Ключ к тайне

Елена Чалова, 2013

В Калининграде, или Кёнигсберге, как называли город сами жители, москвичку Раду ждало наследство, оставленное тетушкой Терезой. Особой тетушка была неординарной, о чем свидетельствовал медальон с магическими знаками, который много лет назад она доверила племяннице, велев носить не снимая. Не менее загадочной оказалась и история с унаследованным ларцом, которым, как выяснилось, заинтересовались весьма опасные люди…

Глава 2

Ирада быстро шла по коридору, опустив голову и не глядя по сторонам. Она даже волосы распустила, и они упали на лицо, скрывая предательские слезы, дрожащие на ресницах. А вот уже соленые капли текут по щекам… и наверняка оставляют дурацкие полоски туши, которые не так просто будет смыть. Она влетела в туалет, захлопнула за собой дверь и взглянула в зеркало над раковиной. Ну, надо отдать должное производителю — тушь потекла самую малость. Девушка вздохнула, достала косметичку и занялась своей внешностью. Плакать будем дома. Человек работающий не может себе позволить долго отсутствовать на рабочем месте, и эмоции себе тоже не очень-то позволишь. Конечно, это обидно. Рада почувствовала, что к горлу опять подступают слезы, и, наплевав на все правила и заботу о собственном здоровье, быстро сделала пару глотков из-под крана. Водичка, признаться, на вкус оказалась весьма отвратной, но все же ей полегчало. Надо увольняться, решила она. Девушка твердо пообещала себе сегодня же составить резюме и разослать его по кадровым агентствам… и на сайты соответствующие в Интернете повесить. Шефу она все объяснит. Вот как есть… Ну, может, не совсем как есть. Он ведь может и не поверить. Просто удивительно: такой приятный дядька — и женат на такой записной стерве. Впрочем, при нем-то она характер не слишком показывает. Но стоит генеральному директору пусть не самой крупной, но все же вполне приличной маркетинговой компании покинуть офис, как хозяйкой в нем становится его жена. Причем ведет она себя именно как хозяйка имения. Каждое утро мадам приезжает в офис. При этом шофер звонит заранее, еще только сворачивая в переулок, чтобы предупредить о нашествии. Охранники распахивают сверкающие стеклом и металлом двери и застывают по стойке «смирно». Наталья сбрасывает шубу (если зима) и шарф или палантин (если лето) на руки неотступно следующему за ней телохранителю и фурией проносится по комнатам и коридорам. Достается всем: уборщицам — за пыль и плохо вымытые полы. Офис-менеджеру — за то, что купили не тот сорт туалетной бумаги или размер скрепок. Охране — за небоевую выправку. Сотрудникам — за нерасторопность, леность, неумение гореть на работе. Ну а уж секретарше — секретарше достается за все.

Сегодня утро началось неплохо. Шеф приехал один, поздоровался с Радой и Раисой Петровной, которые сидели в приемной, прошел к себе, подписал бумаги, отдал распоряжения, провел встречу с потенциальным заказчиком и в половине двенадцатого отбыл куда-то по своим директорским делам. Рада и Раиса Петровна дружно налили себе по чашке чая, угостились парой баранок из казенных запасов и уселись обратно за рабочие столы. В компании «Маркетология» при неплохих оборотах и обилии заказчиков двух секретарей вполне хватает. Раиса Петровна носит гордое звание личного помощника генерального директора, а Ирада в штатном расписании значится просто секретарем, и им, собственно, и работает. Нельзя сказать, что работа девушке очень уж нравится. Но платят неплохо, до дома ездить недалеко, и коллектив вполне нормальный подобрался — кроме жены шефа.

— Хоть бы мадам сегодня не приехала, — сказала Раиса, аккуратно макая баранку в чай. — У меня давление с утра не очень, а как она начинает орать, я все время боюсь, что меня гипертонический криз хватит.

— Ой, да ну что вы, нельзя так нервничать, — отозвалась Рада.

— Да я знаю, знаю. Но ведь это тебе все как с гуся вода. В крайнем случае новую работу найдешь. А мне лет уже пятьдесят с хвостиком. И таких хвостатых не больно-то куда-нибудь берут.

— Ну, у вас же опыт, — попыталась утешить даму Ирада. — И вообще, перестаньте себя накручивать. Никто вас не уволит. В вашем случае возраст является заслугой, потому что Наталья никогда не возьмет мужу личного помощника моложе пятидесяти лет.

— Это точно. Она тебя с трудом терпит именно из-за молодости и мордашки симпатичной.

— Да я вообще что? Я даже и не крашусь почти, лишь бы не выделяться особо. Вот Анастасия Павловна из отдела разработок: и блузочки прозрачные носит, и глазки строит шефу. Чего бы нашей мадам на нее не сорваться?

— Анастасия — жена нужного человека из налоговой инспекции, — оглянувшись на дверь, прошептала Раиса Петровна. — Так что даже если она голой придет, наша мадам только улыбаться будет. Она понимает, что шеф не полезет к жене налогового начальника — он себе не враг.

— Ох, не офис, а мадридский двор какой-то.

— Точно.

И в этот момент по коридору зацокали каблучки. Секретарши взглянули друг на друга и хором вздохнули: помяни черта, он и появится. Явилась Наталья — жена шефа — и за каких-то десять минут умудрилась довести Раду до слез.

Сегодня хозяйке под хвост попала новая шлея: она вдруг вспомнила, что родом из Арзамаса, окончила медицинское училище, работала медсестрой и лишь потом подцепила себе в мужья тогда еще начинающего, но весьма перспективного бизнесмена. А потому может считаться самостоятельно пробившейся в люди, селф, блин, мейд. И вообще бизнесвумен. Она и в ведомости значится как заместитель генерального! Это вам не кошкин хвост. Круг обязанностей муж и начальник обрисовал ей несколько неопределенно, ведь в бизнесе Наталья ровным счетом ни черта не понимала, и реально толку от нее никакого быть не могло. Но она делала что могла — строила и муштровала персонал, совала везде свой нос и пребывала в твердой уверенности, что таким образом поддерживает дисциплину и повышает производительность труда в компании.

Жена шефа прошлась по приемной, одарила секретарей презрительным взглядом, улыбнулась своему отражению в зеркале на стене… и поймала брошенный на нее украдкой взгляд Ирады.

— И что, долго будем меня разглядывать, вместо того чтобы работать? — завелась Наталья. — Я в твои годы, между прочим, впахивала как лошадь… И не в теплом офисе с кондиционированным воздухом, а в вонючей больнице!

Ирада опустила голову и застучала по клавишам компьютера. Ясно, сегодняшняя кампания по унижению персонала фирмы проводится под лозунгом: «Москвичи ничего не умеют и не хотят. Привыкли на всем готовом. А вот как работать…»

Ну как такой симпатичный человек, как Святослав Алексеевич, мог жениться на этой фурии? Да на нее единственный раз взглянуть — и все ясно. Губы тонкие, блондинка крашеная, постоянно голодная, потому что если даже просто посмотрит на кусок хлеба, то сразу килограмм прибавляет. Да, дорогой парикмахер и маникюр много значат. Но выражение лица и этот голос… бр-р. Как у торговки на вокзале, которая собачится с товаркой из-за места. «Наверное, шефу некогда ее разглядывать. Да и вообще, не мое это дело, что ему нравится в личной жизни. Может, он скрытый мазохист. Вот уж жена у него садистка точно», — думала девушка.

Наталья цеплялась и наезжала на секретаршу, пока не довела девчонку до слез. После того как Ирада, хлюпая носом, убежала в туалет, жена шефа победно ухмыльнулась, поправила волосы перед зеркалом и, бросив Раисе Петровне «Кофе мне», удалилась в свой кабинет.

«И ведь что она ко мне пристала, — с тоской думала Ирада, разглядывая себя в зеркале. — Ничего ведь особенного. Ну, симпатичное личико, но не кукла Барби. Просто зеленые, как у мамы, глаза, русые волосы и хорошая фигура. Так я не крашусь почти — только тушь и пудра, чтобы нос не блестел! Волосы в пучок или гладко на пробор, стрижка каре до плеч почти не требует укладки. Ношу костюмы и юбки не короче середины колена. Мне что, паранджу надеть?» Мысли о том, что она вполне симпатичная, и никакая Наталья этого не изменит, помогли успокоиться, и Рада решила, что пора покидать убежище.

Она оценивающе оглядела свое отражение. Ну, вроде с лицом все нормально. Итак. Вдох-выдох — и вперед, на боевой пост, к компьютеру и телефону.

Телефон не звонил. Ирада поднималась по лестнице пешком, потому что денег на фитнес-центр нет, а талия должна быть стройной и бедра тоже. Вот уже и ее девятый этаж. Дверь тонкая, и, когда в квартире разрывается телефон, его истеричные трели прекрасно слышны на лестничной площадке. Она торопливо вытащила из сумочки ключи, открыла замок и вошла в дом. Чертова трубка лежит на столике в коридоре и даже не думает звонить. Рада пожала плечами и, сделав вид, что ей это совершенно безразлично, сбросила туфли и пошла в комнату. Она аккуратно сняла юбку и блузку, повесила одежду в шкаф, натянула любимую футболку, которая доходит ей почти до колен, грустно улыбнулась маминому портрету, который стоит на полочке серванта, и отправилась в кухню. Сварила себе зеленой фасоли и две сосиски, вернулась в комнату и, забравшись с ногами на диван, уставилась в телевизор. В конце первой сосиски телефон все же зазвонил. Душу Рады наполнило торжество. Ага! Раз Андрей все же звонит, значит, понял, что неправ, решил извиниться! Пусть не напрямую, но если он делает первый шаг…

Она уже была в коридоре и сняла трубку.

— Да? — Надо, чтобы голос звучал спокойно-приветливо. Ну, тут Рада мастер: два года работы секретаршей — и в любом состоянии она могла изобразить внимание, приветливую улыбку и заинтересованность.

— Ирочка, это ты? — Голос в трубке был совершенно незнаком, и это, несомненно, голос старого человека.

— Кто это? — растерянно спросила она.

— Ирочка, это Николай Андреевич.

— Николай Андреевич? — тупо переспросила Ирада.

— Да я, можно сказать, дядя тебе. Муж Терезы Арнольдовны.

— Ах да, простите, я вас не узнала.

— Детка, я хочу попросить тебя приехать.

— Что-то случилось?

— Да… Терезочку я похоронил…

— Как? Тетя умерла?

— Да, детка. И я хотел… Я болею последнее время. Надо бы передать тебе наследство. Она так велела.

— Конечно, я приеду. Что же вы сразу не позвонили, вам одному было трудно справиться с похоронами и остальным.

— Что ж теперь… Ты приедешь, детка?

— Да. — Девушка в панике подумала, что ее не отпустят с работы. Не станет Наталья слушать ее оправдания. Рада подняла глаза, взглянула в сторону комнаты, где на полочке стоял мамин портрет, и твердо сказала: — Я обязательно приеду, как только смогу купить билет. Только, пожалуйста, скажите мне ваш адрес и телефон, а то я могу не найти дом. Где-то у мамы записано, но…

— Да-да, пиши, Ирочка…

Остаток вечера Рада провела у телевизора. На одном канале пели и веселились, причем все те же лица, что и десять лет назад (демонстрируя не столько талант, сколько чудеса пластической хирургии), на другом канале стреляли и «мочили всех», а на третьем серьезные дядечки и тетечки с умными и оттого усталыми лицами в который раз пытались ответить на вопросы «Кто виноват?» и «Что делать?». И ситуация с поисками ответов выглядела так же безнадежно, как во времена Ивана Сергеевича Тургенева. Собственно, каналов было больше трех, но это ничего не меняло. Рада в конце концов остановилась на каком-то старом фильме. Фильм показывали в миллион сто первый, наверное, раз, к юбилею актера. Рада вспомнила, как они смотрели этот же фильм вместе с мамой, и тихонько похлюпала носом. Потом решила думать о дне сегодняшнем, но и тогда мысли ее остались печальны. После смерти мамы тетя Тереза стала для Рады единственным родным человеком. Они никогда не были близки, виделись всего несколько раз, потому что тетя жила в Калининграде, а ее сестра Клара с дочкой Ирадой — в Москве. Но все же мысль о том, что кто-то о ней думает и помнит, согревала сердце девушки. Приехав на похороны Клары, своей младшей сестры, Тереза почти не плакала. Она лишь старалась как можно больше времени находиться рядом с племянницей, а перед отъездом сказала:

— Я, если нужно, все для тебя сделаю. Ничего, что мы мало общались. Ты обязательно должна помнить, что я у тебя есть.

Рада кивнула, она тогда плохо воспринимала происходящее. Но тетя слов на ветер не бросала. Раз в месяц она звонила в Москву, а еще они с Ирадой стали переписываться по электронной почте. В письмах этих не было ничего особенного. Так, обычные вопросы вроде «Ты как? Хватает ли денег? Получил ли твой молодой человек повышение?». Но интерес тети к ее жизни позволял Раде не чувствовать себя совсем одинокой. Пусть и далеко, но есть родной человек, который думает о ней, волнуется. Девушка тоже регулярно интересовалась здоровьем Терезы и ее мужа, но тетка всегда отвечала, что все «неплохо и слава Богу». Иной раз упоминала о работе или о том, что происходит в городе. Рада все собиралась поехать в гости — Тереза Арнольдовна очень звала, писала: «Обязательно приезжай, детка. Берега нашего моря янтарные, и здесь есть все, чтобы такой молодой и общительной, как ты, не было скучно. Знаю, что природа в твоем возрасте не главное — но и кафе и дискотек тут достаточно». Рада обещала… но так и не собралась… В Турции ведь теплее, и солнца больше, и вода голубее, чем на Балтике.

А теперь вот и тети Терезы не стало, и никто не ждет ее на Янтарном берегу.

На следующий день все получилось именно так, как Рада и предполагала. Наталья, курсировавшая по коридору вдоль открытых дверей, услышала, как девушка просит в отделе кадров отпуск.

— Куда это ты собралась? — Жена шефа вплыла в кабинет, распространяя запах безумно дорогих духов, от которых у Ирады болела и кружилась голова. Мадам не обратила ни малейшего внимания на Катерину Сергеевну, начальницу отдела кадров. А девочки, сидевшие в противоположном углу, вообще сжались в комочки так, чтобы спрятаться за мониторами и никак не выдать своего присутствия.

— У меня умерла тетя, — деревянным голосом повторила девушка. — В Калининграде. Вчера позвонил ее муж. Я должна поехать туда и помочь ему. Он пожилой и не очень здоровый человек.

— Наследство поедешь оформлять? — Тонко выщипанные брови вздернулись. — Так, может, тебе, как богатой наследнице, работа больше и не нужна? Вот так взять и «мне надо уехать!», а кто за тебя работать будет?

— Я заменяла Раису Петровну, когда та болела, — ответила Ирада. — Она могла бы теперь подменить меня на неделю.

— Она личный помощник генерального директора и не может крутиться как белка в колесе, отвечать на дурацкие телефонные звонки и печатать кучу бумаг.

— Я могу подать заявление об уходе, — неожиданно для самой себя выпалила Рада. — Это решит проблему?

— Ирочка, что же вы… — Катерина Сергеевна вскинулась было, но, взглянув на Наталью, умолкла. Ей было искренне жаль девочку, и она, само собой, дала бы ей отпуск, но… Но не она тут хозяйка.

Меж тем глаза у жены шефа вспыхнули, как у кошки.

— Ах вот как! Мы, оказывается, такие гордые? Такие решительные? Нам не нужны рекомендации и работа? Тогда пиши! Пиши заявление немедленно! Только предупреждаю — чтобы я тебя тут больше не видела! И ни копейки не получишь, поняла? Ни копейки! Никаких там выходных пособий и прочих глупостей!

Ирада присела на стул и взяла чистый лист бумаги. Она начала писать заявление об уходе молча, ровным почерком, решив не унижаться до скандала с мерзкой бабой. Отольется ей когда-нибудь. Не зря поговаривают, что шеф завел любовницу.

Наталья, посверкав глазами, но не встретив отпора, фыркнула и вылетела из комнаты. Начальница отдела кадров, вспомнив что-то, встала, тихонько сказала Раде: «Не уходи никуда, я сейчас», — и выскользнула в коридор.

Она вернулась буквально через пять минут, вынула из папки конверт и ведомость. Нервно оглядываясь на дверь, сказала:

— Расписывайся скорее, это зарплата за последний месяц.

— Но она же…

— Бухгалтер скажет, что ты с самого утра деньги получила. Кто же знал, что тебя уволят! Пособие по увольнению она тебе, конечно, не даст, но хоть свои заработанные забери.

Ирада поблагодарила, расписалась в ведомости, которую Катерина Сергеевна тут же спрятала в папку. Деньги она пересчитывать не стала, просто убрала в сумочку. Потом вернулась на свое рабочее место.

Она печатала новое штатное расписание, когда на пороге приемной появилась Наталья.

— Ты почему еще здесь? — Аккуратно выщипанные брови взлетели под светлую челку, руки неудержимо поползли к бедрам: принять позу торговки-скандалистки.

— Но я же не могу вот так уйти, — удивилась девушка. — Люди звонят… И Святослав Алексеевич к обеду должен подъехать.

— Вот и будет ему сюрприз! Давай, собирай манатки и выметайся, ясно? Чтобы через пять минут тебя тут не было! А не то прикажу охране вывести тебя вон.

Каблуки мадам уже звонко цокали по коридору, а Рада все еще смотрела на дверь. Ну не дура ли? Ведь дело ее мужа пострадает: кто будет к телефону подходить, на звонки отвечать, посетителей встречать? Что за фирма без секретарши? Впрочем, раз дело дошло до угроз, надо уходить. С этой чокнутой станется натравить на нее своих качков.

Ирада открыла ящик стола и принялась собирать в пакет личные мелочи: кружку, чай, учебник английского, пару журналов. Коробку конфет, которую вчера презентовал ей кто-то из клиентов, она решила по дороге занести Катерине Сергеевне. Они с бухгалтерами чайку попьют, когда Наталья умотает куда-нибудь.

Так, остались туфли на удобном каблуке и палантин, который она иной раз накидывала, если кондиционер вдруг начинал работать с излишним энтузиазмом. Все в пакет — и до свиданья всем. Раиса Петровна чуть не плакала: она искренне огорчилась тем, что такая милая, воспитанная девочка уходит. Неизвестно еще, кого возьмут на ее место.

Девушка попрощалась со всеми сослуживцами, благо мегера сидела у себя в кабинете и ворковала с кем-то по телефону. Благодаря редкому имени Ираду звали по-разному: кто-то Ирой, кто-то Радой. И теперь сотрудники и сотрудницы, которые, общаясь по электронной почте, уже были в курсе увольнения, выскакивали в коридор и, посматривая в сторону кабинета Натальи, торопливо говорили:

— До свиданья, Ирочка, так жаль, что ты уходишь.

— Пока, Рада, удачи тебе!

— Надеюсь, что на другом месте больше повезет!

— Не расстраивайся, Ирада, любые перемены к лучшему!

Девушка кивала, улыбалась и благодарно отзывалась на любой вариант, хотя ей больше всего нравилось имя Рада. Так звала ее мать и на вопрос девочки, почему ее назвали таким сложным, непривычным русскому уху именем, отвечала: «Потому что оно похоже на слово „радость“. А ведь ты — моя радость».

И вот Рада уже идет по улице, немного растерянная от собственной свободы и нежданно наступивших в ее жизни перемен. Начало сентября почти не отразилось на городе: Москва была по-летнему тепла и солнечна… хотя многие сказали бы, что в городе ужасно пыльно и жарко. Люди уже обрели загар, и многие изо всех сил старались его продемонстрировать, оголяясь по максимуму. Над улицами висела туманная пелена: пыль и смог делали перспективу чуть смазанной, а краски окружающего мира не слишком яркими. Не спеша девушка шла по улице к метро, улыбаясь солнышку, отмечая интересные новинки в витринах и рассматривая прохожих. «Ах, какие туфли роскошные на той тетке… На мне бы эта кофточка смотрелась лучше… Ого, он чуть шею не вывернул, глядя мне вслед… впрочем, даже если бы попытался познакомиться, я бы его отшила — староват и почти лысый». Рада села за столик кафе и некоторое время делала вид, что смакует посредственный капучино, за который тут драли безбожные деньги. Но приятно сидеть вот так, зная, что не надо никуда спешить и что завтра никто не будет придираться по пустякам. Сама себе хозяйка, пусть и временно! Здорово! Она допила кофе, еще немножко посидела просто так, лениво и бездумно разглядывая текущий мимо людской поток. Потом решила, что если хочет добраться до дома, пока не начался час пик, то самое время двигаться, и поднялась с места.

Решительно, почти печатая шаг, прошла Ирада мимо «Атриума», твердо повторила себе, что никакие распродажи ей сейчас не интересны — не ко времени. Неизвестно, что там в Калининграде. Возможно, придется помогать дяде деньгами… Так, где тут у нас авиакассы? Ага, вот. Конечно, на поезде было бы дешевле, но ведь это через границу, а значит, нужны визы. Да и долго слишком.

Некоторое время Рада озадаченно переминалась неподалеку от окошечка авиакассы, не в силах решить, брать ли билет туда-обратно или только туда. Потом подумала, что раз работы нет, а Андрей все равно не звонит, то и торопиться домой не стоит. И купила билет в один конец. Самолет вылетает сегодня же поздно ночью, а потому билет ей достался со скидкой. «Так даже лучше, — решила девушка. — Собраться успею, а времени на беспокойство и тревогу не останется».

Она вернулась домой, поела и принялась прибираться. После того как два года назад умерла мама, Ирада живет одна, так что если она оставит в своей небольшой «двушке» полный бардак, никто, кроме нее, этого не увидит. Но все же так нехорошо, как-то даже перед собой неудобно. Поэтому она вытерла пыль, вымыла полы, перестирала немногое белье, скопившееся в тазике в ванной. Нашла в шкафу майку Андрея и вдруг разревелась. Он не звонит, и это ужасно. Это значит, что она осталась совсем одна.

Они с Андреем познакомились года три назад. Крепко сбитый, светлокожий, рыжеватые волосы, серые глаза, чуть вздернутый нос — симпатичный парень, но во внешности ничего особенного. Он работал на каком-то предприятии специалистом по наладке холодильного оборудования. Рада была удивлена, увидев в его ванной комнате целый арсенал средств по уходу за руками. Андрей тщательно следил за ногтями и пользовался кремами, чтобы не походить на работягу.

Родом молодой человек был из Челябинска. Окончил там техникум, отслужил в армии. В Москве смог устроиться на приличную работу и, понравившись начальству, поступил на вечерний в институт. К моменту встречи с Радой Андрей уже учился на последнем курсе и очень рассчитывал после получения диплома о высшем образовании перейти на должность менеджера, то есть стать «белым воротничком».

— Я, понимаешь, ценный специалист, — объяснял он Ираде. — Установки знаю все, какие у нас покупают и производят. Слежу за новинками, между прочим. Менеджеров-то в любой конторе пруд пруди, но такого, чтоб знал, что к чему, и разбирался в железе, — я один. Вот увидишь, через пару лет стану начальником отдела закупок.

Познакомились они на шашлыках у подружки на даче. Андрей понравился девушке умением пить умеренно и не пьянеть, обстоятельностью и чистоплотностью. И еще он мог поддержать разговор практически на любую тему. Позже она поняла, что молодой человек помешан на планировании и широкий кругозор был лишь частью плана продвижения вверх, к благосостоянию и руководящей должности. Андрей смотрел все хоть сколько-нибудь достойные киноновинки или, по крайней мере, читал на них рецензии, чтобы иметь возможность перемолвиться с шефом парой слов о последнем фильме братьев Коэн, а с ребятами обсудить новый боевик Бондарчука. То же и с книгами: читал Андрей не так уж много, но только то, что могло пригодиться в дальнейшем. Как-то Рада увидела среди его бумаг затертую газетную вырезку: «Сто книг, которые вы должны прочесть, чтобы считаться образованным и эрудированным человеком». Андрей продвигался по этому списку с завидной методичностью и уже перевалил за шестой десяток. В той же статье имелись инструкции, как именно нужно читать книги. «Обязательно просмотрите предисловие, — наставлял автор статьи будущих эрудитов. — Это даст вам общее представление о книге и поможет понять содержание, если оно окажется слишком сложным для вас. Заведите специальную тетрадку и после прочтения выписывайте в нее по паре ударных фраз или оригинальных мыслей из каждой книги. Тетрадь время от времени просматривайте и вплетайте в свою речь высказывания мудрых. Это заставит людей считать вас не просто человеком читающим и образованным, но и думающим». Ирада нашла и тетрадочку с цитатами. Ей это показалось трогательным и забавным, она посмеялась и рассказала об этом маме. Та вздернула брови и пробормотала, что это как-то… похоже на программирование робота. Они тогда поспорили. Ирада защищала Андрея, доказывая маме, что вовсе не плохо, когда человек знает, чего хочет, и упорно идет к своей цели.

— А было бы лучше, если бы он все деньги тратил на гулянки или копил бы на машину навороченную, а о завтрашнем дне не заморачивался? — горячилась она.

— Нет, я не к тому… — Мама качала головой. — План — это хорошо. Планирование — основа успеха, этому нас еще в школе учили… но вот расчетливость — качество двоякое. Не хочу ничего сказать про твоего Андрея, мы, в конце концов, только по телефону разговаривали, и я его в глаза не видела, но от расчетливости до бездушности только один шаг. И ты не боишься стать пунктом в его плане достижения благосостояния?

— Ой, мама! Ну ты просто смешная! Какое благосостояние? Да он зарабатывает прилично, больше тебя. А я вообще учусь, и моих лаборантских хватает… да ни на что их толком не хватает!

— У нас есть квартира, а для мальчика из провинции московская прописка и квартира — это немало, — упорно гнула свое мама.

После этих слов Рада обиделась, и мама стала извиняться: она не хотела плохо говорить о ее молодом человеке, просто любая мать переживает, и пусть Ирада сама решает, лишь бы была счастлива.

— Ты так говоришь, словно я за него замуж собираюсь! — возмущенно воскликнула девушка.

— А что, если он позовет, ты откажешься? — быстро спросила мама.

— Не знаю, — честно ответила Рада.

Андрей ей нравился. Очень. Что плохого, если у человека есть цель в жизни? У Андрея такая цель имеется. Он никогда не скрывал, что хочет стать богатым человеком, и для этого он много работает, занимается самообразованием и следит за собственным здоровьем. Он всегда был приветлив, неброско, но прилично одет. Глядя на других, Ирада все больше убеждалась, что ее Андрюша — мечта, а не парень. Он снимал комнату в Марьине, и Рада не раз подумывала, что надо бы предложить ему переехать к ним с мамой, но каждый раз откладывала это решение. Ей было неловко, что мама неизбежно будет слышать их охи и вздохи по ночам, сталкиваться с Андреем в ванной, готовить любимое им мясо. Мама вряд ли будет так уж сильно возражать, сама же сказала — главное, чтобы Ирада была счастлива. Но как-то все не с руки было ломать налаженный быт; девушка просыпалась утром в своей постели, в обнимку с плюшевым мишкой, мама целовала ее в нос по дороге в ванную, а потом готовила завтрак, и они вместе ели мюсли, или йогурты, или еще что-ни будь легкое и пили вкусно пахнущий кофе. Собирались на работу, меняясь помадой или одалживая шарфик или сумочку… И Рада опять откладывала предложение о переезде, потому что им так хорошо вдвоем с мамой!

А потом случилась та ужасная авария: маршрутка, в которой ехала мама, столкнулась с грузовиком и перевернулась на шоссе. Ирада осталась одна.

Андрей ей тогда очень помог. Он взял на себя все организационные моменты, похороны и поминки прошли очень достойно. И еще он переехал жить к Раде, решительно заявив, что не может оставить ее одну.

— А потом, когда пройдет положенное время и ты успокоишься, мы поженимся.

И она согласно кивнула, не чувствуя ничего, кроме горя и благодарности к человеку, который не бросил ее.

Они прожили вместе почти два года. Ирада получила диплом, но работу особо долго не искала и устроилась секретаршей. Андрей купил машину — подержанную иномарку, но в приличном состоянии. Они жили как семейная пара, и он не раз предлагал узаконить отношения, но девушка все откладывала и откладывала свадьбу, сама не зная почему.

Впрочем, это неправда, она прекрасно знала, почему тянет с ответственным решением. Брак — это обязательства. Выйти замуж за Андрея — значит принять на себя обязательства стать частью его плана. А именно этого Рада боялась. То, чем она хвалилась перед мамой и считала огромным достоинством своего молодого человека, через два года совместной жизни начало порядком действовать ей на нервы. Целеустремленность Андрея, а также его пристрастие к экономии и стремление все контролировать вызывали у Рады противоречивые чувства. Иной раз гордость — он такой умный, именно такие люди добиваются своего. Но порой накатывало раздражение и по-детски упрямое желание сделать наперекор. Например, когда они ходили по магазину со списком и он покупал только то, что нужно, и никогда — что хочется.

Или проблема с подарками. Ирада обожала выбирать подарки подружкам. Симпатичные вещички, милые пустячки или нужные в хозяйстве вещи, если речь шла о семейной паре. Но у Андрея имелась коробка с сувенирами. Часть из них составляли невостребованные подарки, принесенные кем-то из знакомых. Кое-что, например наборы бокалов, он покупал по случаю — на распродаже — и складывал, имея в виду приближающийся праздник. И он всегда настойчиво советовал Раде подыскать подходящий подарок в этой коробке, а не тратить деньги на всякую чушь. Из-за его планирования и ее страсти к экспромтам они и поссорились.

Не сказать, чтобы Рада была необузданной или совершенно без руля. Да ничего подобного! Обыкновенная девушка, довольно быстро научившаяся считать деньги, потому что они заработанные. Но иной раз какой-нибудь безрассудный порыв приносил ей столько удовольствия, сколько никогда не дарило хорошо подготовленное действие. Не важно, о чем речь — о покупке ли, походе в театр, прогулке или поисках работы. Андрей таких экспромтов не одобрял, и Рада довольно быстро научилась тихо радоваться таким моментам в одиночестве.

Однажды, когда Наталья — жена шефа — начала придираться к девушке, Рада вернулась вечером домой и заявила:

— Увольняюсь к чертовой матери! Это же немыслимо — терпеть такое!

Андрей поднял голову от книги и спросил:

— Ты нашла новое место?

— Нет, но что-нибудь подвернется.

— Так рассуждать неразумно. Уходить надо куда-то. И желательно на бо́льшую зарплату. Потерпи и потихоньку ищи работу. Вот когда найдешь — тогда и уволишься.

Само собой, она стала возражать, разговор пошел по кругу, и все эмоции девушки разбивались о железную логику Андрея: найди работу, потом увольняйся.

Это было месяц назад. Ирада разослала резюме, но поступившие предложения были не слишком привлекательны, и Андрей опять настойчиво посоветовал ей потерпеть. Да, это, наверное, было разумно. Но как же неприятно! И нервы выматывало! Однако Ирада терпела, сжав зубы, считая до ста, лишь бы не отвечать Наталье на бесконечные придирки и хамство.

Потом случился еще один эпизод. Она прибежала домой радостная: после работы заглянула в «Атриум», а там, в приличном магазине, идет распродажа.

— Там такие куртки кожаные — это нечто! Давай завтра после работы встретимся и вместе сходим, — щебетала Рада.

— У тебя три куртки, — заметил Андрей удивленно. — Куда четвертую?

— Да это тебе! Ну, то есть если деньги останутся, то я бы тоже не отказалась. Там такая есть травяного цвета курточка… Но прежде всего мы должны купить тебе на осень нормальную одежду. Ты же теперь почти менеджер (начальник уже пообещал Андрею повышение) и должен хорошо одеваться.

— Я купил куртку прошлой осенью и только забрал ее из чистки. Она в совершенно нормальном виде.

— Да ну, у тебя сейчас простая тканевая куртка, а будет кожа! Что ты сравниваешь?

— Нет, — он решительно покачал головой, — это не имеет смысла. Все цены в этом твоем «Атриуме» завышены так, что никакая распродажа их не покроет. Кроме того, в расходах на этот год куртку я не планировал. Куплю ближе к весне, когда будут настоящие зимние распродажи.

Девушка растерялась. Он даже не стал спорить. Сказал «нет» и вернулся к чтению как ни в чем не бывало. И читает ее благоверный не что-нибудь, а «Фауста» Гете. Само собой, по списку. Рада закусила губы. Не может быть, чтобы она разозлилась на своего мужчину. На него абсолютно не за что злиться! Он все делает правильно, даже придраться не к чему: он пришел с работы вовремя, принял душ, переоделся в домашнее. Поел и посуду за собой помыл. Читает на кухне, потому что здесь свет падает на книгу с левой стороны, как и должно быть. Он подстрижен, аккуратен и спокоен. И он просто невыносим!

И тут Ираду понесло. Все как-то сложилось в одно: постоянная нервотрепка на работе, невозможность потакать своим маленьким женским слабостям, страх перед будущим и бог знает что еще — и вылилось буквально в истерику. Она устроила классическую сцену: назвала Андрея бездушным роботом, человеком-арифмометром.

— Неужели ты не прочел ни одной книги помимо этого дурацкого списка? Просто потому, что тебе стало интересно? Не купил ни одной вещи просто потому, что она тебе понравилась? — вопрошала девушка. Она металась по комнате, не в силах сесть и успокоиться, еще больше раздражаясь от его удивленного вида. И наконец самый главный вопрос, который подспудно мучил ее все это время, тоже сорвался с языка: — А я? Я тоже часть плана? Москвичка с квартирой? Я тоже часть плана? Или ты все же любишь меня? А что будет, если я завтра забеременею? Просто так, вне плана? Если мне хочется ребенка? Ну, скажи, что?

Она вглядывалась в лицо Андрея, слыша свое бешено бьющееся сердце. Внутри кто-то жалобно голосил: «Истукан чертов, скажи, что ты меня любишь! Что я для тебя единственная и что ты готов любить меня такую, какая я есть, — взбалмошную и бестолковую. И все у нас будет хорошо».

Но Андрей внимательно оглядел ее и встревоженно спросил:

— Надеюсь, насчет беременности это была шутка? Сейчас мы не можем позволить себе ребенка.

Это Раду добило. Она велела ему уходить. Убираться. Просто вот так — «пошел вон из моего дома». Он опять взглянул на нее удивленно и с упреком, методично собрал свои вещи и ушел. И с тех пор не звонил. Ни разу. Просто вычеркнул ее из плана, из своей жизни. Зачем время терять на непредсказуемую девицу.

Перестав всхлипывать, Рада решила все же, что нельзя уехать просто так, ничего не узнав. Сразу звонить Андрею она не решилась и набрала телефон Скво, на даче которой познакомилась с Анд реем. Вообще-то родители нарекли девушку патриотично-исконным именем Прасковья, но черные прямые волосы и полная невозмутимость фигурантки вызвали из глубин детской памяти приятелей книжки про индейцев, и Прасковья еще в средних классах школы получила кличку Скво. Сама Прасковья не возражала, понимая, что альтернативным вариантом вполне может стать что-нибудь совсем уж посконное, типа Парашки, так что пусть лучше Скво. По мнению одноклассников, Скво была с «сильно в другую сторону резьбой», потому что всю жизнь интересовалась исключительно магией и половину времени пребывала в полусонном состоянии, словно где-то в другом мире. Однако загадочность, цельность и упертость девицы вызывали некое уважение, а если учесть наличие часто пустующей квартиры и дачи — то понятно, что Скво пользовалась в классе репутацией Центра единения. Когда славные школьные годы закончились, она по-прежнему охотно собирала у себя одноклассников, разбавляя их вновь приобретенными знакомыми и друзьями их друзей.

Вот и в тот раз, когда Рада познакомилась с Андреем, на даче Скво толклось немерено народу. Еду и выпивку везли свою, потому что хозяйка такими вещами не заморачивалась. Еще были гитары и вполне приличный музыкальный центр, шашлыки и много вина. Дача представляла собой здоровенный деревянный дом, двухэтажный и довольно старый, но сложенный на совесть. Старый поселок потихоньку обживали нувориши, но часть бывших дачников еще держалась, а потому здесь встречались интеллигентные старушки и дядьки с военной выправкой, колокольчики у дверей и цветные стеклышки в окнах, дороги были гравийные, но вполне проезжие.

А еще в поселке сохранилось много садов и сирени. Конец мая — начало июня — время мечтаний, когда лето только настает и кажется, что тепло и зелень бесконечны и обязательно что-то хорошее успеет случиться до наступления холодов и дождей. Большой участок Скво, обнесенный почти невидимой сеткой-рабицей, был засажен сиренью. Старые могучие кусты переплетали ветви, образуя аллею от дома до площадки с мангалом и летней кухней. Вдоль забора тоже все было зелено, и вообще тут никто не сажал роз и прочей чепухи. Смородина, крыжовник, ирга и вишни росли вперемежку с акациями и шиповником, березками и яблонями, образуя неожиданные полянки и укромные местечки. В тот вечер в просторной беседке собралось человек двадцать, Рада оказалась за столом рядом с Андреем, он все подкладывал ей шашлык и занимал разговором. Пил мало, зато смотрел внимательно и, когда стало вечереть и, соответственно, холодать, скинул джинсовую куртку и набросил на плечи девушки.

После ужина они попробовали было погулять, но даже на участке в двадцать соток оказалось трудновато отыскать угол, не занятый целующимися парочками. Тогда Андрей предложил сходить на речку.

— Боязно ночью как-то, — растерянно пробормотала Рада.

— Какая же это ночь? Десять часов всего. И тут нечего бояться — поселок тихий. Пошли, здесь недалеко.

И они пошли. Речка и правда оказалась близко. Ее едва видно было в высокой траве, да и не полезли они вниз по склону, потому что бежала вода в овраге. Нашли поваленное дерево и сидели, слушая соловьев и глядя на звезды. И разговаривали. Вернулись часа через два, когда Рада окончательно устала и замерзла. И опять же оказалось, что все места и лежаночки в доме разобраны. Смеясь, Андрей устроил ее в большом плетеном кресле, укрыл пледом, а сам куда-то ушел. Рада продремала часов до семи утра, а потом поползла в кухню ставить чайник — пить после вчерашнего мяса хотелось неимоверно. Андрей спал, сидя за деревянным кухонным столом и положив голову на руки. Раде ужасно трогательным показался этот сильный парень, который так ненавязчиво вел себя вчера, а теперь спал, словно мальчишка, умучившийся уроками. Она протянула руку и провела ладонью по коротко стриженным светлым волосам. Он вздохнул, поднялись широкие плечи. Открыл глаза и посмотрел на нее сонно. Поймал ладонь и, поцеловав, лег на ее руку щекой. Раде приятна была ласка, и смешно стало, потому что щека кололась. Он опять закрыл глаза и пробормотал:

— Отпущу, если пообещаешь накормить добра молодца.

— Клянусь.

— А напоить?

— Чай или кофе?

— Чай, крепкий.

— Ну, отпускай тогда, пойду скрести по сусекам.

Он опять улыбнулся, еще раз поцеловал ее ладошку и сказал:

— Давай, красна девица, готовь, а я пойду умоюсь пока.

Рада обшарила холодильник, быстро сваяла омлет с сыром и зеленью и заварила чай. Еще успела умыться из кухонного крана и нанести на лицо минимум косметики, чтобы выглядеть не совсем засоней и растрепой. Потом они завтракали, он проводил ее до дому и на следующий день позвонил и пригласил в клуб.

Вот так все и началось. Нормальный роман, вполне перспективный, только оборвался он как-то быстро и сразу, и теперь Рада никак не могла поверить, что отношения их действительно кончились. Честно сказать, мысленно она уже прокрутила несколько сценариев, взятых — пусть и бессознательно — из дамских журналов. «Надо все обсудить, — говорила она себе. — Мы слишком мало разговаривали. Если объяснить ему, что для душевного комфорта мне необходимо то-то и то-то, и подчеркнуть, что я для него поступаюсь многим, то он же просто обязан будет пойти мне навстречу». Ах, как хорошо все всегда написано в статьях, спрятанных под глянцевыми обложками! «Десять правил, как завести знакомство», «Десять правил, как удержать любимого», «Если хотите удачно выйти замуж — следуйте нашим советам!», «Как удержать мужа» и так далее и тому подобное. Советы на все случаи и этапы жизни. И так хочется им верить! Ну ведь разумно все написано и логично обосновано. И почему же он не поймет, если ему объяснить вот такими же словами? А ведь он не поймет. И не только потому, что не читал эту и подобные ей статьи. А просто потому, что ему это не надо. Не надо и все. Что и стало для Рады очевидно буквально через пять минут телефонного разговора с подругой.

Некоторое время девушки мирно щебетали, обсуждая погоду, распродажи и общих знакомых. Потом Скво напрямик спросила:

— Значит, ты с Андрюшей реально разошлась?

— Ну… — протянула Ирада.

— Если хочешь обратно отыграть, то придется потрудиться. Он уже некоторое время клинья к Насте подбивал, а вчера она мне позвонила и час ворковала: «Мы с Андрюшей ходили в театр, да мы с Андрюшей тут выбирали новые обои для кухни». Я так поняла, что он к ней переехал.

— Это какая Настя? — деревянным голосом спросила Рада.

— Ну, светленькая такая, с косой. Смышляева. Папенька у нее владелец каких-то магазинов. То ли мебельных, то ли ремонтных.

— А-а, — протянула Ирада, — ясно. Ну, если Насте я еще могу конкуренцию составить, то папеньке ее вряд ли. Так что пусть уж… Пошел он к черту!

— Ну и правильно, — мирно согласилась Скво. — А вот кстати, Борька обещал в отпуск приехать. Увидимся, компанию соберем.

— Не получится, — почти мстительно сказала Рада. — Я сегодня ночью лечу в Калининград.

Выслушав ее, Скво поахала, потом задумчиво протянула:

— Знаешь, я давно хотела закупиться аутентичным янтарем. Он все-таки камень целебный, и вообще, отдохнуть бы. Ты как устроишься — позвони. Я, может, подтянусь на бережок.

— Калининград не на побережье.

— Ну, гостиницы-то везде есть, найдем куда пристроиться. Но ты позвони, обещаешь?

Рада пообещала, и они распрощались.

Закончив разговор со Скво, Рада поняла, что ей нужно срочно выпустить пар, и ураганом прошлась по квартире. Перво-наперво она спустила майку Андрея в мусоропровод. Потом вымыла ванную и туалет, плитку в кухне, плиту и раковину. Пыль на шкафах и пол на лестничной клетке. Потом поняла, что зверски хочет есть, и приготовила себе совершенно неприемлемый с точки зрения диетологии ужин: омлет с сосисками плюс бутерброд с сыром. После того как Ирада все это слупила, запила чашкой чая и посмотрела на часы, оказалось, что уже девять. Пожалуй, пора собирать вещички и выдвигаться в сторону аэропорта. Она ехала сперва на метро — с чемоданом это сущее мученье: все толкаются, спотыкаются о ни в чем не повинный багаж и бормочут что-то нелестное. Потом, загрузившись в поезд-экспресс до аэропорта, Рада вздохнула с облегчением и даже купила какой-то очередной журнальчик в красивой обложке. Уже сидя в самолете, девушка сообразила, что прилетит в Калининград неприлично рано и, наверное, не стоит беспокоить пожилого человека в… сколько же это будет? Да, около пяти. «Ну, посижу где-нибудь в скверике», — решила она.

Пока самолет летел над бесконечными просторами нашей родины, а соседи шуршали газетами или спали, Рада думала о дяде и тете. Тетя Тереза была намного старше мамы. Мама вышла замуж, как она сама говорила, «за командировочного». Он был человеком веселым, но не слишком ответственным. Привез молодую жену в Москву, через год родилась Рада, а потом он завербовался на Север. Клара отказалась ехать с ним, но и возвращаться в Калининград не захотела. Тогда отец оставил ей квартиру и уехал. Больше они вестей от него не получали, и мама всегда говорила, что им и так хорошо — вдвоем. Тереза и Клара переписывались и изредка созванивались, но из-за большой разницы в возрасте — шестнадцать лет — настоящей близости между ними не было. Сама Ирада видела тетю три раза — один раз в детстве, когда ей было всего лет шесть и мама повезла ее на побережье Балтийского моря лечить привязавшийся после долгой зимы бронхит. Они погостили у Терезы буквально пару дней, а потом жили в Светлогорске. Дома осталась бережно хранимая с тех времен шкатулочка, наполненная кусочками янтаря, и мамины же янтарные бусы. Кстати, тогда Тереза была замужем за Клаусом. Рада почти не знала его, и память услужливо предложила вместо воспоминания картинку-фотографию из семейного альбома: Тереза и Клаус сидят за столиком кафе, а между ними маленькая Рада с немного растерянным лицом и в хорошеньком платьице. Тереза на этой фотографии выглядела едва ли не моложе мамы, а Клауса фотоаппарат запечатлел как седобородого и седовласого немного сутулого человека. Спокойный и молчаливый, он не произвел на маленькую девочку особого впечатления.

А потом они ездили на его похороны. Ирада училась тогда классе в седьмом. В этот раз она узнала, что муж Терезы был этническим немцем. Он был старше тети и считался крупнейшим специалистом по истории Калининграда. Вторую поездку Ирада помнила гораздо лучше. Во-первых, потому, что она впервые в жизни присутствовала на похоронах. А во-вторых, возраст был уже внятный и такой… впечатлительный. Остановились они у тети. Тереза Арнольдовна жила в трехэтажном доме, построенном еще немцами до войны. Там были высоченные потолки и очень много книг.

В эту встречу Тереза Арнольдовна произвела на девочку большое впечатление, а вернее, просто понравилась. Она была старше мамы, совершено седая, но волосы уложены аккуратно, на лице — ни следа слез, хотя мама не раз повторяла, что мужа своего она буквально обожала. Строгое черное платье прекрасно сидело на подтянутой фигуре. Суховатые пальцы отягощены несколькими старинными перстнями. Она цепко оглядела племянницу светло-зелеными глазами и, улучив момент, нашла время поговорить с девочкой. Рада не очень поняла цель расспросов, но честно и терпеливо отвечала на вопросы: часто ли она болеет, боится ли воды, есть ли у нее на что-нибудь аллергия и что ей больше нравится — солнце или луна? Вопросов было больше, также Тереза показывала девочке разные предметы, что-то давала подержать в руки, просила примерить браслет и, кажется, пару колец.

Мать, застав Раду за примеркой широкого ожерелья, недовольно нахмурилась и потребовала, чтобы сестра прекратила «свои фокусы». Тетя послушно забрала у девочки ожерелье, старинное бронзовое зеркало, в которое та смотрелась, и ушла. Мать некоторое время недовольно молчала, и, когда Рада, движимая любопытством и неясным чувством вины, принялась расспрашивать, а чем, собственно, занимается тетушка и кем работает, мать выпалила:

— Ведьмой, — потом, словно одумавшись, сказала: — Она историк, как и Клаус… был. Просто она очень увлекается всякими… старинными вещами. Ты не обращай на это внимания.

Сами похороны запомнились девочке пронизывающим ветром, отсутствующим выражением лица Терезы, которая смотрела на окружающих какими-то совершенно прозрачными, словно невидящими глазами. Потом, как водится, были поминки. Ирада помогала маме готовить, разносила блины и кутью, а потом сидела в уголке и слушала речи коллег Клауса и Терезы.

Само собой, говорили они про вклад покойного в восстановление Калининграда после войны и что он помогал спасать наследие города и многочисленные коллекции, спрятанные немцами. А когда понял, что отправленные в Москву ценнейшие экспонаты просто не доходят до хранилищ, растворяясь по пути, стал ратовать за создание местного музея. Клаус стал сотрудником, а потом замдиректора музея и во многом определял его работу. Уже заработав известность и авторитет историческими исследованиями, выбивал из властей деньги на восстановление собора и других исторических памятников. Он очень любил свой город, свой Кёнигсберг. Собирал не только исторические свидетельства, но и легенды и мифы, потому что уверен был: город живет не только зданиями и дорогами, но и атмосферой, сказками и былями и у каждого города обязательно есть свой фольклор. И даже хотел книгу издать с историями и мифами из фольклора Кёнигсберга-Калинин града и его окрестностей. Да вы сами знаете, как у нас трудно что-нибудь издать. Но материал он собрал богатейший. И конечно же коллеги не допустят, чтобы труды его пропали. Вот и Тереза Арнольдовна будет продолжать дело мужа…

Тереза кивала, чуть улыбалась одними губами и время от времени поглядывала на фотографию Клауса, стоявшую на буфете. Перед фото, как положено, стояла рюмка водки, накрытая хлебом. Тетя все время возвращалась глазами к снимку мужа, и тогда на лице ее вдруг мелькало растерянное и беспомощное выражение. Рада подумала, что она не может пока поверить в смерть Клауса.

В вечер перед отъездом тетя Тереза долго о чем-то говорила с мамой на кухне. Ираде казалось, что они спорят, но разобрать, о чем речь, она не смогла и уже почти заснула, когда мама и тетя пришли к ней в комнату. Тереза зажгла торшер и присела к девочке на диван. Мать стояла молча за ее спиной, недовольно поджав губы, но молчала.

— Я подарю тебе одну вещь, детка, — сказала Тереза. — Это очень старая вещь, она должна храниться в семье и передаваться из поколения в поколение, пока не выполнит своего предназначения. Она принадлежала Клаусу, и он оставил ее мне. Но у нас нет детей. Так что медальон теперь твой. С этими словами тетя сняла с шеи цепочку, на которой висел круглый серебряный медальон. Металл потемнел, и узор трудно было разобрать. Тереза надела его на шею девочки и погладила серебряный кружок ладонью, словно прощаясь.

— Не снимай его, — тихо попросила тетя. — И никогда никому не давай и не продавай. Он будет тебя беречь от всяких бед.

— Тереза, — предостерегающе сказала мать.

— Да-да, я помню и не стану морочить ей голову. Но она не обязана верить в то, во что верю я. А я верю и знаю, что он поможет и убережет… когда придет час. Обещай мне не снимать его, девочка!

— Обещаю, — прошептала растерявшаяся Рада.

Мама и Тереза ушли на кухню, а она лежала, скользя пальцем по сложному узору на теплом металле и удивляясь неприязненно-отчужденному выражению, которое сохранялось на мамином лице все время, пока Тереза рассказывала про медальон.

Ирада быстро привыкла к украшению. Единственное, купила цепочку подлиннее, чтобы медальон висел в ложбинке меж грудей и не виден был каждому любопытному. Рада девушка скромная и кофточки с глубоким декольте носит нечасто. Она не понимала знаков, нанесенных на медальон, не пыталась прочесть странные буквы. Воспринимала его как украшение и все. И вот теперь медальон возвращается туда, откуда уехал… девять… почти десять лет назад.