Анатолий Кучерена. Адвокат и бренд

Е. Додолев

Написав десятки книг, первую из коих выпустил более 20 лет назад («Бал беззакония. Диагноз адвоката», 1999), Анатолий КУЧЕРЕНА за эти же годы «наговорил» не на одну книгу из категории «исповедь профессионала», общаясь с журналистами.Авторам много раз доводилось записывать интервью с прославленным юристом, они собрали некоторые расшифровки под этой обложкой и считают необходимым уточнить, что здесь не подобие биографии из серии ЖЗЛ, но всего лишь штрихи к портрету.

РАЗДЕЛ ВТОРОЙ

НЕ СНОУДЕНОМ ЕДИНЫМ

Шоу-бизнес временами

— У меня первый вопрос вот какой: 90 процентов всех бесед с Кучереной, что можно найти в сети, посвящены Сноудену: вообще достало, что спрашивают все время про него?

— Да, нет, я уже с этим смирился. Первое время я немножко был в замешательстве, особенно когда я только взялся за это дело, и когда у меня было 448 звонков пропущенных только.

При том, что мы с помощником вдвоем были на телефонах.

И я уж не знаю, сколько было принято звонков.

И кстати, по сегодняшний день периодически звонят, периодически интересуются его судьбой, и как он здесь живет.

— Ну, я так понимаю, что идея с фильмом Оливера Стоуна, она по-прежнему в силе или нет?

— Да не то, что идея. Мы уже воплотили это в жизнь.

Мы уже фильм сняли. У нас сейчас монтаж идет. И мы планировали, что где-то в декабре-месяце выйдет фильм, но перенесли на следующий год.

— На 2016-й?

— На 16-й год перенесли, да. Поэтому я счастливый человек. Я написал книгу. Оливер Стоун купил права на книгу.

Дальше, я присутствовал на съемочной площадке.

Казалось бы, где адвокатура, и где Голливуд?

— Адвокатура к шоу-бизнесу, я считаю, очень близка, учитывая, что адвокат, он выступает, и его задача — произвести впечатление на публику: и на присяжных, и на публику, и на судью тоже.

— Но я не думаю, что сложилось мнение, что мы артисты или актеры.

— Я считаю, что на самом деле и политика — это тоже шоу-бизнес, и адвокатура.

Совесть & закон

В ночь со 2 на 3 июля 1998 года Лев Рохлин был найден убитым на собственной даче: по версии следствия спящего генерала застрелила его жена, Тамара. Бытует теория, согласно которой Рохлин готовил заговор с целью свержения Ельцина и установления военной диктатуры и поэтому был устранен спецслужбами.

— Там успешно все закончилось, когда она обратилась к вам?

— Я непосредственно осуществлял защиту в суде, в судебном процессе. Поэтому там даже у меня не было возможности уйти в другую комнату. Потому что когда Тамара Павловна пришла ко мне и очень слезно просила, чтобы я взял ее, я, честно говоря, даже не думал. Я сразу согласился.

— А есть такой человек, даже не из ныне живущих, не обязательно вообще, может быть в какой-то исторической ретроспективе, которого Кучерена не взялся бы защищать ни при каких условиях?

— Нет таких. Дело в том, что, наверное, телезритель должен понимать, что речь идет о защите человека. Мы не говорим о том, какое решение, какой приговор вынесет суд. Человек, оказавшись в сложной жизненной ситуации, оступившись, нарушил закон. Но это не значит, что на человека надо одеть кандалы и отправить его в Сибирь.

Профессия адвоката, пожалуй, самая «противоречивая» из всех юридических специальностей. Потому что, с одной стороны, она связана с защитой униженных и оскорбленных, а с другой — адвокат — это человек, который умело манипулирует ничего не видящей Фемидой.

Вот перед вами сидит представитель российской адвокатуры. И кто бы что ни говорил, в любом случае те действия, которые я совершаю как адвокат, представляя интересы человека в суде, на стадии следствия, в любом случае я ограничен исключительно рамками закона. Безусловно, вы же можете мне задавать вопрос: а мораль, а совесть?

— Да. А мораль? А совесть?

Кучерена написал однажды: «Разумеется, советский вариант не лишен недостатков, ибо человек должен быть свободен от ограничений, но избыток свободы — это то же самое рабство».

— Что касается морали, это все остается на совести конкретного человека: судьи, адвоката, прокурора, следователя.

Понятно, что существуют определенные хитрые приемы. И когда человек, оказывается в сложной жизненной ситуации, я бы так сказал, в психотравмирующей ситуации, ему очень сложно иногда понять, что с ним происходит. И когда ему, с одной стороны оперуполномоченный, с другой стороны прокурор, говорят о том, что надо признаться, надо сказать вот так вот… И если человек, не прибегнув к квалифицированным услугам адвоката, соглашается с этим, тогда начинается действительно очень тернистый сложный путь у этого человека.

Потому что не важно, кто придет — Генри Резник, Падва, Кучерена — не важно, кто. Невозможно что-либо изменить. Потому что, как правило, нам говорят: «Слушайте, так он же сам написал». А человек говорит: «А мне куда деваться? Если мне сказали, что если я это не подпишу, мне не изменят меру пресечения на иную, другую, например, подписка о невыезде. А куда мне деваться? Я же ведь нахожусь в следственном изоляторе».

Понимаете, такие уловки бывают. Но, слава Богу, что в последнее время меньше таких уловок.

— «Последнее время» — это мы про какой период говорим?

— Я беру период 5-летней давности, вот так вот.

Я должен сказать, что те же правоохранительные, они стараются сейчас все-таки более аккуратно действовать.

Пять лет назад (текст 2017 года — Е.Д & М.Л.) Кучерена утверждал, что поведение человека в первую очередь зависит не от обстоятельств, а от его морали, от того, насколько он крепок внутренне; сильный в моральном отношении человек никогда не преступит грани, как бы жизнь на него ни давила.

— Почему они стараются?

— Потому что все-таки общественность сегодня не дремлет. И мы видим, что иногда те или иные сюжеты, которые касаются прав и свобод гражданина, часто появляются в сети Интернет, на страницах наших газет. И любой оперативный работник прежде чем что-то сделать, наверное будет оглядываться: есть ли камера где-то, снимает ли кто-то на видео и так далее, и так далее. Это некий тормоз.

— А мне кажется, что власть имущие ничего не боятся. И как раз сейчас, с развитием блогосферы, есть действительно инструменты для того, чтобы это как-то доносить до широких масс, скажем так. Мне кажется, что — не знаю, как в других странах — но у нас в России человек боится только как бы своего сословия. То есть вот если он по понятиям ворует, но не больше, чем положено, то ему нечего бояться никаких разоблачений сетевых?

Конец ознакомительного фрагмента.