Дети драконов. Книга Фарра

Елена Андреевна Кочешкова (2024)

Пока молодой лекарь Лиан движется навстречу зову своего проклятья и своей судьбы, его названый брат перекраивает саму судьбу и мир вокруг себя. Запутанные нити дорог приведут всех в одно единственное место. У ворот разрушенной крепости, полной древней магии, встретятся король со своей армией и его бывший шут, юные близнецы, обладающие огромной силой, и степной шаман, заклятые враги и лучшие друзья. Они еще не знают, что выиграть битву недостаточно. Для того чтобы вернуть в мир магию, нужно открыть Врата… И кто тогда станет ключом?

Карта

1

Зеркало в этой просторной светлой комнате было высоким и чистым. Обрамленное массивной деревянной рамой с узором из дубовых листьев, оно отражало людей в полный рост.

Глядя на своего двойника по ту сторону посеребренного стекла, Айна видела обнаженную молодую женщину с небрежно распущенными после сна волосами и слишком темными, настороженными глазами. Женщину с налитой грудью и стройной фигурой, ничем пока не выдающей того, что сокрыто внутри.

Айна медленно провела ладонью по плоскому животу и улыбнулась задумчиво.

На сей раз не Фарр, но она сама догадалась первой. Чувство непонятного, ничем не объяснимого головокружения накрыло ее однажды утром, едва только она попыталась сесть в кровати. А следом за ним накатила волна легкой, едва ощутимой тошноты, чем-то похожей на ту, какая всегда сопутствовала морской болезни. Вот только море находилось далеко за стенами роскошных дворцовых покоев, ставших ей новым домом. И прошло это внезапное чувство почти сразу — Айна даже испугаться не успела. Зато успела все понять. Слишком странным оно было, слишком непохожим на любую обычную немочь. И… знакомым.

В своей правоте она убедилась очень быстро: скверные дни так и не пришли, а тело ее с того самого утра стало необычно чувствительным к запахам еды, будь то жареные овощи или слишком ароматный зубчик чеснока на блюде с мясом. Впрочем, все это казалось сущей мелочью в сравнении с тем, что Айна переживала в первый раз, когда вообще не могла смотреть на тарелку. Тогда она даже дышать боялась, опасаясь расплескать содержимое желудка, и постоянно испытывала ужасную слабость. А теперь новая жизнь, единожды заявив о себе, более ничем не омрачала существование Айны. С этим ребенком внутри она ощущала себя так хорошо, словно он был вылеплен совсем из другой материи.

Сообщать новость мужу Айна не спешила. Горечь давней потери их первенца все еще жила в ее сердце. Жил там и страх, что все опять оборвется, не сбудется. К тому же она почти не видела Фарра в те дни: он рано уходил и поздно возвращался, тщательно замалчивая свои тревоги, которые все равно проступали на его лице и в слишком скупых, слишком сдержанных движениях.

Впрочем, не прошло и двух недель, как принц сам разглядел в ней сияющую искру новой жизни.

Когда это случилось, он не огласил покои криками восторга, но приник губами к ее лону и тихо прошептал о своем открытии. Словно тоже боялся спугнуть случившееся чудо. А потом долго смотрел на Айну, и в его широко раскрытых глазах она видела бездонный океан.

С того дня и прежде всегда удивительно чуткий Фарр стал относиться к ней еще трепетнее, еще нежнее. Рядом с ним Айна ощущала себя драгоценным сосудом тончайшего стекла и не всегда понимала, какие чувства это вызывает у нее — радость или раздражение. Ей нравилась забота, но она вовсе не хотела думать о себе как о хрупком создании. Напротив, чем дальше, тем больше ее тело наливалось силой и обретало восхитительную крепость. Теперь Айне нравилось смотреть на свое отражение. Особенно когда в покоях не было никого, кроме нее самой и Фарра. Когда она могла оставить в стороне все наряды, а вместе с ними и необходимость соответствовать чьим-либо ожиданиям.

Это было главное ее условие — никакой прислуги в комнатах, предназначенных для них с Фарром. По крайней мере пока она сама не выразит желание увидеть одну из тех женщин, что должны помогать новоявленной принцессе с ее туалетами и прической.

Принцесса! Боги, как же странно было слышать это слово в отношении самой себя! Как странно понимать, что отныне она — часть королевской семьи и будущая мать наследников престола…

Айна отошла от зеркала и встала у высоких дверей, открывающих вид на цветущие деревья. Там, за распахнутыми створками с изящным узором из кусочков прозрачного стекла, дышал, жил своей простой и бесхитростной жизнью маленький сад, надежно укрытый от любых посторонних глаз. Если верить дворцовым байкам, когда-то среди его ветвей танцевала юная колдунья Нар, подарившая жизнь сыну короля. Теперь сад принадлежал Айне. Он стал свадебным подарком от Его Величества. Бесценным подарком. Главным образом потому, что был потаенным и совершенно укромным местом, в котором так нуждалась новая супруга принца.

Айна знала, что прежде эта просторная комната с выходом прямо под кроны деревьев принадлежала королю, но после смерти жены и покушения на него самого Руальд навсегда покинул опочивальню, переместившись в кабинет. Многие находили такое поведение странным, однако королю было безразлично мнение окружающих. Он просто принял решение и больше его не пересматривал.

До того дня, когда Фарр объявил о том, что женится на леди Берг.

Прежде чем состоялась свадебная церемония, бывшие королевские покои были полностью обновлены и в торжественный день переданы наследнику и его избраннице. Сам Руальд предпочел более скромные, находящиеся на том же этаже, но в отдалении от молодой пары. Так что в распоряжении Айны и Фарра разом оказались три прекрасные комнаты с видом на тайный сад — набитый книгами кабинет, уютная гостиная и опочивальня, где, по словам короля, не осталось ничего из той жизни, когда в ней обитали все предыдущие представители Крылатой династии. Угождая вкусам новой супруги принца, комнаты обставили просто, но с душой — в той же манере, какая была свойственна комнатам Янтарного Утеса. Говаривали, манера сия была позаимствована у Белых Островов, где даже короли предпочитали избегать чрезмерной роскоши.

Айна испытывала искреннюю благодарность за эту заботу и щедрость со стороны короля. Тем более что она так и не смогла до конца понять, как относится к ней отец Фарра. Подозревала, что Руальд принял ее исключительно из большой любви к сыну. Даже не принял — смирился. После свадьбы он редко разделял трапезу или беседу со своим наследником и его супругой, а если и разделял, то всегда казался невыносимо вежливым, сдержанным и совершенно отстраненным. Впрочем, из того, что знала о нем Айна, это было вполне обычным для короля поведением по отношению к кому бы то ни было.

И все же… и все же ее не оставляло чувство, что Руальд никогда не увидит в ней женщину, достойную руки его сына.

Айна грустно улыбнулась, вспоминая тот день, когда впервые за много лет вновь шагнула под своды Солнечного Чертога. Фарр ни на миг не потрудился сохранить их союз в тайне. О нет. Едва только подали трап, он первым ступил на него, крепко сжимая ее ладонь в своей руке. И даже распоследний дурак без труда мог понять, что это не было жестом вежливости и не имело никакого отношения к дворцовому этикету.

Понял все и король, встречавший их на берегу. И прежде чем он успел задать хоть один вопрос о нападении или о том, где демоны носили наследника последние полгода, Фарр решительно представил ему свою невесту. Выражение глаз у монарха сделалось до того странным, что Айна даже испытала к нему некоторое сочувствие. К его чести, король Руальд тоже умел держать лицо: он быстро овладел собой и церемонно коснулся губами ее чуть дрогнувших пальцев.

О чем в тот день говорили отец и сын за закрытыми дверьми королевского кабинета, Айна так и не узнала, но чутье подсказывало ей, что беседа эта едва ли носила приятный характер. Вечером Фарр вернулся к ней таким, каким она не видела его почти никогда, — мрачным и полным гнева. Этот гнев он наскоро попытался засунуть поглубже, но не особенно преуспел. Разумеется, Айне хватило ума ни о чем его не спрашивать. Он пришел — и это главное. Пришел и больше не уходил до самого утра, презрев все правила, как именно надлежит вести себя жениху по отношению к невесте. Впрочем, свадьба была назначена совсем скоро, и это уже в самом деле не имело никакого значения. Тем более что весь дворец давно знал об их связи.

Не прошло и недели, как они обменялись кольцами в маленькой дворцовой часовне.

Айна предпочла бы скромную закрытую церемонию, однако с иллюзией, что это возможно, ей пришлось проститься очень быстро: согласно традициям Закатного Края, свадьбе первого наследника надлежало быть яркой и пышной, дабы представители всех сословий могли принять участие в торжестве и своими глазами увидеть будущую королеву.

Этот день отпечатался в ее памяти как очень длинный, с бесконечной чередой новых лиц, нарядов, подарков, громкой музыкой, реками вина и горами угощений. К вечеру она была едва жива, но жалела лишь об одном — что на пышной свадьбе не оказалось дорогих ей людей. Элеи с Патриком, Эни и Ниссы… Не было там и матери.

Накануне торжества Айна многократно бралась за письмо для Миры, но всякий раз перо выпадало у нее из пальцев прежде, чем хоть одно слово успевало соскользнуть с его остро наточенного кончика. Никогда не имевшая трудностей в том, чтобы выразить мысли на бумаге, на сей раз Айна не представляла, как рассказать матери, что ее странная непутевая дочь станет женой принца и сама получит титул принцессы. Дурацкий этот титул она никак не могла до конца приложить к своей персоне, ощущала себя самозванкой и чужачкой среди ярких нарядных дам, которые наверняка без конца судачили о странном выборе наследника за спиной у его невесты. Зато при личной встрече были сама сладость: медовые улыбки, изящные реверансы, исполненные пиетета слова. Айна никак не могла бы упрекнуть их в непочтении.

Во всем дворце имелась только одна особа женского пола, которая с полнейшим небрежением отнеслась к ее новому статусу и всем правилам этикета: Шуна, как и прежде, звала Айну по имени, а во время вечерней трапезы могла без капли стыда позаимствовать ее бокал или утащить кусок еды из тарелки. И Айна была ей за это бесконечно благодарна. Когда пришло время выбирать хранителей для колец, она, не раздумывая, сообщила Шуне, что со своей стороны желает видеть у алтаря именно ее. Удивление степной девчонки было глубоким и неподдельным. «Но… почему?» — спросила она. «А кто, если не ты, — ответила Айна. — Кто еще в этом огромном дворце знает меня лучше? Кому еще тут есть до меня дело?» Ответом ей была такая улыбка, от которой у Айны разом вспыхнули щеки. «Это точно… — прошептала Шуна, коснувшись губами ее уха. — Я тебя знаю». Ко дню торжественной церемонии дворцовые портнихи успели пошить для хранительницы кольца прекрасное платье, достойное истинной леди, а позже — еще целый гардероб изысканных нарядов. Однако ни эта одежда, ни приближенность к титулованным особам не сделали из Шуны другого человека. Хвала богам. Айне она нравилась такой, какая есть.

А письмо для матери, конечно, было написано, хоть и не сразу. Длинное, искреннее, полное извинений за долгое молчание. И, разумеется, с пожеланием увидеть ее здесь, во дворце. Фарр лично отнес свиток в Птичью башню вместе с распоряжением оказать госпоже Мире всяческое содействие в переезде, но Айна совершенно не удивилась, когда спустя несколько дней пришел ответ с отказом. Под диктовку неграмотной матери управляющий замка Берг записал послание для леди Берг.

Развернув тонкий свиток письма, Айна пробежалась глазами по строчкам и, словно наяву, услышала голос матери: «Здравствуй, доченька! Сердце мое полно радости, когда думаю о тебе и судьбе твоей! Ты заслужила это счастье, я знаю. Я всегда знала, что ты особенная, не такая, как все, и не было дня, чтобы я не молилась за тебя светлой Небесной Матери, прося ее о счастьи для моей умницы. Видать, боги услыхали меня, раз ниспослали тебе такой дар. Храни его, родная, люби своего мужа и будь ему доброй женой, да ниспошлют ему небеса долгих лет жизни! А меня ждать не надо, я не поеду в столицу и никогда не опозорю тебя своим неприглядным видом. Молю богов, чтобы никто при дворе вовсе не узнал, где ты выросла и кто качал твою колыбель. Об одном только напомню: не забывай своих братьев, помоги им, если вдруг кого из них постигнет трудная доля. Но пуще того прошу — позаботься о своей сестре! Эрна еще мала, но через пару лет придет ей время расцвести, и я бы хотела отправить ее к тебе. Для такой славной девочки наверняка найдется хорошее место и добрый жених в столице. Люблю тебя, моя дорогая! Береги себя и подари мужу красивых сыновей! Твоя Мира».

Мира… Похоже, эта глупая женщина и в самом деле решила, что в новой жизни Айне будет удобнее называть ее теткой, кормилицей, кем угодно еще, но только не матерью. Как будто можно просто взять и вычеркнуть из прошлого двенадцать лет, проведенных под крышей крошечного домика, прилепившегося к старой крепостной стене. Вычеркнуть запах навоза, пощечины и гневные окрики, рубашки старших братьев, пироги тетки Саны, старую яблоню и тайные встречи с графским сыном.

Смешно.

Как ни скрывай правду, а слухи о происхождении ее высочества неизбежно просочатся в коридоры Солнечного Чертога. Если еще не просочились. Воды в мешке не утаить. И как бы ни оберегал Фарр свою жену от любого недоброго взгляда или слова, насмешливые шепотки всегда будут звучать за спиной той, что родилась на Грязном дворе захолустного северного замка. Айна знала это и была к этому готова. Но она отлично понимала Миру: гораздо приятнее быть матерью принцессы в провинции, а не простолюдинкой при дворе. В любом случае жизнь скотницы уж точно не останется прежней — невозможно возиться с козами и телками после того, как твоя дочь вышла замуж за наследника престола.

А Эрна… Ей, должно быть, уже сравнялось девять. Не так и мала. Но хорошо, что мать не попросила сразу взять девочку ко двору. Для всех будет лучше, если сначала Айна сама обвыкнется здесь в новой роли и поймет, по каким законам живет знатная половина дворцовых людей. К тому же у нее и так пока хватало забот.

Едва только все церемонии остались позади и жизнь как будто обрела спокойный ритм, Айна напомнила супругу, что пришло время заняться тем, ради чего они вообще покинули Янтарный Утес, — начать поиски утраченных знаний о магах прошлого. Вот только это оказалось не так просто. Конечно, Айна и не рассчитывала, что древние тайны откроются как по взмаху рукава, но все же надеялась отыскать хоть одну ниточку, чтобы начать распутывать клубок.

Увы, с того момента минуло уже почти три месяца, а дело безнадежно стояло на месте. Айна проводила в библиотеке Красной Башни долгие часы, но ни на шаг не приблизилась к разгадке. Ни на обычных полках, ни среди медицинских книг, ни даже в закрытом архиве ей не удавалось найти и намека на серьезные и значимые записи о древних магах Закатного Края — только какие-то обрывки, сказки, ничего не объясняющие мелочи. Это было досадно, если не сказать больше. Айна почти физически ощущала, как утекает бесценное время. Особенно теперь, когда над ними так отчетливо нависла угроза нападения наследников Волена. Когда Лиан остался без своей защиты, зато с фамильным проклятьем. Когда она сама ощутила внутри биение новой жизни.

Маленькие ладони легли ей на плечи невесомо и, как всегда, неожиданно.

— Доброе утро, принцесса.

Айна обернулась, не тая улыбки, и встретилась глазами с Шуной.

— Доброе!

Степная девчонка умела появиться беззвучно, ей нравилась эта игра. А пара гвардейцев, стоящих на страже у покоев наследника и его жены, знали, что для странной леди из Диких Земель (которая на самом деле и не леди вовсе) не должно быть никаких преград: у Шуны и Лиана имелось особое право приходить сюда в любое время без предупреждения.

— Ты не торопишься одеваться, радость моя.

Айна кивнула. С приходом теплых дней она все чаще позволяла себе насладиться этим удивительным ощущением свободы, когда тело не сковано слоями одежды. К тому же ей не хотелось звать служанок. Никогда не хотелось.

— Поможешь? — спросила она, кивая в сторону любимого платья, разложенного на одном из сундуков.

— Как всегда. Что бы ты без меня делала?

Платье из тончайшей шерсти заструилось вдоль тела. Достойное принцессы, но легкое и удобное, оно имело нежный пепельно-голубой цвет и искусную вышивку от ворота до подола. И всем было прекрасно, кроме того, что шнуровка у него находилась сзади, как и положено для нарядов знатной дамы. Шуна быстро и ловко справилась с ней, а потом взяла в руки гребень и принялась осторожно расчесывать спутанные после сна волосы подруги.

Никто и никогда, сколько Айна себя знала, не делал это так бережно.

— Спасибо, — промолвила она, когда с прической было покончено, и, поймав маленькую ладонь, легонько сжала ее. — Без тебя и правда было бы хуже.

Шуна усмехнулась небрежно, но Айна точно знала, что за этим видимым безразличием скрываются теплые чувства. Сама степнячка предпочитала носить волосы собранными в аккуратный хвост, а платья и вовсе не жаловала. После свадьбы она надевала их всего пару раз, а в остальное время продолжала обходиться удобными охотничьими костюмами. Пока еще это было возможно.

Счастливая.

Айна ей жутко завидовала, но себе такую роскошь позволить не могла — тогда бы к ее сомнительной репутации добавилось еще больше поводов для пересудов за спиной.

— Только не говори, ради всех богов, что сегодня ты снова пойдешь ковыряться в этих дурацких книгах, — мрачно сказала Шуна, глядя, как Айна сверяется с большой тетрадью, где с самого начала стала отмечать просмотренные отделы библиотеки в Красной Башне. — Ну хотя бы один день можно же не дышать этой вековой пылью? Посмотри на себя! Ты бледная, как мельничная мышь! А ведь там, снаружи, такое яркое солнце! Пойдем! Хорошая прогулка по городу лучше, чем книги!

Солнце и впрямь светило уже совсем по-летнему. И Айна действительно давно устала от бесплодного сидения в библиотеке, от неудач и ощущения собственного бессилия. Но и отступить она не могла.

— Про ребенка хоть подумай, — сердито бросила Шуна. — Детям такое не очень-то нравится.

Айна покосилась на точно такой же плоский, как у нее самой, и такой же хранящий свою тайну живот подруги.

Шуна была права.

— Хорошо, — сдалась она. — Завтра. Завтра я проведу весь день с тобой. Поедем куда захочешь.

Шуна смотрела на нее пристально, словно хотела разглядеть что-то спрятанное глубоко внутри. Настолько глубоко, что и сама Айна не знала об этом.

— Идет, — кивнула степнячка. — И отныне каждый третий день ты будешь моей и больше ничьей. Раз уж наши мужчины совсем про нас забыли!

В голосе подруги звучали горечь и гнев. С тех пор, как в Золотую Гавань явился тот странный шаман из Диких Земель, Фарр с Лианом почти все свое время проводили в его обществе. И чем они там занимались, никто из мужчин особо не рассказывал.

Неудивительно, что Шуна маялась от тоски, не зная, куда себя девать. Здесь, во дворце, у нее могло быть все, но эта красивая церемонная жизнь была ей так же чужда, как и самой Айне. Степной девчонке, рожденной где-то у дороги и выросшей под вой ветров, шелест трав да стук копыт, не хватало свободы среди нарядных золоченых стен, среди людей, которые скрывают свои истинные мысли и чувства за одинаково ровными, гладкими масками. И как Айна каждый день сбегала из дворца в Красную Башню, так Шуна, по-мужски вскочив в седло, уносилась прочь, в сторону портовых кварталов, где проводила все дни в азартных играх с матросами и прогулках вдоль берега моря.

Вместо ответа Айна подошла к подруге и обняла ее. Крепко. Так, чтобы не осталось никаких мыслей и слов, потому что они просто не нужны.

— Ты ведь знаешь, почему я ухожу… — промолвила она тихо, когда почувствовала, что гнев Шуны присмирел. — Ты ведь знаешь.

Красную ведьму так и не нашли. Равно как и ее пособников, кем бы они ни были. След парусной лодчонки потерялся, а вместе с ним и возможность узнать больше о врагах. Допросить же взятых в плен «пиратов» так и не удалось: за день до прибытия в Золотую они все перемерли один за другим, и ни одному из дворцовых лекарей, включая знатока ядов, не удалось установить истинную причину. А если это было колдовство, то какое-то совершенно незнакомое.

Руальд, разумеется, пришел в бешенство. Нет, он, конечно, неплохо сумел сохранить лицо во время той беседы, куда было дозволено (или велено) явиться Айне, Лиану и Шуне, но в глубине глаз короля полыхала такая же гроза, как за окном. Нападение на наследника. Похищение. Уничтожение команды «Стрижа» и гвардейской охраны принца. Бегство преступников. Их очевидная связь с опасными врагами прошлого и поддержка со стороны сильного чужеземного государства. А к тому в придачу — внезапная беспричинная смерть пленных. Этого всего было более чем достаточно, чтобы заставить короля метать молнии. «Они вернутся, — сказал Руальд. — Теперь это вопрос времени. Недолгого времени». Помолчав еще немного, он добавил: «Нужно готовиться к войне».

Вернутся… Не проходило и дня, чтобы эти слова не отзывались эхом в сознании Айны.

Они вернутся, и одним богам известно, что будет тогда.

Когда в столицу приехал Патрик, Айна впервые увидела его с таким выражением лица, от которого ей захотелось спрятаться. То было незнакомое ей лицо, высеченное из камня. А спустя еще несколько недель во дворце появился шаман. Лиан и Фарр обрадовались их приезду, но на самом деле в этом не было ничего хорошего: Руальд начал собирать армию. И с того вечера, как дергитский колдун перешагнул порог Солнечного Чертога, не проходило и дня, чтобы он по целым дням не пропадал где-то со своими учениками.

Тем слаще были вечера — бесценные, как вода в пустыне, как огонь в середине зимы.

Вечерами друзья собирались вместе в большой гостиной. Или Айна оставалась вдвоем с Фарром — здесь, в этой опочивальне. И тогда слуги накрывали ужин на небольшом круглом столе, который ставили прямо у кровати. Однако прежде чем воздать должное угощениям, Фарр неизменно задувал все свечи, кроме одной, и в тихом бархатном полумраке медленно развязывал шнуровку ее платья. Кожей спины и пламенем внутри себя Айна ощущала его страсть и его радость, его жажду и огромную волю, до времени усмиренную, подобно спящему среди углей огромному пожару. Он знал, что это его время. Их время. И никто не посмеет прийти, нарушить волшебство, для которого не было слов, но только ощущения.

Он любил ее жарко и трепетно, неистово и нежно. И в том, как сливались их тела, Айна ощущала безграничную правильность бытия. Все стало иным, не таким, как прежде. В их объятиях больше не было горечи, не было привкуса вины и страха, а потому каждый жест, каждый взгляд, каждый вдох и выдох отзывались иначе, чем в те годы, когда между ними стояли титулы и предназначения.

«Ты моя», — говорил Фарр, и пламя свечи колебалось от его голоса. А Айна ничего не отвечала, только слушала, зажмурившись, как эти слова падают в самую сердцевину ее души, заполняя невидимые дыры. И уже не представляла себе, что могло быть иначе. «Ты моя», — утверждал он, наполняя ее тело своей силой и жизнью. В этот миг все свечи разом вспыхивали, озаряя опочивальню небывалым радужным светом. И спустя несколько долгих, растянутых в вечности мгновений великий колдун и наследник тихо шептал в изнеможении: «А я твой…»

2

В Красной Башне к Айне относились с большим почтением, но лишним подобострастием и назойливым вниманием не докучали. По большому счету она почти не сталкивалась с обитателями лекарской твердыни в иное время, кроме обеденной трапезы: согласно традиции, в большой столовой собирались все — от самого младшего ученика до Верховного Хранителя, рядом с которым и имела счастье сидеть странноватая супруга наследника, помешанная на старых книгах. Айна не знала, что о ней думают эти люди в багровых одеяниях, но, вопреки опасениям, неприязни у нее самой лекари больше не вызывали: горести остались далеко в прошлом, а общение с нынешним Хранителем оказалось вполне приятным и доставляло только радость. Этот умный зрелый человек был прекрасным собеседником, умеющим обойти неприятные темы и раскрыть интересные.

Поначалу Айна боялась, что во время одной из трапез увидит того самого наставника, которого когда-то чуть не прирезала, узнав правду о своем названом брате. Но старик либо умер, либо покинул башню — ни за обедом, ни где-либо еще Айна его так и не увидела.

Несколько раз она приходила вместе с Лианом. Тот был искренне рад встрече со старыми знакомыми, много общался с ними и даже всерьез начал думать о том, чтобы вернуться к обучению, но Шуна быстро пресекла эти мысли. Тем не менее он тоже пытался ковыряться в книгах, однако, не найдя ничего, отступился вскоре, сделав вид, будто его это не так уж и волнует.

Зато Айна не могла даже в шутку смириться с неудачей.

На сей раз она засиделась в трапезной дольше обычного. Уже почти все обитатели Башни разошлись кто куда по своим делам, а Айна все водила задумчиво двузубой вилкой по блюду с недоеденной едой и думала, думала… Без конца пыталась понять, что же могла упустить. Ведь наверняка упустила.

Вернувшись в библиотеку, она устало села за широкий стол, на котором были разложены найденные книги — все как одна бесполезные.

Ну где еще искать? Как?

В этой проклятой Башне тысячи старых фолиантов, свитков и даже дощечек. Они расставлены по темам и годам, по королевствам и именам, но ни одна система поиска не давала возможности отыскать хотя бы намек на нужную информацию. В самом начале Айна была полна решимости и веры в свои силы, она подбирала одну схему за другой, однако все они оказывались бестолковыми и нисколько не приближали к цели. Даже идея с поисками среди книг на других языках не дала никакого результата, а ведь эта попытка была одной из самых многообещающих.

Айна с отвращением отодвинула стопку старых томов. Отчаяние нависло тяжкой свинцовой тучей, лишив остатка сил.

«Я только немного отдохну, — сказала она себе и, положив голову на локти, закрыла глаза.

После Айна всегда с удивлением вспоминала этот странный сон, непохожий ни на один из других ее снов…

Казалось, она и не спит вовсе. Просто вдруг оглянулась и увидела, что рядом стоит, печально улыбаясь, немолодой, но все еще статный человек. Лицо его до самых губ было скрыто капюшоном видавшего виды серого плаща, но Айна вовсе не испугалась — настолько безопасным было ощущение, волнами исходящее от внезапного гостя. Улыбка незнакомца стала чуть явственней — и словно повеяло теплом от маленькой печки в домишке под стеной старого замка. Сначала Айне даже показалось, что это ее отец, но почти сразу она поняла свою ошибку: человек явившийся к ней, плавным движением снял с головы капюшон и лицо его оказалось незнакомым. Он был синеглазым, как Лиан, а его совершенно седые волосы покрывал золотой венец.

«Да это ж король! — с удивлением поняла Айна. — Только я его совсем не знаю. Он не напоминает ни одного из ныне живущих правителей Срединных королевств, а уж я видала все их парадные портреты. И даже на правителей прошлого не походит… если художники, писавшие их лица, не солгали».

Пока она сидела и гадала, седой человек ласково положил ей ладонь на голову и погладил, как ребенка.

— Упрямая. — Загадочный король продолжал улыбаться, но глаза его оставались грустными. — Упрямая и сильная девочка. Упорства тебе хватает, а вот удачи самую малость недостает. Это досадно, да… А может быть, просто опыта маловато. Или чутья. Впрочем, мои наследники ведь тоже пытались искать, но не преуспели — ни юный, ни тот, что уже нажил седину.

«Патрик, — поняла Айна. — И Лиан. Но откуда он про них знает?»

— Ты ищешь не там, — сказал король, убирая руку с ее головы и указывая длинным сухим пальцем в сторону неведомо откуда возникшего проема в стене, закрытого темно-красной, как рясы целителей Башни, створкой. Тебе нужен другой архив. Тот, что хранится за этой дверью.

— Но… — пробормотала Айна. — Как же… Ведь этой двери здесь нет.

Услышать ответ она не успела — проснулась от глухого рокота, заставившего сердце испуганно ударить в ребра.

«Что это? — подумала со страхом. — Нападение? Война?» Но вдруг заметила краем глаза яркий высверк за высоким стрельчатым окном. Подобно домам самых знатных господ, Красная Башня взирала на город и море сквозь мелкие ячейки дорогого прозрачного стекла. Через них хорошо было видно, как вспышка молнии расчертила потемневшее небо кривым ветвистым корнем.

Всего лишь начало грозы.

Свинцовые тучи не были выдумкой, они и в самом деле накрыли город, обещая скорый ливень.

Вдруг сильно закружилась голова. Айна снова опустила ее на стол и вцепилась в подлокотник кресла. С трудом переждав, пока комната перестанет вращаться, она растерянно потерла лицо, потом с досадой посмотрела на ладонь, которая нередко бывала в чернильных пятнах, но на сей раз ей повезло: рука была чиста, а значит, и на лице ничего не осталось.

«Дверь, — ожгло ее воспоминание. — Красная дверь!»

Но тут же накатило странное оцепенение и даже безразличие: «Да нет… глупости. Всего лишь сон. Шуна права: я просто устала. Очень-очень устала, вот и мерещится всякое. Нужно ехать домой, забраться в постель и выспаться как следует. А потом сказать Фарру, что он был прав: нет в этой клятой башне ничего. Придется ехать в Эймурдин и искать ответы на вопросы там».

Даже не озаботившись тем, чтобы убрать книги на место, Айна встала и, не оглянувшись, покинула библиотеку. Она и сама не знала отчего, но ей было столь важно поскорее добраться до дворца и запереться в своих покоях. Остаться одной. И хорошо бы успеть до того, как стена дождя размоет весь мир, превратив его в одно большое серое пятно.

Когда-то дорога от центра Золотой до Красной Башни казалась Айне бесконечно долгой, но, если сидишь в карете, а снаружи кучер зычным голосом разгоняет с пути зазевавшихся горожан, путь становится очень быстрым. Поначалу Айна содрогалась при одной мысли, что длинный тонкий кнут может задеть чью-то живую плоть потому лишь, что она, принцесса Закатного Края, изволила совершить прогулку по городу, но в этой новой жизни ее статус был выше нее самой. Оставалось только смириться с таким положением дел и внушить кучеру, что Ее Высочество не любит людских слез и проклятий в спину, а посему предпочитает ехать без лишних взмахов кнута. К счастью, кучер был достаточно разумным человеком, чтобы принять к сведению это распоряжение и не бесчинствовать.

Айна и теперь не отдавала приказа ехать быстро, но ее походка, резкие движения, выражение лица — все говорило за себя. А потому кучер даже без кнута гнал карету через город так, что та подпрыгивала на камнях булыжной мостовой.

Они сумели обогнать грозу, и первые капли дождя ударили по каменным карнизам дворцовых окон лишь тогда, когда Айна уже сбросила с себя легкую накидку для весенних прогулок и ничком упала на кровать. За время ее отсутствия слуги успели привести комнату в такой вид, словно здесь и не было никого. Только письменный стол Айны никто и никогда не смел трогать без особого распоряжения.

«Что со мной? — с тревогой и удивлением думала она, спрятав лицо между маленьких мягких подушек с вышивкой. — Я ощущаю себя такой… тонкой. Прозрачной. Ткни — и что-то сразу порвется, лопнет внутри».

Айна всхлипнула, сама не понимая отчего. Привычно попыталась пресечь эту нелепую попытку расплакаться, но потом решила, что может делать что хочет, и дала волю слезам.

За окном раздался отчетливый рокот грозы — не вкрадчивый и тихий, как было до того, а гневный, властный. Он раскатисто прокатился над городом, и вскоре небо озарилось яркой вспышкой молнии. Такой яркой, что Айна, хоть и не смотрела в окно, увидела ее отблеск на стене опочивальни.

Она утерла глаза. Села на кровати и медленно спустила ноги вниз. Пальцы коснулись ворсистого ковра, цена которого была столь высока, что подумать страшно. Свадебный подарок принца Тодрика и его супруги. Айна их почти не знала в своей прежней дворцовой жизни, а в нынешней толком не успела познакомиться: почти сразу после свадьбы брат короля вместе с женой отбыли в Феррестре с дружеским и родственным визитом, подарками и, конечно, какими-то важными экономическими предложениями от Руальда. Их возвращения ждали со дня на день, и, правду сказать, Айна порядком волновалась, думая о встрече с женщиной, вокруг которой обычно вращалась вся жизнь придворных дам.

Впрочем, это были такие мелочи по сравнению с настоящими тревогами, которые не оставляли ее ни днем ни ночью.

По мягкому ковру Айна подошла к высоким застекленным дверям, ведущим в сад. Слуги предусмотрительно закрыли створки, опасаясь, что скорый ливень зальет покои. Ей пришлось отомкнуть небольшой замок, сделанный в виде позолоченного цветка, и распахнуть двери, чтобы вдохнуть резкий и сладкий предгрозовой воздух.

Буря шла со стороны моря. Налитые тучи тяжело висели над потемневшей водной гладью, горизонт уже исчез за глухой свинцовой завесой. Медленно нарастал равномерный гул, сначала тихий и еле слышный, но постепенно набирающий все большую силу. Каменные дорожки сада еще оставались сухими, однако Айна знала — не пройдет и минуты, как весь мир исчезнет в грохоте дождя.

Шум усилился. Дохнуло сырой землей и влагой. Прохладный ветер растрепал волосы и взметнул подол платья. Айна сделала шаг под открытое небо и, вытянув вперед ладонь, стала ждать, когда первые капли коснутся пальцев. Однако ливень сразу налетел с такой силой, что она испуганно прянула назад, под защиту каменных стен. За несколько мгновений косые струи успели щедро намочить ее плечи и голову.

Закрывать двери Айна не стала, только притворила немного, чтобы вода не заливалась внутрь. Она стояла у выхода в сад и, очарованная, смотрела на ревущую стену дождя, а потом прямо над головой у нее раздался такой оглушительный раскат грома, что Айна невольно вздрогнула и отшатнулась. Гром, казалось, прокатился по всем крышам и зубцам Солнечного чертога, желая раздробить вековой камень силой своего гнева.

«Ох и гроза!» — подумала Айна со смесью радости и тревоги. Ее всегда восхищала такая погода.

Она вдруг вспомнила себя девочкой, тощей Щепкой с Грязного двора, замирающей под крышей коровника от яростного грохота. Вспомнила маленькую телочку с белой звездой во лбу и комок из высохших тряпок, брошенных на бочку. В тот день приехал Риндон Берг — мальчик, которого она любила, но которому не суждено было стать для нее кем-то, кроме брата. В тот день она свалилась с жуткой простудой.

А потом в памяти проступила другая гроза — тревожная, не сулящая ничего хорошего. Гроза, накрывшая целиком все подгорные земли Феррестре и побудившая Айну бежать прочь. Прочь от старого дома, в котором она нашла Лиана и где совсем не желала видеть его соперника.

«Не Фарр ли снова заставляет небо содрогаться от грохота? — подумала Айна. — Или это чужеземные колдуны насылают на нас свои угрозы?»

Она смотрела на стену дождя, вдыхала глубокий чистый запах влаги, а в душе все сильнее ворочалась тревога.

«Почему я сбежала из библиотеки? Что за странное помрачение ума? Ведь никогда прежде не позволила бы себе уйти, оказавшись на краю новой мысли, новой возможности. Почему я не отправилась искать эту дверь? Даже будь оно все только сном… за спрос голову не снимают».

Внезапно холодная струйка страха прокатилась у нее вдоль позвоночника.

«Так не похоже на меня. А что если это чья-то злая магия? Если кто-то овладел моим умом, как когда-то случилось с королем? Отуманил мое сознание и вынудил отбросить, возможно, единственный шанс найти ответ?»

Взволнованная, она отступила дальше от двери и опустилась в мягкое кресло с резными подлокотниками.

«Нет… Нет! Такого просто не может быть! Я не маг, я лишь обычная женщина…»

И тут же поняла свою глупость. Нет, вовсе не обычная. Теперь — нет.

«Мне нужно вернуться. Вернуться в Красную Башню и отыскать эту клятую дверь!»

Но, разумеется, ни о каком возвращении не могло быть и речи. За окнами творилось что-то невообразимое: вспышки молний озаряли небо так часто, словно в обители богов разразился пожар или же она поменялась местами с пеклом, а оттуда вышло все войско демонов. В промежутках между вспышками на землю обрушивался грохот, от которого закладывало уши. Он заглушал даже неистовый рокот воды, которая, казалось, хочет раздробить собой всю твердь.

Увидев, что на полу под дверью все-таки собирается лужа, Айна спешно закрыла створки до конца и даже повернула замочный механизм.

«Надо позвать служанку, чтобы вытерла…» — подумала она отстраненно, но вместо этого продолжала стоять и смотреть на грозу. А когда ливень начал стихать, переходя в обычный сильный дождь, вернулась к кровати, зарылась лицом в подушки, хранящие запах Фарра, и крепко уснула. Засыпая, она думала о том, что должна все рассказать ему сегодня же. Обязательно рассказать…

Когда Айна проснулась, гроза давно закончилась и наступил вечер, а Фарр все не возвращался.

Ни Фарр, ни Лиан.

В опочивальне было сумеречно, но сквозь открытую дверь на узорчатый пол из разных пород дерева падал неяркий теплый свет, и время от времени слышался звонкий стук. Не утруждая себя поиском туфель, Айна прошла в гостиную и остановилась между широким столом с гнутыми ножками и камином, где тихо потрескивали смолистые дрова и танцевали язычки огня.

Шуна сидела за столом и отрешенно складывала стопочки из монет, выигранных за день в портовых тавернах. Крупные и мелкие, медяки и серебро. Она была прирожденным игроком, да к тому же имела слишком ловкие пальцы, а потому за пару часов могла подчистую обобрать даже самого удачливого соперника. Фарр крепко не одобрял ее забавы, но не мог запретить степной девчонке делать то, что она хотела. Возможно, Лиану это было бы под силу, но тот не считал должным вмешиваться в дела своей любимой и мешать ей наслаждаться жизнью так, как она умела и могла.

— Ты сегодня рано вернулась, — сказала Шуна, переводя взгляд с монет на Айну. Глаза у нее были уставшие, и, вопреки обычному, в них не пряталось даже отблеска улыбки. — Что случилось?

Айна села на соседний стул и задумалась. Она не могла понять, стоит ли рассказывать о странном сне, который был вовсе не похож на сон, и о тех страхах, которые пришли следом. По большому счету, наверное, стоило, но почему-то совсем не хотелось.

— Ничего… Просто устала. Решила внять твоему совету и не сидеть с книгами допоздна.

Шуна посмотрела на нее с сомнением, будто не поверила ни единому слову, но спорить не стала, только пожала плечами.

— Наши засранцы про нас, похоже, совсем забыли, — сказала она небрежно, взяв со стола прозрачный кубок из хрусталя. — Где их только демоны носят?! Надеюсь, в море ливнем не смыло!

Айна улыбнулась. Она знала, что Шуна кому угодно перекусит глотку за этих «засранцев», но ей самой никогда не возбранялось приложить их щедрым словцом. Особенно в момент волнения.

— Думаю, просто задерживаются, — сказала Айна, искренне стараясь верить своим словам.

Она попыталась придумать объяснение такой задержке, но не успела: у двери, ведущей в апартаменты, нежно звякнул колокольчик, возвещающий о чьем-то визите.

Шуна нахмурилась, а Айна тут же сказала: «Войдите!», боясь плохих новостей и надеясь на хорошие. Дверь открылась, и на пороге возник Патрик. Айна вцепилась глазами в его лицо, ожидая увидеть на нем отблески грозы, которая не закончится так быстро и легко, как обычная. Однако брат короля был спокоен и встретил ее своей обычной мягкой улыбкой.

— Добрый вечер, девочки. Вижу, вы уже придумали себе много страшного. Не нужно. Все хорошо, просто мои ученики сегодня не смогут составить вам компанию за ужином. А я — смогу. Если вы не против, конечно же. М-м?.. — Он посмотрел на них обеих по очереди и подмигнул. — Как насчет свежих баек от старого дядюшки Пата?

Айна усмехнулась, Шуна скептически приподняла бровь.

— Нашелся старик… — Она отпила из кубка еще глоток и посмотрела на принца все так же хмуро. — Почему они не придут? Что-то случилось?

— Нет. — Патрик опустил руку на стоящий рядом стул. — Так мне уйти или остаться?

Пока Шуна возмущенно говорила что-то насчет «ясен пень, остаться, чего за вздор?!», Айна судорожно пыталась понять, как быть с ее странным сном, страхами и невозможностью рассказать все это Фарру. Ни с кем другим она пока не хотела делиться своими мыслями, но волнение не давало ей свободно сделать и одного вдоха.

— Слышишь, Айна?.. — голос Патрика долетел как сквозь одеяло. — Эй, девочка моя, ты здесь?

Она отрешенно кивнула, подняла глаза на принца и долго смотрела в его спокойное светлое лицо, на котором и в самом деле стали намного виднее почти незаметные прежде морщины.

— Нам нужно поговорить, — произнесла она еле слышно.

— Наедине? — тут же уточнил Патрик, мгновенно становясь серьезным.

Айна зажмурилась, качнула головой. Она знала, что апартаменты прочно закрыты от любых чужих ушей.

— Н-нет… Нет, не думаю. — От нее не укрылась череда эмоций, скользнувших по напряженной физиономии Шуны. — Я… я сейчас расскажу.

— Похоже, тебе нужно немного времени, чтобы собраться с мыслями, — заметил Патрик. — Давай-ка я пока распоряжусь подать нам ужин, а ты как раз поймешь, с чего начать. Идет?

Дождавшись кивка Айны, он подошел к висящему у камина шнуру для слуг и дернул его пару раз. Тихий лакей появился в гостиной так быстро, словно караулил под дверью. Парень в темно-синей ливрее выслушал все указания и с поклоном удалился.

Едва только они снова остались втроем, Айна собралась с духом и выложила все как есть. И про странный сон, так похожий на реальность, и про свою непонятную усталость, сонливость и раздражительность, и про навалившиеся страхи. Патрик слушал ее внимательно, местами хмурился, местами его глаза вдруг вспыхивали, как у мальчишки, отчего он вдруг сразу казался юным. Когда Айна наконец закончила рассказ (не так уж и много времени потребовалось, даже слуги с едой не успели явиться), он взял ее руку в свои ладони и легонько сжал.

— С тобой все хорошо, милая. Можешь быть в этом совершенно уверена. — Он улыбнулся и посмотрел на нее с особенной теплотой. — Это называется беременность, детка. И, поверь, уж я насмотрелся за свою жизнь, как она меняет женщину и ее разум. А если бы тебя коснулся хоть намек на какую-то скверну, это сразу стало бы заметно. Ты ведь живешь среди колдунов, и каждый из нас сейчас бдителен как никогда. Но если тебе будет спокойней… я только что присмотрелся еще раз. Все хорошо. Правда. Тебе не о чем тревожиться. А вот отдыхать стоит почаще. Гулять, дышать свежим воздухом, думать о хорошем.

В ответ на эти слова Айна только кивнула, зато Шуна фыркнула выразительно, но тоже смолчала. Патрик поймал взгляд степной девчонки и одними глазами дал понять, что целиком разделяет ее мысли. Потом он обернулся к Айне и сказал чуть взволнованно:

— Этот неизвестный тебе король… У него был шрам вот здесь, да? — Патрик коснулся виска.

Айна задумалась. Тогда она не обратила внимания, но теперь сразу вспомнила — был. Принц увидел ее согласный кивок и обрадовался так, словно получил весточку о старом друге.

— Кто это? — тут же влезла Шуна. — Ты его знаешь?

— Знаю. — Патрик улыбнулся загадочной далекой улыбкой. — Мы встречались несколько раз. Как правило, в какие-то очень сложные для меня моменты жизни. Полагаю, он был магом… и моим другом. Давно. Много сотен лет назад. Сейчас его называют Безымянным Королем.

— Ух ты! — воскликнула Шуна, подаваясь вперед. Глаза у нее вспыхнули: она обожала подобные байки. — Ну ты-то знаешь его имя?!

Патрик покачал головой.

— Нет… Увы. Иногда мне кажется, что я его вспомнил, но оно всегда ускользает из памяти. — Принц выглядел немного опечаленным, но не слишком сильно. — Это… неважно. Но я совершенно уверен: твой сон, Айна, действительно был особенным. Хвала богам, что ты не забыла его! Завтра же мы вернемся в Красную Башню вместе и наверняка отыщем эту дверь.

3

На следующий день, неприметно одетые, в простых темных плащах, они выехали из дворца верхом: Патрик — на рослом сером жеребце, Айна — на спокойной белой кобыле по имени Звездочка, которая считалась ее собственной, но встречалась со своей хозяйкой до обидного редко. Фарр не любил, когда Айна выезжала в город верхом: боялся новых покушений и полагал, что карета будет намного безопаснее для жены наследника. Он бы и Шуну никуда не отпускал, но разве ее остановишь. Однако в это утро решения принимал Патрик, и он счел, что освежающая верховая прогулка вполне допустима для принцессы, по крайней мере, пока та находится в его обществе.

Ехать в седле было хорошо. Почти летний ветер играл с волосами Айны, доносил множество запахов — сырой рыбы и порта, жареной еды и печного дыма, цветущих деревьев за городом и пряностей с базара, вчерашнего дождя и нагретых солнцем камней. Айна вдыхала полной грудью и подставляла лицо теплым лучам. На одной из улиц на нее щедро пахнуло ароматом свежеиспеченного хлеба, на другой — помоями. И то и другое было родом из детства.

Айна всматривалась в лица людей. Эта забава не надоедала ей никогда. Ее взгляд выхватывал то дерущихся в переулке мальчишек, то белых от муки работников пекарни, то горластую торговку креветками, то нищего под стеной храма. Спешили куда-то молодые стражники в ладной форме, похожие друг на друга, как новенькие монетки, бранился на лопоухого рыжего ученика толстый владелец мясной лавки, хихикали друг другу в ухо две девочки-служанки, сидящие на краю высокого фонтана в виде морской девы из позеленевшей от старости бронзы. Дева кормила младенцев-близнецов налитыми молочными грудями: кудрявые дети с рыбьими хвостами крепко держались губами за сосцы и тянулись к украшению из ракушек на ее шее.

— Что тебя печалит? — спросил Патрик, когда они проехали самую людную часть города, и копыта лошадей застучали по хорошо утоптанной грунтовой дороге, идущей мимо состоятельных домов с высокими оградами. — Твое сердце словно подернуто туманом.

Айна не удивилась его проницательности. Было бы странно, если бы он не заметил ее хорошо упрятанную за улыбками грусть. Она задумалась, подбирая слова.

— Все стало так сложно, — сказала в конце концов. И тут же ощутила укол вины за эти слова. — Нет, я знала, что как раньше уже не будет. Я понимала, на что иду. Но все же надеялась сохранить немного больше свободы. И больше встреч с моим мужем. — Она улыбнулась. Помолчала немного и добавила, не скрывая печали: — Мы так мало видимся. И эти поиски… Ненавижу, когда делаешь, делаешь, а ничего не выходит!

Кобыла под седлом почувствовала волнение Айны и с ровного быстрого шага едва не пустилась в рысь, но почти сразу поняла свою ошибку и, смущенно тряхнув головой, снова вернулась к прежнему ходу.

— Понимаю, — ответил Патрик. Он смотрел вперед, на дорогу. — Все должно было сложиться иначе. Да не сложилось.

Не сложилось…

Айна вдруг вспомнила колдунью из Феррестре: «Твой белый дракон никогда не будет по-настоящему свободен. И ты рядом с ним тоже».

— Одна старуха… она тоже видящая, как ты, только по-другому… говорила, что с Лианом я бы никогда не пожалела о своем выборе. Но я и сейчас не жалею. Правда. И не пожалею никогда. Просто…

— Просто тебе одиноко, милая. И тебе, и твоей подружке. Одиноко и тревожно. Я понимаю, — вздохнул он. — Слишком хорошо понимаю. Я тоже скучаю по своей семье. Знала бы ты, как сильно.

Какое-то время они ехали молча, но потом Патрик снова заговорил.

— Мы с Руальдом всегда боялись этого. Долгие годы втайне ждали удара. Но все было хорошо, и мы поверили, что обошлось. Глупцы. Фарр рос в счастливом мире, не ведая о том, какое наследство на самом деле достанется ему однажды. Он не был готов. Как оказалось, никто из нас не был.

— А Дани? Ведь он же…

— Дани по своей природе расчетливый хладнокровный воин. Порой мне не верится, что он мой сын. Этот парень похож на меня внешне, но внутри… Он из другой глины. Я не хотел бы быть его врагом.

— Жаль, что он уехал, — промолвила Айна, глядя, как Звездочка прядает ушами, пытаясь отогнать назойливую муху. — Наверное, с ним было бы спокойнее.

— И да и нет. В любом случае у Дани есть свои земли и люди, чтобы их оберегать. Он с самого детства никогда до конца не принадлежал нам: Давиан четко дал понять, что этот мальчик — наш выкуп за то, что я украл у Белых Островов их наследницу.

— Звучит скверно.

— Возможно. Но Даниэля никто не неволил, он сам выбрал этот путь. Наш старший сын покинул нас, когда ему было всего десять. Уехал к деду и перенял от него все, что только мог.

— Наверное, вы сильно скучали…

— Да. — Патрик печально улыбнулся. — Но он, конечно, навещал нас. Приезжал каждый год на все лето. Они оба приезжали — Дани и Фарр. И тогда Янтарный Утес превращался в один сплошной балаган. Славное было время. Кажется, что только вчера… О, а вот и Башня. Она всегда так внезапно возникает за этим поворотом.

Завидев твердыню лекарей, Патрик отпустил поводья и полез в небольшую поясную сумку из нарядной кожи, крашенной в темно-синий цвет. К удивлению Айны, в следующий миг из сумки была извлечена короткая курительная трубка и небольшой кисет. Набив трубку, Патрик выпустил в небо тонкую струйку дыма и хитро сощурил глаза.

— Я не знала, что ты куришь, — потрясенно сказала Айна. Почему-то этот факт задел ее очень глубоко.

— Н-нет… не совсем. Только по особым случаям! — И принц лукаво подмигнул ей. — Так, а теперь опиши-ка эту дверь еще раз. И позволь мне сегодня самому пообщаться с братьями из Башни.

Толстый привратник в темно-бордовой рясе уже выходил им навстречу. С глубоким поклоном он позволил гостям проехать в ворота, услужливо забрал поводья лошадей, и Айна с Патриком вошли под своды Башни. Их шаги гулко разносились по коридорам. Айна давно привыкла к этим звукам, пугавшим ее поначалу, привыкла к таинственным маскам на стенах, странным запахам и отрешенным лицам. Она научилась различать ранг лекарей по цвету их одеяния (чем ярче — тем выше). Но в это утро отчего-то волновалась так, словно опять впервые шла на встречу с Верховным Хранителем.

Патрик хорошо ориентировался в переходах Башни. Было видно, что он тут далеко не в первый раз. Сначала Айна даже вообразила себе, будто принц захочет сам отыскать таинственную красную дверь, но тот вовсе не собирался выбирать сложные пути и вскоре уже говорил с невысоким, скупым на слова человеком, безошибочно выбрав среди множества адептов Башни того, кто знал про нее если уж не все, то почти все. Внимательно выслушав гостя, человек в красной рясе покивал каким-то своим мыслям, а вслух сказал лишь одно:

— Я отведу вас туда, Ваше Высочество.

«Неужели так просто?! — не поверила удаче Айна. — Мы просто откроем эту дверь и найдем там разгадку?»

Низкорослый служитель Башни вел их кратчайшим путем, включавшим в себя какие-то заковыристые, незаметные чужаку лесенки, переходы и двери. Вел, пока один из коридоров не уперся в маленькую темно-красную створку.

— Прошу, Ваши Высочества. — Их проводник повернул ручку двери и, толкнув ее, с поклоном указал рукой внутрь. — Мы на месте.

Патрик, пригнувшись, вошел первым, Айна — за ним. Помещение оказалось достаточно просторным, хотя и не слишком светлым. Большую его часть занимали всевозможные полки и шкафы.

— Картографическое хранилище, — важно изрек коротышка. — Брат Лигус будет рад услужить вам, Ваши Высочества.

Патрик кивнул и отпустил провожатого взмахом ладони. Тот мгновенно скрылся, спеша вернуться к своим обычным делам.

Карты! Айна еще раз обвела взглядом многочисленные полки и, прикрыв на миг глаза, глубоко вздохнула. Здесь были сотни, а то и тысячи разных карт. Служитель хранилища уже раскланивался перед ними — удивленный, восхищенный и напуганный внезапным визитом принца. К Айне тут уже привыкли, но появление Патрика стало для него неожиданностью.

— Чем могу служить вам, Ваше Величество? — Как и низкорослый брат в красном, этот толстенький суетливый человек с лысеющей макушкой, казалось, видел перед собой только принца, не замечая того, что рядом стоит еще и Айна. Он буквально трясся от возбуждения, боясь сказать хоть слово не так, как надо, или сделать что-то не то.

Патрик отрешенно почесал переносицу, улыбнулся загадочно и промолвил:

— Мы ищем карту. Возможно, самую странную и непонятную из всех, что вам доводилось держать в руках. Загадочную. Пугающую. С путаной историей.

Чем больше Патрик говорил, тем сильней бледнел служитель хранилища. Прихваченное случайно перо мелко подрагивало у него в руках, сложенных на груди, как в молитве.

«Он так боится, словно перед ним не Патрик, а сам король, да еще и в гневном настроении», — с удивлением думала Айна.

— Ваше В-высочество… я знаю много таких карт… Велите принести их все?

— Да.

Хранитель судорожно кивнул и скрылся за высокими стеллажами. Там что-то шуршало, падало, шелестело, несколько раз брат Лигус в сердцах бранился на себя самого, поминал демонов, затем испуганно замолкал, снова шуршал, искал, радостно восклицал и затихал вновь. Он вернулся к ним спустя несколько минут, неся в руках целую охапку свитков, какие-то коробочки и дощечки. Осторожно вывалил все находки на широкий стол посреди комнаты. Не дожидаясь объяснений, Патрик широко шагнул к картам и повел над ними рукой. Со стороны могло показаться, будто он не знает, с какой начать. Какое-то время его пальцы порхали над кучей свитков, но потом бессильно опустились.

— Здесь нет того, что нам нужно.

Служитель побледнел пуще прежнего. Хотя, казалось бы, уже некуда. Он сглотнул и уставился на пустое пространство перед собой.

— П-п-простите, Ваше В-высочество… Я н-не знаю, что еще п-показать вам…

— Тогда оставьте нас, брат Лигус. Мы сами отыщем нужное. Спасибо за помощь. Ступайте. Выпейте пока вина за наше здоровье и не спешите возвращаться.

Брат Лигус быстро закивал и удалился, пятясь задом. На его плешивой макушке Айна разглядела мелкие капельки пота.

— Чего он так испугался? — спросила она, едва только дверь за лекарем закрылась со щелчком.

Патрик дернул уголком рта. Казалось, он хотел отшутиться, но передумал.

— С годами мое имя обросло множеством слухов. Не все из них добрые. И не все… безосновательные. Но не будем терять время.

Он глубоко вдохнул и закрыл глаза. Айне почудилось, что стены и воздух вокруг пошли рябью, как в знойный день над нагретой землей. Вот только жарко ей вовсе не было, скорее наоборот: кожа покрылась мурашками, словно внезапно подул стылый ветер, а знакомое любимое лицо в этот миг показалось странно чужим, далеким, почти потусторонним. Айна вдруг вспомнила, каким был Лиан в детстве, как пугали ее подобные преображения, говорящие о том, что этот мальчик прикасается к другим, невидимым ей мирам… А следом всплыли в памяти истории о том, как много лет назад пал колдовской замок Эймурдин, разрушенный волей человека, стоящего сейчас рядом с ней.

В какой-то момент холод стал совершенно нестерпимым, а высокое стрельчатое окно внезапно вздрогнуло и распахнулось настежь, ударившись о стену оконной ниши. Сотни крошечных стеклянных осколков сверкающим каскадом обрушились на пол. Это было страшно и красиво. В тот же миг в хранилище карт ворвался дикий ветер — на удивление теплый. Айна поняла, что он сейчас разнесет в клочья весь идеальный порядок на полках, и успела испугаться этому, но ветер ударил в самый дальний стеллаж, и на пол выпал лишь один туго свернутый свиток.

— Это он, — услышала Айна усталый голос и, взглянув на Патрика, увидела, что тот сам стал бледным как смерть. — Забирай. Пойдем. И скажи им, пусть пришлют человека, который, расскажет, откуда карта.

Едва заметно пошатываясь, держась правой рукой за голову, он быстро направился к выходу.

— Я показала карту мастеру Лигусу, — сказала Айна, когда они с Патриком отъехали уже достаточно далеко от Красной Башни и принц перестал быть таким мертвенно бледным. — Он сказал, что сегодня до вечера соберет всю возможную информация о том, откуда она взялась, и обо всех людях, имевших к ней отношение.

— Вот и славно.

— Патрик, эта карта… Я ничего не поняла в ней.

— Неважно. Полагаю, ты и не должна. А вот я — должен. Карта заговоренная. На ней магический след. Очень сильный. И столь же сильное прикрывающее заклятье, чтобы ни один маг не мог ее найти. Потому за столько лет мне и не удалось прежде ее почувствовать… Ты умница. Я уверен, она даст нам ответ на наши вопросы. Хотя, возможно, и не такой, какой мы все ждали. Но в любом случае других документов, связанных с древними магами, за красной дверью больше нет. Это я знаю точно.

— Значит… — Айна испытала удивительное чувство, похожее на головокружение. — Патрик, это значит, что мне больше не нужно ездить в Красную Башню?

— Пока не могу сказать тебе наверняка, детка, но, скорее всего, да. Я не могу охватить своей силой всю Башню, однако, полагаю, эта карта — единственная зацепка.

— Почему?

— Будь иначе, Безымянный Король дал бы тебе и другие подсказки. Но он отправил тебя к картографу, а там я проверил все. Иных документов не было.

Лошади мерно стукали копытами по грунтовой дороге. Каждый шаг Звездочки Айна ощущала всем своим телом, и это доставляло ей удовольствие. Она всегда любила верховые прогулки и скучала по ним теперь.

— Это трудно, да? — спросила она. — Искать вот так?

Патрик кивнул едва заметно. И добавил спустя несколько мгновений:

— Было бы намного проще, не имей карта защиты. Я бы просто увидел ее даже сквозь толщу стен. Почувствовал бы ее сияние, ведь она вся пронизана им.

— Как же тебе удалось?

— На всякую хитрую голову найдется плаха… — хмыкнул он. И тут же покачал головой: — Прости. Я сегодня злой какой-то. Сказать по правде, мне просто стало понятно, где именно искать. Оставалось только снять завесу. И, поскольку ее наложил довольно неприятный человек, пришлось воспользоваться не самой чистой Силой. Не люблю такое, но выбора не было.

Айна мало поняла из его слов, кроме того, что ее покровитель каким-то образом сумел провернуть фокус, едва ли доступный кому-то другому.

— Сейчас бы поспать, — сказал принц, потирая глаза, — да где там… Айна, давай сюда эту карту. Думаю, нам с ней полезно немного привыкнуть друг к другу. Прежде, чем она откроет мне свою суть. А ты отдыхай сегодня. Знаю, Фарр не одобряет твои выходы из дворца, но на самом деле сейчас я не ощущаю никакой опасности. Думаю, хорошая прогулка вам с Шуной не повредит. Она тоже совсем извелась, бедная девочка. Невозможно все время жить в напряжении, это разрушает. Поезжайте к морю или на рынок. Говорят, на главной торговой площади сейчас каждый день дают представления. Я бы и сам поехал с вами, но не в этот раз.

— А Фарр с Лианом скоро вернутся?

— Скоро. Еще солнце не зайдет, как будут дома.

На радостях, что они наконец куда-то поедут вместе, Шуна едва не раздавила Айну в своих объятиях. Степной девчонке не нужно было много времени на сборы, и вскоре они уже выехали из дворца — верхом и как будто даже сами по себе, хотя на самом деле, конечно же, нет: на небольшом расстоянии за ними следовали почти незаметные стороннему глазу стражи из числа королевских гвардейцев. Эти парни были научены сливаться с толпой и оберегать членов монаршей семьи в тех случаях, когда те предпочитали выбираться из дворца без лишней огласки.

Прогулка выдалась хорошая. Стражи старательно делали вид, будто их нет, Шуна без конца травила байки из своей прежней жизни, а еще не слишком жаркое, но уже совсем летнее солнце брызгало в глаза яркими лучами, отражаясь от золоченых шпилей и окон богатых домов. На рыночной площади и в самом деле давали представления бродячие артисты: Айна засмотрелась на них, дивясь талантам этих смелых людей. Она пыталась представить на их месте Патрика, помня об истории его молодости, но это было слишком трудно.

Вернулись во дворец чуть затемно — румяные от сладкого домашнего пива, солнца и веселых танцев, которые начались на площади после всех выступлений. Распахнув двери в бывшие королевские покои, Айна сразу поняла, что их мужчины уже дома, — по особому запаху, по небрежно брошенной на кресло куртке и недопитому янтарному вину в высоком хрустальном кубке. Это было любимое вино Фарра.

Она нашла его в кабинете: принц сидел на полу, спиной к двери, и перебирал какие-то свитки с бумагами. Влажные после купальни волосы рассыпались по голой спине, скрывая несколько новых шрамов, которые появились у него за последние месяцы. Среди белых прядей была едва заметна круглая костяная бусина, которую Фарр никогда не снимал. Айна знала — точно такая же вплетена и в солнечные волосы Лиана. От мужа она слышала, что эти украшения достались им в степи от какого-то шамана.

Фарр был очень увлечен и даже не заметил ее появления. Айна подошла к нему тихо-тихо и, точно в детстве, играя с замковыми детьми, накрыла глаза ладонями. Принц даже не вздрогнул. Тут же перехватил ее руки, стиснул крепко, увлекая к себе на колени, обжег поцелуем — жадно, как нищий, что дорвался до кувшина с молоком.

— Мы нашли карту, — с трудом отдышавшись, сказала Айна, когда их губы разомкнулись. — Патрик говорит, это и есть ключ.

— Карту… — Фарр все еще был во власти совсем других мыслей. — Какую карту, любимая? О чем ты?

Она даже рассердилась немного за его недогадливость, но тут же вспомнила, что муж ее ничего не знает о вчерашнем удивительном сне и картографическом хранилище. Сбиваясь от волнения, отвлекаясь на его слишком вкрадчивые руки и сверкающие глаза, принялась рассказывать обо всем случившемся за последние два дня. И чем больше говорила, тем серьезнее становилось его лицо.

— Ох, Айна… И что было дальше? Дядя Пат сумел понять, что это за карта?!

— Не знаю. Мы ведь уехали в город с Шуной. И только вернулись.

— Тогда идем! Найдем его поскорее! — Он на мгновение прикрыл глаза, а потом улыбнулся еще шире. — Лиан говорит, что ты просто умница.

Айна только головой покачала. Она никак не могла привыкнуть к тому, что теперь эти двое вовсе не нуждаются в словах, произносимых вслух, и могут общаться друг с другом даже на расстоянии.

Карта лежала на столе, придавленная с трех сторон тяжелыми предметами — кубком, книгой и доской для «Престолов». Четвертый угол Патрик удерживал рукой и осторожно водил длинным тонким пальцем по старой, но все еще прочной бумаге. Он говорил тихо и спокойно, однако Айна слышала, что его голос звучит звонче обычного.

–…А вот здесь видите эту точку недалеко от границы? Здесь родился я.

Они стояли, сдвинув головы над картой, обступив с двух сторон широкий письменный стол Патрика, и сердца их тоже стучали громче, чем положено.

Безымянный Король не обманул: карта действительно была подсказкой, да еще какой! Впрочем, свою истинную природу она раскрывала только в руках человека, наделенного Силой. И понимающего, что именно таит старый свиток с очертаниями земель и берегов. Когда ее держала Айна, карта казалась самым обычным документом — старым, потемневшим от долгих лет. Однако теперь на плотной и прочной бумаге отчетливо проступали хорошо заметные глазу точки, словно нарисованные золотыми чернилами. Впервые взглянув на карту в этом кабинете, Айна подумала, что Патрик успел нанести их за последние несколько часов, но это было не так. Стоило принцу убрать ладонь с карты, и золотые точки исчезали. Таяли, будто брызги воды под солнцем. И появлялись вновь, медленно проступая на бумаге, как только Патрик касался ее. Айна еще никогда не видела такой очевидной, простой и красивой магии.

Точек было много. Почти два десятка.

Некоторые из них казались ярче других, они почти светились: одна — возле южного удела, одна — у границы с Герной, парочка возле Золотой, а та, на которую указал Патрик, — в восточной части Феррестре. Еще несколько более тусклых точек без какой-либо системы и порядка были разбросаны по землям Закатного Края. Увы, карта показывала территории только одного королевства, захватывая лишь малые клочки от соседних.

— Я тоже так могу? — спросил Лиан.

За минувшие месяцы он сильно изменился. Из ясных синих глаз как будто совсем — до конца — исчезли те темные тени, к которым Айна привыкла с детства. Из тела ушла болезненная худоба, а светлые волосы отросли до плеч. Порой Лиан связывал их на затылке в забавный хвост, который почему-то всегда вызывал у Айны улыбку.

Вместо ответа Патрик еще раз убрал ладонь с карты, и Лиан поспешно положил туда свою. Несколько мгновений ничего не происходило, а потом на карте снова проступили золотые точки.

— Ва… — выдохнул он восторженно, совсем как сельские мальчишки из Феррестре. — Выходит, любой маг может заставить ее говорить.

— Похоже на то. — Патрик тоже выглядел взволнованным. — Фарр, попробуй ты.

И снова карта погасла, а затем показала отметки.

— Эта вещь может быть серьезным оружием, — промолвил Фарр.

— Или инструментом для создания чего-то хорошего, — мягко ответил ему Патрик, легонько сжав плечо наследника. — Ты понимаешь, что означает ее появление у нас?

— Мы можем найти любого мага?

— Нет, не совсем. Скорее, его след. Как я уже говорил, карта показывает только место, где маг родился. Ты, Дани, я, Лиан. — Палец Патрика скользил от точки к точке. Две из них были совсем рядом. Айна уже поняла, что они принадлежат двум молодым наследникам, появившимся на свет неподалеку от Золотой. — И другие… С этой штукой мы можем отследить хотя бы начало пути тех людей, которые имеют магическую силу.

— Интересно, как она измеряется, эта сила, — промолвила Айна, впервые раскрыв рот после того, как карта была развернута. — Здесь, например, нет точки на границе с Феррестре, где живет старуха, про которую я тебе говорила.

Патрик кивнул.

— Я тоже знаю нескольких таких людей. Но… полагаю, есть определенный порог… степень одаренности. И если человек недостаточно силен изначально, при рождении, карта не определяет его как мага. Или… Возможно, она показывает только людей, отмеченных таким цветом волос, как у нас.

— У Фарра другие, — скептически ввернула Шуна. До этого она тоже молчала, делая вид, что ничуть не потрясена столь наглядным проявлением магии. — Он белее снега.

— Да… Но Фарр не только маг. Он еще и прямой наследник королевской крови, которая почти неизменно отмечена этой белизной. Тут сошлись два древних признака. Победил тот, что определяет его судьбу в большей степени. Я так думаю.

— Ты хочешь сказать, что он, — Шуна ткнула пальцем в Фарра, — в первую очередь будущий король, а потом уж колдун?

— Похоже на то. К тому же… Фарр — дархисана. Тот, кто ломает правила. — Патрик усмехнулся, лукаво блеснув глазами. — Ему можно быть сильным колдуном и не сверкать приметными патлами.

Шуна усмехнулась и посмотрела на обоих молодых магов, стоящих плечом к плечу над картой.

— Боги, как все сложно! — обронила она с нарочитой небрежностью. — И угораздило же связаться с вами… — А сама тихонечко отыскала руку Лиана. Краем глаза Айна увидела, как сплелись их пальцы, и едва заметно улыбнулась. Они были милые. Такие юные оба… Теперь-то она хорошо видела, что мудрая судьба все решила правильно.

— И что мы будем делать? — Лиан, казалось, уже сейчас готов бежать, куда скажут, и искать приключений на свой зад.

Хотя, чего уж там, у самой Айны внутри вдруг пронзительно зазвенела дорога.

— Для начала я разошлю запросы своим людям. Во все эти места, обозначенные на карте. Зная, где и кого искать, можно очень быстро найти то, что нужно. За каждой точкой стоит живой человек, про которого нам нужно понять, кто он и где он. И я имею в виду даже не положение в пространстве, а принадлежность к клану Волена. Многие из этих людей могут быть его соратниками или наследниками. По меньшей мере четверо, если я правильно понял из ваших рассказов о захвате «Стрижа». А возможно, и много больше.

— Дядя, ты обещал рассказать, откуда эта карта взялась, — напомнил Фарр, убирая ладонь с темной бумаги и глядя, как гаснут золотые точки.

— Да тут недолгий рассказ, — пожал плечами Патрик. Он тоже отошел от стола и опустился в кресло рядом. — Из архивных записей Красной Башни удалось узнать только, что карту продал лекарям какой-то заезжий купец около ста лет назад. Заплатили ему неплохо, поскольку карта выполнена тщательно, с обозначением ландшафта и всех крупных поселений. В дальнейшем с нее не раз снимали копии для использования братьями во время их путешествий. И господин картограф даже попытался намекнуть мне, что им было бы очень жаль потерять подлинник, поскольку он выполнен на хорошей прочной бумаге, не знающей износа. Хах… конечно. Бумага заговоренная, потому и не портится. Я велел назначить цену за этот документ и получить означенную сумму от дворцового казначея. Сколько бы ни заломили добрые братья, ценность карты все равно будет во сто крат выше того, что они способны себе представить. Увы, купца, конечно же, давно нет в живых, так что мы не узнаем, где он ею разжился. А было бы неплохо, да.

— Значит, — задумчиво произнес Фарр, — нам предстоит найти всех тех людей, что стоят за этими точками. И выяснить, на чьей они стороне.

— Верно. Хотя, возможно, некоторые из них еще пачкают пеленки или бегают с сопливыми носами. Тем лучше: у нас будет шанс вовремя заняться их воспитанием. А еще теперь мы всегда сможем узнать, когда на свет появится новый маг. Как и хотела Айна. Пока эта карта у нас в руках, ни один ребенок Закатного Края, наделенный колдовским даром, не окажется беззащитным перед окружающим миром и своей собственной Силой.

Близнецы

1

К утру костер, сложенный нами меж камней, прогорел полностью.

Я лежал и смотрел на остатки пепла, которыми лениво играл легкий, едва заметный ветер, пытался понять, что меня разбудило. Не то громкий крик птицы, не то шорох в кустах. Никаких людей поблизости я не ощущал, и чувства опасности не было, но сон ушел безвозвратно. Утро вступало в свои права — по-летнему звонкое, светлое. Солнце уже золотило верхушки сосен и буков, однако здесь, у подножия деревьев, еще лежала тень — густая, точно сливки, собранные с ночи.

Я смотрел на тонкие завитки пепла, примятую нашими ногами траву и небрежно брошенный у костровища котелок, слышал негромкие шаги коней, а спиной ощущал мерное дыхание брата.

Живое тепло человеческого тела.

Я не знаю, что может быть удивительнее, в чем еще кроется столько Силы и жизни. Полотно самых ценных моих воспоминаний соткано из прикосновений…

…Говорят, что люди не помнят своих ранних дней, но я и тут отличился. Моя память хранит много такого, чего не должна, вопреки логике и здравому смыслу. Конечно, я не помню себя в младенчестве, но в моем сознании отчетливо запечатлелись разные чувства и ощущения, которые я мог испытать только тогда. Там были страх, голод и холод. Они казались мне основой моей жизни, ее константой. Я не знал ничего иного и принимал такое течение судьбы за единственно возможное. А потом впервые я ощутил прикосновение рук, которые подарили мне любовь и тепло. Это было столь отлично от всего, чем я жил прежде, что отпечаталось в моем сознании яркой золотой нитью, пронзающей все бытие. Навсегда.

Я полюбил эти руки еще прежде, чем узнал по-настоящему ту, которой они принадлежали. Много позже, когда искра разума разгорелась в моем сознании, я сумел сопоставить давние прикосновения, уносившие меня из царства мрака в мир света, и женщину, которая всегда была так ласкова со мной, что я не мог до конца поверить, будто она не моя родная мать. Это казалось ошибкой, невыносимо глупым недоразумением. Порой я не выдерживал гнета жесткой правды и ударялся в слезы даже посреди игры. Особенно часто это случалось в те годы, когда Даниэль уже нашел мое самое больное место, но еще не осознал, насколько опасно в него тыкать.

Впрочем, после того случая в саду он больше никогда не рисковал напоминать мне, что Элея не моя мать…

Лиан шевельнулся и что-то вздохнул сквозь сон. Я всегда дивился тому, как крепко он умеет спать. Бесценная способность, которую сам я давно утратил.

Мы были в пути уже почти неделю. И кони наши не знали усталости, отмахивая своими копытами долгие расстояния от Золотой Гавани до Восточного удела. Чем дальше мы удалялись от дома, тем сильнее сжималось мое сердце, терзаемое разлукой. Не первой и не последней.

Конечно, я мог бы остаться в Золотой. Не таким важным был этот поход, и Лиан прекрасно управился бы без меня. К тому же отец ясно высказался против, да и Айна не обрадовалась. Но за нее я не тревожился: во дворце, рядом с двумя лучшими колдунами, она оставалась в полной безопасности. Отцу же я напомнил, как несколько лет назад он сам ратовал за скорейшие поиски некоего одаренного юного мага. А вот отпускать Лиана одного мне не хотелось до зубовного скрежета, хотя путешествие обещало быть коротким, спокойным и не сулящим никаких опасностей.

И все же… и все же.

Тогда, зимой, я мысленно дал слово богам, что больше никогда не позволю его проклятью одержать верх. А оно все еще висело над ним. Над всеми нами. Я ощущал его кожей и кончиками волос. Ощущал во сне и наяву. Знал наверняка — стоит дать ему лишь крохотный шанс… Часто, глядя на смеющегося Лиана, на его искреннюю белозубую улыбку, сверкающие глаза, я видел совсем другое. То, что никогда не желал бы узреть воплощенным в явь. Но он как будто не понимал, не осознавал всей серьезности происходящего. Он стал таким легкомысленным, каким не был никогда до нашего путешествия по степи, до встречи с Шуной. Я уже с трудом мог вспомнить того мрачного темного человека, каким нашел его в старом доме у Таронских гор. Тогда он казался старше, много старше своих лет, а теперь я знал, что рядом со мной едет по широкому тракту беспечный мальчишка, который словно и не помнит о том, что всегда стоит на краю.

В отличие от него, я не забывал об этом ни на мгновение.

Когда Патрик сказал, что в Восточном уделе его соглядатаи нашли девочку, наделенную Силой, Лиан сразу вызвался поехать туда, отыскать ее и привезти в Золотую. Девочка была сиротой, жила с больным братом-близнецом, и потому казалось, что она охотно согласится поменять глухую деревню на жизнь в столице под защитой короля. Это и правда было путешествие, не таящее подвоха, но Лиан еще не закончил говорить свою фразу о готовности пуститься в путь, а я уже видел, как наши кони бок о бок вздымают подсвеченную солнцем пыль на дороге.

В овраге, неподалеку от нашей стоянки, тихо бормотал свою мерную песенку ручей. Я взял котелок и спустился к нему. Вода была холодна и так вкусна, как это возможно только вдали от больших городов. Напившись, я умылся, набрал полный котелок и хотел уже вернуться назад, но вместо того, сел на влажную от росы траву и заслушался чистыми звуками утра, засмотрелся на мир вокруг. Здесь, в лесу, он весь переливался радужным сиянием. Прекрасный, совершенный без отпечатка людей на его гранях. В детстве мне приходилось прищуриваться, чтобы увидеть этот чарующий свет, но с годами я стал ощущать его почти всегда. Если хотел.

Научиться не видеть изнанку мира было отдельным делом… И это оказалось намного труднее.

Вернувшись назад, я мимоходом проверил наш защитный купол. Он стоял прочно и надежно оберегал нас от чужих глаз, диких зверей и кровожадных насекомых. Лошади тоже были им укрыты и к тому же заговорены: мне хватило опыта в степи, когда Шуна увела Ястреба. С той поры я освоил несколько нехитрых приемов, позволяющих удерживать животных на одном месте и отводить от них любые недобрые взгляды.

Едва со дна котелка начали подниматься мелкие пузыри, я растолкал Лиана, чтобы тот кинул в воду своих чудесных трав. Сам я в них не разбирался, но меня всегда восхищал его дар сочетать растения так, что из них в итоге получались отвары, несущие бодрость, успокоение или исцеление от боли. На первый взгляд этот талант словно и не требовал умения владеть Силой, однако я всегда ощущал ее незримое прикосновение. Вот и на сей раз Лиан вроде бы не сделал ничего особенного, но от котелка пошел такой свежий аромат, что сразу в глазах прояснилось, хотя мне казалось, я и так уже давно проснулся.

Мы позавтракали пирогом с речной рыбой, который купили накануне в какой-то придорожной деревушке, оседлали лошадей и выехали на неширокую просеку, идущую вдоль леса. Благодаря картам я знал, что эта дорога уходит в самую глубь страны, но нам не нужно было ехать далеко: деревня, где жила та несчастная девочка, находилась в нескольких часах от места нашей ночевки, посреди леса. Она была столь мала, что о ней не ведала ни одна карта.

В том, что юная колдунья не слишком счастлива, сомневаться не приходилось: это стало очевидно из рассказа осведомителя. Он доподлинно узнал, что девочка лет одиннадцати и ее брат появились в деревне полгода назад, зимой. Сначала жили у одного из местных, но к лету перебрались в какой-то старый полусгнивший домишко и приспособились вести хозяйство сами. Как такое возможно, я представлял себе с трудом: мальчишка, если верить докладу, был совсем калекой — не мог и шагу ступить без помощи, сидел целыми днями на крылечке худого дома да плел корзинки. Из донесения также следовало, что, скорее всего, он сильно не в ладах с разумом. Про девочку известно было только то, что она, как и Лиан, наделена даром травницы, и потому деревенские не гнали ее прочь вместе с братом — ценили за умение делать настойки от любой хвори.

Не гнали, но и не любили. Чуяли в девчонке колдовскую силу, которая их пугала.

— Спорим, она не захочет ехать с нами. — Лиан небрежно сорвал листок с ветки дуба, низко нависающей над дорогой.

— Возможно, — ответил я. — Полагаю, эта девочка так же любезна, как ты сам был, когда жил в Феррестре. Уверен, тебе быстро удастся найти с ней общий язык.

Я пытался поддеть его, но Лиан ответил без улыбки:

— Думаю, что да. Если ей пришлось пережить хоть половину того, что выпало на мою долю, нам найдется, о чем поговорить. Боюсь, у нее и правда маловато поводов для любезности.

Взгляд его сделался отстраненным и прозрачным. В этот миг я очень хорошо вспомнил, каким застал своего наатха в его старом доме. Но тень прошлого уже скользнула прочь, оставив на лице Лиана лишь грусть.

— Она ведь маленькая совсем. Я был хоть постарше, когда пришлось самому добывать себе кусок хлеба. И мне не приходилось заботиться о ком-то еще. Да, думаю, эта малышка давно и прочно утратила веру в людей. Но я постараюсь…

Внезапно он резко ударил свою Душицу пятками и вырвался далеко вперед. Я сделал то же самое и, когда наши кони поравнялись друг с другом, рта больше не раскрывал. Долгое время мы ехали молча.

— Забрались к демону на рога… Не могли поближе место выбрать? — Лиан прихлопнул на плече надоедливого комара и внимательно всмотрелся в очертания крыш деревушки, которая открылась нашему взору, среди раздавшихся в стороны деревьев. Была она совсем небольшая и явно небогатая: многие дома давно требовали подновления. Я даже удивился. Казалось бы, лес — вот он, вокруг, бери да строй себе на радость. Но, видать, здешним других хлопот хватало. А может, они нраву такого были — не самого работящего.

Нужную хибару мы увидели почти сразу. Старый покосившийся дом стоял чуть поодаль от остальных, возле него не ковырялись в земле куры, не бродили собаки, не играли малые дети. Он бы и вовсе показался заброшенным, кабы не тонкая струйка дыма, едва заметно ползущая к небу из темной, почти до основания разбитой трубы… да маленькая аккуратная корзинка. Я увидел ее на кривом полусгнившем крыльце, когда мы подъехали ближе, не обращая внимания на лай местных псов, которые опасались подходить, но брехали громко. Корзинка ярко выделяясь светлым пятном на фоне потемневших от старости досок. Сам дом, если смотреть истинным взором, походил на обернутый темным коконом трухлявый пень.

Скверное место.

— Вонючее пекло! — Лиан нахмурился так, что брови столкнулись у переносицы. — Эта лачуга не больно-то подходит для того, чтоб в ней жили дети.

— Она вообще ни для кого не подходит, — обронил я. — Идем, Ли. Постараемся их не напугать.

Спрыгнув с коня, я мысленно велел ему оставаться на месте и зашагал к дому. Несколько мальчишек глазели на нас из-за чьей-то порожней телеги, но взрослые, похоже, все были заняты своими делами и не спешили узнать, что двум чужакам понадобилось в их деревне. Лиан последовал моему примеру, и к покосившемуся крыльцу мы подошли вместе. Когда я уже занес руку, чтобы постучать, то услышал его мысленный голос.

«Дай мне самому поговорить с ними».

«Хорошо».

Однако на стук никто не отвечал. Обычный человек мог бы подумать, что хибара пуста, но Сила говорила мне, что оба ребенка внутри. Одну живую душу я видел как болезненный комок ярости и страха с неровными просверками магического дара, другая казалась легким перышком на поверхности чистого ручья. У меня не было сомнений, какая кому принадлежит, и увиденное было донельзя безрадостным.

Медлить и ждать смысла не оставалось. Хотелось покончить с этим делом поскорее.

— Эй, ребятки! Мы знаем, что вы дома, — громко сказал я в одну из дверных щелей.

Внутри меня кольцами пружины начало сворачиваться нетерпение, однако прошло еще несколько минут, прежде чем до нас донесся тихий голос, похожий на вкрадчивое шипение рассерженной змейки.

— Чего вам здесь надобно?!

Голос доносился не из-за двери, а откуда-то сверху.

Лиан первым спрыгнул с крыльца и, запрокинув голову, помахал рукой маленькой хозяйке дома, которая недобро выглядывала из дыры под крышей. Наверное, раньше там, под стрехами, хранилось сено или еще какая утварь: по краям дыры остались заржавленные петли, державшие когда-то дверцу. Девчонка смотрела на нас оттуда злыми глазами, на дне которых я видел бескрайний омут страха. У нее были совсем коротко, как у мальчишки-подмастерья, остриженные волосы, торчащие уши и острые черты лица. Больше я ничего особо разглядеть не сумел: маленькая колдунья скрылась в тени.

— Здравствуй, — улыбнувшись, сказал ей Лиан и вытянул вперед пустые ладони, показывая, что не имеет в них ни оружия, ни камня. — Мы слыхали, здесь живет ведунья, которая умеет заговаривать боль и раны. Надеялись найти в этом доме добрые руки.

Девчонка снова немного высунулась, сощурила глаза, пристально вглядываясь в наши лица. Солнце высветило длинный уродливый шрам на ее подбородке. Я видел, как она колеблется, выбирая между страхом и… Нет, что было второе, мне никак не удавалось понять. Жажда доказать свою силу? Желание заработать? Или что-то еще?

— Нету здесь добрых рук! Не туда пришли! — бросила она в конце концов и пихнула голой пяткой комок птичьего помета, который упал прямо Лиану на голову.

К счастью, помет был старый и сухой. Он скатился себе наземь, а Лиан только хлопнул ресницами удивленно… и вдруг рассмеялся. Этот смех — звонкий, чистый, искренний — наполнил все пространство вокруг особым теплом и сиянием. Девчонка странно дернулась, снова попав в луч света. Я успел увидеть у нее на голове маленькую, размером с монетку, проплешину, ощутив при этом болезненный укол жалости.

А маленькая колдунья уже исчезла в сумраке. Словно ее и не было.

— Спускайся! — позвал Лиан. — Пожалуйста! Мы все равно не уйдем, пока не увидим тебя поближе!

Какое-то время ответом нам была глухая тишина, а потом вдруг распахнулась входная дверь, и хозяйка дома возникла на пороге — тощая, взъерошенная, полная решимости пустить в ход длинный кухонный нож, зажатый в кулаке. Старый, тупой и такой же темный, как душа этой девочки.

— Убирайтесь вон! — Она походила на дикую ласку с яростно ощеренными зубами и злым блеском в глазах. Удивительно, как девчонке удавалось противостоять тихой магии Лиана, который приложил все усилия, чтобы окутать детей ощущением доверия и безопасности.

Мне не хотелось вмешиваться, раз уж я дал ему слово, но тянуть дальше смысла не было: девочка боялась так сильно, что даже теплые потоки Силы воспринимала как угрозу. Мне было жаль ее. И, честно говоря, совсем не хотелось рисковать. Я медленно вдохнул и сосчитал до пяти, как учил дядя Пат, а потом посмотрел ей в глаза и открыл свое сердце.

2

Настоящие имена они скрывали. Девочку люди звали Ивой, а ее брат-близнец откликался на имя Вереск. Когда-то откликался. Теперь только улыбался в ответ на любые речи, беззвучно шевелил губами и снова уходил в свои невидимые миры.

В отличие от сестры, у Вереска были длинные, до плеч, волосы, прихваченные на лбу тонкой, но прочной веревочкой из трав — чтобы не падали на глаза, когда руки заняты работой. Волосы эти сияли пепельной белизной, да только они не всегда такими были: мальчик родился солнечно-серебряным, подобно сестре. Или золотым, как сказали бы в Феррестре и Герне.

До девяти лет они с Ивой жили, не зная бед, в большой деревне на берегу реки. А потом слухи про его умение делать обереги дошли до местного барона, который любого колдовства боялся пуще огня и демонов. Барон не стал мелочиться и отправил в деревню старшего сына с отрядом головорезов, считавшихся воинами и защитниками той местности. Головорезы без лишних предисловий подожгли дом, где жило «колдунское отродье», а мальчишку привязали к столбу у колодца, чтобы прилюдно казнить за темные связи с демонами. Баронский сын решил, что не след ему, будущему повелителю сих земель, марать свой меч грязной кровью «колдуна» и отдал приказ закидать того камнями. В ответ на ропот местных, которые потянулись за вилами, его люди напомнили, что всегда смогут вернуться с подкреплением и довершить дело, подпалив не один дом, а всю деревню. Родители близнецов к тому моменту уже лежали заколотыми, а Ива ничего и знать не знала, собирая с младшими сестрами грибы в ближайшем лесу. Когда девочки прибежали в деревню, увидав над ней столб дыма, на месте сгоревшего дома остался только черный остов из бревен, а баронский сын и его головорезы давно покинули деревню. У колодца Ива нашла забитого до полусмерти брата и завывающую бабку. Волосы у Вереска стали белыми как снег, а сердце стучало так тихо, что расслышать это смогла только она сама — люди барона, да и сами деревенские порешили, будто мальчишка мертв.

С той поры Вереск не говорил и ходить разучился. Бабка, разом постаревшая до полной дряхлости, отправила внуков подальше, в какую-то еще более глубокую глушь, к родичам, где никто не сыщет. Хотя, сказать по правде, вряд ли кто-то сумел бы узнать в увечном мальчишке того яркого паренька, который кому хочешь мог сплести из лозы игрушку, приносящую удачу. А про Иву в ту пору и вовсе никто не ведал, что ей тоже достался колдовской дар. Никто, кроме бабки.

Жуткую эту историю мы узнали не сразу. Ива оказалась не из тех, кого легко разговорить.

Увидев поток света, который я открыл для нее, она от изумления опустила руку с ножом. Любой другой человек на ее месте выронил бы его вовсе. Уж я-то знаю, как работает эта чистая первозданная магия — та, что исцеляет и собирает разрозненное воедино, отворяет запертые двери и возвращает утраченное. Но Ива уже давно и прочно возвела вокруг себя такие стены, что даже Сила, несущая любовь, разбивалась о них, как морская волна о скалы. Все, чего я добился, — это лишь кривая недобрая усмешка. Девчонка признала в нас равных себе. Именно равных, не старших. И не тех, кому можно доверять. По счастью, этого хватило, чтобы что-то сдвинулось в ее искалеченном сознании. Ива посторонилась и дала нам войти, коротко буркнув: «Давайте тут коротко, у меня времени мало».

Коротко, конечно, не вышло.

Долгое время говорил только Лиан: рассказывал о себе, о Солнечном Чертоге и Янтарном Утесе, о море и парусах, о том, как дядя Пат и Кайза помогли ему справиться с болью и страхом. Сам я внимал не дыша: прежде история моего наатха еще никогда не звучала вслух. Я знал ее осколки, обрывки, но даже и не думал лезть с расспросами, а Лиан не считал нужным говорить об этом со мной. Однако перед злой девочкой и ее безмолвным робким братом с улыбкой небесного посланника он почему-то вывернул наизнанку всю свою душу, заставляя мое сердце сжиматься от боли.

Ива слушала молча. Длинный тупой нож лежал перед ней на грубо сколоченном дощатом столе и тускло отражал свет, падающий из маленького оконца. Вереск сидел рядом на лавке, и пальцы его непрестанно двигались, выплетая какой-то невероятно сложный узор из тонких полосочек лыка. В единственной комнате этого дома всегда царил полумрак, но, когда глаза мои привыкли к нему, я наконец разглядел детей как следует.

Болезненно худые, белокожие и светлоголовые, они походили на двух призраков. И были очень похожи друг на друга. Только Вереск почти все время улыбался и черты его лица оставались еще по-мальчишески нежными, а Ива в этом сумрачном свете казалась настоящим подменышем — из тех, что рисуют в книжках про хитрых лесных духов, которые крадут младенцев из колыбели, а на их месте оставляют своих собственных отпрысков. Глядя на нее трудно было осознать, что это ребенок одиннадцати лет — слишком взрослая горечь сквозила в ее взгляде, не по-детски выглядели острые скулы и тонкие, упрямо стиснутые губы.

Она заговорила после того, как Лиан положил на стол ладонь и с улыбкой выпустил из нее лепесток огня. В этот момент глаза ее вспыхнули так же ярко, как это пламя, а рот округлился, выдавая в ней наконец обычного ребенка, который не до конца разучился восхищаться чудесами. Так делать она не умела, и потому маленький нехитрый фокус моего брата почему-то стал главным аргументом в бесконечном потоке доводов, склоняющих ее отправиться с нами в столицу.

Вдоволь налюбовавшись лепестком огня, Ива коротко выдвинула свои условия: у них с братом должна быть отдельная комната, в которую никто не сунется без дозволения (боги, как же это напомнило мне Айну!), и право покинуть дворец в любой момент. Я даже изумился тому, как легко и быстро она сдалась. Однако пару часов спустя, когда мы уже ехали по лесной дороге, я поймал ее колючий взгляд и уверился крепче прежнего — с этой девочкой легко не будет. Она лишь сделала вид, будто верит нам, а на самом деле оставила все свои мысли и страхи при себе. Ива согласилась ехать с нами только потому, что хотела убраться подальше от мест, где все еще чувствовала опасность для себя и для брата.

Измученная, уставшая, озлобленная на весь мир… Глядя на ее темную, словно обгрызенную оболочку света, я вдруг впервые до конца, до самого донышка осознал, как много боли и страданий в мире. И какая огромная ноша ляжет на мои плечи, едва я надену корону. Или уже легла? Теперь я понимал, о чем говорила Айна, когда c тревогой в глазах рассказывала о своем желании отыскать всех маленьких магов и защитить их от людской жестокости. Понимал, до какой глубочайшей степени невежественны жители Закатного Края. Близнецы стали первыми, но отныне я знал, что до последнего вздоха не сумею остановиться в этих поисках. Пока не буду уверен, что история Вереска не повторится вновь.

Заночевали мы на том же месте, что и прошлой ночью. Развели костер, достали из седельных сумок еду, которой разжились в лесной деревне. Лиан бросил в котелок горсть душистых трав, и вскоре у каждого из нас была в руках деревянная чашка с напитком, от которого хотелось улыбаться.

Но Ива не улыбалась.

Она долго смотрела в огонь, напиток едва пригубила (а ведь тот в самом деле был очень хорош), есть же не стала вовсе. Зато когда я достал флягу с вином, сверкнула глазами и затребовала поделиться. Что ж, вино там было неплохое, хоть и не феррестрийское. Я вручил ей опустевший до половины меховой бурдюк и с удивлением увидел, как девчонка жадно припала к горлышку, осушив флягу едва ли не до дна. Красные струйки вина стекали по ее бледному подбородку, по страшному кривому шраму, и от этого зрелища чувство глухой тревоги во мне росло все сильнее: слишком вино походило на кровь в ярком свете огня.

После этого она вдруг заговорила. Впервые с того момента, как забралась в седло к Лиану и, не оглянувшись ни разу, покинула деревню. Не отводя глаз от костра, Ива поведала нам свою историю. Выражение глаз ее при этом оставалось холодным и бесстрастным, точно она рассказывала о ком-то другом, далеком, не имеющем к ней никакого отношения. Только когда Вереск вдруг выронил чашку и закрыл лицо руками, она прикусила губу и сморщилась. Я уж подумал — расплачется, но нет. Лишь вдохнула поглубже и добавила, что из той деревни, куда их отвезла бабка, они сбежали сразу, едва брат снова научился держать ложку, а раны у него на теле закрылись рубцами. Ива была травницей, но лечить с помощью Силы она не умела. Быстро поняла, что большего для него сделать не сможет.

Родичи смотрели на них косо: слухи про близнецов гуляли один краше другого. В глухих селениях Восточного удела еще остались воспоминания о том, что солнечно-серебряные волосы достаются колдунам и ведьмам. Девчонка укрывала голову платком, да только это не помогло.

Ива скопила еды и сколотила брату кривую, но прочную тележку о двух колесах. Однажды рано утром, до рассвета, она впряглась в нее и ушла так далеко, насколько хватило сил. Дети продолжали свой путь, пока не выпал снег, перекрыв тележке дорогу. Лишь это остановило близнецов в какой-то деревне на краю небольшого озера. А по весне они отправились дальше. Ива слыхала, что где-то далеко, у моря, в столице, водятся настоящие лекари, которым под силу то, с чем не справилась она сама. Увы, для двух детей, один из которых — калека, путь от одного края страны до другого может превратиться в вечность. Они шли уже почти четыре года, но Вереск был слишком слаб для долгих дорог, и Ива все чаще принимала решение задержаться на одном месте подольше.

Удивительно, что люди дяди Патрика их таки нашли.

Вскоре после вина Ива уснула в обнимку с братом. Левой рукой она крепко обнимала мальчика за худые плечи, а правой сжимала рукоятку того самого кухонного ножа. Девчонка всюду носила его с собой, храня в самодельных ножнах, привязанных к поясу.

Над головами у нас проступали первые звезды. Лиан отрешенно смотрел в огонь. И молчал. Конечно, он за сегодня и так уже сказал больше, чем за все время нашего знакомства, но это молчание было тяжелым, как зимнее небо. Я успел выпить три чашки его отвара, сходить до ветра и подбросить дров в костер, прежде чем он наконец поднял на меня глаза, пронзив долгим, полным тоски взглядом.

— Уже слишком поздно, да?

Я знал, о чем он спрашивает, и не хотел лгать ему в ответ. То, что открывалось истинному взору, не давало много надежды.

— Похоже на то, Ли.

Мы разом посмотрели на близнецов, которые во сне походили на единый организм о двух головах и четырех руках, переплетенных, как ветви дерева.

— Мальчик утратил свой дар, — голос моего брала звучал глухо и горько.

— Да.

— Это… не лечится?

— Я не знаю. Тут ты лучше разбираешься, чем я.

— Нет… — Лиан казался растерянным. Или даже, скорее, потерянным. — Это не то. Не тело. Я никогда не сталкивался с таким. — Он бросил в огонь очередной кусок веточки, которую давно уже разламывал на части и скармливал языкам пламени.

— Я тоже.

Костер весело потрескивал, принимая подношение, дым уходил прямо в небо. Где-то в лесу тихо шуршали звери и перекликивались ночные птицы. Здесь было спокойно и хорошо — как и прежней ночью. Да только на сей раз мы оба сидели без сна в глазах, и мысли наши были полны сумрака.

Я понял, что очень хочу домой. Залезть в купальню, смыть с себя усталость дороги, разочарование и холодный, как глина, взгляд Ивы. А потом долго-долго обнимать любимую, зарыться лицом в ее душистые темные волосы, вдыхать сладкий родной запах, ощущать биение сердца, биение самой жизни… двух жизней. Улыбка почти тронула мои губы, когда я подумал о том, каким бесценным даром наградила меня судьба, но потом я снова взглянул на двух спящих детей, и мое собственное сердце словно покрылось ледяной коркой.

Лиан обещал Иве покровительство, лучших учителей и спокойную жизнь, но что из этого она возьмет? Кем станет в доме моего отца? Еще одним магом, способным защитить Закатный Край от зла, или пригретой змеей? А может, просто посмешищем для придворных? Я даже свою жену не мог до конца уберечь от злых языков, а уж это несчастное дитя… Куда мне спрятать ее там, чтобы ни одно едкое слово не коснулось ее ушей? Или же на самом деле ей давно нет дела до чьих-то слов?

Очередная сломанная веточка полетела в костер.

— Давай спать, Эли, — сказал я со вздохом и лег, отвернувшись лицом к лесу. — Будет день — сгинет тень. Что-нибудь придумаем.

Вереск ехал в одном седле со мной. Это не было моим выбором — так решила Ива. Она сразу дала понять, что из нас двоих больше предпочитает общество Лиана. Может, ей понравилось, как братец выворачивал перед ней свою щедрую душу, а может, просто глянулся. На лицо-то он более чем хорош (особенно теперь, когда волосы отрастил да отъелся немного) и по годам ей намного ближе, чем взрослый зануда вроде меня. Время от времени девчонка даже пыталась изобразить для него на лице улыбку — кривоватую, но все же. На меня Ива всегда смотрела так, словно подозревала во всех грехах сразу.

Зато Вереск, наоборот, казался доверчивым котенком. Я усадил его перед собой, боясь, что сзади этот легкий как перышко странный мальчик вывалится невзначай из широкого степного седла. И всю дорогу до Золотой ощущал себя так, словно держу в руках саму его хрупкую душу. Он казался полупрозрачным, точно вся его суть была так же бледна, как кожа и выцветшая, много раз стиранная одежда.

В первое время я был почти уверен, что вместе с голосом мальчишка утратил и разум: он часто смотрел в пустоту, шевелил губами беззвучно, иногда улыбался чему-то, точно видел картины, доступные только его взору. Но постепенно я убедился, что Вереск прекрасно понимает речь, просто реагирует на нее не всегда. Как будто половина слов ему не слышна. И не догадаешься — которая. Но главное — глаза. Когда они не смотрели в иные миры, в них был виден ясный чистый разум такой глубины, что даже трудно представить. Желания же свои Вереск умел объяснить без труда. Только делал это очень редко, как будто боялся напоминать о себе и своих потребностях. Несчастный ребенок… Он безропотно сносил голод и холод, боль и усталость. И лишь в одном случае осмеливался робко дотронуться до моего рукава своей птичьей лапкой — когда испытывал потребность наведаться в кусты. Заглядывал мне в глаза с такой особенной смущенной улыбкой, которая словно говорила: «Извини, опять я тебе надоедаю. Ну что ж поделать?»

На самом деле мне было вовсе не трудно отнести его за деревья и подержать, пока он сделает все свои дела. Пьяный Лиан был в разы тяжелее. Однако я не представлял, как с этим справлялась маленькая худая Ива.

В первый-то вечер она сама потащила брата в сторону от стоянки. Сразу после своего страшного рассказа, ничего нам не сказав, подхватила мальчишку на закорки и зашагала вглубь леса. Лиан догнал ее тут же — испугался, что близнецы убежать хотят. Дурень. А когда понял, в чем дело, смутился и предложил свою помощь. Но Ива только подбородком дернула: «Без тебя управлюсь».

«Но ведь тяжело же», — настаивал этот упрямец.

«Управлюсь, сказала! — Ива хлестнула его колючим взглядом и ловчей ухватила брата под коленки. — Жила я как-то без вас тринадцать лет и дальше, небось, проживу».

«Правда тринадцать? А с виду так и не дашь», — простодушно брякнул Лиан и заработал первую кривую усмешку.

«На себя посмотри! Тощий, как дрын, плевком перебить можно. А я, ежели хочешь знать, уже год как могу сопляков нарожать такому, как ты. Да только не стану ни в жись!»

По правде говоря, мне и самому трудно было поверить, что близнецы уже видели тринадцать зим. Выглядели они намного младше. Но что я ведал о жизни за пределами дворца? Чем дальше, тем больше понимал — ничего. Айна была права. И дядя Пат тоже. Я просто клятый счастливчик, которому никогда не приходилось думать о том, как выжить и сохранить свой дар.

Когда Ива вернулась обратно к костру и помогла брату спуститься наземь, Лиан прицепился к ней снова.

«Послушай, малышка, до столицы еще далеко. Зачем тянуть? Давай я сейчас посмотрю, что можно сделать с его ногами?»

«Я тебе не малышка. — Ива смерила его царапучим взглядом. — Еще раз так назовешь — без зубов останешься, красавчик. Небось, тогда твоя невеста долго плакать будет».

«Нет, — разом посерьезнел Лиан. — Не будет. Моя невеста сама кому хочешь зубы повыбивает, а потом заставит их съесть. — Поймав удивленный и ощетиненный взгляд Ивы, он улыбнулся и добавил: — Но я тебя понял. Уж не стану рисковать понапрасну».

«Не рискуй. И помощь твоя не нужна мне. Пусть этот твой учитель его лечит».

«Почему же нет?»

Иногда братцу удается быть исключительно несносным в своей настойчивости, но тут я счел разумным поддержать его и тоже подал голос: «Лиан — очень сильный лекарь, Ива. Я бы не стал на твоем месте отказываться от его помощи. В целительском мастерстве он намного превзошел даже дядю Патрика. Ты не смотри, что он молод».

Тогда-то она и сказала то, что с самого начала было очевидно, но еще ни разу не прозвучало вслух: «Нет. Не доверяю я вам. Никому не доверяю. И на этого вашего старшего посмотрю еще, а там решу».

«Но… — Лиан искренне не понимал. — Ведь вы же сами шли в Золотую, чтобы найти для него лекаря! Как ты можешь теперь отталкивать то, что искала?»

Она ответила не сразу. Какое-то время смотрела в пустоту, совсем как ее брат. Только спустя несколько долгих вдохов и выдохов произнесла тихо: «По правде-то говоря, мы уже находили лекарей. Да ни один не сгодился. Даже тот, который из столицы вашей. Брехал, что в какой-то башне особой учился… а сам… Сказал, никто брату не поможет. Да и то верно. Мучают только все. А я уже привыкла. Мне не трудно. Я сильная, справлюсь. Я и с вами-то пошла токмо ради моря. Вереск всегда хотел море увидеть…»

Уже к концу первого дня я научился сам видеть, когда именно моему маленькому спутнику нужно сойти с коня и отдать должное природе. Не могу сказать наверняка, но почти уверен — он был искренне благодарен мне в те моменты, когда я останавливал своего вороного со словами, что пора бы и отлить. А заодно прихватывал с собой мальчишку. Иногда Лиан тоже составлял нам компанию, и почему-то, когда мы были втроем, простой поход в кусты превращался в состязание на самую нелепую и смешную шутку. Над глупостями Лиана Вереск смеялся чаще — беззвучно, зато всем телом. И это было хорошо, потому что тогда уж точно не оставалось места для смущения.

А о серьезном мы вообще больше не заговаривали. Ни о прошлом, ни о будущем. Из Вереска собеседник был хуже некуда, из его сестры — тоже, даром что она вполне владела речью. Приступов откровенности с ней больше не случалось, и ничего сверх прежнего узнать нам так и не удалось. Сами мы ни о чем, что касалось магии, тоже лишний раз не поминали: дядя Пат довольно однозначно дал понять, что не стоит взваливать на детей знания, которые им, может статься, и не пригодятся вовсе. Лиан-то, конечно, был бы и рад пуститься в повествование о наших приключениях в степи или даже на корабле, но я ему сразу напомнил, чтобы держал рот захлопнутым. Впрочем, это не мешало братцу всю дорогу травить какие-то совершенно невообразимые лекарские байки. Ива слушала их с кривой усмешкой на лице, но иногда не выдерживала и внезапно начинала смеяться в голос — хрипло и прерывисто, как старая чайка.

И также резко замолкала. Словно смех был чем-то постыдным и недозволенным в ее жизни.

Ночевали мы чаще всего где-нибудь подальше от людей — в лесу, в поле, у реки. Хватило одной попытки остановиться на постоялом дворе, чтобы понять, насколько это плохая затея. Вереск шарахался от каждого высокого мужика, а Ива чуть что тянулась рукой к своему игрушечному клинку. Мы ушли оттуда сразу, как только разделались с ужином. Похлебка из гуся была хороша, но оставшиеся несколько дней пришлось довольствоваться едой, приготовленной на костре или купленной в дорогу. Я решил, что так будет проще, чем каждый раз доказывать Иве, мол, никто в харчевне не желает зла ей и ее брату. А что глазеют… ну так есть на что поглазеть. Не много шатается по дорогам одинаковых с лица детей, один из которых — немой калека, а другая похожа на маленького демона. Если прибавить к этому приметные патлы Лиана и мою собственную прическу степного воина, выходило чересчур.

Так мы и ехали — избегая людных мест и разговаривая только о пустяках. Хорошо хоть Лиану с его россказнями про травы и лекарства удалось проковырять дырочку в холодной броне Ивы. Тут она не только внимала, но и спрашивала, спорила, удивлялась.

Я к этим дискуссиям не прислушивался. Был занят своим делом. Лиану Ива могла шипеть что угодно, но для себя я сразу определил — мне ее слова не указ. В первое же утро после рассказа маленькой колдуньи сосредоточил все свое внимание на том, чтобы разобраться с мальчишкой.

Я и прежде умел распознавать в чужом теле удовольствие и боль, радость и слабость, но после битвы на «Стриже» это проявилось во много крат сильней. С того момента, как я обрел способность исцелять, дар ощущать чужое тело стал для меня естественным, как дыхание.

Однако с Вереском все было сложно. Слишком сложно.

Я ясно видел искажения в его плоти, но никак не мог нащупать истинный источник этих увечий. Он был как будто за пределами телесной оболочки. Сначала это злило меня, потом привело в отчаяние. В конце концов я смирился с тем, что и в подметки не гожусь своему названому брату по части целительских талантов. Мне не дано настолько хорошо видеть людей насквозь.

Однако кое-что сделать все же удалось.

Невесомо прикасаясь к тонкой и хрупкой оболочке света мальчишки, я выравнивал ее вмятины и закрывал дыры, сквозь которые Вереск годами терял свои силы. Не знаю, замечал ли он мое вмешательство, но в такие минуты, и без того тихий, как тень, он, казалось, вовсе переставал дышать. Зато сердце его, напротив, начинало стучать быстрее — маленькое упрямое сердце, которое не остановилось даже тогда, когда это было неминуемо.

Чем ближе оказывалась Золотая Гавань, тем отчетливее я понимал, что за минувшие несколько дней успел неожиданно крепко привязаться к немому сироте. В то время как его сестра вызывала у меня только болезненную жалость и тревогу, Вереск — чем дальше, тем сильнее — казался человеком, рядом с которым мир становится лучше. И потому особенно больно было думать о том, что он необратимо лишен своего дара. Конечно, я надеялся на силы Лиана и дяди Патрика, но… чутье, которому я привык доверять, говорило о том, что это бесполезно.

Вереск был выжжен дотла — как дом, в котором сгорело его детство.