Маска, я вас знаю!

Елена Логунова, 2023

Писательница Елена и ее боевая подружка Ирка снова в деле! Выходя от Лены, Ирка случайно попала в подвал и заметила там труп, любовно упакованный в синий мешок для мусора. Но, вернувшись туда вместе, подруги ничего не обнаружили! А вскоре в доме, где живет Лена, произошло несколько странных событий: соседи одновременно получили компромат на свои вторые половинки. В одной семье это закончилось трагически: бизнесмен Золотухин умер во время ссоры. Причиной смерти стал яд, которым оказался начинен зуб несчастного! Неужели это такой изощренный способ покончить с собой? Что-то подсказывает сыщицам: не все так просто! Бывшая тележурналистка, ныне писательница Лена и ее неунывающая подружка Ирка – героини многих иронических детективов Елены Логуновой. В ее остросюжетном романе «Маска, я вас знаю!» они снова берутся за свое! Ведь дамы просто жить не могут без криминальных приключений. Смешные детективы Елены Логуновой – это увлекательные интриги, веселые приключения и блестящий авторский юмор. Ее героини легко и изящно распутывают хитроумные преступления, всегда оставаясь самыми обаятельными и привлекательными! Эксклюзивные материалы специально для электронной книги!

Глава первая

В дверь позвонили, когда я задумчиво созерцала желто-розовый картофельный клубень, решая, надо ли его поскоблить — или чего возиться, лучше незатейливо сварить картошку в мундире?

— Сейчас, сейчас! — покричала я, приняв чье-то неожиданное появление за ответ небес: в мундире, конечно.

Не чистить же картошку, принимая незваного гостя.

Я побросала клубни в кастрюлю с водой, поставила ее на огонь и прошлепала в прихожую. Голый кафельный пол приятно холодил босые ноги. Близился сентябрь, но август никак не сдавал позиций, день за днем стабильно выкатывая обычные для краснодарского лета +40.

— Уф-ф-ф! — Ирка ввалилась в прохладный сумрак кондиционированной квартиры с плотно задернутыми шторами, шумно отдуваясь и пыхтя. Подъем на третий этаж без лифта по нынешней жаре — серьезное испытание. — Я передумала, тащи мои старые лапти!

Она бухнулась на лавочку в прихожей и стянула, кривясь и морщась, новые босоножки, которые надела всего-то четверть часа назад. Перед этим подруга сходила на шопинг в расположенный неподалеку торговый центр и ко мне заявилась, чтобы похвастаться обновкой, переобуться и оставить на временное хранение прежние черевички.

— А я говорила тебе, в такую жару надевать новую обувь — самоубийство. — Я сходила на балкон, куда успела выставить оставленные подружкой разношенные сандалии, и вернула их переменчивой хозяйке.

— Водички дай, — попросила Ирка, обмахиваясь ладонью.

— Может, душ примешь? — предложила я, притащив ей ледяной минералки. — Потом полежишь немного и тогда уже поедешь, к вечеру попрохладнее станет.

— Нет, пойду. — Страдалица переобулась, сунула коробку с новыми босоножками под мышку и, отважно рванув на себя дверь, шагнула за порог. — Я же машину на платной парковке оставила, не дошла до нее, потому что ногу натерла, и не хочу за лишнее время платить. Все, адью! На этот раз я ушла.

— Пока. — Я закрыла за ней дверь и вернулась на кухню.

Картошка варилась. Я вытащила из холодильника пару крупных розовых помидоров, огурец, болгарский перец, зелень… что еще? А, луковицу почистить!

Я уже взялась за нож, когда кто-то снова потребовал его впустить, на этот раз не звонком, а могучим ударом. Дверь содрогнулась, когда кто-то врезался в нее, как стенобитное орудие!

За первым ударом последовал второй, и я не стала медлить. Не спросив «Кто там?» и даже не посмотрев в глазок, просто распахнула дверь и резво посторонилась.

Ирка вломилась в прихожую, как билась в дверь — боком, и сразу рухнула на скамью, выразительно помахав растопыренной пятерней перед открытым ртом. Я снова сбегала за холодной водичкой, дождалась, пока стакан опустеет, а подруга перестанет хрипеть, и спросила:

— Ты передумала? Холодный душ и сиеста?

— Да какая сиеста! Вечный сон! — обретя наконец дар речи, возбужденно заговорила Ирка. — Блин, и угораздило же меня… И зачем только я зашла в ваш подвал…

— Это ты зря, в самом деле, — встревожилась я, — недавно блох травили, там, наверное, до сих пор ужасно воняет ядовитой химией. И дохлые намекомые противно хрустят под подошвами.

— Дохлые намекомые? — саркастически повторила подруга. — Это явное преуменьшение. Идем, я покажу тебе… — Она с трудом поднялась и кособоко побрела на лестницу, маня меня за собой с видом, одновременно интригующим и зловещим. — Идем, идем… ты должна это видеть…

Спорить было бесполезно — с Ирки сталось бы вернуться и потащить меня силой, а это унизительно. Поэтому я вздохнула, сунула ноги в резиновые тапки для быстрых набегов к мусорному баку во дворе и поплелась за подругой. А на близких подступах к подвалу даже ускорилась, потому что из темного проема приятно тянуло прохладой.

Стало понятно, почему Ирку занесло в подвал: она туда на автопилоте зарулила — поддалась неконтролируемому желанию охладиться.

— Вот! — сказала подруга, пройдя по коридору с клетушками персональных кладовок метров десять. — Стоп… А где?

Она растерянно оглянулась на меня.

— Где — что? — благодушно уточнила я, наслаждаясь прохладой подземелья.

— Ну труп же, — нетерпеливо заозиралась подруга, и я подавилась воздухом.

— Какой труп?! — Я тоже заозиралась.

Ирка включила фонарик в смартфоне и поелозила голубым лучом по полу.

Трупов на нем было много.

Они лежали вповалку, скошенные ядохимикатами.

Ого, каким густонаселенным было наше общедомовое помещение! Мильон блох на квадратный метр. Левшу бы сюда, вот бы он разгулялся.

— Что значит — какой труп? — повторила подруга с необоснованной претензией. — Такой! Синий!

— Ты чего это придумываешь? — Я покрутила пальцем у виска. — У нас дом образцового содержания! Кто бы дал здесь какому-то трупу залежаться до посинения? Блох — и тех завтра Герасим выметет.

Герасим — это наш дворник. Ужасно разговорчивый, за работой со всеми вокруг беседует: с прохожими-мимохожими, кошками, птичками, даже с собственной метлой. За что и прозван — в насмешку, конечно же, — именем своего немого коллеги из «Муму». Собачки у нашего Герасима, кстати, нет.

— Я неправильно выразилась. Синим был не сам труп, а мешок, в котором он помещался.

— Какой еще синий мешок?

Единственный синий мешок, припоминающийся мне, был из бархата и с серебряной вышивкой. С ним Дед Мороз к нам в детский сад на утренники приходил. Ох, давно это было…

— Большой, пластиковый. — Иркины фантазии оказались крайне далеки от новогодних. — Вернее, из непрозрачного полиэтилена.

— Ага! — Я подумала, что поймала ее на противоречии. — Если он был непрозрачный, как ты рассмотрела, что в нем труп?

— Так лицо изнутри отчетливо выпирало, туго обтянутое синей пленкой! — Подруга передернулась. — Жуть просто: глаза выпученные, нос, как клюв, и рот открытый, будто яма!

— Но ты же видишь, ничего такого тут нет. — Я повела рукой со смартфоном, тоже работающим в режиме осветительного прибора.

В коридоре было пусто, только у двери кладовки восемнадцатой квартиры, как обычно, громоздилась куча неопознаваемого хлама.

Там у нас живет одинокий пенсионер Артемов, в доме его называют Плюшкиным. Кладовку свою он забил так, что туда блоха не пролезет, и теперь норовит складировать свое сомнительное добро под дверью. Управдом Маринка из-за этого с ним регулярно ругается, пугает штрафом за нарушение пожарной безопасности. Плюшкин пугаться не спешит.

— Хочешь сказать, это мне голову напекло, что такая жуть примерещилась? — Ирка приложила ладонь ко лбу. — Да уж, действительно надо панамку носить… Хотя — нет, не может такого быть, ясно видела — это никакая не галлюцинация!

— Пойдем. — Я потянула ее к выходу из подвала. — Поговорим в комфортной обстановке.

Мы поднялись в квартиру и устроились на кухне.

Картошка уже сварилась, салат я могла настрогать за минуту, буженина стыла в холодильнике, но от обеда деморализованная подружка решительно отказалась, заявив, что сейчас кусок в горло не полезет. Я налила ей холодного компота и тоном доброго психоаналитика предложила «поговорить об этом».

— Итак, ты думаешь, что видела в нашем подвале мешок с трупом, — вкрадчиво начала я мягким бархатным голосом. — Но, когда мы обе спустились туда, его там не было. Куда же он, по-твоему, делся?

— Либо спрятан за дверь одной из кладовок, либо вынесен из подвала, — ответила Ирка без задержки.

Видно, сама уже об этом подумала.

— Спрятан или вынесен — всего за пять минут твоего отсутствия? Положим, да, затащить мешок в кладовку — минутное дело. А вот вынести…

Я посмотрела в окно. За ним был августовский полдень — практически мертвый час, когда все живое плашмя лежит в тени или под вентиляторами. Часов до шести, когда жара начнет спадать, жизнь в городе за пределами кондиционированных оазисов — квартир, офисов и дорогих иномарок — будет вялотекущей.

Можно ли средь бела дня в тихом старом центре вынести из подвала труп в мешке? Если речь о жарком летнем дне в Краснодаре, то мой ответ — да запросто!

Хоть десять мешков! Никто и не заметит. Все сами, как трупы, лежат под вентиляторами и сплитами.

— Зайдем с другой стороны, — предложила я. — Если труп с мешком вынесли из подвала, то куда именно? Не на помойку же?

— А кто его знает, надо бы заглянуть в ваши мусорные баки. — Подружка вскочила и перебежала из кухни в гостиную, окна которой выходят во двор. Остановившись у подоконника, она вытянула из своей сумки бинокль — у нее всегда имеются с собой такие полезные вещицы — и присмотрелась к площадке с контейнерами.

Те были пустыми и чистыми. Коммунальщики молодцы — в летнюю жару вывозят мусор дважды в день, так что он не успевает скапливаться.

— Еще вариант: мешок погрузили в машину и вывезли, — предложила другую версию подруга. — У вас же тут броуновское движение, то и дело кто-то заезжает-выезжает, и свои, и чужие.

В ее голосе отчетливо прозвучало недовольство.

Наш дом стоит рядом с историческим парком, у которого автостоянка небольшая и платная, поэтому желающие погулять по старинному городскому саду то и дело заруливают в наш двор в поисках парковки. Из-за этого самой Ирке поутру не нашлось места под моими окнами.

— Так или иначе, тот синий мешок если и был, то уже сплыл, — подытожила я. — Предлагаю забыть его, как страшный сон.

— Видимо, придется, — неохотно согласилась Ирка и засобиралась уходить.

Остаток дня и вечер у меня прошли спокойно, безмятежно. Ночью я тоже мирно спала, но в пять утра — небо едва посветлело — за окнами, алчно распахнутыми навстречу ночной прохладе, зашаркала метла и забубнил дворник.

В предрассветной тиши, нарушаемой только голосами птичек, ворчливый голос во дворе звучал отчетливо, как в театральном зале с хорошей акустикой.

— Вот люди, а? Удивительные существа, — доверительно делился Герасим с кем-то — должно быть, с совами. — Загадили двор мишурой и сухими еловыми иглами — летом! До августа, стало быть, елку свою держали, чего ж до Нового года не дотянули, всего-то четыре месяца осталось!

Прикрывшись шторой, поскольку жаркой ночью была в наряде голой королевы, я высунулась в окно, с высоты третьего этажа оглядела двор и действительно увидела обрывки серебристых нитей новогоднего «дождика». Герасим сметал их и разноцветные кружочки конфетти в аккуратную кучку.

Уличный кот — вот кто был собеседником дворника! — внимательно наблюдал за его действиями с крыльца, явно намереваясь в финале процесса рухнуть сверху на заманчиво шевелящуюся и блестящую мишуру.

Представив, как разорется по этому поводу Герасим, я поспешила закрыть окна и включить кондиционер.

Под его негромкое монотонное гудение уснуть не получилось. Я лежала и вяло мыслила на заданную дворником философскую тему: «Вот люди, а?»

В самом деле, с кем я живу рядом? Ёлку они в августе разбирают, трупы в мешки запихивают…

Неожиданно блестящая догадка вспыхнула в мозгу, как бенгальский огонь.

Я снова вылезла из постели, завернулась в простыню и, утопав на кухню, чтобы не помешать спокойно спящим мужу и сыну, позвонила Ирке.

— Ты с ума сошла? Шестой час! — душераздирающе зевнула она мне в ухо.

— Совсем наоборот, — бодро ответила я ей несколько невпопад. — Спешу обрадовать: ты не сошла с ума! Вчера у нас кто-то выбросил новогоднюю ёлку и прочие атрибуты зимнего праздника, дворник сейчас сметает мишуру и конфетти. И я догадалась: то лицо в мешке — вовсе не труп!

— А что же? — В голосе подруги смешались надежда и скепсис.

— Маска! — торжествующе ответила я. — Карнавальная маска! Ее запихнули в мешок с другими новогодними прибамбасами, а потом все вместе выбросили! Но, должно быть, не в нашем дворе, а в соседнем, в те контейнеры мы с тобой не заглядывали. А ночью поднялся ветер, легкую мишуру разнесло по окрестностям…

— Да какая маска?! — перебила меня Ирка. — Я что, по-твоему, карнавальных масок не видела? У меня каждый год то пара зайчиков, то сразу два Дарта Вейдера! — Она вспомнила новогоднюю экипировку своих близнецов. — Но это же было что-то жуткое!

— Не сомневаюсь, — согласилась я. — А ты посмотри в Интернете, как выглядит, к примеру, дико популярная у подростков карнавальная маска «Крик».

— Минутку.

Подружка отключилась и почти сразу же перезвонила мне.

Она недолго искала — маска «Крик» и впрямь ужасно популярна, поисковик по запросу мгновенно кучу картинок выдает.

— А ты права, дорогая! — Теперь в голосе звучало облегчение, смешанное с весельем. — Это очень похоже на то, что я видела! — Ирка засмеялась. — Фух, отлегло… Но если выяснится, кто этот затейник, избавляющийся от новогоднего хлама в августе, шепни мне его имя, пожалуйста. Я проведу с ним воспитательную работу.

— За Герасимом очередь занимай, — пошутила я в ответ.

Очень довольные найденным объяснением и друг другом, мы с подружкой распрощались.

Герасим уже навел порядок во дворе и пошел подметать аллею перед домом, с той стороны его бубнеж до меня не доносился, и я прекрасно поспала еще час-другой.

На работу-то мне ходить не нужно! Хо-хо! Я свободный писатель и вольнонаемный журналист, тружусь из любой точки мира в комфортном для себя режиме.

Кто понимает толк в реальных карьерных достижениях — оценит.

В восемь утра заверещала неизменно энергичная малышня в соседнем дворе — там место выгула ближайшего детского сада. У мелюзги началась утренняя зарядка, из-за чего у моего семейства случилась вынужденная побудка.

— На каких-то там утят быть похожими хотят, быть похожими хотят не все, не все, — с печальным смирением пробубнил в такт задорной мелодии Колян и попытался спрятать голову под подушкой.

И правда — не как утенок, а страус, я бы сказала.

В комнате у нашего условно мелкого что-то грохнуло — не иначе, товарищ сын сноровисто убрал постельные принадлежности в ящик для белья, и почти сразу в коридоре послышался бодрый юношеский голос:

— Доброе утро, котики мои! А что у нас на завтрак?

— Можно, я буду не котиком? — из-под подушки безнадежно поинтересовался супруг. — А еще немного останусь медведиком в спячке?

— Понедельник, — напомнила я, — пора становиться лошадкой и впрягаться в работу, — и вылезла из постели, чтобы заняться завтраком.

Зеленый салат, мягкий сыр, вяленое мясо, вареное яйцо, кефир, кофе — мужу. Овсянка с медом, йогурт, бутерброд с сыром, яйцо и чай — сыну. Творог со сметаной и малиной — мне.

Хорошо, что у нас нет домашних животных, так утомительно готовить каждому свой персональный завтрак!

Ирка позвонила, когда я мыла посуду после завершившейся трапезы и размышляла, можно ли как-то унифицировать питание всех членов семьи и при этом не вызвать локальный народный бунт.

— Ты помнишь, что в десять у нас встреча в «Булках с маком»? — спросила Ирка, деловито почавкивая. Видно, тоже торопилась закрыть тему завтрака. — Клиент имеет привычку опаздывать, но лучше на это не рассчитывать. Ты как, успеваешь?

Моя лучшая подруга — бизнесвумен и поэтесса. Кошмарное сочетание.

Пишет она так себе, а на поэзию нынче спрос невелик, так что серьезные издательства произведения Ирэны Макс упорно не берут. Узок круг ее читателей, страшно далека она от народа, чем весьма тяготится, но, в отличие от других непризнанных авторов, не ноет беспомощно, а делает все возможное для того, чтобы изменить ситуацию.

Выход подруга нашла простой: она собирает таких же графо… ой, извините — непризнанных гениев, и они вскладчину выпускают сборник своих бессмертных стихов за собственный счет. А я в этих проектах выступаю литературным редактором, причем бесплатно, по долгу дружбы и из чистого гуманизма. Просто потому, что было бы слишком жестоко выдавать на публику шедевры Ирэны Макс и Компании в первозданном виде. Это же настоящее оружие массового поражения умеющих читать.

В «Булках с маком» мы должны были встретиться с какой-то дамой-чиновницей, вдохновенно кропающей любовные вирши. Ирка возлагала на нее большие надежды: чиновница с легкостью могла в одиночку оплатить все расходы на печать, но страшилась дебютировать с сольным проектом, предпочитая командное выступление. Нужно было убедить ее денег дать побольше, а места в сборнике занять поменьше. Я уже имела сомнительное счастье ознакомиться с творчеством пишущей дамы и понимала: ее поэзию можно без вреда для здоровья принимать только в гомеопатических дозах.

Пообещав подруге, что успею в «Булки» к назначенному времени, я поспешила привести себя в порядок и собраться к выходу. В итоге к назначенному сроку я успела, дама, как ожидалось, опоздала, а Ирка явилась даже с некоторым опережением графика и успела заказать нам с ней кофе.

Мы как раз раздумывали, не съесть ли по пирожному, когда на свободный стул за нашим столиком рухнуло как подкошенное тело в белом.

Но не чиновница, которую мы ждали, а наш общий знакомый Роман Оберман, больше известный в профессиональных кругах как Рома Обормот.

Он фотограф, раньше работал в СМИ, а потом, когда коронавирус спровоцировал тотальное сокращение штата в газетах и интернет-изданиях, нашел себя в неожиданном месте — в правоохранительных органах. Там тоже всегда нужны фотографы, только снимают они обычно не живую натуру, а мертвую.

— Боже, боже, что за жизнь пошла! — душераздирающе вздохнул Обормот и прикрыл лицо ладонью, в щелочку разведенных пальцев внимательно наблюдая за нашей реакцией.

— Здравствуй, Рома, что случилось? — повелась на представление Ирка.

Она обожает мелодрамы.

— То есть что еще, кроме ста пакетов санкций, инфляции и падения всего подряд на финансовых рынках? — невозмутимо поинтересовалась я и глотнула кофе.

Рома через амбразуру растопыренной ладони стрельнул в меня недовольным взглядом и с готовностью развернулся к более благодарному слушателю — Ирке.

— У нас в городе завелся маньяк, — объявил он, открыв лицо, чтобы иметь возможность выразительно гримасничать.

— Сексуальный? — оживилась подруга, отставив стакан.

— Нет! Просто серийный убийца. — Обормот помотал головой и с нарочитым сомнением взглянул на Ирку. — Ты уверена, что хочешь это знать?

— Конечно! — ответила та, заметно заинтригованная. И, поймав мой укоризненный взгляд, поспешила оправдаться: — Не из пустого любопытства, разумеется, а просто потому, что кто предупрежден — тот вооружен. Какой маньяк, что делает, как заявил о себе?

— Решительно, — ответил Обормот и зачем-то посмотрел на наручный хронометр. — За сутки — две жертвы. Сначала женщина, потом мужчина. То есть нашли сначала ее, потом его, а уж в какой последовательности он их… того… как у нас говорят, покажет экспертиза.

Меньше всего прекрасным летним утром за чашкой вкусного кофе мне хотелось говорить о серийном убийце, который кого-то… того.

Но я не успела придумать, как бы изящно и непринужденно сменить тему, а Ирка охотно включилась в предложенный разговор. Ей обязательно нужно было знать:

— И как он их… того?

— Ужасно! — подавшись к ней, доверительно шепнул Обормот. — Во всяком случае, результат смотрится просто жутко, режиссеры голливудских страшилок курят в сторонке. Он задушил их!

Прозвучало не слишком пугающе. После анонса я ожидала чего-то действительно кошмарного и притом оригинального. А «задушил» — это мы еще на первом курсе филфака проходили: трагедия Шекспира «Отелло», пятый акт, вторая сцена. Хотя в итоге бедняжка Дездемона не от удушения умерла, а от удара кинжалом…

— Задушил — и что? — Ирке тоже этого показалось мало.

— А ты видела, как выглядит человек, задохнувшийся в натянутом на голову пакете? — Обормот обиделся, что их обоих не оценили: его как рассказчика и душителя как маньяка. — А я тебе покажу!

Что-то мне подсказывало: полицейский фотограф не вправе демонстрировать штатской публике свои работы, сделанные на месте преступления, но разве остановишь амбициозного автора, жаждущего признания?

Обормот шваркнул на столик смартфон, потыкал в него пальцем, полистал картинки и зафиксировался на нужной:

— Вот!

Ирка смотрела так долго, что я заволновалась. А когда подруга подняла на меня хмурый взгляд, почти струхнула.

Выражение лица у Ирки было пугающее. Не настолько, чтобы режиссеры голливудских ужастиков массово побежали на перекур, но всё же…

— Что? — коротко спросила я и вытянула шею.

Обормот услужливо развернул ко мне смартфон, чтобы снимок был не вверх ногами.

Хотя ноги на фото не попали.

Выразительный кадр представлял собой крупный план лица.

Бледного, закостеневшего, с выпученными глазами, носом-клювом и провалом широко открытого рта.

— Маска «Крик», говоришь? — съязвила Ирка и постучала пальцем по экрану смартфона. — Однако невеселый карнавал получается!

— Может, это не он, — пробормотала я, прекрасно понимая, на что намекает подружка. — Или не она… Рома, кто это вообще?

— Вообще — труп, — довольным голосом насытившегося эмоционального вампира ответил фотограф и убрал в карман смартфон. — А частности не подлежат разглашению. Вы же понимаете, тайна следствия и все такое прочее. Ладно, дамы, мне пора! Наша служба и опасна, и трудна…

Вскочив со стула, воспрянувший духом Обормот бодро протопал к выходу.

— Убила бы, — проводив его взглядом, беспомощно сказала Ирка. — Вот где теперь информацию искать?

— Можно в криминальной хронике, — я принялась загибать пальцы, — или в полицейских сводках, у меня есть приятельница в пресс-службе ГУВД, или… — Я посмотрела на подругу с намеком.

— Чур, ты звонишь! — быстро сказала она, угадав мою мысль.

— Почему я? Это ты видела тот мешок!

— А ты живешь в том доме, где я видела тот мешок, значит, тебя это ситуация особенно близко касается!

— Логично, — признала я, обдумав этот довод, и потянулась за мобильным. — Значит, так и скажу ему…

— Здравствуйте, здравствуйте, рада вас видеть, прошу прощения за опоздание, дела, дела… — На стул, который своевременно освободил Обормот, опустилась дама в костюме цвета молочного поросенка.

Укороченные брючки ей были тесноваты, а пиджак и вовсе трещал по швам, угрожая произвести контрольный выстрел пуговицей, поэтому я осмотрительно сдвинулась с линии огня. Пусть эту опасность грудью встретит Ирка, для нее это будет не смертельно.

С таким бюстом, как у моей подруги, в горячих точках можно спокойно пренебрегать бронежилетом. Увы, не могу похвастаться тем же.

— Здравствуйте, здравствуйте, дорогая Анна Игнатьевна, — заворковала Ирка. — Ну конечно, мы понимаем, как вы заняты…

И в атмосфере взаимопонимания мы перешли к обсуждению планов относительно нового поэтического сборника.

А к прозаической теме трупов в упаковке и без таковой вернулись минут через сорок, уже распрощавшись с дорогой Анной Игнатьевной.

Позвонив полковнику Лазарчуку, я рассказала ему о подозрительном мешке, увиденном Иркой в нашем подвале, и закончила риторическим вопросом:

— И как, по-твоему, я теперь смогу спокойно спать, зная, что в нашем доме кого-то убили?!

Я выплеснула в трубку точно выверенную порцию негодования и вопросительно посмотрела на Ирку. Убедительно прозвучало, нет?

Подруга беззвучно поаплодировала, одобряя.

— Почему обязательно в вашем доме? — устало отбивался от меня полковник Лазарчук. — Убить могли и в другом, а в ваш просто принесли труп. И потом унесли…

— Вот успокоил! Я же теперь буду с подозрением присматриваться ко всем сумкам и рюкзакам своих соседей!

— Ну, в сумку целый труп не поместится…

— Тем более!

— Так, давай-ка с самого начала и по пунктам. — Полковник в трубке собрался. — На данный момент нет никаких оснований считать, что в том вашем мешке было мертвое тело. Карнавальная маска — это гораздо больше похоже на правду. Тех жертв серийного убийцы, о которых вам кто-то разболтал, кстати, найду это трепло — уволю на… навсегда.

— Не отвлекайся, — попросила я. — Тех жертв серийного убийцы — что дальше?

— Их нашли не в твоем районе, а на другом конце города — в пруду у НИИ рисоводства.

— Они утонули?

— Смеешься? Там курица не утонет, воды всего по колено, но камыши по берегам знатные, вот там тела и нашли. Голые, босые, естественно, без всяких личных вещей. И…

Тут полковник спохватился, что выдает мне слишком много закрытой информации, и замолчал, а после короткой паузы резко свернул разговор:

— И не суйтесь в это дело, пожалуйста, вас оно никак не касается.

Я не успела возразить — он положил трубку.

— «Вас это никак не касается!» — передразнила Лазарчука недовольная Ирка.

Она прекрасно слышала весь разговор, потому что я включила громкую связь.

Конечно, с учетом деликатной темы беседу мы вели уже не в кафе, где полно посетителей, а на уединенной лавочке в парке. Солнце — сияющий серебряный гвоздь в небосводе — стояло в зените, слегка дрожала на аллее кружевная тень ветвистых деревьев, приятный ветерок шевелил траву и листья, пышно цвели розы, мелодично щебетали птички — прекрасное место и время, чтобы поговорить о серийных убийствах.

— Как нас, ответственных граждан, не безразличных к судьбам Родины, может не волновать столь вопиющий факт?! — спросила подруга богатый розовый куст и потянулась, чтобы его понюхать. — М-м-м-м… Это Isaac Pereire — одна из самых ароматных роз, ты знаешь, что из ее лепестков с запахом малины даже варят варенье?

Я не поленилась встать, подойти к кусту и понюхать бордовый цветок.

— И правда пахнет малиной… Но не нагнетай, судьбы Родины тут ни при чем. — Я вернулась на лавку. — Я правду сказала, меня беспокоит тот факт, что кто-то из жильцов моего дома может быть замешан в истории с убийством. Мне не хотелось бы терзаться подозрениями…

— Поэтому лучше все выяснить, — легко согласилась Ирка. Она не скучный полицейский полковник Лазарчук, ее не нужно уговаривать. — Ну, так с чего начнем?