Пятый уровень

Елена Григорьева, 2018

Ты молод и неплохо обеспечен, но не выносишь офисные будни? Тогда зафренди пару незнакомцев. И встречу им назначь в опасной зоне. Свидание вслепую, да не где-то, а во дворе закрытого завода! Влезь на спор в его выбитые окна. Пройдись по захламлённым коридорам, где каждый гвоздик так и норовит через подошву впиться тебе в ногу. Глянь в щели опечатанных дверей. А если, обернувшись, натолкнёшься на толпы обезумевших бомжей? Слабо удрать? Завод стал хищным лабиринтом. Ступени впереди ведут во тьму. Записка рядом в стиле: «Ну, не трусь! Не этого ли ты хотел?» Тогда не плачь. И не пытайся оживить мобильник. Ты принял правила такой игры. Ещё не понял? Всё теперь взаправду. Ты бросил кости, и тебе по ним идти. Вперёд! Не тормози. Не оступись. Ведь на кону не приз, а твоя жизнь.

Часть вторая. Борец

Выйдя из ступора, я оттолкнулся от края ямы, встал на ноги. Сунул в карман мобильник и побрёл обратно по коридору, давя в себе отчаянный крик: «Что блин происходит?!» Мозг не хотел работать, подсовывая мне вместо ответов какую-то кашу из образов: дед с обглоданным мослом, старуха в кофте, бешеные бомжи, плачущая Мария. Всё это никак не хотело вписываться в картину реальности, но я не мог очнуться.

Шатаясь, едва не встречаясь головой со стенами, я добрался до двери, больше не прыгающей под ударами. Выковыряв из куртки мобильник, набрал экстренный номер. После недолгих гудков послышался женский голос: «Что у вас случилось?» Но когда я дурным голосом начал орать, объясняя ситуацию, связь прервалась, и я понял, что разговариваю сам с собой. Я жал кнопку вызова снова и снова, но на линии то было занято, то звонок обрывался. Лишь один раз всё получилось, но автоинформатор попросил подождать, и тут экран погас — телефон умер, превратившись в бесполезный кусок пластика. Я едва не шарахнул его об стену, но одумался и сунул обратно в карман.

«Ничего, — стал я себя успокаивать, — всё будет хорошо… За мной приедут… Отследят геолокацию…» — но на это в голове возникали саркастически мрачные мысли.

Опасаясь приближаться к двери, каким-то чудом сдержавшей натиск бомжей, я наматывал круги по коридору, дожидаясь неизвестно чего — то ли чудесного спасения отрядом бравого спецназа, то ли появления в стене волшебного портала, ведущего прямо домой — и не находил моральных сил даже на то, чтобы оплакать свою несбывшуюся любовь. И тут я заметил Её.

В стене слева, примерно посередине между небезопасным выходом и страшным бездонным провалом, действительно была плотно закрытая, сливавшаяся цветом с бетоном, тусклая оцинкованная дверь. Я не стал долго раздумывать, как это умудрился не заметить её раньше, а просто подошёл и остановился напротив. И стало ясно, что она не заперта, потому что на внутренней стороне некрашеного косяка виднелась пара миллиметров более светлого дерева, не потемневшего от влажного воздуха подвала и не затёртого прикосновениями. А рядом с дверью, как раз на уровне глаз — там, где обычно вешают эвакуационный план, — была пластиковая табличка, формой и размером похожая на автомобильный номер. Она была грубо пришпилена к бетону не до конца вогнанным в него гвоздём. Корявая размазанная надпись, сделанная чем-то засохшим, рыже-коричневым, гласила: «Помолись!»

— Вот ещё! Давно не пробовал и сейчас не собираюсь! — подумал я и мягко толкнул дверь, осторожно заглянув внутрь.

Конечно, за ней была чернота.

Стоя в нерешительности на пороге, уже собираясь посветить в проём, но вспомнив, что мобильник сдох, я вдруг услышал какой-то тихий царапающий звук. Вздрогнув, уставился в черноту, но понял, что звук идёт не оттуда. Резко обернулся и застыл, не в силах пошевелиться. То ли и правда увидел, а то ли представил себе (ведь сложно было что-то разглядеть так далеко), что за край ямы цепляются окровавленные пальцы.

Я бросился к провалу, сходу упал на живот и схватил руку, тщетно искавшую опоры. Потянул её вверх изо всех сил, от натуги суча ногами, стараясь не потерять равновесие и не перевалиться через край ямы. Когда уже две ободранные руки показались над краем по локоть, я, не выпуская их, подполз ближе, нащупал и потянул к себе исцарапанные голые плечи.

Вот тут-то я и понял, что что-то здесь не так. Руки были мужские — значит, Ильнура. Ёжик тёмных волос тоже говорил об этом. Но где одежда? Да, что-то могло сорваться при страшном падении, но… Но не всё же! И где тогда хотя бы лоскуты?

Ещё не осознав всего ужаса своего положения, я тихонько просипел: «Ильнур?» Тело дёрнулось и задрало голову. Меня пронзил настоящий, жестокий, чудовищный ужас, ничуть не смягчённый шоком.

Стальными, почти белыми радужками с контрастно-чёрным ободком на меня смотрел парень. Но знаком он мне или нет, понять было трудно. Всё лицо его ниже переносицы было содрано, и в блестящем кровавом месиве чернели две дырочки ноздрей, под которыми расплылся чудовищный, широченный мертвецкий оскал.

Я заорал, вырываясь из мёртвой хватки. Сумел-таки освободиться, и тело парня жалобно шкрябнуло пальцами по полу, сорвавшись вниз. Я вскочил и бросился прочь, давя в себе угрызения совести.

Подлетев к спасительной двери, я врезался в неё плечом, но как-то ещё успел зацепиться рукой за косяк и на миг задержаться в проёме. Свернув со стены табличку с издевательской надписью, я швырнул её на пол и оказался во тьме, пахнущей сырой штукатуркой.

***

Подсвечивать дорогу было нечем, да и незачем. Зрачки адаптировались, и я понял, что освещение здесь всё же какое-то есть. Слабый, почти что на грани восприятия тёплый ореол, подрагивая, окружал единственную ртутную лампу в ребристом пластиковом корпусе, предназначенном для двух таких. И всё вокруг наполнилось дрожащим грязно-розовым сиянием, давящим на психику.

Я стоял в начале нового коридора. Недлинного — всего метров пятнадцать — по сравнению с предыдущим, казавшимся бесконечным. С обеих сторон здесь было по две закрытые двери: первая справа, почти в самом начале; вторая — слева, немного дальше; а третья и четвертая — в противоположном конце, друг напротив друга, и после них ещё оставалось приличное расстояние до глухой торцевой стены. Всё. Тупик.

Не отчаиваясь раньше времени, я пошёл к первой двери.

Шершавое полотно ДСП. Ни намёка на ручку, зато есть пуговка замка, какая обычно бывает не снаружи, а изнутри помещения. Я тихонько подтолкнул дверь, и она легко откатилась в комнату, будто на совсем новеньких, только что смазанных шарнирах. Неожиданно яркий свет ударил мне в глаза. И я не успел разглядеть, что же там, за дверью — всё-таки тоненько скрипнув, она закрылась. Забыв об осторожности, я шагнул вперёд, придерживая упрямую дверь.

Маленькая комнатка без окон, без батарей или чего-то ещё — пустая бетонная клетка метра три на три, с единственной деталью, за которую мог зацепиться взгляд — пыльной вентиляционной решёткой под потолком. Резкий, холодный, мелко дрожащий свет шёл от люминесцентной трубки над дверью, чётко вычертив на полу мой приплюснутый силуэт. И тень легла на что-то ещё более чёрное, стоявшее в центре комнаты.

Гроб. Обитый траурной чёрной тканью закрытый гроб стоял на трёхногих табуретах. «Прямо как в дурацких страшилках: в чёрной-чёрной комнате, в чёрном-чёрном доме…» Крутанувшись на каблуках, я вылетел вон, дёрнув дверь за собой. Она с хрустом хлопнула о косяк, заглушив мой стон ярости.

Результаты дальнейшего осмотра коридора тоже были неутешительными: всё заперто, и вовсе не так хило, как в наземной части здания. Двери в коробках удерживались замками, врезанными под оцинкованный стальной лист с затейливым заводским узором. Я метался по коридору, толкаясь в них, надавливая ладоням, потрясая и даже примериваясь к ним плечом. Пару раз наваливался на одну всем весом, но без толку — чтобы сломать её, требовались критические усилия, чего я себе пока позволить не мог.

«Дело дрянь…»

Я поравнялся с первой комнатой, окончательно приходя в себя и принимая решение: «Вернусь в коридор с ямой. Там сейчас тихо. Может, бомжи ушли, и я проскочу…» Но вдруг позади меня раздался характерный, раскатистый, хрусткий звук — щелчки поворачиваемого замка.

Весь подобравшись, съёжившись чуть ли не в комок, я обернулся. Звук прекратился, и в дальнем конце коридора, в судорогах умирающей лампы, после маленькой драматической паузы медленно откатилась в комнату дверь. В открывшейся щели показался контур скрюченного силуэта.

— А что ты тут забыл?.. — раздался скрипучий голос.

«Нет! — чуть вслух не заорал я. — Тебя не может здесь быть!» — и попятился от буйной старухи.

— Куда пошёл? Туда нельзя! Ишь, расходился тут, а?..

Сгорбленная бабуся проворно ковыляла ко мне, невзирая на хромоту, переваливаясь с боку на бок, резво перенося вес на здоровую ногу и тут же подтягивая больную. Я упёрся спиной в запертый выход и судорожно шарил руками позади себя. Тщетно. Напрасно я ковырял ногтями края двери. Она крепко засела в коробке, когда я её так резко захлопнул. Я даже не успел отстраниться, ускользнуть вбок — бабка подскочила ко мне, схватила за грудки и сверкнула на меня снизу-вверх злобно прищуренными глазками.

— Куда, мил мой, куда?!

Я больше не пытался быть галантным и со всей силы оттолкнул её. Это вызвало такой взрыв ярости, что я испугался. Бабка шустро поднялась с пола, враскоряку наклонилась вперёд, оттопырила зад для баланса и, воинственно взвыв, пошла на меня, скрючив пальцы с чёрными от грязи ногтями. Я хотел от неё увернуться и шаркнул влево. Старуха с грохотом врезалась в дверь, но всё же успела вцепиться в меня.

Её триумф был впечатляющим. Взревев ещё мощнее, она с титанической силой рванула меня к себе. Я полетел вперёд, опрокинув её. Мы повалились в дверь, ушедшую под нами назад.

К счастью, удара лицом об пол я избежал — успел выбросить вперёд руки. Но приложился неслабо. И сразу рванулся вверх, ведь сумасшедшая бабка уже ползла по мне, подбираясь к шее колючими пальцами. Но тут что-то как будто сшибло меня вниз — голова резко закружилась, и я не смог её поднять, как после сильного удара. Я пополз назад, тряся головой, елозя задом по щербатому бетону, дёргаясь и пинаясь в попытке сбросить с себя цепкое тело, и оказался у гроба. Ещё чуть-чуть, и я обрушил бы табуретки с ним, и неминуемо получил бы по башке чьим-то последним пристанищем. Но, успев-таки извернуться, я отпрянул, вновь падая на бетон и ударившись затылком. И тут же над моим лицом нависли старушечьи челюсти — оскаленные, блестящие от слюны, клацающие остатками зубов.

Я схватил и с силой отшвырнул настырное костлявое тело. Вопя, оно вывалилось в коридор. И мне не осталось ничего другого. Я перекатился на живот, с трудом встал на колени, дотянулся до уже закрывающейся двери и поторопил её, с хрустом грохнув о косяк и подперев спиной.

Дверь тут же заплясала под ударами.

«Откуда у старухи столько силы?!»

Я вздрагивал, болезненно мотая кружащейся головой и глядя на ободранные до крови пальцы.

«Раз, два, три… Вроде бы не двоятся, норм».

Чувствовал я себя паршиво. Как будто с похмелья. Кое-как поднялся на ноги, не прекращая давить на дверь и тяжело по ней проехавшись спиной.

— Ну хватит уже! — крикнул я. — Ну что я вам такого сделал? Перестаньте!

Я тупо пялился на гроб, не представляя, что ещё предпринять.

«Комната без окон, с одной единственной дверью, в которую ломится безумная старуха. Передо мной — «коробка с сюрпризом», из которой в такой ситуации может вылезти всё что угодно…»

Судорожно всхлипнув, я с трудом задавил в себе приступ истерического смеха.

«Стоять так и ждать, пока бабка вымотается, или отойти? Дать двери открыться, а старухе — повалиться внутрь? Резко выбежать и попробовать прорваться в большой коридор?»

Я уже почти понял, что делать, когда стук в дверь прекратился. Вместо этого послышался шорох шарящих по ней пальцев, а затем — звонкий двойной щелчок провернувшегося замка. Мой враг вспомнил о защёлке раньше меня.

По инерции я развернулся, прижался ладонями к двери, ещё ни во что не веря, умоляя её открыться. Молитвенно запрокинув голову, не желая признать, что всё это правда, я ударил в дверь кулаком.

«Чёрт, а ведь я, наверно, не первый! Так глупо попался…»

Очень кстати всплыл в мыслях бомж с обглоданной костью в руке.

***

Роман неспешно одевался. Сегодня он дежурил в день, и на службу совсем не опаздывал — привычка вставать рано была у него ещё с детства, родители даже смеялись: «Наш Рома своего не проспит!» А за годы учёбы в профшколе, а затем — службы в местном отделении МЧС, он привык приводить себя «в боевую готовность» с первого звонка. Так что, даже если ничего серьёзного не случалось, то он всё равно вставал вовремя как миленький и без будильника, да ещё хватало времени понежиться под горячим душем и без спешки позавтракать.

Когда выходил из ванной, голой пяткой наступил на что-то острое. Поднял ногу и чуть не в голос выругался: в ступню коротенькими зубчиками впилась маленькая женская заколка — весёленький розовый бантик на металлической застёжке. Светина.

Девушка ушла от него пол года назад. Собрала вещи, даже что-то сказав на прощание. Но всё равно тут и там выскакивали её безделушки. Поначалу Роман подбирал их и складывал горкой на кухне, а потом всё же начал выбрасывать: вряд ли она когда-нибудь их заберёт, да и тяжко было смотреть.

Ну, сегодня горевать он не стал. Выпил кофе, надел лёгкую футболку и джинсы, накинул сверху ветровку (хоть на улице был апрель, но что́ ему эта слякоть на собственных жигулях — пусть и стареньких, зато купленных на свои). Он взял сумку с выстиранной униформой и спустился во двор под наглое пение птиц, щурясь на яркое небо, окрашенное в розовые тона.

***

— Нет! Нет-нет-нет-нет!!! — кричал я и барабанил в дверь. — Открой, сука, открой! А то ноги тебе переломаю!

Бессильно сыпля угрозами и понимая, что сам же, с самого начала во всём виноват, я колотил в дверь, но безрезультатно. В конце концов решил не тратить силы зря. Повернувшись, ещё раз посмотрел на закрытый гроб и, поражаясь абсурду всего происходящего, осторожно обошёл его по кругу, не приближаясь слишком близко и не любопытствуя, что там внутри.

Конечно, от смены угла обзора ничего не изменилось: гроб — вот он, стоит себе спокойно на стульях, волшебной двери в стене тоже не появилось, а штатная — по-прежнему заперта. Смирившись, я отошёл в дальний угол, из которого было хорошо видно дверь, опустился на корточки, привалился спиной к стене и достал телефон: хотел проверить, не ожил ли он, и не появилась ли связь.

Да, батарейки хватило ещё на одно включение, но экран тут же погас. Зло плюнув, я обхватил колени руками и уткнулся в них подбородком, бесцельно уставившись в пол перед собой. Я как будто перешёл в режим гибернации, словно пойманный дайвером осьминог, который отказывается шевелиться, понимая, что отверстия в стенках садка слишком малы — сквозь них не протиснется несжимаемый хрящ, расположенный между глазами.

«…И что-то в моей жизни пошло не так. Что-то мучило меня всё это время, заставляя ощущать беспокойство, не давая сидеть на месте в редкие выходные, которые априори я тратил лишь на себя. Всё чаще я пытался сменить обстановку, найти новую компанию, избегая уединения и отдаляясь от старых товарищей. Давно позабыл о барных посиделках, пожалуй, с единственным проверенным другом, оставшимся со мной рядом — Женькой, хотя он, как и раньше, звал меня прогуляться, вконец устав от своей семейной идиллии. Но ни выпивка, ни глазение на девушек в стрип-клубе, ни философский отдых у пруда во дворе небольшого коттеджа — в тот час, когда даже птицы боятся потревожить хрустальный звон подмороженной за ночь природы — ничто не приносило наслаждения мне, так давно променявшему весёлые компании на продуманный, комфортный покой и осознанное, добровольное одиночество.

С тех пор, как я шагнул вверх по карьерной лестнице, а затем разошёлся с девушкой, пробывшей со мной так долго, жизнь всё же стала приемлемой, и даже больше того. Теперь я столько всего мог позволить себе в обмен на удлинённый рабочий день и расширенную ответственность за принимаемые решения. Зато ни в чем не нуждался, и если не засиживался по вечерам за проверкой юридических документов или за изучением новинок отрасли, то мог запросто завалиться в ночной клуб и напиваться Хеннесси с Рэд Лейблом под лучшую из закусок. А по выходным мы с Женькой могли занять вип-места на небольшом хоккейном стадионе. В общем, жил я в своё удовольствие, не забывая и о высоком. Выставки, балет, опера… Иногда даже брал с собой какую-нибудь знакомую даму. Но вот на серьёзные отношения не тянуло. Наверное, сказался предыдущий опыт.

А в душе моей давным-давно что-то сломалось. Ещё тогда — когда разругались с первым настоящим другом — со Славиком. С тем, кто был рядом ещё раньше, чем я стал таким. Плохо, конечно, вышло, но что я мог поделать? Речь шла о собственном будущем. О неотвратимом завтрашнем дне… Тем более, он ведь сам всё профукал! Почему же тогда все шишки должны сыпаться на меня?

Мы тогда с ним работали в только-только открывшейся фирме — провайдере интернета. Слава заказы искал, а я — по технической части. Сначала — сборка полусамопальных модемов из корейских деталей, потом — установка всего получившегося и последующее его обслуживание. Платили нормально, хотя работа была примитивной, автоматической, а я вечно в разъездах: то в село какое-нибудь зашлют, где интернет только у председателя, то в недавно отстроенный микрорайон — к скучающим домохозяйкам местных миллионеров.

Только вот в кризисное время, на рубеже тысячелетий, условия стали хуже: ни больничных тебе, ни отпусков человеческих, и зарплату понизили. А уж задерживали её как!.. Порой на полгода. Бывало, мы месяцами сидели без денег (хорошо ещё, откладывать додумались, чтобы не жить в долг). Но на обычный ритм жизни с кафе и киношками не хватало, и подруга начала нервничать. Ладно, детей у нас не было — время было не то.

Ну так вот. Раз приходит ко мне Славка весь такой возбуждённый — глаза сверкают, волосы чуть ли не дыбом. Говорит:

— Тут западный гигант представительство решил открыть. Прямо здесь, в нашем городе. Приглашает работников с опытом в области айти-технологий. У меня сосед — дурак ещё тот, а устроился туда, представляешь?! Говорит, условия — супер: отпуск, страховка, стабильный оклад, зарплата строго вовремя! Берут почти всех! Компания немаленькая — мест хватает. Их цель — подмять под себя всю сферу в регионе… И вот, я уже анкету заполнил! И предварительное собеседование прошёл. Завтра — финальное, с непосредственным, местным начальником!

— К-когда успел?! — только и смог выдохнуть я.

— Да вот, сегодня! Я же к зубному ходил, помнишь? Заранее отгул брал… Нет, ты не думай, я от тебя-то скрывать не собирался! Просто, сам знаешь… Приметы… Ты тоже сходи обязательно! Сейчас тебе всё напишу: телефон, адрес, детали…

— Да нет… Я уж как-нибудь сам… — пробормотал я, слегка обиженный, хотя всё понимал.

Просто случай Славику выпал редкий — такой бывает лишь раз. И глупо было бы всё рассказать, а потом не пройти собеседование. К тому же, он только недавно узнал и не был уверен, что это не какая-нибудь замануха, вроде гипнособрания распространителей чудо-добавок к пище. Решил сам всё проверить и…

— Лёш, ты там долго ещё? — раздался из-за спины голос Татьяны, относившейся ко всем моим друзьям с подозрением («Бродяги и алкаши!»).

–…Ты что! Иди завтра же! — продолжал Славик взахлёб. — Позвони на работу, скажи «заболел» и иди! Снова будем работать вместе!

— Ну ладно, посмотрим… Ты прости, что не приглашаю…

— Да нет, мне самому домой надо — готовиться! Посижу ещё вечерком, всякие справочники посмотрю. Дело-то важное!

— Это да. Ну, увидимся!

А назавтра он пришёл ко мне с бутылкой. «Отмечаем?!» — чуть не ляпнул я, но тут же понял по лицу, что повод не праздничный.

— Не взяли. Сказали: «Опыта маловато. Поработай ещё годик-два. Узнай технические особенности, специфику области… Рассмотрим твою кандидатуру, если будут вакансии…» Нет, ты не думай, что всё проплачено, что собеседование только для вида, и своих понабрали давно. Просто они не могут принимать неподготовленных людей. Дело-то серьёзное. Нужно хорошо знать сферу, разбираться в новинках, быть точно уверенным в том, что предлагаешь людям. Выбирать самое лучшее и доступное в обслуживании, чтобы они потом опять к тебе шли. «Формирование клиентской базы — основополагающий фактор выживания компании». Потенциал у меня, говорят, есть, и позиция активная, но на одних коммуникативных способностях не вырулишь. «Менеджерских знаний в этой области нам не достаточно». Представляешь, соседа с его училягой взяли, а меня с неоконченной вышкой — нет. Как так?!

— Ну ничего, Слав, ничего… Мы с тобой ещё поработаем — под сокращение же не попали! А там, глядишь, и останутся ещё вакансии, или что-то новое подвернётся!.. — так сказал я ему, наливая утешительные сто грамм.

А сам, признаться, всё же прошёл собеседование. Мой технический диплом и опыт работы в области техобслуживания стали плюсом. Вскоре я написал заявление об уходе, но с другом это отметить уже не вышло.

Сначала я ему ничего не сказал — не решался. Чувствовал себя паршиво, чуть ли не вором. Когда скрывать стало невозможно — поговаривать на работе стали: «Линяет!», да и от срока доработки ничего не осталось — я зашёл в отдел к Славе.

— Не уходи домой сразу. Есть разговор.

Мы пошли в бар. В подвале через улицу — часто туда заглядывали. Местечко то ещё: пьянчуги, наркоманы, местная гопота. Но с нашим достатком выбирать не приходилось.

— Знаешь, Славик… Я на работу устроился. От нас увольняюсь, — тихо вымолвил я, катая рюмку в руке и слишком уж пристально рассматривая царапины на барной стойке.

Он смотрел на меня непонимающе. Потом так же, как и я в тот раз, спросил:

— Когда успел?

— Да, признаться, ещё две недели назад… Завтра ухожу.

— А что ж ты молчал?! И куда уходишь? Что нашёл?!

— Да туда же… Ты мне адрес давал.

— Поздравляю… — коротко бросил Славик, поднимаясь. — С высшим техническим — самое оно…

— Слава, ну подожди ты… — промямлил я ему в след, надолго запомнив, как женщина-бармен, натирая стаканы, глянула на меня, надменно дёрнув ресницами.

И больше я его не видел… То есть нет, не совсем так. На следующий день на работе я зашёл к нему на этаж. Но он не хотел говорить. Сказал, что занят, что вечером позвонит, что всё норм.

— Давай я сам позвоню. Или нет, лучше зайду! Принесу закуску, литр студёной!.. Я попозже хотел отмечать, когда уже пообвыкну… Но раз уж так, то давай заранее, прямо сегодня, а?

— Меня не будет дома. Прости, мне пора. Созвонимся.

Конечно же, он мне не позвонил. Я сам как-то звякнул на домашний, но девушка ответила, что его сейчас нет. Возможно, это так и было.

И я решил его больше не беспокоить. Посчитал, что он повёл себя откровенно как баба, обидевшись ни за что. Нет, я, конечно, чувствовал, что не прав, но это в глубине души, а на поверхности я оставил для себя только путь к цели. «Достойный заработок, карьерный рост, уважение сотрудников». В итоге я как бы снял себя моральную вину, и жить стало легче.

Уже в первый год мне стали исправно платить, выдали персональный ноутбук, даже назначили премию. А вскоре я купил себе машину. Старенькую семёрку, но для начала это было неплохо. Дальше — больше. И вот меня сделали начальником…

Теперь-то я понимаю, что мне просто повезло. Пришёл в хорошее место в подходящее время. И этого бы не было без Славы. Но я тешился мыслью, что ключом ко всему оказалось моё трудолюбие. Я оставался по вечерам, штудировал интернет, искал информацию о производителях, писал деловые письма. А Славик… лентяем он был всю жизнь. Хотел получить всё на шару. Одной ночи подготовки для такого дела маловато, да и, наверняка, забил он тогда на чтение — выпил пива и дрых.

А недавно я встретил одноклассника. На закрытом банкете компании-партнёра. Ничего так мужик, хорошо поднялся: дорогие часы на руке, из кармана брюк свешивается брелок с логотипом дорогого авто, шикарный костюм… Тоже в филиале зарубежной компании состоит. Давно с ним не общался, а тут вдруг вспомнил — он же как раз знал Славика.

Вот и рассказал он мне, что Славу с работы уволили. То ли пьяный он пришёл, то ли натворил чего. И звучало всё это очень странно. Слава отчебучить-то был горазд, но ведь не на службе! И с алкоголем у него проблем в общем не было — стабильно-контролируемая привязанность, не более. А тут вдруг — на тебе!..

И главное, не сказал никому. Пропал на целый месяц. А потом выяснилось, что и подруга от него ушла — не выдержала эмоционального напряжения. Вот тут-то он уже конкретно запил, и покатилось. Помощи не принимал — вообще был неконтактным. Через год за долги у него забрали квартиру. И больше никто о нём не слышал. Ушёл, говорят, на улицу, стал бездомным.

После этого я стал ходить по улицам с опаской, стараясь не смотреть по сторонам. Боялся, вдруг однажды в каком-нибудь вонючем бомже я узнаю Славу. Вообще без машины больше по городу не шатался, объясняя это удобством и привычкой. Знакомые сначала посмеивались: «Сноб! Совсем зажрался!», но потом отстали. А из бара с Женькой я уезжал на такси. Но Таня вскоре тоже почему-то от меня ушла.

И стоило нарушить своё правило лишь раз, всего один единственный раз отклониться от курса — и вот оно! Попал в передрягу. «Как только у меня у первого здесь нервы не сдали?! Разруха и грязь вокруг, толпа злых бомжей…» Я вспомнил, как, стоя у двери, за которой воцарилась подозрительная тишина, пытался восстановить конструктивный ход мыслей. И на краю сознания промелькнула одинокая фраза: «Пожалуй, в ту яму должен был тогда упасть я…»

***

Из штаба Роман выехал на своей машине, пристроившись в хвост к фургону оперативного реагирования. Было приятно ездить на своих колёсах, и ему это негласно разрешалось. К тому же, так в фургон вмещалось больше людей.

У недостроенного здания встала машина МЧС. Двор был заполнен служащими в униформе. «Не так много, всего шестеро, — подумал Роман — значит ничего страшного» — и подбежал к своему начальнику.

— Валерий Сергеич, какие буду указания?

— А, Рома! — неформально ответил тот. — Ты давай, одевайся. Поступил звонок в службу спасения. Он оборвался, но оператор зафиксировал это место. То ли бывшая химическая лаборатория, то ли какой-то завод… Чёрт знает, кому в голову взбрело туда лезть! Территория закрытая. Числится опасной зоной. Но туда и так никто не ходит. Эх… В общем, снаряжайся, и вперёд!

— Так точно, товарищ старшина! — отчеканил Роман и побежал к фургону.

Там он облачился в химзащитный костюм, накинул на шею ремешок респиратора, приладил на пояс рацию, вставил в ухо наушник. Уже готовый заходить внутрь, оглянулся на шефа. Тот ему улыбнулся и поднёс переговорник к губам: «Группа, вперёд!»

Шестеро спасателей вбежали в здание. Скрипнули металлические ворота, впустив их в просторный вестибюль. Роман остановился, снял с пояса щуп газоанализатора и повёл им в воздухе. Табло замигало изменчивыми цифрами.

— Оксид углерода, примеси метана, другие продукты горения. Концентрация незначительная, но риск отравления есть.

Он надел респиратор, поправил его и бегло проверил крепления ловкими пальцами. То же самое сделали остальные. Затем Роман глухо сказал в рацию через маску:

— Докладываю. В воздухе обнаружена незначительная примесь газов.

— Принято, — ответил командир. — Двигайтесь дальше.

Посреди вестибюля была узорчатая решётка, загораживавшая вход в коридоры. Дверь решётки стояла распахнутой, так что проходная не стала для команды помехой: не понадобились кусачки и пилы.

Дневной свет, проникавший сквозь окна в дальних концах коридоров, наполнял их холодным сиянием, рассыпаясь по краям защитных линз маски лёгким радужным ореолом.

— Группа, — скомандовал Роман, — разделимся по двое. Каждое звено проверит по коридору.

Спасатели разбились на двойки и двинулись к заграждению. Роман оказался в паре с Рашидом — опытным бравым мужиком вдвое старше его.

— Ну, алга! — с усмешкой прогудел в маску тот и первым шагнул в проём.

Роман глянул на него с улыбкой, хоть этого и не было видно под маской. Но улыбка стёрлась с его губ, когда он проходил сквозь проём решётки. Что-то странно кольнуло в висок, к горлу подкатил жёсткий ком. Роман судорожно сглотнул и тревожно посмотрел вперёд — на сияние далёкого дня — еле успев ощутить тень какого-то предчувствия.

Его двойка взяла на себя центральный коридор. Полутёмный, с загадочным голубым отсветом, ложащимся на доски пола. Здесь ледяное сияние, которое так сильно било в глаза, когда парень смотрел на него из холла, почему-то померкло, став слабым холодным оттенком на стенах и на полу. По бокам коридора были двери, и очень много. Некоторые — открытые — дышали морозной темнотой. Другие были заперты и опломбированы.

— Проверим открытые, — коротко бросил Роман, включая налобный фонарь.

За первой ничего не было: какой-то тёмный чулан с покосившейся дверью. За второй — уже больше: комната и закуток с переломанными досками на полу, а из стен торчали ржавые трубы. Каждый раз Роман напрягался, готовясь увидеть чьё-нибудь скорченное тело: человека, лежащего без сознания, или раненого, зовущего на помощь.

Но минут за двадцать они с Рашидом прошли весь коридор, обшарили все открытые комнаты. Некоторые оказались большими, хоть и абсолютно пустыми, разве что с парой матрасов и обрывками газет на полу, другие — всего лишь чуланами, но пострадавших там не было. Пару раз щёлкала рация. Роман думал, что другие двойки кого-то нашли, и надо бежать им на помощь. Но динамик молчал, как будто кто-то нажимал кнопку вызова и тут же её отпускал. Тогда Роман спрашивал: «Кирилл, Витя, что у вас?» — но в ответ раздавалось только: «Пока ничего, отбой». А когда они с Рашидом дошли до конца коридора, парень временно забыл обо всём. Он замер на месте, восхищённо уставившись вперёд.

Невероятный витраж из стеклоблоков занимал всю стену, в которую упирались коридоры. Блоки были не одинаковые, как в обычных советских зданиях, а разноцветные: синие, голубые, коричневые (цвета йода), изумрудно-зелёные — и свет с улицы, проникая сквозь них, играл в пыльном холодном воздухе фантастическими яркими бликами.

— Вот те раз! — не удержался даже тёртый Рашид. — Это что за советская красота?

Роман с жадностью обозревал её сквозь защитное стекло маски, задрав голову, на сколько позволяли крепления. Его кольнуло дежавю. Словно он, как в детстве, смотрит на солнце сквозь осколки бутылочного стекла. Расцвеченные слои воздуха кружатся вокруг него, перемешиваясь и посверкивая то ли плотной пылевой взвесью, то ли иными примесями, каковых, впрочем, согласно анализатору, было не так уж много.

Что-то тихо шикнуло в маске. Роман рефлекторно дёрнул руку вверх, но его вдруг повело. Цветные блики колыхнулись, закручиваясь спиралью, и в глазах стало быстро темнеть. Парень пошатнулся, тряхнул головой.

Всё исчезло. И не так, как это бывает после головокружения, когда голова болит, а в ушах остаётся звон. Всё ушло совсем, и перед Романом опять была только цветовая мозаика, а не мистическая круговерть света, увлекающая за собой.

Парень украдкой оглянулся: «Рашид не заметил?» Похоже, что нет. Он и не смотрел на Романа, так что можно было не опасаться — назад не отправит (была у старшего по опыту спасателя и такая сила). А тут как раз из коридора справа вышли Даня с Кириллом и тоже уставились на витраж.

— Красиво, красиво… — пробурчал в маску Роман. — Никого не нашли?

— Не, — отозвался Кирилл. — Может, у первых что?

А ведь первая группа спасателей так и не появилась перед волшебным витражом. Роман снял с пояса рацию и нажал на вызов.

— Витя, приём!

Но рация отозвалась только трескучей статикой.

Он повторил попытку. Потом переключился на командира.

— Они в подвале, — рассеянно бросил тот. — Там не ловит.

— Подвал? Какой подвал? Приём!

— Да там… На входе слева… Отбой.

«Значит проглядел я подвал…» — с досадой подумал Роман.

— Все за мной! — скомандовал он, и четвёрка двинулась по левому коридору.

Дверь подвала оказалась выбита — болталась на одной петле. А рядом валялась какая-то белая пластмасска. Не похоже, что вынос двери был работой аккуратных Вити с Колей. Да и шума в этих гулких коридорах вроде бы не слышалось.

«Что ж, возможно, мы уже близко к цели».

— Вить, приём! Где вы? — громко позвал Рашид, по привычке нажав на вызов.

Ни звука. Только эхо от голых стен. Группа побежала вперёд, роняя себе под ноги дрожащие лучи фонарей.

Сбоку была оцинкованная дверь, а дальше коридор уходил в черноту. Роман быстро скомандовал:

— Даня, прямо! Рашид, за мной! — и толкнул приоткрытую дверь.

***

Прошло, наверное, больше часа. Попыток выломать дверь я не предпринимал, хоть возможность, безусловно, была. Но я ещё не созрел до того, чтобы пойти по головам здешних обитателей. Да и, пожалуй, не стоило переоценивать свои силы, вспоминая разъярённую бабку и толпу бомжей. Снова без толку проверив телефон, я понял, что мне надо отлить, и, раз ничего другого не осталось, отошёл в противоположный угол, чтобы не сидеть потом в собственной луже. Когда я уже начал своё «мокрое дело», вдруг услышал за спиной стук. Нервно дёрнувшись, я оглянулся и незапланированно сильно облил стену. А увидев, что происходит, так рванул молнию ширинки, что прищемил всё что можно.

Крышка гроба приподнялась, как-то нерешительно сдвинулась, вновь опустилась, а затем с шорохом поехала вбок.

«Как там было в страшилке? Мальчик залез под стулья, и его не нашли?»

Крышка с грохотом свалилась мне под ноги, и из гроба поднялся, садясь в нём, абсолютно голый мужик.

«Это он! Тот бомж с костяной дубиной!»

Не знаю, как я узнал его — наверное, по клочковатой чёрной бороде. Вот только теперь он ничуть не походил на обычного бомжа — пусть и запущенного, но живого человека. Нет, сейчас он полностью соответствовал своему ложу: его тело было абсолютно серым, каким-то рыхлым и пористым — словно покрытым пеплом, и совершенно иссушенным, с чётко выступившим барельефом костей. Вокруг суставов кожа сморщилась и неестественно обвисла, словно сильно растянутые кузнечные меха.

«Милая парочка они с бабкой!» — пронеслась в мозгу шизоидная мысль.

Зловещая фигура медленно повернулась в гробу и неуклюже перекинула ногу через его край. Под весом тела гроб качнулся, грозя опрокинуться, но оживший труп неожиданно лихо спружинился и спрыгнул на пол. На меня уставились мутные, подёрнутые белой плёнкой глаза. Я попятился и упёрся в соседнюю стену, как-то сумев шмыгнуть вбок.

Это тело не кричало, как бабка, а просто методично бросалось, широко загребая руками, не меняя сосредоточенно-каменного выражения лица. Удивительно, но я успевал уклоняться, ускользая в последний момент, перелетая от стены к стене, врезаясь в них плечами, отталкиваясь, разворачиваясь и бросаясь вбок. Оказавшись отгороженным от противника табуретками, я пнул гроб в торец.

Гроб ударил мертвеца в пах, но это не вызвало ожидаемого эффекта. Мумия осела на пол, но тут же вскочила на ноги, легко сбросив с себя деревянный ящик. А я успел наклониться и схватить по табурету в обе руки, крепко сжав угловатые ножки и выставив их сиденьями вперёд, как щит. Слегка помешкав, мертвец сделал широченный шаг, легко переступив через гроб с крышкой, и вновь кинулся на меня. Решив больше не церемониться, я оставил один табурет для защиты и, качественно замахнувшись вторым, со всей дури долбанул труп по башке.

Снести её с плеч я не смог, даже с ног мертвеца не сбил. Но «неизгладимый след» всё-таки оставил: кожа на его щеке содралась, показав месиво вялых, бледных, словно вываренных мышц. Труп скособочился и замотал головой, словно «перезагружаясь», а потом опять метнулся вперёд, вырвав у меня табурет и разбив его в щепки об стену. Изо всех сил я вцепился в другой и нацелил его на врага.

Продолжения ждать не пришлось. Тело тут же схватило сиденье и дёрнуло его на себя, да с такой силой, что я лишь чудом успел выставить вперёд ногу, чтобы не упасть. Отчаянно потянув табурет обратно, я повис на нём всем своим весом, не желая расставаться с последним оружием и надеясь вывести врага из равновесия.

Только не вышло: мертвец вытянул вторую руку, надавил на мой щит и резко толкнул, выбив землю у меня из-под ног. Я упал на одно колено, тоже изо всех сил навалившись на табурет, борясь с чудовищным давлением сверху. Буравя меня глазами, мертвец шагнул ещё ближе, надавливая сильнее. Не выдержав, я рухнул назад, больно подвернув ногу и шкрябнувшись затылком об косяк. В голове зазвенело. Я криво сполз на пол. Чудовище нависло надо мной, продолжая давить. Ножки табурета больно врезались мне в грудь, и дыхание перехватило. В глазах потемнело. Я начал терять сознание в ореоле ужасной вони тухлого мяса, под взглядом титанически спокойных глаз.

«Вот и конец…»

Вдруг что-то оглушительно звякнуло, свет погас. Давление на грудь прекратилось, и каким-то седьмым чувством я понял, что в комнате совершенно один. Судорожно вздохнув, я выпустил из рук табурет, ставший теперь невесомым, дрожащей ладонью нащупал пол, оттолкнулся от него и сел. Всё ещё не решаясь расстаться со своим оружием, я с сомнением потрогал затылок, обнаружив там огромную шишку и влажную щипучую ссадину. Перекатившись на корточки, я поднялся и стал озираться во тьме. Хотел достать телефон и попробовать его включить, но тут раздались щелчки замка. Я вскочил на ноги, готовый защищаться.

Ничего страшного не произошло: в комнате было также темно, дверь не распахнулась. Я замер, прислушиваясь. Казалось, снаружи стоит абсолютная тишина: ни шагов, ни шорохов, ни звуков дыхания. Было отчётливо слышно, как с характерным проволочным бдзыньканьем корчится в последних муках умирающая лампа. Немного подождав, я осторожно вытянул руки, нащупал щель между дверью и косяком, подковырнул её пальцами и потянул на себя.

Конец ознакомительного фрагмента.