И всё в шоколаде

Елена Терехова

Убивает ли старинное семейное проклятье или это всё же дело рук человеческих? Какие тайны скрывает дневник скромной деревенской женщины Марины? В этой запутанной истории из сибирской глубинки предстоит разобраться Галине Шуваловой и её коллегам. Книга содержит нецензурную брань.

Глава шестая. Мыскин

Постепенно жизнь у Людмилы и Бориса налаживалась, дети подрастали, они уже не требовали слишком пристального к себе внимания. Приступы депрессии почти полностью прекратились, как, впрочем, и супружеская жизнь. Людмила абсолютно перестала интересоваться запросами мужа в постели, а он ничего не требовал и даже не намекал. Жили себе и жили.

Близняшки уже ходили в школу и их успехи радовали родителей. Леночка и вовсе не доставляла никаких забот. Наташа и Лена обожали возиться по хозяйству, а вот Маришка была хитрее лисицы — как только захочется ей избежать домашней канители, начинает доставать сестер издевками да придирками, девчонки со злости прогонят ее прочь, а она и рада, убежит на улицу к подружкам и гуляй — не хочу! Людмила видела, что младшая дочка растет с хитрецой, но считала, что иначе в наше время нельзя. «Лиса, чисто сестра моя, Раиса, все ужимки и повадки взяла!»

Время было не самое легкое, родственники поддерживали Людмилу чем и как могли. Жена брата, Надежда, в трудную минуту от всей души помогла их семье, и Людмила была ей за эту поддержку искренне признательна, со временем они стали хорошими подругами. Дочки считали Надежду едва ли не второй матерью, просто боготворили ее и во всем безоговорочно слушались. Сейчас они общались только в письмах и по телефону — семья Тимошенко жила и работала в Средней Азии. Надежда в письмах описывала красоту молодого города золотодобытчиков, в котором они устроились, бескрайние просторы пустыни с ее песками, бурями и долгожданными дождями. Людмила, читая письма невестки, вспоминала свою поездку в Ташкент и надеялась при возможности навестить родственников.

Особо побаловать детей в те годы было нечем, разве что путевкой в пионерский лагерь во время летних каникул, да еженедельными походами в кино и парк аттракционов, которые современному подростку покажутся древнее динозавра. Но подрастающее поколение того времени довольствовалось малым, а однажды в жизни девчонок произошло событие, которое они, пожалуй запомнили на всю жизнь. В одно лето семья Кондрашовых в полном составе поехала на море.

Для любого человека поездка к морю — это целая жизнь, а что можно сказать о девочках из маленького сибирского городка, которые толком лета-то никогда не видели — дожди здесь нормальное положение вещей. Как только путевка из стола председателя профкома перекочевала в руки Бориса, дома началась невообразимая суета. Столько радостных визгов одновременно дано услышать не каждому. Отец был безудержно счастлив, что сумел доставить радость своим любимицам. Даже Людмила ожила, к ней вернулся прежний румянец и блеск в глазах, она снова стала такой, какой ее привыкли видеть — живой и настоящей. Уже только мысль о поездке внесла столько перемен в их дом, что же будет дальше? Каждый из них ждал от этого путешествия только чуда.

Кондрашовы ехали в отдельном купе и девочки чувствовали себя принцессами из сказки. Они обедали в ресторане, сидя за столом с белоснежной крахмальной скатертью. Полы вагонов были застелены ковровыми дорожками, на столиках в купе лежали кружевные салфетки и стояли живые цветы в маленьких стеклянных вазочках. А еще был какой-то особый запах. Так пахнет только в вагонах поездов дальнего следования — чем-то таким тонким и незабываемым. Этот запах настраивает пассажира на приятное путешествие и действует успокаивающе и расслабляющее. Вообще поезд с его равномерным постукиванием колес и поскрипыванием сцепки — это целый мир релаксации. Дальние поездки — отдельная история, для кого-то романтическая, для кого-то детективная, а для кого-то феерично-сказочная, такая, как для сестер Кондрашовых, впервые выбравшихся из своего городка и мчащихся по паутине рельс в мир пушистых пальм, шуршащих волн и белоснежных пароходов.

Девчонки даже спали плохо, так хотелось им все запомнить, запечатлеть в своей памяти. Они дотемна глазели в окно, следили за пробегавшими мимо столбами, деревьями, домами. Поезд проезжал по мостам через реки, эти реки впадали в то самое море, которое они так мечтали увидеть.

Наконец утром раздался голос мамы:

— Народ, подъем! Мы приехали!

Сна как не бывало. Еще не до конца открывшиеся глаза жадно смотрят в окно и пытаются уже у вокзала разглядеть море. Им кажется, что море должно быть здесь везде, вот спускаешься со ступенек вагона и ты у моря. Выходишь из здания вокзала, и тебя окатывает пенная волна. Садишься в автобус и его несет течением к неведомым берегам…

Реальность оказалась еще более прекрасной, чем фантазия. Воздух просто пьянил. Пляж искрился в лучах солнца. Оказалось, что блики исходят от мелких отшлифованных ракушек, в изобилии раскиданных по берегу. Девчонки собирали их в карманы и пакетики и фантазировали, какие подарки и сувениры они сделают из этих ракушек для своих друзей и знакомых, как спустя много лет, они будут слушать шум прибоя в раковине, приложенной к уху. Именно в эти дни Марина начала вести свой первый дневник. У нее не хватало слов, чтобы передать свои впечатления от увиденного и услышанного; одиннадцатилетняя девчушка широко открытыми глазами смотрела на окружающий пейзаж, вдыхала пропитанный йодом воздух и, словно музыку, слушала крики чаек, пролетавших над волной.

«Жаль, что я не умею рисовать, я бы нарисовала сто картин, по десять штук на каждый день отпуска. Я даже не знаю, как называются цвета, в которые окрашивается небо на закате, не могу описать словами, как изменилось море при шторме, — писала она в толстой тетрадке, скрепленной пружинкой, — только что оно было изумрудное, а через минуту стало серебристо серым. Пена шипит, как в шампанском в новый год, когда выбрасывается на песок. Жаль, что отпуск всего десять дней. Это так мало! Я скоро вырасту и обязательно сюда вернусь. Может быть, мне повезет, и я куплю себе домик на побережье, а может быть, я смогу приезжать сюда в отпуск, каждый год. Сначала сама, а потом со своими детьми. А еще однажды я приеду к морю со всей своей семьей, я привезу сюда всех, кого люблю — маму, папу, сестренок, а еще тетю Надю и дядю Володю, и даже вредного Сережку. Мы будем все вместе веселиться и отдыхать».

Десять дней пролетели, словно десять минут. Девчонки старались ложиться спать как можно позже, чтобы продлить сказочные мгновения. Жаль, что волшебные сказки тоже заканчиваются. Вновь были уложены чемоданы, только теперь к вещам добавились собранные на берегу ракушки и раковины, разноцветные камешки, засушенные веточки пальм, фотографии и еще множество разных, милых сердцу мелочей, которые будут согревать детскую душу морозной сибирской зимой.

Вновь впереди дорога — купе, вагон-ресторан, ковровые дорожки и крахмальные салфетки под вазочками с цветами. Паутина рельс переплетается, тянется далеко-далеко за горизонт, мелькают столбы, деревья, дома. Дорога такая же, как и несколько дней назад, с той лишь разницей, что поезд, проезжая по мосту, движется против течения реки. Все дальше и дальше от моря.

Девчонки немного присмирели у окна, видно было, что они уже скучают по этим местам, скучают по оставшейся где-то там, за окном поезда, волшебной сказке. Эйфория еще осталась, но она не могла сравниться с той, которая царила в их душах по дороге к морю.

Родной город встретил путешественников привычным для этих мест дождем. Вот уже разобраны чемоданы, принят с дороги душ и все расселись за большим круглым столом, застеленным красивой вышитой скатертью. Фотографии горкой вытряхнуты из сумки, остановившиеся в стоп-кадре чудесные мгновения.

— Смотрите, Леночка, — Людмила показала фотографию, — ты здесь совсем невеста. Даже не верится, что тебе всего шестнадцать.

— Мамуль, не надо, — ярко краснеет героиня рассказа.

— Ой, а это я, — верещала довольная Наташка, — смотрите, это я на дерево залезла! Мариш, а вот мы все, смотри! — суета, веселая перепалка сестер и воспоминания, воспоминания… Людмила и Борис смотрели на своих дочек и тихо радовались за них. Они такие дружные! Это так пригодится им в жизни. Хорошо, что они есть друг у друга, ведь никто и никогда не сможет поддержать тебя в горе и в радости, как близкий человек, как твоя родная сестра, практически твоя частица.

Вечер в семейном кругу плавно перешел в ночь. Переполненные впечатлениями девчонки уснули моментально. Людмила постояла в дверях их комнаты, перекрестила и прошептала: «Храни, Господи!». Дверь тихо закрылась за ней, легкий сквознячок перевернул страничку дневника: «Я так люблю свою семью. Когда я вырасту, у меня тоже будет муж, похожий на папу, такой же добрый и заботливый. А я буду, как мама, внимательная к детям и красивая. Все мужчины будут смотреть на меня и говорить моему мужу, как и папе — у тебя жена просто персик. Почему-то папе это не нравится, а по-моему, это очень мило звучит… персик… Мы всегда будем вместе».

На следующий день, пока девочки ходили по гостям к подругам, Борис собрал вещи и ушел из дома.

Лена, вернувшаяся домой раньше сестер, застала мать в полнейшем ступоре. Людмила ничего не могла ответить на вопросы дочери, только смотрела в одну точку остекленевшим взглядом и сжимала в руках кухонное полотенце. Дочь испугалась не на шутку. Неужели их мамочке снова придется лечиться у того доктора? И где отец? Что произошло? Может, он помчался вызывать «скорую»?

— Мама, мамочка, что с тобой? — Лена легонько потрясла мать за плечи, — посмотри на меня. Что случилось? Дорогая моя, не молчи! Где папа? Вы что, поссорились? — Людмила продолжала молчать.

Лена выскочила в подъезд и постучала в дверь к соседке:

— Тетя Катя, мама, кажется, заболела, — девочка смотрела огромными испуганными глазами, лицо ее побледнело от переживания. — Зайдите к нам, пожалуйста, а я девчонок поищу и папу.

— Конечно-конечно, — засуетилась Катерина, — только, Леночка, ты это… отца не ищи… не надо.

— Почему? — Лена вдруг страшно испугалась, — с ним что-то случилось? Вы что-то знаете?

— Ну что ты такое говоришь! Конечно же нет. Просто… ну в общем, он с вами больше не живет. Я слышала, как он уходил и Люда вслед ему проклятья кричала.

— Да вы что такое говорите! — Лена была просто вне себя от возмущения, — мы только из отпуска приехали, так отдохнули замечательно… Да вы просто сплетница! — Возмущению ее не было предела, Лена резко отвернулась от соседки, которую всегда ценила и уважала, и бросилась вон.

— Лена, Леночка! — неслось вслед, но девочка не останавливалась. Ее душили подступившие слезы и злость. Злость на себя, на родителей, которые все никак не могли утихомирить свои страсти и на соседей, которые все видели, все слышали, все знали и с плохо скрытыми насмешками жалели ее и сестер. Через год она заканчивает школу и все. Ее жизнь изменится. Она поедет учиться, начнет работать и проблемы семьи уже будут далеки от нее. Пусть близняшки теперь побеспокоятся. А с нее хватит! За свои шестнадцать лет она столько нервов потратила, глядя на семейную жизнь своих родителей, что давно очутилась бы в дурдоме, если бы не умела держать себя в руках.

Обежав соседние дворы, Лена, наконец, нашла близняшек, мирно сидевших на скамейке в окружении друзей. Лена постояла несколько минут, собираясь с силами, затем подошла к толпе малышни, поздоровалась и спокойно, но твердо произнесла:

— Девочки, вам сейчас надо быть дома.

— Но мы только разыгрались, — заскулила Марина, однако, Наталья, более внимательно присмотревшаяся к старшей сестре, молча пихнула Марину в бок локтем:

— Пошли, — сказала она и встала со скамейки. Ничего не понимавшая Марина потопала вслед за сестрами в свой двор.

Дома девочки застали соседку тетю Катю, которая сидела рядом с мамой на диване. Пахло каким-то лекарством и сигаретным дымом. Людмила немного пришла в себя, смотрела вокруг осмысленно и даже понемногу начала разговаривать с окружающими.

— Девочки, я пойду, — тетя Катя поднялась, — а вы побудьте сейчас с мамой, поддержите ее, для нее это очень важно. Я накапала ей валерьянки, пока хватит, много ее пить нежелательно, да сигаретку она попросила, я принесла.

— Сигаретку? — удивилась Марина, — но мама же не курит.

— Пусть сегодня, сегодня ей можно. Пойду я.

— Спасибо вам, тетя Катя, — Лена посмотрела в глаза женщине, — и еще… извините меня…

— Ну что ты, что ты, девочка, — тетя Катя погладила ее по голове, — все хорошо. Я же все понимаю.

— Катя, — вдруг заговорила Людмила, — если можешь, останься сегодня со мной. Знаю, что нытье слушать никто не хочет, но мне сейчас очень это нужно. Давай посидим по-бабьи, поговорим. У меня «чебурашка» есть.

— Я через полчасика зайду, обещаю, — Катя вышла в подъезд.

Людмила посмотрела на подошедших к ней дочерей.

— Все вопросы потом, — строго произнесла она, — сейчас я скажу вам только одно — с сегодняшнего дня мы с вами остались одни, без папы. Я требую от вас, слышите, требую, чтобы вы ни под каким предлогом не общались с ним. Его нет, он умер. Понятно? — девчонки хмуро молчали. — Если узнаю, что вы нарушаете мой запрет — прокляну, так же, как прокляла его. А теперь ужинать и спать.

— Мама, еще только шесть часов, — попыталась возразить Наташка. Лицо Людмилы покрылось красными пятнами, глаза засверкали.

— Я непонятно выразилась? — рявкнула она. Девчонки гуськом потянулись в свою комнату. Сначала они сидели очень тихо, боясь потревожить мать малейшим шорохом, но, спустя несколько минут, осмелели и решились обсудить сложившиеся обстоятельства.

— Как же мы теперь будем жить, без папы? — начала нелегкий разговор Марина. Ей было тяжелее всего, она тянулась к отцу, как цветок тянется к солнышку. Каждое отцовское слово, каждый его жест и взгляд были для девочки символом его любви к ним, и вот его нет рядом.

— Он нас разлюбил? Наверно, он ушел, потому что мы не слушались его, — Наташка захлюпала носом. — Папа всегда говорил, что мы для него все, что ему ничего больше не надо, а теперь взял и ушел. А где он теперь будет жить? — вопросов было больше, чем ответов. Девочки понимали, что мать не станет обсуждать это с ними — Людмила не прощала нанесенных ей обид и рубила концы окончательно и бесповоротно.

Лена сидела у окна и смотрела на улицу. Самое время для прогулок и отдыха — родители вернулись с работы и проводили время со своими детьми. Ей было тяжело наблюдать за чужим семейным счастьем. А ведь еще несколько дней назад они были так близки и счастливы все вместе! Все рухнуло, как будто над их домом пронесся ураган. «Папочка, зачем ты так?»

Из кухни раздавался звон посуды и шум льющейся воды: соседка Катя сдержала свое слово и вернулась посидеть с Людмилой. Они решили накрыть себе скромненькую «поляну» и посидеть, посплетничать о мужиках за рюмочкой-другой. Суета на кухне, готовка и мытье посуды немного отвлекли Людмилу от черных мыслей, она даже пару раз позволила себе мимолетную улыбку, а позже, уже сидя за накрытым столом, после парочки «употребленных» стопок, она разоткровенничалась с соседкой:

— Знаешь, Катюша, я боюсь остаться одна, точнее, я знаю, что одна не останусь, но вот для девчонок я уже такого отца никогда не найду, — она с грустью посмотрела в окно. — Он нанес мне удар в спину, я даже физически ощутила эту боль, где-то там, между лопатками… Да, я никогда не была монахиней, мужиков любила, и они мной не брезговали, но я никогда не думала, что Борька (ни дна ему, ни покрышки!) найдет мне замену…

— Да с чего ты взяла, что у него кто-то есть? — пыталась спорить Катя.

— Есть, иначе он никогда не ушел бы из семьи, — Людмила махнула рукой, приглашая подругу налить еще по одной. — Он мог бросить меня, но никогда не оставил бы девчонок без веской причины, а это только баба. Узнаю, кто эта сука — все космы ей повыдергаю! — еще одна рюмка отправилась в рот. — Я ей этой твари… — Людмила с силой сжала кулаки и ударила по столу, — все, хватит. Будь он проклят, гад! Ненавижу! Чтоб он сдох под чужим забором, сволочь неблагодарная! — снова жест в сторону бутылки. — Давай выпьем за нас, Катюха, за молодых-красивых и за этих козлов рогатых! — первую бутылку они «приговорили» всего за несколько минут и тут же достали вторую. В этот раз дело пошло уже немного помедленнее. Людмила практически не пила спиртное, но сегодня она понимала, что просто обязана напиться, причем буквально «в дрова», иначе просто сойдет с ума.

Вскоре девочки услышали сквозь двери, как женские голоса затянули любимую «разлучную» — «Виновата ли я, виновата ли я, виновата ли я, что люблю?»… Значит, мама успокоилась и теперь можно выйти из комнаты и посидеть в гостиной у телевизора. Вечерняя программа обещала быть интересной, да и за мамой надо присмотреть краем глаза.

Пьяные бабы на кухне уже не плакались на неудавшуюся жизнь, они расслабились и разговоры перешли на концертную деятельность. Разговаривали о любимых певцах и актерах, спорили о просмотренных фильмах и пели разудалые песни. В какую-то секунду Людмила оперлась щекой о свою руку и моментально вырубилась с громким храпом прямо за столом.

— Девочки, бегом сюда, — позвала Катя, — помогите перетащить ее на диван, пусть поспит. Завтра на работу, ну да я с мастером переговорю, прикроем ее на денек, а там, как бог даст, — сама Катя была раскрасневшаяся и растрепанная, язык ее заплетался. — Я старалась почаще в раковину водку выливать, а то сейчас валялась бы рядом, — смеялась она, держа Людмилу за талию и толкая ее вперед. Девочки быстренько застелили постель и уложили мать, не раздевая. Рядом поставили «дежурный» тазик (как говорится «на всякий случай») и литровую кружку с водой.

— Я пойду, — Катя осмотрелась кругом, — все вроде в порядке. Или вам помочь и убраться на кухне?

— Не надо, теть Кать, — замахала руками Лена, — не мучайтесь, идите спать, мы сами все сделаем и уберем. Спасибо вам за все.

— Да ладно, — Катя шмыгнула носом, — хорошие вы детки. Храни вас Бог!

Девчонки мыли на кухне посуду и наводили порядок.

— Значит так, — Лена решительно прервала затянувшееся молчание. — Завтра же я схожу к папе на работу и поговорю с ним.

— Мы с тобой, — близняшки уставились на старшую сестру огромными глазами.

— Нет, завтра я пойду туда одна, все узнаю, обо всем расспрошу, а потом мы посмотрим, как быть дальше, — Лена была непреклонна.

— Ладно, только ты нам потом все-все расскажи, — Наташка хотела еще что-то сказать, но ей вдруг стало очень тяжело и слезы против ее воли побежали по щекам.

— Так, молодежь, сейчас не время сопли распускать. Все завтра. Доживем-увидим, — Лена закрыла кран с водой и пошла в гостиную смотреть телевизор.

Ночь прошла под звучный храп, а утром, сославшись на дела, Лена направилась на работу к отцу. Девчонки остались с матерью, тяжело переживавшей похмелье. Людмила лежала пластом и испытывала жесточайшие муки. Однако, эти страдания не давали ей времени и сил ковыряться в ранах, нанесенных мужем и отодвинули их на задний план.

— Ох, Мариш, принеси, пожалуйста, мокрое полотенце, — раздавались стоны со стороны дивана. Только к двум часам дня Людмила смогла с грехом пополам встать с постели и доползти до кухни, чтоб хоть немного подкрепиться. К этому времени Лена уже ехала домой. Разговор с отцом был для нее тяжелым испытанием.

Она ждала его у проходной, он вышел, обнял ее и, словно ничего не произошло, спросил, как дела.

— Плохо, папа. Все плохо. Ты объясни нам, что произошло? Мы чем-то тебя обидели или мама провинилась?

— Дочка, ты взрослая уже, все понимаешь. Я ничего от тебя скрывать не буду, — Борис присел на бордюр газона и закурил. — Я давно собирался так поступить, просто сначала не мог решиться из-за вас, вы еще совсем маленькие были, потом вроде как-то все наладилось. А потом мы поехали на юг.

— И что? Ведь все было так здорово! Это были лучшие дни в нашей жизни.

— Это так, дочка. Я провел с вами самые лучшие дни. Последние дни. И именно там я понял, что больше не смогу быть с вашей матерью, ни одного дня больше, ни одной минуты. Это был предел. Не буду вдаваться в подробности, но именно там, у моря, я решил, что еще имею право жить. Жить так, как я хочу, не подстраиваясь под другого человека, не выискивая оправданий его поступкам. Ты пойми только одно и близняшкам объясни, что вас я по-прежнему люблю, вы самое большое счастье в моей жизни. Я буду рад вас видеть в любое время, но домой я больше не вернусь. Прости, дочка.

— Папа, ответь откровенно, — Лена пыталась сформулировать вопрос как-то помягче, но слов не нашла. — У тебя есть другая женщина?

— Теперь, да, — ответил он не сразу, не хотелось ранить дочь. Но уж лучше он расскажет ей все, чем донесут «добрые» люди.

— И давно?

— Мы познакомились полгода назад. Она приезжала сюда в командировку из Кузнецка. Сначала просто общались, созванивались, а перед нашим отпуском серьезно поговорили и решили, что я делаю выбор, все взвешиваю, обо всем думаю. Я подумал.

— И? — Лена ждала приговора.

— Я уезжаю к ней. Сегодня я написал заявление на расчет, две недели отрабатываю и уезжаю.

— А как же мы и мама?

— Прости, дочь, но мне абсолютно все равно, что будет с вашей матерью, а вы по-прежнему мои дети. Я никогда не брошу вас и не откажу вам в помощи. Как только устроюсь на новом месте, обязательно свяжусь с вами, и вы приедете ко мне в гости, — он выбросил окурок сигареты в урну и поднялся. — А сейчас извини, мне надо возвращаться на работу. Иди домой. Я вас очень люблю, — он обнял Лену за плечи, чмокнул в нос и ушел, оставляя за собой запах табака и солярки. Лена стояла столбом, не в силах сдвинуться с места. Ее руки стали ледяными, а лицо горело огнем.

«Он не вернется. Никогда больше не будет жить с нами. Он не вернется… Не вернется…»

Опустошенная, она побрела к автобусной остановке.

Дома девочка закрылась в ванной и дала волю слезам. Она плакала по отцу так, как будто хоронила его. Оплакивала свое счастливое детство, те радостные мгновения, которые навсегда останутся с ней, но уже никогда не повторятся. Через час она вышла совершенно спокойная, с сухими глазами и красным носом. Младшие сестренки внимательно следили за ней и по первому же жесту направились в свою комнату.

Лена не скрыла от сестер ни единого слова из разговора с отцом.

— Что ж, так случилось. Будем жить дальше. Нам теперь надо изо всех сил поддерживать маму, не давать ей грустить и огорчаться. Давайте поклянемся, что никогда не бросим ее, — и они дали эту клятву.

«Как хорошо, что папа решил уехать. Им не надо сейчас с мамой видеться, она будет только расстраиваться и плакать, или, не дай Бог, начнет еще пить, как некоторые тетки во дворе, которых мужья бросили. Вот бы и нам тоже уехать куда-нибудь подальше отсюда. Знаю, сейчас начнутся разговоры во дворе типа — „бедные дети, несчастная Люда, козел Борька“! Не хочу все это слышать! Мама говорила, что скоро приедет дядя Володя с тетей Надей. Хоть бы уж поскорее. Я так соскучилась! Дядя Володя нам обязательно поможет, он что-нибудь придумает и маме сразу станет легче. Он всегда нас выручает, — писала Маришка в своем дневнике. — Когда я выйду замуж, я никогда не позволю, чтобы мой муж ушел от наших детей. У меня будет самый красивый и умный муж на свете, он будет любить меня, и мы доживем до глубокой старости вместе. У меня будет самая крепкая и дружная семья. И мамочка будет жить с нами».