Луноликая. Современная проза

Елена Тимошенко-Седьмая

Любовь сильнее страстей, интриг, она подобна цветку, который прорастает сквозь асфальт. Об этом рассказывают герои, проходя препятствия на жизненном пути. Каждый человек в жизни сталкивается с поиском своей судьбы, своей половинки. Совершая при этом нередко ошибки. Кому-то дано их исправить самому, а кому-то требуется помощь со стороны. Но она всегда есть. Рассказы Елены Тимошенко-Седьмой направлены на внутренний мир человека, самопознание, саморазвитие и самосовершенствование.

Иллюстратор Александр Александрович Пермяков

© Елена Тимошенко-Седьмая, 2023

© Александр Александрович Пермяков, иллюстрации, 2023

ISBN 978-5-4483-9744-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Луноликая

Вот уже четвёртый день, как Васька пил. Пил, стараясь заглушить тоску, боль, одиночество. Спиртное заканчивалось, батарея из пустых бутылок увеличивалась, а боль и тоска никуда не исчезали. Просыпаясь и сталкиваясь с горькой действительностью, что бросила жена Маринка, он снова шёл к соседке тёте Дусе за очередной бутылкой.

— Спивается мужик, — жалел его семидесятидвухлетний дед Николашка, сидя на завалинке и наблюдая шатающуюся походку Васьки.

— Так не просто же пьёт, а горе заливает, — стояла на стороне пьющего тётя Дуся.

— Эх, была бы баба как баба, а то ведь смотреть не на что: жердь двухметровая и страшная же, как пугало. А вон до чего мужика довела.

— И не говори, — соглашалась тётя Дуся, — и не красавица, а мужики в очереди стоят, как за пивом! Слышь, Николай, а тебе какие женщины нравились? — поинтересовалась одинокая соседка.

— Ну, это… — Николашка давно овдовел и уже забыл, какие они — женщины, но, чтобы не обидеть соседку, тщательно подбирал слова. — Чтобы форменная была, как моя гитара. Ну, ты понимаешь, чтобы форма в руке чувствовалась. И спереди и сзади чтобы всё было при ней и голос звучный.

— Ага, музыкант нашёлся! — отрезала тётя Дуся, но в душе всё же уважала соседа за то, что тот хранил верность памяти своей супруги уже более двадцати лет. Хотя местные старушки и набивались в жёны да в помощницы по хозяйству, но старик настойчиво отказывал всем, ссылаясь, что сам неплохо справляется.

Сама пятидесятипятилетняя тётя Дуся жила одна. Муж сгорел от водки, может, от самогонки, оставив её с двумя малолетними детьми на руках. Сначала женщина переживала, как поднимать детей без отца, а потом, освоив нехитрый способ самогоноварения, занялась необходимым на селе делом — заливанием горя и спасением болеющих душ. Дети давно выросли, уехали в город, создали семьи. На непрогораемом бизнесе самогоноварения у каждого появилась отдельная квартира и машина. Но тётя Дуся свой маленький спиртзавод не закрывала, объясняя всё заботой о сельчанах. Вот и на этот раз шофёру Ваське дала в долг, понимая, что для мужика сейчас главное — заглушить боль, а для неё — пополнить семейный бюджет.

— Как думаешь, долго ещё будет страдать? — обратилась она к Николашке, быстро прикидывая в уме долг страдающего.

— А кто его знает, — утирал кулаком нос дед. — Лишь бы не спился, — пробормотал он, закрывая калитку и уходя в дом.

— Да ты чушь-то не говори, — крикнула вдогонку тётя Дуся, — кто от пяти бутылок качественного, как слеза, самогона спивался? Так, только чтобы боль отпустила. Вот на китайском спирте можно и спиться, и помереть. Химия одна, будь неладна! А мой-то качественный, сделанный с любовью. Вон сколько сахару уходит каждый раз. Пойти себе душу чуток погреть? — размышляла она сама с собой.

Выпив очередную бутылку и закусив одной головкой репчатого лука и куском сала, Васька упал на кровать и в беспамятстве заснул. Проснулся оттого, что в окно светила огромная луна и мучила жажда. Дотянувшись до чайника с водой, залпом выпил содержимое и остатки вылил на голову. За окном стояла ночная тишина, и через открытую форточку доносился лишь отдалённый лай собак и стрекотание сверчков.

— Ну, чего уставилась? — обратился Васька к луне. — Думаешь, мне легко? Да выть хочется, а мочи нет! Это же какой стыд, на всю деревню! Меня, мужика, Маринка бросила. Ушла к электрику Степану. Ладно, если бы просто ушла, она же из меня душу вынула! Эх, ничего ты не понимаешь! Только и можешь пялиться в чужие окна, а толку от тебя никакого нет!

Хоть на дворе и стояла глубокая ночь, а сна не было! Он вышел за ворота и, освещаемый луной, зачем-то пошёл на реку.

— Нет, ну не топиться же, в самом деле, — возразил сам себе. — Тогда вообще все скажут: «Не мужик был, а тряпка, из-за жены потонул!» Эх, лучше уж спиться, может, тогда пожалеет и вернётся, — вспоминая жену, произнёс он горько. Аккуратно сняв трико и рубашку, сложил стопочкой и, оглянувшись в последний раз на деревню, вошёл в холодную воду. По всему телу побежали мурашки, леденящие душу.

— Ну и нечего на меня глядеть, тоже советчица нашлась, — пригрозив в очередной раз луне, окунулся с головой и нырнул. Ночное светило хранило молчание в окружении ярких звёзд, взирая свысока, как плавал мужчина до изнеможения, выбиваясь из сил и изводя себя. Со стучащими зубами, в пупырышках, тот наконец-то вышел на берег. Подходя к месту, где разделся, заметил сидящую фигурку девочки-подростка.

— Неужели пришла топиться в такой час? — недоумевал Василий. И спрятался в тени деревьев, не решаясь подойти к своим вещам. Но девушка сидела неподвижно, явно не торопясь входить в реку — и уходить тоже. Подул холодный ночной ветер, и мужчина начал зубами выбивать барабанную дробь. Девушка встала во весь рост и обернулась на этот неприятный звук, доносившийся неподалёку. Её взору представился голый мужчина, прикрывавший руками мужское достоинство.

Тот, в свою очередь, был не менее удивлён, увидев обнажённую женскую фигуру, закутанную только копной длинных, до пят, золотистых волос, что и составляли её единственную одежду. Странным и непонятным было то, что она не испытывала ни чувства стеснения, ни страха, ни холода. Освещаемая со всех сторон луной, продолжала хранить молчание и улыбаться. Набравшись решимости, Васька подбежал к одежде и стал судорожно натягивать брюки, но то ли от волнения, то ли от холода не мог попасть в штанину. Незнакомка стояла в метре и с любопытством рассматривала его нелепые действия, как ему казалось.

— Что же ты не одеваешься, жаркая? Не замёрзла? — наконец-то натянув трико и застегнув рубашку, спросил мужчина.

Но ответом было молчание. Подняв голову, Вася увидел, что на месте, где стояла незнакомка, никого нет. Луна скрылась за облаком, и на небе стало темно. Василий, чертыхаясь, поспешил домой, рассуждая сам с собой:

— Нет, с этим пора кончать, а то ещё и в дурку можно загреметь. Привидится же такое, упаси господи!

Посмотрел на небо, но ночное светило спряталось за тучей. И в наступившей кромешной темноте мужчина споткнулся о кочку.

— Да, — продолжил удивляться, — вот это фокус! Такая галлюцинация, что сам поверил и заговорил, тьфу дурак!

Войдя в дом, посмотрел на часы: будильник показывал без четверти три. Васька завёл на семь утра, чтобы с этого дня наверняка выйти на работу. Укладываясь в постель, долго ворочался. Привидевшаяся девушка не шла из головы.

— А ничего так, и симпатичная вроде. Нет, всё, пить окончательно бросаю. Завязываю и больше ни грамма, — поклялся он и заснул тревожным сном.

Утром Василий спешил к своей хлебовозке, на которой по ближайшим сёлам развозил свежий хлеб из пекарни.

— А, значит, всё-таки вышел наш пропойца! — встретила его заведующая, полная женщина, сама румяная, словно колобок на опаре. — Гришка, напарник, уже падает работать за двоих, а ты всё прохлаждаешься, — продолжала она отчитывать Ваську. Тот старался её не слушать, загружая лотки с горячим и ароматным хлебом.

Объезжая ямы и колдобины, он вспоминал вчерашнее видение.

— И как я мог попасться на такую удочку? Нет бы сразу догадаться, ведь она молчала. Вот так люди и сходят с ума, незаметно для остальных.

Вечером, получив зарплату, Васька торопился к тёте Дусе — отдать должок.

— Ну что, может, ещё бутылочку? — спросила та, хитро улыбаясь. — Поди, трубы горят?

— Нет, тётя Дуся, спасибо! Уже не горят, уже дымят!

— А что так? — сделала круглые от удивления непонимающие глаза самогонщица.

— Перегорели!

— Смотри. Я же тебе добра желаю, — кричала она уходящему вдогонку.

— Ладно, ладно, — соглашался с ней Василий.

Дома, засучив рукава, он вымыл пол, выбросил мусор и поужинал хлебом с кефиром. В окно без занавесок беззастенчиво подглядывала полная луна.

— А, это ты, — приветствовал он ту, словно старую знакомую. — Со следующей получки куплю шторы, тогда точно некуда тебе будет смотреть.

Мужчина окинул взглядом своё обнищавшее жилище. После ухода Маринки осталась только старая пружинная кровать да одеяло с подушкой. Жена забрала всё, не оставив даже зеркала. Васька ощупал щетину и попытался побриться, глядя в отражение окна, но бритва была старая, с тупым лезвием, и он поранил подбородок, отчего, чертыхаясь, снова погрозил кулаком луне и вышел во двор к колодцу. Зачерпнув ведром холодной солоноватой воды, умылся, подумав о том, какие покупки нужно запланировать на следующий месяц: стол, стул, занавески, зеркало, вешалку.

Вася сел на крыльцо, закуривая сигарету. Луна освещала лунную дорожку до самого крылечка. Докурив, он собрался войти в дом, но в метре от себя вновь заметил вчерашнюю незнакомку. Та, как и прежде, была обнажена и светилась непонятным светом изнутри. Василий в панике побежал к колодцу и вылил на голову полное ведро воды. Но видение как стояло, так и продолжало стоять, не торопясь исчезать.

— Ну всё, вконец свихнулся, — проговорил мужчина, крепко сжимая виски руками. Он старался не глядеть в сторону девушки и пройти мимо как ни в чём не бывало, но чувствовал на себе её пристальный взгляд и помимо своей воли обернулся. Незнакомка, прикрыв прелести длинными локонами, улыбнулась, как доброму знакомому, своей лучезарной улыбкой.

— Господи, за что такое наказание? — не выдерживая, спросил Васька. — Ведь уже сутки, как не пью, со вчерашнего вечера и грамма во рту не держал. — Он повалился на кровать и подумал о том, что нужно поскорее заснуть. И тогда галлюцинация точно исчезнет и оставит в покое. Мужчина старался дышать глубоко и ровно, но, ощущая на себе магический взгляд, открыл глаза. Незнакомка сидела на краю кровати и продолжала пристальным взором жёлтых глаз гипнотизировать.

— Я не звал, зачем пришла?

— Разве так встречают гостей? — спросила незнакомка, медленно выстраивая слова, ровно, как перламутровые бусинки. Голос её был спокоен и приятен, а говор и акцент ну совершенно не деревенский.

— Да у нас гости среди ночи без приглашения как-то не вваливаются в хату.

— Так пригласи, Василий, будь гостеприимным, — не растерялась нежданная гостья.

Васька был крайне удивлён тем, что незнакомка знает имя. Но потом сообразил, что это его видение, значит, оно знает всё: и то, что Маринка бросила, и то, что пил много дней.

— Да бросил я уже пить, бросил. И ты меня оставь!

— Не могу, меня к тебе направили для исцеления.

— Чего? — не понял Васька. — Ты, что ли, больна? Второй день шастаешь голая, и откуда на мою голову только взялась? В деревне отродясь тебя не видал.

— С Луны я, Василий, и совсем не больная. А прибыла с миссией — помощь оказать, душу тебе вернуть и спокойствие.

— Ну, скажешь тоже, с Луны, ага, так я и поверил. И почему именно меня избрали, а не кого-то другого?

— Ты остался без души, теряешь себя и смысл жизни!

— Вот загнула по-учёному, ничего не понять. Ничего я уже не теряю, всё, что можно, потерял!

— Вот поэтому я здесь, не переживай, всё поправимо, не бойся!

— А я и не боюсь! — мужчина осмелел и уже смотрел на свою галлюцинацию не отрывая глаз, любуясь её округлыми женственными формами, спрятанными под копной золотых волос. — Ну ладно, если помощь за бесплатно, то согласен. А ежели платить, то не сюда тебе. Не по адресу. Денег у меня больших нет, отчего и Маринка бросила.

— У нас на Луне нет денег, нам они не нужны.

— Вот здорово, что же вы тогда за свой труд получаете?

— Дополнительную жизнь. Ещё одну световую ночь.

— Во как? И сколько же у тебя таких жизней и ночей?

— Достаточно, чтобы прилетать сюда и быть с тобой каждый день.

— Так сколько тогда тебе лет натикало?

— Ваших земных не знаю, а лунных семь тысяч.

— О, да ты совсем, однако, старушка, а выглядишь, как девочка!

— Пора мне, до свидания.

— Постой, обиделась, что ли?

— Что такое обиделась?

— Ну, это когда надуваешься ни за что ни про что.

— Как глупо всё у вас на Земле. И бумажки за свой труд получать тоже бессмысленно.

— Это ты про деньги зря. У нас из-за них папу родного готовы убить.

Девушка встала к окну и, освещаемая луной, стала уменьшаться на глазах, пока не превратилась в тонкий лучик на полу.

— Завтра придёшь, что ли?

— Приду, — голоском тоненьким ответил луч и исчез совсем.

— Кому сказать — никто в деревне не поверит, скажут: правильно Маринка бросила, он ещё и свихнутый в придачу. Эх, а так рассказать хочется.

Васька ещё постоял у окна, поглядел с тоской на проказницу луну и, позёвывая, лёг спать.

— Чудно, однако, жить без денег. Зато жизни хоть отбавляй, сходил на работу — вот тебе ещё день или год прибавился, — говорил он сам себе в полудрёме.

— Здравствуй, дед Николай, — приветствовал ранним утром мужчина соседа на завалинке, — ты, никак, тут спишь? Чего в дом не идёшь?

— Да не сплю я, не сплю! Луна, окаянная, вторые сутки спать не даёт.

— Бессонница, что ли, мучает?

— А шут гороховый её знает, или она, или что-то другое.

— Да что тут может быть другое, — перевесившись через калитку своего забора, включилась в разговор тётя Дуся, — нервишки это называется. Вот купи у меня горилку — и сразу всё как рукой снимет. И спать будешь, как младенец.

— У тебя всегда один совет, — махнул ей рукой дед.

— Побежал, некогда мне, — заторопился Васька, прощаясь.

— Удачного дня, — пожелал Николашка.

— Спасибо.

— Вот она, любовь! — проговорила самогонщица, обращаясь к соседу. — Пять дней попил, горе залил, и как рукой сняло. А ты мне тут: «Луна, тудыть-растудыть, спать не даёт». Выпей — и всё пройдёт!

— Не надо, сейчас отвар крапивы сделаю и спать пойду.

— Ну-ну, рассмешил, нашёл себе сон-траву. Лекарь! Смотри, если что, зови! — не унималась тётя Дуся. Но Николашка уже скрылся у себя в огороде.

Сегодня у Васьки было хорошее настроение, и он насвистывал песенку. Заведующая Людмила, протянув накладные, смотрела с интересом в его лицо.

— Чего тебе? — смущаясь, замолчал шофёр.

— Порезался, гляжу.

— До свадьбы, как говорится, заживёт.

— Ну-ну, не успел развестись, уже о женитьбе поговаривает. Неужели нашёл кого?

— А если так? Завидно, что тебя обошли?

— Да тьфу на тебя, — плюнула в его сторону Людмила. — Больно мне такие хлюпики нужны!

— Ничего ты, Люда, в мужской красоте не понимаешь! Я грациозный, как балерун.

— Господи, слов-то каких нахватался. Вот поэтому Маринка и ушла от тебя к нормальному мужику, с мозгами. Вот он везде сумеет деньгу зашибить и заработать и левых, и правых.

— А мне деньги не нужны, не в них счастье, — вспоминая ночную гостью, ответил шофёр. — Ладно, я поехал.

— Ага, — глядя вслед отъезжающей хлебовозке, проговорила заведующая. — Деньги ему не нужны. А как за зарплатой вчера, так первый прибежал!

Наскоро поужинав жареной картошкой, мужчина уселся у окна и стал поджидать вчерашнюю незнакомку. На окно он поставил трёхлитровую банку и воткнул в неё полевые ромашки, создавая таким образом уют и красоту для лунянки. Взошла луна, и из тонкого лучика начала расти женщина. Он смотрел заворожённо на это чудо, не в силах оторвать взгляд. И вот вскоре уже перед ним оказалась женщина немного ниже его роста — ста пятидесяти сантиметров. И если бы только не её свечение и жёлтые глаза, то вполне могла бы сойти за землянку.

— Ну здравствуй, Василий, — приветствовала его лунная женщина.

— Привет, — ошалелым голосом проговорил он. — Как это у тебя здорово получилось — так быстро вырасти. А лететь-то до нас долго?

— Одно мгновенье. Только воздух тут у вас тяжёлый и земное притяжение мешает. А так ничего, жить можно.

Она присела, как и вчера, на кровать и не отрываясь, пристально, словно рассматривая картину, посмотрела на него. Вася тоже поглядел на себя её глазами и увидел выбритого мужчину тридцати пяти лет, худощавого телосложения, с голубыми глазами на бледном лице, шапкой давно не стриженных волос и обветренными губами. «Завтра пойду и подстригусь», — подумал про себя.

— Не нужно, — читая его мысли, ответила женщина. — Хочешь, я подстригу?

— У меня нет ножниц.

— Они не нужны, — гостья взяла пряди волос в свои тонкие бледные пальчики и ловко стала их перебирать. Лишнее само отсекалось и, падая, исчезало, словно звёздная пыль. Появилась лёгкость и ясность мысли, не свойственная ему ранее. Исчезла тяжесть от расставания с Мариной и боль, съедавшая его нутро. Через минуту Василий уже преображённый предстал перед лунной женщиной.

— Вот это да, — произнёс он, глядя на своё отражение в окне, — так быстро и без мусора на полу. А что ещё ты умеешь делать?

— А что нужно?

— Ну, стол, стул. Зеркало.

— Нет, этого я не могу.

— Эх, ладно, куплю потом.

— Зачем? Ты сам можешь сделать.

— Смеешься, я же не плотник!

— Возьми рубанок, доски и завтра перед моим приходом начни делать.

— И что получится?

— Обязательно получится.

— Разыгрываешь?

— Нисколечко.

— Как звать-то тебя?

— Селена.

— Ничего так, хорошее имя.

— Обычное имя.

— Ты сегодня грустная какая-то.

— С завтрашнего дня луна на убыль пойдёт.

— Что это значит?

— Меньше времени буду бывать у тебя.

— Да, дела. Расскажи, как там у вас на Луне?

— Обычная жизнь, только без вашей суеты, размеренно и спокойно. С ума никто не сходит и водкой не упивается. Наркотиками и травкой не балуются.

— Как же вы горе заливаете?

— Нет у нас горя и проблем нет.

— Неужели так бывает?

— Ещё как бывает. В межгалактическом пространстве пока одному поможешь, другому, третьему. И самому горевать некогда.

— Постой, а как же вы развлекаетесь?

— С вами, землянами, одно сплошное развлечение, — женщина улыбнулась снова своей чарующей улыбкой.

— Ты долго ещё будешь ко мне прилетать?

— Это зависит не от меня.

— А от кого? — удивился мужчина. — Кто тобой управляет?

— Луна, — тихо промолвила Селена и, встав к окну, снова стала быстро уменьшаться.

— Эх, — произнёс с горечью в голосе Васька, — так нормально толком и не поговорили. Всё время торопится, бежит. А говорит — живут без суеты. Как же, так и поверил!

Утром соседи Ваську не признали с новой модельной стрижкой.

— Где это тебя так обкорнали? — удивилась тётя Дуся.

— Дома, дома, — спеша быстрым шагом, на ходу бросил сосед.

— Неужто сам? — спросил заросший дед Николашка, с длинными волосами по плечи.

— Сам, сам, — пробормотал Васька.

— Так подстриги и меня, — набиваясь в клиенты, предложил дед.

— Готовь ножницы, — не оборачиваясь, крикнул Васька.

— Ну надо же, какой красавец, — не удержалась заведующая Людмила. — Небось в город ездил, у нас Наташка так мужиков не стрижёт, у неё или бокс, или полубокс.

— В город, в город, — согласился с ней шофёр.

— Ой, чё делается, — толкая главного бухгалтера Клавдию, произнесла Людмила. — С женой не стригся, а без жены следить за собой стал и рубашку белую надел. Ну как жених, ей-богу!

— Как же, ага, поди, в городе кралю себе какую-нибудь уже завёл.

— А я думала, что он скромный, тюфяк!

— Все они с виду скромные, а как на деле коснись, одни кобели!

— Ну хватит тебе, Клава, ну не повезло с одним мужем, повезёт с другим.

— Да, вот третий год как в разводе, а всё не везёт и не везёт. Где же его взять-то, этого второго мужа?

— А ты Ваську на себе жени. Я хотела его пригреть, но ты же знаешь, мне крупные, дородные нужны. Не то что он, хлюпик.

— Не верю, Люда, что только поэтому. Кабы хотела, откормила бы.

— Такого вряд ли откормишь! Вот Гришку и кормить не надо, мужик что надо, центнер весит, как по мне, а женат! Чёрт бы его Светку побрал.

— Что ты такое говоришь, побойся бога, — со страхом в голосе перекрестилась Клавдия.

Вечером Васька зашёл в деревенскую баню и напарился до такой степени, что еле домой ноги приволок. Уселся пить чай с малиновым вареньем, когда начал расти долгожданный лучик.

— Надо бы время засечь, в котором часу Селена приходит.

— Не нужно, — ответила та, — я всегда буду приходить в разную пору.

— Это у вас разное, а у нас с отставанием на пятнадцать-двадцать минут. В принципе, я уже к тебе приноровился.

Было чувство, что лунянка роднее всех родных на этой земле. Мужчина не заметил, как появилась симпатия к этой женщине и захотелось её ждать, встречать, глядеть в эти глубокие, лучистые, всё понимающие жёлтые глаза. И ещё больше делиться своими мыслями, которые мешались в голове и путались, отчего Вася подолгу подбирал нужные слова.

— Чаю хочешь?

— А что это?

— Ну, это без заварки, я накидал листья малины, смородины, веточки вишни, вот тебе и чай. Будет зарплата, куплю заварку чёрную цейлонскую.

— Не нужно, и так вкусно, — произнесла лунянка, отпив из его бокала глоток.

— Пей ещё.

— Спасибо, я сыта, — произнесла женщина, — иначе улетать будет тяжело.

— Как-то я об этом не подумал. А что вы пьёте на Луне?

— Нектарики, это как ваш чай, только вкуснее. Выпив их, мы наполняемся лунным свечением. Появляется бодрость духа и энергия, уходит усталость.

— У вас все женщины так ходят, без одежды?

— Это моё земное тело, точнее скафандр. На нашей планете мы эфемерны.

— Вот это да, бесполые, что ли?

— Можно и так сказать.

Селена встала, готовая уйти и исчезнуть. Василий взял на прощание руку и почувствовал её холодные пальчики. Как будто сжал в руке снег. От непривычки отдёрнул ладонь.

— Ты замёрзла? Я куплю тебе одежду.

— Нет, — улыбнулась Селена, — жители Луны все холодные. Это вы, земляне, жаркие.

Она ещё хотела что-то сказать, но, не договорив, растворилась в воздухе.

— Пойти Николашку, что ли, подстричь, — проговорил Васька, но, глянув на часы, увидел без пяти минут три часа ночи.

Спать не хотелось, лунная женщина растревожила сон и всё воображение. За какие-то считанные дни вся его жизнь встала с ног на голову, весь мир изменился. Он вышел во двор, там стояла купленная доска и рубанок. Мужчина взял фонарь и стал строгать. На удивление, у него стал приобретать форму табурет. А потом и стол. К шести часам утра он смастерил всю кухонную мебель. Завтракал мужчина уже сидя за новым столом. «Странно: и усталости никакой, не спал и не хочу». Василий встал и пошёл привычным маршрутом на работу.

— Вася, ты после работы заходи, чайку попьём, — пригласила заведующая.

— Чего ради? — удивился он.

— Так у Клавдии сегодня день рождения отмечать будем.

— Кто будет?

— А кто тебе ещё нужен?

— Ну не знаю. Я думал, у неё день рождения в ноябре.

— Ну да, — подхватила Людмила, — всё правильно, в ноябре, а сегодня именины.

— Гришку-то звали?

— А при чём здесь Гришка? — включилась доселе молчавшая Клава. Она подумала о том, что мало купила самогонки и колбасы, огурцов-то с грядки хватит. А Григорий так любит поесть, что тогда понадобится ещё одна палка колбасы и сыра копчёного.

— Приехали! Если отмечать именины, то всем коллективом, дружно.

— Ты прав, — похлопала его по плечу Людмила — от её похлопывания у Васьки аж плечо заныло. «Синяков ещё понаставит», — подумал он и отошёл в сторонку.

— Правильно, нечего Гришке от коллектива отрываться, все так все, в общем, договорились.

Вечером, после работы закрывшись в пекарне, они дружно сидели и отмечали именины. Людмила не сводила своих томных взглядов с Григория, а тот, молодой и здоровый детина, казалось, не замечал недвусмысленных намёков и налегал на варёную картошечку, огурчики и колбаску с самогонкой.

— Эх, хорошо тётя Дуся гонит, вот что ни говори, а ни у кого в деревне такой нет. А ты что не пьёшь? — подливая Ваське, спросил напарник.

— Не лезет.

— Сейчас заставим.

— Чтобы наша горилка родимая, да не пошла? Давай, закусывай быстро огурчиком.

После седьмого стакана Василий не стоял на ногах. Песня «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина» ещё сильней укачивала его без того шатающийся организм.

— Ничего, завтра выходной, смена Гришки, и Вася отоспится, — выпроваживая его с Клавдией, произнесла Людмила. — Ну, что встала как вкопанная, иди, провожай мужика до кровати. Я своё дело сделала, именины тебе устроила. Теперь сама крутись-вертись. А я пойду Гришку разбужу, а то уснул за столом, не ровен час, ещё Светка заявится за ним. Будь они, жёны, неладны!

Клавдия обняла за талию Васю, и они пошли, считая кочки на неосвещённой улице.

— Зачем пил? Что теперь Селене скажу?

— Кто это? — не поняла Клава, — Баба твоя, что ли?

— Ага, женщина красивая.

— Стоп, так она что, с тобой живёт?

— Ну конечно, а с кем ещё ей жить?

— Да ладно, городская, что ли?

— Да.

На небе зажглась плеяда звёзд, и по лунной дорожке стал прямо перед ними расти луч, набирающий силу и превращающийся в лунную женщину.

— Кажется, я перебрала, — сказала бухгалтер, увидев перед собой обнажённую женщину, закутанную в шикарные, до пят, волосы.

— Селена, луноликая моя! — произнёс пьяный Василий, протягивая руки.

— Во даёт, — произнесла заплетающимся языком Клава, — голая за мужиком по деревне побежала. Видимо, любит шибко, раз из постели в таком виде выскочила, не одевшись. Ладно, пойду я, — проговорила Клавдия, отстраняясь от Василия. — Эх, как знала, что ничего не выйдет! — произнесла она, уходя вперёд. — Но кто бы мог подумать, даже в деревне никто о любовнице не знает. Вот тебе и скромный Вася!

— Селена, прости, я пьяный, честное слово, в последний раз! — мужчина встал на колени, от сильного сияния и свечения лунной женщины у него всё плыло перед глазами и шаталось.

Лунянка подошла и положила на затылок свои холодные тонкие ручки, передавая лунную энергию, которая мгновенно отрезвила пьяного. Не впервые она была послана со своей миссией на землю, но чувство влюблённости в этого землянина тревожило. Женщина видела его чистую, светлую душу, надёжность и верность. Отсутствие в мужчине лживости обескураживало и притягивало её к нему, словно магнитом, отчего женщина терялась и становилась сама не своя.

— Прости, — произнёс Вася, вставая с колен. — Я не хотел, меня заставили. Нельзя, говорят, отрываться от коллектива. Сложно у нас с этим! А вы нектарики коллективно пьёте?

— Нет, кто когда захотел, тогда и пьёт.

— Но что-то же вы делаете коллективно?

— Танцуем.

— Да, нам вас не понять. А хочешь, я понесу тебя на руках?

— Это как?

Мужчина поднял лунную женщину на руки и почувствовал, что та совсем невесома и легка, словно пёрышко.

— Ну да, это же скафандр, — улыбнулся он. И ещё больше удивился, когда шаг сам собой ускорился и он обогнал спотыкающуюся о кочки Клаву.

— Боже, что любовь с людьми делает — окрыляет похлеще «Ред Булла». А светится-то как, светится, — кричала вдогонку бухгалтерша, сворачивая на свою улицу.

Только войдя в дом, Василий опустил свою драгоценную ношу на пол и стал любоваться ею впервые за всё время их встреч, разглядывая тонкую мраморную кожу, огромные жёлтые глаза на лице и пухлые губы, словно созданные для поцелуев. Женщина молчала, она была холодна, как сама луна.

— Я хочу тебя поцеловать, — произнёс с захватывающей страстью Вася.

— Что это? — удивлённо спросила гостья.

— Это приветствие и знак уважения. Когда тебе и мне хорошо и сладко, — мужчина нежно прикоснулся к ней.

— Сладко? — переспросила женщина после поцелуя и рассмеялась, введя Василия в неловкое положение. — Я покажу тебе наши лунные нежности, — и Селена, прислонившись носом к его носу, выдохнула воздух с такой силой, от которой у Василия закружилась голова. Тот вобрал в себя этот аромат, состоящий из множества непонятных компонентов. От впервые испытанного ощущения восторга и волнения Васю лихорадило с такой силой, что пришлось лечь в кровать. Луна, светившая в окно, становилась ярче, и Селена собиралась уходить.

— Я без тебя заболею и умру, — произнёс он.

— Что ты такое говоришь? — удивилась Селена.

Веки сжимались, и клонило в сон так, что Василий не мог противостоять. И уже не видел, как исчезала лунная женщина. Ему казалось, что он летит к звёздам вместе с ней, преодолевая земное притяжение, поднимаясь всё выше и выше, туда, где светились миллиарды блуждающих и одиноких душ.

На следующий день, благодаря способностям Клавы молниеносно добавлять и разукрашивать факты и события, вся деревня знала о том, что у Василия Колмогорова в доме живёт баба, которая за ним бегает голая по деревне.

— Нет, но кто бы мог подумать, — удивлялась сказанному Людмила. — С виду такой скромный, порядочный. Интересно, Маринка об этом знает?

Бывшая жена Маринка узнала об этом в аккурат ближе к вечеру. От Гришки, который заехал на почту, где та работала.

— Всё враки, — не поверила она. — Не может такого быть! Ну подлец, ну я ему устрою! — Маринка была из тех женщин, которым удобно было сидеть на двух стульях. И бросая мужа, продолжала верить в то, что тот является её неприкосновенной собственностью.

— Вот тебе истинный крест, — перекрестился Гришка. — Провалиться мне сквозь землю, коли вру. Да, иначе бы Клавдия была у него. А так вон городская, бесстыжая, совсем совесть потеряла, охмурила твоего Васю.

Разозлившись и не дослушав подробности, Маринка побежала к дому, где когда-то жила с Василием.

— Где, где эта стерва? — вбегая в дом с порога, произнесла она, запыхавшись и снимая косынку с головы.

— Кого ты потеряла? — удивился её приходу Вася.

— Баба городская где прячется? Или думает, жена за порог — и всё можно?

— А, вон что заставило тебя прибежать, — муж засмеялся громко и раскатисто, рассматривая злую и растрёпанную Марину в дневном свете. Та выглядела нескладно с заострённым кверху носом, пучком волос, собранным на затылке, и в линялой ситцевой юбке. Её пустые глаза серого цвета были настолько чужими и холодными, что мужчина удивился тому, насколько он был ею приворожён и околдован раньше и как сейчас безразличен и равнодушен.

— Никого здесь нет, будь спокойна и ступай, ничего у нас с тобой больше нет и нечего сюда бегать.

— Как это? — не ожидая такого ответа, опешила Маринка.

— А вот так, развелись — вот и нечего ко мне приходить. А то Степан твой ещё прибежит сюда, неладное подумает. Как выкручиваться будешь? Кто я теперь тебе? Правильно, совсем чужой человек, так, землячок, — Василий слушал свои слова и сам удивлялся, как это у него выходит так ловко общаться с бывшей женой. Словно какой профессор, такую тираду выдвинул. В этот момент Вася понял, что его душа и спокойствие снова вернулись к нему, и никто на него больше не посягает, и он снова принадлежит самому себе, а не Марине, из-за ухода которой пил. И не свойственное ему доселе хладнокровие и уверенность руководили теперь им.

— Вася, а может, назад к тебе вернуться? — неуверенно предложила бывшая.

— Нет, живи со Степаном, и точка, — Василий открыл дверь, подталкивая Маринку к выходу.

Он сел на крыльцо, закуривая. На небе появилась бледная луна. Мужчина стал с нетерпением ждать появления лунянки. Женщина вышла из луча бледной и необыкновенно тонкой.

— Что с тобой? — он протянул к ней руки.

— Месяц на убыль, мне тяжело быть на Земле.

Вася прикоснулся к Селене и, прижав крепко к себе, почувствовал обжигающий холод, словно кусочек льда приложили к груди.

— Я тебя люблю, ты мне нужна!

— Это невозможно, — произнесла луноликая женщина, грустно улыбнувшись. Селена понимала, что Луна не позволит ей, лунной женщине, остаться на Земле.

— У тебя есть муж?

— Да, меня ждёт Цукико.

— А как же я?

— У тебя всё хорошо!

— Но я хочу, чтобы ты была моей!

— Нет, — женщина замотала в ответ головой. — Я не могу остаться с тобой.

— Забери меня, я согласен жить с тобой хоть на Луне.

Он положил её на кровать и осторожно лёг рядом, поглаживая по волосам, груди и талии. Взошла луна и осветила комнату. Мужчина стал торопливо целовать лунную женщину, но та, растворившись, исчезла, оставив на подушке едва заметную полоску лунного света.

«Мы тайнобрачные цветы, никто не знал, как мы любили. И аромат любовно-лунной пыли вдохнули вместе я и ты», — Василий удивился, откуда эти строчки взялись в голове. Но потом подумал, что это была последняя встреча с Селеной. С луноликой, женщиной, которая вернула ему душу, уверенность и самого себя.

— Я прилечу к тебе, — откуда-то с неба произнесла еле слышным шёпотом лунная женщина, читая его мысли.