Услуга за услугу

Елена Хантинг, 2020

После расставания с парнем Стиви переезжает в пустующий дом своего брата. Дом так хорош, что даже разбитое сердце оплакивать в нем немного приятнее. К тому же Стиви ждет новая интересная работа, она молодой физиотерапевт-реабилитолог. Единственный минус – это сосед напротив, здоровенный нахал-красавчик, который любит разгуливать в нижнем белье, да еще на дух не переносит ее родного брата. Впрочем, и брат, и сосед спортсмены, и Стиви не удивлена их соперничеству. Правда, сосед ей чуть-чуть симпатичен, и это осложняет ситуацию. А уж когда он вызывается помочь ее карьере… Словом, у Стиви в жизни полнейший бардак. Не хватало только бывшего, который намерен ее вернуть.

Глава 9. Ну ошибся малость…

Бишоп

Боль была жуткая — во рту появилась желчная горечь, на лбу выступил пот, а перед глазами замелькали точки. Во-первых, я не принимал обезболивающего со вчерашнего вечера, а во-вторых, между бедер у меня ползала на коленках боуменовская любовница.

Она одета в одну из тех маек, бретельки которых я могу оторвать кончиком пальца, и спортивные шорты, не длиннее тех, в которых она выходит забрать утреннюю газету. Сквозь тонкий трикотин торчат соски. А декольте!.. Вот уж у кого декольте так декольте.

Тело начало реагировать на ее относительную неодетость и близость ее лица к моему члену. Ощущения оказались адские, я даже взвыл. А тут еще моральная дилемма… Я вышел из себя, потому что собственное тело реагировало недопустимым образом.

— Трахаться с хоккеистами — это не специальность, крошка, — процедил я сквозь зубы.

Девка тут же вскинула голову и уставилась на меня. Глаза у нее чистые и синие, как океан. В них хотелось утонуть. Мой член соглашался, что девица зачетная: у меня стремительно наступала эрекция, причиняя мне зверскую боль.

— Что ты сказал?

Ее хватка на моих бедрах окрепла — девица впилась пальцами в мои синяки.

От боли перед глазами все поплыло, и я схватил ее за запястье. Не позволять себя трогать мне следовало по целому ряду причин, среди которых первыми шли этические проблемы — и боль.

— Думаешь, можно перебывать под всей хоккейной сборной и никто и бровью не поведет? Ну чего ты на меня лезешь. Ты же мне яйца вот-вот оближешь!.. Блин, почему понятие морали для тебя пустой звук?

Ладно, согласен, у меня вышло излишне образно, но, елки-палки, девка чуть не носом уткнулась мне в ширинку!

Опершись о мои колени, боуменовская любовница резко встала (от этого рывка боль окатила меня как волной). Ростом она не вышла, и ее соски угрожали выколоть мне глаза.

— Ты что несешь, черт тебя побери? Кто ты такой, чтобы называть меня шлюхой?

— Ты трахаешься с капитаном нашей команды, у которого, между прочим, жена и ребенок, а только что беззастенчиво лезла на мой джойстик! — я указал на свой пах.

— Трахаюсь с… — брови у девки сошлись на переносице, нос сморщился. Она будто подавилась, судя по вырвавшемуся у нее звуку, а потом запрокинула голову и расхохоталась. Смех у нее оказался хороший, хотя и саркастический. — Господи! Рук мой брат, ты, придурок!

— Так я и поверил!

Она вытаращила глаза, покивала и улыбнулась как можно шире, спросив:

— Видишь сходство?

Она ткнула пальцем в ямочку на щеке.

— Да не особо, — искренне отозвался я, потому что не сильно разглядывал лицо Рука Боумена. Я ведь в сборной недавно, а когда нам случалось уставиться друг на друга, наши физиономии всякий раз были хмурыми.

Розовые волосы прилетели мне в лицо, потому что девица развернулась и вышла из туалета. Не хочу признаваться, но я пожирал взглядом ее зад. Через несколько секунд она вернулась с фотографией в рамке и какими-то бумажками. Бумажки она сунула мне в лицо — это оказались конверты с надписью «Для Стиви Боумен».

— И что?

— Стиви — это я, — она постучала себя в грудь, и я снова загляделся на ее вырез и торчащие соски. Майка на ней была белая, с вшитым бюстгальтером, то есть между моими глазами и ее сосками имелся лишний слой ткани, но я отчетливо различал очертания ареол. Такие маленькие, нежные, отлично поместятся мне в рот… Да почему я, черт побери, не могу перестать думать о сексе?

— Стиви — мужское имя! — отрезал я.

— Меня назвали в честь папы, — девка сунула мне под нос фотографию. Разглядеть так близко я ничего не мог и нехотя взял у нее рамку. Снимок старый, учитывая, каким юным здесь выглядит Рук Боумен, но рядом с ним действительно девица, стоящая сейчас передо мной, только волосы светленькие, а не розовые. На снимке оба улыбаются, и я наконец увидел сходство, о котором говорила Стиви.

Я поглядел на нее, на снимок и снова на нее:

— Так ты мелкая сеструха Боумена?

— Никакая я не мелкая! — Она скрестила руки, отчего груди выпятились еще сильнее.

— Заметно, — я с трудом перевел взгляд на ее лицо. Ну теперь хоть не так стыдно, что я поддался ее чарам.

— Как тебе в голову взбрело принять меня за его… любовницу? — усмехнулась Стиви, отбросив за спину розовые волосы.

Я всплеснул руками.

— Нет, а что я должен думать, если ты заявляешься к нему посреди ночи чучело чучелом, устраиваешь тарарам и увиливаешь от ответов?

— Я не увиливала!

— Могла бы сразу сказать, что ты сестра! Это бы многое прояснило.

— И изменило бы твое дерьмовое отношение?

— Ну а то, блин!

Знай я, кто она, не вел бы себя как законченный козел.

Стиви подбоченилась, уткнув кулак в крутое бедро.

— Я не обязана афишировать, что у меня знаменитый брат, чтобы люди вели себя со мной по-человечески.

Я провел ладонью по лицу. Куда-то ее, блин, все время заносит.

— Я не о…

Ладонь Стиви вдруг оказалась у самого моего носа и замахала, слегка меня испугав. Я чуть не свалился с мокрого унитазного сиденья.

— Разговор у нас, конечно, интересный, но мне пора собираться на работу. Побыстрее сгреби себя в кучу и вали в свое чудачье логово. Кстати, большое пожалуйста за то, что я вчера помогла тебе, грубияну! — она развернулась и гордо вышла из ванной.

— Я же думал, ты аморальная хоккейная… фанатка! А грубый я всегда! — крикнул я ей вслед.

В коридоре хлопнула дверь.

— Черт, — я уронил голову на руки и начал сыпать ругательствами. Хреново. Ни за что обидел сестренку Боумена. Я, конечно, по жизни не подарок, но с ней я нарочно держался как можно хуже. И ванную ей обоссал… И оскорбил не один раз. Если она нажалуется, Боумен мне устроит. А может, уже настучала?

Опираясь на костыли, я кое-как поднялся и неуклюже попытался вытереть сиденье, зеркало и пол. Я даже дотянулся до чертова зеркала. Надо, пожалуй, прислать сюда мою уборщицу навести лоск.

Мне не очень хотелось уходить на такой ноте, но я решил не обострять, чтобы Стиви не стала ябедничать. Я медленно поперся на костылях по коридору. Надо принять обезболивающее и снова лечь.

Проходя мимо ее, как я догадался, спальни, я стукнул в дверь.

— Гм, эй, Стиви!

Странное имя, но ей подходит.

— Ты еще здесь? — Дверь распахнулась. — И по-прежнему в одних трусах? Куда брюки-то дел?

Я невольно проводил взглядом рубашку, которую Стиви ловко натянула через голову, прикрыв спортивный лифчик и гладкий, подтянутый живот. У нее удивительно спортивная фигура, которой я любовался уже без всякого стеснения и внутренней борьбы, раз Стиви не трахается с женатым капитаном нашей сборной.

— Начало у нас вышло неудачное, но если бы я знал, что ты Руку сестра…

— То выключил бы засранца, — договорила Стиви, идя мимо меня в гостиную.

Я за ней не поспевал — от быстрых передвижений к горлу подкатывала тошнота.

— Слушай, я хочу извиниться, — сказал я ей вслед.

— Только потому, что мой брат — важная персона!

Я ковылял за ней на костылях, кряхтя от боли.

— Ничего подобного, я просто не хочу создавать проблемы в команде.

Стиви сразу обернулась.

— А, все понятно! Боишься, что я Руку расскажу? Не волнуйся, я не собираюсь с кем-то делиться твоим комментарием про чучундру.

Блин, я и забыл свое нелестное замечание.

— Ну ты действительно явилась тогда взъерошенная и вздрюченная…

Стиви ошалело уставилась на меня, затем подобрала с пола мою одежду и обувь и пошла к двери. Должно быть, ночью мне стало жарко и я все постаскивал, хотя сам этого не помню. Открыв входную дверь, Стиви вышвырнула в холл все, что несла в руках.

— Пошел вон. Сейчас же!

Я шумно выдохнул — извинения не помогли. Я проковылял мимо Стиви и обернулся объяснить — я вовсе не считаю ее чучундрой, совсем даже наоборот, но дверь захлопнулась у меня перед носом.

— Да, славно получилось, — я нагнулся, подхватил свои спортивные штаны и забросил на шею. Нащупав в кармане телефон, я проверил, что там как. Братец наконец-то вышел из нирваны — дверь пентхауса была уже не заперта. Я поднял с пола рубашку и ботинки и двинул домой, умудрившись ничего не выронить по дороге.

Войдя в квартиру, я даже остановился от неожиданности: в гостиной вальяжно расхаживала очередная подружка Нолана в вечернем платьице, туфлях на неприлично высоких каблуках и в остатках вчерашнего макияжа.

Она прошлась по мне взглядом и призывно улыбнулась:

— Здра-асте!

Я указал себе за спину:

— Выход там.

В конце коридора показался Нолан в синих штанах и белой рубашке-поло, уткнувшись в телефон. Небось договаривается на вечер о новом свидании. Все как всегда.

— Шиппи по утрам не в духе, не обращай внимания.

— Мы об этом еще поговорим, — пообещал я, злобно стуча костылями по полу.

Нолан наконец оторвался от телефона, и глаза его расширились:

— Господи, что случилось?

— Хоккей, — буркнул я на ходу, оставив его разбираться с девицей.

Войдя к себе в спальню, я свалил одежду на кровать и принялся шарить в карманах, пока не нашел обезболивающие. Я мечтал только об одном — принять горизонтальное положение и отсыпаться, пока мне не станет легче.

На тумбочке стоял стакан воды двухдневной давности. Сойдет… Стиви права, надо приложить к ноге лед, но для этого придется возвращаться в кухню. Я улегся поверх одеяла, ожидая, когда подействует лекарство и придет сон.

Через несколько секунд дверь распахнулась. Братец указал на мой пах, невольно прикрыв ладонью свой:

— Слушай, это ж прям жесть!

Я отвел взгляд от белого потолка.

— Ты даже не представляешь какая. Принеси, что ли, льда из морозильника.

— Сейчас, — Нолан скрылся в коридоре и вернулся с одним из моих охлаждающих гелевых пакетов и полотенцем.

Я накрыл ляжку и положил сверху лед, скривившись, когда холод проник в мошонку. Яйца немедленно съежились, отчего меня скрутила зверская боль. Я застонал и напрягся, отчего стало еще больнее на несколько долгих, мучительных секунд.

— Так что конкретно произошло? — Нолан с размаху уселся ко мне со своим контейнером. К счастью, матрас у меня амортизирующий и я не ощутил сотрясения.

Следом на кровать запрыгнул Дикен, наш черный с белым кот. Он потерся о ногу Нолана и улегся рядом со мной, положив лапу мне на руку. Вскоре он начал бодать меня и слегка выпускать когти, требуя ласки.

Почесывая Дикена за ушами, я рассказывал брату об ударе клюшкой на вчерашнем матче, о том, как я не вовремя расставил ноги, о поездке в больницу и о шестинедельном больничном. Напоследок я рассказал, как уронил в шахту лифта карту-ключ и ночевал на диване у соседки напротив.

— Что ж ты мне не написал из больницы? Я бы выставил свою даму в два счета.

— Я был малость занят, — я потер лицо ладонью и поморщился. Падая, я приложился щекой о стойку ворот, но боль в паху забивала остальные ощущения. — Ты в курсе, что я считал ее боуменовской подстилкой?

— Ты брюзжишь об этом с самого ее переезда, так что да, я в курсе.

— Оказывается, она его младшая сестра.

Теперь, кстати, многое встало на свои места.

— Да ладно? А она замужем?

Я чуть повернул голову — только чтобы глянуть на Нолана:

— Даже не думай.

Брат смотрел на меня в упор, приподняв бровь.

— А, вот теперь все понятно. Ты на нее запал.

— Нет, — отрезал я, снова уставившись в потолок. — Хотя у нее классные соски и очень крутая грудь.

— Я тебе не верю, — Нолан уколол палец и выдавил каплю крови на индикатор, чтобы знать, сколько инсулина колоть. Это первый укол из пяти, назначенных ему в день.

— Это почему?

— Потому что ты на нее гонишь с самого ее появления. Сперва потому, что она шумела посреди ночи, затем потому, что ты не одобрял ее распущенность. Ты бесился, что она студентка и обливается духами, а потом начал возмущаться, что она расхаживает по дому в обтягивающих майках и спортивных трусах, будто у нее нормальной одежды нет. Притом что сам ты ходишь по квартире и даже по этажу исключительно в нижнем белье. Я настолько хорошо изучил очертания твоего дружка, что узнал бы его из целой шеренги вернее, чем свой собственный.

— Не понимаю, как по моим словам можно заключить, будто она мне нравится, — я не стал комментировать шпильку насчет очертаний моего дружка, потому что квартира моя, буду ходить как хочу. Если Нолану тоже хочется разгуливать налегке, я не против, только он быстро замерзнет, у него кровообращение так себе.

— После Пенни ты ни об одной женщине столько не говорил.

— Это имя здесь под запретом. Не произноси его.

Пенни была моя последняя почти серьезная подружка. Я разорвал отношения, потому что Пенни больше заботило, сколько лайков соберут в соцсетях ее селфи со мной, а я как человек интересовал ее меньше.

— Я что, я ничего. Просто впервые за долгое время что-то помимо хоккея разожгло огонек под твоей задницей.

— Раздражение — это не огонек.

— Ну-ну, продолжай отрицать очевидное, Шиппи, — брат задрал рубашку, удерживая подол зубами, сжал двумя пальцами складку кожи — ему пришлось ссутулиться, потому что он довольно тощий, — и глубоко воткнул в тело иголку.

— Какое еще очевидное?

Нолан опустил рубашку и потер место укола.

— Я же видел, как ты подолгу смотришь в глазок по утрам, ожидая, когда она выйдет!

— Это не потому, что она мне нравится!

— Ну еще бы. Если тебе нужны советы по части личной жизни, я к твоим услугам, брат.

— Сдались мне твои советы, я и так склею кого надо. Была бы девица стоящая.

Чаще всего мне просто лень напрягаться.

— Только не забывай, что твое красивое лицо со временем подурнеет и шевелюра рано или поздно начнет редеть, — брат взъерошил мне волосы. Я хлопнул его по руке. — Повышай коммуникабельность и учись флиртовать, иначе так и будешь справляться вручную остаток жизни.

— Судя по всему, — я указал себе на пах, — я теперь долго не смогу кого-то ублажать. Даже сам себя.

— Это, конечно, хреново, — Нолан собрал свой инсулиновый набор и легко поднялся на ноги. — Тебе еще что-нибудь принести? Я сегодня работаю всего четыре часа, лекций нет, вернусь рано.

— Да нет, спасибо за заботу.

Я смотрел в потолок и думал о соседке, мелкой сестре Рука Боумена, которую изводил несколько недель — сперва из любопытства, а потом из злорадства при виде ее смущения. Потому что я считал ее… короче, той, кем она не являлась. Своим поведением она, как мне казалось, оскорбляла мои моральные принципы.

Нолан прав, я действительно поджидал ее по утрам, следя через глазок. Вот не думал, что брат все замечает… Мне стало немного неловко за странное соревнование по оголению — будто мы с ней старались вызвать друг у друга какую-то реакцию.

Последние недели предстали теперь в абсолютно ином свете, и я не знал, что со всем этим делать. А еще я не знал, как быть с тем, что у меня наступает эрекция при виде Стиви в ее спортивных тряпицах. Может, Нолан прав и я действительно неровно дышу в ее сторону? Там есть на что заглядеться — отличное тело и острый язычок в придачу. И пахнет от нее приятно. Я все это очень ценю в женщинах.

Да вот только она сестра капитана нашей команды, которого я терпеть не могу.

Будь я по натуре мстительным, ох и воспользовался бы ситуацией…