Наследница козьей княжны

Жанна Лебедева (2024)

Предательство любимого — не только душевная боль, но и повод начать жизнь заново. Но не в буквальном же смысле! Бела Колокольцева оказалась в другом мире, в чужом теле, и теперь у всех на нее свои планы. Отец хочет замуж за соседского богатыря выдать, селяне просят от волколаков-злодеев защитить. А еще загадочная козья княжна своей наследницей назначила, тайный лесной терем подарила и особой силой наделила. Теперь Беле придется осваивать магию, укрощать своенравный волшебный терем, разгадывать тайны, разбираться с волколаками и спасать семерых козлят… Ох, как много всего! А еще найти тех, кому она наконец-то сможет открыться и довериться по-настоящему и заново в любовь поверить.

Глава 2. Лесом-полем, полем-лесом…

Лес обступал тропу плотно, густо. Перечерчивал путь тенями, цеплял ветками за волосы и одежду. Ветер путался в кронах, качал высоченные ели. И в каждом скрипе, каждом шорохе чудилось Беле мягкое движение огромного зверя.

Волколаки… Ну надо же! И как рядом с такими чудищами вообще можно жить?

Она спросила об этом у Рады. Та пожала плечами.

— Так ведь они в лесу. На открытое место почти не выходят.

— И в деревню не пробираются? — уточнила Бела.

— Очень редко. В полнолуние разве что кого от границ села утащить могут. Но сейчас староста наш Велимудр под большую луну надежные дозоры выставляет из воинов-наемников. Волколаки и не суются.

— Ясно…

Бела немного отошла от схватки с монстром и наконец-то позволила себе оценить случившееся. Вот она, Бела Колокольцева двадцати пяти лет отроду, выпускница областного вуза с синим дипломом — на красный чуток не дотянула, — перспективная сотрудница, успевшая еще во время учебы начать работать и набрать почти два года стажа к выпуску, попала, значит… Умерла? Скорее всего…

Были ведь огонь и дым…

Угорела?

Ох…

И здесь тоже погибла какая-то молодая девушка…

Бела вздохнула.

Неприятно, конечно, если не сказать просто ужас! Тут же в голову полезли мысли о подругах и родне. О соседках по съемной квартире — пока своего жилья не было, Бела снимала комнату в трешке, откладывая из зарплаты и надеясь в ближайший год наскрести на собственный уголок…

Она мотнула головой.

О том, оставленном мире, лучше пока не думать. Все равно ничего изменить уже не получится. Наверное… так что лучше поразмыслить о насущном.

Об этой реальности.

Магия тут есть — хорошо. Беспамятство пока никого не смутило — тоже неплохо, хоть и неудобно. Знания предшественницы об этом мире ей бы очень пригодились. А то сейчас она как слепой котенок. Как коза на веревочке — куда рогатые детки ее поведут, туда и пойдет.

Мир тут не современный, конечно… Хотя, помнится, как обсуждали с подругами, большими любительницами фэнтези, теоретические вопросы магии и НТР. Вот если, например, в мире все удобства с помощью магии организуются, то кому и зачем понадобится изобретать пылесос? Пойдет ли научно-технический прогресс там, где нет в его достижениях особой надобности?

Эх…

«Не о том я думаю», — мысленно поругала себя Бела и сосредоточенно на своих «козлят» посмотрела. А ведь даже имен у всех не вызнала.

— Рада, послушай… Ты не могла бы мне помочь? — спросила у старшей девочки.

— Чем же? — отозвалась та.

— Я ведь забыла все… Княжна козья у меня… это… память забрала… Ты можешь мне подсказывать, когда в село придем, где там у вас… у нас что и как?

— Отчего ж не подсказать? Подскажу, — отозвалась Рада. — С чего начать бы?

— С ваших имен.

— А-а-а… Ну я Рада. Она Власта — сестра моя. Те двойняшки — Желана с Нежей. А ребята — Игоша, Тур и Буянчик маленький. Буяша тоже наш с Властой брат, а Тур с Игошей сами по себе.

— А я Бела… Беляна, то есть.

— Да знаем мы, — дружно объявили, повернув назад головы, идущие за ручку двойняшки.

— Ты и свое имя забыла что ли? — осудила Власта. — Как жить то теперь будешь — такая беспамятная?

— Сама не знаю, — честно призналась Бела. — Как-то буду. — И продолжила расспросы. — А дом мой где? Семья у меня есть?

— Есть, — закивала Рада. — Дом твой в центре села. Хороший да богатый. Ты ведь нашего сельского старосты дочь. Одна единственная.

— Бедовая, — добавила Власта.

— Ясно. — Бела снова зацепилась взглядом за рожки на детских головах. — А вот это вот все… козье… Откуда оно и что означает, расскажите?

— Неужто козья княжна и об этом позабыть тебя заставила? — недоверчиво поинтересовалась Власта.

— Да, — подтвердила Бела. — Обо всем. И о себе самой. Кто она вообще такая, княжна эта ваша козья?

— Вот те ра-а-а-з! — развела руками Власта, округляя глаза. — Совсем девка ум потеряла.

— Не ругайся, — приструнила ее Рада. — Раз потеряла — значит, точно благословенная! Так легенды и говорят. А княжна-то — заступница этих мест давешняя. Испокон веков она волкам противостояла и село наше защищала, но потом отец нынешнего старосты запретил ей поклоняться.

— Почему? — спросила Бела.

— Потому что он сам не местный был, из Руяны, а там все богу Световиду поклоняются. Вот и у нас теперь тоже. Поэтому козья княжна обиделась и отвернулась от людей. Не защищает она их больше. Только таких как мы благословить иногда может и особой силой наделить, — продолжила свой рассказ Рада.

— Ты про это? — Бела красноречиво постучала пальцем себе по макушке. — Про… рожки?

— Рожки — это просто знак отличительный. Рада отпустила руку Буяна, которого вела за собой. Подошла к Беле и раскрыла перед ней ладошку. — Вот это главное.

На шершавой коже полыхнула и погасла голубая искорка.

— Ух ты! Как у меня было… — восхитилась Бела.

— Не-е-ет, — засмущалась Рада. — У тебя настоящая магия, а у нас так, семечко — не росток. Чтобы истинную силу обрести, надо учиться и учиться, расти и расти…

— А волколаки такого не позволяют, — закончила за нее Власта. Она тоже подошла и ладонь раскрыла. Магическая искра полыхнула ярче, чем у Рады, но и пятнышко ожога после себя оставила. — Вот так-то. Как только у каких-нибудь детей в селе козьи метки проявятся, так волколаки сразу их себе в жертву требуют.

— И едят? — содрогнулась Бела от жуткой догадки.

— Нам того неведомо, — грустно протянула Рада. — Всякие слухи ходят. Кто-то говорит, будто силу магическую они забирают, а после в челядь отдают. Кто-то, что в камень оборачивают. Кто-то…

— Едят — не едят, а попадать к ним нельзя, — в очередной раз перебила сестру Власта.

Верно сказала — не поспоришь.

Бела оглядела девочек. Какие же они разные! Рада мягкая, румяная, светловолосая, спокойная. Власта наоборот — жесткая, бледная, темненькая. А Буян и вовсе ни на одну из сестер не похож — золотоволосый и кудрявый…

Лес тем временем расступился, и взору открылась долина. Бела с детьми спустились туда по склону лесистого холма. Вскоре путь преградила река, которую пересекли по шаткому мостику. А за ней уже и село начиналось.

За селом раскинулось золотистое поле. Ветер гнал по нему волны, как по морю.

Когда шли через реку, Бела глянула за перила. Вода внизу бежала резвая и даже на вид студеная. Завивалась вокруг покрытых зеленью камней кудрями пены. Тонкие ветви плакучих ив полоскались в ней, клонились ракиты и клубились заросли молодой черемухи. Ветер был свеж и чист.

А от села к Беле и детям уже шли.

Люди.

Впереди, чуть прихрамывая и опираясь на палку, торопливо шагала пожилая женщина в сбитом набок сером платке.

— Мама! — воскликнула Рада и первая кинулась навстречу родне.

— Детки мои! — Женщина ускорила неровный шаг. На глазах у нее блеснули слезы. — Живые?

— Козья княжна нас благословила — от волчьих лап уберегла, — воскликнула Рада, обнимая мать.

— Козья княжна? — Женщина изумленно взглянула на Белу. — Значит, права я была, когда говорила, что на дочку нашего старосты благодать снизошла?

— Права, мама. Права! — подоспела к родительнице Власта, и Буяна за руку подтянула.

Тут остальные родители принялись разбирать детей, радоваться и робко благодарить Белу. Они все будто ее побаивались, и неясно было — из-за благодати козьей, или из-за того, что она местного старосты дочь. Некоторые из селян на нее вроде даже как-то и недобро поглядывали, но матушка Рады, Буяна и Власты, женщина явно влиятельная, указала на Белу и объявила громко:

— Беляна вернула детей. Честь ей и хвала! И козьей княжне благодарность за то, что помогла нашим детям от волколачьего плена спастись.

Толпа собралась вокруг Белы, — люди осмелели, потянули к ней руки, пытаясь легонько коснуться одежды или волос, — а потом отпрянула.

— Эй! Что за сборище вы тут устроили? — раздался зычный голос.

От домов к ним шагал грузный мужчина лет пятидесяти. Лицо его было красным, то ли обгоревшим на солнце, то ли от давления. Одежда — богатой. По крайней мере, на фоне неярких и простых нарядов остальных селян его синий кафтан с расшитым воротом и рукавами сильно выделялся. За мужчиной следовали два воина в кожаной броне и при мечах.

— Возвращению детей радуемся, которых ты, староста, на погибель волколакам хотел отдать, — строго заявила мать Рады, Власты и Буяна.

Ее лицо, которое минуту назад светилось мягкой нежностью, являя тем самым полное сходство с Радиным, стало вдруг жестким и суровым, как у Власты.

— Что ты такое говоришь, Будимира? — грубо выкрикнул в ответ мужчина.

— То и говорю! — Возмущенная женщина уперла руки в бока.

— Попусту языком своим бабьим мелешь! — попер на нее староста. — Сама же знаешь, что проклятых детей волколаки забирают, и ничего тут не попишешь. Таков с лютыми зверями уговор. Я и так — что могу, делаю. Слежу, чтобы они в деревню не ворвались, а ты неблагодарная!

«Отец Беляны… Мой отец», — подумала Бела с сожалением. Неприятный тип. Староста буквально с первого взгляда, с первых слов ей не понравился. И то, как он нападал на Будимиру, и то, как презрительно смотрел на остальных селян, не радовало.

И на детей.

Будто с недовольством каким-то из-за того, что они назад живыми и невредимыми вернулись.

Будут у нее с таким папенькой проблемы, как пить дать…

Бела прищурилась, но вступать в разговор пока не стала. Решила помолчать и понаблюдать.

— От лютых зверей нас козья княжна защищает, — не осталась в долгу Будимира. — А ты от нее отвернулся, решил чужаку поклониться — вот и результат. Только козья княжна упрямая — все равно к нам с подмогой вернулась, как бы твой род ее от нашего села не отваживал!

— Бред это все! Ложь! — разозлился староста. — Нет никакой козьей княжны! Все это сказка!

— Не сказка. — Будимира окинула взглядом детей. — Говорят, когда в прошлый раз волколаки благословенных детей забирали, отец твой могучего воина-наемника с ними послал, но остались от него только рожки да ножки. И отец твой, когда благословенные дети…

— Не благословенные они! — Лицо старосты стало чернее набежавшей на солнце тучи. — Проклятые!

Тут Бела не выдержала и свои пять копеек в спор все же вставила:

— Благословенные они! И козья княжна — хорошая!

В подтверждение своих слов она стукнула по земле ухватом, который до сих пор держала в руках. В черной туче над головой, словно в ответ, промелькнули голубые молнии. Изогнулись округло как два козьих рога, опасные и пугающие.

А спустя некоторое время раскатился над долиной басовитый тяжелый гром, будто две гигантских козы на дыбы встали, а потом со всего размаха костяными твердющими лбами ударились…

И первые дождевые капли по утоптанной земле застучали дробно.

Староста выругался себе под нос, замахнулся на дочь кулаком.

— Белянка-дуреха! Чего творишь?

— Признай ты уже, Велимудр, что дочку твою сама козья княжна отметила. Дай ей жить спокойно и людям помогать, — с укором заявила Будимира.

Тут даже миролюбивая Рада не выдержала и сказала:

— Беляна, правда, благословенная. Вот и сила у нее. И заветный признак…

— Какой еще признак? — свирепо зыркнул на девочку староста.

— Она прошлое забыла, потому что козьей княжне в оплату за силу всю память свою отдала. Это самый верный признак и самый точный — точнее нету.

— Все это бред! Проклятье! Порча! — прошипел в ответ староста и, больно ухватив Белу за плечо, потащил ее прочь от толпы, приговаривая. — Дуреха-дурища! Вздумала позорить меня, людям добрым мозги запудривать и всякую ерунду придумывать. Пошли домой! Живо!

Сопротивляться было бесполезно. Пальцы новоявленного отца сжимали плечо как клещи, и охрана смотрела неодобрительно.

Пришлось послушаться.

Проходя мимо притихших жителей, Бела обратила внимание на то, как они провожают ее взглядами. Как смотрят.

С надеждой.

И с опаской.

Расступаются с пути…

Деревенские дома потянулись справа и слева, приземистые, бурые. Темные бревна отполировали ливни и ветра — погода тут, видать, стояла всякая.

Дождь набрал силу, наполнил вмятины коровьих и козьих следов, отпечатавшихся на дороге. Измоченная жирная земля под ногами тут же маслянисто заблестела, заскользила, норовя уронить.

«Как у бабушки в деревне», — подумала Бела, поднимая подол почти высохшего после падения в болото и вновь промокшего платья.

В Жданкове была точно такая же дорога — она же главная улица. По ней ходило деревенское стадо. Второе стадо, с фермы, выгоняли на другую сторону. Каждый вечер Бела с хлебом в руках отправлялась встречать соседских коров. Старушка Петровна давала ей за это конфеты — засахаренные круглые шарики без оберток, что слипались от жары в комок. А вот собственная Белина бабушка, Анна Николаевна, коров не держала. У нее жили козы, которых она сама пасла — отдельно, в старом барском саду, посреди которого прятался темный пруд, окружен6ный сочной ивой. Бабушкины козы залезали на нижние ветки, пригибая их к земле. Одна пригнет — другая объест…

— Чего встала, Беляна? — оторвал от мыслей Велимудр. — Иди в ворота.

И правда. Пришли же…

Бела оглядела крашеные столбы, украшенные грубой резьбой и крепкий забор из тесовых бревен. У остальных-то селян все больше плетни стояли, иногда загороды из жердей, чтобы животные на двор лишний раз не забрели.

А тут — дом старосты. Сразу понятно. В два этажа сложен. Длиннющий. Вдоль верхних окон галерея протянута. Под навесом телега и сани. И еще деревянные какие-то агрегаты для сельскохозяйственной работы, видимо.

Бела пока не стала вникать.

Они прошли к высокому крыльцу. Там уже встречали их две женщины со склоненными головами. Одна постарше, вторая совсем молоденькая. Видимо, прислуга.

— Проводи свою госпожу в ее светлицу, Лада, — отдал приказ староста, и молодая девушка тут же поспешила исполнить его. — И еды ей до утра не давай. Наказана.

Лада поманила за собой Белу и быстро-быстро пошла вперед, сперва в темные сени, потом в просторное жаркое помещение с печью и дальше по длинному полутемному переходу к лестнице, а там еще куда-то наверх.

Бела еле-еле поспевала за нею.

— Погоди… Лада, — взмолилась, споткнувшись во тьме о высокий порожек. — Ай! Больно…

— Зашиблись, госпожа? — испугалась служанка. — Простите меня, глупую. Просто отец ваш уж больно сердитый. Сейчас лучше подальше от него… — Она остановилась, дождалась Белу и, распахнув перед ней тяжелую дверь, склонилась ниже прежнего. — А то ведь, и правда, ужина вам не даст.

— И ладно. Переживу, — хмыкнула Бела, оглядывая комнату своей предшественницы.

Уютная и светлая. Стены крашеные — белые в росписи. Высокая кровать, укрытая шкурой какого-то животного, и еще одна шкура на полу ковром. Темное зеркало в резной раме у стены. Во весь рост себя рассматривать можно. Сундуков штук пять. Все металлом окованные и тоже расписные. Стол у окошка, перед ним лавочка.

Даже неудобно как-то стало.

Жутко.

Еще вчера обитала тут другая хозяйка. И все-то у нее было. Хороший дом, комната красивая. В сундуках, наверное, наряды дорогие… Хотела ли она умереть? Навряд ли.

И Бела не собиралась.

Но так уж вышло…

Захотелось стряхнуть с плеч тяжкий камень гнетущих мыслей, хоть на время его прочь откинуть, но тьма вдруг наползла со всех сторон. Глянула из-за сундуков и из-под кровати, будто упрекая.

За окном же дождь все стучал, все колотился по стеклам. И тучи мрачные небо все плотнее, все гуще затягивали.

А кстати, есть тут стекла…

Бела встряхнулась и принялась разглядывать комнату. Не такие они тут все и отсталые, как сперва показалось. Хотя…

— Лада, а как свет зажечь? — спросила неосторожно.

— Как раньше зажигали, так и сейчас… — растерялась служанка. А потом заулыбалась, заблестела темными глазами. Приблизилась и спросила шепотом: — Так это правда все? Не болтают?

— Чем? — насторожилась Бела. — В смысле, о чем?

— О благословении… козьей княжны?

Последние слова Лада произнесла, вся сжавшись и от волнения подрагивая, будто крамолу какую.

Будто ее сейчас подслушают и накажут страшно.

— А… Об этом… — Бела тоже понизила голос. — Я пока еще сама не поняла, что именно произошло.

— То самое, — неслышно произнесла служанка. И улыбнулась. А потом, переводя тему, предложила. — Там баня натоплена. Пойдемте-ка, госпожа моя. О-о-ох… — Она оглядела грязное платье и запутанные волосы. — Вот уж досталось вам там, в лесу…

Бела закивала.

— Помыться бы надо. Точно. — Она понюхала рукава в зеленых разводах. — А то воняю тиной, как жаба. И волосы…

Только теперь Бела начала замечать различия с собственным прошлым телом. Вместо привычного хвостика за спиной трепыхалась длинная коса. Сейчас она наполовину расплелась, спуталась колтунами. Из всей этой пакли торчали обломанные сухие ветки, листья и клочки присохшей ряски.

— Волосы расчешем, платье выстираем! — отчего-то перепугалась Лада.

— А если отрезать? — Бела с сомнением перекинула спутанную косу на грудь. — Хоть половину?

— Да что вы, госпожа! — всплеснула руками служанка. — Батюшка осерчает. Вас накажет, а меня еще и выпороть прикажет за такое.

Ох, и нравы тут…

— Ладно, — смирилась Бела, — не будем ничего резать.

К бане они попали через другой выход, отдельный. Прошли по обросшей крапивой тропке мимо длинного скотного двора, от которого пахло навозом и сухим сеном. Возле маленьких окошек крутились мухи. Ворона каркала с корявой сливы, пытаясь убедить пестрых кур поделиться с ней кормом. Здоровенный петух, зеленый с алым отблеском, строго наблюдал за ней, а потом вдруг перевел взгляд на Белу — повернул боком голову и блеснул недоверчивым глазом, будто что-то неладное заподозрил.

— Чур меня. Или чур тебя… Или кого там надо «чурить»? — шепнула Бела себе под нос, с грустью признавая, что при всем случившемся в магии она не сильна.

Теорию не знает от слова совсем. Но нужна ли она? Теория? Вроде как от эмоций все это дела работает? Рассердилась, разозлилась, испугалась — и бабах с неба громом! Не-е-ет, не дело это. Магия без контроля, должно быть, для нее же самой опасна…

Дошли до бани.

В нос ударило ароматным дымком, и теплая влага повисла в воздухе.

Баня стояла у прудика, темного и кругленького. На другой его стороне росла громадная ива — ствол впятером не обхватишь. С толстой ветки свисали качели — отражались в коричневой воде. Через отражение от одного берега к другому вальяжно плыло утиное семейство. Утята — их было тринадцать — уже сменили детский желтый пушок на бурые перышки.

В предбаннике пахло душистыми травами и сухими листьями березы. Пока Бела мылась, оттирая въевшийся в кожу и волосы болотный запах, Лада замочила в тазу испорченное платье и принесла новое.

— Вам помочь, госпожа? — спросила еще до этого. — Спинку потереть? Волосы ополоснуть?

— Нет, спасибо, — смутилась Бела.

Еще не хватало, чтобы ее мыли, как маленькую. Оно понятно, что тут так принято, но как-то оно… Не очень…

Личное пространство и все такое.

Она задумчиво посмотрела на тканое полотенце, висящее на крючке из витиеватого сучка. Льняное что ли? Отвернулась, уперлась взглядом в горячий бок печи. За личное пространство тут еще побороться придется. Как и за другие права… О них тут и не слышали, небось. Конечно… Слуги, челядь… Челядь — это же как рабы, вроде бы? Как тут вообще жить девушке из двадцать первого века?

Выживать…

Домылась, в общем, кое-как. Вышла.

Лада уже ждала с кружкой мятного отвара и костяным гребнем.

— Не угорели, госпожа?

— Тут разве угоришь? — отшутилась Бела и пожар свой последний вспомнила.

Что там вообще сейчас происходит? В ее мире? Ужас, наверное, что…

— Вот платье новое да накидка, чтоб вы не застудились, — подала вещи Лада. — Одеть вас?

— Не надо…

Когда Бела натянула на распаренное тело платье и закуталась в на удивление мягкую овечью шерсть, Лада взялась за ее отмытые волосы, принялась сдабривать их маслом и ловко вычесывать колтуны.

— Тут Мила прибегала… — сказала как бы по секрету. — Говорила, что батюшка ваш очень зол. Осерчал так, что две плошки в кухне об пол разбил. И на охранников своих ругался… Вообще на всех, кто под горячую руку попадался…

— Из-за меня, — сделала неутешительный вывод Бела. — Извини, если тебе тоже достанется.

— Да что вы, госпожа, передо мной извиняетесь-то? — заволновалась Лада. — Вы лучше о том, как батюшку задобрить подумайте. А то ведь он вас никуда выпускать не велел. А еще говорят…

Тут она сбилась и умолкла. Со стороны дома раздавался недовольный крик старосты Велимудра.

— Беляна? Куда опять запропастилась, девка? Сказано тебе было в светлице сидеть и не высовываться, пока не разрешу!

— Пойду, скажу ему… — Бела встала, вытянула у служанки из рук недочесанную косу. Кое-как заплела сбитые пряди и через плечо перекинула. — Ты, Лада, не бойся. Я, если что, за тебя заступаться буду.

Явившись пред гневные отцовы очи, она встала перед суровым родителем, выпрямив спину, и объявила:

— В баню я ходила. Мылась.

— А я тебе разрешал? — рявкнул на нее Велимудр, саданул кулаком по дверному косяку. — Вот же негодная!

— Что ж мне теперь без разрешения и вымыться нельзя? Не хочу тиной тухлой вонять! — насупилась Бела. — Что за правила такие?

Староста глянул на нее недоверчиво, глаза опасно прищурил. Даже страшно стало — неужели палку перегнула? Ну конечно! Здешние девушка так дерзко себя вести не…

— Вот же врунья ты, Беляна, — цикнул он вдруг презрительно. — Козья княжна. Благословение. Память потеряла… Ерунда какая! Ни грамма ты не изменилась, вот что я тебе скажу. Такая же упрямая и наглая, как была. И про беспамятство — все придумки. Про баньку-то, вишь, сразу вспомнила, как в дом вошла. И платье вон свое любимое надела. Одно в тебе козье — это характер твой противный. Про магию придумала же все? Ну признайся? Сказки же?

— Не сказки, — пробормотала Бела.

А сама подумала, что, может, оно и к лучшему. Никто не подозревает ее в том, что она не в своем теле и из другого мира.

— Ничего, — заворчал на нее староста. — Ничего-о-о! Вот выдам тебя замуж-то, тогда, глядишь, и успокоишься.

Бела ничего не сказала, лишь посмотрела недовольно. Пугает? Или правду говорит? За незнакомца замуж — еще не хватало! Слова отца звучали как угроза.

— И за кого замуж?

— А ты забыла?

— Я все забыла.

— Врунья! — Снова раздраженный окрик. И пояснение: — За кого надо. — Впрочем, малоинформативное. — И дурь эту козью из тебя я выгоню, уж поверь!

Наконец педагогическая беседа с родителем завершилась, и Бела вновь была отослана в светлицу. Там она выдохнула с некоторым облегчением. Препирательства со старостой отняли много сил и нервов. Вспомнились собственные родители. Они жили в соседнем городе и растили Белиных младших брата и сестру, разница с которыми была в пятнадцать лет. Они там все сейчас наверное…

К счастью, пришла Лада. Она принесла записку — неровные буквы начертаны на бересте.

— От селян, — пояснила негромко.

Бела взяла неровно ободранный клок, вгляделась в угловатые резкие значки.

— Ничего не понятно.

Язык другой, наверное. Но ведь говорит же она на нем как-то? Потому как тело местное, видимо. А письменность значит… Она снова вгляделась в буквы, и они будто двинулись. Дрогнули. И все равно не понятно. Хотя…

Вроде, что-то и понятно. Что-то узнается! Смысл написанного проступил в сознании, вытаял, как трава из-под снега. И был он прост: «Спасибо».

И Лада подтвердила:

— Благодарят. За детишек.

— А точно ли я их спасла? — засомневалась Бела. — Вдруг их снова отправят в лес? Туда… И отец меня запрет, так что…

Она расстроилась. Подобное ведь запросто могло случиться, но Лада успокоила:

— До следующего мертволуния никого волколакам отдавать не будут. А оно не всякий год бывает.

На душе стало легче, и вспомнилась другая проблема.

— Слушай, Лада… А ты про замужество мое, батюшкой задуманное, что-то знаешь?

— Знаю, — ответила служанка. — О нем все знают.

И потупилась смущенно.

— И что там?

Даже интересно стало. Интрига, прямо-таки.

— Ну… Жених…

— Так-то понятно, что жених. Кто он такой?

Служанка рассказала:

— Из города Зорича. Сын тамошнего воеводы. Больше ничего не слышала. И не видела. Не приезжал он сюда еще ни разу.

Из-за дверей раздался голос второй служанки, той, — что была старше и главнее, — она звала Ладу. Та виновато поклонилась и унеслась стремительной тенью прочь.

Бела села к окну, посмотрела на двор, где бородатый мужичок — видимо, конюх, — запрягал лошадь в расписную повозку. Вот к нему вышел староста, поругал за что-то. Мужичок поклонился низко. Они погрузились, — мужичок правил, батюшка на лохматой шкуре «в салоне» восседал, — и уехали.

Бела вспомнила слова, на которых их спор с отцом закончился. «Дурь эту козью из тебя я выгоню…» Интересно, он буквально говорил, или просто запугивал? Если буквально, то что он там такое задумал?

Спустя полчаса Беле выдался шанс узнать это.

Понять, так сказать, на собственной шкуре.

Велимудр вернулся и привез с собою высокого, как тополь, седого старика в белых одеждах. С плечами, укутанными волчьей шкурой. С глазами желтыми, как у филина.

Лада, прибежавшая к Беле в светлицу, сообщила боязливо, что отец просит неугомонную дочку явиться срочно пред мудрые очи местного волхва.

Бела явилась. Скорее из любопытства, нежели из покорности.

Волхв взглянул на нее из-под платиновых косм, и круглые глаза его вдруг сощурились, стали узкими, как бойницы. Дернулся крючковатый нос под пергаментной кожей.

— Вот, Веденей, — начал староста. — Что-то с дочерью моей неладное в последнее время творится. Совсем отбилась от рук. Дикая стала, непослушная да упрямая, что коза твоя. Может, сглазил ее кто? Ты посмотри. А может, проклял? Порчу навел?

— Не проклятье на дочери твоей лежит, Велимудр, — донеслось в ответ.

— А что же с ней?

— Дурную силу она впитала. Опасную. Супротив покровителя нашего, всеблагого Световида Трехликого, настроенную.

Староста, видать, ответа подобного не ждал. Он уверен был, что придуривается дочка, просто характер показывает, а тут… На тебе! Лицо Велимудра покраснело от волнения, глаза забегали.

— Да как же так-то? Точно ли зло в ней поселилось? — Он заглянул волхву в лицо с надеждой. — Ты посмотри еще раз, Веденей. Точно ли она нечистым духом порчена? Ты получше посмотри, повнимательнее…

— Опасная сила в ней живет, — упорно повторил волхв. — Надо избавиться от нее.

— Так избавься! — потребовал староста. — И поскорее. Уж о щедрости моей… — Он начал и осекся. На Белу грозно посмотрел. — Вот дуреха, наделала дел…

А Беле волхв не нравился. И козьей княжне, похоже, тоже. В груди поднимались волны паники. «Будь готова! Будь готова!» — бился в висках звенящий нервный голос.

— Иди сюда, дева. Будем из тебя дурь порочную-темную выгонять.

— Не пойду! — уперлась Бела. Внутри будто пружину часов затянули да максимума. Горло опалило жаром. Пульс заколотился в ушах. И кожу защипало, как после ожога. — Не буду! Отстаньте от меня!