Волчонок

Елена Ворон (2024)

Быть волчонком — младшим в группе планеторазведки — легко. Пока твой корабль не взяли в плен космические пираты. Пока ты не остался за командира корабля и не отвечаешь за чужие жизни. Пока не оказался лицом к лицу с большими начальниками, которые играют в свои собственные игры. И тогда ты почувствуешь себя не волчонком, а старым и мудрым космическим волком… если доживешь.

— Господин контр-адмирал! — раскатился по кораблю рык нашего командира. — «Теймар» — планетный разведчик, а не круизный лайнер!

Дим-Палыч так свирепо рычал, что я вытряхнулся из костюма противоперегрузки, метнулся из каюты в коридор и опрометью помчался в рубку. Происходило что-то из ряда вон выходящее — иначе командир группы не препирался бы с начальством на повышенных тонах. И тем более не высказывал бы возражения по громкой связи. Случайно, что ли, ее включил? Иначе не объяснить.

— Нет, сэр, это вы послушайте! — гремело по всем палубам. — Здесь не богадельня!

Мы летели на очередное задание — исследовать захудалый каменный огрызок, на который обратила внимание космическая разведка. Чем-то каменюка заинтриговал косморазведчиков, и нас отправили его изучить. «Теймар» уже дважды нырял в подпространство и дважды из него выходил на перекрестьях несущих потоков, и вот задержался наверху, чтобы дать экипажу передышку.

— Да, сэр. Я вас понял, — услышал я, врываясь в рубку. Это командир не по громкой рявкнул, а сказал по дальсвязи лично Дракону — Драгховеру, начальнику планеторазведки; экран дальней связи погас.

Дим-Палыч развернулся в кресле от пульта управления; вслед за ним точно так же развернулся Лёша — старший пилот. Они уставились на меня, и во взглядах было что-то такое… Я подавил трусливое желание исчезнуть за дверью. Кажется, влип, только непонятно, во что именно.

Наши мужики ошарашенно молчали, каждый в своей каюте. Дим-Палыч объявил:

— Господа офицеры, нам изменили маршрут. Мы зайдем на базу «Гренландия»-четыре и возьмем на борт пассажира. Затем продолжим выполнять задание.

— Пассажира? — разочарованно протянул Медведь — заместитель командира группы по безопасности, старший боец. — Я уж было решил: пассажирку.

— Или двух, — подсказал планетолог Кыш, явно мечтая о женской компании.

Разведчики оживились; по громкой связи посыпались шуточки, одна другой рискованней.

— Господа офицеры, уймитесь, — вежливо попросил Лёша, а Дим-Палыч раздраженно приказал:

— Отставить треп!

Я невольно поморщился. Чего мне сейчас не желалось, так это женского общества. Мы с Танитой только-только расстались, и я ещё не зализал раны.

Глупо вышло; глупей некуда. Я увлекся ею как не знаю кто — понимая, что ничего у нас не получится, и все равно на что-то надеясь. Танита смотрела на меня восторженными глазами и откровенно гордилась, когда ее знакомые нас видели вместе.

Затем она меня представила родителям. Я заранее выяснил, что её отец — важная шишка, крупный чиновник, а мать служит в дипломатическом корпусе. Что им скромный планеторазведчик? Тёплого приёма я не ожидал.

На удивление, родители казались довольны. Во время семейного обеда мать приветливо улыбалась, отец добродушно шутил, братья с упоением слушали байки из жизни планеторазведки, Танита лучилась от радости. И вдруг — как гром среди ясного неба. Мамаша согнала с лица улыбку и поинтересовалась у дочки:

— А что ты станешь делать, когда мода на этих медовых мальчиков пройдет?

Танита смутилась.

— Мода продержится год-два…

— Простите, — вмешался я, — о чем речь?

Мамаша глянула беспощадно, затем обворожительно улыбнулась:

— Когда говорят о собаках, их окрас называется мастью.

— У тебя глаза и волосы золотисто-коричневые, медового цвета, — пояснила Танита. — Как у настоящего даммианина. Это сейчас очень модно.

— Что?!

— Настоящие даммиане в моде, — повторила она простодушно. — Мне знаешь как подружки завидуют!

Мой отец — с Даммианы. Военный пилот. Он погиб, когда я был совсем несмышлёнышем, и не успел рассказать о своей семье, а мать пресекала мои расспросы, как будто с Даммианой было связано нечто постыдное… или, ещё хуже, нечто скверное было связано с бегством отца с родной планеты. Я и докапываться не стал; отца я любил и уважал его память. Не хотелось раскопать какую-нибудь неприглядную историю.

Короче говоря, с Танитой я распрощался. Сам дурак. Понимал же, что ничего у нас с ней не выйдет.

— Геныч, — прозвучало по громкой связи; я уже шагал по второй, жилой, палубе, — это и тебе развлечение будет. — Судя по голосу, командир смирился с неприятностью.

Наш ксенопсихолог не откликнулся. Остальные мужики тоже помалкивали, и на «Теймаре» было тихо-тихо. Передо мной тянулся светлый пустой коридор. Всё как обычно: на дверях кают — нумерация, имена членов экипажа, световая индикация. Желтые и зеленые светлячки показывают, у себя ли хозяин. Каюты номер один и два пусты — Дим-Палыч с Лёшей в рубке. Мой номер четырнадцать тоже пустует — я бегаю по кораблю.

— Генка, — снова позвал комгруппы. Он ко всем нам обращается по имени, одного Шайтана зовет Шайтаном или по отчеству — Генычем, а изредка, в досаде, — Генкой. Так у них с детства повелось. — Ты спишь, что ли?

На моей памяти не случалось, чтобы наш ксенопсихолог проспал общее веселье. Забыв постучать, я вломился в каюту под номером четыре.

Шайтан лежал в кресле, во включенном костюме противоперегрузки. Я упёрся взглядом во встроенную панель системы жизнеобеспечения. Индикация пылала красным и немо орала: «Беда! На помощь!» А система, чёрт ее дери, молчала — информация не шла ни в рубку, ни в медотсек, ни к Медведю — начальнику нашей безопасности.

— Врач — в четвертую каюту, — распорядился я по громкой связи.

Что с Шайтаном? Бешеный пульс, высоченная температура; это сообщает панель. Сквозь прозрачный шлем костюма видно горящее в жару лицо. Закрытые глаза, мокрая от пота белая шевелюра, запёкшиеся губы. Я испугался не на шутку. На заданиях моему другу часто приходится хуже всех, особенно в подпространстве, но чтобы такое…

— Что там у вас? — спросил по громкой Дим-Палыч.

Ему же в рубке ни черта не понять, коли система информацию не отсылает. Впрочем, нет: она шлет дезу — якобы всё в порядке.

— Шайтану плохо, — ответил я командиру.

Примчался Барс — ксенобиолог, он же врач группы; следом ввалился Медведь. Барс бросился колдовать над системой жизнеобеспечения; в руках толкового врача она может заменить реанимационную капсулу.

Старший боец взглянул на Шайтана и повернулся ко мне. Его светлые волосы взъерошились, прозрачные зеленоватые глаза сделались злыми.

— Это что значит? — потребовал он.

— Понятия не имею.

— Серый! — Медведь не поверил. — Ты всегда с ним. Генка летал на Даммиану. Какую заразу он там подхватил?

Что? Шайтан между заданиями успел сгонять на родину моего отца — и мне ни словом не обмолвился?!

Распахнулась дверь каюты, в дверном проеме вырос Дим-Палыч. Мы с Медведем прянули к переборкам, чтобы Дим-Палыч мог видеть нашего ксенопсихолога и склонившегося над ним Барса.

— Арсений, что с ним? — спросил комгруппы негромко.

Меня всякий раз озноб пробирает, когда я слышу не мощный командирский рык, а этот его тихий голос.

— Луизианская лихорадка, — ответил Барс, бегая лёгкими пальцами по панели системы жизнеобеспечения. — Вторая волна.

— Вторая? — переспросил Дим-Палыч тише прежнего. — Капитан Бархатов! Когда была первая волна, и почему я о ней узнаю только сейчас?

Барс промолчал, занятый Шайтаном. Я порылся в памяти. Луизианская лихорадка, если ее не лечить, смертельна в девяноста пяти случаях из ста. При грамотном лечении, приходит вторая, ослабленная, волна этой хвори, затем третья, и на том лихорадка заканчивается. Повторные волны накатывают строго по расписанию, и Барс не имел права молчать о том, что нашего ксенопсихолога скрутит во время полёта. Шайтан бы умер, кабы не канитель с нежданным пассажиром!

— Капитан Бархатов, — снова начал командир, сдерживаясь.

Ксенобиолог удовлетворенно кивнул и выпрямился.

— Дим-Палыч, послушай. В первый раз Генку оттрепало тридцать семь дней назад, он как раз успел между заданиями отболеть и оклематься. Ты помнишь: в прошлый раз он чувствовал себя нормально, а до второй волны — обычной второй волны — остается ещё двадцать девять стандартных суток. — Барс тщательно выговаривал слова. — Сейчас лихорадку спровоцировали… преждевременно и извне.

Пока мы с командиром это переваривали, Медведь придвинулся к Шайтану и прошелся пальцами по краю панели — проверил, что не так с системой жизнеобеспечения и почему она не отсылает данные, как положено. С присвистом втянул воздух сквозь зубы. Подвел итог:

— Генку хотели убить.

— Да, — согласился Барс, наблюдая за сменой данных; панические красные огоньки на панели сменялись тревожными желтыми. — В следующем прыжке. Отлетался бы…

— За что? — спросил Медведь у меня. — Серый! Он был на твоей родной планете. Во что он там вляпался?

— Не знаю. Я его до старта не видел.

Шайтан едва не опоздал к сроку. Примчался — язык на плече. Чего ради моего друга понесло на Даммиану? И мне — ни полслова…

Дим-Палыч наконец покинул дверной проем и вошёл в каюту. Снаружи толпились мужики — встревоженные техники с планетологами и обозленные Медведевы бойцы. За злостью скрывались растерянность и чувство вины: служба безопасности проворонила покушение на ксенопсихолога! Я внутренне содрогнулся. А если бы я опоздал?

Дим-Палыч постоял над Шайтаном. Считать устанешь, сколько раз они друг другу жизнью обязаны. Работа планеторазведки в целом довольно опасна, а нашей группе особенно везёт.

— Вот только ты мне очнись, — пробормотал командир, — вот ужо я тебя. — Наверно, его слова должны были звучать как угроза или хотя бы упрёк. А прозвучали как просьба: «Не умирай».

Дим-Палыч встряхнулся и отдал распоряжения:

— Служба безопасности: выясните, кто перенастроил систему жизнеобеспечения в каюте. Арсений: реши, вызывать ли спасателей — или ты справишься сам.

— Справлюсь, — заверил Барс. — Надо лишь в медотсек перевезти. И… Дим-Палыч, навскидку могу сказать: ему понадобится не меньше пяти дней на восстановление.

Иными словами, мы пять дней будем висеть в обычном космосе и не уйдём в подпространство, чтобы не навредить Шайтану. Он и здоровый-то подпространство с трудом переносит, а уж во время приступа луизианской лихорадки — совсем никак. С тяжелобольным на борту выполнять задание нельзя, но передать Шайтана спасателям и лететь без ксенопсихолога невозможно. Устав не позволяет.

Густые брови Дим-Палыча сдвинулись.

— Ясно. Будем ждать. — Комгруппы огляделся; взгляд льдистых глаз остановился на мне. — Пойдём, волчонок. Для тебя дело есть.

Мы зашагали к рубке управления.

— Поспешная, топорная работа, — заговорил командир, когда чужие уши остались далеко. — Сейчас Михаил определится с перенастройкой — и мы поймем, кто исполнитель.

— Какой-нибудь техник из тех, кто проводил предполетный осмотр. — Я поразмыслил. — И был, вероятно, ещё один исполнитель. Который спровоцировал преждевременную вторую волну… Как это можно сделать?

Дим-Палыч пожал плечами.

— Мало ли способов ввести препарат. Оцарапали, укололи… Заходи. — Он открыл дверь рубки.

Когда мы вошли, старший пилот общался с пультом и одним из экранов; лицо было сосредоточенным и хмурым.

— Дим-Палыч, либо систему переналадил кто-то шибко умный, так что не отследить, либо Шайтан это сделал сам. Вот погляди. — Лёша указал на экран, с которым общался.

Все было очевидно: последнее вмешательство в работу Шайтановой системы жизнеобеспечения — спустя тридцать одну минуту после того, как мой друг поднялся на борт. Использованный код доступа принадлежит ему самому.

— Вот как, — без удивления сказал комгруппы. — Значит, гипноимпульс. Куда проще, чем вредителей-техников к нам засылать.

Я стиснул зубы. Короткий импульс психоизлучателя — и человек превращается в марионетку. Он не то что собственную систему жизнеобеспечения отключит — он и корабль свой взорвёт, и целую базу, и…

— Убийство, наспех замаскированное под случайное самоубийство, — задумчиво произнес старший пилот и связался с Барсом. — Сень, похоже, Шайтана из «психа» недавно полоснули; попробуй найти следы. Спасибо, родной. — Лёша выключил связь. — Когда только «психи» запретят? — вопросил он безнадежно.

Никогда, подумал я. Следы психоизлучения полностью исчезают спустя двое суток, и после этого ни один эксперт доподлинно не выяснит, имело оно место или нет. До того удобное оружие — его только шире применять станут. Шайтан бы умер в каюте, а сказали бы, что он думал скрыть недомогание и для этого выключил передачу реальных данных…

— Сергей, — заговорил командир, — «Теймар» останется здесь, а ты полетишь на «Гренландию»-четыре. Возьмёшь пассажира, за которого просил Драгховер. Алексей тебе проложит наиболее удобный маршрут…

— Дим-Палыч! — вскинулся я. — Шайтана чуть не убили. Куда нам ещё чужой на борту?

— Наиболее удобный и безопасный маршрут, — продолжил комгруппы, словно его не перебивали. — Слетаешь и доставишь это сокровище на борт в целости и сохранности.

— Заодно в пути познакомитесь и сойдетесь поближе, — добавил Лёша.

Вспомнилось, как негодовал Дим-Палыч в ответ на просьбу… хм… приказ? Скажем так: распоряжение Дракона.

— Серый, я серьёзно говорю, — Лёшина усмешка противоречила словам о серьёзности, — это очень ценный и нужный нам пассажир.

Кого Дракон нам подсудобил? Чью-то жену или дочку? Или — сердце ёкнуло — Таниту? У её родителей достанет влияния… Вздор. Никаким чудом Танита не может оказаться на богом забытой базе.

— Сергей, будь осторожен, — произнес командир. — С этим покушением, теперь не знаешь, чего ждать.

Маршрут мне Лёша проложил — бывалым пилотам на зависть. Все сикось-накось. Я мог бы добраться до цели в три длинных прыжка через подпространство, но нет. Лёша выстроил такое путешествие, что я мысленно за голову схватился. Предстояло идти окольными путями, с огромной ненужной петлёй, в семь длинных прыжков и четыре коротких. Сколько бесполезной маеты! И пустой траты времени.

— Не надо ворчать, — указал старший пилот, хотя я благоразумно помалкивал. — Ты выйдешь к «Гренландии» там, где никому в ум не придет тебя подкарауливать. Это секретная военная база, и ты к ней приближаться не станешь. Вынырнешь, доложишься, и они сами доставят пассажира.

— И будь осторожен, — настойчиво повторил Дим-Палыч. — Действуй по обстоятельствам.

«По обстоятельствам»! Он дал мне карт-бланш. Кажется, я из волчонка превращаюсь в космического волка, равного всем остальным?

По пути на третью палубу, где стоит в ангаре наш катер, я хотел забежать в медотсек — проведать Шайтана — и был огорошен тем, что в доступе мне отказано.

— Барс, ты чего заперся? — спросил я через коммуникатор.

— Тут Шайтан после загадочного покушения, — откликнулся ксенобиолог. — Отказ в доступе не я придумал, а Медведь. Он всему экипажу отказал.

Дверь медотсека открылась, и Барс вышел ко мне из тамбура; тамбур был освещен холодным голубоватым светом и походил на шлюзовую камеру разведкатера. Добрейший Барс был порядком расстроен.

— Когда речь идет о «психах», самому себе верить перестаёшь, — поделился он. — Может, это как раз у меня было задание — ликвидировать Генку. Я, можно сказать, почти справился. Но ты вмешался и не позволил довести дело до конца, а я уже позабыл, что я — киллер.

— Как Шайтан?

— Лучше. Температуру я сбил, и он спит.

— А следы излучения?

— Я не нашел, но это ничего не значит. — Барс печально покачал головой. — С луизианской лихорадкой не шутят. До осложнений допрыгаться — раз плюнуть, а ты Шайтана знаешь. Он себя не бережёт ничуть.

Это я знал преотлично.

— Серый, пожалуйста, будь осторожен, — повторил ксенобиолог напутствие командира.

До «Гренландии»-4 я добирался, будто экзамен на пилотирование сдавал: неспешно, аккуратно, со всеми положенными остановками и передышками, сберегая силы и здоровье. Вынырнув из подпространства в обычный космос, я включал маскировку и висел, затаившись и поглядывая вокруг, чтобы никто не споткнулся ненароком о мой катер. Разумеется, военные бы загодя меня обнаружили, и корабль хатти-катт издалека бы засек, а вот, к примеру, транспорт лашей запросто мог вывалиться из несущего потока и сослепу меня протаранить. Я следил, чтобы этого не случилось.

На базе меня заждались. Вынырнув после заключительной серии коротких прыжков, я принял заунывное:

— «Гренландия»-четыре — «Теймару». Вы меня слышите? Приём. «Гренландия»-четыре — «Теймару»…

— «Теймар»-ноль-один — «Гренландии»-четыре. Вас слышу. Приём.

«Гренландия» всполошилась:

— Что значит «ноль-один»? Почему «ноль-один»? Нам весь «Теймар» нужен.

— Весь «Теймар» не пришел. У вас есть для меня пассажир? Готов принять на борт.

— Ой, да забирай, Бога ради, — заквохтала «Гренландия», распаляясь. — Баба с возу — кобыла в космос…

Тут, видимо, кто-то кому-то дал по шее, и в эфире зазвучал другой голос:

— «Теймар»-ноль-один, сообщите свои координаты.

Я сообщил, дивясь: неужто военная база меня не видит? Я-то их спутники наблюдаю, и маскировка не включена.

— Оставайтесь на месте, — велела «Гренландия». И для верности повторила: — Не двигайтесь.

— Понял; не двигаюсь, — подтвердил я, удивляясь все больше.

— Приготовились, — торжественно объявила «Гренландия» и начала отсчет: — Семь, шесть, пять… один. Оп-ля!

Полыхнули обзорные экраны, и взвыла сирена. Боевая тревога! Сирена тут же смолкла, экраны пригасли, картинка на них прояснилась. Я едва поверил собственным глазам: в ста сорока метрах от меня колыхалось нечто. Катер — не катер, глайдер — не глайдер, бочка — не бочка… Какой-то невиданный прежде транспорт, невесть откуда взявшийся в опасной близости от моего борта. Он медленно поворачивался вокруг основной оси и покачивался, будто лодка на морской волне. Я готов был голову дать на отсечение: эта штука не явилась из подпространства и не скакнула ко мне поверху. Откуда же она? Бог мой, неужели вояки освоили гипер? Это не сказки? И я угодил на испытания гиперпространственного микропрыжка? Испытания прошли успешно… не считая того, что эта штуковина едва не вмазалась в мой катер.

Вероятно, на базе предвкушали мой испуг и возмущённые вопли, но я не доставил парням удовольствия и промолчал.

Гипер-бочка невнятно представилась как борт номер что-то там (мне этого знать не полагалось) и запросила разрешение на пристыковку.

— Валяй, — буркнул я нелюбезно.

Прекратив колыхаться, она подошла, выпустила гофрированный рукав перехода — и тот приник к моему катеру, словно в жарком поцелуе. Я поймал себя на идиотском сравнении. Неужто я всё-таки подсознательно жду Таниту?

— «Теймар»-ноль-один, разрешите пассажиру подняться на борт.

— Без оружия, — предупредил я.

Гипер-бочка помолчала, затем я услышал:

— Говорит Айвер Джан Хелла Рик Олли. У меня нет оружия, только носитель информации. — Голос был звонкий, мальчишеский, как будто Айверу-Ну-И-Имечко едва ли стукнуло шестнадцать. Впрочем, звучание голоса зачастую обманчиво.

Почему, спрашивается, командир с Лёшей насмехаться надо мной насмехались, а никаких данных о пассажире не сообщили? Я в досаде спросил:

— Ваш носитель может представлять опасность?

— В определенном смысле — да, — отчеканил Айвер Джан Хелла. Как сталью о сталь прозвенел. — Мне нужно поговорить с капитан-лейтенантом Шаталиным. Лично.

— Переходите.

В шлюзовой камере я его продержал на целую минуту дольше обычного — сканировал так и эдак, чтобы он лишнего на борт не занёс. У парня ничего с собой не было, кроме курсантской формы, удостоверения личности и стандартного накопителя информации. Химической или биологической угрозы он не представлял. Зато стало ясно, отчего Лёша веселился, а Дим-Палыч оставил меня в полном неведении. Положа руку на сердце, я бы на их месте тоже так поступил. Сюрприз.

Впустив Айвера Джана Хеллу внутрь, я сообщил гипер-бочке, что принял пассажира, и дал разрешение отстыковаться.

— Удачи, «Теймар», — пожелал пилот и — ну, конечно, как же иначе? — напутствовал: — Будь осторожен. Гляди в оба.

Рубка в разведкатере невелика, дверь — сбоку от пилотских кресел, поэтому я не мог столь же эффектно развернуться от пульта управления лицом к гостю, как недавно разворачивались мне навстречу Лёша и командир. Я всё же повернулся и принял внушительный вид.

Гость явился. Стал на пороге (порогов на разведывательных катерах нет, это фигуральное выражение) и звонко доложил:

— Курсант третьего года обучения даммианской Школы военных пилотов Айвер Джан Хелла Рик Олли.

Худенький, невысокий парнишка, однако с отличной выправкой и прямым твердым взглядом. И он был куда больший даммианин, чем я. Я-то — полукровка и выгляжу достаточно скромно, а у него — вот уж масть так масть. Карие глаза с золотой искрой, золотисто-коричневая, как просвеченный солнцем мёд, шевелюра и золотистая же, будто в блестящей пыльце, кожа. Со стороны поглядеть — согласишься, что в дурацкой моде на даммианский медовый окрас есть некий смысл.

Как известно, население Даммианы — жертва генетического эксперимента. Люди приобрели свой чудный окрас искусственным путем, и гордиться тут особо нечем.

Айвер Джан Хелла отчего-то встревожился.

— Сэр, разрешите вопрос. Вы учились на Даммиане?

— Я учился на Новой Земле-два.

— Но вы — пилот! — воскликнул он, как будто во всей галактике, кроме Даммианы, пилотов больше нигде не готовят.

— Я учился в Академии планеторазведки, — объяснил я терпеливо, — и у меня три специальности. В том числе я пилот, да. А теперь скажите, курсант Айвер Джан Хелла Рик Олли: как вас называть по-человечески?

— Как хотите, — буркнул он уязвленно, спохватился и добавил: — сэр.

Я развернулся к пульту управления и указал на кресло второго пилота:

— Садитесь, Айвер Джан Хелла.

Угнездившись, он окинул пульт очень правильным, понимающим взглядом. Курсант третьего года обучения. Почти выпускник.

— Сэр, позвольте, я объясню. Айвер, Джан и Рик — мои старшие братья, а Хелла — сестра. Во время боя с хатти-катт за Даммиану, летающая крепость противника нанесла удар по поселку, где жила наша семья. Погибли все, только мать уцелела. Она была в соседнем поселении, в больнице; время пришло рожать. И она мне дала имена остальных своих детей.

Я сочувственно помолчал. То был первый и последний раз, когда хатти-катт атаковали мирное население. Вроде бы по ошибке… Но зачем же парня в школу военных пилотов понесло? Мать бы пожалел: военные пилоты — поголовные смертники.

Айвер Джан Хелла угадал, о чем я думаю.

— Я не единственный сын. Мать второй раз удачно вышла замуж. — Судя по легкой гримасе, он материнский выбор не одобрял; впрочем, это уже было совершенно не мое дело.

Курсант-смертник машинальным, привычным, хозяйским движением положил руки на пульт управления. Пилот, чтоб его!

— Лапы убери.

— Ой. — Он дёрнулся, смутился. — Виноват, сэр.

Я подавил усмешку. Вот и начинаешь чувствовать себя старым и мудрым. Для командира группы ты ещё волчонок, а для молоденького курсанта — уже сэр.

— Кто хлопотал, чтоб тебе попасть на «Теймар»?

— Пришлось целое представление разыграть, — признался он неохотно. — Я мать припугнул, она крепко надавила на отчима, а тот — на планеторазведку.

Я прикинул, кто у него может быть отчим. Вероятно, один из заместителей командующего флотом.

— Зачем? Рассказывай. И учти: мой командир разрешил действовать по обстоятельствам. Если мне что-нибудь не понравится, я тебя на «Теймар» не повезу, а возвращу на «Гренландию».

Курсант-смертник хотел было повернуться ко мне вместе с креслом. Не рассчитал: так въехал коленом в кожух моей системы противоперегрузки — аж побледнел.

— Сэр, — начал он, — спецслужбы способны квалифицировать мои действия как государственную измену. И мне бы не хотелось вовлекать… — Он сбился и закончил по-простому: — Я не хочу заодно и тебя впутывать.

— Ты уже весь «Теймар» втравил, — заметил я.

— Нет! — возразил он с горячностью. — Я только с капитан-лейтенантом Шаталиным… У него — имя; ему командование доверяет.

— А к отчиму со своим делом отчего не пошел?

— Пока мы рассуждаем, люди погибнут.

Я ему поверил. Что бы он ни раскопал, с чем бы ни рвался к Шайтану — Айвер Джан Хелла полагал: это серьёзно. И ведь чем чёрт не шутит, мог и нарыть что-нибудь стоящее. Именно такой неопытный, но смышлёный парнишка зачастую подметит то, что проморгали взрослые умудренные дяди. Я узнавал в нем себя.

Тронув катер с места, через пару минут я ушел в подпространство. Можно было и сразу нырнуть, без разбега, но это был бы жёсткий, экстремальный рывок, а мне хотелось не ударить в грязь лицом. Ясно же, что военный пилот не упустит возможность сравнить, как летают в подпространстве вояки и планеторазведка.

Конечно, он смотрел во все глаза; и советовать взялся. Дескать, смертельную «вдовью избушку» он бы вот так обошел, а под большой «ловчий садок» лучше вплотную подныривать, чем стороной обходить, зато в малом «садке» можно неплохо порезвиться, если попрёшь напролом… Я слушал, слушал, кое-что намотал на ус, но в конце концов не выдержал и урезонил мальчишку:

— Ты, братец, не путай планеторазведку с военными. У тебя задача — вдоволь покуролесить, пока жив, а мне надо с минимальным риском доставить к цели экипаж.

Изрёк — и самому смешно стало. А парнишка, наоборот, погрустнел, как будто я ему влепил замечание.

— Извини, командир; был неправ.

Обратно я шёл не тем маетным маршрутом, который проложил Лёша, а по-своему, коротким путем. На душе было неспокойно. Знать бы, как дела на борту. Конечно, дальнюю связь никто не отменял, и я мог, вынырнув на перекрестье, вызвать «Теймар» и расспросить, как и что. Но это означало выдать себя с головой любому, кто интересуется моим местоположением. В ушах же звучало на разные голоса: «Будь осторожен; будь осторожен…» Этим советом я пренебрегать не собирался.

— Айвер Джан Хелла Рик, — я намеренно перечислил все его имена, желая выказать уважение, — где ты познакомился с Шайтаном… с каплейтом Шаталиным?

— В Информсети. Я искал знающего человека… Нашел и вызвал по дальсвязи, и он согласился поговорить. — Курсант-смертник улыбнулся. — У него дочка на плечах лежала. Одетая лисицей — как воротник. Капитан-лейтенант со мной разговаривал, а она рожицы корчила, чтобы меня посмешить.

Я тоже не сдержал улыбки, представив Надию в лисьих мехах на плечах у отца, которого она обожает, но так редко видит. Шайтан души не чает в дочке, а Даше их встречи не нравятся. Хоть что с ней делай, никакие уговоры не помогают. Она вроде соглашается, что ребёнок имеет право на встречи с отцом, а потом опять начинает противиться. Думаю, её муж подзуживает. Дашин супруг всем хорош, идеальный глава идеальной семьи — только нашего ксенопсихолога на дух не переносит. Неужели боится, что Даша внезапно одумается и снова полюбит Шайтана? Развалится идеальная семья, Дашу с детьми вычеркнут из программы поддержки…

— Когда вы общались? — спросил я.

— Восемь дней назад.

— А ты сам где был?

— На Даммиане. Потом меня отправили на «Гренландию» — на практику.

— То есть, на Даммиане ты с Шайтаном не встречался.

— Нет… Он там побывал? Ах, чёрт…

— И после этого его пытались убить. — Я помолчал, ожидая, когда Айвер Джан Хелла осознает мои слова. — Есть какие-нибудь соображения?

— Нет, — заявил он. — Никаких. Я уже втянул Шай… Шаталина — и вот что вышло. Нет!

Он так перепугался, что я не стал давить.

— Командир, — заговорил он после долгого молчания, в самом конце путешествия, — тебе Ростислав Чернорижский кем приходится?

— Никем. Я из Чернорижских лишь отца знаю, а он Владислав.

— Значит, дядька, — промолвил курсант-смертник. — Ваша фамилия на Даммиане известна…

— По-твоему, на планете одно-единственное семейство Чернорижских?

— Такое семейство — одно. — Мальчишеский голос захолодел, звякнул неприятным металлом.

Меня разобрала досада.

— Послушай, Джан Хелла. Мой отец был военный пилот, как и ты. И он погиб совсем молодым, как и… — Я прикусил язык. Не предсказывай пилотам будущее — глядишь, худшее и не сбудется. — Он никогда не рассказывал о своей даммианской семье — значит, так было надо. Тебе ясно?

— Ясно, сэр, — отчеканил курсант.

Я тут же обругал себя за то, что не сдержался, но расспрашивать было поздно.

Мы вышли из подпространства наверх. Где «Теймар»? На месте. Только с ним что-то неладно… очень неладно.

Айвер Джан Хелла подался к пульту.

— Командир, у корабля масса втрое больше положенной.

— Вижу.

Система обнаружения докладывала: прямо по курсу — «Теймар»; один-одинёшенек, никого рядом нет. Однако в массе он почему-то прибавил. И сбоку возле корабля — черным-черно, ни звездочки не видать. Неправильный четырехугольник абсолютной глухой черноты, как ворота в неведомое измерение… или в космический ад.

— Галлуни, — прошипел курсант-смертник. — Галлуни его захватили! — Он бросил руки на пульт — я едва успел блокировать ему доступ к орудиям. — Командир! Давай вдарим, чтоб от них дым пошел…

— Уймись, — оборвал я. — Ещё мы с галлунями не воевали.

— Ты просто не знаешь! Они… — Айвер Джан Хелла заставил себя успокоиться и процедил сквозь зубы: — У меня к ним очень большой счёт.

— Свой личный счёт будешь выставлять, когда станешь комэском. И будешь посылать в бой парней — а потом объяснять командованию, почему они не вернулись.

Он присмирел.

Я вызвал «Теймар». Лёша не отозвался.

Приборы не опознавали прилепившийся к «Теймару» корабль галлуней, но глазом можно было различить черноту, которая искажала форму нашего разведчика и заслоняла звезды. Вот же гадство какое!

Галлуни — гроза отдалённых космических трасс и головная боль руководства. Не то чтобы отпетые пираты — скорей, нахальные вымогатели. Захватив пассажирское судно или грузовой транспорт, они угоняют пленников на свой корабль, создают для них подходящую среду — атмосферу, температуру, влажность — а затем начинают долгие нудные переговоры о «нарушениях» со стороны плененного экипажа и об условиях выдачи нарушителей. Условия разнообразием не блещут: отдайте галлуням бесполезный астероид, передвиньте пост наблюдения, вместо космического буя поставьте другой такой же… То ли они потешаются, то ли глумятся, то ли у них есть иной, неведомый нам резон.

Переговоры заканчиваются победой бесстыжих галлуней. С другими террористами разговор короткий, а с галлунями тютькаются. Оно понятно — цивилизация у них технологически мощная, и высокое руководство мечтает заполучить галлуней в союзники. С такими «друзьями» врагов не надо. Наглые они не в меру и подлые. Скажем, на летающие крепости хатти-катт им в ум не придет покуситься, и с могучими дарлогами вымогатели не связываются — себе дороже. Однако на кого послабей напасть — милое дело. На тех же лашей, к примеру, вовсю охотятся.

А с недавних пор и на землян повадились кидаться. Как раз по флоту приказ вышел: огонь по галлуням не открывать, сопротивления не оказывать, мирно сдаваться в плен. Из плена вас выручат, выкуп заплатят, рано или поздно Земля с Галлунем задружится, а до той поры терпите. Это надо ж так себя не уважать! С грозными хатти-катт сколько лет воевали — а тут паршивых галлуней не трожь. Унизительно, чёрт возьми.

Дим-Палыч мне дал карт-бланш. Обстоятельства складывались так, что надо ноги уносить, пока галлуни не сцапали, однако я не мог дать деру. Сбегу — а потом ведь ничем не поможешь.

— Они убьют Шайтана, — сказал Айвер Джан Хелла.

— Галлуни никогда никого не…

— А Шайтана — убьют.

Ах, чтоб ему! Лучше меня знает: не предсказывай судьбу пилотам. Шайтан — не пилот, а всё же… Я двинул катер к своему кораблю.

К счастью, черная туша чужака не закрыла нужный мне порт. Основные системы «Теймара» работали, и я без помех завёл катер внутрь, в родной ангар. Побледневший Айвер Джан Хелла сидел, сцепив зубы. Честно сказать, я тоже чувствовал себя неуютно.

Я поочередно послал вызов через коммуникатор Дим-Палычу, Лёше и Барсу; связи нет. Вероятно, галлуни забрали группу к себе на борт. А как же Шайтан? Его что — из медотсека выдернули? С луизианской-то лихорадкой…

У меня был собственный защитный костюм, и я быстро нашел второй для курсанта. Включив маскировку, мы покинули катер, пересекли ангар и выскользнули за ворота.

На третьей палубе было тихо, никакого движения. Мы друг дружку отлично видели и могли без опаски переговариваться. Чудесная вещь — защитный костюм планеторазведчика. Коли противошпионские сканеры отключены, нас не видно и не слышно. Даже если в рубке засел захватчик-галлунь, он нас не обнаружит.

Я надеялся, что Лёша не оставил сканеры включенными, врагу на радость. Предположительно находящийся в рубке галлунь знает, что на борт «Теймара» прибыл катер, и будет готов к неожиданностям, но я рассчитывал его переиграть.

Двумя бесплотными дýхами, мы поднялись на вторую палубу и направились к медотсеку. За спиной с шелестом опустилась аварийная переборка. Оставалось понять: известно ли в рубке, что мы успели подняться, или галлунь полагает, будто мы внизу, а он нас отрезал от основной части корабля.

Внезапно со всех сторон обрушился гулкий лай — галлунь что-то заорал по громкой связи. Я включил свой лингводешифратор и махнул замершему на месте курсанту: двигаем дальше.

Галлунь смолк, и дешифратор не успел ничего перевести. Из-за плавного изгиба коридора донесся новый лай, уже не такой оглушительный. Сквозь него пробился басовитый рев переводчика: «Открыть немедленно! Открыть сейчас!» Мы побежали — невидимо и беззвучно.

Вот и они. Четверо вымогателей собрались у двери в медотсек.

С изрядной натяжкой, галлуней можно считать гуманоидами. Во всяком случае, когда хотят, они принимают форму человеческого тела. Сейчас они этого не хотели. Их тела, облачённые в защитные костюмы — того же бесконечно чёрного цвета, что и корабль, но усыпанные блестящими звездами, — колыхались и струились, будто густой дым, слегка растрёпанный ветром. Они опирались о палубу короткими прямыми ногами — у каждого по одной — а верхняя часть тела жила своей собственной жизнью: поднималась вверх, склонялась вниз, растекалась по горизонтали, собиралась в колеблющийся столб… Чёрные, в звездах, фигуры наводили на мысль о пьяных участниках маскарада, которые нарядились в костюмы древних звездочетов.

Маскарад был невесёлый. По крайней мере, для нас. Колыхающиеся галлуни обступили Дим-Палыча и теснили его, прижимая к двери медотсека. И лаяли. «Открыть немедленно! Открыть сейчас!» — ревел его переводчик, и ему вторил мой собственный, орал в уши: «Открой сейчас же!»

Командир был безоружен и полураздет — в одних брюках и носках, без ботинок. Очевидно, его обыскали и отняли всё, что посчитали небезопасным. А лингводешифратор не забрали, и умный приборчик держался над правой ключицей, цветом сливаясь с кожей.

Остальных наших мужиков я не увидел: их увели в плен раньше.

— Молчать! — рявкнул Дим-Палыч, и его дешифратор зашелся от лая. Удивительно, как долго можно лаять короткую команду.

Похожие на звездочетов галлуни притихли, однако продолжали колыхаться, расползаясь чёрными облаками с блестками звезд.

— Здесь — военный госпиталь! В нём — тяжелораненый и врач. Забрать их отсюда значит убить раненого.

Лингводешифратор свирепо гавкал; громкая связь тоже залилась лаем. Мы с курсантом подошли совсем близко, и галлуни забеспокоились. Взблескивающие серебром облака собрались в столбы на крепких ногах и приобрели отдаленное сходство с человеческими фигурами — длинное тело, вытянутая голова и нелепые короткие ручонки.

Защитный костюм планеторазведки — классная вещь. Когда включена маскировка, разведчик подобен сгустку мрачной пустоты, которая гонит прочь любого, кто оказался рядом. Если ты сам не разведчик, действие маскировки не распознаешь и невольно постараешься убраться подальше.

Ближайший к нам галлунь сдвинулся, потеснил собрата. Чёрные столбы соприкоснулись, звезды на миг ослепительно вспыхнули. Четверо галлуней разом выпустили по второй ноге и укрепились ещё надёжней; чёрные ромбы «ступней» вросли в ребристое покрытие палубы.

Мы придвигались — потихоньку, помаленьку, чтобы не вспугнуть вымогателей. Галлуни тревожились, упирались, обретали все большее сходство с человеком. И лаяли, как десяток осатанелых псов. Переводчики надрывались: «Прочь с дороги! Освободи проход! Лыжню!» А порой гудели рассерженным гудом, избегая крепких словечек.

Айвер Джан Хелла то ли хрюкнул, то ли икнул. Ему смешно; а я понимаю, что галлуни гораздо менее восприимчивы к нашей защите, чем я рассчитывал, и вытеснить их с «Теймара» будет не так-то просто. К тому же дешифраторы не переводят лай, несущийся по громкой связи. Особый пиратский язык, который переводчик не распознаёт. Положеньице…

Курсант-смертник неловко переступил и задел маскировочным полем Дим-Палыча. Командира едва не отнесло в сторону (вместо галлуней!), однако он сообразил, в чем дело, и удержался на месте, приник спиной к двери медотсека. Комгруппы отключил свой дешифратор и сказал:

— Сергей, уйди. Уйдите оба.

иллюстрация Галины Маас

Громкая связь разразилась бешеным ором. Мы отступили на пару шагов.

Дим-Палыч снова включил переводчик.

— Убить раненого равносильно объявлению войны! — чеканил он фразы. — Ваш корабль уничтожат! И больше никто! Никогда! Не получит выкуп! Убийства Земля не простит!

Земля простит что угодно, если сочтет политически выгодным. Возможно, проклятые галлуни в этом уверены… как и я.

Внезапно сделалось тихо. Ещё несколько мгновений гремел лай по громкой связи, затем и он смолк. Галлуни перестали колыхаться и дружно сделали полный оборот. Четыре продолговатые головы одинаково вытянулись в нашу с курсантом сторону.

— Это кто? — проскрипел на общем галактическом один из вымогателей.

Неужто они нас видят — со всей нашей хвалёной маскировкой?

Суровые губы Дим-Палыча сжались. Командир не ожидал такого поворота.

— Это волчата, — вымолвил он с заминкой. — Дети.

— Чьи дети? — надсадно проскрипел другой галлунь.

— Мои, — решительно объявил комгруппы.

Громкая связь взорвалась рёвом и хохотом; четверо галлуней застыли, как будто внимательно вслушиваясь. Звёзды на чёрных костюмах поблекли.

— Дети — малые, — наконец проскрежетал более въедливый галлунь, поводя головой из стороны в сторону — дескать, нет, не обманете. — Эти — большие.

Айвер Джан Хелла отключил маскировку и шагнул к командиру. Правильно: невысокий, по-мальчишески тонкий курсант рядом с рослым Дим-Палычем смотрелся подростком.

Громкая связь заходилась. Вымогатели вроде бы слушали, однако не отвечали ни гавком, ни тявком. А может, и откликались, да нам этого не было слышно.

— Эта — деть, — постановил въедливый галлунь, но не отвязался: — Вторая — деть?

Тьфу, пропасть! Я съёжился, как мог: нагнул голову, опустил плечи, втянул живот, присогнул ноги в коленях — и выключил маскировку. Ох и зрелище. Дим-Палыч глядел бесстрастно, курсант-смертник с трудом подавил усмешку.

Галлуни молча меня обозрели.

— Деть, — изрек въедливый.

— Деткáм и ранéным нет вреда. Она остается в этой корáбеле. Ранéный со врáчей — под аресту, мы уследим, — сообщил один из двух галлуней, которые до сей поры молчали. С общим галактическим языком у них у всех было не очень. — Капитана, окажи честь пройти в нашу корáбель. Твоя главная экипажа уж там. Просю! — Движением коротких ручонок галлунь показал, куда он приглашает Дим-Палыча, — к выходу с «Теймара».

Хохот и рёв наконец унялись. Было слышно, как медотсеке сомкнулись створки внутренней двери тамбура. Очевидно, там слушали, что творится снаружи, прильнув ухом к внешней двери.

— Дим, прости: большего не смог, — вздохнула громкая связь голосом измученного Шайтана. — Они сейчас покинут «Теймар». Безопасность и жизнеобеспечение не отключат. Удачи!

Так значит, это наш ксенопсихолог орал и лаял на языке, который даже лингводешифраторы не знают! Он внушал галлуням, чтобы обошлись с нами помягче, пощадили «детей» и «раненого» с врачом. Как только у него сил достало?

— Спасибо, Геныч, — проговорил Дим-Палыч в пространство. У командира отобрали коммуникатор, и по громкой он не мог общаться, и в медотсеке его уже вряд ли слышали. А он всё равно поблагодарил Шайтана — и с такой теплотой, что можно было сдохнуть от зависти.

— Просю! — повторил галлунь, который принял окончательное решение. Его нелепые ручонки, словно две стрелы, указывали в сторону перехода на первую палубу.

Льдистый взгляд Дим-Палыча обежал курсанта-смертника и обратился на меня.

— Сергей, принимаешь командование. Те двое — под арестом; за «Теймар» отвечаешь ты. Не геройствовать, боевых действий не предпринимать, Шайтана сберечь. Всё ясно? — спросил комгруппы у нас обоих.

Я кивнул, вышколенный Айвер Джан Хелла вытянулся и звонко ответил:

— Да, сэр!

— Просю! — Черные ручонки мелькнули в воздухе: галлунь намеревался подтолкнуть Дим-Палыча.

Командир отпрянул, галлунь промахнулся, сложился в поясе и так замер. Подобие человеческой фигуры начало растекаться в плоское облако, в невозможной черноте вновь ярко заблестели звёзды.

— Удачи, — пожелал нам Дим-Палыч.

Мы отсалютовали. Он зашагал по коридору — обезоруженный, полураздетый, но с прямой спиной и уверенно развёрнутыми плечами. Непобеждённый командир пленённого экипажа; умный и опасный вожак попавшей в ловушку стаи. Галлуни вереницей устремились следом, торопливо засеменили на своих прямых, не сгибающихся ногах.

Когда последняя черная фигура исчезла за поворотом коридора, я тоже направился к переходу на первую палубу — не к тому, куда увели Дим-Палыча, а к другому, который ближе к рубке.

— Осиротели, — произнес Айвер Джан Хелла, поспевая за мной. — Надо же — волчата. Командирские дети!

— Ты бы гордился, что Дим-Палыч тебя назвал своим волчонком.

— Я горжусь, — ответил курсант-смертник. — И мне надо поговорить с Шай… с каплейтом Шаталиным.

«А это вряд ли», — подумал я.

Шайтан обещал, что галлуни покинут «Теймар». Добравшись до рубки, мы постояли, вслушиваясь в царящее за дверью безмолвие. Жаль, защитный костюм не позволяет обследовать пространство за переборкой — для этого нужен особый сканер, предназначенный для использования на космических кораблях.

Ну, была не была. Однако я не успел взяться за рукоять — дверь отворилась, и в коридор выплыла одноногая черная фигура, за ней — вторая, третья, четвертая. Звёзды на костюмах блистали, и мерцали сгустки блестящей пыли на подобиях плеч. Они всюду таскаются вчетвером? Я вроде бы про это слышал… Четверка галлуней образует знак силы или что-то в этом роде. У них и звёзды с четырьмя лучами, тоже неспроста.

Чужаки в костюмах «звездочётов» надвигались, их головы опустились и нацелились в нашу сторону, будто огромные кулаки. Мы попятились. Распознав угрозу, включилась защита, прозрачные мягкие шлемы легли на голову, однако включать маскировку было поздно. Да и толку в ней, похоже, нет.

Громкая связь молчала. Запертому в медотсеке Шайтану неоткуда было узнать, что мы попались.

— Мы — дети командира корабля, — произнёс я на общем языке. Лаять через переводчик не стал; вопрос о «детях» галлуни обсуждали именно на общем. — Волчата.

Чужаки сбавили ход, однако грозного вида не утратили.

Курсант-смертник шагнул им навстречу, шепнув:

— Делай, как я.

Мгновенным движением он сел на пятки и скорчился, мало не уткнувшись лбом в палубу возле самых ног подступивших галлуней. Чёрная ромбовидная «ступня» наползла было на его золотистую голову, но замерла и подалась назад. Я живо повторил маневр курсанта.

Галлуни молча стояли над нами. Я буквально кожей ощущал, как они колышутся, то растекаясь облаками, то собираясь обратно. Видимо, они размышляли.

— Дети, — натужно проскрипел в конце концов один из них на общем. Я не ошибся насчет языка.

— Хорошая детя, — уточнил другой.

— Послушная детя, — поддакнул третий.

— Детя в рубку не ходи, детя баю-бай, — проскрежетал последний.

Айвер Джан Хелла как сидел, скорчившись, так и опрокинулся набок. Подложил обе ладони под щеку и закрыл глаза — «уснул». Я сделал то же самое. Баюшки-баю…

— Славная детя, — скрипуче похвалили нас. — Покорная.

— Ручная.

— Шёлковая.

А словарный запас у галлуней не так уж и скуден.

Они уплыли. Когда я приоткрыл глаза, «звездочётов» в коридоре уже не было.

С шипением, Айвер Джан Хелла встал на ноги. В шипении угадывались слова… Нечасто такие услышишь.

— Пока на «Теймаре», ты язык-то попридержи, — сказал я. — У нас не принято выражаться. — И сменил тему: — Ты разбираешься в галлунях?

— Смыслю немного. — Его передёрнуло от гадливости.

Помнится, он говорил: «У меня к ним очень большой счет». И ещё: «Они убьют Шайтана».

— Твое дело к Шайтану связано с галлунями? — спросил я, заглядывая в рубку. «Детя в рубку не ходи, детя баю-бай».

Айвер Джан Хелла промолчал. Упрямец.

Я зашел внутрь, осмотрелся.

— Ну, как они тут навредили?

— Сейчас увидишь.

Курсант-смертник тоже шагнул в рубку, окинул взглядом погашенный пульт управления, слепые экраны, пять кресел у пульта. Кажется, остался не слишком доволен увиденным. Мне вдруг подумалось: с таким отчимом, как у него, Айвер Джан Хелла должен сидеть в рубке управления громадной астроматки или ещё чего похлеще. Представляю, каким ему видится «Теймар». По сравнению с военными колоссами — сущее убожество.

— Командир, куда мне сесть?

Я оценил деликатность: он не плюхнулся с разгону на Лёшино место, а готов был устроиться, где скажу. Усевшись в командирское кресло, я указал курсанту место справа от себя, которое обычно занимал наш ксенопсихолог. Айвер Джан Хелла угнездился и — учёный! — сложил руки на коленях, сцепил пальцы в замок.

Дим-Палыч оставил мне командирский доступ; сделал это, когда я еще летел с курсантом от «Гренландии» », — рассчитывал на мое возвращение. В другое время я бы весь изгордился, но сейчас было не до того.

Первым делом я включил противошпионские сканеры — поглядеть, не затаился ли на борту кто чужой. Чужаков не было; галлуни убрались восвояси. Затем я погонял системы «Теймара», отыскивая следы возможного вмешательства.

Система безопасности уверяла, что у нас всё хорошо. Да просто отлично! На борту нет ни одной единицы ручного оружия (галлуни всё вымели подчистую). И штатное вооружение «Теймара» как будто исчезло. Абсолютно всё: что несет сам корабль, что имеет на борту катер, чем вооружены разведглайдеры — ничегошеньки не осталось. В смысле, физически орудия и боевые излучатели находились на месте, но проку от них, как от муляжей: системы управления блокированы с чужого корабля.

Кроме того, было невозможно запустить двигатели. Стартовые, маршевые, маневровые, подпространственные, аварийные, антигравитационные — умерли все до единого. И ни катер, ни глайдер не смогли бы уйти с «Теймара», если бы кто-то задумал удрать.

Спрашивается, чего желает высокое руководство: галлуней в союзники — или возможностей подобраться к их завидным технологиям?

Коммуникаторы Барса и Шайтана не откликались на вызов. С ходу поправить дело не удалось, долго же разбираться было недосуг. Пришлось обратиться по громкой:

— Барс? — Хоть я и старался не орать, грянуло отменно.

— Не шуми, — отозвался ксенобиолог шёпотом. По громкой связи получился тот ещё шепоток, немногим тише моего вопроса. — Шайтан спит.

— Как он? — прошелестел я.

— Плохо.

— Твой прогноз?

— Выживет… если опять чего-нибудь не стрясется.

— Когда будет можно поговорить?

Пауза: Барс подыскивал слова.

— Серый, — наконец вымолвил он проникновенно, — ты командуешь кораблем, но я тебе не подчинюсь. В медотсек не пущу, связь вырублю и не дам убить Генку, ясно?

В сущности, я другого и не ожидал.

— Шайтан вне доступа, — сказал я курсанту, — за него будет командир «Теймара». Слушаю тебя внимательно.

Он опустил глаза — карие, с золотой искрой — и в замешательстве покусал губу.

— Командир, ну, ей-богу… Я не потому, что не доверяю… Но ты всё равно ничем не поможешь!

Я решил, что дожму его чуть погодя, и связался с начальником планеторазведки Энтони Драгховером.

Мне повезло: он не сидел на многолюдном совещании, а оказался у себя в кабинете. Наш замечательный Дракон — умный, порядочный, когда-то друживший с отцом Шайтана; он и к нашему ксенопсихологу, и к Дим-Палычу относится, как к родным.

— Сергей! — У него просияли глаза. — На «Теймаре»?! Что у вас происходит?

Он был в курсе нападения галлуней, но подробностей, конечно, знать не мог. Я обстоятельно доложил, как случилось, что пираты не забрали всех, а оставили нас четверых на борту родного корабля.

Выслушав, Дракон сильно встревожился.

— Сергей, это очень скверно. Для галлуней четыре — особое число. Они такого могут наворотить! То ли за вас отдельный выкуп потребуют, то ли решат избавиться, как от… — Он осёкся. Известно: не стоит предсказывать будущее пилотам.

— И им сойдет с рук? — уточнил я.

— Боюсь, что да. Одиннадцать дней назад они захватили транспорт с экипажем из шестнадцати лашей. Шестнадцать — четыре раза по четыре. Галлуни сначала потребовали выкуп, а потом, видимо, пересчитали пленников. Требование о выкупе отозвали и сообщили, что они отпускают «по ошибке» захваченный транспорт.

— А лаши?

Начальник планеторазведки сморщился, как от острой боли.

— Лашей в космосе собирали. Связанных по четыре. — Он помолчал и с отвращением закончил: — Их отправили за борт без скафандров.

Вот чёрт… Лаши — уморительные симпатяги, эдакие пушистые мешки на ножках. Они, правда, и сами не прочь позабавиться за чужой счет, но чтобы так изощрённо их убивать? В голове не укладывается.

— Господин контр-адмирал, почему об этом случае ничего не известно?

— Потому что, — Дракон прямо-таки заклокотал, — пираты уверяют, будто они отпустили транспорт с экипажем, который был жив и здоров. И якобы кто-то другой сработал под них, дабы очернить безвинных галлуней и сорвать будущее взаимовыгодное сотрудничество.

Он перевел дыхание и посмотрел вбок, на какой-то экран. Посуровел.

— Эксперты настаивают: один из вас должен покинуть «Теймар». Сергей, — он поднял ладонь, предупреждая мои возражения, — у тебя двое под арестом, им не уйти. Ты остался за командира; всё понятно. А от курсанта необходимо избавиться. Переведи его на корабль галлуней.

Айвер Джан Хелла, который до того сидел тихо, осведомился:

— Сэр, это приказ?

— Это мнение — причем не самых глупых людей, — отрезал Дракон.

— Оно расходится с мнением капитан-лейтенанта Шаталина, — заявил курсант. — Который приложил неимоверные усилия, чтобы я и… — он замялся, но лишь на мгновение, — и мой командир остались на борту «Теймара». Значит, это необходимо.

Конец ознакомительного фрагмента.