Моя вечная жизнь

Елена Логунова, 2010

Писательница Анна Ливанова уже слышала о подобных случаях: некто убивал молодых девушек во время любовных свиданий, выпивая из них молодость и превращая в дряхлых старух. Это случалось каждый год в один и тот же день весеннего равноденствия. Вампир искал своих жертв на молодежных фестивалях, и Анна, вычислив место следующего преступления, отправилась на карнавал в небольшой немецкий городок, расположенный на окраине Черного Леса – мистического края страшных сказок и легенд. Анна не сомневалась, что найдет и остановит убийцу, ведь она сама обладает необыкновенным даром…

4

Предстояла встреча с мужчиной, который был моим любовником на протяжении нескольких дней, а точнее говоря, ночей больше года назад. Он живет, в основном, в Польше, я в России, а познакомились мы во Франции, и вся эта богатая география не пошла на пользу нашей истории.

Разъехавшись, мы переписывались, созванивались и периодически воссоединялись в мечтах, но случая воплотить фантазии все не представлялось. Не могу сказать, что это меня очень удручало. Как говорится, нет незаменимых мужчин! Желающих меня порадовать я в достаточном количестве нахожу и на родине, так что светлый образ Павла в галерее портретов небезразличных представителей противоположного пола занял почетное место в запаснике.

И вот когда эмоции годичной давности изрядно потускнели и выцвели, мы вдруг встречаемся не в области фантазий, а на твердой почве альпийских гор!

Признаюсь, я нервничала.

У каждого из нас свои недостатки. Я, например, не из тех, кто бережно хранит в своей памяти дела (как и тела) давно минувших дней. На мой взгляд, в выражении «личная жизнь» главное слово — жизнь, а былые романы тем и отличаются, что их просто не существует больше.

По моим наблюдениям, зачастую люди лелеют давние воспоминания не потому, что те дарят им непреходящую радость, а с тайной целью избавиться от внутренней неудовлетворенности тем, как все вышло. Ведь уже завершившуюся историю можно беспрепятственно шлифовать и ретушировать, постепенно превращая в идеальную картинку! Навести лаковый глянец на прошлое достаточно просто, тогда как с реальностью этот трюк не проходит.

Я живу настоящим, связываю определенные надежды с будущим и стараюсь вовсе не трогать прошлое — не анализировать и не поэтизировать. «Только не оглядывайся!» — один из моих руководящих принципов, я ему следую неукоснительно.

Оглядываться на ходу опасно — можно сбиться с дороги или споткнуться и упасть. А остановиться, чтобы оглянуться, — значит отстать от времени и выпасть из жизни.

Дети смотрят только вперед — и растут. А взрослые с какого-то момента начинают все чаще оглядываться назад — и стареют. Я думаю, что старым человек становится тогда, когда прошлое оказывается для него более реальным, значимым, интересным и насыщенным, чем будущее.

Остановился, оглянулся, засмотрелся, умер. Именно эту очевидную связь буквально иллюстрирует библейская история злосчастной жены Лота! Поэтому я стараюсь поменьше думать о том, что уже прошло. Персоны или события, чье воздействие на мой сегодняшний день иссякло, перестают для меня существовать. Воспоминания о них я либо выбрасываю за борт, либо наглухо изолирую, подобно тому, как на подводной лодке при аварии закрывают нежизнеспособные отсеки, чтобы оставаться на плаву и продолжать движение. Мне совершенно ясно: если прошлое меня не отпускает, значит, это еще не прошлое.

То, что началось чуть больше года назад, закончится для меня не скоро. Может быть, даже никогда не закончится. Но первый круг в этой игре я уже прошла и поднялась на следующий уровень в принципиально ином качестве.

— Что ж, начинаем новый тур! — бодрячком отозвался на эти мои мысли внутренний голос.

Самолет благополучно сел, и я прошла по рукаву в здание аэровокзала одной из первых: настроение было боевое, терять время не хотелось.

Не было и желания продолжить путь в компании назойливо общительного соседа. Не обращая внимания на его окрики, я быстро проследовала к стоянке такси и села в первую же машину.

— В Лугано, пожалуйста!

Я ведь тоже приехала в Швейцарию, в частности, по банковским делам.

Лугано — не только модный курорт, это еще и третий по величине финансовый центр Швейцарии. Здешние жители шутят, что в Лугано на тридцать тысяч населения приходится триста банков. Их здания, соперничающие в роскоши и импозантности, во многом определяют архитектурный облик города. Если это и преувеличение, то незначительное. Думаю, если суммировать клиентские базы, то полученный протяженный список посрамит своей содержательностью перепись населения большой страны.

Налоговая политика и банковский режим Швейцарии, гарантированные многочисленными международными договорами, создают немало возможностей, привлекательных для иностранных клиентов. Вести бизнес, открывать новые счета, регистрировать компании и управлять ими — в Швейцарии делать все это в высшей степени комфортно. А в том, что тактичность швейцарских банков не уступает их надежности, я убедилась на личном опыте.

Прошлой весной, слегка робея и волнуясь, я впервые вошла в белокаменный портал Коммерческого Банка Лугано. После залитой весенним светом улицы прохладный кондиционированный зал показался мне похожим на королевскую усыпальницу — с массивными мраморными стойками вместо гробниц и неподвижными фигурами вышколенных служащих вместо статуй безутешных плакальщиц.

При моем появлении сразу несколько сотрудников перестали играть в «Замри!» и с ускорением двинулись мне навстречу, сияя приветливыми улыбками. Форменные костюмчики на этих парнишках и девчонках были на заказ сшиты из отличной шерсти, на лацканах блестели чистым золотом корпоративные значки.

— Какого черта ты здесь делаешь? — струхнул мой внутренний голос, смущенный несоответствием моей собственной экипировки заявленному высокому стандарту.

Костюмчик на мне был симпатичный, модный и тщательно подогнанный по фигуре, но недорогой, а в качестве ювелирных украшений наличествовали несолидные серебряные «висюльки».

Все сильнее смущаясь, я вспомнила, что поутру в спешке пренебрегла духами, и ужаснулась при мысли о том, что левый чулок, уже в дороге слегка протершийся на носке, мог предательски пустить некрасивую стрелку по всей ноге.

— Добрый день, мадам! Чем могу быть вам полезен? — в высшей степени тактично переформулировал грубый вопрос моего внутреннего голоса милый юноша, подоспевший ко мне первым.

Я бросила быстрый взгляд на свою левую ногу, позорной стрелки не увидела и с облегчением отказалась от первой мысли — попросить капельку канцелярского клея для чулка. Впрочем, даже со второй попытки сформулировать свое желание в точности мне было трудно. Я предполагала, что в этом конкретном банке есть нечто, с недавних пор принадлежащее лично мне, но не была в этом уверена. Поэтому на любезный вопрос служащего я односложно ответила:

— Вот!

И продемонстрировала ключик, который дотоле судорожно сжимала в кулаке.

Этого оказалось достаточно. По всей видимости, я могла быть немой, глухой, слепой, парализованной и одетой в лохмотья, но наличие ключика с вытесненными на нем названием банка и четырехзначным номером, оказывается, гарантировало мне королевский прием!

Первым делом меня заверили, что Коммерческий Банк Лугано в лице всех присутствующих рад и счастлив видеть меня в своих беломраморных стенах. Затем меня заботливо усадили в мягкое кресло и угостили чашечкой кофе с пирожным, к которому у меня, весьма взыскательной лакомки, возникла всего одна претензия: оно было слишком маленьким.

Наконец, меня деликатно спросили, желаю ли я пополнить либо просто проверить содержимое моей банковской ячейки прямо сейчас — или же после того, как отдохну с дороги и выпью бокал шампанского с мсье директором.

— Ага! Так, значит, все же ячейка есть! — неслышный миру, возликовал мой внутренний голос.

— Проверю, — коротко (просто горло перехватило от такой трогательной заботы) ответила я.

Тогда меня бережно провели в некое внутреннее, полное ватной тишины, помещение за толстенной сдвижной дверью и оставили тет-а-тет с ячейкой, номер которой соответствовал цифрам на моем ключе.

И ведь даже ни документов, ни секретного слова не спросили! Милейшие люди — эти швейцарские банкиры!

Что, вы думаете, можно поместить в ячейку шириной двадцать восемь сантиметров, глубиной тридцать пять и высотой двадцать три? Я гадала об этом почти целый месяц!

Пачки денег, векселя, драгоценные металлы и камни, ювелирные украшения? Правоустанавливающие документы на имущество, деловую документацию, акции Газпрома и АО «МММ»? Свернутую в трубку картину Пикассо, ночную вазу династии Минь, антикварный складной табурет? Инженерные чертежи вечного двигателя, сам двигатель в разобранном виде?

Жизнь показала, что предыдущий владелец ячейки либо не обладал моей фантазией, либо не искал разнообразия.

В ящике помещались три одинаковых деревянных шкатулки — одна со старинными золотыми монетами, другая с украшениями, а в третьей я нашла предметы, не имеющие большой материальной ценности: брошку с камеей, потемневший деревянный гребень, невесомую цепочку из белокурых волос, костяной веер и серебряный крестик на шелковом шнурке.

Все это были недорогие дамские безделушки. Зачем и почему их так бережно — в сейфе солидного швейцарского банка! — хранил мужчина? Ответ я видела только один: это были драгоценные мелочи, напоминавшие Даниэлю о женщинах, которые в разное время отдали ему свою любовь и жизнь.

Я долго рассматривала эти вещицы, прикасалась к ним и прислушивалась к себе, пытаясь ощутить какую-то связь с теми, кому они принадлежали раньше. Ничего не вышло: это не мои сокровища, ниточка оборвалась. Тогда я пополнила печальную коллекцию своей собственной реликвией — смешным и милым кожаным кошельком, подаренным мне Даниэлем вместе с банковским ключиком, и плотно закрыла шкатурку номер три. Хотелось думать, что в следующий раз я открою ее нескоро.

Содержимое двух других шкатулок не вызвало у меня священного трепета: деньги — это всего лишь деньги, даже если они имеют почтенный вид дублонов, луидоров и николаевских червонцев, а роскошные ювелирные украшения наиболее хороши под стеклом, на черном бархате музейной витрины.

Подумав, я положила в карман несколько разновеликих золотых кружочков и еще милостиво спасла от прозябания в темноте сейфого хранилища одно жемчужное колье. Просто потому, что жемчуг без солнечного света теряет блеск, стареет и умирает, о чем Даниэль как мужчина мог просто не знать… Ну, и еще потому, что это ожерелье и идеально подходящие к нему серьги невероятно облагородили мой скромный внешний вид. Сначала я убедилась в этом, рассмотрев свое отражение в зеркальце пудреницы, а потом увидев выражение лиц банковских девочек. В тот момент они явно гораздо лучше, чем я, представляли себе стоимость фамильных жемчугов князей Радзивиллов!

Задерживаться в банке для полной описи содержимого ячейки я не собиралась, но без ритуального бокала шампанского в кабинете наиглавнейшего тамошнего финансиста все же не обошлось. Тогда-то я и узнала, что швейцарские банкиры тактичны, но любопытны.

Явно надеясь услышать какое-то объяснение, мсье директор упомянул о том, как удивило его мое появление: оказывается, до сих пор к ячейке номер 2856 наведывались только мужчины. Последним приходил приятный молодой человек, а за несколько лет до него — не менее приятный пожилой господин. Более ранних визитов к две тысячи пятьдесят шестой ячейке мсье директор не застал, они в разное время пришлись на периоды службы его предшественников.

— К сожалению, мужская линия в нашем роду пресеклась, — с искренним сожалением ответила я. — И теперь я единственная представительница нашей фамилии.

— В таком юном возрасте остаться без мужской опеки — это весьма прискорбно! — посочувствовал мне мсье директор.

И тут же расцвел улыбкой:

— Но я уверен, такая прелестная мадемуазель не задержится с походом к алтарю!

— Разве что к жертвенному, — мрачно пробормотал мой внутренний голос.

Два брака убедили меня в том, что сохранять свободу современная женщина должна не менее ревностно, чем соблюдать личную гигиену, и всякие мысли о новом замужестве давила, как тараканов. А с прошлого года они и вовсе меня покинули… Мысли о замужестве, я имею в виду, потому что с тараканами в доме по-прежнему приходится регулярно бороться…

— Мы прибыли, мадам, — возвестил таксист, вернув меня из прошлого в настоящее.

Я выглянула в окошко и увидела справа от себя украшенное резным камнем здание Коммерческого Банка Лугано.

Надпись на тонированном стекле двери все так же сияла золотом, белый мрамор искрился, над крыльцом красиво развевался швейцарский флаг — для торжественной встречи не хватало только духового оркестра и цветов.

Я с приязнью вспомнила прошлогоднее пирожное и сглотнула слюну. Бог с ними, с фанфарами и букетами, но на десерт я рассчитывала, предусмотрительно предупредив дирекцию о своем визите.

Я расплатилась с водителем, отпустила такси и шагнула к дверям банка, и они с подкупающей готовностью разъехались передо мной.

Служащий, знакомый мне по прошлому визиту, бросился навстречу так, словно нетерпеливо ожидал нашей встречи весь год. Я благосклонно улыбнулась и позволила окружить меня традиционным гостеприимством. Пирожное показалось мне даже более вкусным, чем в прошлый раз — наверное, потому, что теперь я принимала и его, и другие знаки внимания без смущения.

На сей раз я не выглядела деревенской простушкой, но вовсе не потому, что была безупречно ухожена, причесана и одета — увы, нет. Шпильки для волос я растеряла еще на яхте, так что прическа у меня была незатейливая, в стиле хиппи, и вряд ли относительно недорогая бриллиантовая подвеска от Тиффани могла скомпенсировать помявшуюся в дороге футболку и джинсы от неизвестно кого. Просто теперь я была уверена в себе, а это ведь и есть наиглавнейшее условие, при котором можно претендовать на звание иконы стиля, будучи облаченной черт знает во что!

Люди внушаемы. Те, у кого еще не было возможности дать вам оценку на основании личного общения, для начала с готовностью принимают ту планку, которую ставите вы сами.

В юности я была катастрофически застенчива, и все мои внутренние барьеры сохранились, однако со временем я научилась летать выше них. Из-за этого иногда кто-нибудь (обычно обиженный мужчина) упрекает меня в высокомерии и заносчивости, но я предпочитаю другую формулировку: я просто знаю себе цену и никогда не опускаюсь до распродажи!

Шампанское в дирекции я на сей раз не пила, время дорого. Только проведала свою ячейку и взяла из шкатулки номер два пяток дублонов — знакомый антиквар в Лондоне обещал за них хорошие деньги.

Те монеты, которые я продала в прошлом году, позволили мне реализовать одну давнюю глупую мечту (это она висела теперь у меня на шее, нещадно слепя своими сверкающими гранями завидущие глаза банковским девочкам) и несколько более или менее серьезных проектов. Самый важный из них как раз вступил в решающую стадию, и я хотела иметь уверенность, что встречу час «икс» в полной финансовой боеготовности.

Очень довольная своей предусмотрительностью, я вышла из банка и тут же убедилась, что по части способности предвидеть сюжетные повороты моему человеческому разуму до высшего космического ого-го как далеко. Я-то сетовала, что мне не удалось еще в аэропорту избавиться от неудобных вечерних босоножек, а оказалось, что это и к лучшему!

Неустойчивый высокий каблук подвернулся на ступеньке, я вынужденно остановилась, посмотрела под ноги и только поэтому не наступила на котенка.

Он сидел на самой нижней из трех ступенек, маленький, взъерошенный, похожий на ватный комок, и был бы почти неразличим на фоне белого мрамора, если бы не его глаза — большие, круглые, как бирюзовые бусины.

Животное без хозяина — это само по себе нонсенс в цивилизованной стране, а тут еще такой прелестный!

— Кысенок! Ты откуда здесь взялся, такой славный головастик? — я присела и потянулась погладить очаровательное существо.

Зверек исподлобья поглядел на мою приближающуюся ладонь, прижал ушки и беззвучно открыл розовую треугольную пасть.

— Ну да, да, страшнее кошки зверя нет! — я совсем растрогалась и взяла храбрую кису на руки.

Он был почти невесомый, сплошной пух, и мои пальцы глубоко утонули в густой шерсти. Она была совершенно белой, но радужно заискрилась, едва я вышла из тени флага над крыльцом на ярко освещенную улицу. Я понюхала мягкую кошачью спинку и констатировала:

— Ты чистый, пахнешь шампунем! Значит, точно не бродячий. Тогда где же твой ошейник?

— Есть более важный вопрос — где его хозяин? — подсказал недовольный внутренний голос. Избегая даже мыслей о семейной жизни, я не планировала обзаводиться домочадцами, даже четвероногими. Хотя… Может, котенок — это именно то средство от одиночества, которое мне в моей новой сущности вполне подходит?

У Даниэля, я знала, в его последней жизни была собака, и он пошел на очередное превращение только после того, как она умерла. Кошки живут недолго, в среднем лет десять, а я не планирую обновляться так скоро, значит, мне не придется бросать четвероногого друга, он оставит меня раньше…

— Положим, это так. Но ведь необязательно усыновлять этого конкретного котенка? — раздосадованно молвил внутренний голос. — Сейчас он будет тебе мешать!

— Нисколько он мне не мешает! — возразила я вслух.

Весенний ветерок ерошил шерстку на кошачьей спинке. Неподвижный, как меховая оторочка на рукаве, котенок чинно сидел у меня на локте, не возился, не мяукал и вообще производил впечатление на редкость спокойного существа. Казалось, ему абсолютно все равно, потерялся он или нашелся.

— Ты как маленький Будда! — сказала я ему, оценив поразительное безразличие маленького зверька к поворотам судьбы.

И все-таки, откуда он взялся?

Я завертела головой, озираясь в поисках открытого окна или балкона, откуда этот невозмутимый комок пуха мог упасть на улицу, но увидела только распахнувшуюся дверь, из которой буквально вывалился полуодетый мужчина с лицом, измазанным пеной.

Приволакивая ноги в спадающих тапках и на ходу застегивая непослушную пуговицу на поясе застиранных джинсов, он бежал ко мне с криком:

— Максик! Максик!

По дороге крикун потерял висевшее у него на шее полотенце, но даже не остановился.

— Это ты, что ли, Максик? — спросила я котенка. — А это, видимо, твой хозяин?

Зверек ничего мне не сказал, зато предполагаемый хозяин, едва приблизившись, взволнованно зарокотал глубоким баритоном по-итальянски. Я поняла только два слова из длинной эмоциональной тирады: «грацие» и «синьора».

В этой части Швейцарии язык Данте, считай, второй государственный, на нем говорит большинство населения Лугано, но лично я итальянского не знаю, поэтому ответила по-французски:

— Пожалуйста! А, собственно, за что вы меня благодарите?

При этом рука моя дернулась, явно намереваясь спрятать зверушку за спину. Отдавать чудесное создание недобритому типу в потертых джинсах на голое тело мне совершенно не хотелось!

Я считаю, что воспитание детей и домашних животных нельзя доверять кому попало. Полуголый тип впечатления человека серьезного не производил — уж слишком фигуристый и мускулистый, как каменный атлант на крылечке банка.

Впрочем, французским он тоже владел.

— Я благодарю вас за спасение моего маленького друга! Гран мерси, мадам, если бы не вы — страшно представить, что могло бы случиться с малышом на улице!

— Не преувеличивайте, здесь не такое оживленное движение, — возразила я, поглядев на проезжую часть, по которой за последние две-три минуты не прокатился ни один автомобиль.

— Да много ли ему надо, такому маленькому? — мускулистый атлант неожиданно нежно подхватил котенка и пересадил его на свою рельефную грудь. — Да еще глухому!

— Бедняжка глухой? — я искренне огорчилась. — Как жаль!

— Абсолютно белые коты нередко бывают глухими, — авторитетно сообщил собеседник.

— Вижу, вы очень любите кошек.

— Я? Не сказал бы, — тот скривился. — Кошек обожает моя любимая девушка. Точнее, бывшая любимая! Сначала она притащила этого котенка и даже назвала его моим именем, а потом бросила нас обоих.

— Сочувствую, — я протянулась, чтобы погладить осиротевшего малыша, но вовремя спохватилась и отдернула руку.

Не приведи бог, брошенный парень подумает, что я хотела погладить его!

Образовалась неловкая пауза, и я заполнила ее мудрым рассуждением:

— Значит, вы тоже Макс?

— Максимилиан Торн, к вашим услугам! — он поклонился.

Надо признать, для недобритого и неодетого типа это был на редкость изящный поклон. Я засмеялась, и парень смутился:

— Ох, что же это я в таком виде… Простите!

Прикрывая голую грудь котенком (что по причине разительного несовпадения размеров получалось плохо), Максимилиан Торн попятился, перебежал на другую сторону улицы и уже с порога своего дома прокричал:

— Мы же еще встретимся, да? Я обязательно должен вас отблагодарить за Максика!

— Не стоит, — отмахнулась я.

Максимилиан Торн скрылся в подъезде, но очень скоро появился на увитом плющом балкончике, задрапированный не то в большое полотенце, не то в маленькую простыню:

— Могу я узнать ваше имя, мадам?

— Для того, чтобы регулярно поминать его в благодарственных молитвах? — мне стало весело. — Конечно. Меня зовут Анна!

— Мы еще увидимся, Анна! — атлант торжественно взмахнул крылом своей простынной тоги.

Я расхохоталась, прощально помахала комику ручкой и двинулась вдоль по улице.

Ушла я недалеко, потому что вскоре увидела весьма заманчивую витрину. Заходя в магазин, где за стеклом красовались манекены в прелестных плащиках из модной миланской коллекции, я оглянулась и с тайным удовлетворением убедилась, что благородный попечитель инвалидного кошачьего детеныша Максимилиан Торн по-прежнему смотрит мне вслед.