Крик Эдварда Мунка, или Поцелуй сфинкса

Елена Григорьевна Ананьева

Роман «Крик Эдварда Мунка, или Поцелуй сфинкса» продолжает серию романов «Бегство».Великий экспрессионист Эдвард Мунк бежал от себя в ужасе, создал символ отчаяния и страха – картину «Крик», на которую и в этом романе-триллере идет погоня. Есть угроза новой кражи. Картину средь бела дня воруют из музея, что является документальным фактом, начинается расследование и его интерпретация в художественной реальности. Но это не просто детектив, это, как обычно в литературном методе автора, – скрупулезное исследование психологии личности, мотивов, побудивших к совершению поступков: художника, ищущего свое понимание мира, отношений с женщинами, коллегами, образами, картинами; подготовке к преступлению и связях криминалитета; расследование.

Глава 7

Братья, почти Карамазовы

…Двое молодчиков приехали к своему дяде из Мариуполя. Он пообещал их пристроить к какой то работе, — дома в то время совсем ничего. Мать одна мучается. Перебиваются. А привыкли к нормальной жизни. Раньше его сестра Клава на золотых приисках работала в Сибири и отец тоже. Там замуж вышла. Мальчишек баловала. Самое лучшее им. Иногда исподтишка. Первый муж — утонул в Енисее. Второй — алкоголик. Мальчишки были еще маленькие, муж пил запоями, издевался над ними. Выгонял мать на мороз из дома на глазах детей. Дебоширил. От алкоголизма и умер, но успел отложить в душах детей пустоту и мрак. Клава потом уехала к матери на родину, когда та была при смерти, да и остались там.

Брат Евгений как раз в это время в Петербург переехал. Познакомился с одной певичкой. Он в этом оказался спец высшего класса! Раньше у нее любовник был первый секретарь обкома партии, а их отец тоже из номинклатуры. Так слово за слово в Питере и познакомились.

Моложавый, хоть и рано поседевший, в прекрасном костюме на две пуговицы, из генеральской шерсти бутылочного цвета, выработанном в авторском, как рекомендовал, исполнении, с жилетом, строгой черной рубашке и галстуке изумрудном с биркой изнутри «Пиере Кардине», он являл собой иллюстрацию к старому, доброму фильму «Чародеи»:

«Главное чтобы, главное чтобы, главное чтобы костюмчик сидел», — пели. Он в этом шел дальше. Напролом. Такой иллюстрацией-галлюцинацией Евгений Евгениевич представлялся своим многочисленным партнерам-партнершам-попутчикам жизни. Немолодой уже певице Олечке К. в подробностях, с достаточной долей презрения и юмора рассказывал, как его домашний «партиец», вроде его отец или скорее всего нет, до первого не дослужился, представляешь, мол, на должности второго застрял. Давние связи и высокие претензии. Дома становился в позу царя и бога. Все, что хотел себе позволял. Да, и с ними счеты свел. Домашний тиран. Изверг.

Неудержимая дикость и жестокость Евгения Матвеевича Маскина к своим домашним поражала. Будто с чужими вел постоянную борьбу. Утверждался. Чуть-что налетал с кулаками и оскорблениями. Мать написала о его поведении дома, издевательствах над близкими, дебошах заявление наверх, — и папашке зарубили карьеру. Орден Ленина не дали, на карьере кандидата первого секретаря горкома партии остановился. На этом его смысл жизни закончился.

Существовала легенда, что Маскин его ненастоящая фамилия. Отчим Евгения — итальянец Районелли, а взял эту фамилию после войны, где служил вообще в противоположном лагере, помогая фашистам в комендатуре. Использовал документы погибшего партизана, похожего на него, чья престарелая мать Розвита действительно была итальянкой, ну, а отец — погиб на фронте. И концы в воду. Своего старшего сына, Евгения принял от брата Семена Васильевича Тарновского — Бориса. И это событие стало строжайшей семейной тайной, не раскрытой даже на смертном одре. У Семена жена была тоже итальянка, а они после войны держались дружно диаспорой. Выживать нужно было сообща! Сохранилась старая фотография трех хорошеньких девушек в почти одинаковых платьецах с белыми, отложными воротничками на каблучках на ступенях Потемкинской лестницы. Подруги — настоящая мать Евгения — итальянка Паола, приемная мать Клава Маскина и ее кузина Вера. На обороте подпись «На вечную память. 1950 год». Тогда случилось непоправимое: Семена Тарновского с женой-красавицей итальянкой Паолой сослали в ГУЛАГ, где они и погибли.

Их единственный сыночек, голубоглазый ангелочек Женечка, остался на воспитании фашистского оборотня.

Издеваясь над близкими, Евгений Матвеевич Маскин реализовывал свои желания возвышаться над всеми любыми способами. В семье это очень удобно, хотя не всегда выгодно. По сути он — даже тройственен. Такой себе, очередной перевертыш. Раз! — и уже совсем другая личность: на работе один, дома другой. А еще и по документам — третий. И он такой далеко не единственный.

Жена карьеру ему все же зарубила.

Евгений Матвеевич тогда провозгласил последнее:

— Хочу туда, в «шарик»! — без карьеры вверх жизнь потеряла всякий смысл, потребовалось немного воли уйти в противоположном направлении. Он вскоре ушел. А воспитание внуков, оставшихся без отца, интересы семьи, в которой каждый — личность!? Это его интересовало в меньшей степени, как строка отчета при перевыборах: женат, двое детей. А как они росли, ему было недосуг. Что передали его дети своим?… От разочарования в жизни, и в официальной, где он достиг своего потолка, и в семейной, где его только боялись и не уважали, — слег и вскоре умер. Слуга народа не дал жизни своим близким. В такой обстановке росли мальчишки — Виталий и Руслан. Дочь, промаявшись, вернулась из Сибири, когда он был еще на вершине карьеры. Дети впитали зависть, жестокость и дикую злобу. Желание жить лучше других несмотря ни на что. Право силы. Ее они тренировали. Скорее младший, желающий стать супермэном. Самооправдания уже были готовы заранее: с одной стороны — несчастное детство, трудности в семье. Хотя и не в таких неблагополучных, голодных, нищенствующих семьях, вырастают личности, отторгающие от себя зло. Кто на что себя готовит, мотивирует…С другой стороны — компьютерные игры жестокости, дикой злобы при достижении вдруг возникшего желания взять, победить, стать самым всемогущим любой ценой. Руслан всецело был ими поглощен. Компьютерный мальчик новой генерации! Пусть летят в человеческое тело пули, пусть сапоги кромсают тонкую кожу лица, чем и когда им задуматься над этим, тренированным на жестокость?!

После ограбления старушки на мосту, пошли молодчики прямиком к своему дяде в отреставрированные по новому проекту престижные дома, где они остановились. У младшего созревал план. Взять по крупному. Что мелочиться!.. Но и мелкие суммы на дороге не валяются. Их нужно брать. Сами не дают, значит силой. Силой почти тянул за собой брата. Но если б он не хотел… Мог бы вообще уйти в сторону. Не ушел. Слабость души?… Будто взбирались они снова по той самой Лестнице Дьявола, описанной в позапрошлом веке Достоевским, находящейся где-то рядом. Только для этого опускаясь ступеня за ступеней вниз. Вот она рядом и Гороховая улица, и Шестилавочная. Рядом с Невским проспектом. В центре северной Пальмиры. Среди уникальных архитектурных памятников, взывающих к эстетическим, прекрасным чувствам, рассадники преступной жестокости. Чем больше город, тем более процент криминалитета. Оглянитесь вокруг, хочется крикнуть не процентам, а людям, но разве докричишься?! Монстр Крик следует по пятам.

Долговязый Руслан Хасин был младшим братом второго по-меньше ростом, как толстый и тонкий, Виталия Спельта. Мать — Клавдия Маскина одна, а отцы — разные. Не известно еще, не одно ли это уже на их общем счету преступление. Это еще предстояло узнать следствию.

Пока на Аничковом мосту появилась следователь прокуратуры Анастасия Рыжова, фельдшеры «Скорой помощи» оказывали первую помощь пострадавшей, реанимируя ей сердечную деятельность, которая вот-вот может прерваться. Алефтина Дмитриевна — сердечница. Жизнь прожила тяжелую: война, участница боевых действий. Тяжелое ранение. А сейчас живет одна. Семья уехала в Германию на постоянное место жительства. Она была с мужем в разводе и не продумав заранее, чем это может обернуться, осталась одна. Уезжать не хотелось, а самой теперь каково… Сейчас же никаких оснований для выезда у нее не была ни по какой линии. Документы подавались на мужа, Марка Исаевича Марковского. Так и осталась под старость Алевтина Дмитриевна Москвинова одна. В свои семьдесят работала еще и консьержкой. А два раза в году могла выезжать к своим на три месяца. Это все, что она могла себе позволить при очень скромной жизни. Хотя это понятие тоже относительно.

Возможно, эти двое ее выследили. Такие совпадения маловероятны, что в день зарплаты, а она получила еще и пенсию за три месяца сразу, так как была в гостях у своих в Германии, еще долго пришлось ждать у окошка их кассы. Да, ей даже показалось потом, что кто-то там за нею ошивался. Присматривал. Да может показалось. О плохом не хочется и думать. Явно, поспешила получить деньги, отправляясь в конце смены одна через мост. Могла бы и утром в свободный от работы день специально прийти, но увы…Что-то не досмотрела, попустила на самотек…

Конец ознакомительного фрагмента.