Смотрящие в небеса

Жанна Лошманова

Философский роман. Три главных героя Василиса, Дан и Лена оказываются в таинственной ситуации, которая разрешится лишь тогда, когда Василиса, утратившая душу из-за пристрастия к злата, вновь обретёт её, и Лена нарисует гармоничную картину. Книга содержит нецензурную брань.

Глава третья. Ночное происшествие

Конечно, Василиса попала под дождь!

Постояла у мокрой стеклянной стены на выходе из метро и шагнула на улицу. «Авось справлюсь!» — Не уточняя деталей, сказала.

Минута, и любой, не задумываясь, решил бы, что Василиса совершила глупость. Правда сделать этого было некому: улица была пуста. «Авось!» — Обругала себя Василиса, присматриваясь к автобусной остановке. — «Чудо, что ли, с прибытием автобуса в такой сумасшедший ливень я надеялась устроить или с тучами думала управиться?» — Остановилась и запрокинула голову к небу. «Ничего себе тучи! — Ахнула она восхищенно. — Прямо как сумасшедшие! Не тучи — золото! Стихия!» — Косая струя дождя наотмашь хлестнула Василису, обратив в мокрый столб. « Вот теперь точно — я стала частью стихии, расстроившись, подумала Василиса. — Но, кажется, в Амазонки я не гожусь. Рассудить здраво, разгуливать под дождем… Скажем прямо, для Амазонки мне как — то сыро… Вообще, неплохо было бы чтобы кто — нибудь мне меня объяснил, а — то как — то… непонятно». Василиса скинула полные воды туфли, зашлепала по лужам, косясь на дорогу и подумывая об автостопе. «Надоело!» — Подумала она, в нерешительности остановилась и помахала туфлями, повертелась, все — таки передумала, направилась, как и задумала, к автобусной остановке, чувствуя, что настроение у нее снова портится. Витек… «Тот еще Витек!» Витьком был хозяин квартиры лет сорока, последние десять, полные неудач, сделали его циничным, потому иногда Василисе было с ним даже интересно. А в остальном… «пол — города таких вот Витьков и ничего, нормально живут» — Хмуро подумала Василиса, три последних месяца жившая у Витька бесплатно — не было денег, и поэтому Витек бросал на Василису «взгляды» и время от времени, конечно, устраивал «концерт». Василисины вещи летели на лестничную клетку, Витек бегал по квартире, объясняя, «какая Василиса дрянь неблагодарная и не ценит хорошего отношения. Потому что другой бы выгнал такую неблагодарную дрянь сразу же, не задумываясь». Василиса уходила на кухню, прикидывая, сколько у нее в кармане денег. Витек бежал следом. «Ты хоть понимаешь, понимаешь или нет?!». «Понимаю». — Лучше всего то, что денег, чтобы сразу снять квартиру у нее нет. Василиса, (которой тот порядочно надоел и для острастки), вынимала из джинсового кармашка мобильник, рылась в телефонной книжке, отыскивая, у кого бы переночевать. Витек сразу же отходил: «Оставайся уж. Мы же с тобой друзья. Между друзьями все бывает. Но ты должна изменить ко мне отношение, а — то я тебе помогаю, а ты на меня плюешь. А мне обидно. Я пойду, а ты подумай!» — Витек шел в подъезд и возвращался с Василисиной сумкой. Ситуация развивалась циклично, но вчера… Василиса вспомнила вчерашний день и помрачнела. У Витька «снесло крышу», и он, спрятав ключ от входной двери, повалил на кровать, прижал коленом руки, и засопел: «Ты мне надоела, понимаешь, понимаешь! Надоела!» Василиса лягнула его коленом, Витек завыл, а она с какой-то спокойной яростью стала собирать вещи, совершенно наплевав на то, что кроме Витька ей, в общем, ей идти некуда. Обернулась: «Дай ключ!!!» «Не дам!» Василиса как обычно ушла на кухню, а Витек заорал из комнаты: «Ну, кому ты нужна, куда ты пойдешь?!» «В милицию», — тихо, сквозь зубы пробормотала Василиса, отлично зная, что никакая милиция ей не поможет. Витек, конечно, не услышал, а сразу прибежал мириться: «Прости! Я же знаю, тебе некуда идти, оставайся. Мир?» «А когда следующее выступление?» = Спросила Василиса, глядя на Витька изподлобья. «Ой, да ладно тебе, че ты, я же не всерьез. Давай лучше чай пить.» Василиса не ответила, а заперлась в ванной и, открыв воду, заплакала, понимая, что придется остаться у Витька.

«А ведь это я из-за тебя под дождем мокну!» — Вдруг догадалась Василиса. «Еще немного и от меня останется мокрое место, и ты, сука, будешь отвечать!» — Она вспомнила вчерашний вечер. «Рогатый — хвостатый козел обыкновенный!» — Запрыгала, поднимая фонтанчики брызг, от которых на платье летела грязь. Но скандалить с ним на пустой остановке могла хоть до рассвета: лишь фары машин на мгновение выхватывали пляшущую Василису из мокрой темноты и, как заговоренные, машины проносились мимо. Почувствовала, что начали стучать зубы, остановилась, пошла было пешком, но сразу вернулась, поняв, что ей не осилить и четверти пути под проливным дождем. «Чтоб вас!» — Хватила в сердцах Василиса, отвернувшись от проезжей части. Но тут же завертелась, как юла, — ехать было просто необходимо, не дойдет: голодная, зуб на зуб не попадает и чумазая, как домовенок.

Огни с проезжей части полоснули светом, и из огней крикнули сорванным голосом: «Садись скорее!» — Пулей юркнула на переднее сиденье. «Большое спасибо, я так замерзла», — глядя в сторону полового машинного коврика, а то и зажмурившись, Сама не поняла.

— Куда ехать? Бедненький, замерзла совсем, щас согреешься. У меня полотенце в багажнике, дать? — Дернула уголком рта. «Откуда, интересно, взялось полотенце, в баню что ли ездил?» Ответив, что «ехать прямо три автобусные остановки, а там рядом» Улыбался, в упор разглядывал промокшую чумазую Василису. Хохотнул.

— Ну, поехали. Полотенце — то как, дать? Как звать? — Искоса и весело поглядывая на Василису, спросил мужской голос — а кому принадлежит голос — Василиса не успела еще разглядеть в темном салоне автомобиля. Тем не менее опытная автостопщица Василиса сразу сориентировалась в ситуации, но все — таки вежливо ответила, глядя то ли в сторону, то ли в машинный коврик:.

— Вы не беспокойтесь, здесь недалеко, — сказала Василиса, начиная понемногу приходить в себя, ибо, сказать правду, Василиса — то была крайне чувствительной барышней и, выпадавшие на ее долю всяческие испытания и неприятности (это происшествие она расценивала, как неприятность), давались ей не вовсе не так просто. И в силу пророческих, как уже говорилось, способностей и, вообще… Нет, Василиса все — таки была опытной тусовщицей! Поэтому, не обольщаясь, на счет своего нового спасителя, в столь неурочный час явившегося к ней на помощь, она очень спокойно, а, может, и равнодушно… «какая разница, главное, теперь до дома добраться. Но, если честно… ведь едва успела в машину сесть и…поехали. А между прочим, дождь на улице. М — да!». — А тот, конечно, непонятно чему… «чему, чему? Бабкам натыренным», тот, конечно, радуясь ответил:

— Ну, смотри! Как звать — то?

— Кого, меня? — Не выдержала Василиса.

— Иван, — он выпустил руль, протягивая ладонь. «Прямо дурак, честное слово!» — И улыбнулась, успев подумать: «все, что ли, мы такие, улыбаемся, если нужно?» (Нет, все — таки Василиса была хорошей девушкой — сознательной!). Но, как полагается, она улыбчиво, ответила:

— Вася… Василиса, конечно, ну, что Вы!.. Но знаете, я жутко чумазая, по — моему, не стоит рисковать… Извините за любопытство, а Вы в баню ездили? — Не удержалась.

— Почему? — Он уже утратил к ней интерес, смотрел на мокрую дорогу и вел машину, не снижая скорости. «Рулит, не жалеет, — усмехнулась Василиса, — хотя машина, конечно, застрахована, — и опять усмехнулась: — вот и рулит». — И вдруг поняла, что едет в новеньком Лексусе, а из динамиков поет Фитцжеральд, которую этакие крутили для престижа. — «Ему Фитцжеральд, как корове седло. Ему бы азбуку учить,» — заступилась Василиса за великую певицу.

— Почему? — «Просто чепуха какая — то!»

— Что? — Кротко. — Нет, а как еще с таким?!

— Почему в баню? — Не желая, из — за осознания собствненной значимости, понимать, а, может, и впрямь не понимая, что Василиса над ним «втихую стебется». — Я на дачу еду. У меня квартира в центре, и дом за городом. Живу то там, то там, вот и вожу с собой скарб. — «Ну, да, ну, да, здесь, как я и подумала… „Лексус“! Хотя если честно, очень смешно. А вот интересно скоро он начнет меня поучать?»

— Слушай, как же ты одна — то, ночью, не боишься? В чужую машину села к незнакомому человеку? — Тут уж Василиса откровенно возмутилась! «Быстро, милосердие твое липовое! Благородство — то без малого халявное. Я б тебе спасибо, от души, ты бы человеком себя почувствовал, оттого что доброе дело сделал. Да ведь я промокла, как цуцик, ничего не ела весь день, речи слушала. Дома у меня Витек… Подлавливаешь на Лексус голодных девчонок и думаешь: любая на край света, все можно… Те еще девчонки!.. Да что я в самом деле, мужик, как мужик, как все, подвез, и ладно». — Прищурилась в облитое дождем окно на подсвеченную фонарями улицу. На угловом подъезде промелькнула знакомая вывеска «Продукты». «Кажется, приехала».

Согрелась в салоне, мчась в изъеденную искусственным светом ночь. Приятное телу тепло и явившаяся вдруг тоска сплелись клубком и не отпускали. Спряталась, как прячутся дети, опустив глаза в резиновый половой коврик и коврику сказала:

— Нам направо.

— А поехали ко мне? — Вздрогнула и отрывисто и зло рубанула:

— Что так?

— А за компанию, одному скучно. Боишься? А ночью садиться ко мне в машину не боялась? Поехали, я безопасный! — И засмеялся в голос.

Сжалась, как еж, помолчала… Вспомнила, как кинулась из-за Витька под дождь и тоску, обвившую упругое забившееся сердце. Постучала мокрой туфелькой об пол…

–…А ничего если я музыку прибавлю? Музыка у вас замечательная, правда, мне больше нравиться классическая, по настроению, конечно. — Отбила туфелькой дробь, и сказала грустно:

— Ну, раз вы меня приглашаете…

— Да ты не бойся, я что, жлоб?

— А я не боюсь. Вы безопасный, я знаю. «А кто?» — И снова замолчала, отвернулась к окну, глядела на быстро проносящийся город и лихую ночь. Тот сосредоточенно смотрел в лобовое окно. Рулил.

Дождь кончился, и из — за туч показалась одним острым краем маслянистая луна, и россыпь умытых дождем звезд расставила на небе яркие точки. Город пропал, а в укутанных тягучими джазовыми гармониями выросли чащей вековые деревья и появилась поляна, покрытая ковром из огромных ярчайших цветов, от которых над поляной висел густой аромат да такой, что Василисе захотелось в нем искупаться. Над раскрытыми бутонами летали стайки неизвестных Василисе бабочек, просто — таки море бабочек невероятных расцветок (наверное, в таких же краях были парень и девушка, повстречавшиеся ей в Александровском саду, запомнила, очень уж понравились!). Неожиданно, словно рванул разноцветный ветер, бабочки посыпались на цветки, и бутоны — бабочки пошли по всей поляне ковром невероятного оттенка — ни один в мире художник не писал еще такой краской, а высоко под солнцем звенели птицы, ткали узор легкими пушистыми облаками. Справа от Василисы деревья росли реже, оставляя проем, в проеме виднелся высокий каменистый холм, с которого сбегал быстрый хрустальный ручей, и на другой стороне у леса, склонив голову, пасся белый длинноногий конь.

И не было времени в этом блистающем мире! Был прекрасен и вечен этот мир!

Но тут картина переменилась, словно начался новый рассказ о другом времени и месте. Появилась девушка, одетая в желтую футболку и джинсы, курящая в открытое окно, задрав голову и сидя на подоконнике не похожей на нормальное человеческое жилище комнаты, вроде бы художественной мастерской, судя по развешенным вдоль стен холстам. В комнате была и еще одна странность: крохотная печь-голландка в углу. Не камин, который тоже не вполне бы вписался в интерьер именно этой комнаты, но выглядел бы все — таки к месту, а именно печь, которую и топить — то было неизвестно как в этой комнате. Правда крохотная. В общем, та самая комната… Девушка в желтой футболке пошла и пропала за занавеской, а появился серый в полоску кот с золотой цепью на шее. Кот встал на задние лапы, обернулся и поманил Василису при этом важно и значительно кивнул и, погрозив Василисе лапой, что, правду сказать, ее очень удивило, развернулся, сиганул и нырнул за голландку, пустив клубы гари.

Василиса закашлялась

— Ты чего, заболела?

— Что, простите? — Василиса никак не могла прийти в себя.

— Давай я тебе печку включу, а — то я тебя не довезу.

— Печку? А туда куда мы едем, там есть печь? — Как — то даже растерянно спросила.

— Ну, в домах обычно бывает печь, — пояснила Василиса удивленно глядевшему на нее Ивану, сама, конечно, не смотря на имеющиеся у нее пророческие способности, удивленная не меньше: не каждый день встречаешься с… «невероятным», — подумав, определила Василиса.

— Почему? Камин. А ты что, шашлыков захотела? Шашлыки мы обычно готовим на улице, на мангале, или в крайнем случае… Ну, увидишь. А вообще, каминов у меня два. А ты чего притихла? Я смотрю, ты притихла, ну, я и замолчал.

— Так… — «А вот все — таки интересно, как это выходит? Вообще, красиво. Очень красиво, непонятно, правда, да ведь не все на свете должно быть понятно», — решила Василиса, а вслух сказала:

— А большая, наверное, у вас дача раз два камина?

— Не жалуюсь. Да мы скоро приедем, сама увидишь. Что, интересно? — Хвастливо сказал он, а у самого ни с того ни с сего забегали глаза.

«Что бы это могло быть?» — Размышляла Василиса, которой увиденное, ой, как понравилось, а потому, она не заметила, что Иван… испугался, только слушала в пол — уха, как он говорит скороговоркой:

— Да ты не бойся! Едем же вот, все в порядке. В конце концов ты сама со мной поехала! Ночью!

— Да я не поехала, — отозвалась Василиса, думая о своем. «Нет, все — таки очень красиво. А главное, у меня такое чувство, что это имеет ко мне прямое отношение»

–…а что, по — твоему, ты сделала? — Строго спросил он.

— Поехала, — кивнула Василиса, успевая одновременно — ну, привычка, отвечать Ивану и опять — таки, не слушая, а думая о своем. «А вот интересно, что это за девушка, и кот такой… Только вот…»

–…ты очень безответственная девушка! Но теперь — то тебе бояться нечего, едем же, все в порядке

«Что — то здесь не так. Кот…» — Вспомнила вдруг Василиса. Тут Иван ее перебил:

— Ну, ничего, увидишь, какой у меня дом…

Василиса обернулась и внимательно посмотре6ла на Ивана, причем у нее мелькнула и пропала следующая ни к селу ни к городу, мысль: «А как я обратно добираться буду?» — И сказала, очень медленно и опять — таки, не вполне понимая зачем:

— Послушай, а твои камины электрические или настоящие?

— Почему тебя это интересует?

Василиса пригляделась еще и тут заметила, в подсвеченном салоне, что тот хоть и улыбается в окно, но вид у него при этом какой — то странный.

— Сама не знаю, еду и думаю о твоих каминах. И сама не знаю почему, — сказала Василиса, приглядываясь еще внимательней к ночному непрошенному спутнику и позвала:

— Иван…

— Если тебе холодно… — Он обернулся, опытная тусовщица Василиса глянула: улыбается, а глаза… бегают. В глаза не смотрит!

— Мне не холодно, — и, как отрезала:

— Ты, Иван, останови, я пойду. — Потянула дверную ручку.

— Куда ты ночью? — Иван разволновался. — Я тебя домой пригласил, я всех подряд не приглашаю, расслабишься, живешь, наверное в какой — нибудь лачуге. Мне от тебя ничего не надо, отдохнешь и мне не скучно. Дом у меня прекрасный, если тебя это беспокоит…

«Точно! — подумала Василиса. — Еще как разволновался!»

— Это — то меня и беспокоит. Ну, останавливай! — Прямо в глаза приказала!

Он как-то сник, съежился. И выжал тормоз.

Заканчивалась какая — то растительность. «Парк, что ли? Колючки какие — то, хромоножки — сосны — ели, кого хотели, того и съели. Фиг вы съели Василису из Зазеркалья, Амазонку бесстрашную!.. Как-нибудь! Хорошо, что из Москвы выехать не успели.» — По каким-то земляным кочкам… Налетела на подстриженный кустарник, стоящий сплошной стеной. Прошла, раздвинув ветки… Угол пятиэтажки. По разбитому асфальту, нырнув туфелькой в сегодняшнюю свежую лужу. Москва не Москва, люди не люди… Ну, честное слово!» — Металлический забор. «Не перелезу, темно» — Вдоль. Нащупала дырку между железных прутьев, нырнула. Асфальтовая дорожка. Едва забрезжили огни… Угол дома, еще один… Не разбирала, прямо по мокрой земле. Послышался шум проезжающих по шоссе машин. «Выбралась, Амазоночка!» — Впереди маячила, едва освещенная уличным фонарем автобусная остановка. «И на фиг мне она?! Транспорт давно не ходит!» — Тоскливо подумала Василиса: « Автостопом, что ли опять? Не ночевать же здесь в самом деле? А что, можно и переночевать, как — то даже интересно, такого опыта у меня еще не было… Ой, влипну!» — Свернула к автобусной остановке, устроилась на лавочке, подперев щеку рукой, стала ждать. А чего — неизвестно. Вздохнула: « Не хватает только в историю угодить. В одну я уже угодила!» — И Василиса пошла к проезжей части, подняла руку навстречу мчащимся к ней огням. Засвистели от резкого торможения колеса. Появившаяся в окне голова крикнула Ивановым голосом:

— Садись скорее! — И дверь распахнулась со стороны пассажира.

«Ты посмотри! Откуда он взялся — то? И что, спрашивается, нужно?»

— С ума сошла! Одна разгуливаешь по ночной Москве! Ну, чего стоишь?

«Нет, что ему от меня нужно?!» — Василиса от такой развязности разозлилась, едва не проговорившись.

— Я уже полчаса за тобой езжу. Ты куда пропала? — Суетился Иван.

— Автобус жду. — « Может маньяк?» — Василиса вдруг испугалась. — « На «Лексусах» самые маньяки и ездят. Снаружи все гладенько, прибрано. А потом раз!.. И нет Василисы из Зазеркалья, Амазоночки! А ведь он прав — вокруг ночная Московская неизвестность. Эх, Витек, глаза б тебе выцарапала!»

— До утра собралась ждать? Лапшу — то мне не вешай! Ты хоть иногда думаешь, что делаешь?

«Вот-вот, — вглядываясь в подсвеченную темноту, из которой вырисовывался силуэт мужской головы, — подумала Василиса, — прямо как родной! Умный, у меня выбор, что ли есть?..А парни на Лексусах так себя не ведут. Нет, здесь надо осторожнее».

А тот убеждал:

— Поехали, поехали! Садись скорее!

— А далеко? — Задумчиво спросила Василиса и решила: «Точно, здесь нужно очень осторожно».

— Ну, чего ты? Я пока тебя искал, в магазин завернул, продуктов прикупил, думал тебя встречу. Садись!

«Не поеду!». — Решила Василиса.

— Послушайте, я автобус жду.

— А я чем плох? Хочешь, фонарик тебе выдам, разглядишь получше? А все — таки ты меня боишься! — И улыбается!

— А вы как думаете?

— А ты не бойся.

— Всех что ли вы так уговариваете? — Усмехнулась Василиса, почувствовав, что начинает оттаивать.

— Я упрямый.

— А-а-а! А — то ночь длинная, дорога дальняя. — «Выкрутился»

— Садись, дорогой успеешь подумать. Я тебе музыку включу.

«Дорогой я ничего не успею, но ночевать здесь правда не хочется. И что делать?» — Василиса тоскливо посмотрела по сторонам. Ночь была мертвой, один Иванов автомобиль чуть мерцал в искусственном призрачном светом. Кругом — ничего. «М — да, — подумала Василиса, — как ни крути, некуда податься Василисе — Амазонке, и что ее ждет, никому неведомо. А здесь все — таки Лексус». — Тогда она сказала:

— Может вы и хороший, откуда мне знать? — И, напоследок оглядевшись, пошла к Иванову автомобилю.

— Вот и умница, — одобрил довольный, наверное, оттого, что своего добился, (а, может, и еще по какой — нибудь причине) Иван и, включив газ, хотя камнем висела тишина и зачем было кричать, прокричал на ходу:

— Ты в бардачке посмотри, у меня там целая радиостанция. Фонарик-то дать? — Василиса не выдержала и засмеялась.

— Зачем Вам куда-то ехать, могли бы в машине жить. Все есть. А, кстати, я водку пью.

— Водку я тоже купил, — крикнул Иван, рванул, машина взвизгнула, врезалась в кромешную ночь и пропала.

Автомобиль, везущий Василису подпрыгнул на темной мокрой Кольцевой, машина переехала на загородное шоссе и помчалась на высокой скорости. За окном — выхваченные на мгновение темные пятна покосившихся избушек. Меж них — несколько домов в два этажа… Избушка… «Свежая свинина оптом. Дешево. 300метров» И углом стрелка, указывающая, где брать свежую дешевую свинину. «Сюда бы ту продавщицу сосисек, для обмена опытом. Может, тогда бы я их у нее купила. Всегда бы только у нее и покупала!»

— Иван! — Позвала Василиса, — а шашлык тоже будет?

— А что, нужен шашлык? — Пытаясь глядеть одновременно на дорогу и на Василису и развернувшись вполоборота, спросил Иван.

Вообще, после того, как Василиса согласилась с ним ехать, он сразу замолчал, сосредоточенно глядел на дорогу.

— Не обязательно, — сказала Василиса. — Столько я все равно бы не съела. Я просто так спросила… Вообще — то я люблю икру.

— Черную или красную? — Спросил Иван на этот раз в лобовое окно.

— Ох! — Василиса вздохнула

В окно:

— У меня есть пара банок в багажнике. — На дорогу.

«Что — то меня еще ждет? — Подумала Василиса, исподтишка разглядывая своего нового знакомого. — Симпатичный, только взгляд странный, — и тихонько вздохнула: Ох», — на этот раз имея ввиду личное будущее.

Проехали заправочную станцию, по обе стороны шоссе пошли куцые деревья, у дорожной развилки высоко из металлической шапки… Дым не дым. Лампочка на фонарном столбе, предусмотренном ГИБДД. Над куском, выкрашенным желтым, золотисто блеснул церковный купол..Невесть откуда один — единственный высотный дом. «Люблю ночь, — подумала Василиса, — а днем-то неизвестно что было бы. Было бы неприятно»

Снова потянулись деревья Минут двадцать одних деревьев.. И невесть откуда в три этажа, выложенные красным кирпичом как их… дома новых русских. Целый поселок по обе стороны дороги. «Скоро приедем», — поняла Василиса. Свернули, съехали на проселочную дорогу, оказавшуюся вовсе не проселочной, а покрытой качественным асфальтовым полотном. Потому что машина ни разу не подпрыгнула, не провалилась в ухаб, а шла, как по маслу. «Приехали!» — Но Василиса почему-то загрустила.

— Скоро приедем, — повторив ее мысли, сказал Иван, — хочешь, открой окно.

— Почему? — удивилась Василиса.

— А ты открой!

И точно. Поехали по сосновому бору из столетних деревьев, таких старых, что за верхушки цеплялась луна. Василиса до упора крутанула дверную ручку, очутилась в дремучем лесу и притихла. Лунный и искусственный свет поливали дорогу, и края мохнатых сосновых лап, качались в желтовато — синем свете За лапами сплошной черной стеной лесная чаща. А очень высоко расстилалась ночная глубокая синева

.-Ну, как, после Московского смога-то?! — Очень довольно и хвастаясь, спросил Иван. — Поэтому и дом здесь купил. Нравится?

— Очень красиво и таинственно, — как — то даже притихнув от волнения, сказала Василиса, — будто и времени — то здесь нет. Стоит себе величественная чаша… Приятно, пожалуй, здесь жить.

— Ты еще дом не видела! А ты ехать не хотела…

Свет фар брызнул на обочину у дороги, Василиса тихонько вскрикнула:

— Ой, кажется, кто — то заблудился!

И из темноты выступила горка пакетов, а рядом — прислонившийся к дереву грузный мужской торс. Пиджак мужчина снял и держал посередке, собрав гармошкой. Увидев приближающийся автомобиль, он выпрыгнул на середину дороги, отчаянно замахал пиджаком. Иван притормозил и высунулся из открытого окна.

— Привет, Юлий Семеныч, давно отдыхаешь?

Тот в мгновение очутился в автомобиле, как жук, раскинулся на заднем сиденье, по — хозяйски огляделся и проговорил:

— Полчаса жду, и хоть бы кто появился!

— Твоя-то машина где? — Спросил в зеркало заднего вида Иван.

— Так ведь как… Шофер у меня главный, — он хмыкнул, — еле уговорил подбросить до поворота… В связи с трудовым соглашением, — и опять хмыкнул. — Думал по дороге подберет кто, а как на грех — ни души! Соглашение, — Семеныч прищурился, что — то задумав, потом повертел головой и, будто только что заметил Василису, схватившись за спинку переднего сиденья и потянувшись вперед, спросил:

— А это у тебя кто?

— Здравствуйте! — Сказала вежливая Василиса и обернулась.

— Ну, привет, девка! — Он скользнул по ней взглядом и сразу откинулся назад — не заинтересовала. «Ну, и тип!» — Подумала Василиса, тут же перекрестив того в Семеныча.

Семеныч ткнул в пакетный холмик на сиденье.

— Черт те где одеваться приходится! Некогда мне, Ваня, сам понимаешь… Шофер еще этот…

— Понимаю, Юлий Семеныч, — неожиданно подобострастно ответил Иван, Василиса удивилась и покосилась на Ивана, затем глянула в зеркало заднего вида, подумала: «Что это с ним?» и «труженик».

А Семеныч, устремившись вперед, рассказывал:

— В Пассаже я, Ваня, был, — он сунул вытянутую руку между сиденьями, и как выстрелил, гордо:

— Вот! Часы купил, 6000баксов! А?! — Иван сразу обернулся, а Семеныч уже откинулся назад, рубанул по пакетной горке.

— Костюм от Версаче, ну, и по мелочи: Готье, Живанши… В общем, заплатил за красоту! А?! — В возбуждении Семеныч хлопнул себя по колену и принялся выплевывать в автомобильный салон, причем вообще — то вежливая и ценящая все прекрасное Василиса, смотрела на него «во все глаза».

— Я тут такой домик нашел, аж до неба, обязательно тебя свожу! С ума сойти, какая красотища! Немыслимых бабок такая красотища стоит! Но ведь все — таки дожил! — В Семенычевых глазах вспыхнула безудержная радость, да что там, счастливыми вдруг стали Семенычевы глаза, и он выкрикнул, и гулкое эхо полетело из открытого настежь окошка:

— Красоту покупаю!

«Покупаю… покупаю,» — крикнуло и вернулось назад эхо. И у Ивана тоже загорелись глаза, и он словно стал выше ростом, хотя, в общем, за рулем было не видно. От счастья Семеныч засмеялся, затем взгляд его стал сначала суровым, а потом затянулся пеленой, и он на глазах переменился, словно вмиг Семеныч сделался романтиком, у которого вот — вот сбудется великая и несбыточная, казалось, мечта, и он проговорил, вовсе уж мечтательно и с большим чувством:

— Вот куплю красоту… Потом самолет куплю. Буду, как птица! Главный по небесам, как тебе, а?! Вот ведь, настоящая красотища! — И замолчал.

В салоне повисла мертвая тишина, словно из лесу в миг пропали все его обитатели, даже привычного пенья цикад не было слышно, даже колеса не шуршали, цепляясь о дорогу. Василиса сидела, не шелохнувшись, не оборачивался Иван. Всего — то минуту — другую висела мертвая тишина, но очень долго тянулась эта минута.

Семеныч закончил мечтать, подозрительно покосился на Василису.

— А девица не из болтливых? Она кто?

— Я Василиса, — Василиса обернулась.

— Это ладно. Откуда ты взялась — то? А — то у нас тут все свои.

— Вы думаете? — Спросила Василиса.

— Секретарша моя, — ответил Иван с запинкой, — хотел с собой взять, работу доделать, а она под дождь попала.

— Неказиста для секретарши. — Семеныч оживился, стал, как прежде, и Василиса подумала, что ей показалось… «а что? И вправду, показалось». А Семеныч уже трещал:

— Слушай, давай я тебе секретаршу найду. Тут такие девочки, красавицы, плэй бой! Но сам понимаешь, красавицы денег больших стоят… В баню сходим.

— Да у меня есть, — покосившись на Василису «или опять показалось?», ответил Иван. — Тебя, Юлий Семеныч, куда, домой?

— Ну, смотри, а-то давай… Ты меня где лесок заканчивается высади, я пройдусь. Работаю, как вол, воздухом подышать хочется.

— А не боишься, Юлий Семеныч? Давай до дома подброшу.

— Эх, Ваня, если б я боялся…

У лесной опушки Иван притормозил. Семеныч проворно для его грузной фигуры выскочил. Задержался, схватившись за дверцу, потянулся к пакетной горке.

— Ну, Ваня, счастливо, а насчет девочек подумай. Красавицы, плэй бой! Да ты свет включи, у тебя тут ни черта не видно. — Семеныч зашуршал пакетами.

— Ну — ка, девка, иди помоги!

— Ты, Юлий Семеныч, секретаршу мою не обижай. — Сказал Иван.

— От нее не убудет Ну — ка, девка, повернись, я на тебя посмотрю. Кто в наших краях объявился? Ты, Ваня, огонь — то зажги!

— Обернись, — приказал Иван и включил в машине свет. — Удивленная Василиса обернулась. Семеныч внимательно оглядел ее…

— Ну, ладно, — сказал Семеныч и, кряхтя полез из машины. И напоследок, из леса:

— А — то давай с девочками познакомлю. Красавицы, не вру, плей бой! В баню сходим. — И пропал.

«Зона». — Подумала Василиса.

Почти сразу после того, как пропал Семеныч, свернули на грунтовую дорогу, Иван отключил «дальний свет, нырнули в черную лесную чащу — ни зги не видно. Только крошечный слабый маячок впереди. Дорога, по — видимому, была Ивану хорошо знакома: машина шла ровно, на довольно высокой скорости. Небо заволокли тучи. Василиса притихла, только ждала, когда закончится глухая мрачная тьма… И невесть откуда из-за туч пошел серебряный лунный луч. Скользнув по верхушкам деревьев, — прямо к Василисе, стукнув в окно. Василиса посмотрела вверх, высунувшись из наполовину раскрытого окна и увидела невесть откуда взявшегося радостного кота, танцующего на туче, вставши на задние лапы, того самого которого Василиса видела в странной комнате — мастерской. Танцуя, Кот оттолкнул лапой соседнюю тучу. Туча отлетела в сторону, как дверь на роликовых шарнирах, кот перепрыгнул вниз, на следующую, оттолкнулся и прокатился на ней по подсчетам Василисы несколько метров. Но Василиса тут же сообразила, что там… иные расстояния. Хотя для кота они, кажется, были короткими. Разогнав тучи, кот бросился куда — то вбок, в темноту и пропал, а из — за туч посыпалась россыпь лунных лучей, выстреленная пучком, упавших на поляну, оказавшуюся прямо перед их автомобилем. Колеса зашуршали по траве, автомобиль выехал на лесную поляну и остановился. У Василисы захватило дух от увиденного: каждая травинка была окутана пузырьками лунного света, словно дышащая. Из — за туч блестел лунный край, но не на темной синеве, а в темном розовом пятне. А от него качалась лунная веревочка, оставленная котом.

— Смотри-ка, луна вышла. Может, устроим пикник на свежем воздухе. — Улыбаясь, Иван обернулся к Василисе. — Ты как?

— Не знаю, я правда не знаю. Нам же недалеко.

— Ну, тогда я знаю. Пикник. — Он толкнул дверь, вышел и вернулся с двумя полными пакетами.

— Луна — то какая! — И пошел на середину поляны. Из-за спины взлетела белая полоса скатерти, упавшей на траву. Иван наклонился, держа в одной руке литровую бутылку водки и баночку икры, другой вытряхнул из пакета снедь. Вернулся, неся в руках пакет.

— Я подумал, может, ты выпить хочешь. Ты ведь водку пьешь? — Василиса глянула задумчиво, усмехнулась.

— Я пью. А из чего пить?

— А как ты думаешь? Я пока тебя искал в магазин заехал. — И как фокусник, он вынул из пакета пластиковые стаканчики.

— А говорил в гости!

— Конечно, просто воздухом подышать захотелось и тебя развлечь.

— Ну, давай! — И пошла к скатерти — самобранке. Пройдя середину пути, Василиса запрокинула голову ввысь, но только луна светила, выглянув из-за туч. Василиса загрустила, присела на краешек скатерти, спокойно и сосредоточенно глядя вдаль. В руках оказался поданный Иваном стакан. А Василиса сказала, став очень серьезной:

— Теперь надо подождать.

Тот захлопотал:

— Ты не спеши.

А Василиса засмеялась:

— Представляю тебя в тысячедолларовых ботинках среди братства ночного ларька, покупающим пластиковые стаканчики! Интересно, что это: русская удаль или всемирное равенство алкоголиков?

— Да я только пройтись хотел, меня Семеныч подбил, — принялся конючить Иван, и глаза у него стали испуганными.

— И тару впрок выдал. Чтоб домой не ездить… Ты, Иван, выпей и подожди….Ты подожди! — Она пошла в наполненную ночными звуками темноту, неся пластиковый водочный стаканчик.

— А ты бесплатно на Лексусе прокатиться думала? Не бузи! — Жалобно крикнул Иван вслед.

— Нужен мне твой Лексус, — отозвался из темноты ее голос. Ночь укрыла ее. Иван побежал за ней, догнал…

Василиса оторвалась и взлетела, легко касаясь травы, тихонько смеясь от сделанного ею колдовства. Неожиданный круглый кокон плотного света, похожий на шар, упал сверху и накрыл Василису, а когда лопнул — явилась в каком — то диковинном широком уборе, усыпанном часто, как кольчуга, переливающимися каменьями. Василиса взлетела еще ввысь, примерно до середины деревьев, перелетела поляну и остановилась, повиснув над воздушной травой.

— Ну, что я тебе говорила?! — Смеясь, закричала Василиса, — ты подожди… подожди! Пока пробудятся твои чувства — по — другому никак! А иначе зачем все? Иначе зачем все?! — И закружилась в радостном танце.

— Смотри! — Закричала Василиса и взмахнула широким рукавом в сторону Ивана и чем — то брызнула.

— Смотри… Смотри!.. — Понесло вслед эхо. И над поляной пролилось темно розовое марево,

— Смотри! — Снова закричала Василиса, и эхо подхватило вслед за ней:.

— Смотри… Смотри… — Она брызнула еще раз, и по мареву распустилось сияние. Поляна вспыхнула, загорелась и пошла, как сверкающая радуга. Василиса счастливо засмеялась и снова закружилась в танце. Из танца, кружась, хлопнула в ладоши, крикнула:

— Слушай! — И эхо понесло вслед за ней

— Слушай, слушай… — Засвистали птичьи трели и еще какие — то неслыханные звуки, радостные и светлые. Василиса хлопнула разом вслед, и пролился диковинный аромат. Тут она взлетела и, нырнув камнем в аромат, полетела по кругу, постепенно одеваясь в кокон — шар. Шар остановился, потом метнулся за горизонт и пропал…

…А он так и стоял, глупый дурак и нес какую — то чепуху. Василиса все улыбалась, счастливая после полета:

— А здорово я летала! — Сказала она. — А ты просто глупый дурак. Я же просила тебя немного подождать, зачем ты в бутылку полез?

— Чего ждать — то?

— Пока пробудятся твои чувства… Затем я тебя водочкой и спрыснула. А ты думал сам? — Спросила она насмешливо.

— Влюбиться что ли я в тебя должен? — Зло бросил Иван.

— А что бы и не влюбиться? Мир — то какой! А вы с Семенычем все бродите. Скажи, разве то, что я предлагаю взамен…

— Что?

— А вот ты чего от меня хотел? — Усмехнулась Василиса, глядя ему прямо в глаза, а потом повторила:

— Мир — то какой, а?!

— Напилась, и когда успела? Поехали — ка домой, поздно уже, — он как — то странно посмотрел на нее и, не слушая дальше, сразу пошел к машине. А Василиса тихонько сказала:

— Да уж конечно, — и — и все-таки жаль, что он ничего не видел.

Из темноты загорелся маячок машины, и дважды нетерпеливо прогудел автомобильный сигнал, а Василиса и так уже направлялась к машине.

За высоким резной чугунной решетки забором — трехэтажный дом с покатой крышей из зеленой черепицы. Над входом праздничные фонари, освещающие асфальтовый настил и клубничную грядку с такими крупными ягодами, что их было видно даже в искусственном свете. Рядом столик, и плетеные летние стулья. А так… «Дом как дом… Большой!»

— Ничего себе! Мне ничего не говорили о дворце, — пошутила Василиса, не зная, что принято говорить в таких случаях.

— Нравится? А ты говорила… Проходи не стесняйся!

— А что я говорила? — Спросила Василиса, вошла и сразу увидела большую, как в столовой печь. «Все — таки печь!» — Подумала Василиса, а Иван поймал ее взгляд, глаза у него опять стали испуганными, он пробормотал:.

— Мы на ней готовим, когда приезжают гости. Ты проходи, не стесняйся, я сейчас вернусь. — И сразу пропал. «Что это с ним?» — Удивилась Василиса пожала плечами, пошла в гостиную, и устроилась на диване, подтянув колени. И задумалась.

В принципе не было ничего особенно плохого ни в самом Иване, который разве вел себя… вспомнив происшествие на пикнике, Василиса, быстро забывающая обиды, усмехнулась и подумала, не уточняя деталей «немного странно и вообще», ни в том, что дом как, впрочем, она предполагала, оказался большим и заполненным множеством вещей. Имелся даже некоторый «дорогой, конечно», интерьер: кусок неоштукатуренной стены. Наверное, были еще какие-то детали, впрочем, чепуха. Заметила на столике рядом пульт, машинально щелкнула кнопкой. Грохнуло на весь дом «угнала тебя, угнала» «Ну, вот, сбывается, — мрачно подумала Василиса, — как ты ни старался, не спасли, тебя, Иван, ни интерьер, ни Фитцжеральд. Дом все — таки ажен, говорит о многом». Поежившись, щелкнула кнопкой выключателя и, время от времени разглядывая Иванов дом, по свойственной ей привычке, принялась анализировать. «Конечно, главное — эстетическая выверенность, тут уж не поспоришь. А обостренное эстетическое чувство, — тут Василиса грустно вздохнула, — все — таки предполагает некоторую завершенность. Но поскольку замков поблизости не наблюдается, ну вообще, нет ни одного замка! — Василиса засмеялась, откуда — то вспомнила, Семеныча, передразнила: «Плэй бой!» — Опять вздохнула и продолжила: «Это во — первых, во — вторых, не справедливо. Но не могу же я в самом деле войти в магазин и сказать, ссылаясь на высокоавторитететную оценку человеческой души «у меня красивая и честная душа, обменяйте мне ее на вон тот телевизор» В литературе, такие поступки многократно описывались… Фауст, например… Дорого, кстати, давали… Что я такое говорю — то?! Здесь и впрямь, с ума сойдешь! — Поправилась: У меня красивая и честная душа дайте мне вон тот телевизор. Не дадут мне никакого телевизора, решат «крыша съехала», потому что руководствуются не Гете, а читают газету «Коммерсант» за завтраком… Сами издают сами же и читают… Хотя Гете великий поэт 18 века, а «Коммерсант» ежедневная газета и издается недавно, — усмехнулась, — сегодня одно, завтра другое, неужели непонятно?

А вообще — при чем здесь телевизор?! Телевизор похлеще, чем газета «Коммерсант!» Василиса рассердилась, вспомнила историю о троллейбусном зайце и пророческих способностях и подумала: «А главное — откуда он взялся — то?» — Вдруг ойкнула и нахмурилась.

Иван появился с подносом, уставленым водкой, шампанским и разной снедью.

— Икра, как ты любишь. Не соскучилась? — И стал выставлять на стол тарелочки и бутылки. Считая, что происшествие в лесу упоминать не стоит, чтобы не испортить остаток вечера, Василиса спросила миролюбиво:

— Как настроение?

— Пришел тебя веселить.

— Я согласна. А как?

— Ну-у-у…

Василиса спрыгнула с дивана, сказала:

Я сейчас, — и — а где у тебя на кухне лежат ложки?

— В шкафчике над столом. Как войдешь, справа. Увидишь. А зачем ложки?

— Увидишь! — Василиса засмеялась и пропала. Появилась с двумя столовыми ложками и консервным ножом.

— Икру надо есть большой ложкой из большой банки, а водку пить из граненого стакана. Стакана я не нашла. — И улыбается!

— Ты что, пьяница? — Спросил Иван.

— Черт его знает! — Пошутила Василиса. — Но вообще, стакан для эстетики. Да и радостнее как-то. Жизнь, одним словом.

— Водка для эстетики?

— Стакан, — поправила Василиса. — А из чего ты думаешь, нужно пить русскую водку? Граненый стакан придумали русские и исключительно для русской водки.

А Иван ответил:

— Так ведь напьешься же!

— Это смотря для чего пить. Для дела можно и напиться. — И с важным видом стала отвинчивать бутылочную крышку. — И вообще, ты же пытался меня напоить, теперь моя очередь. — Разлила водку, протянула рюмку Ивану.

— А что за дело?

— Ты пей, пей, — хитро улыбнувшись, проговорила Василиса. — Чтоб, Ванечка… на полный градус, а?! — И залихватски тяпнула рюмку, зажмурилась:

— Ух, крепкая! — Зачерпнула икры и протянула банку молчаливо наблюдавшему за ней Ивану.

— Что ты? Ешь прямо так.

— Что — то я тебя не пойму…

— Да? А почему? Веселимся же, — ответила, усмехнувшись, Василиса, все же начиная терять терпение: она — то ведь Ивана простила…. «Нет, ну что это такое?!» И «А ведь он так ни разу и не выпил? А в магазин — то заехал»,

— Очень уж ты лихо. — Сказал Иван, покосившись на бутылку. Тут Василиса обернулась, их взгляды встретились, он сразу же отвернулся, а Василиса спросила:

— Да, а что такое? Или боишься?

— Кого, тебя? Не смеши, — развязно ответил тот, глядя почему — то в сторону.

— Ну, знаешь, — не выдержала Василиса… Ты меня прости, но во — первых, если помнишь, ты меня сам пригласил и очень долго уговаривал, а во — вторых… Ладно, мне что — то надоело. Ты позволишь? — Не дожидаясь, Василиса подхватила бутылку, вышла, устроившись на крылечке. Неслышно подошел Иван и сел рядом. Василиса искоса на него глянула, а тот сказал миролюбиво:

— Ну, чего бузишь? Пошли в дом. — Взял за руку, потянул за собой. Василиса упрямо тряхнула головой. И вот что она ему ответила.

— Красота, — проговорила Василиса, глядя куда — вдаль. Или ввысь… — Красота без остатка, без упреков и сомнений. Не важно платье или золотая луна… Знаешь, что я хотела рассказать тебе там, на лунной поляне?

Я хотела тебе рассказать,

Как звучит этот мир

Ломаными и ленивыми ритмами,

Гортанными и нежными голосами.

Показать краски мира,

Разбавленные лунным светом…

Чтобы ты почувствовал,

Как Бытие настигает тебя

Стремительно и внезапно…

Чтобы тебе стало больно

От невероятной красоты Бытия,

Которая пронзит твое сердце.

И ты станешь навек обреченным.

Чувствовать!

Полетела луна, чуть освещая две крошечные фигурки, сидящие на крыльце, тревожно и прекрасно пропела и умолкла высокая птица. Часто — часто билось Василисино сердце. А Иван ничего не ответил. А быть может, он не умел ответить?

— Ну, что, — подмигнула Василиса, — бухнем? Иногда дело того стоит. Но предупреждаю, возможны последствия. — И едва не упав, уцепилась за дверную ручку.