Чёрный Лес

Елена Воздвиженская

Зло многолико и имеет множество имён. Никогда нельзя знать наверняка, в каком образе оно предстанет именно перед тобой. Быть может, это будет Чёрный Лес, оживляющий мёртвых? Или найденный на берегу реки кулон? Или таинственный голос, называющий себя Марлактаром? Отец лжи хитёр и изворотлив. Неизменным во все века остаётся лишь одно — Зло непременно возьмёт свою дань, плату за оказанную услугу. Помни об этом, идя на сделку.

Блазной Лог

Глава 1

Месяц глядел с неба лукавым прищуром, словно хитрый жёлтый глаз чёрного, толстого кота бабки Вареньевны, объевшегося сметаной и оттого дюже довольного. Звёзды, коими обсыпало небесную кошачью морду, ярко сияли, подмигивая и приплясывая, их лучики расходились в стороны, топорщась тонкими вибриссами. А Юра шёл по дороге, идущей вдоль тёмного леса. Лес был не страшным — тут даже нечисть своя, родная, как и местные хулиганы. Кого бояться? Юра возвращался домой, в родную деревню Пестречинка из села Студёные Ключи, где жила его бабка — Галина Валерьевна, всю жизнь проработавшая в сельском детском саду воспитательницей. С лёгкой руки какого-то малыша, что не мог выговорить её имя-отчество, и прозвали бабку вместо Валерьевны — Вареньевной. Бабка, а тогда ещё молодая женщина, не обижалась, смеялась со всеми вместе. Вот уже много лет она на пенсии, а прозвище Вареньевна так и осталось за ней в селе по сей день. Юра провёл у бабушки неделю и за это время успел переделать сотню разных дел, и потому сейчас он шёл по дороге с лёгким сердцем и донельзя довольный собой. Совесть шептала ему, какой он молодец, и что теперь он имеет право отдохнуть и устроить себе несколько праздных дней. А там уже и сенокос начнётся, не расслабишься. С утра до ночи будут с родителями да старшим братом Ванькой в лугах пропадать. Ванька должен был подъехать со своей семьёй в деревню аккурат к сенокосу. Юра же вышел в отпуск пораньше, семьёй он пока не обзавёлся, и потому в первый же день сел в поезд и приехал из далёкой Якутии, в которую занесла его судьба, в родные края. Юра шёл налегке и насвистывал песенку, вдыхая сумеречный воздух, напоённый ароматами луговых трав и цветов, слушал оркестр ночных насекомых-певунов. Бабка пыталась, конечно, всучить ему всяческих гостинцев, но Юра кое-как отвертелся, сказав, что отец как-нибудь заедет на днях на своём УаЗе, да и заберёт. Бабка поохала, посокрушалась, но от внука отстала. К вечеру, когда спал полуденный зной, и раскалённый шар солнца скатился на запад, за берёзовую рощицу, Юра засобирался домой.

— Не ходил бы на ночь-то, — пыталась отговорить его бабка, — Разве ж это дело? Ночуй, да с утра и вертайся.

— С утра уже палит немилосердно, ба, а сейчас одно удовольствие прогуляться перед сном. Свежо, прохладно. Ветерок. Цикады вон поют, сверчки всяческие. Час неспешным шагом — и дома буду. Не переживай.

— Ой, вот же ж неугомонный, ну, ступай, коли, да только смотри, мимо Блазного Лога пошустрее пробегай, не мешкай там.

— Ладно-ладно, ба, не беспокойся. Закрывай за мной ворота, да отдыхать ложись.

Они попили чаю на дорожку, и бабушка вышла его провожать за калитку. Долго она стояла, глядя внуку вослед, крестя его и сокрушаясь, что он её не послушался.

Юре шагалось радостно. Думалось о разном. Но мысли все были лёгкие, беззаботные какие-то, как мотыльки, что вьются в сумерках возле яркой лампы, висящей на веранде. Не успев додумать одну мысль, в его голову уже прилетала вторая, а за нею и третья. Юра только год назад окончил институт, и теперь работал в инженером в крупной компании, куда его направили с кафедры, как одного из самых лучших студентов. И потому во всякие россказни про русалок, домовых и леших он не то, чтобы не верил, но считал, что если они когда и водились на земле, то все давно вымерли, как древние динозавры. Ну, правда, 21-ый век на дворе, такие нанотехнологии кругом, а тут — Шутиха. Юра даже усмехнулся, остановившись на дороге и взъерошив пятернёй волосы на макушке. Про Шутиху бабка ему рассказывала ещё, когда он маленьким был. Мол, девка есть такая, в реке нашей живёт, аккурат под мостом, там, где вода воронкой закручивается. Там-то на дне и есть её жилище. В лунные ночи Шутиха сидит на мосту и волосы гребнем чешет. А иногда плакать начинает. Коль плакать стала — так значит ребёночка ей надо, тоскливо ей, а это верная примета — скоро утонет кто-то из детей. Взрослых тоже топила. В основном обманом брала или мороком. Юра хорошо помнил, как вечерами в детстве, когда гостили они у бабки с братом Ванькой, слушали, раскрыв рты, бабкины сказки. То она им про найденного ночью на дороге мужиком барашка рассказывала, который вдруг по-человечьи заговорил, когда тот его в свою телегу посадил, да повёз. То про ведьму, что по ночам в село приходила, и, просунув руку в окно, кропила спящих, а наутро те мёртвыми оказывались. Ванька с Юркой боялись, прижимались друг к дружке, и ночью до ветру только вдвоём ходили, ежели приспичит. Но страшнее всего были сказки про местную нежить. Ведь события эти происходили не где-нибудь там, в каком-то селе, которое Бог весть, есть ли вообще на белом свете, а прямо туточки, в местах, которые с детства им хорошо знакомы. То вспоминала бабка Вареньевна, как мужик один из ближней деревни в лес пошёл, да заплутал, и покуда одёжу не вывернул наизнанку, не мог тропку сыскать. Лешак его водил. А как выбрался мужик на опушку, так услышал, как из леса ему вослед филин захохотал, насмешливо так. Обернулся мужик, а там сам Хозяин стоит — высотой, что твой дуб, руки корявые, ноги — корни, а в кроне густой глаза светятся — круглые зелёные. Мужик и грибы побросал, припустил к деревне. То рассказывала про то, как на том месте, где раньше мельница стояла, по сей день черти озоруют из тех, что мельнику при жизни помогали. Он, де, очередной оброк им обещанный не уплатил, помер. Так они по сей день всё ждут, новых должников себе ищут. Ежели кто мимо того места ночью пойдёт, не знаючи, так непременно к ним в лапы попадёт. Окружат, заморочат, заговорят, и сам не заметишь, как уже заключишь с ними договор. Да такой, что после и рад не будешь. На всю жизнь возьмут они тебя в оборот, сколько долг не отдавай, всё равно должен будешь. Уж они это умеют.

— Но самое, де, жуткое место у нас, — говорила бабка, — Это Блазной Лог. Там и днём-то всякое может привидеться, а уж ночью так и вовсе упаси вас Бог поблизости оказаться.

Блазным Логом назывался неглубокий, но длинный овраг, что располагался в лесу, протянувшись в некотором отдалении от дороги, чуть скрывшись за деревьями. С виду это был совершенно обычный овраг разве что уж очень богатый на ягоды. Росли они там так, словно их нарочно кто-то сажал, а после ещё и ухаживал — поливал, да сорняки полол, которые эту землянику глушили. Ягод было так много, что подойдя к краю и заглянув вниз, в лог, казалось, что он красного цвета. Даже травы было меньше, чем этой земляники. Юра слышал, как иные старики говорили, что это кровавые слёзы и собирать их, а уж тем более есть, ни в коем разе нельзя. Иначе беда будет. Что за беда и чьи слёзы, Юра не знал, да, поди, и сами-то старики того не ведали. Так, болтали то, что сами когда-то от предков слышали, и всё на том. Сказки — так думал Юра. Но всё ж таки местные обходили Блазной Лог стороной.

А однажды, Юрке с братом тогда лет по десять и тринадцать было, приехали городские из чужих в их места по ягоды. Дед Афанасий тогда аккурат мимо их машины проходил, остановился и предупредил, мол, вы во-о-он в тот лог не ходите, люди добрые, дурное там место. Те головами покивали, и пошли, захватив корзины, на ягодную охоту. Но, видать, слова деда они мимо ушей пропустили, либо же не сочли за что-то значительное, потому как в Блазной Лог они всё ж таки залезли. То ли жадность при виде такого изобилия перевесила, то ли заморочило их в полдень по жаре, когда воздух дрожит и переливается волнами, но нашли их потом всех троих на самом дне того лога. Все трое седые, даже девка молодая, дочка их. А из закрытых глаз слёзы текли, видать, да так и застыли на щеках потёками. И слёзы те были кровавыми, что земляника, покрывшая сплошь склоны лога. Причём нашли их деревенские. Поутру пастух в луга стадо погнал, а у дороги машина стоит. Что-то смутило его, остановил он своих коровушек и к Логу подошёл, от дороги, благо, шагов двести в лес пройти. Там-то на дне и разглядел он всех троих. Но спускаться побоялся. Вернулся вместе со стадом в деревню, сообщил председателю, а тот куда надо. Через недельку слух пронёсся по деревне, что тех троих без глаз, оказывается, нашли. Вот откуда слёзы кровавые были. Кто их глаза забрал, что случилось, куда они делись — так и осталось загадкой. Для милиции. Местные-то знали, что это сделало то, что живёт в Блазном Логу. Зря, зря приезжие не послушались совета. Ну да, каждый своим умом живёт. Чужой не пришьёшь. Кто-то или что-то водилось в том месте испокон веков. Древнее, неизведанное. Откуда оно взялось, неизвестно. Возможно, вылезло наружу из земных недр ещё тогда, когда образовался сам этот овраг, и земля разошлась трещиной, что с годами росла-росла и превратилась в этот лог. Виделось в том месте всякое. Кто-то встречал там давно умершего родственника, кто-то знакомого, которого давно не видел, и который находился в этот момент за сотни километров отсюда, кто-то встречал сам себя, а четвёртые никого не встречали, но описывали, что в какой-то момент начинали ощущать рядом с собою чьё-то невидимое присутствие и дикий, просто животный страх. Сам же Юра ни разу ни с чем таким не сталкивался и к рассказам подобного рода относился с некоторой долей скептичности. Он не отрицал, что людям могло померещиться разное, но не относил это к чему-то мистическому. Скорее всего, в овраге скапливаются какие-то газы, и испаряются наверх, что и вызывает галлюцинации. Так думал Юра, идя по грунтовке, залитой лунным светом под хор цикад. Пока его не окликнули. Он обернулся и сердце его пропустило удар.

Глава 2

Вся залитая лунным светом, обтекающим её силуэт, похожая в этом сиянии на небесного ангела или фею, что по ирландским поверьям в такие вот лунные ночи водят на лесных полянах хороводы, увлекая в них припозднившихся путников, чтобы заморить их в танце до смерти, перед ним стояла Ирина — девушка из их деревни. Но Ирина была не просто девушкой, а первой Юркиной любовью, потому-то и ёкнуло сейчас его сердце при виде той, которую он до сих пор не мог забыть и, как знать, забудет ли когда-то. Иринка Вострецова жила с родителями на другом конце деревни, аккурат у того места, где пробегала местная речушка — Густомойка. Раньше была она полноводной, такой, что и рыба водилась, и купаться было можно. Теперь же обмельчала, высохла, и водились в ней разве что лягушки да мальки, из которых вырастали небольшие окуньки. Речушку, которая теперь больше напоминала ручей, в самом глубоком месте которого было по шею воды, облюбовали гуси и утки, что с весны по осень плескались в грязной воде и гоготали от счастья. Там они с Ириной и встретились впервые, когда им обоим было по десять лет. Юрка с пацанами прикатили в тот день к Густомойке и, бросив велики, побежали к воде, чтобы шугнуть гусей, и потом, хохоча, наблюдать, как те с гоготом понесутся врассыпную. Это было одно из их любимых занятий, за которое, правда, им часто прилетало от взрослых, если находился свидетель их безобразия. Тогда их заставляли сгонять перепуганных и возмущённых птиц обратно в речку, а самим убираться восвояси. Но в тот день назидание им пришлось выслушать вовсе не от взрослых, а от своей же ровесницы. Когда они с мальчишками уже стояли, хохоча, на берегу и смотрели на удирающих птиц, сзади вдруг послышался тихий строгий голосок, сказанный таким тоном, как обычно говорит учительница, если ученики чересчур разошлись — негромко и с достоинством, но так, что в шумном классе тут же становится тихо. Так случилось и тут. Ребята враз смолкли и обернулись назад. Чуть в стороне от них, на склоне, покрытом муравой, сидела незнакомая девчонка в голубом сарафане и такого же цвета бантами в длинных пшеничных косичках и держала на коленях раскрытую книгу. Она смотрела на них укоризненно и как-то печально что ли…

— Зачем вы пугаете бедных птиц? Что же в этом смешного — радоваться тому, что кому-то плохо? Тем более тому, кто слабее тебя.

Мальчишки переглянулись и самый задиристый из них, Вовка Тарасов, спросил, подбоченившись:

— А ты кто такая? Ты не из наших!

— Мы только на этой неделе переехали, — спокойно, ничуть не смутившись от наглого Вовкиного тона, ответила девочка, — Мы вон тот дом купили.

И она показала на дом, выкрашенный зелёной краской с белыми наличниками, стоявший на пригорке, в котором жил раньше дед Илья, а как помер, так дом всё стоял заколоченным.

— Ты его внучка что ли? — спросил Мишка.

— Нет. Я ведь говорю — мы купили этот дом.

— А как звать-то тебя?

— Ирина, — ответила она.

Мальчишки ещё о чём-то болтали с новенькой в их деревне, а Юрка стоял и глядел на девчонку, улыбаясь, как блаженный.

— А этот мальчик у вас что, немой? Он странный какой-то, — пробудил его от забвения голосок Иры.

Захлопнув рот и придя в себя, он понял, что речь идёт о нём.

— Ничего он не странный, — встали на его защиту друзья, — Это Юрка. Нормальный пацан.

Девчонка хмыкнула и, опустив глаза, уткнулась в книгу, давая понять, что разговор окончен. Мальчишки тут же оседлали свои велики, и Вовка скомандовал:

— Погнали на пятачок, в ножички сыграем!

И ребята дружной стайкой покатили прочь.

В ту ночь Юрка всё думал об этой девчонке. Она была такой необычной — в красивом платье, с книгой. Их девчонки книжек на берегу реки не читали, а лазали вместе с ними по садам и носили штаны с вечно драными коленками. Юрка лежал и думал, что Ирина похожа на Мальвину из сказки, которую он в новогодние каникулы смотрел по телику, «Буратино» называется. Только у Ирины волосы были не голубого цвета, а светлые, а в остальном ну точь в точь кукла. Уснул Юрка под утро, беспокойно ворочаясь и вздыхая, он ещё не подозревал, что это означало. А означало это то, что он влюбился. Юрка стал приходить на берег Густомойки теперь уже один, без ребят в надежде — вдруг повезёт, и Ира будет снова читать там книгу или просто гулять? Но почему-то девчонки всё не было. А когда наступила осень и началась учёба в школе, то их учительница, Галина Андреевна, ввела в класс новенькую и ею оказалась Ирина. Да ещё надо же такому случиться — посадила её вместе с Юрой, вот ведь удача! Конечно, Юра виду не показывал и держал конспирацию. Ещё чего не хватало, чтобы про его любовь узнали в классе и стали шутить над ним. Он всячески старался соблюдать невозмутимый и даже равнодушный вид. А чтобы совсем уж не спалиться, время от времени дёргал Ирку за косички и легонько стукал по спине портфелем, обзывая Иринкой-малинкой. Но всё открылось, когда им исполнилось четырнадцать. В тот зимний день одноклассники решили после учёбы (а учились они в ближнем селе Верховое, до которого от деревни было пятнадцать минут пешим ходом) завернуть на Густомойку, проверить толщину льда. Зима ещё только начиналась, но всем уже не терпелось достать коньки. По одному ребята выходили на серую мутную поверхность, чуть припорошенную снежком, и проверяли надёжность льда, пока неожиданно не послышался громкий треск и коротко взвизгнула Ира, в тот же миг уйдя под воду. Речушка и летом-то не была глубокой, а к зиме и вовсе мельчала. Но, как говорят в народе, если судьба — то и в тазике дома можно утонуть. А тут всё-таки была речка, хоть и маленькая, да ещё с ледяной водой. Пока девчонки визжали, а мальчишки застыли от растерянности, Юрка скинул с себя куртку и пополз ничком на пузе к образовавшейся полынье. Ира судорожно хватала ртом воздух и даже не могла кричать, холод сковал её, и она безумными глазами смотрела на ребят, моля о помощи. Кто-то из девчат побежал за взрослыми. Иркин дом был как раз самым ближним к речушке и поэтому, когда Юра, тяжело дыша уже полз обратно, волоча за собой по тонкому льду Иринку за её длинную косу, благодаря которой он и сумел в последний момент вытянуть её, уже уходящую вниз, из полыньи, им навстречу уже бежал со всех ног Иркин дед — Григорий Кузьмич. Как ни старался Юрка, но лёд под ними всё ж таки вновь проломился и теперь под воду ушли уже оба, благо глубины здесь было по пояс. Однако окунуться успели. Подоспевший Григорий Кузьмич поспешно поднял внучку на руки, кивнул Юрке:

— За мной, бегом! Заодно и согреешься! Беги, внучок!

И Юрка побежал к дому Иринки вслед за мужчиной. Остальные ребята, молча проводившие их взглядами, загалдели, обсуждая страшное событие. Девчонки заплакали от страха, только сейчас сообразив, чем всё могло закончиться. Потихоньку все стали расходиться. У Иринки дома было жарко натоплено. Девочка в тепле пришла в себя, расплакалась от испуга, а дед, не теряя времени на разговоры приказал обоим немедля снимать с себя всю одёжу, да растираться большими тёплыми полотенцами, которые он вынул из шкафа. Иринка скрылась в своей комнате, а смущённого Юрку Григорий Кузьмич завёл за занавеску у печи, где стоял старый умывальник.

— Давай, внучок, не мешкай, сымай всё и растирайся докрасна. После станем чай пить!

После они и правда пили горячий чай с мёдом, сидя за столом закутанные в тёплые одеяла по самую макушку, и, подобрав под себя ноги в дедовых шерстяных носках.

— А теперь на печь полезайте, — скомандовал дед, — Оба. Давайте-давайте! Враз там пропотеете.

— Ишь ведь, ещё Крещение не наступило, а они уж в прорубь ныряют! — посмеивался он, — А по-хорошему…

Голос деда стал суровым:

— По-хорошему — выдрать бы вас, как следует, а точнее тебя, Ирка! Сама чуть не погибла, и парня едва не сгубила! Эва, он смышлёный оказался, сразу сообразил, что ползком надо. И храбрый! Остальные-то стояли, глазели только. Спасибо тебя, Юра, ты настоящий мужчина!

— Да нас на уроках ОБЖ в школе этому обучают, — смутившись ответил Юра.

А Иринка впервые как-то особенно поглядела на него и тихо сказала:

— Да, деда, Юра он такой. Он у нас молодец.

Тут Юрка совсем уже растерялся и густо покраснел.

— Знатно ты меня за волосы потаскал! — рассмеялась вдруг Ира, — В школе-то так сильно не тянул.

И они оба засмеялись, радуясь спасению, теплу и чему-то новому, что начиналось сейчас в их юной жизни.

Глава 3

С того самого дня, как ребята искупались в проруби, Юрка стал желанным гостем в доме Вострецовых. Он, будто бы по негласному правилу, получил право и честь приходить в любое время. Он и приходил. Родители Иры очень его полюбили, а особенно рад был его приходу дед, Григорий Кузьмич. И постепенно всё ближе становились и отношения ребят, а однажды Юрка признался Ирине в своих чувствах. Это было уже летом. На берегу той самой речки Густомойки.

— Ты знаешь, я ведь в тот день, когда впервые тебя увидел, сразу понял, что ты особенная, — опустив глаза, сказал Юрка, он смущался и сам злился на себя за это, но всё же решился произнести заветные слова, — Ты тогда нас отчитала за шалость, а я стоял и смотрел на тебя. Я сразу в тебя влюбился. С первого взгляда.

Ирина звонко рассмеялась, потом щёчки её заалели, и она отвела взгляд:

— Да я знаю, я уж тогда всё поняла…

В тот вечер Юрка впервые решился поцеловать свою девушку. Это был самый настоящий, искренний и трепетный поцелуй на свете. Так думали они. И впереди у них была целая жизнь. Ребята окончили школу. Вместе уехали в город, поступать в институт. Оба учились хорошо, поэтому легко сдали экзамены и их зачислили на первый курс.

— Уж ты там за Ирочкой нашей следи, Юрочка, — просила его мама Ирины, а отец, соглашаясь с нею, кивал, — Будь ей там защитником.

— Конечно, Любовь Андреевна! — заверял Юра, — Вы даже не переживайте. Я всегда буду рядом.

И своё обещание Юра держал. Даже в тот день, когда их, студентов четвёртого курса, в тихом углу городского парка окружили трое, Юрка не растерялся. Он узнал их. Это был Валерка Ихласов, студент последнего курса и сын директора местного кирпичного завода, а с ним двое его дружков. Валера был парень горячий, с завышенными потребностями и самооценкой, ни в чём не знавший отказа. Он запал на Ирину уже давно. Но та не давала ему ни малейшего шанса или намёка на то, что его внимание льстит ей. Напротив, вежливо, но твёрдо объясняла Валере, что у неё есть парень, они дружат ещё со школы и после окончания института собираются пожениться. Валера, казалось, понимал, отставал на какое-то время, но спустя несколько дней всё начиналось сначала. И ведь если бы у него не было поклонниц — так ведь напротив! Многие девчонки рады были повиснуть у него на шее — богатенький, перспективный, за такого замуж — и хлопот не будешь знать в материальном плане. Но нет, говорят, запретный плод сладок, а всё то, что достаётся дёшево — дёшево и ценится. Этот постулат одинаково верно работает и в отношении вещей, и в отношении человеческих чувств. Валерке нужна была Ирина. На дворе стоял май — цветущий, ароматный, кружащий головы, тюльпаново-сиреневый, благоуханный месяц. Валера выпускался из института, и с этим делом пора было тоже решать и ставить точку. Ира должна быть его и на этом всё сказано. Кто такой вообще этот Юрка? Голодранец из колхоза? Пф-ф-ф, Валерка и не таких обламывал. А уж этот ему тем более не помеха на пути к цели. Да и Иринка тоже привыкнет, полюбит, никуда не денется.

— Ни одна баба не устоит перед деньгами и достатком, — думал Валера, — Повыкобенивается и перестанет. Поймёт, если не дура (а она не дура), что он, Валера — наилучшая партия. Его отец пристроит обоих на тёплое местечко на заводе. Да и с жильём поможет, и со всем остальным. А матушка рада будет понянчиться с внучатками, когда они пойдут, так, что они с Ириной вполне смогут себе позволить улететь в отпуск на недельку-другую только вдвоём…

Валерка вынырнул из своих мечтаний и посмотрел на часы. Пора. Они с приятелями встретили сладкую парочку в парке. Те постоянно там гуляли.

— Ну, а что ещё может дать ей этот нищеброд? — про себя ухмыльнулся Валерка, — На ресторан-то, небось, денег нет. Вот и таскает бабу по кустам.

Он пренебрежительно сплюнул сквозь щель между передними зубами и шагнул навстречу Юрке, который тут же загородил Ирину собой и встал между нею и Валеркой.

— Что, рыцарь, отдашь нам свою принцессу? — усмехнулся Валерка, — А не отдашь, так силой возьмём.

— Попробуй, — глядя ему в глаза, спокойно и твёрдо ответил Юрка.

— И попробую. Не пара она тебе, сам не видишь? А я в самый раз. Так что, давай, уходи с дороги и не маячь тут.

— Валера, уйди, пожалуйста, — раздался из-за спины Юры голосок Ирины, она была напугана, — Я не буду с тобой встречаться. Я Юру люблю.

— «Юру люблю», — пискляво передразнил Валера, — Какая жалость, да только придётся разрушить вашу мнимую идиллию. Со мной тебе будет лучше.

— Это кто же так решил? — спросил Юра, — Уж не ты ли?

— Я, а что? — нагло ответил Валерка, — Я мужчина — и я решаю. А ты…

Он с пренебрежением оглядел Юру:

— Ты так… щенок драный.

Юра сжал кулаки и шагнул вперёд, но Ирина схватила его сзади за рубашку, зашептала:

— Юрочка, миленький, не надо, себе дороже, уйдём отсюда. Не трогай его.

Но эти слова услышал Валерка, и они подстегнули его, бешено сверкнув глазами, мерзавец кинулся на Юрку:

— Я тебе сейчас покажу «миленького»!

Юрка ударил первым и Валерка отлетел прочь, упав на траву. Он тут же подскочил. Из его носа текла кровь. Рыча, он бросился на парня вновь, но тот снова отбил удар, и Валерка покатился по земле.

— Да чего вы стоите, придурки?! — заорал он своим дружкам, — Бейте его! Малахольные…

Те, очнувшись, кинулись на помощь. Юрка отбивался, как мог, но их было трое. Ирина визжала от ужаса и пыталась оттащить парней, но один из них коротким ударом быстро опрокинул её и оттолкнул прочь. Из разбитой губы девушки хлынули алые брызги.

— Ах, вы уроды! — в ярости процедил Юрка, работая кулаками, но силы были неравны.

Иринка, рыдая, побежала к центральной дорожке, где горели фонари и прогуливались люди.

— На помощь! Помогите! — кричала она, ничего не видя от слёз.

А тем временем в кустах двое уже повалили Юрку на траву, а Валерка остервенело, всё больше входя в раж и зверея, бил его ногами, пока дружки крепко держали Юрку, придавив его к земле.

На дорожке показался мужчина с собакой, и Ирина со всех ног бросилась к нему:

— Помогите! Туда! Скорее!

— Девушка, вам нужна помощь, я сейчас скорую вызову, — взволнованно сказал мужчина, — У вас кровь.

— Это ничего, — девушка отмахнулась, — Там парня бьют, туда, нам надо туда!

Мужчина всё понял, и, спустив с поводка собаку, отдал ей короткую команду. Та побежала вперёд, а её хозяин и Ирина поспешили следом. Из кустов доносились приглушённые стоны и шум борьбы. Когда они прибежали на место, то увидели, что собака уже вцепилась одному из парней в штанину и грозно рыча, удерживает его на месте.

— Держать, Рекс, — коротко бросил хозяин и поспешил в самую гущу.

Ира подобрала с земли какой-то сук и тоже кинулась на выручку. Валерка взвыл, второй отскочил в сторону, третий орал, как резаный, пытаясь стряхнуть с себя рычащего пса, что держал его мёртвой хваткой. После нескольких ударов, парни ретировались, Валерка побежал за ними и троица скрылась в кустах.

— Вот скоты, трусы! — сплюнул мужчина, и склонился над Юрой, — Парнишка, ты как?

— А-а-а, — слабо простонал Юрка.

— Господи, да они его ранили, — мужчина повернулся к застывшей от ужаса Ирине, — Вызывай скорее полицию и скорую помощь!

Выполнив указ, девушка кинулась к Юрке, тот смотрел на неё, не в силах что-либо произнести, на его рубашке растекалось тёмное пятно.

— Юра! Юрочка! — шептала, рыдая Ирина, — Всё будет хорошо. Потерпи, миленький мой. Скоро приедет помощь.

Мужчина стянул с себя свитер и прижимал им рану на груди Юры. Тот хрипло дышал, на губах его выступила кровавая пена. Он прошептал что-то.

— Что, Юрочка? Что ты сказал? — Ира склонилась к самому лицу Юрки.

— Я тебя люблю, — расслышала она.

— И я люблю тебя. Очень. Всё будет хорошо, держись, — ответила она, сама чуть не теряя сознание.

Со стороны проспекта послышался звук приближающихся сирен…

А потом… Потом, когда Юра поправился и вышел из больницы, Иру словно подменили. Она даже не разговаривала с ним. Как Юра ни пытался выяснить в чём дело, может быть она выбрала всё таки Валерку, ну хотя бы могла сказать об этом прямо, девушка просто игнорировала его, избегала, словно он был для неё отныне пустым местом. И Юра отступил, сдался. А после окончания института уехал в далёкую Якутию, чтобы там навсегда забыть о ней, о своей любимой. И вот сейчас она стояла перед ним на дороге, спустя столько лет, вся залитая лунным светом и такая же красивая, как раньше.

— Юра?! — прошептала она.

— Ира? — тихо ответил он.

Она кивнула. И продолжила смотреть на него.

— Ты как здесь? В такое время?

— Я… Я на попутке приехала. На трассе вышла. И вот, в деревню иду. А ты?

— А я от бабушки, из села возвращаюсь.

— От бабушки? — эхом повторила Ирина.

— Ну да, — Юра решил разрядить обстановку, — Тут Блазной Лог рядом, не страшно? Идём вместе что ли, раз уж встретились?

Он улыбнулся.

— Д-да, идём, — как-то странно ответила Ирина и сделала шаг в его сторону.

Глава 4

Дорога, залитая мягким лунным светом, казалась призрачной. Пригоршня звёзд, брошенная на небесную твердь, рассыпалась золотым бисером, сложившись причудливыми созвездиями. Две фигуры шли по ней, разойдясь по обочинам, словно что-то мешало им приблизиться друг к другу, как сошлись бы на их месте любые путники, что давно знакомы и движутся в одном направлении, чтобы скоротать путь за беседой. Девушка молчала, как и её спутник. Наконец, парень решился заговорить.

— Как поживаешь, Ир? Сколько лет прошло с той поры, как мы с тобой виделись в последний раз?

— Два года и два месяца, — как сомнамбула отозвалась Ирина, не повернув головы и продолжая шагать вперёд.

— О, как! — Юра искренне удивился, — А мне казалось, что все десять. Хотя… Ты права, да. Два года. Но, постой…

Ирина не дала ему договорить:

— А ты как поживаешь?

— Да я в отпуск вот приехал, живу в Якутии, работаю на заводе по профессии. Да ты знаешь, наверное. Родители, небось, всё рассказывают. В деревне новостей не утаить.

Он рассмеялся. Ирина как-то странно посмотрела на него и ничего не ответила.

— Что это с ней? — подумал про себя Юрка, — Наверное, всё ещё обижена на меня за то, что случилось. А что случилось, впрочем? Я её не бросал. Это она меня тогда отшила, и даже причин не объяснила. Да что теперь! Какая-то колкая червоточина шевельнулась в его душе, словно он не жил всё это время, пока они находились в разлуке, а сейчас, стоило ему вдруг вновь увидеть Ирину, его пробудили от долгого сна, и он с удивлением смотрел по сторонам на мир, окружающий его. Чувства его, подобно ревущим водам реки, что бурлят, еле дождавшись, когда поднимут шлюзы, хлынули наружу.

— Ира! — он подскочил к ней и попытался взять за руку, но девушка вдруг резко отпрыгнула и вскрикнула.

— Ты чего? — искренне недоумевая, опустил протянутую руку парень.

— Не трогай меня! — воскликнула она с надрывом, — Не прикасайся!

— Ира, да что ты, я ведь не хотел ничего дурного, как ты вообще могла подумать? Я… я никогда не желал тебе ничего плохого, напротив.

— Я знаю, — со слезами в голосе ответила Ирина, но всё так же продолжала путь по другой стороне дороги, не глядя на него и торопливо шагая.

— Дай хоть сумку твою понесу. Тяжёлая ведь, — ласково произнёс Юра, но Ирка замотала головой с такой силой и так прижала сумку к себе, что Юра не посмел взять её.

— Да чего ты бежишь, как чумная? Сбавь шаг, ведь запыхалась уже!

Но Ирка продолжала локомотивом идти вперёд.

— Ир, а помнишь, — Юрка решил сменить тему и разрядить обстановку, несмотря на то, что внутри него кипел вулкан — ему так много хотелось сказать и столько спросить у своей бывшей девушки, с которой они были в прошлом так близки. Что же случилось, почему всё это произошло? Как так получилось, что они расстались? Почему? Он ведь до сих пор не знал причины. Она просто бросила его, как ненужную игрушку, как старый свитер, что стал растянутым и дырявым, и уже не радовал больше глаз, не согревал тела.

— Помнишь, как мы курицу бабки Веры лечили? — Юрка живо припомнил тот день.

Им лет по двенадцать было. Вдвоём с Иринкой они сидели под забором бабки Веры, и жевали сливы, сорванные у неё же в саду, как услыхали вдруг квохтанье птиц и ругань бабки. Ребята прильнули к дырке от сучка в доске и увидели такую картину. По двору носилась оголтелая курица, хромая на одну лапу и подпрыгивая, а за нею гонялась бабка Вера с ножом в руках и отчаянно ругалась. Хохлатка же, несмотря на свой физический недостаток, жить хотела не меньше, чем её товарки, и потому наматывала круги со скоростью гоночного болида из любимых Юркиных соревнований, которые он смотрел с отцом по телевизору. Юрка усмехнулся, ему ситуация показалась забавной. Но, когда он перевёл взгляд на Ирину, то увидел, что девочка побледнела и сжала губы в ниточку.

— Ир, ты чего?

— Она что, её, это самое, зарезать хочет? — вымолвила Ира и подбородок её задрожал.

— Ну, само собой. Ты что же, сама суп из курицы не ела никогда? — удивился Юрка.

— Ела. Но там другое.

— Что, другое? Те же курицы.

— Юра! — девочка схватила его за руку, — Мы должны её спасти!

— Чего-о-о? — Юрка думал, что ослышался.

Но Иринка уже толкала его к воротам. Она затарабанила по деревянной створке кулачком и шум во дворе стих, послышались шаги, ворота открылись, и наружу выглянула запыхавшаяся бабка Вера.

— Вам чего, ребятки?

— Баба Вера, — умоляюще воскликнула Иринка и сложила руки у груди, — Не убивайте курочку, пожалуйста!

— Вот те раз, а что же мне с ней делать? Её вон Азорка хватанул за лапу, да и сломал, — бабка кивнула в сторону будки, где полёживал, лениво глядя на гостей, большой белый пёс с чёрными пятнами на боку, — Вот я и решила её на лапшу пустить.

— Бабочка Верочка, миленькая, не надо на лапшу! Отдайте её нам, мы её вылечим! — затараторила Ирка.

— Кого? — не поняла бабка, — Курицу?!

— Ага.

Бабка Вера секунду постояла, замерев, а потом захохотала, захлопала себя по ляжкам:

— Бы-ы-ытюшки, курицу лечить! Ну, выдумали!

— Баба Вера, мы не шутим, — заверила Иринка, — Ну, пожалуйста, отдайте её нам!

Бабка, продолжая смеяться, махнула рукой во двор:

— Забирайте, коли поймать смогёте! Ой, насмешили, ей-Богу, курицу лечить собрались, лекари.

— Юрка, давай, — шепнула Ира и толкнула его во двор, — Лови скорее, пока бабулька не передумала.

Спустя пару минут ребята вышагивали к дому Вострецовых с ничего непонимающей курицей, замотанной в Юркину футболку и лупающей по сторонам круглыми любопытными глазами. Дед Григорий Кузьмич отнёсся к проблеме молодёжи с участием и всею серьёзностью. Помог сделать для куриной ноги маленькую шинку из щепы, прибинтовал её тряпицей. Курицу, названную Глашей, накормили пшеном, напоили, и выпустили гулять во дворе под зорким присмотром деда. Глашка поправилась, да так, что после гоняла по двору хозяйского пса и чужих залётных котов, ревностно охраняя свою территорию, и осталась жить у новых хозяев. Померла животина своей куриной смертью спустя только шесть лет, когда ребята окончили школу и уже учились на первом курсе института!

Лёгкий ветерок колыхал подол Иркиного платья, касался прядей волос, а Юрка с нежностью и тоской смотрел на девушку, которую, как оказалось, он так и не сумел забыть и вычеркнуть из сердца. Он любовался ею, стараясь не показывать этого, а сердце его гулко стучало в висках. Они болтали о том, о сём. Ирина отвечала будто бы неохотно, через силу, словно что-то тревожило её. Всё ближе сияли огни родной деревни и Юрка внезапно почувствовал, что это конец. Что если сейчас, именно в эти минуты, он не скажет Ирине самого главного, всего того, что он мысленно проговаривал сотнями раз наедине с собой в мучительных монологах, то другого случая ему уже не представится. Неведомая тоска сковала его грудь, не давая дышать. Парень остановился.

— Ира! — позвал он.

Девушка втянула голову в плечи, словно от удара. Но всё же остановилась, наконец, тяжело дыша от быстрой ходьбы. Однако, по-прежнему продолжала стоять к нему спиной, не оборачиваясь.

— Ира, ты всю дорогу ни разу на меня не посмотрела. Неужели тебе так противно видеть меня? — с невыразимой тоской спросил Юрка, — Неужели всё то светлое, что было между нами перечеркнуло в один момент нечто непонятное, чего я до сих пор никак не могу осознать. Почему ты бросила меня? Что случилось тогда? Ведь мы так любили друг друга. Мы пожениться хотели, Ира.

Девушка молчала, голова её опустилась почти на самую грудь, а худенькие плечики вздрагивали, будто слова Юрки были маленькими острыми лезвиями, что ранили её.

— Ира! Ну что же ты молчишь? Я понимаю, что ничего уже не вернуть, и произошло что-то такое, что ты разлюбила меня, но что? Просто ответь мне, и я уйду, исчезну из твоей жизни навсегда. Я жить не могу, понимаешь? Не зная даже, за что со мной так обошлись. Я… я люблю тебя! До сих пор люблю, Ира!

Чёрный лес зашумел и заохал, застонали, заскрипели деревья — это переговаривались между собой лесные духи. С Блазного Лога застлался туман — клочковатый, жемчужный, прозрачный — опутал дымкой ноги, поднялся до пояса. Всё поплыло кругом в этой зыбкой пелене. Закачались высокие травы. Запел, завыл ветер — протяжно, глухо, тоскливо, как плачут по покойнику. Ира подняла вдруг голову, устремила на Юрку свои полные слёз глаза и долго смотрела на него, не отводя взгляда. И в её глазах Юрка прочитал то, что ещё не успели или не хотели произнести её губы — безграничную любовь, нежность, печаль и одиночество плавали в её бездонных зрачках, как в омуте.

— Ира, — прошептал он и сделал шаг навстречу.

— Нет, нет, не подходи, — девушка всхлипнула, голос её прервался, её душили рыдания, она не могла говорить, — Не надо.

— Я люблю тебя, Ира.

— И я, — прошептали её губы, по которым стекали слезинки, и Юрке захотелось смахнуть их осторожно своими пальцами, утешить любимую, защитить, как он делал это раньше, — Я люблю тебя, Юрка. Очень люблю. И всегда буду любить.

Ира протянула ему навстречу руку и, подержав так мгновение, сжала её с силой в кулак и опустила, движением этим как бы взяв с собою кусочек его, Юрки, на память.

— Но… почему тогда?…

Она не дала ему договорить. Взмахнув волосами, она резко развернулась и бросилась бежать.

— Ира! — закричал он не своим голосом, — Ира, постой! Я люблю тебя-я-а-а-а…

Голос его потерялся в грохоте грома, внезапно разразившегося над его головой. Всё померкло кругом, смешались небо и земля, молния рассекла небесную твердь яркой полосой, как вспарывают брюхо рыбине остро отточенным ножом, и в тот же миг хлынул ливень. Он пошёл стеной, скрывая всё, смывая все границы и законы, оставляя лишь первобытную тьму и небытие, когда дух носился над бездной, и не было ничего — ни людей, ни земли, ни тварей.

Ирина простучала пятками по залитому дождём крыльцу, забарабанила в дверь, ведущую на веранду. В доме зажёгся свет, отдёрнулась штора и в окно выглянула испуганная мать. Охнув, она отвернулась и побежала отворять.

— Дочка! Ты что это так поздно, да одна! Да хоть бы предупредила, отец бы тебя встретил на трассе! Вымокла-то вся, Боже ж ты мой. Переодевайся скорее, сейчас чайник поставлю.

Иринка прислонилась к стене и сползла вниз, её колотила крупная дрожь. Под ней на полу собиралась лужа. Мокрая насквозь одежда прилипла к телу, волосы сбились в тонкие сосульки.

— Иришка, доченька, что с тобой? — мать не на шутку перепугалась, — Тебя обидел кто-то? В лесу? Да что ж такое-то… Отец! Отец!

Из спальни выбежал встревоженный отец.

— О, Иринка! Ты как добралась в такую погоду? Почему не позвонила? Я бы встретил. Попуткой что ли доехала?

Иринка вдруг заревела навзрыд, не заревела — завыла. Протяжно, глухо, так страшно, что разрывалось сердце от этих звуков.

— Да что стряслось-то, дочка?! — вскричала мать, — Кто-то что-то сделал с тобой, да? Водитель? На поле кто встретился?

Ирка вдруг перестала выть так резко, что мать испугалась этого ещё больше.

— Да, — страшным голосом ответила Ирка, — Встретила. Я Юру встретила.

— Господи помилуй, — мать отшатнулась в сторону, побледнела и закрыла рот рукой, — Что ты такое говоришь-то, доченька? Ведь умер он…

— Ира, ты в порядке? — спросил отец, и руки его задрожали.

— Я уже два года не в порядке, пап. Я пытаюсь делать вид, что живу. Но я не живу без него. Я думала, что у меня стало получаться, а сегодня я увидела его и поняла, что люблю его больше, чем тогда. Люблю, как никого никогда уже не смогу полюбить! Он спросил меня, почему я его бросила тогда. Представляете? Он думает, что я его бросила!!

Ира выкрикнула эти слова и забилась в истерике.

— А я говорила, говорила тебе, что нельзя так убиваться по покойному! Не доведёт это до добра! Вот, призвала его, притянула — и явился он тебе! Где ты его встретила? У Блазного Лога, да? Больше негде! А коли там, так не он это, а нечисть! — закричала мать.

— Мама, что ты такое несёшь? Я его любила. И люблю! Он жизнь свою за меня отдал, мама! Как ты не понимаешь? Какая нечисть?

Мать подскочила к ней, обняла, прижала к себе, заплакала.

— Милая моя, доченька, перестань, ради Бога. Прости меня, прости. Да разве ж я ничего не знаю? Всё знаю, и нам тоже тяжело. Дед вон и вовсе не выдержал, слёг тогда от горя и сам следом ушёл. Уж как он любил Юрочку, как родного. А родителям его каково, ты подумай? Всем тяжело, моя девочка, но надо жить. Неужели ты думаешь, он бы хотел, чтобы ты страдала? Неужели ради этого он погиб? Мы все его любили, Ира. Он был достойным человеком.

В эту ночь Ира не спала. Под раскаты грома и шум ливня она тихо плакала, вспоминая всё то хорошее, что было между ними. Вспоминала тот проклятый день, когда подонки во главе с Валеркой убили Юрку в драке. Когда приехала скорая, сердце его уже остановилось. Валерке с дружками дали срок, несмотря на связи и положение отца. Справедливость восторжествовала. Но она не могла вернуть им сына, брата и любимого. Ира училась жить заново, она всё же сумела заставить себя окончить последний курс института, а после осталась в городе, устроившись на работу. Домой, в деревню, приезжала редко, слишком больно было видеть родные места, где всё напоминало ей о Юре. Лишь под утро девушка забылась тяжёлым сном и ей приснился Юрка.

— Не реви, Иринка-малинка, всё пройдёт, всё наладится. Живи и помни нашу любовь. А я всегда буду тебя любить.

— Ты будешь моим ангелом?

— Да. Я всегда рядом. Даже если ты не видишь меня. Обещай мне, что будешь жить, что станешь счастливой.

— Я обещаю…

Утро ворвалось в деревню чистой умытой листвой и свежей зеленью травы. Небо было ясным и ничего не напоминало о ночном ненастье. Ира проснулась с твёрдым решением — она будет жить, она всё начнёт с чистого листа. Во имя их любви. Позавтракав, Ирина пошла на кладбище. Она не была там ни разу с момента похорон, не могла решиться. Собрав букет из весёлых гладиолусов в палисаднике, она направилась к погосту. Девушка долго сидела у могилы, с памятника на которой улыбался ей симпатичный простой парнишка двадцати двух лет, и говорила с ним о чём-то, ведомом только им двоим. А потом встала и пошла, не оглядываясь, и на лице её играла улыбка, хотя и бежали по щекам прозрачные бусинки. А может быть, это были лишь капли ночного дождя, упавшие с берёз, коих росло тут великое множество? Через четыре года Ирина вышла замуж. Ещё через год родила сына. Они с мужем назвали его Юрой.