Крест Шарлотты

Елена Дорош, 2022

Звонок сестры нарушил привычный ход жизни Лиги Белкиной. Инта живет в Латвии, от нее ушел муж, и она просит сестру приехать. Лига надеется, что ее отсутствие будет недолгим, но в Межотне с ней начинают происходить странные и пугающие вещи. По Межотненскому дворцу, в который пришлось устроиться на работу, бродит привидение почтенной старой дамы, сестру попытались отравить, да и ее саму чуть не убили. Люди, живущие в поселке, то ли что-то скрывают, то ли вообще не те, за кого себя выдают. Тут еще неожиданные чувства нахлынули, и вовсе не к оставленному в Питере мужу… Елена Дорош пишет для тех, кто не впадает в уныние, не боится испытаний и ждет от жизни только хорошее. Ее книги – не просто детективы. Они не только о любви. Каждая открывает увлекательную, порой малоизвестную сторону человеческого бытия.

За поворотом

Она проснулась почти сразу, как легла. Так, во всяком случае, ей показалось. В голове стоял перезвон. Откуда колокола?

Колокольный перезвон доносился из сотового. Мишка!

— Белка, ты чего, сурок бесхвостый, не отвечаешь? Я обзвонился весь! Вообще от рук отбилась, тетеря пучеглазая?

— Почему пучеглазая? — удивилась Лига.

— А ты в зеркало посмотри и поймешь!

Мишка довольно хихикнул. Он любил, когда люди реагировали на его зоологические обзывалки. Расспрашивали, любопытствовали.

Лига с трудом села на кровати и решила, что смотреться в зеркало не будет ни за что.

— Ну и чего ты мне не звонишь? Не спрашиваешь, как у меня дела?

— Я звонила, а ты меня отфутболил, — вяло возмутилась Лига.

— Ну… я тогда был не в форме…

— Ты что, новую девицу завел? — догадалась она.

— Тьфу, тьфу, тьфу! Типун тебе на язык! У меня на них идиосинкразия!

— Надолго? — ехидно поинтересовалась подружка.

— Как пойдет! Но пока ни-ни! Я просто говорить не мог. У меня в квартире менты этих горилл отмороженных повязали. Не мог же я при них!

— Каких горилл?

Господи, что происходит? Неужели Мишка вляпался во что-то еще?

— Да этих! Которые меня в подворотне отделали! Не врубаешься, что ли?

— А как они у тебя в квартире оказались? Ты что, их сам впустил?

— Рехнулась? Они дверь выломали, прикинь! Догадались, орангутанги нечесаные, что я дома отсиживаюсь, сначала тарабанили, звонили, а потом рассвирепели и как бабахнут!

— Боже! А ты?

— Я в туалете сидел! — чуть ли не с гордостью объявил Мишка. — Меня там заперли, чтобы не мешал. Они дверь вышибли, в комнату полезли, а там их уже дожидаются! Трах тибидох! Бац! Бац! И эти койоты паршивые раскололись! Кто нанимал, зачем и тэдэ, и тэпэ!

— А тебя из туалета выпустить не забыли? — невинно поинтересовалась Лига.

— Белка, ты что, змея очковая, издеваешься над близким другом?

Мишкин голос трагически дрогнул. Лига усмехнулась. Артист больших и малых академических театров! Ну как такого не любить?

— Мишка, я скучаю по тебе.

— Я тоже, трясогузка ты белобокая.

— Белобокая вроде сорока?

— А ты хочешь, чтобы я тебя сорокой назвал?

— Не хочу, Миш. Я домой хочу.

— Не терпится вернуться к дорогой Тонечке под бочок?

На этот раз она не стала огрызаться.

— Представляешь, не могу до него дозвониться.

— Почему? Деньги на телефоне кончились?

— Просто он недоступен. Телефон выключен.

— Ой, только не придумывай, что он утонул в ванне! Ему это не грозит! Тонечки не тонут! Они всегда сверху плавают!

— Да я ничего и не придумываю. Он просто не хочет со мной говорить, и все!

— Обиделся, что ли! Ах ты горе какое! Да и хрен с ним, вальдшнепом облезлым!

Голос Мишки зазвенел от ярости:

— А ты небось уже вся извелась от чувства вины? Конечно, вместо того чтобы тетешкаться с мальчиком Антошей, помчалась спасать сестру! На целый месяц бросила одного! Зайку бросила хозяйка!

— Мишка!

— Что?!

— Хватит разоряться. Я все понимаю. Обещаю, что сама звонить ему не буду.

— Ха! Ха! Ха!

— Не веришь? Клянусь… чем хочешь! Позвонит — отвечу, конечно!

— Через три дня! Обещай! Через три дня и то как бы нехотя!

— Так круто у меня не получится, наверное.

— А ты попробуй! Когда-то надо начинать! Обещай мне!

— Ну хорошо. Я постараюсь.

— Смотри. Я записал на диктофон. Если обманешь, подам в суд. Товарищеский.

Тут Лига спохватилась, что так и не узнала конец истории с бывшей женой. Мишка с удовольствием рассказал, что Звягинцев сдержал слово. Его ребята все сделали без шума и пыли. Отморозков приструнили, а бывшую жену напугали так, что она быстренько собралась и отправилась к маме в Тюменскую область.

— Я твоему полковнику через Мальцева передал большую человеческую благодарность. Не знаешь, он виски пьет?

— Не знаю, но не уверена, что это уместно.

— Всегда уместно. Я ж с ним пить не собираюсь, я просто подарю настоящий шотландский виски. Что скажешь?

— Это без меня, ладно, Миш?

— А ты чем в латышской деревне, собственно, заниматься собираешься?

Лига открыла рот, чтобы ответить, и тут с ужасом вспомнила, что сегодня у нее первый рабочий день в отеле Межотненского дворца. Она скосила глаза на будильник, который догадалась вчера поставить поближе, на стул. Ничего себе, уже семь! Выходит, она почти десять часов спьяну проспала?

— Мишка, все, не могу больше говорить! — завопила она в трубку.

— Диарея, что ли, настигла? — испугался лучший друг.

— Да! Я позвоню! Пока!

Она бросила телефон на кровать и помчалась приводить себя в порядок, если это, конечно, возможно после вчерашних возлияний. Душ в старом доме работал сутки через трое, но сегодня ей повезло. Торопливо просушивая волосы перед зеркалом, она вспомнила, как студенты искусствоведческого факультета к юбилею университета придумали забавный проект: изобразить всех преподавателей и особенно ректорат в образе известных исторических персон. Долго думали, кто на кого похож, искали портреты знаменитых людей. Потом наряжали препода в подходящую одежду, сажали в позу человека на картине и фотографировали.

Получилось весело и неожиданно интересно. Оказалось, что декан истфака поразительно похож на Столыпина, каким его изобразил Репин, заведующая отделом кадров безумно напоминает графиню Самойлову на портрете кисти Брюллова, а помощница ректора Верочка хороша сильнее, чем кружевница на картине Тропинина. Даже слесарь Вениамин, отсутствовавший в списке и случайно встретившийся авторам проекта в коридоре, идеально вписался в портрет великого русского писателя Федора Михайловича Достоевского, написанный рукой Перова. Правда, сам Вениамин остался недоволен. «Какого-то неказистого мне подобрали! — возмутился он. — Я на Льва Толстого больше похож!»

До Лиги они добрались в последнюю очередь. Наверное, ее невзрачное лицо никакую знаменитость не напоминало. Только одна девочка долго разглядывала ее, а потом зазвала в мастерскую, где они организовали съемку, долго что-то делала с волосами, во что-то такое наряжала, пудрила лицо, потом посадила перед камерой и куда-то убежала. Лига осталась сидеть, не смея пошевелиться. Девочки не было довольно долго, а затем в мастерскую ввалилась целая толпа и замерла на пороге.

— Ну? — спросила девочка.

— Струйская… — выдохнула толпа.

Потом, когда Лига увидела фотографии, она и сама поразилась сходству. Как это может быть? Прекрасная Александра Струйская с портрета Рокотова и неприметная серенькая мышка Лига Белкина оказались похожи как две капли воды. Инта, и та была изумлена, когда увидела фото.

— Ничего себе! Вы с ней как близнецы, а мы с тобой будто вообще из разных пометов! Бывает же такое! А меня можно в кого-нибудь нарядить? Кажется, я очень похожа на Клеопатру.

Лига вспомнила, с какой завистью целых два семестра смотрели на нее все молодые преподавательницы универа. Да что преподавательницы! Стильные студентки с ее факультета, и те поглядывали с удивлением: неужели Лига Павловна на самом деле может быть такой? Нежной, загадочной, притягательной.

Она досушила волосы и еще раз посмотрела на себя в зеркало. А может, им всем тогда не показалось, она и в самом деле такая? Темные глаза посмотрели в глубь себя. Как узнать, какая она на самом деле?

Впрочем, некогда раздумывать. Ее уже ждут на новой работе.

Андрис Вайс просмотрел вчерашние записи с видеокамер. Так всегда начинался его рабочий день. Ничего подозрительного обнаружено не было. Это хорошо. Вот только дядя Петерис, который приходил проверять вытяжки, камины и печи, в этот раз ушел не в десять, как обычно, а почти в полночь. Андрис позвонил ночному дежурному. Тот признался, что старик пришел уже немного поддатый, ну и заснул после работы в каморке, где хранил свои инструменты. Хватились его не сразу, растолкали и выпроводили. Вот и все происшествие.

Заступая на дежурство, Андрис всегда обходил помещения дворца, несколько раз — само здание, те несколько построек, которые относились к дворцовому комплексу, и даже парк. Другие ребята предпочитали целый день пялиться в камеры и, как ни старался начальник заставить охранников почаще проводить «визуальный осмотр местности», выходили из дежурки редко. Лишь перед приходом командира или сдачей смены пробегали разок, да и то не везде.

Шагая по распускающемуся, волшебно благоухающему парку и внимательно осматривая территорию, Андрис в сотый раз удивлялся, что на свете есть люди, абсолютно невосприимчивые к красоте. Не равнодушные, нет, а именно невосприимчивые. Они видят и даже понимают ее ценность, но она их не цепляет. Ну да, дворцы, парки, картины — это красиво, ну и что? Так же они относятся и к женщинам. Красивая? Не то слово! С такой не стыдно хоть куда выйти! А дальше? Молиться на нее, что ли?

Он вспомнил свою мать в последние месяцы перед смертью. Рак выел ей все внутренности и сделал почти бестелесной. Напичканная обезболивающими, она лежала на кровати и смотрела перед собой, ждала смерти и думала только о ней. Ни о чем другом она думать просто не могла. Андрис сидел возле ее постели сутки напролет. Боялся, что стоит ему отлучиться и она уйдет навсегда. Он сидел и смотрел на ее неподвижное лицо, нежную, еще совсем молодую кожу, мягкие бледные губы, запавшие глаза с прозрачными веками, и мать казалась ему такой же прекрасной, какой он видел ее всегда. Он не замечал следов увядания и признаков приближающейся смерти. Он видел только красоту и очень боялся ее потерять.

Красота природы тоже не всегда очевидна. Поздней промозглой осенью все вокруг, кажется, только тоску нагоняет. Но и в этом есть своя, не всем видимая красота. А уж весной… Простая прогулка по парку, даже по служебной надобности — словно напиться чистой воды. Красота в чистом виде, и каждый день разная. Разве можно променять ее на душную дежурку?

Он завернул за угол и, уже подходя к главному зданию, заметил двух девушек. Они о чем-то разговаривали, стоя на дорожке, ведущей к круглому сооружению, похожему на основание для фонтана, устроенному перед фасадом дворца. Поговорив, они поцеловались и разошлись в разные стороны. В одной из них, той, что пошла к служебному входу, Вайс узнал вчерашнюю посетительницу. Как она представилась? Лига, сестра Инты? Значит, вторая, по-видимому, и есть Инта. Сестры, а совсем не похожи. Та, что Инта, вся такая крепкая, сбитая и, сразу видно, очень уверена в себе. Вон как шагает! Такой все нипочем! А та, что Лига, совсем другая. Ножки — прутики, ручки — веточки. И глаза! Еще вчера он заметил, что глаза у нее, как у оленя. Маленького печального оленя.

Он проводил глазами ту, что уходила прочь, и убедившись, что она покинула территорию комплекса, пошел следом за той, что зашла внутрь. Его предупредили, что в отеле появился новый администратор. Так это она и есть? Вчера он принял ее за подростка, а она, оказывается, преподаватель. Несколькими языками владеет. Надо же!

Ему очень хотелось на нее посмотреть, но вместо этого он прошел на свое рабочее место, проверил все камеры, заполнил отчетные формы и лишь потом глянул на тот квадратик экрана, в котором была видна стойка администратора. Новенькая была на месте. Вот записала что-то в журнале, вот подняла трубку телефона и с кем-то поговорила, улыбаясь, вот зачем-то пересчитала ключи от номеров, а потом вышла из-за стойки и пошла по коридору. Он вспомнил, как она отскочила от него, когда он предложил показать дворец, и сразу умчалась прочь. Смешная.

Оторвать взгляд от ее спины ему удалось с трудом. Он заставил себя переключиться и стал думать о том, достаточно ли дома еды, чтобы хватило двум прожорливым мальчишкам на целый день. Уходя, он забыл заглянуть в холодильник, поэтому мысленно перебрал все продукты на полках. Алексу, пожалуй, достаточно полной сковородки картошки и пачки сосисок. А вот Жоре, о прожорливости которого ходили легенды, миски с супом явно будет маловато.

Он думал о них как о мальчишках, хотя один был собакой. Жорку они с братом вытащили из помойки, когда Алексу было десять. За два года слюнявый щенок вырос в огромного и невозможно лохматого пса, которого они обожали и считали третьим полноправным членом семьи. Кроме повышенной лохматости, Жорка отличался ужасающим, не поддающимся никакой корректировке аппетитом и щенячьей добротой. Прокормить этого ласкового и нежного зверя было для Андриса настоящей головной болью. Вот и сейчас он сразу забеспокоился и решил, что через пару часов зайдет в ресторан — поинтересоваться насчет костей, которые остались после вчерашнего банкета.

Подумав об Алексе, он тут же набрал его номер. Телефон уже устал гудеть, а ответа не было. Спит, поросенок! А кто обещал утром развесить выстиранное белье? Машинка закончила стирать полчаса назад. Андрис набрал номер еще пару раз и в конце концов отказался от бесполезной затеи разбудить младшего брата. Ладно, посмотрим, кто кого.

В течение дня они с новенькой не столкнулись ни разу, но, глядя на экран, он успел разглядеть ее получше и даже составить приблизительный психологический портрет. Скорее по профессиональной привычке, чем из любопытства. Во всяком случае, ему хотелось так думать.

Итак, милая и скромная, при этом не притворяется, а такая и есть. Умненькая. Быстро ориентируется в пространстве и новых обязанностях. Довольно коммуникабельная. С людьми разговаривает хорошо и с гостями ведет себя правильно. Он наблюдал, как она регистрировала двух пожилых геев из Германии. Ничему не удивляясь, оформила номер и, выдавая ключи, улыбнулась так искренне, что хмурые немцы дружно осклабились в ответ. Андрис умел отличать настоящую улыбку от профессиональной. У новенькой она была самой натуральной, не «приклеенной». Хорошо она улыбается. Только темные глаза остаются печальными. Значит, есть о чем грустить. Или о ком. Кольца на руке нет. Может, в этом все дело?

Конец ознакомительного фрагмента.