Желание

Елена Усачева, 2010

Маша и Макс в сетях интриг – вампиры хотят, чтобы девушка стала одной из них. Охотники за нежитью мечтают привлечь ее на свою сторону. А еще неизвестно откуда появился колдун, получивший над Машей странную власть и у которого на нее свои планы. В водовороте страстей и желаний молодым людям грозит много опасностей, но в борьбе за свою любовь они готовы пойти на что угодно.

Глава III

Трудности перевода

Я сидела на крыше. Солнце было разлито повсюду — по домам, по деревьям, растворялось в воздухе. От этого света мне было хорошо и тепло, я чувствовала: вот-вот что-то произойдет. А потом крыша исчезла, и я полетела. Мчалась вперед, но не ощущала ни ветра, ни холода. Смех вырвался у меня из груди, я запрокинула голову. В небе носились стрижи, и я вдруг подумала, что не знаю, как у меня получается летать. Но ведь если так, то в какой-то момент я могу не справиться и упасть. Сердце тревожно застучало, я быстро глянула вниз. Ненавидящий взгляд Катрин прожег меня насквозь. Пискнула перепуганная крыса. И я проснулась.

На кухне ругались. Громко. Раздраженно. В первую секунду я подумала, что это папа с мамой. Успела удивиться — вот уж кого тяжело вывести из себя, так это моего папу. Он вообще не знает, что такое кричать. Но радостно заколотившееся в груди сердце подсказало мне, что зря я подумала на папу, с мамой на кухне разговаривал Макс.

Я отстранила тыкающуюся усатой мордочкой мне в лицо Белку. Ну вот, попросила себе на время развлечение, которое мне спать не дает! Ее же, наверное, еще и кормить надо. И откуда она взялась в моем сне?

На часах двенадцать. Ничего себе я поспала!

Под одеялом было жарко. Я выбралась из-под него, посмотрела на окно. Опять его закрыли! Мама убеждена, что причин у моей болезни две — постоянно открытые окна и Макс. Из форточек на меня дует, а Макс забирает последние силы. Кажется, в таком порядке. Хотя я могла и перепутать.

Что-то такое было… Какой-то разговор. Во сне? Вчера? Катрин! Олег сказал, что началась охота на Катрин!

Но про вампиршу мне пришлось забыть — первые же движения вызвали ужасную слабость. Вроде спала, а так тяжело, будто всю ночь с саблей тренировалась. Знакомая боль прошла по позвоночнику, выбирая, в какой части тела задержаться.

Я сгребла покорную Беллу и, покачиваясь, пошла к двери.

— Не надо мне говорить про любовь! — Вместе со сквозняком из распахнутой двери ко мне в комнату ворвался голос мамы. — Что вы во всем этом смыслите? Любовь у них! На ноги встаньте, школу закончите. Или всю жизнь собираетесь сидеть на шее родителей?

— Виктория Борисовна, я не хотел бы… — пытался перекричать мою маму Макс.

О, вампир в ярости! И я проспала такое зрелище.

— Не надо ничего хотеть! — Мою маму переспорить невозможно. Разве я Максу не говорила? — Посмотри, в каком она состоянии. Еще немного, и ее заберут в больницу. Ты этого добиваешься?

— Виктория Борисовна! Я, наоборот, хочу помочь.

— Вот и помоги! — бушевала мама. — Оставь ее в покое!

Картина была великолепна. Мама стоит около окна, деловой костюм — кажется, она собралась сходить на работу, — аккуратно уложенные волосы, на щеках полыхает румянец раздражения. Макс сидит за столом, на нем белая рубашка, светлые брюки, в тусклом свете дня кожа его не кажется такой уж бледной, а руки он сцепил, старательно пряча свои не совсем естественные синеватые ногти. Наверняка он заметил меня сразу же, как только я проснулась, но вида не подал. Поэтому первой на мое появление отреагировала мама.

— Хороший способ мне помогать… — Со сна голос у меня звучит хрипло. — Разбудили больного человека.

— Что это? — Мама заметила в моих руках Беллу.

— Друг человечества, — отозвалась я. Макс все еще сидел, не поворачивая головы, словно совещался с невидимым собеседником. — Я из-за вашего крика проснулась.

— Отправляйся обратно в кровать! Не ходи в таком виде! — Мама старалась говорить спокойно, но внутри у нее все бушевало. — Взрослые уже люди, пора думать о последствиях своих поступков.

Ее слова меня почему-то не задели. Я думала только о том, что прямо сейчас раздобыть еду для Белки будет проблематично — пока мама на кухне, никого, кроме меня, кормить она не позволит. Макс переживет без еды, а вот хвостатая живность скоро начнет есть меня.

— Максим, ты меня разочаровываешь. — Кажется, мама решила, что Белла — предсвадебный подарок от Макса. — Никаких экстернов и дополнительных занятий. И вообще — сделайте перерыв, вам надо отдохнуть друг от друга. А тебе, Максим, не мешало бы сходить в свой институт. Что-то я не заметила, чтобы ты особенно старательно занимался. Или тоже все сдаешь экстерном?

Макс поднял на меня глаза. Зачем он все это терпит? Неужели ему так сложно внушить моей маме, что ничего страшного в его визитах нет?

— Академический отпуск. Я решил пропустить год. — Макс встал. Его взгляда я испугалась. Светлые глаза очень внимательно смотрели на меня. В них была тревога. Его настолько поразил мой внешний вид?

Я качнулась обратно к двери. Может, надо было пижаму сменить на тренировочный костюм…

Поняв, что кормить ее не будут, Белла по рукаву забралась ко мне на плечо и закопалась под волосами за шиворот.

— Извините, дело в том, что мне надо Маше кое-что сказать. — Макс пошел на меня, и я стала невольно отступать. — Всего несколько слов…

Я уже была в своей комнате. Макс шагнул следом за мной и, закрыв дверь, показал на крысу:

— Откуда она у тебя?

— Посланник темных сил, проводник между миром теней и миром живых людей, — пожала я плечами. — Ее зовут Белла, потому что белая.

— Это она? — Макс заставил меня пропятиться до подоконника и только здесь подошел ко мне вплотную. Крыса застыла, недовольно поглядывая на него своими красными глазками-бусинками.

— Мне ее Маркелова принесла, — пояснила я. Возникло ощущение, будто Макс сейчас набросится на Беллу и порвет ее на кусочки.

— Ах да, родственная душа! — Макс говорил загадками.

Я уже собралась рассказать ему, как длиннохвостое создание спало ему жизнь тогда на вечеринке, но тут в комнату ворвалась мама. Макс даже не попытался отойти от меня. Стоял почти вплотную, положив руку мне на плечо.

— Да когда же это кончится? Максим, ты что, совсем ничего не понимаешь?

— Ну, все! — вдруг выдохнул Макс, и я испугалась за маму. Но он только отпрянул в сторону, мгновение смотрел то ли на меня, то ли на притихшую от всех этих криков Белку и ринулся вон из комнаты.

— Макс… — бросилась я следом.

— Останься! — приказала мама.

Я увидела, как Макс скользнул в прихожую, услышала, как закрылась за ним дверь.

— Что ты наделала? — Паника прогнала остатки сонливости. Я заметалась по комнате.

— Все правильно! — сжала кулачки мама. — Сначала выздоровей.

Белка с писком полетела в кровать. Я сдернула со стула джинсы.

— Не смей за ним идти!

Я еще сама не понимала, что делаю, а мама уже обо всем догадалась. Да, я собиралась бежать за Максом, поскольку не намерена была сидеть дома после всего, что произошло.

— Ты не должна!

Я натянула свитер и шагнула к выходу. Интересно, что она теперь скажет? Чтобы я больше не возвращалась домой? Типа: «Утонешь, домой не приходи!»

— Даже не думай! — одними губами приказала мама.

Я прошла мимо нее, вытащила из-под вешалки сапоги. Надо же, я столько времени не выходила на улицу, что они успели запылиться.

— Ты совершаешь ошибку!

Я не собиралась поворачиваться. Ручка двери в моей ладони показалась как-то по-особенному холодной. У меня явно поднималась температура.

— Оставь мои ошибки мне, я сама с ними разберусь, — прошептала я и захлопнула дверь.

На лестничной площадке было стыло, темные лестничные пролеты недобро покосились на меня. Они были пусты и одиноки.

Очень хорошо! Где я теперь буду искать Макса? Вдруг он в порыве чувств сбежал на какой-нибудь Алтай?

Сердце тревожно заколотилось, я с сомнением обернулась на закрытую дверь. А мама ведь наверняка стоит по ту сторону и ждет, что я вернусь. От волнения стало жарко. Сердце два раза ухнуло, захотелось сесть. Краем глаза я успела заметить быстрое движение, и тут на меня налетел ледяной вихрь. От крепкого объятия я успела выдохнуть только одно слово: «Макс» — и тут же утонула в широко распахнутых светлых глазах.

На сей раз поцелуй длился непривычно долго. Это было не мимолетное касание прохладных губ, не робкий поцелуй, когда понимаешь, что каждая секунда может стать последней. От этого поцелуя меня бросило в еще больший жар. Макс притянул меня к себе, и мне хотелось только одного — вечности. Все было давно перепутано. Я тянулась вверх, к его губам. В ответ Макс приподнял меня, сильно прижав к груди. Объятия были не из тех, что спешат прервать. Тело наполнилось одним полыхающим сердцем. Оно билось, и мне казалось, что все внутри меня отдается на его вибрацию, а вслед за мной и Макс начинает плавиться от моего жара.

Он чуть ослабил объятия, но не для того, чтобы остановиться, скорее — чтобы я могла вдохнуть. Как только перестала кружиться голова, я снова подняла лицо, требуя нового поцелуя. Одно сплошное сумасшествие! И я хотела его продлить до бесконечности.

Где-то там, между этими бесконечными поцелуями, он отнес меня на первый этаж. Я слышала, как стукнула дверь мастерской, но ничего не видела. Передо мной было только бесконечное голубое небо его глаз.

Макс зажмурился, прикоснулся лбом к моей щеке.

— Мне надоело… — начал он.

— Тебе надоело? — удивилась я такому явному проявлению эмоций.

— Я устал… — попытался исправиться Макс, но снова не угадал.

Я качнула головой:

— Ты — что? — Как странно. Глагол «устал» совсем не идет Максу.

— Не те слова! В вашем языке столько слов, но они не подходят! Ich möchte…^[4] Опять неправильно!

Он мучился, не в силах до конца высказать то, что хотелось.

— Просто будь со мной, — наконец прошептал он. — Без всех этих условностей.

— Разве мы не вместе?

— Что бы ты сейчас ни сказала, я тебя не отпущу. — Макс отводил глаза, то ли недовольный тем, что говорит, то ли боясь, что я буду спорить. Боясь?

— Я не уйду! — пообещала я, опуская лицо ему на грудь.

Бух, бух — билось его тяжелое сердце. Всегда в одном и том же ритме, всегда одинаково ровно.

И снова была ураганная тьма. Его поцелуи сжигали. Я уже не понимала, где я и что делаю. Да, я хочу быть с ним. Только с ним. Вот так, как сейчас, единым целым.

А потом все закончилось. Я сидела на знакомой шкуре медведя в мастерской. На столе горели свечи. Они стояли неровным заборчиком. Я все еще чувствовала на себе сильные руки. Память о них продолжала жечь меня. Или это что-то другое?

Голова клонилась к шкуре.

Здравствуй, температура! Давно тебя не было.

Хотелось закрыть глаза, чтобы раствориться в своем желании, в своем блаженстве, чтобы не пустить внезапно вернувшуюся болезнь.

— Ты очень красивая, — прозвучал в моих ушах любимый голос. — Я таких не встречал.

«Угу», — кивнула я, чувствуя, как по телу расползается слабость. И это сейчас, когда хочется двигаться, обнимать и, может быть, даже…

— Ты нежная.

Я с трудом открыла глаза. В них словно сидело по маленькому горящему уголечку, от чего становилось тяжело смотреть, наворачивались слезы.

— Ты необходима мне.

— Да, да, — закивала я, поднимая пудовую руку. Почему он ушел? Почему перестал целовать меня?

— Я не дам тебе умереть!

Я распахнула глаза. Что-то в его словах было неправильно.

— Вроде пока рановато, — ответила я, чувствуя, с какой неохотой шевелятся в моей голове мозги. Приступ проходил, уплывал вдаль, унося моих призраков на ссутуленных плечах. — Все хорошо.

— Хорошо?

Его голос заставил меня окончательно проснуться. Макс сидел рядом со мной на шкуре и смотрел в пол. Не любила я такой его взгляд. Отсутствующий. Вроде бы Макс здесь, а на самом деле очень далеко отсюда. Или переговаривается с кем-то. Или вспоминает что-то.

— Ты знаешь про Катрин? — Я склонилась, чтобы заглянуть ему в лицо. Взяла его руку, потерлась щекой о ладонь. Рука мягко выскользнула, холодный палец прикоснулся к губам.

— Тише…

— Почему? — вывернулась я из-под его руки. Встретилась с внимательным взглядом, потупилась. Почувствовала — есть какая-то недоговоренность, что-то, чего я не заметила.

— Ты сама не понимаешь…

О! Как раз это я отлично понимала. Но он не дал мне и слова произнести. Взял обе мои ладони в свои, и я заметила, как мелко подрагивают его пальцы.

— Что с тобой? — прошептала я, не в силах оторвать взгляда от тонких белых рук. Вампир взволнован?

— Видишь, как ты сильно изменила меня?

— Ты начал чувствовать?

— Нет, я теперь каждую минуту жду подвоха.

— Так в чем дело? Где-то поблизости Катрин?

— Забудь о ней! Многие вампиры живут своими потребностями — еда, удовлетворение желаний. Редко в ком остались отголоски прежней жизни.

Я открыла рот, но промолчала.

— Я не собираюсь оправдываться. — Макс склонился надо мной. — Все, что было в моей жизни, — было, отказываться от этого я не буду…

«Спокойно, спокойно!» — хотела я приказать своему сердцу. Оно вдруг затрепыхало, напоминая о себе. Или как Макс говорит: «Тише… тише…» Какая-то я сегодня нервная, готова вспыхнуть от каждого слова. Что Макс имеет в виду? Он много кого убивал? У него было много женщин?

— Неправильно ты подумала, — улыбнулся мне в глаза Макс.

Я? Подумала? Когда успела? И, схватившись за покрасневшую щеку, догадалась — подумала. Подумала о многом. Кто бы сомневался, что Макс, при всем его опыте и красоте, знает и эту сторону жизни. Одна я… все еще… Но почему-то у меня не получалось представить его в роли любовника с другой. Наши отношения до сего момента настолько не предполагали чего-то большего, чем попытка выжить, что наступившее спокойствие скорее удивляло, чем радовало. А разговор — тем более.

— Мой донжуанский список не простирается на двадцать томов. — Макса заметно радовала моя растерянность.

— Пяти томов будет достаточно, — пробормотала я.

Шкура, пол — мне захотелось немедленно закопаться куда-нибудь, спрятать голову, раствориться в воздухе. Я сама мечтала не только о поцелуях, но говорить об этом мне казалось невыносимым.

— Ты знаешь, что сделать, чтобы я навсегда осталась твоей, — сквозь стиснутые зубы пробормотала я. Если я сейчас себя не пересилю, то не смогу с ним говорить об этом никогда. А поговорить надо. Время пришло. Он должен стать моим первым мужчиной. Сейчас, пока у нас появилась редкая пауза, короткая передышка. Ведь никто не знает, что будет завтра. Что будет через час.

От волнения я не могла уследить за уровнем голоса — от громкого вскрика переходила на приглушенный шепот, пугалась того, что говорю так тихо, и снова начинала кричать. Ну, зачем, зачем какие бы то ни было разговоры? Кто вообще придумал, что надо об этом говорить? Ведь и так все понятно. Макс взрослый, опытный, все может решить за меня. Так к чему же попусту сотрясать воздух? Лишнее, совершенно лишнее. Только вгоняет в ненужную краску, заставляет сомневаться, тянуть время…

— Сделать можно что угодно.

В груди вспыхнул испуг. Сделать — что? Расстаться?

— Не торопись с выводами, — проговорил, как простонал Макс. Понятно, об этом он размышлял, и не раз. Цветовая радужка его глаза дернулась, чтобы провалиться в черноту, и снова посветлела. Я ожидала, что после моего заявления он снова выставит между нами привычную дистанцию в два метра — «мы с тобой два берега у одной реки». Но Макс, наоборот, придвинулся ко мне.

— Я хочу быть твоей. — Мне стоило больших усилий удержать его взгляд, он все время пытался ускользнуть от меня. — И если мои поцелуи еще не превратили тебя в монстра, то, я думаю, ты можешь…

— Маша, ты бредишь. Твои поцелуи каждый раз напоминают мне о том, что я не человек.

Какие-то бесконечные отговорки! Я закрыла глаза, прислушиваясь к своему состоянию. Еще несколько минут назад мне было очень тяжело, я чувствовала, как из меня толстым канатом вытягивают последние силы. Но потом все закончилось, словно в меня ввели какое-то сильнодействующее вещество, и болезнь стала отступать.

Я отлично понимала, где нахожусь — в мастерской. Хорошо знакомой мастерской в первом этаже моего же дома.

— Это мастерская, — подняла я вверх один палец.

— Мастерская. — Макс напрягся.

Ура! Я почти напугала вампира!

— Сейчас утро. — Я подняла второй палец и для убедительности кивнула в сторону плотных штор.

— Позднее утро, — уточнил Макс. Ах, его вечная немецкая педантичность!

— Я люблю тебя. — Третий палец поднят.

— И я люблю тебя… — согласился Макс. Но я не дала ему договорить:

— Es klingelt!^[5]

— Что? — отпрянул от меня Макс. Не уверена, что мой немецкий безупречен, но все же эту фразу я наверняка произношу правильно.

— Вот видишь, никакого бреда нет, — победно развела я руками и придвинулась, чтобы вновь его обнять.

— Но… Маша!

— Ты говорил, что в жизни вампира важны детали. Помолвка и свадьба сейчас не обязательны, чтобы люди были вместе. Причем вместе навсегда. Или… — Я смутилась. — Или невозможно?

Макс усмехнулся, лишая меня привилегии первой поставить его в тупик своими утверждениями. Осторожно взял меня за руку, развернул кисть ладонью вверх.

— Это мастерская, — загнул он мой указательный палец, и я невольно фыркнула. — Она полностью в твоем распоряжении. Раз уж наши отношения зашли так далеко. — Слово «так» он выделил особенно. Вскинул на меня глаза. — Verstehst du mich?^[6] — Я его понимала. И очень хорошо. — День за окном или ночь, я всегда буду с тобой. — Второй палец опустился к ладошке. Затем Макс взял мой безымянный палец за кончик, покачал, словно раздумывая, опускать его к остальным или нужно еще какое-то доказательство, но тут же произнес: — И я люблю тебя. И я хочу тебя! — вдруг добавил он.

Пальцы машинально сжались в кулак.

— Еще скажи, что ты специально устроил скандал, чтобы выманить меня из квартиры… — прошептала я. А румянец уже полз по моим щекам. Очень хорошо! Замечательно! Мне признались в любви, признались в самом сокровенном желании, а я сижу и от стыда и смущения не могу поднять глаза. На языке вертелось только ехидное замечание, что для вампира он проявляет слишком много эмоций, но сейчас оно было бы неуместно.

Макс встряхнул мою ладонь, заставляя кулак разжаться.

— То, что было раньше, не считается! — словно завершил он разговор.

Как? И все? Я что-то пропустила?

— Ты чего-то боишься?

Мой вопрос попал в точку. Макс отвел глаза.

— Нет, не боюсь, я готов контролировать себя. Но пока не знаю, насколько тебе это надо.

— Перестань думать за меня! — Мне следовало бы обидеться, но я была слишком уставшей, чтобы затевать ссору. Да и как можно ссориться со спокойным человеком? Никакого интереса! Ни тарелки в стену покидать, ни подушку кому-нибудь на голову опустить.

— Извини, не прав. — Макс снова взял мою руку. — Я настолько сжился с тобой, что начинаю тебя воспринимать как часть себя. Мне всегда кажется, что я поступаю верно, ведь так легко все просчитать, сделать как надо. Но с тобой мое «верно» почему-то не всегда срабатывает.

— Зато вместе у нас хорошо все получается. — Я устроилась головой на его коленях. — Хочу быть только с тобой.

— Для полного счастья надо, чтобы ты выздоровела.

Макс провел рукой по моим волосам, задержал ладонь на лбу. Как же это было приятно… Так бы лежать и лежать и ни о чем не думать. Макс помолчал, играя прядью моих волос.

— Знаешь, откуда этот зверь? — кивнул он на шкуру медведя.

Вопрос был неожиданный. Я даже привстала, чтобы бросить взгляд на вздыбленный коричневый затылок медведя. Мы разве встречались? В зоопарке? Вроде бы знакомых медведей у меня не было.

— С Алтая, — предположила я, зная, что Макс любит эти горы.

Но он отрицательно покачал головой. Интересно было смотреть на него снизу вверх. Острый подбородок, мягкая линия шеи, тонкая граница носа.

— Из Германии. Точно такая же шкура лежала в прихожей моего дома в Берлине, когда я был человеком. В детстве я боялся оскаленных зубов зверя и специально бегал по ночам вниз — тренировал волю.

Я приподнялась, чтобы еще раз с уважением посмотреть на шкуру. Выходит, все предметы в мастерской живут здесь не просто так.

— Воля сломалась первой? — Мне хотелось, чтобы он улыбнулся. Чтобы перестал пугать меня загадками.

— Я вырос, — совершенно серьезно произнес Макс. — И теперь медвежья шкура напоминает мне, что со всем можно справиться. Начиная с собственных страхов и заканчивая любой проблемой.

— Zusammen?^[7] — усмехнулась я.

— Für immer, — привычно отозвался Макс.

Я потянулась, чтобы поцеловать его, но он в последнее мгновение задержал меня.

— Разреши мне убедить твоих родителей, что с тобой все хорошо. Тебе надо уехать.

— В Москву? — Я села, подобрав ноги. Тело заныло, требуя немедленного покоя — чтобы я сейчас же легла и укуталась в одеяло, но пока рано.

— В Москву? — Макс посмотрел на меня. Взгляд у него был небесно-прозрачным. — Почему в Москву? Олег?

Я закрыла глаза. Зачем кивать, Макс и так обо всем догадался.

— Мне, как обычно, грозит опасность, — довольно хмыкнула я. Как все далеко и неважно, когда я здесь. Когда я не одна. — И опасность называется так — Смотрители.

— Я порву его на части! — зло рыкнул Макс.

— Олег сказал, что начинается охота на Катрин. Что это значит?

— Ничего не значит. Считай, что ее больше не существует. — Макс соединил ладони, переплел пальцы, как будто отгородился от меня заборчиком.

— Они ее найдут?

Макс на секунду замер, прислушиваясь к окружающей тишине.

— Катрин сама виновата. Хотела быть звездой — и стала ею. После вечеринки Эдгар ее приговорил. Не сегодня-завтра она будет у Смотрителей.

— Как жестоко!

Макс вскинул на меня глаза, мгновение смотрел, а потом стремительно приблизился, прошептал:

— Ты удивительная… Только ты можешь защищать вампиров. — Притянул меня к себе, усаживая на колени. — Не переживай, Катрин разберется сама. Две сотни лет ее кое-чему научили.

Катрин… Высокая, грациозная, с аккуратным красивым личиком. Да, она способна за себя постоять. Только когда против одного целая команда — это как-то неправильно.

— Но Смотрители и так собирались приехать, не Катрин их позвала.

Черт, опять та вечеринка! Когда же мы перестанем о ней говорить? Память снова услужливо подсовывала картинки — всполохи фейерверка, небольшая кучка людей, Эдгар, Макс, негромко зовущий: «Грегор! Грегор! Грегор…»

— Она знала, что они приехали, и ничего не сделала. — Макс жестко поджал губы. — Не забывай, именно она навела Смотрителей на мастерскую и сделала так, что аркан был построен на меня. И на тебя. Еще не известно, кто подставил Грегора. Может, как раз ее рук дело.

Я потупилась. Да, Катрин заслуживает наказания. Но не такого же!

— Из тебя никогда не получится вампир. — Холодные пальцы коснулись моего подбородка, и я скользнула лицом в прохладу ладони. — Ты всех жалеешь.

— А ты не жалеешь?

— Вся наша жизнь — борьба за выживание. У вампиров стирается грань между добром и злом. Мы часть природы, природы разрушения.

Я помотала головой. Что-то было не так в его словах. Я не могла полюбить зверя. Я люблю Макса — искреннего, честного, страдающего. А значит, в его словах кроется обман.

— Только животное не может бороться со своей природой. А ты человек. Значит, понятия добра и зла тебе знакомы. С Катрин нельзя так поступать. Она сама себя наказала своим поступком. И теперь просит помощи.

Я услышала недовольный рык над головой.

— Тебя надо закопать в чистом поле, оставив на поверхности одну голову, чтобы все страдающие приходили за помощью.

— Поздно, там уже торчит башка богатыря, — хмыкнула я, склоняясь к его груди.

— Про кого Олег еще спрашивал?

— Про тебя. Интересовался здоровьем.

— Все? — Голос Макса стал напряженным. — Больше ничем не интересовался?

— Эпидемия в стране. Все болеют. — Чего он так напрягся? Ничего особенного я не говорю.

— Кто еще болеет? — В одну секунду мягкая ладонь превратилась в твердую, как гранит.

— Тебе перечислить всех поименно?

— Болеет Смотритель? И у него такие же симптомы, что у тебя?

— Откуда я знаю! Мне неинтересно было с Олегом разговаривать.

Макс заговорил после небольшой паузы:

— Первое, чему учит жизнь вампира, — быть внимательным к мелочам. Например, крыса…

— Это Белла, — закатила я глаза. — Она была на празднике. Ее Маркелова принесла, по моей просьбе. Ученые установили, что крысы умнее человека. А еще Белка помогала мне ночью заниматься. Мне не спалось, я читала учебники.

— Тебе она снилась?

— Наверное. — Я снова попыталась устроиться на его коленях, но они оказались такими жесткими, что мне пришлось сползти на шкуру. Спину неожиданно начало ломить.

— А не тот ли Смотритель заболел, против которого ты использовала это милое создание с хвостом?

Я опустила подбородок на сложенные колени — спина стала болеть меньше, но все равно хотелось лечь.

— Что ты хочешь узнать? — прошептала я. — Мы, кажется, договаривались — кто старое помянет, тому глаз вон.

— «Man sollte nicht in alten Wunden rühren»^[8], — быстрой скороговоркой произнес Макс. — А кто старое забудет, тому оба.

— Для немца ты стал неплохо разбираться в наших поговорках, — непроизвольно вздохнула я.

— С кем поведешься… — упрямо пробормотал Макс — Вот что. Мы сейчас выйдем на улицу, и ты мне покажешь на месте все, что тогда произошло.

Я вновь опустила голову на колени. На улице сейчас холодно, лежит снег, и я не прочь окунуться в зимнюю прохладу, но спать… как же хочется спать…

— Вставай! — Макс потянул меня за руку.

На секунду мне показалось, что я раздвоилась — будто тело мое пошло, а засыпающее сознание осталось, свернувшись калачиком на шкуре.

— Очень спать хочу, — пожаловалась я, когда поняла, что из его крепкой руки не выскользнуть. Сверху на меня накинули большую куртку, на воротнике пушистая оторочка. Я помню ее. Карман у нее должен быть испачкан. Но это было давно.

— Всего десять минут, и ты пойдешь спать.

«Пойдешь…» Слово колючими иголочками прошило мозг. Идти — значит опять двигаться. А двигаться не хотелось. Ничего не хотелось.

Но меня вывели из мастерской. Запищала, распахиваясь, дверь подъезда.

Свежий воздух улицы взбодрил, кожу лица защипало от легкого морозца. Глаза резанул свет. Солнце? Я оглянулась на Макса. Сон как рукой сняло. Макс стоял под козырьком подъезда, медленно натягивая на руки перчатки.

Солнца не было. Мне показалось.

— А если бы был ясный день? — прошептала я.

— Тогда бы ты пошла одна, а потом все мне рассказала, — сухо произнес любимый.

— Что рассказала? — не поняла я.

— Все. — Макс твердо взял меня под локоть, словно я собиралась упасть или сбежать. — Обо всем, что почувствовала.

Примечания

4

Я желал бы… (нем.)

5

Звенит звонок (нем.).

6

Ты меня понимаешь? (нем.)

7

Вместе? (нем.)

8

Немецкий вариант поговорки «Кто старое помянет, тому глаз вон». Дословный перевод — «Нельзя ворошить старые раны».