Попробуй меня вернуть. Бывшие

Елена Левашова

— Что тебе нужно? — хватаю дочку из коляски и прижимаю к груди. Алиса начинает громко рыдать. — Помнится, раньше ты бегала за мной. Добивалась внимания разными способами, даже незаконными. А сейчас что? Неужели, не рада? Артем лениво улыбается и подходит ближе. Испепеляет меня взглядом, но на дочку не смотрит. Оно и к лучшему… Не позволю к ней приближаться, любого убью за мою кроху. — Я пришел познакомиться с дочерью, Виолетта. — У тебя нет дочери. Ты отправил меня на аборт, помнишь? — Я хочу общаться с дочерью. Однако, тебе на наших встречах быть не обязательно. А теперь извини, Барби — у меня дела. Невеста ждет. У меня скоро свадьба, я не говорил? Полтора года он не вспоминал обо мне… Жил насыщенной и яркой жизнью, полной красивых женщин и роскоши. А теперь вернулся…

Глава 1.

Артём.

Выдыхаю сизый дым, наслаждаясь умиротворяющей картинкой: черные лебеди скользят по зеркальной поверхности пруда, покачиваются камыши, разбавляя тишину тихим шорохом, а закатные лучи проникают сквозь кружево редкой, молодой листвы…

Пахнет шашлыком, тиной и приближающимся летом. Все-таки хорошее место выбрала Крис для банкета.

Еще одна затяжка и… вернусь в этот бедлам. Еще немного, всего минутку здесь постою. Подумаю о… Я уже давно ни о чем не думаю… Плыву по течению, довольствуясь тем, что имею.

— Пу-упсик! — звонко кричит Кристина в распахнутую дверь между залом и просторной, деревянной террасой, выходящей к пруду. Меховое манто сползает с ее хрупкого плечика, локоны рассыпаются по плечам.

Господи, на людях-то зачем? Ненавижу это гадкое прозвище. Ума не приложу, что надоумил ее так меня называть?

— Крис, я сейчас приду. Вернись к гостям, простудишься.

Она послушно кивает. Дверь за стеной клацает, отрезая меня от мира роскоши и веселья. Возвращает тишину. В нее вплетаются чьи-то голоса неподалеку, металлический лязг инструментов, стариковский кашель, а потом:

— Давайте я, Аркадий Тимофеевич. Вам бы домой… Совсем расклеились. Я закончу, не волнуйтесь.

Сминаю окурок в кулаке, не веря ушам. Наверное, мне кажется? Не может такого быть, не она это… Не она.

Жмурюсь, прогоняя наваждение… Это все дым — сизый, искажающий яркую картинку, делающий ее похожей на блеклое пятно. Не может Барби выглядеть ТАК… Скромно, даже убого… В груди такое… Блядь… Я невольно поднимаю ладонь и касаюсь грудины, словно пытаясь вырвать острый шип. Больно так, словно туда олово залили. Или гвоздем поковырялись.

Старик кашляет, прикрывая рот ладонью, подхватывает ведро и ковыляет к выходу из розария.

Подхожу ближе, цепляясь за призрачную надежду на ошибку. Конечно, ведь не может Виолетта быть здесь! Она за границей — проматывает миллионы и живет на полную катушку. Сейчас я извинюсь, выдохну с облегчением и вернусь к гостям и невесте.

Барби старательно собирает сухие листья в большие, черные пакеты, когда я подхожу ближе.

— Привет, — протягиваю, нацепив на рожу непринужденную улыбку.

— Ну, привет, — равнодушно бросает она, поднимая на меня взгляд.

— Что ты здесь делаешь? Или ты… Купила этот клуб? Так я и знал. Молодец, решила быть поближе к народу и…

— Сурков, ты все сказал? Отвали. Не мешай работать.

Странная она… Раньше проходу мне не давала, бегала за мной, как полоумная… А теперь… даже макияжа нет. Длинные, волнистые, рыжие волосы заплетены в тугую косу. На ней простые джинсы и серая, шерстяная водолазка, обута в калоши, облепленные грязью.

— Виолетта, с тобой все нормально? Просто я…

— Отойди от газона. Туфли испачкаешь. Сейчас в них небо видно, и лучи отражаются, как от зеркала. Вернешься в зал грязный, зачем тебе это?

— Почему ты здесь? Я был уверен, что ты свалила в Европу, пока ветер был без камней.

— А тебя это, правда, интересует? — поднимается, вскидывая подбородок.

Гладкий, как персик… И щеки розовые, как спелое яблоко. Сине-голубые глаза в обрамлении длиннющих, темных ресниц. Кажется, без косметики ей лучше… Хотя… Мне-то какое дело? Что я к ней прилип? Все давно в прошлом — она, я, мы…

— Ну, да…

Она молчит. Смотрит так, словно собирается всадить в меня грабли. Смотрит она, а болит у меня… И гаденькое предчувствие ворочается в груди как змея.

— Виолочка, мы пришли! — слышится неподалеку женский голос.

— Черт, — шепчет Барби. — Почему сейчас, а не минутой позже?

Ошалело наблюдаю, как по дорожке идет рыжеволосая женщина и катит перед собой коляску.

— Барби, что здесь, блядь, происходит?

— Отвали, Сурков! Уйди уже отсюда! — рычит она, прикрывая грудь.

На ткани выступают темные пятна. Стремительно расползаются, а потом на землю начинают падать капли… Не понимаю, это молоко что ли?

— Уйди, — сипит Виолетта, бросаясь к коляске.

Стою как парализованный, не сводя с них глаз… Ее мать или родственница понуро опускает голову, роется в облезлом пакете и подает Виоле салфетку. Та что-то бурчит в ответ, цепляется в ручки коляски и остервенело тащит ее в сторону, подальше от меня.

— Виола, погоди. Барби, я…

— Ах, Барби, — выдыхает она, резко остановившись. — Нет ее больше, Сурков. Твоими стараниями — нет… И не делай вид, что не знал.

— Я ничего не знал. Не знаю… Погоди, там ребенок? — нагло лезу вперед и оттягиваю одеяло.

В коляске спит темноволосая девочка… Сопит, посасывая пустышку. Шапка сбилась набок, в кулачке зажата рукоятка игрушки… Перед глазами словно рябь расползается. Прямо как та, с озера…

— Моя? — хриплю, не отрывая взгляда.

— Моя, — сухо отвечает она. — И только моя. Отвали, Артем. Или я вызову полицию. Лучше послушай меня и…

Двери распахиваются, являя взору Крис.

— Пупсик, у тебя все нормально?

— Да, я уже иду!

— Иди к своей резиновой Зине, пупсик. А от меня отвали.

Виола отталкивает меня, хватает коляску и устремляется к противоположной стороне сада, к выходу.