Я так тебя ждала

Елена Безрукова

— Ты беременна, — сказал он, держа в руках результаты моих анализов. — Что? — обалдела я. Откуда он узнал? — Не знала? В ответ я молчала. Знала, но говорить не собиралась. Такой отец моему ребёнку не нужен. — От кого ты беременна? — Острый взгляд замер на моем лице. Ревность? С чего бы? Ведь у него есть своя семья. — Как мои результаты попали к тебе? — Ты думала, что от меня реально что-то скрыть? Так кто отец ребёнка? «Ты!» — хотелось крикнуть мне, но делать этого нельзя… *** Этой беременности не должно было случиться… Но с судьбой не поспорить, и теперь я ношу его ребёнка.

1.

ЛАДА.

Открыла глаза, и взгляд сфокусировался на плитке по стенам. В горле всё пересохло.

Ко мне подошла женщина в медицинском одеянии и заглянула в лицо.

— Ну вот, очнулась, сердечная? — улыбнулась мне она.

— Пить… — прошептала я.

— Дам сейчас, конечно, после операции пить хочется…

— Операции? — удивилась я, а медсестра помогла мне присесть.

— Ты не помнишь? — спросила она. — Это последствия наркоза. На водички…

Я стала пить воду из стакана, который она поднесла к моим губам, держать его сама я бы просто не смогла сейчас.

— Ну ничего. Доктор Старков тебя на ноги поставит. Сам тебя оперировал.

Старков? Хирург тоже русский? Надо же… Эта медсестра говорила со мной по-английски.

Я зажмурилась от боли в голове. В сознании стали мелькать картинки… Боль, нарастающая с каждым днем, потом — часом… Срочные сборы меня на операцию, где мне…

Я открыла глаза. Мокрые от слёз. Я всё вспомнила. Упала обратно на подушку.

— Плохо? Ты чего побелела? — забеспокоилась медсестра.

— Я вспомнила… — прошептала я.

— А-а… Ну ты держись, — сжала она моё плечо. — Жаль, что тебе, такой молодой, суждено было это пройти. Но всё, что нас не убило, — сделает сильнее. Вот и борись, девочка.

— За что? — равнодушно спросила я. Смысла в моей жизни никакого не стало. Совсем… За что тут бороться? За жизнь, которая мне теперь не нужна и самой?

— За себя, девочка, за себя, — ответила она. — Трудно сейчас будет. Но надо бороться.

— Ради чего? — Из моих глаз снова полились слёзы. Отчаяния, боли, обречённости… Я знаю, что мне скажет врач. И очень боюсь это услышать — что у меня больше никогда не будет детей. Я так хотела этого ребёнка, ждала… Ребёнка Ромы. Чтобы со мной осталось хоть что-нибудь от него… Я бы сама его растила, я не винила ни в чём больше Романа. Он никогда не любил меня так, как свою школьную любовь, и я это знала. Он был на ней помешан и тогда, и сейчас тоже. Едва увидел её, как чувства вернулись, а точнее, они не уходили, просто спали, пока мы обманывали себя и друг друга. Но я любила. Искренне, забыв себя, по-настоящему любила его. И как жить дальше без него, брошенной накануне собственной свадьбы из-за другой, потерявшей ребёнка, то единственное, что осталось от Ромы, я просто не знаю.

— Ради себя, своей семьи, — ответила сестра. — У тебя ещё вся жизнь впереди.

— А вы теряли детей?

— Я? — растерялась она. — Нет, бог миловал.

— Тогда чему вы меня учите?

— Милая, много не надо разговаривать. Ты ещё очень слаба. Сейчас я тебе поставлю капельницу, и ты успокоишься и поспишь. Утром тебя осмотрит врач. Старков сам хочет тебя курировать.

Я промолчала. Мне плевать, кто такой этот Старков и почему он хочет наблюдать меня сам. Вероятно, судя по высказываниям этой медсестры, он здесь главный. Даже не знаю, к чему мне эти выводы, но благодаря профессии моя голова привыкла всё подмечать и анализировать. Мне же самой просто всё равно, кто меня будет лечить.

— Это наш главный врач, — продолжала болтать медсестра, настраивая катетер капельницы. — Он прекрасный хирург, практикует наравне со всеми, чтобы не потерять навык. Вот в его смену ты и попала. Повезло тебе, милая. Старков только способен разрешить такой сложный случай. Бог тебя спас его руками, рано тебе ещё… туда. Живи, красивая, живи…

По мне — так лучше бы не выжила тоже… Зачем он только спас меня? Кто его просил мне помогать…

— А где Настя? — спросила я, чувствуя, как закрываются мои глаза. Капельница явно была со снотворным.

— Придёт, когда тебя переведут из реанимации в обычную палату.

— А когда переведут?

— Когда время придёт. Спи, милая, не надо себя нагружать.

Настя — молодая медсестра, которую родители наняли мне в качестве сиделки. Она жила вместе со мной в палате. К сожалению, со сломанной ногой и запястьем, в гипсе, у меня нет возможности даже до туалета дойти, для этого мне и наняли Настю. Так странно, что в этой клинике оказалось столько русскоговорящих…

Настя меня только и спасала от депрессии своей болтовней. Уже в полусне я вспомнила, как она рассказывала о своей жизни. Что приехала сюда на заработки, в больницу работать её не возьмут, потому что российский диплом следует подтвердить и получить лицензию здесь. Наверное, с ней и сейчас было бы легче, хотя, если я буду много спать, возможно, это поможет мне скоротать время в одиночестве, почти наедине со своим горем.

А это горе. Потерять ребёнка — горе. Это невозможно забыть, пережить, смириться. Это останется со мной навсегда как мой крест. Возможно, Рома скоро об этом совсем забудет, но я буду помнить… Малыш, я так тебя ждала. Мне так жаль, что я не смогла тебя сохранить, я очень хотела, делала всё что могла, но у меня ничего не вышло… А самое страшное для меня теперь — узнать, что больше детей у меня и не будет. Я просто не переживу этого. Мой малыш ко мне так и не придёт? Никогда?

Нет, я не могу об этом думать…

Надо дождаться заключения врача. Может, всё не так страшно?