершения продолжала собирать кровавую жатву.

— Доверенный капитан лично разделывал нам с тобою лобстеров за ужином, — возразила в его защиту ребячески Леклер, редкие вольные локоны ее собранных волос норовили коснуться ее открытых плеч и застелить собою милые веснушки на щеках и аккуратном носу.

В скором времени дамы взобрались на холм, что словно в противовес тому, что сразу за особняком Леклеров был застелен пятнами зеленых лугов, был покрыт густым лесом, хотя среди старых стволов, которые еще со времен испанского мандата были провозглашены заповедными, были просыпаны гравийные дорожки. Мари хорошо помнила, как Исабель еще ребенком, фантазируя без злого умысла, уверяла ее, что в лесу живет семейство слонов во главе со старейшим слоном-президентом всех слонов архипелага маркиза Ламберта, хотя таковых здесь и не водилось вовсе.

Иглесиас вдруг восторженно улыбнулась, взглянув прямо на свою спутницу, когда редкие листья кустарников и лепестки цветов коснулись подолов их роскошных платьев. Подруги оставили дорогу и вышли к узкой гравийной тропе, просыпанной вплоть до утеса, будто бы власти Руана сделали это только для них, ведь здесь почти всегда более никого и не появлялось. Мари осторожно вышагивала по тропе вслед за Исабель, что расставив руки с раскрытыми ладонями, касалась жадно колыхающейся листвы кустарников и цветов, неутихающие ветры не позволяли назойливым насекомым тревожить гостей, по странной причине лишь прекрасные бабочки, порхая своими исписанными красками крыльями, иногда навещали утес. Так было и сейчас: Мари, идя аккуратно или скорее даже как-то стеснительно вслед за Иглесиас, завидела редкие пятна нежно-фиолетового у листьев одинокого вереса, что словно бы дрожали, как танцующие медленный вальс языки истлевшего пламени на пепелище.

Наконец, Исабель застыла у самого обрыва, и глазам Леклер открылся неподдельно головокружительный вид на беспредельное чистое море, утопающее в прикосновеньях вечереющего солнца, что розовело и этим оттенком робости окрасило небеса до самого горизонта. Мари стояла в полушаге от подруги, им уже не были видны улицы Руана, их неповторимая мозаика черепичных крыш вместе с неподвижными громадами боевых кораблей под трехцветными флагами пятой республики, лишь в стеклянном глянце прекрасного в своем вековом молчании на сотни километров море проглядывались размытые очертания других островов. Обомлевшая от приоткрывшегося ей полотнища божественного художника Леклер не сразу смогла различить среди мраморных обелисков скал к северу от Руана белоснежные треугольники парусов над прогулочными яхтами. Раньше среди скал, которых островитяне издревле назвали белыми по цвету мрамора, плавали лодки океанографов, откуда они в гидрокостюмах погружались на дно, однако теперь они ушли к коралловому рифу в 10 километрах к восточной оконечности острова.

— Исабель, моя дорогая, прощу, отойди от края, — выговорила вдруг полушепотом Мари и прикоснулась осторожно к ладони подруги, на пальцах которой еще остались сорванные лепестки цветов.

Иглесиас поддалась уговорами и игриво отступила на несколько шагов назад от обрыва, до которого доносился приглушенный рокот разбивающихся о скалы волн, и после, не отпуская руки Мари, спросила:

— Думаешь, маменька видела эту чудную картину?

— Думаю, что она была красавицей, — ответила уклончиво и одновременно с этим искренне Леклер, на всем утесе не было никого кроме них, лишь правее от них за полосой леса на холме у самого края возвышался купол заброшенной астрономической обсерватории, что некогда принадлежала одному из Парижских университетов.

— И почему ты так решила? — спросила не сразу Иглесиас, пастельные полутона ее пестрого платья сливались с буйством красок цветущей в непрекращающихся прикосновениях ветра под солнцем поляны.

— Твой нрав и черты от отца, а обольстительный взгляд от матери, — уверяла ласково и от чистого сердца Мари.

Подруги стояли рядом друг с другом у обрыва, точно бы после странствия дойдя до границы целого мира, за которым скрывается лишь безмерная даль моря, соединяющегося где-то за горизонтом с чистым небом, и откуда-то оттуда с края скалистого берега на них смотрят увлеченно другая Мари и другая Исабель.

— Мне хочется верить тебе, даже если ты говоришь неправду, дорогая, — выговорила красиво и несколько бестактно Иглесиас, однако ее спутнице даже не хотелось давать толкование этим сказанным в чистом душевном порыве словам.

Среди алого зарева вечереющего неба проглядывались силуэты чаек, а Леклер, оставаясь неподвижной, многозначительно посмотрела на очертания купола брошенной обсерватории на холме за узкой полоской леса, куда и была просыпана гравийная тропа.

— И как тебе принц Лиссабонский? — поинтересовалась без тени стеснения сеньорита Исабель, заметив затуманенный взгляд дорогой подруги, точно бы голубой алмаз ее глаз стал блеклым и потерял свою первозданную чистоту.

— Кажется, я слишком молода для него, — отшутилась несерьезно Леклер, на бледной коже ее нашел свое отражение багрянец кровавого зарева, закаты на архипелаге в этом месяце происходили ближе к двадцати часам, а восходы — раньше шести.

— Кажется, ты слишком зануда, — усмехнулась застенчивости Мари Исабель, отчетливо осознавая, что на запланированную ее друзьями по университету вечеринку она уже опоздала, впрочем, ее это не слишком волновало.

Леклер вдруг вспомнила слова Венсана, с первой встречи показавшегося ей проницательным и довольно милым молодым человеком, и сказал вслух неуверенно:

— Вообще он признавался, что любит смотреть на звезды.

— Мари, ты ведь осознаешь, что тебя на всем острове и пальцем не тронут? — спросила без всякой причины расчетливая Исабель, подруге казалось, что она проявляла задатки искусной интриганки еще с малых лет или с того дня, когда не стало ее матери.

— О чем это ты? — поинтересовалась Мари.

— Сеньорита Мари, вам следует посетить обсерваторию, — уверяла настойчиво Иглесиас.

— Поздно, — выдохнула Леклер, — и что я скажу Леону?

— Я скажу все за тебя, — заверила Исабель и, когда ее темные волосы вдруг взвил элегантно теплый ветер, добавила осторожно: — Полагаю, добрый дядя Хосе будет благосклонен ко мне и в случае неудачи, простив тебя за мою ложь.

— Разве от меня требуется идти на это? — неясно заключила Леклер, подумывая об этом и до предложения подруги, однако ее слова сделали событие неотвратимым, точно бы оно являлось собой результатом случайности космического масштаба, умноженного на желание девушки наслаждаться беспечно каждой секундой нахождения на острове, вдыхая этот аромат и ощущая на себе ласковые прикосновения солнца, что на закате становилось еще более прекрасным, приобретая стеснительный почти бархатный багрянец, растекающийся кровавыми полосами по водной глади, от чего море в эту минуту можно было сравнить с россыпью граненных ледяных бриллиантов в кружевной изморози на окне зимним утром.

— Разве ты не хочешь так сильно хотя бы еще раз увидеть этого полного загадок и какой-то неповторимой недосказанности человека? — поинтересовалась Исабель, зашелестевшая от порыва ветра в приятной мелодии листва ближайших деревьев оборвала разговор, словно эта музыка выступала в качестве лейтмотива целостного произведения, всю полноту которого Леклер было попросту невозможно постичь.

Обе подруги не прерывали повисшего между ними молчания, прекрасно осознавая, что Иглесиас будет готова услышать любой ответ, оставляя решение за Мари, вот только Мари в эту секунду показалось, что этот разговор уже происходил однажды и был обречен повториться, всякий раз завершаясь одним результатом. Быть может, именно глубокое незнание обреченности бытия для Леклер служило ключом к спасению от безумства, размалеванного грубой кистью на безграничном полотне абсурда.

Глава 2

Одинокая фигура в легком платьице, возгоревшемся в закатном зареве, показалась среди заброшенного сада перед обветшалыми стенами обсерватории, что от своей покинутости в каждой детали казался только милее, цвела пахучая вишня, чей аромат был сладковато искрящимся. Порывы ветра в саду ощущались Мари незаметными, она рассталась с дорогой подругой несколькими минутами ранее, однако и они в ее восприятии обратились в сладкую вечность, словно бы Леклер в пронзительном молчании среди пьянящего шелеста листьев вокруг увидела собственное отражение, как и делала это сотни раз ранее.

Девушка с собранными волосами в своих открытых туфельках прошагала гордо через сад и ступила на заросший бетон лестницы, словно ведущей к порогу вечности. Леклер без тени сомнений показалась в высоких залах брошенного здания, чья форма во многом повторяла идеальный купол крыши за тем исключением, что фасад имел продолговатую форму, террасой выходя к обрыву: незваная гостья заприметила эту деталь еще с утеса.

— Обитель мертвенного царства, — прокомментировала в полголоса Мари, когда оказалась в округлом зале с зашторенными высокими окнами, через порезы которых сюда проникал дневной свет, на полу среди громоздких письменных столов были разбросаны книги.

Широкая меловая доска горчичного цвета висела у стены, вдоль которой поднималась элегантно винтовая лестница со стальными ступенями, юная дама воспользовалась ей, чтобы подняться на верхний этаж прямо внутри широкого диаметром в двадцать метров купола, поверхность его была разделена широкой линией, откуда приоткрывался впечатляющий вид на вечернее небо, исполосанное алыми подтеками. Багрянец мгновенно окрасил бледную кожу Мари палитрой теплых полутонов, словно зачаровав ее нежностью своих мнимых прикосновений, от чего она даже не заметила присутствия молчаливого молодого человека в безупречном наряде.

— Я знал, что вы придете, — заверил категорично своим приятным голосом Венсан, стоя подле развернутого на штативе телескопа, на месте которого ранее располагалась мощная стационарная линза.

— По-другому и быть не могло, — сказала совершенно ясно Леклер и, не без наслаждения осознав отчетливо, как к ней возвращается прежняя робость, объяснилась: — Я часто бывала здесь в детстве.

Девушка не стала упоминать, что парижские чины были вынуждены закрыть обсерваторию, поскольку огни ночного Руана уже не позволяли высокоточной аппаратуре исправно работать, вместо чего Мари сделала несколько шагов навстречу к юноше, осматривая с интересом телескоп.

— И давно вы любите наблюдать за звездами в ночном небе? — спросила как-то глупо гостья, струны ее белесых волос в гротескных сводах огромного купола казались бесподобными, точно как и милые веснушки на ее щеках и носу.

— Телескоп принадлежит местному университету: более мне по душе наблюдать за жизнью морских обитателей, однако и это быстро наскучивает, — объяснился юноша, отступив от телескопа и подав свою ладонь Мари, чтобы помочь ей взобраться на невысокую квадратную площадку в центре.

— Значит, вы пришли сюда от скуки или чтобы увидеть меня? — спросила девушка и, поддавшись на молчаливый жест мужчины, с помощью последнего взошла на сцену, широкая розовая полоса неба в туловище купола оказалась прямо над головами обоих.

— Все это верно, — согласился Венсан, чьи пышные волосы взвил робко теплый ветер, и добавил с умным видом: — Вот только сегодня можно наблюдать одну комету, что появляется у Земли с периодичностью раз в 22 года.

— То есть, в следующий раз ее будет видно только в августе 2035 года?

— Да, — заверил одно сложно мужчина, коснувшись короткой рукояти на продолговатом теле оптического прибора. — Хвост у нее фиолетовый и необычайно яркий, от чего об ее существовании знали на материке и до прибытия европейцев, народы майя прозвали ее «Кисин» по имени своего бога смерти, конкистадоры использовали ее старое обозначение «Персефона».

— Ее было видно и в старом свете?

— Конечно, — отозвался Венсан, стоя в полушаге прямо за спиной девушки, от чего он невольно задержал свой взгляд на ее тонкой шее под собранными изящно волосами, от нее веяло пленительным ароматом шафрановых духов. — И в Женеве, — полушепотом с отчетливой долей огорчения не сразу добавил юноша.

— Вы бывали в Швейцарии? — поинтересовалась Мари, мысленно все пытаясь достроить образ собеседника, на мгновенье ей даже показалось, что она еще никогда не встречала столь загадочного человека.

— Не совсем, — усмехнулся пространно Сойер, порозовевшие в прикосновениях вечернего солнца изгибы хрупких плеч перед ним выглядели безупречными, словно изначально были созданы, чтобы только стать началом ангельских крыльев.

— Вы говорите об этом с неохотой, хотя, полагаю, этого еще не произошло, — заметила справедливо Мари.

— Любая лишенная азарта игра кажется мне скучной.

— И вы хотите сказать, что мой визит в обсерваторию тоже был предрешен? — поинтересовалась девушка и изящно оглянулась, найдя эту беседу странной, точно бы они оба уже знали ответы и говорили в строгом соответствии со сценарием, Леклер теперь увидела Сойера увлеченным чистым небосводом далеко за потолком купола.

— Мое природное обаяние заставляет милых дам порой идти на отчаянные шаги, — в дружеской насмешке сорвалось с уст Венсана, после чего он добавил охотно: — Слова одного из моих студентов.

— Густаво Бальмонт?

— Не думал, что он так известен, — заверил искренне юноша и, своим насмешливым взглядом утонув в безбрежном омуте голубых глаз Мари, сказал многозначительно: — Вы не оставляете потенциальным ухажерам и шанса.

— Просто все они не любят изучать рыб и вечерами наблюдать за звездами, — с некоторым удивлением произнесла вслух свои мысли Леклер, заставив засиявшей на тонких губах Венсана полуулыбке нежно обнять себя, когда небесное светило в кровавом параде исчезло за дымкой горизонта, и все вокруг окрасилось в холодные полутона. Редкие порывы теплого ветра, шелест листьев и приглушенный гул волн нарушали благородную тишину ночи.

— Время пришло, — заявил несколько торжественным тоном европеец. — Закрой глаза, — прошептал он не сразу и, увидев перед собой милые черты, заставил гостью тонкими губами ощутить его на себе, Мари нисколько не шелохнулась, вдыхая чужой и предательски знакомый аромат волос, будто бы эта сцена случалась с ней уже неоднократно.

В следующее мгновенье Венсан отстранился робко, находя особенное наслаждение в молчании, и Мари открыла глаза, завидев высоко над головой испещренное яркими пятнами несчетного множества холодных звезд полотно космической бездны, чьи масштабы даже из стен обсерватории казались непостижимыми. Размытые узоры белесых пятен облаков по всему сечению складывались в завораживающий силуэт млечного пути, продолговатая полоса которого стекала почти перпендикулярно открытой полудуге купола обсерватории и утопала где-то за океаном и границей людских миров.

— Поспешим: в следующий раз ее суждено увидеть только через два десятилетия, — полушепотом проговорил Венсан, опасаясь нарушить тонкую нить в разуме спутницы, через которую удается прикоснуться к вселенской вечности, точно бы именно она скрывает истину или закон всего мироздания.

Юноша отстранился от окуляра и позволил очаровательной гостье склониться над линзой, локоны ее собранных бережно руками Исабель волос налились стерильным морозным сиянием. Мари увидела отчетливо среди синевы полумрака перед собой серию фиолетовых полос, отходящих от продолговатого тела кометы, что в объективе казалась необычайно яркой, хотя без помощи телескопа обнаружить ее в небе среди тысяч звезд было почти невозможно.

— Разве вы не желаете тоже запечатлеть «Персефону»? — поинтересовалась искренне Леклер, отпрянув от окуляра и взглянув на Венсана, зачарованного чистым небом в первые минуты после заката.

— Я уже видел ее неоднократно, — признался мечтательно юноша, идеальный воротник обрамлял его тонкую шею, точно как и элегантный на фигуре владельца ленточный галстук.

— По вашему виду и не скажешь, что вам более двадцати, — сказала Мари, когда до них доносился лейтмотивом приглушенный шепот листьев.

— Вы не ошиблись, — сорвалось с уст Венсана, юноша наслаждался увядающим ароматом духов и дыханием гостьи, чьи губы он еще недавно имел смелость ощутить на себе.

Между обоими вдруг вновь повисло пронзительное молчание, в котором не было тени неловкости, а их легкое прикосновение губ казалось Леклер чем-то само собой разумеющимся, словно именно это было прописано в сценарии.

— Вскоре комета вовсе пропадет из виду и будет недоступна с нашим любительским оборудованием: луна восходит стремительно и затмевает своим чистым светом хвост «Персефоны», — сообщил Сойер и, снизойдя с невысокой сцены, галантно подал руку юной даме, чтобы помочь ей неторопливо спуститься следом.

— Верно, пришел час расставанья? — поинтересовалась Мари, все не отпуская ладонь кавалера, беспредельная синева вселенского океана над их головами разливалась молчанием звезд.

— Ваш дворецкий из ЦРУ будет волноваться, — объяснился манерный юноша, спускаясь по стальным ступеням винтовой лестницы на один шаг впереди гостьи, точно бы среди светотеней отыскивая путь наружу.

— И вы намерены бросить университетский телескоп?

— Его никто не тронет: по неясной мне причине никто кроме нас двоих в ближайшие двенадцать дней так и не посетит обсерваторию, — рассказал вполголоса Венсан, каждое его слово, сколь бы ни было оно пространным, не вызывало сомнений у Мари.

Гости оставили просторные залы астрономической обсерватории и вышли к заброшенному саду, брусчатая дорожка которого поросла травой, а среди цветов возвышалось вишневое дерево, чьи ветки в заискивающем молчании изящно склонились к земле. Вскоре и чугунная изгородь полметра высотой осталась позади, Венсан под руку со своей очаровательной спутницей прошагал к дороге, где перед проржавевшей калиткой стояла припаркованная двухместная машина узнаваемого красного цвета.

— Мари, вы не будете возражать, если я доставлю вас к дому? — поинтересовался мужчина, за место кроссовок теперь на его ногах под выглаженными брюками сияли в лунном свете вычищенные туфли.

— Несомненно: боюсь, дядя Хосе уже разыскивает меня по всему Руану, — согласилась сразу Леклер и, когда юноша приоткрыл перед ней длинные двери пассажирского сиденья, она уселась в кресле.

— Если бы это в действительности было так, то Алехандро бы уже распорядился поднять авиацию, — отшутился Венсан и устроился за рулем, после чего двигатель под элегантным капотом автомобиля приятно взревел, и пара передних фар отозвалась стерильным синим огнем, что просачивался через калитку и падал в сад пустующей обсерватории.

— И почему вы так уверены, что дядя Хосе не будет волноваться? — поинтересовалась искренне Мари, машина под управлением юноши аккуратно развернулась, и обветшалый фасад сооружения теперь оказался по правую сторону от нее.

— Дворецкий считает, что вы находитесь на вечеринке вместе с Исабель, и будет рад встретить вас у дома многим раньше полуночи, — объяснился водитель, когда автомобиль вновь тронулся с места и поплыл по направлению к Руану, живописные даже во власти ночи пейзажи за окном сменялись неторопливо.

— Поражаюсь вашей осведомленности, Венсан, неужели всему виной ваша проницательность, или вы следили за мной?

— Скорее опыт, хотя и без проницательности он бесполезен, — сказал приятным голосом без тени сомнений мужчина, вслушиваясь с неприкрытым удовольствием в чистый рев мотора, в стерильном пламени фар на дорогое перед машиной замелькали прерывистые белые полосы разметки.

— Кажется мне, стеснение вам чуждо, — усмехнулась деловито Леклер, а Венсан вновь обнял ее своим надменным в высшей степени взглядом, впрочем, девушке эта милая деталь в нем скорее даже понравилась.

— Рядом с вами мною овладевает отнюдь не стеснение.

— И эти слова тоже принадлежат одному из ваших студентов?

— Разве сейчас это имеет значение? — задался вслух вопросом, точно бы обратившись скорее к самому себе, Венсан.

В следующий миг перед героями предстала во всем своем великолепии столица архипелага маркиза Ламберта в вечерних огнях: ровные линии улиц, что веером поднимались вверх от бухты, освещались рядами уличных фонарей на чугунных ножках на манер тех, что одно время назад были широко распространены в городах метрополии. Гротескный фасад резиденции господина мэра, что сочетал в себе функции выборного градоначальника и полномочия бессменного президента, возвышался над пятнами черепичных крыш, лишь обелиски трех стеклянных башен у самого берега могли оспорить величие колониального дворца.

— И как вам солнечный Руан? — поинтересовалась искренне Мари, так и не оставив своего навязчивого желания разузнать об этом человеке все, точно бы это могло подтолкнуть ее к разгадке тайны Венсана.

— Здесь довольно приятно и не надоедает. К тому же контингенту французских войск удается поддерживать порядок, хотя офицеры флота в свободные часы и во время службы не покидают увеселительных заведений, — рассказал водитель, заставив Леклер вспомнить об их встрече в «Павлине».

Автомобиль на полном ходу пронесся по ближней к набережной улице, веранды ресторанов и кафе перед первой линией домов были полны праздных посетителей, среди смуглых островитян встречались часто и европейцы из числа моряков. Мари давно заметила, что последних помимо внешних отличий выдавала особенная непринужденность, ведь их служба на райском острове вдали от высокого начальства протекала в полной беспечности, хотя Руан ввиду постоянного посольского представительства по степени важности занимал далеко не последнее место в стратегии военного присутствия в регионе.

— И значит, теперь вы просто так меня оставите? — поинтересовалась искренне девушка, глядя своими доверчивыми голубыми омутами глаз, словно бы Леклер искренне не желала расставаться с этим юношей, чье благородное бездействие в тени необычайной решимости не вызывало в ней никаких сомнений.

— Сейчас мне кажется, что спешка может лишь разбавить это пленительное чувство, не оставив ничего кроме приятного послевкусия, — принялся рассуждать о высоких категориях вслух Венсан, будто бы в этот миг вел беседу не сколько со своей очаровательной спутницей, сколько с самим собой, от чего оставался предельно честен.

— Эти слова уже не кажутся мне похожими на те, что когда-то говорили ваши ученики, — с легкой усмешкой в милом голосе заявила Мари, все разглядывая молчаливые тени громоздких судов вдали, полотнища трехцветных флагов над их треугольными командными рубками реяли в прикосновениях чистого света луны.

— Вы можете верить в мою искренность, — отозвался мужчина, в одно время с последними словами отведя надменный взгляд в сторону, однако этот жест непредумышленно лишь подчеркнул всю степень его загадочности в глазах спутницы.

Вскоре двухместный автомобиль замер неторопливо в некотором удалении от изгороди семейной резиденции Леклеров, свет в зашторенных высоких окнах верхних этажей не горел, однако роскошное жилище и без этого заставляло поверить в неутихающую за фасадом ни на мгновенье полную празднества жизнь своих хозяев.

Венсан заглушил двигатель, от чего одинокий автомобиль в тени безлюдной улицы слился с молчанием ночи, нарушаемой лишь ласковым шепотом теплого ветра и робким шелестом листьев, обворожительной Мари даже захотелось закрыть глаза и оказаться запечатленной в этом странном действе, где ее словно в сказке сопровождал манерный кавалер. Мужчина приоткрыл дверь перед спутницей и подал ей в естественном и одновременно с этим необычайно элегантным движении руку, от собранных волос девушки веяло увядающим ароматом духов, она не стала противиться и, коснувшись холода тонких пальцев своего загадочного спутника, в следующий миг оказалась рядом с ним, в полушаге от его фигуры.

— Если бы не обстоятельства, то я бы не хотела на этом завершать нашей встречи, — призналась застенчиво Леклер, бледная кожа ее тонких рук и хрупких плеч засияла белесыми оттенками в прикосновениях полутьмы, а редкие точки веснушек на ее лице под волосами стали еще заметнее, подол летнего платья взвил ветер.

— Я все понимаю, — отозвался коротко Венсан и как-то обреченно отпустил ладонь спутницы, теперь они стояли напротив друг друга неподвижно, точно как однотонные фигуры на шахматной доске. — Прости, — добавил он нерешительно, Мари было сложно понять, что в это мгновенье происходило в мыслях этого человека, который уже и сам не мог понять, чего желал и желал ли вовсе.

Герои расстались, Леклер обернулась и направилась неторопливо к калитке ворот, а молчаливый Сойер лишь отстраненно смотрел ей вслед, наслаждаясь тонкими линиями ее шеи под собранными заколками волосами. Вскоре удаляющийся силуэт спутницы в летнем платьице исчез за высоким каменным забором, а перед полноправной хозяйкой во всем своем немом великолепии предстал колониальный дворец с шатром над летней верандой.

— Исабель могла бы целыми часами увлеченно разглядывать все эти цветы, — усмехнулась вслух Мари, перед ее ногами протянулась вдоль лужайки ухоженная аллея, сразу за которой лилась приятной мелодией из чаши фонтана ледяная вода.

Юная госпожа оставила старомодный лимузин, и из открывшихся дверей под крыльцом главного входа появилась следом фигура дворецкого в безупречном наряде. Должно быть, взволнованный отсутствием своей подопечной домоправитель находился в готовности по первой необходимости отправиться на ее поиски по всему Руану и за его пределами, пусть даже ради этого ему придется вновь рискнуть жизнью.

— Сеньорита Мари, я боялся, что с вами что-то случиться, — без излишнего официоза признался искренне отставной разведчик, оставаясь неподвижным, чтобы придержать дверь своей юной госпоже.

— Дядя Хосе, верно, вы все еще видите во мне ребенка, — произнесла с доброй усмешкой девушка, после чего, одним ловким движением сняв заколки, освободила свои светлые волосы, чьи струны жадно коснулись ее оголенных плеч.

— Не вини в этом своего старика, — отозвался Леон и обходительно предложил даме свой пиджак, однако получил бессловно вежливый отказ.

Юная госпожа в сопровождении доверенного слуги прошла мимо гостиной в просторное помещение столовой, где перед громоздким камином прямо на идеальном ковре возвышался продолговатый стол с приставленными к нему стульями, роскошные шторы у высоких до самого паркетного пола были собраны.

— Я распорядился подать к вашему столу блюдо из ресторана на соседнем острове, — рассказал несколько самодовольно Хосе, галантно отодвинув от стола одно из кресел для своей госпожи.

— Неужели это в точности то, что подавали нам на «Роне»? — изумленно произнесла Мари, увлеченная полузабытыми воспоминаниями о семейных вечерах на президентской яхте, когда она различила среди блюд свежеприготовленные дары моря.

— Думал, вам это точно придется по вкусу, сеньорита Мари, — признался учтиво дворецкий, стоя позади юной хозяйки, та взяла в руки столовые приборы и обнаружила удивленно, что очень голодна, посуды блестели в свету тусклой люстры на потолке, переливаясь теплыми пятнами отражений от языков пламени в камине.

— Дядя Хосе, и вы не составите мне компанию за ужином? — спросила Леклер и приняла заинтересованный вид, она также как и родители относилась к доверенному дворецкому дружески, рассматривая его исключительно в качестве члена семьи, хотя в стенах этого дворца во все времена господы относились к прислуге с должным почтением.

Отставной разведчик вне всякой покорности любезно уселся за столом напротив юной госпожи, в высоких окнах за его спиной проглядывались отчетливо очертания бухты и огни вечернего Руана, порой Мари находила себя увлеченной дивным пейзажем, точно бы она все еще надеялась отыскать среди ровных линий улиц автомобиль Венсана.

— Теперь вы выглядите необычайно задумчивой, — произнес Леон де Виньялес, умело разделывая пищу в тарелке перед собой, бокал по правую сторону от него был примерно на четверть полон кровавым вином.

— Разве не так должен выглядеть вернувшийся после долгого странствия домой человек?

— Кажется, в вашем возрасте я не думал о подобных вещах, — усмехнулся ласково старик и добавил учтиво: — Моя госпожа.

Леклер хорошо помнила, как в далеком детстве, оставаясь одна в этом доме, любила слушать истории из уст доброго дяди Хосе, а теперь она вдруг поняла, что с тех пор мало чего изменилось, ведь Мари ждала от дворецкого новых сказок. Это ожидание в какой-то степени даже затмило мысли о милом ей юноше.

— Ваш папенька часом ранее звонил из Венеции, где вместе с госпожой Леклер с террасы гостиничного ресторана встречал закат, — рассказал Леон, словно мысленно услышав немой голос Мари. — В этот месяц море там чудесное, — добавил слуга, девушка различила в нем крайнюю задумчивость, будто Хосе уже догадался об ее встрече с Венсаном, но не подавал виду.

Еще какое-то время Леон говорил о временах своей молодости, когда в качестве полевого агента объездил и облетел половину мира вплоть до железного занавеса и часто далеко за его пределами, дворецкий также рассказывал об их тайных вылазках через Берлинскую стену, исключая имена, даты и названия городов и улиц. Мари знала, что Хосе впервые встретился с Анри Леклером, ее ныне покойным дедом, именно в западном Берлине, где Анри искал встречи с влиятельным французским дипломатом с целью разрешения возникших в Руане проблем.

Наконец, затянувшийся ужин был окончен, и Мари, ласково распрощавшись со слугой, покинула зал и поднялась в свою комнату, где заснула с мыслью о скорой встрече с Венсаном, которая, по ее мнению, должна была произойти непременно, ведь даже его загадочность не помешает ему объясниться в чувствах.

***

Юная госпожа открыла свои необъятные голубые глаза в постели, когда уже за окном светило яркое летнее солнце, девушка неторопливо свесила ноги с края кровати и оправила взъерошенные волосы, своим сонным взглядом запечатлев вдали золотящиеся зеленым луга. Лишь в следующий миг перед глазами Мари ожили яркими красками воспоминания о вчерашнем вечере и встрече с Венсаном в стенах оставленной людьми обсерватории, она вновь увидела перед собой фиолетовый хвост кометы среди сияния холодных звезд океана космической бездны, а еще секундой позже нашла на губах сладковатое послевкусие от прикосновения кавалера.

Из приоткрытой двери балкона в просторную комнату просочился легкий ветерок, что принес прохладу нового дня, роскошные ткани штор заколыхались робко. Леклер поспешила принять ванну и привести себя в порядок, после чего переоделась в легкое платье, локоны ее светлых волос ее теперь были распущены, заслоняя собой изредка редкие точки веснушек на ее бледной коже.

— Жаль, что со мной нет Исабель, — заключила мысленно Мари, точно бы она могла виртуозно заглушить в ней жажду встречи с этим юношей, что посмел одним своим видом и манерами вскружить ей голову.

Внезапно, из-за дверей комнатки раздался стук, разделенный характерной двухсекундной паузой. Так всегда стучался дворецкий, Иглесиас же предпочитала не стучаться вовсе.

— Входите, — произнесла вслух Леклер, и из приоткрывшихся неторопливо дверей показалась фигура Леона де Виньялеса.

— Простите, что потревожил вас в минуты отдыха, моя госпожа, но на этом настояла сеньорита Исабель, — объяснился сразу с некоторой неловкостью в голосе мужчина, однако когда он своим взглядом застал одетую Мари, Хосе перестал робеть и добавил: — Она охотно ждет встречи.

— Вот как, — удивленно прокомментировала девушка, постели за ее спиной были брошены, поскольку они ожидали прибытия горничных. — Буду готова встретить ее в гостиной через пару минут, — огласила после короткой паузы Леклер.

Мари спустилась по лестнице главного холла, повстречав приветственно несколько знакомых ей горничных, и вскоре оказалась в залитой стерильным светом дня гостиной, где ее уже ожидала улыбчивая Исабель в простом платьице и шляпке. Гостья поднялась с дивана и в формальном жесте губами прильнула поочередно к щекам хозяйки, которой подобного рода приветствие на мгновенье показалось чуждым, помимо них в зале не было никого постороннего, поэтому давние подруги могли говорить без утайки.

— Не думала, что моя принцесса предпочитает дневной сон, — усмехнулась ласково Иглесиас, на ее плечах висела теперь сумка с вещами, от чего Леклер сразу догадалась, что гостья желает позвать ее с собой за пределы Руана. — Как прошел вчерашний вечер? — заинтересованно спросила подруга, кокетливо оправив свои черные косы, точно бы она решилась нанести визит в этот дом только ради этого вопроса.

— Звезды в небе показались мне особенно прекрасными, хотя Венсан, с его слов, предпочитает изучать морских обитателей, — рассказала неясно Мари, впрочем, этих слов оказалось достаточным, чтобы временно удовлетворить ответом подругу.

— Прекрасно, тогда ты точно не откажешься от поездки к студенческому пляжу, — выговорила с нескрываемым восторгом Исабель и следом продемонстрировала однотонный плавательный костюм в сумке. — Вчерашним вечером узнала от Густаво, что они едут за большой волной и зовут нас, хотя мы поедем на машине отдельно, — сообщила, наконец, гостья.

— Поражаюсь желанию Бальмонта снова себя покалечить.

— На этот случай я предусмотрительно взяла с собой вату и спирт.

Обе подруги вновь усмехнулись и неторопливо подошли к окну, откуда открывался вид на сад, где сейчас работала прислуга в лакейских нарядах, состригая газон и листья кустарников.

— Но дело не только в этом, моя дорогая, — заинтриговала вдруг своим певчим голосом Исабель. — Венсан сейчас в университете, а нашу поездку ты можешь использовать в качестве предлога, чтобы навестить его, — мысленно спланировала случайную встречу гостья и добавила полушепотом: — Конечно, если ты не против.

— А я ведь все думала о нем, а думал ли обо мне? — прошептала застенчиво Мари, зная, что дорогая подруга не станет шутить над ее чувствами, в которых она еще даже не разобралась окончательно.

— Кто знает? Боюсь, если бы нам было позволено знать об этом, то наши жизни стали бы намного скучнее, ведь в ней не будет азарта, — рассудила вслух Иглесиас, исполнив вдруг игриво изящный пируэт, чем снова рассмешила свою застенчивую собеседницу.

— И что же следует сказать дяде Хосе, будет ли он возражать этому путешествию? — задумалась вслух Мари, прекрасно зная, что домоправитель сейчас руководил работой прислуги в большой оранжерее, где так часто любила гулять Исабель.

— Полагаю, что он не будет иметь возражений на этот счет, ведь я уже сообщила ему о предстоящей поездке, — сказала ребячески гостья, соломенная шляпка на ее голове имела элегантный черный бант на тканевой петле, напоминая во многом ленточный галстук Венсана.

— Да, добрый дядя Хосе просто волнуется, — согласилась небезосновательно Мари, подруги направились в залы столовой, где им подали завтрак, а уже после нашли дворецкого и известили его о поездке, старик не стал возражать, лишь попросив сердечно быть осторожнее.

***

Сразу за окном перед Леклер проносились прекрасные пестрящие яркими красками луга, сменяющиеся полосами леса, улицы солнечного Руана окончательно пропали из виду, и очаровательные дамы не могли видеть пейзажей столицы в зеркалах слева и справа от машины.

Громоздкий автомобиль под управлением личного водителя Алехандро проносился по раскаленному асфальту пустующей дороги, а продолговатая доска для серфинга лежала на крыше. Мари все еще помнила, насколько умело ее подруга ловила волну и могла дать фору даже своим однокурсниками из числа членов спортивного клуба, хотя и не часто считала нужным делать этого.

— Здесь мы вчера разошлись, — вспомнила вслух Исабель и показала пальцем в сторону утеса, купол астрономической обсерватории вздымался над кронами деревьев у самого обрыва.

— Знаешь, без твоих слов я бы даже не решилась прийти туда, — призналась снова Леклер, она уже успела в красках описать подруге обстоятельства вчерашнего вечера, когда ее в залах обветшалого здания ожидал Венсан.

— И без своей дорогой подруги ты бы не нашла предлога вновь навестить его.

Юные дамы снова рассмеялись беспечно, пока молчаливый водитель в безупречном наряде смотрел на дорогу, теперь на голове Мари тоже была соломенная шляпа только с тканевым ободом в цвет своих чистых глаз: Леон попросил взять ее с собой во избежание солнечного удара.

— Какая чудесная сегодня погода, — восхищалась искренне Исабель, после чего опустила окно возле себя и вытянула обе свои руки наружу, золотистый обод браслета на ее тонком запястье вмиг возгорелся блеском янтаря.

— Перестань, прошу: это может быть опасным, — бросилась отговаривать подругу Мари, когда волосы их обеих взвил своими нежными прикосновениями ветер, личный водитель Алехандро предпочел не вмешиваться, поскольку уже привык к капризам дочери господина мэра.

— Только выгляни наружу, — весело проговорила Иглесиас, своим кокетством и обаянием словно заставив свою спутницу повторить за ней. — Картина на миллион долларов, — говорила увлеченно Исабель, Леклер протянулась через ее колени и выглянула несмело из-за приспущенного стекла, когда автомобиль промчался через скалистые врата, что были по праву признаны одним из символов столицы.

Мари придерживала одной рукой шляпку, из-за которой наблюдала увлеченно за дрожащими в прикосновениях пьянящего морского ветра пятнами листьев. Кроны деревьев на холме налились палитрой теплых оттенков, словно выстраиваясь в цветовой такт полотна по мере приближения к полоске чистого моря.

— Как бы я хотела навечно застыть в этом мгновенье, — признала полушепотом потрясенная собственной беспечностью Исабель, говоря на ухо дорогой подруге, теперь руки ее снова находились в салоне, лишь тонкие пальцы легли на верхнюю оконечность окна.

— Даже не вериться, что где-то на свете может быть так прекрасно, — поддержала не сразу Мари.

Автомобиль стал замедляться по мере приближения к изгороди университета, корпуса и кампусы которых в апартаментах колониального дворца показались из-за крон могучих мангровых деревьев. Очертания чистых фасадов, колоннад и крыш на фоне полосы бескрайнего моря выглядели особенно прекрасными, даже глыбы мраморных скал у песчаного пляжа сделались необыкновенными, подчеркивая бирюзу водного глянца среди ее ряби.

— Воздушный змей, — проговорила восторженно Исабель, завидев вдали у самого берега красное пятно бескрылой птицы на привязи, одинокий парус плыл в прикосновениях ветра легко и свободно, точно бы в любую минуту мог умчаться куда-то навстречу редким облакам на горизонте.

Водитель по просьбе госпожи Иглесиас намеревался доставить пассажиров прямиком к пляжу, поэтому громоздкий автомобиль въехал на территорию университета и промчался медлительно мимо цветущего парка и главного здания, с крыши которой возвышался построенный на вложения семьи Леклеров стеклянный купол.

Конец ознакомительного фрагмента.