Чудовищный розыгрыш. Серия: Аз Фита Ижица. Часть II: Хаос в калейдоскопе. Книга 4

Екатерина Трубицина (2024)

Продолжение. Достояние Точки Выбора — пять загадочных коротких фраз с едва уловимым намёком на невероятно глубокий смысл. Пытаясь расшифровать собственное послание из глубин внутреннего мира, Ирина Палладина кардинально меняет образ жизни и… Сталкивается с вопросом, который звучит до боли банально, но в ответе на него скрыт ключ к пониманию, как минимум, одной из пяти фраз. Той самой, в которой упоминается то, что она нашла, отправившись почти два года назад по старой тропе убыхов, следуя совету старухи-знахарки из рода шапсугов. Иру снабдили ответом на банальный вопрос. Однако это не помогает ей разгадать, как то, что она нашла, может быть связано с человеком, который вызывает у неё такой грандиозный панический страх, что даже всего лишь находиться рядом с ним она может только благодаря титаническим усилиям воли.

Аз Фита Ижица — сказка с элементами реальности для взрослых, где большая часть того, что выглядит реальностью — выдумка, а большая часть того, что кажется сказкой — действительный опыт автора.

Аз Фита Ижица — руны Славянской Азбуки. Толкование всех рун приведено в Части I: Прогулка по висячему мостику, Книге 3: Точка Выбора, главе: Ключ. Расшифровка каждого символа очень многогранна. Если с её помощью сделать полный перевод названия «Аз Фита Ижица» на современный русский язык, получится объёмная статья. Краткий перевод: Истинное «Я» предопределяет течение своей человеческой жизни.

Сон наяву

Мобильник заурчал и пополз по столу. Ира потянулась за ним, одновременно приглушая звук телевизора, самозабвенно излагающего новости.

— Да, Жень, я слушаю.

— Можно к тебе?

— Заходи.

Ира вернула телефон в исходное положение и, восстановив громкость звука, снова отдалась потоку информации.

— Опять телевизорочасы за всю прожитую жизнь навёрстываешь?

Только после того, как отзвучал Женечкин голос, Ира оторвала взгляд от экрана. Она потянулась к пульту, но Женечка её опередил и решительно выключил телевизор.

— Палладина, в жизни бы не поверил, что ты способна месяц просидеть с утра до ночи перед телевизором!

— Месяц исполнится только послезавтра. Так что, не преувеличивай, — полуотрешённо изрекла Ира.

Женечка вытаращился на неё. Его сердце начало бить по рёбрам так, что аж рубашка подёргивалась.

Ира ухмыльнулась его реакции.

Через день действительно исполнялся ровно месяц с того памятного утра, когда Ира пришла в себя в своей постели, будучи найденной накануне вечером без сознания у двери собственного дома после таинственного двухмесячного отсутствия.

Первые несколько дней она с полным погружением, исключавшим возможность общения, штудировала книгу «Драконы. Миф и реальность», а потом, с не меньшим погружением отдалась выяснению того, чем же занимается телевидение России.

Женечка ежедневно заходил к ней, но она, если и удостаивала его чем, так только взглядом из ниоткуда в никуда.

Несколько больший кусочек внимания получал от неё Лёша. Женечка набирал его номер, и Ира бодрым голосом говорила сыну в трубку «Привет!» и «Всё просто замечательно!».

— Что-то я Татьяну Николаевну давно не видела, — ещё менее отрешённо сказала Ира, когда несколько снизилась интенсивность подёргиваний Женечкиной рубашки.

— Её Гена отдыхать куда-то отправил, — ответил Женечка почти ровным голосом, одновременно сканируя Иру взглядом.

— Она скоро вернётся?

— Как только ты в норму придёшь.

— Она столько не выдержит. — Ира засмеялась.

— Очень может быть. — Женечка улыбнулся. — Соскучилась?

— Да. Только вроде раз и видела.

— Верно. Гена позволил ей убедиться, что с тобой всё в порядке, и сразу отвёз в аэропорт.

Женечка набрал в лёгкие воздуха для следующей фразы, но обнаружил, что Ира вновь взирает из ниоткуда в никуда, как и весь предшествовавший без малого месяц.

Он удалился на кухню, приготовил завтрак, дождался, пока Ирино тело, в почти полном отсутствии своей обладательницы, поглотило его, убрал со стола и вымыл посуду. Когда Женечка закрыл кран, прервав шум воды, из гостиной вновь доносился радостный щебет телевизора.

Обложившись подушками, Ира полулежала на диване, безучастно взирая на экран. Её грудь периодически вздымалась от дыхания, а глаза иногда моргали. Других признаков жизни она не подавала.

Женечка окинул Иру взглядом и со вздохом удалился.

Едва стихли Женечкины шаги в недрах цоколя, безучастность исчезла из Ириных глаз. Чуть выждав, Ира встала и поднялась в кабинет. Там она извлекла спрятанный между книг листок с записанным от руки достоянием Точки Выбора и в который раз перечитала:

«Было — НАЙТИ. Стало — ПОНЯТЬ. СВЕТ — Радный; Радный и я. Человеческое — Гена."Некое средство" — Женечка и Гиала».

— Если не знаешь, что делать, делай хоть что-нибудь, — сказала Ира самой себе вслух, вернула достояние Точки Выбора в избранный для него без малого месяц назад тайник и, взяв ручку и чистый лист бумаги, спустилась вниз.

— Батюшки! — ошеломлённо мяукнул Лоренц, оказавшийся в кресле одним большим прыжком с верхней ступеньки лестницы, ведущей в цоколь. — А Женечка, похоже, прав! Наша Ирочка, по всей видимости, действительно возвращается, что…

— Секундочку, — прервала его Ира, глядя на экран телевизора, как хищный зверь, выслеживающий добычу из засады.

Поднявшийся вслед за Лоренцем Зив подошёл к Ире вплотную и внимательно заглянул ей в глаза.

— Зив, подожди. — Ира отстранила его рукой, чтобы он не загораживал своей громадной лохматой головой экран.

Она ещё несколько секунд вглядывалась в телевизор с напряжением готового к прыжку хищника, а потом записала что-то на листе бумаги.

— Ещё минутку, — сказала Ира, взяла со стола мобильник и, сверяясь с записью, набрала номер. — Здравствуйте, я звоню по объявлению.……… Да.……… Могу.……… До встречи.

— Что это значит? — гавкнул Зив, возвращая свою голову в пространство удобное для заглядывания Ире в глаза.

— Ничего сверхъестественного. Я на работу устраиваюсь.

— Чего?! Куда ты устраиваешься? — удивлённо промурлыкал Лоренц с добротным оттенком язвительности.

— На работу.

— Кем и куда, если не секрет? — спросил Зив, продолжая таращиться Ире в глаза.

— Дизайнером в рекламное агентство.

Ира встала и отправилась в спальню переодеться.

— Гениальная идея!!! — уже откровенно язвительно мяукнул Лоренц, следуя за ней.

— Я тоже так думаю. — Ира проигнорировала переизбыток сарказма в голосе своего кота и закрыла дверь перед его носом.

Лоренц попытался выразить недовольство, но на него рыкнул Зив. Судя по удаляющимся шагам, они спустились обратно в гостиную. Правда, когда Ира сама вновь оказалась там, их и след простыл.

— Женечке пошли ябедничать, — пробормотала она.

Догадка подтвердилась, едва Ира спустилась в цоколь.

— Ира! Зачем? — спросил Женечкин голос из телефона.

— Затем, что если не знаешь, что делать, делай хоть что-нибудь.

— Хоть что-нибудь?! Сколько тебе хоть платить-то будут?

— Какая разница? Я же не за деньгами туда иду.

— Что, решила попробовать пожить нормальной человеческой жизнью?

— Не столько пожить нормальной человеческой жизнью, сколько вблизи посмотреть на людей в их естественной среде обитания.

— О как! Ты, гляжу, себя к людям уже и относить перестала? Зря, Палладина, зря!

— Жень, хватит ёрничать! Человек я. Кто же ещё? С мышами, правда, которые тоже с мышами, но всё же самый обычный человек. Две руки, две ноги, голова, печёнки всякие с селезёнками. Я — человек, и никак иначе себя не ощущаю.

— Ой, ли!

— Жень, извини, у меня не так много времени на разговоры.

— Ладно. Как с трудоустройством разберёшься, позвони мне. Хорошо?

— Хорошо. Пока.

Точного адреса офиса рекламного агентства ей не сообщили, попросив подойти на перекрёсток улицы Нагорной и Морского переулка и оттуда позвонить.

Ира, не задумываясь, толкнула дверь и вышла из зарослей бирючины на узкую неухоженную пешеходную дорожку и только тут поняла, что даже отдалённо не представляла, куда ей лучше выйти.

Она встала, как вкопанная, глядя по сторонам в замешательстве.

Мимо, вниз по дорожке, пробегал мальчик лет 9-10 с ранцем за спиной.

— Вы музей Островского ищите? — спросил он.

— Нет. Спасибо, — поблагодарила его Ира за намёк, посодействовавший опознанию здания, белеющего сквозь кусты и деревья.

Она спустилась на Кубанскую и направилась в строну Морского переулка, на ходу набирая номер, благодаря чему, ей не пришлось ждать. Маленький худенький светловолосый стандартно-офисный паренёк уже оглядывался по сторонам, крутя в руках мобильник, когда она проходила мимо кафе Прага.

— Вы, наверное, меня ждёте? — спросила Ира.

— Если Вы — дизайнер, то Вас, — бойко ответил паренёк.

Он повёл её вверх от Нагорной лабиринтами узких тропинок между старыми постройками, на ходу заваливая всевозможной информацией, не имеющей ни малейшего отношения к будущей работе.

— Вы уверены, что я смогу найти обратную дорогу? — улыбнувшись, спросила Ира, когда паренёк сказал «сюда» и помпезно указал на отделанную желтоватым сайдингом двухэтажную «избушку».

— Если что, я провожу, но путь только кажется сложным. К тому же, сюда ведут и другие дороги.

Оглядевшись, Ира увидела тропинку, спускающуюся с Кубанской, и узкую ухабистую дорожку, по которой сюда пробрался гигантский чёрный джип и ещё пара автомобилей более скромных размеров.

— Входите! — паренёк открыл перед Ирой дверь.

Миновав небольшую прихожую с лестницей на второй этаж, Ира очутилась в просторном помещении с четырьмя столами, тремя компьютерами и двумя работницами: дамой с пышными формами лет тридцати и дамой со столь же пышными формами предпенсионного возраста. Обе сосредоточенно взирали на мониторы и, казалось, не замечали ничего, что творилось вокруг.

В стене напротив находилась дверь, которая, едва Ира и её провожатый переступили порог, распахнулась. Из неё «вылетела» маленькая худенькая совсем юная смуглая черноволосая девушка с огромными карими глазами и в переизбытке эмоций набросилась на сопровождавшего Иру паренька:

— Дима! Где тебя носит! С Паруса уже четыре раза звонили! Быстро забирай меню и вези!

— Гаянэ Суреновна, я дизайнера привёл. Вы же говорили, что нам ещё один дизайнер нужен.

— Дима! Какой дизайнер?! Быстро хватай меню и дуй в Парус!

— Но…

— Давай! Быстро! Здесь я сама разберусь.

Дима пулей выскочил в прихожую и, судя по скрипу лестницы, рванул на второй этаж. Гаянэ Суреновна перевела дух и подняла свои огромные карие глаза на Иру.

— Вы — дизайнер?

— Да, — ответила Ира.

— Вы нас извините. Дима, как всегда, всё перепутал. Нам нужен не дизайнер, а печатник.

В этот момент в двери показалась голова Димы.

— Я в Парус позвонил. Всё нормально. Сейчас к ним несусь.

— Дима! Кто тебе сказал, что нам нужен дизайнер, а? Нам печатник нужен!

— Но ведь Рома сейчас печатает, а ещё одного дизайнера нет.

— О господи! Если ты забыл, Рома — дизайнер! А то, что он сейчас печатает, так только потому, что больше некому!

— Но…

— Всё! Хватит! Быстро дуй в Парус!

Голова Димы скрылась за дверью.

— Гаянэ Суреновна, я знаю производство, — сказала Ира, как только та вновь подняла на неё свои огромные карие глаза.

— Да? Правда? А Вы когда к работе сможете приступить? — оживлённо спросила Гаянэ Суреновна и, не дожидаясь ответа, затараторила на одном дыхании. — У нас полный завал! Наш печатник в очередном запое. Мы его уже давно выгнать хотели, но он — хороший печатник, но, бывает, пьёт. Вот Рома всегда выручал. Он и дизайнер замечательный, и производство знает. Так что справлялись. А сейчас такой завал! Такой завал! К Новому Году столько заказов! Вы действительно производство знаете?

— Да. — Ира улыбнулась. Юная миниатюрная обладательница огромных карих глаз своей повышено-эмоциональной манерой поведения забавляла и вызывала симпатию. — А к работе могу приступить прямо сейчас.

— Правда?

Ире показалось, что Гаянэ Суреновна сейчас начнёт, как девочка, скакать и визжать от счастья. Впрочем, в другой обстановке, Ира бы решила, что ей лет 12-13, от силы 15.

Гаянэ Суреновна, как девочка, скакать и визжать от счастья не стала, но то, как она схватилась за мобильный и то, с какой интонацией взахлёб разговаривала, мало чем отличалось от выражения радости подростка.

— Рома! Ромочка! Сейчас к тебе подойдёт девочка. Она знает производство. Ты её быстренько введи в курс дела и сразу садись делать календари, хорошо?

Зачем было звонить «Роме-Ромочке», Ира не поняла.

Едва отключив мобильник, Гаянэ Суреновна сама отвела её на второй этаж и ещё более эмоционально, чем по телефону, повторила «Роме-Ромочке» уже сказанное. Однако Ира вскоре убедилась, что это — эксклюзивный стиль юной руководительницы.

Закончив обращение к «Роме-Ромочке» и выслушав от него пожелания по поводу заказа картриджей и заканчивающихся видов бумаги, Гаянэ Суреновна снова схватилась за мобильник. Она позвонила одной из сидящих внизу дам с пышными формами, рассказала, что и где следует заказать, затем спустилась вниз и повторила весь список материалов и поставщиков. Внутреннее пространство «избушки» недостатком слышимости не страдало.

«Рома-Ромочка» выглядел под стать дамам. Столь же крупногабаритный и невозмутимо спокойный, даже какой-то замедленный, в отличие от миниатюрных, эмоциональных и юрких Гаянэ Суреновны и Димы.

Ире понадобилось минут десять, чтобы ознакомиться с имеющимся оборудованием и объёмом работ на сегодня. Убедившись, что новая сотрудница в состоянии выполнять то, что от неё требуется, «Рома-Ромочка» избавил Иру от своего присутствия.

И понеслось!

Правда не сразу. Как только отскрипели по лестнице медленные тяжёлые шаги «Ромы-Ромочки», Ира набрала Женечку и сообщила, что с трудоустройством всё решилось как нельзя лучше и освободится она только к вечеру.

А вот затем!

Принтер жадно ловил короткие передышки между заданиями, отчаянно надеясь, что занятая резкой, ламинированием, фольгированием и биговкой Ира выпустит его из сферы внимания, и ему удастся расслабиться хотя бы на минуту.

И ему удавалось, но лишь тогда, когда на второй этаж влетала и повторяла всё сказанное по телефону Гаянэ Суреновна. И то, только если её посещения совпадали с завершением печати очередной партии рекламной продукции.

Несколько раз забегал Дима, чтобы забрать и отвезти клиентам готовые заказы. Но все его визиты пришлись на разгар печати и не принесли облегчения участи принтера.

Крупногабаритную троицу с первого этажа Ира в этот день больше не видела. Они уже разошлись по домам, когда к Ире, запаковывавшей стопку афиш для ночного клуба, поднялась вконец вымотанная Гаянэ Суреновна и сообщила, что на сегодня всё. Само собой, сначала сообщение об окончании рабочего дня прозвучало по мобильному.

Из всех припаркованных днём автомобилей во дворе остался только гигантский чёрный джип. Его двигатель работал, прогреваясь.

Дверца со стороны водителя открылась и на землю спрыгнула Гаянэ Суреновна, казавшаяся рядом с этим автомобильным гигантом ещё меньше, чем была на самом деле. Направляясь замкнуть офис, она спросила Иру:

— Вы без машины?

— Да.

— А где живёте?

— На Пластунке.

— Ого! Садитесь, я Вас довезу. Мне в ту же сторону. Я на Барановке живу.

Ира забралась в машину.

По дороге состоялось собеседование, до которого во время рабочего дня дело не дошло.

Гаянэ Суреновна чрезмерным любопытством не страдала. Хотя, возможно, у неё на него просто сил не осталось. К тому же, всё, что её по-настоящему интересовало, она выяснила в течение дня.

Ира её более чем устраивала, ведь умудрилась сделать гораздо больше того, что планировалось — афиши ночному клубу требовалось сдать аж во вторник. И что самое приятное, обошлось без ящиков брака, которыми был отмечен каждый день работы и прежнего печатника, и Ромы.

Так что всё собеседование ограничилось обсуждением размера зарплаты и графика работы, который «вообще-то, пятидневка, но до Нового Года будет шестидневка».

— — —

Когда на следующее утро Ира подходила к «избушке» в «одежде» из желтоватого сайдинга, Дима отпирал дверь офиса.

— Доброе утро! — приветствовал он Иру.

— Доброе утро, — ответила она.

— Извините, пожалуйста, — Дима сконфузился, — я забыл Ваше имя.

— Дима, — Ира улыбнулась, — Вы не могли его забыть. Вам оно неизвестно.

Дима сконфузился ещё больше.

— Да… Я… Наверное… — стал мямлить он.

— Не переживайте. Звать меня Ира, и я предпочитаю, чтобы ко мне обращались на «ты». Не возражаете?

Дима повеселел, сообщил, что не возражает и более того, сам комфортнее себя чувствует, когда на него не выкают.

Первым делом, он поставил чайник. Пока вода закипала, пришла дама с пышными формами предпенсионного возраста. Следом появился Рома. А как только кипятком залили заварку зелёного чая с жасмином, подоспела и дама с пышными формами лет тридцати, переступив порог со словами:

— Гаянушки ещё нет?

— Она с утра в Адлер в торговый центр уехала, так что в Багдаде всё спокойно, — скороговоркой ответил Дима, разливая чай по чашкам.

Тем временем, дама с пышными формами предпенсионного возраста распаковала объёмный целлофановый пакет, содержимое которого расположилось по тарелкам, тарелочкам и блюдцам на свободном от компьютеров столе.

За чаем с булочками, пирожками, пирожными, бутербродами, конфетами и сухофруктами Ира со всеми перезнакомилась.

Даму с пышными формами предпенсионного возраста, преобразовавшую утреннее чаепитие в плотный завтрак с чертами праздничного банкета, звали Лида. Она приходилась Гаянэ Суреновне тёткой. Правда, не по крови, а лишь по родственным отношениям, являясь женой двоюродного брата её отца.

Лида вела бухгалтерию, попутно выполняя работу отдела кадров и секретаря. Заодно она ведала поставками расходных материалов, а на общественных началах обеспечивала плотное заполнение желудков сотрудников и чистоту с порядком в помещениях.

Несмотря на то, что она была гораздо старше остальных обитателей офиса, к ней обращались все на «ты» и звали просто «Лида».

Даму с пышными формами лет тридцати — дизайнера — звали Яной.

По поводу её возраста Ира несколько ошиблась. До тридцати ей не хватало целых два года. А вот что Иру удивило, так это то, что всего лишь два года оставалось до тридцати и Гаянэ Суреновне, которую запросто можно было принять за подростка.

Яна и «Гаянушка» учились в одном классе в школе, а затем вместе поступили в Сочинский филиал педагогического университета им. Герцена на филфак.

В школе они с трудом выносили друг друга. Зато в университете сдружились, и когда отец Гаянэ Суреновны открыл для дочери рекламную фирму, та пригласила на работу подругу.

Рома приходился Яне родным братом. Он был на два года младше её и, соответственно, «Гаянушки», но университет окончил вместе с сестрой — Яна дважды сидела в «академе» по беременности и родам.

Дизайном они увлеклись в годы студенчества и, пока учились, подрабатывали в разных фирмах. Когда Гаянэ Суреновна три года назад пригласила на работу Яну, та, не задумываясь, привела с собой брата.

Дима никому не приходился ни родственником, ни одноклассником. Он был самым младшим из всех сотрудников и работал в фирме всего год.

Очутился здесь Дима случайно. Свою трудовую деятельность он начал с сетевого маркетинга и сам не понимал, каким ветром его вместе с баулом косметики занесло в офис рекламного агентства, затерянный между Кубанской и Нагорной.

Вся компания со смехом вспоминала, как в тот памятный день, отмеченный глобальным завалом работы, никому никакого дела до косметики не было, а её назойливого продавца хотелось прибить на месте.

Несмотря на это, он умудрился значительно облегчить свой баул, в избытке снабдив косметической продукцией не только Гаянэ Суреновну, Яну и Лиду, но даже Рому.

Когда Дима, наконец-то, покинул офис, они с облегчением вздохнули и забыли о нём, но только до окончания рабочего дня. Вечером же, разобравшись с приобретённой косметикой, все единодушно пришли к выводу «и на кой мы это набрали!».

Гаянэ Суреновна позвонила Диме. Но не затем, чтобы он немедленно явился, забрал свои «чудодейственные» средства ухода за телом и вернул деньги. Она предложила ему послать подальше сомнительную косметику в частности и ещё более сомнительный сетевой маркетинг в целом и заняться «настоящим серьёзным делом» в качестве менеджера в её рекламном агентстве.

Дима согласился, так как всего за неделю баул, косметика и сетевой маркетинг ему успели осточертеть до крайней степени, и со следующего же дня он приступил к работе.

Едва весёлые воспоминания о начале трудовой деятельности Димы на бескрайних полях рекламы подошли к концу, дверь распахнулась, больно долбанув стену и заставив в ужасе содрогнуться всю «избушку». В офис стремительно влетела Гаянэ Суреновна со шквалом несущейся скороговоркой информации.

— Гаяночка! Совсем запыхалась! Давай, чайку выпей и съешь что-нибудь, — запричитала Лида, пытаясь всучить в бурно жестикулирующие руки «Гаяночки» чашку с чаем и пирожок.

Гаянэ Суреновна машинально откусила кусок пирожка и запила его глотком чая. Ей, конечно, потребовалось на это какое-то время, но это, почему-то, никак не отразилось на непрерывности информационного потока в виде ЦУ работникам.

И суббота понеслась в том же напряжённом ритме, что и пятница. Единственное отличие состояло в том, что в середине дня Лида, не терпящим возражения тоном, позвала Иру обедать.

— — —

Ранний зимний вечер подкрался незаметно.

Часов в пять к Ире наверх в очередной раз стремительно влетела Гаянэ Суреновна и торжественно объявила окончание рабочего дня. Ещё в его разгар Ире звонил Женечка с просьбой заглянуть к нему вечерком, и Ира отказалась от предложения Гаянэ Суреновны довезти её, как и вчера, до дома.

Женечка возился на кухне. Туда Ира и вошла, протиснувшись сквозь кусты бирючины.

— Помочь?

— Палладина, всегда помни главный закон эффективной помощи, который гласит: НЕ МЕШАЙ!

— Как скажешь, — не стала возражать она и отправилась в гостиную.

Через некоторое время появился с подносом Женечка и, накрыв стол, принялся кормить ужином Иру, с налётом иронии расспрашивая о начале трудовой деятельности.

— Кстати, Палладина, а ведь я тебя к себе нынче не разнообразия ради позвал, — сказал он, дослушав её отчёт. — У меня для тебя небольшая работка есть.

— Какая?

— Пару статеек нужно в порядок привести.

— Сроки?

— Не поджимают.

— Давай.

Женечка ушёл в кабинет и вернулся с папкой и флешкой.

— Жень, что, всё-таки, со сроками?

— Со сроками никакой спешки. Буду тебе постепенно подкидывать ещё.

Ира вопросительно посмотрела на Женечку. Он улыбнулся ей и пояснил:

— Гена сжалился надо мной и больше не достаёт душеобщипывающими романчиками. Собирается выпускать что-то типа научно-популярного альманаха на нескольких языках. Вот, потихоньку материал готовим. Так что сроки действительно самые неопределённые.

— Уж не моим ли достойным трудоустройством он с подачи кое-кого озаботился? — Ира с прищуром посмотрела на Женечку.

— По поводу твоего достойного трудоустройства, ты, думаю, не сильно ошиблась, но вот подачи с моей стороны никакой не было.

Разговор сосредоточился на будущем научно-популярном периодическом издании.

Если верить Женечке, Гена задумал этот проект очень давно. Так давно, что сам Женечка с некоторых, весьма отдалённых, пор перестал всерьёз реагировать на возникающие с неким подобием регулярности порывы Гены в эту сторону.

Ира знала, что Гена принимает активное финансовое и организационное участие в публикации Женечкиных трудов, как переводов, так и авторских, как в периодике, так и книг. Теперь ей Женечка рассказывал, как при подготовке к изданию чуть ли ни каждого опуса, Гена, будто к слову, упоминал о том, что стоит задуматься о собственном издательском проекте.

Женечке эта идея поначалу нравилась, но когда стало ясно, что это только разговоры, он к ней охладел и дальнейшие Генины эмоциональные излияния по поводу «пухленького интересненького всякоязыкого альманаха» пропускал мимо ушей.

Однако, едва Гена узнал, что дизайном и вёрсткой Женечкиных трудов занимается Ира, тема «пухленького интересненького всякоязыкого альманаха» поднялась на новой волне с новой силой. Женечка даже чуть было ни поменял своего прохладного отношения к этой затее, но, на всякий случай, тогда не стал ничего сообщать Ире.

Не зря.

Гена об «альманахе» в tête-à-tête-ах с Женечкой говорил гораздо больше, чем прежде, но делал в этом направлении ровно столько же, сколько и всегда.

В общем, Женечка вскоре вновь расслабился.

И тут, где-то на вторую неделю сидения Иры в ступоре, Гена позвонил Женечке и сухим деловым тоном сообщил о начале подготовки к выходу первого выпуска столь невообразимо долго обсуждаемого проекта.

Он скинул Женечке на email несколько первых статей для перевода с внушительным списком языков, в конце которого была приписка о его возможном расширении. Кроме того он попросил, если у «Женича» есть желание, написать что-нибудь в том же тематическом русле. Естественно, на всех вышеперечисленных языках.

В конце письма Гена особо отметил, что дизайном и вёрсткой будет заниматься непременно ТОЛЬКО ПАЛЛАДИНА, выразив абсолютную уверенность, что ей эта идея понравится.

— Мне действительно эта идея нравится. И даже очень-очень. Я одного понять не могу, почему ты не сказал мне о ней сразу, как от Гены письмо получил?

— Палладина, видела бы ты себя. С тем же успехом я мог излагать любые идеи стенке или лестнице. Если бы речь шла только о работе над альманахом, я и сейчас не стал бы прибегать к разглашению, но…

Женечка осёкся, поймав Ирин насмешливый взгляд.

— Ты чего это развеселилась? — с толикой безуспешно скрываемого подозрения спросил он.

— Расслабься. Ничего существенного. Если ты заметил, меня с давних пор забавляет твоя реакция на вещи, которые ты не в состоянии понять и контролировать. Обычные люди не особо заморачиваются, если что-нибудь не понимают или не могут держать под контролем. Ты же настолько привык к осведомлённости и влиянию, что лишение их даже в малой степени для тебя превращается в грандиозный шок.

Ира сделала паузу, с наслаждением наблюдая, как Женечка борется с желанием запустить в неё чем-нибудь увесистым, а затем продолжила рассуждения на ту же тему, но сменила ракурс:

— При этом тебе не чужд дух экспериментаторства. Поэтому ты и подсовываешь мне эти статьи. Безусловно, ты мог выставить мне жёсткие сроки и ничего не рассказывать о Гениной идее. Ведь ты наверняка допускаешь, что я, зная об отсутствии спешки, не брошу всё и не возьмусь немедленно за эту работу. Тебе интересно выяснить, что будет.

— Ирка, согласись, ведь это — верх идиотизма! Художник и дизайнер с мировым именем и солидной суммой на банковском счету идёт работать в захудалое рекламное агентство печатником!

— По поводу мирового имени, это ты явно хватанул.

— Не скромничай, Палладина. Твои произведения компьютерной графики иллюстрируют целый ряд солидных международных изданий. Гена то и дело устраивает персональные выставки твоей живописи по всему миру. Плюс, вместе со Стасом они успешно торгуют твоими мебельными разработками тоже в мировом масштабе.

Может, твоё имя широко известно и в узких кругах, но в узких кругах международного уровня, притом элитарных! Или, может быть, ты об этом даже не догадывалась? — желчно съехидничал Женечка в качестве финала дифирамбов.

— Не трогай, пожалуйста, захудалое рекламное агентство. Хорошо?

— Ну да! Ты же там знакомишься с тем, что представляет собой вид homo sapiens!

— Согласна. По поводу научных изысканий, это, в большей степени, отговорка.

— Ценю твое чистосердечное признание. А исходя из него, жажду узнать: на кой тебе всё это надо?

— Женечка, я там отдыхаю.

— Ну конечно! То-то я и смотрю, вид у тебя отдохнувший до крайней степени. Только что с ног не валишься.

— А ведь и вправду валюсь. Только, если ты, конечно, заметил, целый ряд видов отдыха людей приводит их именно в это состояние. Я там реально отдыхаю, и меня очень удручает, что завтра день нерабочий, а потому, что бы как-то пережить, хочу провести его с тобой, Владом и Алиной.

— Так приглашай в гости! — с язвительной иронией воскликнул Женечка.

— Тебя уже пригласила, — в том же тоне ответила Ира, а затем с лёгкой неловкостью добавила. — Жень, если тебе несложно, позвони Владу.

— Самой слабо́? — Женечка усмехнулся.

— Не то, чтобы слабо́… — замялась Ира.

— Ладно-ладно! Сейчас позвоню.

Женечка взял телефон и через мгновение уже говорил в трубку:

— Привет, Влад!……… Не поверишь! Тебя, меня и Алину завтра в гости сама госпожа Палладина приглашает.……… Истинная правда!……… Чего сама не позвонила? Стесняется.……… Короче, подъезжайте завтра часикам к одиннадцати, и сам у неё выяснишь.……… Давай! До завтра!

Женечка отключил мобильник и пристально посмотрел на Иру.

— По-моему, тебе пора баиньки, — почти нежно заметил он.

И как много позднее поняла Ира, заметил он это всерьёз и надолго.

— — —

Воскресенье пролетело как во сне, который, пока снится, кажется до боли ярким, но развеивается, растворяясь в небытие, лишь только стоит проснуться.

Попытки вспомнить «яркий сон» Ира предпринимала, валяясь в постели, на грани погружения в сон настоящий и оставила их лишь утром, когда ей «приснилось», что она проснулась.

Согласно давно опробованному способу отличать сон от яви, Ира, пока добиралась до офиса, несколько раз попыталась взлететь. Поскольку ни одна из попыток не увенчалась успехом, происходящее решено было считать состоянием бодрствования. Но всё же понедельник пролетел как во сне.

И вторник тоже.

В среду Ире «приснилось», что вернулась Татьяна Николаевна.

В четверг Ира окончательно смирилась с неопределённостью своего самоощущения, правда, периодически повторяла попытки взлететь. Не зря, так как несколько раз — то дома, то на работе, то по дороге туда или обратно — ей это удавалось, свидетельствуя о том, что в данном случае, это — стопроцентное сновидение.

Вплоть до 26 декабря, Ирины сны — как лишь ощущаемые, так и настоящие — особым разнообразием не отличались.

Работа-дом, дом-работа.

Перед самым Новым Годом, объявленная в честь запарки шестидневка разрослась до семидневки и последнее воскресенье года, выпавшее на 26 декабря, Ира трудилась, не покладая рук, аж до половины десятого. Домой её привезла Гаянэ Суреновна.

В состоянии сладостного предвкушения падания замертво в постель Ира поднялась в гостиную, а там…

— Мамулик!

Лёша в радостном порыве чуть не сбил Иру с ног. Но это было ещё не всё!

— Ирчик! Я тайно влюблён в тебя, — сладостно проворковал Гена с дивана, дождался, пока Лёша выпустит мать на волю, чинно поднялся, в знак приветствия пожал ей руку и поцеловал в щёку. — Как дела, Ирчик?

— Чудесно, Геночка!

Татьяна Николаевна заканчивала накрывать стол к ужину.

На всякий случай, Ира предприняла несколько попыток полетать и порадовалась неспособности преодолеть гравитацию.

— И это замечательно! — воскликнул Гена и рассмеялся, окидывая взглядом Иру пытающуюся взлететь, как ей казалось, незаметно для окружающих.

Впрочем, Татьяна Николаевна и Лёша действительно ничего не заметили. Не исключено, что Гена тоже.

«А рассмеялся только потому, что он в самом принципе весёлый», — подумала Ира.

Ужинали недолго. Хоть в первом радостном порыве Ира и забыла об усталости, та вскоре о себе напомнила. Да и Лёша с Геной после долгой дороги отдохнувшими не выглядели.

Вплоть до 31-го они «снились» ей лишь мельком.

Последний праздничный заказ был сдан 30-го днём, но домой Ира вернулась только к полуночи. Гаянэ Суреновна в честь Нового Года для всего коллектива устроила корпоратив в пивном ресторанчике «12 шиллингов».

31-го, рано поутру открыв глаза, Ира, наконец-то, полностью осознала, что ближайшее время проведёт в обществе сына и Гены.

— Вот и чудесно, — тихонечко сказала она сама себе, бодро вскакивая с кровати.

Часы мобильника показывали 5:23. Зив и Лоренц крепко спали, устроившись на ковре холла второго этажа. Затаив дыхание, Ира проскользнула мимо них, предвкушая чашечку кофе в одиночестве.

Ещё на лестнице она заметила яркий жёлтый контур, очерчивающий плотно прикрытую дверь на кухню. За ней слышались приглушённые голоса.

Ира зашла. Её взору предстали Гена и Лёша при полном параде.

— Вы чего это в такую рань поднялись? — удивилась Ира.

— Мы, Ирчик, не поднялись. Мы ещё не ложились, — пояснил Гена. — Я тут в Лазурку на новогодние пристроился поработать, вот Лёшика твоего с собой взял. Надеюсь, ты не против? Честное слово, стриптиза не было. Впрочем, если б даже и был, парень он у тебя уже взрослый.

Ира в недоумении похлопала глазами и тут вспомнила, как вчера вечером Гена упомянул о том, что актёрствует нынче в Лазурке, и предложил Лёше отправиться с ним вместе в качестве зрителя ночного шоу.

— Извини, у меня вчерашний разговор из головы вылетел.

— Какой разговор? — в свою очередь, удивился Гена.

— Ну, о том, что ты в Лазурке на праздники трудишься и Лёшу с собой взять хочешь.

— Когда это я тебе говорил?

— Вчера вечером.

— Ирчик, ничего я тебе вчера вечером не говорил. Мы с тобой вчера вообще не виделись.

— Ну, значит, позавчера разговор был.

— И позавчера не было, и поза-позавчера тоже. Видишь ли, до вчерашнего дня я понятия не имел, что буду там работать. Так что, Ирчик, приснилось тебе всё.

— Очень может быть, — блаженно изрекла Ира и улыбнулась.

— Если вы не против, я иду спать, — пробурчал Лёша, посмотрев на Иру и Гену слипающимися глазами, и, не дожидаясь пожелания приятных снов, удалился.

— Давай здесь посидим, — предложил Гена. — Здесь, как в норке, тепло и уютно.

— Давай, — охотно согласилась Ира.

Гена соорудил из двух табуретов и большого подноса импровизированный столик и уселся рядом с ним прямо на пол, спиной прислонившись к стене.

— Генка! Ты… — попыталась возмутиться Ира столь небрежному отношению Гены к своему парадно-выходному облачению.

— Присаживайся, присаживайся! После трудов Татьяны Николаевны ни одна поверхность в этом доме, хоть вертикальная, хоть горизонтальная, не способна нанести никакого урона внешнему виду одежды.

Ира улыбнулась и уселась с другой стороны «столика».

— Так что там тебе приснилось? — с улыбкой спросил Гена.

— Всё! — торжественно заявила Ира.

— В смысле?

— Да вот, весь декабрь что сон, что явь — всё будто снится.

— Так ты поэтому периодически полетать пытаешься?

— А ты откуда знаешь?

— Ирчик, для тебя такое состояние если и не совсем правило, то и не исключение. С тобой такое и раньше бывало. Ещё в студенческую пору. Помнишь? Вот тогда ты мне и рассказала о собственных методах проверки происходящего на степень реальности.

Ира усмехнулась.

— А я-то надеялась, что моё самотестирование незаметно для окружающих.

— Не переживай. Не думаю, что сие замечает кто-нибудь, кроме меня. Да и я бы не заметил, если б в курсе не был. Кстати, Женич, по-моему, об этом не знает. По крайней мере, мне ничего не рассказывал.

— При нём я такими вещами не балуюсь.

— Боишься? — Гена улыбнулся.

— Нет. Забываю. Ген!

— Чего?

— А ты с Пэфуэмом общался?

— С кем?

— С Пэфуэмом.

— А кто это?

— Дракон.

— Дракон? Ирчик! Ау! — Гена помахал рукой у Иры перед глазами. — А ну-ка встань и полетать попробуй.

— Ген, я серьёзно.

— И я серьёзно, — сказал он без малейшей тени шутки.

— Но…

Гена будто не заметил, что Ира пытается возразить ему, и продолжил говорить, резко сменив тему.

— Мне тут Женич намедни сообщил, что ввёл тебя в курс дела относительно моей задумки с альманахом.

— Да. Он мне даже несколько статей уже дал.

— Вот, злыдень!

— Ну почему же сразу злыдень? — Ира улыбнулась.

— Да потому что просил его, как человека, не трогать тебя до поры до времени.

— Так он, видимо, решил, что пора со временем пришли уже.

— Да-да-да! Я и сам, на тебя глядючи, сразу это понял. Девчонка разобраться не может, спит она или не спит, а он её новыми проектами озадачивает. Воистину злыдень!

— Геночка, ну чего ты так разошёлся? Между прочим, я в спячку впала уже после того, как мне Женечка статьи подкинул. И вообще, у него сейчас не самый лёгкий период в жизни.

— Чего-чего у него там не лёгкое?

Ира поняла, что почти проговорилась. Ни гласного, ни негласного договора хранить тайну между нею и Женечкой не было. Тем не менее, Ира считала, что не следует разглашать особенности Женечкиной личной жизни даже среди близких ему людей.

— Ген, я не могу тебе объяснить…

— И не надо. Он, знаешь ли, периодами очень даже не прочь подурковать.

— Ген, у каждого в жизни бывают моменты, когда не способен владеть собой.

— Чего-чего не способен? Ирочка, ты даже отдалённо представить себе не можешь, до КАКОЙ степени он СПОСОБЕН владеть собой! Притом в самые разнообразные моменты. Ты, Ирчик, никогда не была свидетелем его изысканнейших развлечений, а потому понятия не имеешь, с какой лёгкостью он перестаёт страдать, когда это ему надоедает.

— Ген, извини за тавтологию, но в данном случае, случай совсем иной.

— Ирочка, поверь, всё тот же самый.

— Ген, неужели ты считаешь, что Женечка не способен на глубокие переживания?

— Не способен на глубокие переживания?! Ирчик, помилуй! Да он способен на самые глубочайшие переживания! Дело не в этом.

Видишь ли, обычного человека, испытывающего сильное горе, или любовь, или ещё что-либо в том же духе, способно излечить лишь время и то не всегда, а Женич…

Женич, если ему возжелается, в единый миг нырнёт в самые потаённые глубины любого, из доступных человеку, переживаний и, пока его это развлекает, будет сидеть там. Но как только ему сие развлечение наскучит, он столь же стремительно в единый миг выныривает оттуда.

Он не играет, в смысле актёрской игры, если ты подумала, что я это имею в виду. Он на самом деле способен очень глубоко переживать. Но, в отличие от обычного человека, «страдать или не страдать» находится под его полным контролем.

Ира, я согласен, что нужно понять и поддержать того, кто ничего не может поделать с накатившими на него муками. Но Женька способен поделать с ними всё, что угодно, в самом широком диапазоне.

— А тебе не кажется, что может быть и по-другому?

— Нет, Ир, не кажется.

— Ладно. Так что там с альманахом?

— С альманахом, Ир, всё здорово. Только прошу, не забивай им себе голову пока.

— И сколько будет длиться это «пока»?

— Как закончится, сама поймёшь. — Гена усмехнулся и зевнул. — Извини, что-то я вырубаюсь, а сегодня, между прочим, нас ждёт встреча Нового Года, и ты, Лёшик и Татьяна Николаевна едете его встречать вместе со мной в Лазурку.

— — —

Ночи в Лазурной Ире «снились» вплоть до Рождества включительно, а потом начал опять «сниться» офис.

Это был ровный, безмятежный и спокойный «сон». Правда, с ярким, врезавшимся в память вкраплением, которым стало рождение ребёнка Алины и Влада.

Влад позвонил во время обеда. Ира готова была поклясться, что в трубке слышались удары его сердца.

— Ира! Когда я утром уходил, с Алиной было всё в порядке, а сейчас позвонила тёть Наташа и сказала… — Влада несколько раз прерывисто вздохнул, словно только что пробежал стометровку, — …сказала, что её увезли в роддом!

— Влад, успокойся. С Алиной и сейчас всё в полном порядке. Или ты даже не догадывался, что беременность заканчивается родами?

— Ира! Что делать!

— Ты где сейчас?

— На работе.

— Так вот и работай. Поверь, Алина прекрасно родит и без твоей истерики.

— Ира…

— Влад, возьми себя в руки. Тебе бы сейчас, пока она в роддоме, сделать бы побольше, чтоб, как выпишут, несколько отгулов взять можно было. Сейчас от твоих подпрыгиваний никому ни жарко, ни холодно. А вот когда она домой с ребёнком вернётся, ей очень понадобится твоя помощь.

— Да? — бестолково спросил Влад.

— Да, Влад. — Ира рассмеялась его состоянию перепуганного дитятки. — Не дури! Возьми себя в руки и работай в поте лица. Это — лучшее, что ты можешь сейчас сделать.

— Да. Ладно. Хорошо. Я постараюсь. — Влад отключился, не прощаясь.

— Что там стряслось? — озвучила Лида вопрос, застывший в глаза всех присутствующих.

— У моего хорошего друга жена рожает, — ответила Ира и встала. — Я сейчас, — добавила она, вышла во двор и набрала Женечку. — Жень…

— Да. Я знаю. — Женечка, в отличие от Влада, дышал ровно и сердце его не колотило в трубку, но голос звучал необычно. — Ир, — сказал он с умоляющей интонацией.

— Хорошо, — с пониманием отозвалась Ира. — Пока.

— Угу, — «попрощался» Женечка.

Ира вернулась в офис.

— Гаянэ Суреновна, если всё нормально будет, её выпишут, скорее всего, в пятницу. Дадите отгул?

— Конечно, Ира, конечно, — затараторила Гаянэ Суреновна. — Такое событие! И сегодня, если нужно, можете с работы пораньше уйти.

У Иры мелькнула мысль воспользоваться предложением уйти пораньше и отправиться к Женечке, но, вспомнив разговор с ним, она поняла, что нужна ему в данный момент ещё меньше, чем лыжи в русской бане.

Оттрудившись до конца рабочего дня, Ира позвонила Владу. Он, надо сказать, держался молодцом, но Ириному предложению заглянуть к нему, обрадовался чересчур эмоционально.

Кухня бывшего Ириного обиталища была битком забита народом.

Галина Андреевна и мама Алиночки сидели, обнявшись, медленно покачивались из стороны в сторону, и пили валерьянку.

Алиночкин папа и Валентиныч сидели с другой стороны стола. В отличие от мам, они не обнимались и пили водку.

Люся суетилась около мам, заботясь, чтобы запасы валерьянки не иссякали, и помогала их поглощать.

Наташа порхала по кухне и, как заевшая пластинка, пересказывала подробности отправки Алины в роддом, то и дело кидая короткие взгляды на Женечку, который возложил на себя обязанности по обеспечению всей компании пропитанием. Не вызывало сомнений, что если оторвать его от кастрюль и сковородок, он упадёт замертво.

Влад стоял у окна, вцепившись в мобильник дрожащими руками. Его сила воли трудилась на пределе. Если бы не её стальная мощь, он звонил бы в роддом не каждые десять минут, а в каждую минуту по три раза.

Ира попробовала взлететь. Такой массовый психоз мог лишь в кошмарном сне привидеться.

Взлететь не получилось, из чего следовал неутешительный вывод, что это — не кошмарный сон, а явь с уехавшей крышей.

Ира пристроилась рядом с папами. Несмотря на две пустые бутылки из-под водки под столом, они выглядели самыми вменяемыми.

Валентиныч тут же начал рассказывать, как он уважает Иру. Алиночкин папа настаивал, что за это нужно выпить.

Ира технично наполнила выданную ей рюмку водой из-под крана, выпила вместе с ними и попыталась напомнить повод, по которому они здесь очутились. Мозги пап не выдержали такого напряжения, и они оба захрапели.

Огибая снующую взад-вперёд и рассказывающую в сотый раз подробности отправки Алиночки в роддом, Наташу и Люсю, разводящую новую порцию валерьянки, Ира протиснулась к Владу.

— Влад, будущих дедушек спать уложи, — сказала она, взяв Влада за плечи и пристально глядя ему в глаза, дабы получить доступ в его сознание, сосредоточенное на звонках в роддом.

Как ни странно, Влад заметил её и почти сразу понял, чего она от него хочет. Единственное, телефон у него пришлось забирать силой.

К Ириному удивлению, Женечка уловил изменение тональности шума за спиной и обернулся. Будущие дедушки миниатюрностью габаритов не отличались, и Женечкина помощь Владу оказалась нелишней.

Пока Влад и Женечка перемещали будущих дедушек на кровать, Ира подошла к плите. Что всё это время делал Женечка с кастрюлями и сковородками покрывала непроницаемая завеса тайны, так как есть было нечего, да и пить, кроме валерьянки, водки и воды из-под крана, тоже.

Нет, такого ну никак не могло быть на самом деле! Ира снова попыталась взлететь, и снова ничего не получилось.

Она успокоила себя тем, что возможность летать гарантирует на сто процентов, что это — сон, а вот неспособность летать не может столь же однозначно свидетельствовать, что происходящее является явью.

Пока проводились эксперименты с полётами, закипел включённый Ирой электрический чайник. Она заварила чаю покрепче и как только уселась за стол, на кухню вернулись Женечка и Влад.

Женечка вновь вцепился в кастрюли со сковородками, а Влад — в мобильник, который в сей же миг стремительно взлетел к его уху, которое, по мнению Иры, завтра непременно будет украшено кровавыми мозолями.

— Девчонки, давайте чаю, что ли, попьём, — предложила Ира, когда все присутствующие, затаив дыхание, выслушали, как Влад назвал в трубку Алиночкину фамилию, а затем огласил собравшимся ответ: «Ещё нет».

За чаем постепенно завязался разговор, правда, всё на ту же тему, но в почти адекватной форме. «Девчонки» вспоминали свои посещения роддома, разом замолкая, когда Влад снова называл Алиночкину фамилию.

И вот, когда Люся рассказывала о своём пребывании в роддоме во второй раз — всем остальным присутствующим дамам посчастливилось побывать там только по разу — в этот самый момент от Влада потребовали, что бы он назвал не только фамилию, но и имя с отчеством Алиночки, да ещё и несколько раз и…

Влад переключил на громкую связь:

— Девочка, вес три четыреста, рост пятьдесят два сантиметра, состояние ребёнка и матери хорошее.

Под дикие визги Ира инстинктивно бросилась к Женечке и выволокла его в прихожую, вроде как для того чтобы дать нарадоваться самым близким в более интимной обстановке.

На самом деле — и это Ира увидела только в прихожей — его трясло, сердце грозилось разбить в дребезги рёбра, дыхание прерывалось, а из глаз катились слёзы.

В общем, прихожей дело не окончилось, и Ира затолкала Женечку в ванную, закрыла на щеколду дверь, включила холодную воду и стала брызгать ему в лицо. Женечка нехотя приходил в себя.

— А Гена, между прочим, говорил, что ты в совершенстве умеешь владеть собой.

— Да пошёл этот Гена…

Ира спешно увеличила напор воды. Её не интересовало, куда следует пойти Гене, а кроме того, не хотелось слышать изъяснения на фольклорном варианте русского языка из уст Женечки.

Холодное опрыскивание лица постепенно сделало своё дело. Женечка стал дышать ровнее, но его всё ещё колотило. На счастье здесь оказался стакан. Ира сполоснула его и набрала воды.

— Жень, выпей.

Женечка повиновался. Далее он уже сам умывался и выпил ещё стакан воды.

— Иди, Ир. Я сейчас тоже подойду. Не бойся. Со мной всё в порядке.

Ира окинула его придирчивым взглядом. Похоже, Женечка говорил правду. Ира вернулась на кухню и незаметно влилась в так и продолжающиеся радостные визги, которые, при ближайшем рассмотрении, оказались поздравлениями с новым статусом Влада, Галины Андреевны и Алиночкиной мамы.

Вскоре подошёл Женечка. Следом появились разбуженные счастливыми воплями слегка проспавшиеся новоиспечённые дедушки.

Ира выждала минут пять и, взяв за руку Женечку, протиснулась к Владу прощаться.

— К тебе или ко мне? — спросила Ира Женечку, как только они оказались на улице.

— Ир, со мной всё в порядке.

— В каком? — Ира посмотрела Женечке в глаза.

Женечка усмехнулся и отвел взгляд.

— Давай прогуляемся, — предложил он.

— Давай, — согласилась Ира.

Ночное зимнее небо затягивали облака, отражающие свет города. Ира и Женечка спустились к Сочинке и пошли по набережной в сторону моря.

— Знаешь, Жень, я, кажется, начинаю догадываться, что имел в виду Гена, когда рассказывал, как ты умеешь в совершенстве владеть собой.

— Что? — с интересом спросил Женечка.

— Скажем так… Хотя твоя ситуация не укладывается в рамки обычной человеческой жизни, можно представить, что чувствовал бы человек, если б он знал, что вновь рождается тот, кого он любит. Это неимоверно яркие переживания.

С эмоциями такой мощности справиться далеко не всем под силу, но хорошо владея собой, есть шанс взять их в узду. И только владея собой в совершенстве, такие эмоции можно довести до того катастрофического уровня, до которого довёл их ты.

— Я рад, что ты понимаешь суть владения собой не так односторонне, как принято.

— Пытаюсь.

Женечка улыбнулся её ответу. Ира продолжила:

— Принято считать владением собой полное или относительное спокойствие в любой ситуации. По крайней мере, отсутствие внешних реакций.

Женечка кивнул несколько раз и сказал:

— Владение собой — это управление своими реакциями, эмоциями и переживаниями. Переживания, реакции и эмоции — это энергии. Какие-то из них кинетические, какие-то потенциальные. Они кишмя кишат, как внутри, так и снаружи. Управление ими не сводится лишь к умению подавлять их.

— Жень, я понимаю, зачем подавлять эмоции. Светлая голова, меньше проблем и тому подобное. А вот…

— Зачем их генерировать, им отдаваться и даже усиливать?

— Да.

— Но ведь ты сама прекрасно знаешь, зачем.

— Может быть, — задумчиво проговорила Ира. — Жень, извини.

— Извиняю. Говори. Что хочешь?

— Ну-у-у-у, — протянула Ира и замолчала.

— Ну?

— Жень, я не хочу поднимать на поверхность воспоминания, которые вряд ли тебе приятны.

— Ира, можешь со спокойной совестью наплевать на деликатность.

— Как скажешь. В тот день, когда умирала Гиала, ты сознательно контролировал внешние проявления своих переживаний и не менее сознательно не препятствовал их внутреннему овладению тобой?

— Не препятствовал? Я сознательно бросился в самую их гущу. Спросишь, зачем? Отвечу честно. Тогда я об этом на сознательном уровне понятия не имел. Тогда я просто знал, что так нужно, не пытаясь искать ответ на вопрос «зачем?». Почему не пытался искать ответ? Спроси об этом у Лоренца и Зива. Они тебе объяснят гораздо лучше меня. Впрочем, уже не раз объясняли.

Ира задумчиво усмехнулась и проговорила:

— Всё, о чем можно сказать МОЁ, принадлежит мне, но мной не является. МОЁ тело. МОЯ душа. Даже МОЁ я. В смысле человеческое я. И даже МОЙ АЗ, хоть и предполагается, что АЗ — это как раз таки и есть словесное выражение сути личности. Тем не менее… Это всё МОЁ, но не ___.

Женечка кивнул и сказал:

— Этому нет и не может быть названия, так как ко всему, что может быть так или иначе названо, без проблем добавляется определение МОЁ, а значит то, что принадлежит мне, а не ___.

Есть вопросы, ответы на которые бесполезно искать в том, что тебе принадлежит, а, следовательно, тобой не является. Их — ответов — там нет и быть не может, коли то, что не может быть названо, не зашлёт их туда. Если оно их туда засылает, они не нуждаются в поиске. В этот момент ты с предельной ясностью и без сомнений ЗНАЕШЬ.

Правда, сомнения могут прийти, наколдованные собственным мозгом. Но лишь потом. Лишь если это ясное Знание начинаешь мусолить человеческим мыслительным агрегатом.

— — —

Как и предполагала Ира, Алиночку выписали из роддома в пятницу.

Цветы, поздравления, улыбки, слёзы умиления — всё смешалось в пёстром водовороте, который перенёс Иру от здания роддома в её бывшее обиталище.

Радостная суета переполняла кухню. Новоиспечённые бабушки вместе с Наташей и Люсей, мешая друг другу, накрывали на стол. Новоиспечённые дедушки ушли в магазин за недостающими ингредиентами. Алину и Влада, как виновников торжества, общими усилиями освободили от хозяйственных обязанностей, и они миловались у окна.

Пользуясь моментом, Ира вошла в комнату, где в кроватке мирно спала пока ещё безымянная новорождённая.

Маленькое пухленькое личико светилось безмятежностью. Ира пристально вглядывалась в него.

Внешние особенности Алины и Влада, присутствующие почти в равных долях, отчётливо прорисовывались сквозь типично младенческие черты. Но не схожесть с родителями пыталась разглядеть Ира. Она искала запомнившиеся ей отблески личности Гиалы.

— Глаза этого не увидят, — нежным благоговейным почти шёпотом сказал Женечка, вплотную подошедший к Ире.

Ира, не уловившая, как он зашёл в комнату, вздрогнула. Женечка положил ей руку на плечо, и по телу разлилась тёплая волна покоя.

— Точнее, увидят, — продолжил он, — но гораздо позже. Через несколько лет. И не во внешности. Это проявится в пластике движений, в мимике. Проявится, как нечто мимолётное и едва уловимое. Как нечто, которое если и получится разглядеть, то только при очень большом желании.

— Значит, у тебя такого желания не было?

— Ты о чём?

— Уверен, что хочешь услышать ответ?

Женечка усмехнулся и промолчал.

Ира подняла на него глаза и тут же вышла из комнаты, оставив его наедине с новорождённой девочкой, спящей в кроватке.

— — —

Первый тост подняли за новорождённую, и Наташа спросила:

— А как назвали-то?

— Ещё никак, — смущённо ответила Алина.

— Алиночка, ну что тут думать! — вступила в разговор Алиночкина мама. — Родила ты доченьку в Татьянин день, вот и назовите Танечкой.

— Мама! — возмущённым голоском проворковала Алина. — А почему ты меня тогда не назвала какой-нибудь Машенькой или вообще Фёклой или Акулиной?

— Алина, — вступил в разговор её папа, — Таня — это не Фёкла и не Акулина. Это — очень хорошее имя.

— А чем Фёкла с Акулиной плохи? — весело спросил Валентиныч.

Все дружно рассмеялись, и наречение новорождённой продолжилось, перерастая в жаркие споры.

Люся принесла орфографический словарь, Наташа — два тома «Тайны имени». Алина взывала к Владу, но он держался мнения, что решать, как будут звать ребёнка, должна мать.

— Хотя бы предложи свой вариант, — настаивала Алина.

— Алин, — Влад улыбнулся ей, — ну какой я ещё могу предложить вариант? Вон, тебе целых три книги вариантов принесли!

Ира в обсуждении принимала участие лишь в качестве зрителя. Женечка тоже молчал. Ира не видела его лица, но чувствовала, что тело его напряжено как у хищного зверя в засаде перед прыжком.

Настроение Влад казалось ещё более странным. Если бы не усилия Алины, он, как и Ира, тоже ограничился бы ролью зрителя, но зрителя больше похожего на Женечку, только без напряжения хищного зверя перед прыжком.

Напряжение было, но иного качества. Как у паука, который ждёт, что добыча сама залетит к нему в паутину, гадая, муха то будет или бабочка.

И вот, когда казалось, что все говорят разом, и каждый слышит только себя, Женечка вдруг прижал к себе Иру так, что та едва не вскрикнула, и в следующее мгновение очень тихо, но так, что все разом умолкли, сказал:

— Назовите Дана.

Влад затаил дыхание на середине вздоха.

— Дана? — Алина расплылась в благостной улыбке. — А что, мне нравится. Только это ведь краткая форма. Как будет звучать полное имя?

Женечка усмехнулся, глубоко вздохнул и изрёк:

— Данаида, Даниэла, Даная, Даналия, Богдана. Выбирай!

На несколько мгновений воцарилась тишина. А потом…

— Влад, давай назовём нашу дочь Богдана. Ты не против?

— Нет, — ответил Влад с умиротворением паука упаковавшего в паутину свой будущий пир. — Смородская Богдана Владиславовна. По-моему, здорово!

— — —

Как и в день рождения Даны, Ира и Женечка брели в полумраке по набережной.

— Дана, — задумчиво проговорила Ира. — Так звали её тогда?

— Нет, — в такой же задумчивой отрешённости ответил Женечка. — Так звал её только я. Имя у неё было другое. Оно для меня ничего не значит. Да и для неё тоже.

— А что значит «Дана»? Что это значит на языке, на котором, говорили две с лишним тысячи лет назад в районе нынешней Соболевки? Ведь, насколько я понимаю, ты не звал Даной Гиалу?

— Если честно, звал. Она тоже спрашивала, что это значит.

— И что же?

— Неважно. Ир, не обижайся, это — СУГУБО ЛИЧНОЕ.

— Извини.

Женечка усмехнулся.

— Не извиняйся. Ты и она вправе знать ответ, и вы его знаете. А так же знаете и то, что к поверхностным значениям слов, независимо от языка, его смысл не имеет никакого отношения.

Тогда я сам не знал, почему так называю её. Мне просто нравилось и хотелось её так называть. — Женечка снова усмехнулся. — Хочешь понять, обратись к расшифровке азбуки, которую я тебе дал.

«Дана — ДОБРО АЗ НАШ АЗ», — проговорила мысленно Ира.

«Последний АЗ можно не учитывать, так как это — окончание. ДОБРО АЗ НАШ. То есть, наш АЗ есть Добро, Истина… или Истина, Добро — это наш АЗ… или…».

— Дана — это адаптированный к современности вариант, — перебил Женечкин голос Ирины размышления. — Две с лишним тысячи лет назад и в начале прошлого века я звал её Данум.

«ДОБРО АЗ НАШ УК МЫСЛЕТЕ», — продолжила мозговой штурм Ира.

«Истина АЗ является нашим познанием мышления, или, может быть, учителем мыслить».

— Что-то вроде того, — голос Женечки снова ворвался в Ирины мысли.

— Ты это к чему?

— К тому, что если не ставишь на своём пути препятствия из человеческого, управляешься с чем угодно.

— Я говорила вслух?

— Может быть. Не знаю. Мы с тобой на одной волне сейчас.

— Истина АЗ учит нас мыслить?

— Да. Нужно лишь не заслоняться от неё человеческим. Данум одним своим присутствием убирала все препятствия. Правда, пока она была рядом, это производило обратный эффект.

Я оставался непробиваемым для Осознания Сути. Мне всё удавалось без всякого Осознания Сути. Скажем так, я действовал, как осознающий суть, не будучи таковым.

— Ты хочешь сказать, что тебе во всём везло?

— Не без этого. Но не в этом дело.

— А в чём?

— Полагаю, ты со мной согласишься, что практически каждый человек ищет счастье. И вот, представь, такому человеку N предлагают на выбор два ключа, каждый из которых открывает особую комнату, в которой есть нечто.

В первой комнате находится полное изобилие. Деньги, красота, здоровье, обаяние, харизматичность, удача, успех и тому подобное.

Во второй — НИЧЕГО, кроме полного, безграничного владения собой. То есть, абсолютно все бразды правления и телом, и душой.

Подавляющее большинство ищущих счастья, не задумываясь, выберут ключ от первой комнаты.

У меня не было ключа от первой комнаты, а потому я имел стандартный набор жизненных ситуаций. Правда, я по рождению принадлежал к правящему роду, но в тех условиях это мало на что по-настоящему влияло. Разве что требований и ответственности добавляло. Ну ещё и гонору, конечно.

Так вот, у меня не было полного изобилия первой комнаты, но, благодаря Данум, я получил то, что кроется во второй.

Не знаю, была ли осознающей суть она. Иногда мне кажется, что да, хотя вряд ли.

— Почему?

— Если бы она была осознающей суть, имея столь сильное влияние на меня, она легко могла бы направить меня, куда следует.

— Ну, Жень, ты лучше меня, знаешь, что иметь возможность сделать что-либо и сделать это что-либо — разные вещи. Тем более, если полностью осознаёшь, что делаешь. Вполне возможно, что данное действие в условиях конкретного ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС излишне или вовсе недопустимо.

— А ведь права! — воскликнул Женечка и впал в отрешённую задумчивость.

Ира выждала некоторое время, краем глаза кидая короткие взгляды на него. Впрочем, она могла и не смотреть на Женечку. Его состояние и без того передавалось ей, вселяя трепет опасения. Ира злилась на себя за то, что сама, не пойми с чего, завела этот разговор. Она попыталась немного сменить тему.

— Жень, мне очень понравилась твоя притча о двух комнатах.

— Чем? — не вполне покинув отрешённость, спросил Женечка.

— Можно что-либо потерять, а можно от чего-либо избавиться. Внешне, и то, и другое выглядит вроде как одинаково, но разница принципиальна.

Так и в случае с наличием чего-либо. Ведь деньги, красота, здоровье, обаяние, харизматичность, удача, успех и прочее — все вместе и по отдельности — могут, вместо достояния, стать непосильной ношей.

— Да. Это так. В особенности — а этой особенностью отличается подавляющее большинство рода человеческого — если понятия не имеешь, как и что с этим со всем делать.

Самое страшное, если эти составляющие становятся частью личности, когда утрата одного или нескольких компонентов превращается в потерю, а не в избавление.

Полное владение собой обеспечивает в равной степени возможность иметь всё это и обходиться без всего этого. И в любом случае, без существенного влияния на личность.

— Подожди, Жень. Обаяние и харизматичность — это ведь свойства личности.

— Свойства характера личности. Характер — это особенности настроек, которые, владея собой, можно менять.

Женечка вдруг усмехнулся явно не по теме.

— Пытаешься вывести меня из, как тебе кажется, тягостного состояния?

— Что-то вроде того.

— Не стоит. Ир, я действительно владею собой так, как вряд ли кому и снилось. К тому же, поверь, прекрасно знаю что, зачем и как делаю.

— Например, пугаешь меня своими реакциями?

— И в мыслях не было. Честное слово! Ты просто не пугайся. Но если тебе так больше нравится, могу внешне ничем не выдавать своего состояния.

Ира остановилась, внимательно глядя на него.

Женечка тоже остановился и смотрел на Иру томным взглядом со своей слегка ехидной, слегка слащавенькой ухмылочкой на лице.

Он выглядел таким, каким она привыкла его видеть. Изысканным и блистательным, элегантным и безупречным. Будто как в былые добрые времена она с ним встретилась только для того чтобы немного расслабиться.

И он не просто так выглядел! Он на самом деле и был в данный момент таким!

Ира в ужасе отпрянула от него.

Женечка расхохотался.

— Палладина, тебе не угодишь!

— Женька! Ты — лицемер!

— Ещё какой! — гордо заявил Женечка. — Идём, — со смехом добавил он.

— — —

Всё, что Ире «приснилось» в связи с рождением Даны, осталось в памяти ярким пятном, не поколебав отрешённого умиротворения безмятежного и спокойного «сновидения» про жизнь в офисном режиме «как все нормальные люди».

И этот сон продолжался и продолжался.

Постепенно Ира перестала проверять себя на подлинность сна или яви с помощью полётов. Она просто летала, когда ей того хотелось, и покорно повиновалась гравитации, когда хоть и хотелось летать, но не моглось.

Она перестала заострять на этом внимание и не предавалась анализу своего состояния, на выход из которого даже намёков не было.

Но выйти из него ей всё же пришлось. Притом внезапно и в одно мгновение.