Девочка со спичками

Екатерина Тюхай (2024)

2065 год. Игорь Соколов — тридцативосьмилетний президент России будущего, в которой все чиновники живут и работают под видеокамерами, а судебные решения принимают нейросети. Соколов в прошлом — одаренный программист, который искренне считает, что эмоции и мысли тоже можно подчинить технологиям, и ищет стартапы на эту тему. Соколов инвестирует в «Капсулу» — устройство для чтения мыслей и управления эмоциями через сны, которую создала нейробиолог Кира Мечникова. В случае успешных испытаний «Капсулы» Соколов планирует подписать закон 147 — о праве государства вмешиваться в сознание граждан во имя безопасности. С помощью «Капсулы» Соколов хочет окончательно удалить те эмоции и воспоминания, которые делают его человеком. Он погружается в «Капсулу», не подозревая, что проводником внутри сна будет злейший враг… В книге присутствует нецензурная брань!

Хаб

Только спустя много дней, в самом конце зимы, Игорь узнал, как звали коротышку.

— Крайнов, — коротко представился тот и сунул Соколову руку, как равному себе. Они стояли во внутреннем дворе головного офиса Министерства обороны в Москве — и Игоря все еще потряхивало после памятного разговора в овальном кабинете с изображением тонущих кораблей.

— Куришь? — Военный знал ответ и протянул ему дорогую крафтовую пачку с золотым тиснением. Игорь с молчаливой благодарностью вытащил оттуда коричневую папироску из органического табака.

— Отец-то твой, того, слабачком оказался.

Игорь сдвинул брови:

— Простите, что?

Вместо объяснений Крайнов крякнул, лениво вытащил из кармана очки и передал их Игорю. Соколов трясущимися руками долго не мог зацепить дужки очков за уши, надел — и надолго замолчал.

Крайнов курил сигареты одну за другой, гася окурки носком блестящего ботинка, и с живым любопытством наблюдал, как непутевый сын его подчиненного медленно поднимает ко рту костяшку указательного пальца и закусывает ее.

— Я не верю. — Игорь сдернул очки, и покрасневшие глаза забегали в поисках несуществующей опоры. — Какой-то бред. Он не мог покончить с собой…

— Мне жаль. — Крайнов мгновенно сделался серьезным и скорбно закивал. — Поехали?

Он хлопнул его по плечу, и Соколов ощутил вдруг, как мелко и позорно трясутся колени.

— Что со мной будет? — прерывисто спросил Игорь.

— Ничего хорошего, — добродушно хохотнул Крайнов. — Минимум лет двадцать пять, максимум… — Он сделал многозначительную паузу. — Как себя проявишь, короче. Не дрейфь!

Он поднял руку, чтобы привлечь внимание незаметного черного автомобиля с госномерами, который поджидал поблизости.

Подросток упал на сиденье и закрыл глаза, чтобы не видеть, как уплывает вдаль синий овальный кабинет и подземные этажи под ним с обитыми металлом стенами и серверами, которые он еще недавно трогал, — не руками, конечно, но своим хитросплетенным, отчаянным кодом. Игорь словно пытался найти тот самый пароль, который разрушит стены его тюрьмы, построенной из молчания и снисхождения — и из миллионов вопросов, на которые он так и не получил ответы.

«И уже не получу», — подумал Соколов и ощутил, как в центре груди — там, где всегда его кто-то ковырял металлической вилочкой, — расползается черная дыра, та самая, с которой — он еще не знал этого — ему предстояло жить теперь всегда.

Орать и рыдать, и бить стены, и кататься по полу — всего этого хотелось нестерпимо, но Игорь впервые неосознанно сделал, как мать: просто впился ногтями одной руки в другую, и стало как будто легче.

— Что, кроет тебя? — усмехнулся Крайнов. — Ну, ничего, это пройдет. Ты поспи, Игорь Александрыч, поспи. Ехать далеко. Свежая голова тебе еще понадобится.

На место они прибыли только к вечеру. Игорь резко проснулся и первые несколько секунд пытался понять, где находится. Крайнов давно пересел вперед, к водителю, который контролировал автопилот, и о чем-то тихо переговаривался с ним, шевеля пальцами в проеме между кресел. Их несло по гравийке и болтало туда-сюда — Игорь слышал, как водитель сдержанно ругается сквозь зубы.

Закат проливался кровавыми пятнами сквозь стекла на сиденья и пол; мелькали силуэты черных деревьев, будто вырезанные из розового неба ножницами, лес редел, и наконец за окнами показался коттедж, хотя больше он походил на маленький замок какого-то румынского князя. Остроконечные башенки, высокие окна-бойницы, винтовые лестницы, которые виднелись внутри и петляли, уходя спиралями вверх и вниз, — дешевый китч, который подавленному Соколову показался просто устрашающим.

На пороге замка их встретил белобородый военный со скорпионом на руке — тот самый, что был в его камере на большинстве допросов.

Скорпион хмуро кивнул Крайнову и попытался надеть наручники на Игоря, но был тут же остановлен легким жестом Крайнова. Приобняв Соколова за плечи, тот повел его внутрь. Скорпион потащился следом, угрюмо глядя им в спины.

За стенами коттеджа было далеко не так мрачно, как снаружи. Из-под дверей комнат лился желтоватый свет, где-то шумели голоса, взрывы хохота сменялись зонами тишины, пока Игоря вели коридорами вниз и вниз, в глубину этого поистине огромного дома, словно списанного с полотен каких-то голландских живописцев. В нем были расцвет, пышущий жизнью и похотью, и увядание; лепнина, парча, золото и старинная мебель, будто в музее, и свежие фрукты в хрустальных вазочках на столиках в проходных, никем не заселенных комнатах.

В зале без окон, подсвеченном по контурам стен синим неоном, они встретили небольшую группу людей в форме и в штатском. Они сгрудились вокруг нескольких больших экранов, висящих в воздухе, и что-то бурно обсуждали, Игорь на ходу выхватил взглядом какой-то изломанный, почти нечитаемый код в окошке консоли напротив одного из военных, но Скорпион легонько толкнул его между лопаток, и пришлось идти дальше.

Крайнову внезапно кто-то позвонил по видеосвязи, и он быстро пошел вперед, оставив их со Скорпионом в запутанных коридорах.

Игорь хотел позвать Крайнова — страшно было лишаться покровительства единственного человека, который за последние сутки проявил к нему хоть какое-то подобие сострадания. Но Скорпион догнал парня и пошел рядом, лениво сняв с предохранителя пистолет. Тот моргнул красным на его широком, будто охотничьем поясе. Игорь тут же отказался от идеи догонять Крайнова.

Наконец Скорпион распахнул перед ним двери небольшой гостиной в бордовых тонах, где уютно потрескивал камин. Рядом с ним стояли два кожаных черных кресла. Комната выглядела абсолютно жилой; на поверхностях кое-где были разложены мелкие вещицы, которые многое говорили о своем владельце. Вот античная голова Аполлона в небрежно наброшенной на бок коричневой фетровой шляпе; рядом с ним на каминной полке — голые торсы, мужские и женские, из иссиня-белого мрамора; на столе чуть дальше — полуразобранная рука то ли киборга, то ли робота, над которой натянуты лазерные лучи; на журнальном столике черепашьего цвета — початая бутылка коньяка и пачка дорогих органических сигарет — такие они курили с Крайновым. По стенам тянулись книжные полки. Корешки книг были кожаными, с тиснением и вензелями, очень старые, но практически все в идеальном состоянии. Коллекция подавляла и восхищала — тут явно были тома на многие и многие миллионы крипторублей.

На одной из стен на уровне глаз была закреплена старинная бумажная карта мира. Ее покрывали ровно сияющие алые цифровые метки — порой в совершенно неожиданных местах, например посреди Тихого океана.

— Проходи, чего встал! — Скорпион грубо толкнул его в центр комнаты, а сам сел на резной стул темного дерева и вальяжно скрестил длинные ноги в тяжелых ботинках, едва ли не касаясь ими Игоря.

Соколову он сесть не предложил — только вытащил пистолет из кобуры и спокойно положил на колено.

— Тебе оказана честь, щенок.

Игорь не мог толком сфокусироваться на том, что говорил Скорпион, только слушал гулкие удары крови в ушах и не сводил глаз с пистолета.

— Михаил Витольдович редко сюда кого-то приглашает. Обычно к этому времени ребята вроде тебя уже… — Он легонько провел дулом по кадыку и ухмыльнулся. — Но, думаю, ты здесь ненадолго.

Соколов не смел сдвинуться с места и судорожно пытался по мимическим морщинам вокруг выцветших глаз Скорпиона распознать все самые неприятные смыслы этой фразы.

— Говорить что-нибудь будешь, или сразу к делу перейдем?

Игорь буравил блондина расширенными от страха глазами, силясь понять, чего тот хочет от него.

— На колени давай! — заорал вдруг Скорпион и направил пистолет на парня. — Быстро! Сюда ползи. Ползи, я сказал!

Соколов на коленях прополз в сторону Скорпиона и замер, глядя на него исподлобья, снизу вверх, и чувствуя, как щеки начинают пылать от жара камина и ощущения близкой смерти.

Скорпион схватил его за плечо, а второй рукой приставил к виску пистолет:

— Говори! Говори, зачем ты взломал базу! И, главное, как? Тебе отец слил доступы?! Кто за ним стоял?! Кто ему платил? Сколько тебе заплатили? Говори, говнюк!

Игорь зажмурился; тело и язык не слушались, они онемели.

— Ссыкло! — Скорпион вздернул его за шиворот, с отвращением наблюдая, как по щекам Соколова неконтролируемо катятся слезы. — Зачем ты это сделал?! Говори!

— Я х-хотел, чтобы… — голос Игоря был еле слышен из-за трясущихся губ.

— Что? Говори громче!

— Николай! — громыхнул с порога Михаил Витольдович. Крайнов улыбался и сиял порозовевшими щеками — было видно, что он долго ходил по улице во время важного разговора, и разговор закончился хорошо. — Это что за балаган?

Скорпион отшвырнул Игоря, и тот упал на пол и затрясся беззвучно, закрыв руками лицо.

— Виноват, — огрызнулся Николай.

— Иди, Коля. Мы тут дальше сами. Иди. — Крайнов хлопнул Скорпиона по плечу и кивнул на дверь.

Скорпион вышел, оглядываясь на Соколова с неприкрытой ненавистью.

Как только дверь за ним закрылась, Крайнов подошел к Игорю, приподнял его с пола и крепко, по-отечески обнял и похлопал по спине раскрытой теплой ладонью. Пахло от него чем-то достойным; немного старомодным, джентльменским таким парфюмом и еще сигаретами — ничего сложного, все понятно и просто. Ему хотелось довериться.

— Ну, ну, ты чего, Игорь Александрыч, раскис? Давай выпьем, что ли. Коньячку?

Михаил Витольдович был широким, плотным, в хорошей еще форме, с небольшим аккуратным животиком, который обезоруживал и придавал ему обаяния. Небольшого роста, но не рубленый и квадратный, а гибкий и ловкий; зрелый, со вкусом и умом, довольный жизнью бонвиван, который обволакивал и заполнял звучным баритоном все пространство вокруг себя. Он как будто постоянно находился в движении, в бурлящих под его высокими залысинами мыслях, в вовлекающем разговоре. Крайнов вызывал очень теплое ощущение, как старый друг, которого ты встречаешь внезапно на вокзале за десять минут до отправления поезда и вдруг понимаешь, что ехать никуда не хочешь, а хочешь остаться с ним и слушать его всю ночь за рюмкой водки в привокзальном ресторане.

Игорь окончательно очнулся от шока только тогда, когда Крайнов почти насильно опрокинул в него грамм двести коньяку и усадил в кресло у камина. Сам он сел в соседнее. Огонь за старинными витыми решетками убаюкивающе потрескивал, а Михаил Витольдович внимательно смотрел теплыми карими глазами на своего подопечного. Игорь наконец перестал держать свою балетную осанку и, откинувшись вглубь кресла, начал успокаиваться и дышать ровнее.

Крайнов задумчиво потер мясистый круглый нос и вдруг спросил:

— Что ж ты, дорогой, с родителями-то в таких неладах? Что с отцом был на ножах, что с матерью. Вроде дельный парень.

Михаил Витольдович слегка склонил голову набок и замолчал, давая Игорю слово — уважительно, без снисходительности, приглашая к диалогу.

Игорь сглотнул подступающие слезы и пожал плечами:

— Я не знаю. А что, мама звонила, да?

— Да она под дверями СИЗО несколько раз дежурила, потом поняла, что тебя там нет, начала звонить всем подряд — в Управление, в питерский офис, всех на уши подняла. Но, правда, потом поутихла — когда ей сообщили, по какой статье ты проходишь. — Крайнов крякнул и потянулся за сигаретами.

Игорь смотрел в камин застывшими глазами.

— Сказала, что съезжает с вашей квартиры на Циолковского. Ну, как отца твоего нашли — так и сказала. Продается теперь квартирка. Неплохая, кстати. Может, кому-то из наших приглянется.

— Она новый адрес оставила? — тихо спросил Игорь, боясь услышать ответ.

Крайнов долго смотрел в огонь, затягиваясь сигаретой. Выдохнув облако едкого пахучего дыма, он протянул вторую сигарету Соколову и дал прикурить.

— Да нет, не оставила. Но ты ж хакер. Узнаешь потом сам. Да и тебе к ней сейчас, думаю, лучше не соваться. Ты ж ее любимого убил, можно сказать. Ну, так все говорят. Я так не считаю, конечно.

Игорь закрыл глаза и ухнул в темную пропасть — быстро, как на американских горках, и все его внутренности подпрыгнули. Он вывалился на пол в темноте и застонал. Там, внизу, в глубокой оркестровой яме, сидели виолончелисты и флейтисты, гудел контрабас, настраивались и повизгивали скрипки. Он приподнялся на полу, оглянулся — оркестранты не замечали его, перелистывали ноты. Тогда Игорь медленно поднял голову к слепящему свету софитов и услышал голоса. «Арина, стоп, выше, еще раз, еще раз!» А потом: «Арина, быстрее, ап, ап, ап!»

Игорь знал, что где-то в этой яме есть лесенка, и пошел наугад, огибая музыкантов, и наткнулся наконец на нее в полумраке. Щупая беспокойно воздух в поисках невидимых перил, он почти побежал наверх, перебирая суматошно ногами, как маленький.

«Мама».

Арина кружилась на сцене в старинных декорациях, среди огромных цветов из папье-маше, — быстро-быстро, как белоснежное веретено, набирая скорость и отщелкивая такты взмахами тонкой, на пределе вытянутой ножки.

«Па-ра-ра-ра-ра… „Вальс Цветов“. „Щелкунчик“».

— Арина, стоп, выше, еще раз, еще раз!

Игорь схватился руками за край сцены, собираясь выбежать на нее.

— Посторонние, вон!

Недовольный окрик и громкие хлопки режиссера заставили его вздрогнуть и отпустить металлический кант.

Он так и не смог словить взгляд матери: она все время кружилась, потом прыгнула высоко-высоко, потом еще и еще. Пустили дым, сцена начала двигаться в глубину, в пульсирующее и урчащее жерло кулис, загудели декорации, и фигурка Арины стала растворяться в дыму, пока не осталось даже ее очертаний.

Игорь рванулся вперед, но сцена уже погасла, и все заменил собой глубокий фиолетовый свет, переходящий в черноту справа и слева, внутри таинственных, бесконечных, едва заметно вздымающихся занавесей.

— Игорь Александрыч, ну как тебе? Забористо?

Соколов моментально вернулся в кресло и ошалело уставился на Крайнова:

— Вы… вы мне что-то добавили?..

— Есть немного, — хулигански улыбнулся Михаил Витольдович. — Это тебе для расслабления. А то Коля тебя слегка поломал. Я с ним еще беседу проведу, особо. Не переживай, Игорь Александрыч. Все хорошо с тобой будет. Обещаю.

Игорь кивнул машинально, пытаясь понять, где реальность, а где галлюцинации. Он плохо осознавал, что именно говорит Крайнов, но ощущал, как он это говорит. В его словах было много покоя. Была надежность, было обещание какого-то нового, незнакомого будущего. Крайнов говорил, что это место — хаб, один из многих, который занимают хакеры и инженеры, работающие на государство. И его личная резиденция — по совместительству. Михаил Витольдович не мыслил себя вне работы — это была вся его жизнь. Это сквозило в том, как он живо и с удовольствием ходил по комнате, то и дело вытаскивал проекции с кодом из воздуха, какие-то 3D-чертежи; доставал книги и безделушки и совал их Игорю; потом отключил лазеры и осторожно подвел Соколова к столу и с удовольствием показал ему роборуку.

— Новая разработка! — хвастался Крайнов, сжимая и разжимая свою руку, на которой были только часы, — а металлический кулак робота в точности все повторял за ним. — Сам сижу, паяю тут вечерами, просто чтобы порадовать себя. Ребята потом в промышленную версию возьмут.

Странное тепло разливалось по телу Игоря; казалось, что он чувствует ток крови в сосудах, медленное биение сердца, коньяк, который опустился в пищевод и теперь приятно обжигал внутренности; нагретую микросхему под пальцами, которую Крайнов выдрал прямо при нем из какого-то тестового устройства и дал оценить.

— А! Каково тебе? Хороши? Хороши же, черти! Это вот мои ребята все делают! Хочешь с нами? Давай, ты ж светлая голова, талантище. Чего тебе в тюрьме-то куковать, а, Игорь Александрыч? Много у нас там сгнило непокорных — талантливых, но глупых. А ты-то умный.

Игорь замер, прислушиваясь к звенящей тишине после его слов, и тревожно всмотрелся в Крайнова.

Тот стоял напротив и держал его за плечи, ожидая ответа, — вальяжный король этого искусственного замка, этого мира потерянного времени, где будущее плотно увязло в прошлом, перемолотое адской мясорубкой насилия, которое вдруг мелькнуло в последней фразе Крайнова, — бытовое, простое и привычное всем, кто работал здесь. И это напугало Соколова едва ли не больше, чем пистолет Скорпиона.

Михаил Витольдович смотрел на него с теплотой — так, как никогда не смотрел покойный отец.

Глаза Крайнова были полны надежды.

«Хоть сейчас ты бы гордился мной, пап?» — пролетела жалкая мысль на задворках спутанного сознания Соколова.

— Я подумаю, — нехотя ответил Игорь, но Крайнов заулыбался так, словно это было «да».