Письма пепла. Новелла – мистификация

Елизавета Сорока

Внезапная и необъяснимая смерть молодого поэта вызывает расследование причин его смерти. Свидетельства и опровержения. Тайная любовь и разочарование в жизни.

© Елизавета Сорока, 2023

ISBN 978-5-0060-7261-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Решение написать новеллу на историческом фоне начала Х1Х века зрело давно, но пришло как всегда спонтанно. Эпоха моя любимая — «пушкинская». Моя специализаци я во время учебы в РГГУ. Как во всех моих исторических новеллах дело не в сюжете, а вглубинном постижении души человеческой.

Форма — документальное повествование, где почти нет авторских строк. Это художественный вымысел, но вполне допустимый.

Новелла — версия преждевременной и внезапной смерти одаренного русского поэта Дмитрия Веневитинова.

Начала 21.09.2023 года. — закончила 15.10.23г.

Для тех кто ничего не знает о русской истории:

Граф А. Х. Бенкендорф — начальник третьего жандармского управления. Главный цензор и гонитель всех свобод.

Граф М. Н. Воронцов служит в третьем управлении под началом Бенкендорфа

Доктора Штольц и Абрамшин — вымышленные лица, но имитирую стиль и приемы начала Х!Х века.

Дмитрий Владимирович Веневитинов — талантливый русский поэт начала Х!Х века. Умер не дожив до 22 лет, в марте 1827 г.

Княгиня Зинаида Александровна Волконская — известная светская львица того времени, умница и красавица. Пушкин посвящал ей милые строки.

А.С.Пушкин.

Среди рассеянной Москвы,

При толках виста и бостона,

При бальном лепете молвы

Ты любишь игры Аполлона.

Царица муз и красоты,

Рукою нежной держишь ты

Волшебный скипетр вдохновений,

И над задумчивым челом,

Двойным увенчанным венком,

И вьется и пылает гений.

Певца, плененного тобой,

Не отвергай смиренной дани,

Внемли с улыбкой голос мой,

Как мимоездом Каталани

цыганке внемлет кочевой.

Талантливый музыкант и художница. Первая из официально разведенных русских дам. Большую часть жизни прожила в Италии.

Сорока Елизавета.

«Письма пепла.»

«Si tout est fini — faites-moi un signe quelconque/

Если это все, то дай мне знак.

Из записок А. С. Пушкина. декабрь 1835 г.

______________________________________________________

«

Милостивый государь, Александр Христофорович.

Спеша исполнить повеление ваше по наущению некоторых излишне подозрительных господ для расследования странной, преждевременной и необъяснимой смерти юного пиита, г — на Дмитрия Владимировича Веневитинова, кои подавал надежды не только на литературном поприще, но обещал проявить себя служа Отечеству в Коллегии Иностранных Дел. Его сиятельство, Кн. Горчаков дал ему самые превосходные рекомендации.

Смерть г-на Веневитинова наделала много шуму в обществе, хотя общество наше как взбаламученное море тут волнуется, а тут и улеглось Но литераторы близко знавшиеся с г-ном Веневитиновым, друзья его, а то и покровители Князь Одоевский, князь Вяземский — отправили петицию, что и вызвало этот лишний труд для нашего ведомства.

Мною лично была произведена опись документов оставшихся после смерти оного юноши, а также была составлена опись его писем и дневников. Список рукописных творений отправлен вам вместе с письмом.

В поисках причин скоротечной и необъяснимой горячки собраны были свидетельства докторов его — Ивана Ильича Штольца и Василия Львовича Абрашина.

Особливо интересны для прочтения последние записки Дмитрия Веневитинова, что писаны неразборчивой горячечной рукой, человека явно не здорового не только телом, но и душою. Сумбурные слова его, с удивлением отмечаю, были словами будто помраченного рассудка, что крайне прискорбно для молодого человека столь рано восхищенного в объятия Фортуны, подававшего столь большие надежды в Отечестве нашем, а затем брошенного в руки ранней смерти.

По изучении сих документов и расследовании обстоятельств кончины г-на Венивитинова комиссией не найдено причин для сомнений в его смерти от естественных причин.

Далее прилагаю:

1. Медицинское заключение доктора И.И.Штольца.

2.Опросный лист доктора В.Л.Абрамшина. Опрос проводился мною лично.

3. Папка с листами последних записок Д.В.Веневитинова.

Переданы следствию доктором медицины г-ом В.Л, Абрамшиным и заключены в особый архив Третьего Управления Его Имп. Величества Канцелярии.

Нижеоговоренная секретность полностью соблюдена.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностью честь имею быть, вашего сиятельства покорнейшим слугой.

Статский советник, граф Н. М. Воронцов.

________________

Медицинское заключение о состоянии и применяемом лечении по отношении к Д. В. Веневитинову.

Составлено доктором медицины И. И. Штольцем.

Март 1827 г. от Р. Х. г. Санкт-Петербург.

Марта, седьмого числа, 1827 года от Р.Х., я, доктор Иван. Ильич. Штольц, был спешно вызван в квартиру по адресу Морская, д.17, к чиновнику Архива Коллегии Иностранных Дел г-ну Д. В. Веневитинову.

Осмотр.

Мужчина, 21 года от роду. Телосложение щуплое, росту среднего. При осмотре не нашел я в нем никакой болезни кроме высокого жара. Глаза слезились обильно,. дыхание тяжелое, но чистое. Сам больной показал, что накануне, в состоянии душевного волнения, шел домой с бала без шинели. Погода была морозная и сам г — н Веневитинов думает, что заболел от сильного ветру.

Я тщательно осмотрел глотку, уши, прощупал пульс. Прописал как и всем своим пациентам — много чая с малиной, микстуру собственноручного изготовления с кореньями солодки и постельный режим. Ничего необычного в состоянии больного не отметил.

10 марта, в ночь приехал мальчик из дома Веневитинова — сказал, что барину стало хуже, что кричит и мечется как в бреду. Я не стал откладывать, хотя и время было позднее и пошел к больному сразу.

Войдя в дом слышал крики. Взошел в комнаты больного и застал его сидящим на кровати в одной мокрой рубашке. Г-н Веневитинов дышал совсем тяжело, глаз почти не открывал. Я уложил его на кровать и снова осмотрел. Кроме жара не видел в нем никакой болезни. Прощупал пульс. Констатировал сильное сердцебиение и похолодание пальцев. Больной вел себя беспокойно. Холодные руки были сильно сжаты. Это походило на судорогу, но когда я хотел разжать руку его закричал: — “ Не сметь трогать. Это все что у меня осталось». Я решил, что начался бред и дал больному выпить настойки опия, что всегда в моем саквояже. Когда г-н Веневитинов заснул, я сразу же послал за своим коллегой, известным доктором Василием Львовичем Абрамшиным, с которым не раз советовался по самым тяжелым случаям. Просил его доставить с собой пиявки для снятия жара у Дмитрия Владимировича.

В ожидании наблюдал сон больного. Сон был беспокойный. Кожные покровы бледны несмотря на жар. Повышенное потоотделение, тяжелое частое дыхание. Микстура успокоила его и судорога прошла. Тогда заметил я, что в правой руке Дмитрия Владимировича зажатый большой перстень. О нем он верно и бредил. Я вынул оный из руки и положил на стол. Перстень не виделся мне драгоценным, с большим камнем и надписями. По моему мнению ценности никакой не представлял.

Время на часах было около двух часов ночи. В. Л. Абрамшин вошел в комнату около трех. Больной спал, но сон становился все беспокойнее. Г-н Абрашин также осмотрел Дмитрия Владимировича и так же как и я, кроме жара не нашел в нем никакой болезни. Ни моя докторская трубка, ни доктора Абрашина не услышала в груди хрипоты, коя бывает при воспалении и кашле. Причину жара ни я, ни мой коллега определить не смогли.

Коллоквиум наш затянулся и так как время было позднее, то я решил отправится домой и вернутся на завтра. Василий Львович решил остаться, ибо больного не знал и хотел наблюдать как тот проснется. Г-н Абрамшин опытный и заслуженный доктор. Много пишет о странных случаях. Поэтому то я и оставил своего больного на его попечение не сомневаясь, что он будет пользовать его, возможно даже лучше меня.

На следующее утро, 11 марта получил от него записку, что беспокоится не надо и просил препоручить ему пациента. Г-н Абрамшин констатировал нервическую горячку, но причины ее разгадать не мог. Я согласился с диагнозом для г-на Венивитинова, так как наблюдал и странное его поведение и слова, никак не вязавшиеся с разумным поведением больного человека, борящегося с недугом. Тогда я отнес слова его на предмет жара и бреда, но теперь после вскрывшихся обстоятельств, понимаю, что причины я не разгадал и до сих пор отношу этот медицинский случай к списку уникальных и необъяснимых явлений природы человеческой.

С той поры до самого 15 марта дом г-на Веневитинова не посещал, с В. Л. Абрамшиным общался письмами.

15 марта 1827 года от Р.Х., по просьбе доктора Абрамшина приехал засвидетельствовать кончину моего пациента г-на Д.В.Веневитинова.

В комнате усопшего застал В.Л.Абрашина, его сиятельство Кн. Одоевского, г-на Хомякова и настоятеля церкви Вознесения, что на Конюшенной, отца Никодима. Прискорбно было видеть г-на Веневитинова усопшим столь безвременно.

По смерти своей стал он более худ чем был. Я с пристрастием осмотрел тело и ни нашел ни одной причины усомнится в естесвеннной кончине г-на Веневитинова.

Я подтвердил диагноз г-на Абрашина, засвидетельствовал смерть, составил бумагу по всей форме и приложил свою докторскую печать.

Кн. Одоевский высказал мне претензию, что я покинул больного, на что я ответил, что Василий Львович Абрашин более опытный врач и я полностью передоверил ему больного и сделал это надеясь на его выздоровление.

Претензию считаю неверной. Констатирую смерть от естественных причин.

Доктор медицины Иван Ильич Штольц»

______________________________________________

25 марта 1827 года от Р.Х.

Опросный лист доктора Василия Львовича Абрамшина о течении болезни и причине смерти коллежского асессора Коллегии Иностранных дел г-на Д.В.Веневитинова.

Опрос проводил:

тайный советник, граф Н.М.Воронцов.

Отвечал:

доктор медицины, статский советник В. Л. Абрамшин.

Записал — тит. совет. А.Н.Семенович.

Воронцовъ.

— Беседа наша, Василий Львович, совсем дружеская. Поверьте ни у меня, ни у Александра Христофоровича нет никаких сомнений ни в вашей порядочности, ни в компетенции вашей, как известного в Санкт Петербурге врача, но знаете общество, близкие не всегда могущие принять раннюю смерть столь молодого человека, все ищут виноватых, вместо того чтобы помолится богу и принять выпавший на долю

г — на Венивитинова, жребий.

Абрамшин — .

Покорно благодарю и вас, ваше сиятельство, и г-на Бенкендорфа за добрые слова Я пользую больных много лет и не раз уже слышал обвинения, что дескать доктор виноват в смерти пациента. Это натура человеческого горя. В сплетнях общество не только выражается, но и выхаркивается. Из всех слухов доходящих видно, что привыкли во всем находить недуг более более политический чем естественный.

Воронцов.

Рад, что вы готовы к беседе, коя не по моей воле началась, а по высшему повелению Государя Императора. Г-н Веневитинов был известен в кругах близких ко двору, служил по части Коллегии Иностранных дел и был влиятелен в кружках восторженной молодежи и его преждевременная и неожиданная смерть послужила лишним толкам.

Званием мы равны и будем тут говорить будто сидим за ломберным столом в Английском клубе.

Абрамшин.

Так с чего начнем беседу нашу? Вы спрашивайте. Буду отвечать как на духу. Да и скрывать тут нечего, хоть и многие обстоятельства мною виденные, были странны, а то и необъяснимы обычным человеческим разумением.

Воронцов.

Расскажите ту ночь, когда вы первый раз зашли к г-ну Веневитинову. Что видали и как вел себя больной и как вел себя по отношению к нему г-н Штольц. Не было ли небрежения в исполнении докторских правил?

Абрамшин.

Ничего необычного не было той ночью. Полусонный мальчик принес записку, я собрался, взял, что было необходимо и что требовал г-н Штольц и пошел на Морскую. Поднявшись в комнаты застал больного спящим беспокойным сном. Дышал он тяжело и несмотря на опийную настойку, пульс был частый, а дыхание слабое. Штольц изложил мне все свои предположения, что обнаружил в неизъяснимой болезни г-на Веневитинова, кои я отверг после осмотра пациента. Штольц искал в нем болезнь тела, но тело его и внутренние органы были в порядке. Для снятия жара ставили пиявки. Все, что г-н Штольц делал для помощи больному было оправдано и правильно, в этом я клянусь на святом распятии.

Воронцов.

Торопился ли Штольц уйти? Что говорил? Г-н Штольц, как домашний врач получал 500 рублев в год. Служба его была оплачена семьей г — на Веневитинова. Отчего же он покинул пациента так скоро?

Абрамшин.

Это взаимовыручка докторов. Обычная история. После ночи проведенной за наблюдением больного, я сам предложил передать Венивитинова моему попечению.

Воронцов.

Что вас сподвигло на такое? Отчего вдруг вы решили взять себе этого пациента? Вы надеялись помочь ему? Хотели вырвать из лап неминуемой смерти? Может быть сам г — н Веневитинов, что то пообещал вам? Почему г-н Штольц необъяснимо быстро отказался от пользования Веневитинова?

Абрамшин.

Г — н Штольц опытный врач, но при сложности и необъяснимости случая он прибег к помощи более опытного коллеги. Штольц не раз писал мне, советовался. Мы, ежели не друзья, то разумные коллеги. Я отношусь к врачеванию как к науке, а не как к своду докторских правил. Состою в переписке с докторами Геттенбергского университета. Из Парижа мне тоже пишут.

Я сам много пишу.

Воронцов

Пишите? В наше ленивое время все у нас писатели и поэты.

Абрамшин

Пишу я научные труды, изучая тела человеческие и более того — души. Случай этот заинтересовал меня как ученого. Особливо после того как на столе Дмитрия Владимировича нашел я его бумаги.

Воронцов.

Я крайне заинтересован, Василий Львович. Что ж за бумаги? Со стихотворными творениями Венивитинова общество знакомо. Стихи юноши романтического толка. Ничего по нашему ведомству. По нашему ведомству кроме г — на Пушкина, пиитов российских нет. Арест Дмитрия Владимировича по декабрьским беспорядкам был напрасным. Излишняя бдительность младших чинов часто дает ошибку. Выслуживаются. Так что за бумаги?

Абрамшин.

Заметки, недописанные письма, стихи оборванные на слове. И перстень. Он о нем писал в стихах своих.

«Ты был открыт в могиле пыльной, Любви глашатай вековой, И снова пыли ты могильной, завещан будешь перстень мой». Это стихи Дмитрия Владимировича и в этом одном этом стихе вся история его смерти.

Воронцов.

Стихов не люблю. Что за перстень?

Абрамшин.

Сей перстень древний, добытый из скифской могилы какими то бродягами, стал больной идеей Дмитрия Владимировича. Перстень тот самый, что был положен с ним во гроб, по последним его распоряжениям. А бумаги эти, что изъял я без позволения никто не видал по сию пору.. Кроме самого г-на Веневитинова и вашего покорного слуги.

Воронцов

Как же это, милостивый государь, Василий Львович? Не буду таить от вас, что действия ваши именуются кражей, недостойной дворянина и христианина. Не ожидал таких новостей. Верно как раз об этих подозрениях и писал мне князь Вяземский и они были не пустые.

Абрамшин.

Полноте, Николай Михайлович. Я здесь не перед батюшкой на исповеди, а в жандармском отделении. И видно, что честь вашего мундира может пострадать. коль узнаете, что важные для следствия бумаги, вдруг, без вашего ведома, оказались в руках гражданского чина.

Воронцов.

Подозрение на вас Василий Львович. Требую немедля предоставить мне сии бумаги для расследования и доклада г-ну Бенкендорфу.

Абрамшин.

Я взял их с собою именно потому, что не хотел, что бы они попали в руки пиитов, молодежных философов и любомудров. Достаточно в Отечестве нашем смуты и волнения умов.

Воронцов

В них что то противу Государя Императора?

Абрамшин

В них, ваше сиятельство необъяснимые сказки, а то и сны больного воображения и нервической горячки. Объяснению этому нету и тонкая эта грань меж жизнью и сном, жизнью и смертью вся вот в этих листах. Записках и письмах Д.В.Веневитинова.

Г — н Абрамшин передает г-ну графу Воронцову папку на лентах.

Воронцов.

Да вы сами то не заразились ли романтизмом Веневитинова?

Да что ж здесь серьезного? Вижу стихи, неоконченные письма. Вот прошение. К кому?

Абрамшин.

Дмитрий Венивитинов был юношей романтического и крайне нервического склада. Его утаенная московская история безумной, полудетской влюбленности в некую известную в московском художественном обществе даму., обсуждалась пару лет назад. Имя дамы указано в этих бумагах. Прочтите. Называть я его не стану.

Конец ознакомительного фрагмента.