Запрет на тебя

Елена Тодорова

— Тоха, твою мать… Можешь спать с кем угодно. Но о девчонках Чарушиных забудь. — Зачем ты мне это говоришь? — киплю на эмоциях. — Сам знаю. — Чара нам как брат. Значит, и они почти сестры. Понимаешь? Маринка, мать твою, тоже! — Знаю, — высекаю повторно. — Не собираюсь я ее трогать, ясно? Безусловно, не собираюсь. Никогда не собирался. Но стоит только увидеть ее, все мое благоразумие летит к черту. Особенно после того, как у нас с ней появляется секрет. Один нестирающийся из памяти секрет, который моими трудами намотает на себя еще тонну порока.

1

Марина Чарушина — это святое.

© Даниил Шатохин

— Твою мать, Марина… — выдыхаю резко севшим голосом, слабо догоняя, как с той же секунды тяжелеет сердце и гулким массивом долбится мне в ребра.

Редко вспоминаю, что оно — не просто механический мотор.

Что-то вырабатывает… Какие-то чувства…

У меня, блядь? Смешно. Очень смешно.

— Твою мать… Твою мать… — заряжаю в полной бессознанке, на каких оборотах это происходит.

Мелкая зараза. Спецом ведь эту эсэмэску закинула.

Дерзкая ведьма. Безбашенная провокаторша.

— Шатохин, — обрывает поток моих мыслей Жора. Сверкая белозубой ухмылкой, толкает мне в руку стопку непонятного пойла. — Валерьянка[1] в разгаре, а ты еще одет?

— На все пуговицы, блядь, — поддерживаю его юмор, игнорируя взрыв хаоса за грудиной. Ворот белой рубашки, которую я напялил, вдруг ощущается удавкой. — Чарушины же. В их доме не беспредельничаю. Табу, — поясняю весомо.

Но опрокинув в горло пойло, верхние пуговицы все же высвобождаю.

Веду взглядом по шикарному саду. Учитывая то, что моим родакам на меня давно похрен, с пятилетки тут каждый куст знаю. Сегодня, конечно, все иначе. Немного помпезно смотрится — все в цветах, шарах и прочей мишуре.

Младшей дочери Чарушиных восемнадцать. Той самой, черт ее дери, Марине, образ которой в последнее время чересчур часто стал возникать в моем сознании.

Мелкая кобра — так зовет ее старший брат, один из моих лучших друзей. Собственно, он и его семья значат для меня многим больше, чем те люди, фамилию которых я с показной гордостью таскаю. Ну вот, получается, и Маринка тоже — навсегда в сердце. Прицепом, конечно же. Без всяких странных финтифлюх, которыми обладают все остальные нормальные люди.

Просто она в моем списке. Точка.

Сердце, блядь… Намахивает, гонимое, стоит воскресить ту дичь, что эта ведьма якобы по ошибке мне прислала.

Мариша Чарушина: Все! Сегодня я запускаю новый лист задач. Первая цель: оргазм.

Мариша Чарушина: Соррян. По ошибке тебе отправила. Надеюсь, ты не трепло. Иначе я отомщу, знаешь же?

Мариша Чарушина: Ладно… Ладно… Пожалуйста, никому не рассказывай. Пожалуйста!

Я, блядь, так охренел, что даже не нашелся с тем, как должен ей ответить. Сразу ринулся искать. Зачем? Сука, самому бы понять.

— Марина, — выбиваю ее имя вслух. По привычке, с нажимом. Разливающий очередную порцию пойла Жора вскидывает на меня удивленный взгляд. Моя рожа если и краснеет, то только потому, что я киплю от ярости. Стыд в арсенале моих личных качеств отсутствует напрочь. — Не видел, с кем она ушла? Куда?

Жора прищуривается.

— А тебе что?

Смотрю на него, а мозг закорачивает. Ничего стоящего выдать не способен.

— Тоха! Привет! — вопит какая-то девчонка.

Тряхнув головой, будто просыпаюсь. Поворачиваясь, выкатываю одну из подходящих случаю ухмылку. Рыжая, едва трусы не роняет, счастливая. Все, как всегда. Она и остальная сотня самок ее вида — привычная среда охоты. Впрочем, в последние годы мне даже утруждаться не приходится. Слава идет впереди меня. Самочки сами на мой член запрыгивают.

— Так зачем тебе Маринка? — бубнит Жора недовольно.

— Да так, — бросаю неопределенно. Туплю нещадно. В голове полнейший вакуум. Совсем не туда засасывает. В карантинную зону. — Поздравить хотел.

— Угу, ясно, — еще крепче хмурится Жора. Повезло же именно на него наткнуться, он после разрыва со своей кралей таким душнилой заделался, что порой поперек горла встает один его взгляд. — Маринка танцует, где-то тут… С тем холеным балеруном, своим партнером. Чара говорит, с ним порядок. Можно не кипишевать.

До сегодняшнего дня с Чарой согласен был. Ничего против «зализанного» не имел. У него, верняк, яйца размером с перепелиные, а член — стручок, пригодный только для того, чтобы сливать мочу. Но, блядь… После Маринкиных листов задач, вес этого дятла стремительно возрастает.

Парит меня, что она с ним. И ничего я, сука, с этим поделать не могу.

Закидываю очередную дозу пойла. Слабо ощущая, как алкоголь обжигает гортань и резко согревает грудь, планомерно тяну в легкие кислород. По телу огненным потоком разливается трескучее тепло.

— Пойду, найду их, — выталкиваю несдержанно, почти яростно.

— Слушай, — тормозит меня Жора, выставляя шлагбаумом руку. — Скажу прямо, Тох, а то у тебя, походу, взлетела температура и кровь не в том направлении ушла.

— Ну, — реагирую еще агрессивнее.

В последний момент торможу себя. Стискиваю челюсти и тупо жду, пока Жора толкнет свою гениальную мысль.

— Тоха, твою мать… — выдыхает душнила реально обеспокоенно. — Можешь трахать кого угодно. Но о девчонках Чарушиных забудь.

— На хрена ты мне это говоришь? — по интонациям вроде как оскорбленно возмущаюсь. — Сам знаю.

— Чара нам как брат. Значит, они почти сестры, — проталкивает Георгиев бесяче-назидательным тоном. — Маринка тоже, твою мать…

— Знаю, — повторяю с тотальным раздражением.

Двинув друга в плечо, решительно тулю в сторону танцевальной площадки. Пространство качает попсовая, чисто девчачья музыка. Помню, что это Маринкина любимая группа. Она частенько орет в ее комнате. Ничего удивительного, что и на ее празднике заряжает.

Долго искать не приходится.

Она же как лампочка. Луч солнца золотого, блядь… Облако невинности. Вся из себя принцесса. Май литл пони, вашу мать. Моя фея Динь-Динь. Сука, я ведь все еще помню, как она все это смотрела. А теперь что?

«Первая цель: оргазм…»

Смотрю на нее и не верю, что могла такое написать. Похрен кому! В ее голове не должно быть подобного. В моей, относительно нее, тоже. Только поздно, блядь. Маховик запущен. Процесс пошел. Я слишком долго держался.

Марина оборачивается.

Сталкиваемся взглядами — мое тело высоковольтными волнами тока пробивает. Дыхание спирает. Вдохнуть не получается. В груди будто дыра образуется и лишает возможности тянуть кислород.

Она слишком красивая.

Причем не той пустой красотой, которой богаты многие. В ней есть что-то особенное. Правда, что именно, я понять не способен.

Марина медленно моргает — на меня действует как колдовство. Чарует Чаруша, это давно известно. Ведьма же, дочь колдуна. У них, очевидно, это в крови. Как у меня — стремление и умение трахаться. Да, если ее семья — образец красоты, любви и могучей верности, то моя — адский очаг разврата.

Конечно, Жора прав. Я хочу ее трахнуть. Бесспорно, хочу, но каким бы испорченным мудаком я не был, Марина Чарушина — это святое.

У меня на нее собственный запрет. Чертов запрет.

Гашу вспышку животного бешенства в организме. Ухмыляюсь свободно, будто все путем. Будто не стоит перед глазами ее сообщение. Будто вообще не стоит, блядь. Будто я не пытаюсь представить, как она говорит подобное вслух, и как моими стараниями кончает.

— Потанцуем, кобра? — выдавая это предложение, инстинктивно толкаюсь в ее сторону бедрами. — Есть разговор.

— Нет уж, — сычит Маринка. — Я с Эдиком танцую.

Веду взглядом на застывшего рядом балеруна.

— Эдик, — давлю в меру жестко. Почти на чиле, блядь. Хотя за грудиной резко вскипает. — Свободен.

«Прилизанный» краснеет. Марина негодует.

— Пошел ты… — шипит приглушенно, но явно разъяренно.

— Куда? — интересуюсь лениво.

Охота тупо закинуть ее на плечо и утащить, но я стараюсь помнить, где мы находимся.

— Серьезно, Дань, не порть мне праздник, — высекает Чарушина, в очередной раз давая понять, как я ее кошмарю.

Абзац, конечно. Потому как на моей памяти она единственная, кто от меня не то что не в восторге… Она меня презирает. И не стесняется этого демонстрировать.

— Ничего я тебе не испорчу, — толкаю уже сердито. Стопорю себя изо всех сил и все равно выдвигаю ультиматум: — При условии, что ты пойдешь со мной танцевать.

Марину, естественно, подобное бесит. Едва из платья не выпрыгивает, отделяясь, наконец, от приклеившегося к ней упыря.

— Зачем тебе?!

Прожигаем друг друга взглядами с такой интенсивностью, что кажется, все вокруг на хрен спалим.

Чувствую себя будто перед дракой. Мозг на холостых пашет. Зато сердце намахивает усердно. Кровь бурлит по венам. Топит адреналин, а с ним еще чертова туча упоротых гормонов.

«Первая цель: оргазм…»

Не должен этого использовать.

Не должен, но использую:

— Обсудим наш секрет.

[1] Здесь: Валерьянка (местный сленг) — вечеринка.