Танамор. Незримый враг

Екатерина Соболь, 2022

Третья книга захватывающей трилогии от автора «Дарителей» и «Анимы» Екатерины Соболь! Ирландия, 1837 год. Не все ожившие мертвецы могут жить вечно. Время, подаренное Джонни Гленгаллу волшебством и научным прогрессом, заканчивается, а он так и не разгадал тайну убийцы белокурых красавиц. Танамор бесследно исчез, а жизнерадостная Молли, похоже, нашла себе отличного жениха. Все против Джонни. Но у него еще есть сила духа, находчивость и смекалка, неизменное чувство юмора и, главное, любовь. А также целый день времени! Придерживая отваливающуюся голову действующей рукой, Джонни идет по следу…

Глава 2

Малиновка

Я бросил еще один взгляд на свое отражение в тазу.

Торопливо прошелся по лицу новым слоем бежевой пудры, добавил губам розового цвета пудрой другого оттенка (рад, что все это сожгу, — такое никто не должен прочесть!). Лихорадочно прислушался к звукам из сада. Все еще плачет! Я обрызгался лавандовой водой, хоть и не чувствовал запаха, выбрался в окно и заковылял в сад.

Какую радость я ощущал! Словно горы могу свернуть. Подойдя к Молли, я откашлялся.

— Чего вам? — грубо спросила она и вытерла кулаком нос.

— Прошу извинить, что прервал твое уединение, — учтиво поклонился я. — Но у меня появилась идея, как найти преступника.

Несколько секунд она смотрела на меня так, будто не понимала, о чем речь.

— А, — очнулась она. — И какая идея?

— Могу я сесть?

Кажется, с учтивостью я все-таки перегнул палку: лицо у Молли стало подозрительным. Она снова вытерла нос, а я ловко вытащил из нагрудного кармана платок и протянул ей. Звездный час для джентльмена: протянуть даме платок, когда он ей нужен. Молли взяла платок и шумно высморкалась.

— Наша ошибка в том, что мы пытались вообразить убийцу, — объяснил я, продолжая стоять. — Но гораздо важнее, кто его жертвы. Есть ведь между ними какая-то связь! Как он их выбирает, как заставляет приходить на праздники в одиночестве?

— Да просто чокнутый он, и все! — огрызнулась Молли, не выказав ни малейшего восхищения моим ходом мысли.

Я покачал головой. Собственное убийство научило меня важной вещи: у любого преступления всегда есть какая-то причина — пусть безумная, странная и на первый взгляд незаметная.

— Как говорил Гамлет, «я безумен только в норд-норд-вест, при южном ветре я еще отличу сокола от цапли».

— Мне только птиц сейчас не хватало, — угрюмо перебила Молли. — Вы чего сказать-то хотите?

— Что безумец не сумел бы так тщательно все спланировать. Напротив, он в своем роде очень умен.

— Ох, радость какая.

— Сегодняшняя девушка была одета изысканно: платье из дорогой ткани, дорогая обувь, — настаивал я. — Такие девушки не ходят поодиночке на грязные рынки. Нужна недюжинная смекалка, чтобы ее выманить. И мне интересно: как ему это удалось?

— И как?

— Пока не знаю. Но вот наш первый шаг: мы должны выяснить, кем была эта девушка. Вдруг все проще, чем нам кажется, и она рассказала кому-то из семьи или друзей, куда и зачем идет! А узнав это, мы поймем, что делать дальше.

Взгляд у Молли прояснился. Похоже, я на верном пути!

— Точно, — прошептала она. — У нее наверняка остались скорбящие родственники. Они будут счастливы и на все готовы, если мы выясним, кто убил их дочь или невесту, так?

Мне показалось, это довольно странный угол зрения на проблему, — но ведь она страдает по Кирану, неудивительно, что все ей видится именно в этом свете. Я заколебался, но все же прибавил кое-что еще: наверняка Молли хочет это услышать, и это поднимет меня в ее глазах.

— Уверен, что будут. И еще хочу сказать: прости. Мне жаль, что на площади я тебя не послушал. Нужно было забраться на сцену и всех предупредить. Ты права, девушка погибла из-за меня, но…

Я осекся. Чуть не выдал себя! «Но тот, кто убил ее, убил и меня, так что я уже поплатился». Нет уж, об этом ни слова: узнав, как мне мало осталось, Молли будет меня жалеть, а этого я не хочу. Мужчина должен восхищать своим героизмом и блеском, а не жалость вызывать.

— Ладно уж, прощаю, — милостиво сказала Молли, и у меня отлегло от сердца. Ее гнев напугал меня, и я был рад, что прощен. — Идемте, не будем времени терять.

Золотые слова! Молли зашагала к конюшне, на ходу отряхивая землю со своего мятого коричневого платья. Я пошел следом, но притормозил, проходя мимо входной двери. В романах мисс Остин один из вернейших способов завоевать сердце девушки — это завоевать расположение ее родственников. Я поднялся на крыльцо и заглянул в комнату. Фрейя неподвижно сидела на стуле около потухшего очага, уронив руки на колени. Фаррелл встревоженно бродил из угла в угол. Я остановился в дверях и снял цилиндр. Ну, мистер Дарси, помоги.

— Мне безмерно жаль, что я не смог остановить преступника, — учтиво начал я. — Это целиком моя вина, Молли ни при чем. Но я все исправлю. За ближайшие… примерно двое суток я найду убийцу. Обещаю вам.

Вообще-то я не вправе был давать такие обещания, но вера в успех сияла во мне жарко, как солнце. Фрейя моей веры не разделила. Перевела на меня тяжелый взгляд и сухо спросила:

— Двое суток? Пустая болтовня. Что-то вы и за месяц ничего не выяснили.

— В этот раз все будет по-другому, вы увидите, — смиренно ответил я. — У меня новая идея.

— И она, конечно, лучше прежних, вы же самый умный человек на свете.

— Слышу в вашем голосе иронию, но принимаю ее как справедливый упрек. Фрейя, я понимаю, накануне помолвки я принес вам грустные новости, но…

— Помолвку откладываем, — отрезала она. Вот теперь она была похожа на себя прежнюю: то же мрачное, насупленное лицо, которое встретило меня по приезде в Ирландию. — Тот человек убил моего сына и на свободе разгуливает, а я праздновать буду? Нет уж. Куда мне, старой, торопиться?

— А Молли что думает? — осторожно спросил я.

— А Молли вообще не о том думает! — свирепо ответила мамаша и встала. — Все, идите, куда шли, мне полы протереть надо.

Темная туча снова сгустилась над этой семьей. Их маленький мир определенно нуждался в спасении. Хорошо все-таки, что у них есть я.

— Фрейя. — Я заступил ей путь. — Обещаю: до завтрашнего вечера убийца будет найден. Это будет мой подарок к вашей помолвке. Так что готовьте, шейте, делайте все, что нужно. Не обижайтесь, но ваш дом пока не готов к великолепному приему.

Видно было, что она испытывает сложные чувства: не доверяет мне и все же надеется, что я справлюсь. И надежда все-таки победила.

— Посмотрим, — буркнула Фрейя и удалилась: в ее устах это была невероятно щедрая и дружелюбная реплика, и я торжествующе развернулся к Фарреллу.

— Насчет танамора я все решил. Мы поедем и выбросим его в море, надеюсь, тогда он затихнет.

Фаррелл в ответ глянул на меня весьма странно.

— Так нет уже никакой загвоздки, — пробубнил он. — Танамор, он это… исчез.

— Что?! — громче, чем собирался, охнул я, и Фаррелл торопливо шикнул, прижав палец к губам.

— Тише! Я сегодня у себя ночевал — хотел парадный костюм забрать, — взволнованно зашептал он. — И чувствую: нету зова больше! Помнишь, мы с тобой танамор под маргариткой зарыли? — Он еще понизил голос. — Я туда подошел, смотрю: завяла маргаритка! Разрыл под ней землю, а там — ничего.

Я похолодел, хотя и так уже был холоднее некуда.

— Кто мог его забрать?

— Никто. — Фаррелл с детской растерянностью развел руками. — Только мы с тобой знали, где он зарыт, а без этого найти его никак невозможно. Земля забрала, вот что. Мерлин ведь в сказке три обломка мрамора с земли подобрал да волшебную силу в них вдохнул, и они в трилистник сошлись. Дал его Мерлин ирландской девушке, чтобы она своего любимого оживила, а потом хотел обратно земле вернуть, да только девушка хитрая была и обратно отдавать такую ценность не захотела, так что…

— Да знаю я сказку, — простонал я. — Но это же выдумка! Фаррелл, умоляю, если ты вырыл танамор, ничего страшного, это он тебя заставил, у него своя воля, просто скажи мне!

— Сказки — не выдумка, — строго сказал Фаррелл. — На нашем острове все может случиться! — Он сжал мои тщедушные плечи своими ручищами и твердо посмотрел мне в глаза. — Нету его. Земля забрала.

— Это ненаучно.

— И кто это говорит? Живой мертвец?

М-да, с этим не поспоришь. Я тяжело вздохнул. В конце концов, если трилистник вправду оживлял мертвецов (а он на моих глазах вернул Молли), то почему бы ему не исчезнуть в земле без следа? Когда разум не может понять какое-то явление, не значит ли это, что мы пока просто мало знаем о его свойствах? Уверен, Бен согласился бы со мной. Бен, ну где же ты, ты мне так нужен!

Земля этого острова породила танамор, она его и забрала. Звучит разумно. Я поднял глаза на Фаррелла. Тот смотрел на меня сочувствующим, отеческим взглядом, за который я сразу простил ему такие странные вести.

— Как ты, парень? Выглядишь так себе. — Он сжал мое костлявое плечо, чем очень меня смутил. — Не вини себя, ты делаешь что можешь. Как всегда.

— Готовьтесь к помолвке, — громко сказал я, чтобы слышала Фрейя. — Оповестите гостей, пусть завтра вечером приходят.

Все, отступать некуда. Не могу же я умереть, нарушив обещание и покрыв себя позором! Я повернулся к выходу — и напоролся на Молли, которая, как выяснилось, молча стояла в дверях. Похоже, не я один умею тихо подкрадываться. Но она, к счастью, ничего комментировать не стала: жестом подозвала меня, и я вышел во двор следом за ней. Запряженный экипаж уже стоял около конюшни. Молли взобралась на козлы.

— Ты что, умеешь управлять экипажем?! — не поверил я, но на мягкую скамью для пассажиров покорно забрался.

— Если нужно. Когда я была ребенком, отец учил меня.

— Нас целый месяц возил Фаррелл, и ты об этом не упоминала.

Молли встряхнула поводьями, и лошадь послушно зашагала в сторону дороги.

— Я знала, что Фаррелл хочет выслужиться перед мамой. Он гордится тем, как хорошо экипажем правит. К чему человека радости лишать?

Больше всего меня впечатлило то, что Молли вообще умеет что-то скрывать. Я был уверен: она вся — как распахнутая книга.

— То есть ты знала про их… их… взаимный интерес? — светским тоном поинтересовался я, не отводя взгляда от ее прямой, как доска, спины.

— Ну я же не слепая. В отличие от вас. — Она покосилась на меня, вдруг развеселившись. — Но что с вас возьмешь, зрение-то уже не то, а?

Я оскорбленно промолчал — обидно было, что мою проницательность подвергают сомнению. Похоже, добиться того, чтобы Молли через пару дней жить без меня не могла, будет сложнее, чем я думал.

На площади, где утром проходил праздник земляничного безумия, обстановка была деловитой и мрачной. Торговцы упаковывали свой товар: те, кто еще не уехал, явно собирались это сделать. Тела девушки уже не было, кровь с мостовой смыли. Констебли угрюмо маячили по периметру площади. Видимо, праздник отменила полиция.

Констебли все были в одинаковой, как у солдат, униформе, в высоких фуражках с золотым значком в виде британской короны. Вид у них был довольно бравый, так что на минутку я понадеялся, что преступника уже нашли без нас. Лишили меня славы, зато облегчили задачу. Я подошел к зажиточному на вид лавочнику, который уныло грузил ящики на телегу.

— Уважаемый, вы не подскажете, убийцу поймали?

— Куда там, — буркнул он. — Никакого толку от этой британской полиции, только зря налог на них платим.

Слова «британская полиция» меня ободрили — неужели тут служат мои соотечественники, а не дикие местные ирландцы? Это значительно упростит дело.

— Не знаете, кем была убитая бедняжка?

Лавочник грохнул на телегу очередной ящик и с подозрением глянул на меня.

— Вы не англичанин случаем? Говорите, как они.

Отрицать это было, к сожалению, бесполезно, — я, со своим блестящим образованием, никак не смог бы изобразить местный неблагозвучный говор.

— Не просто англичанин, — произнес я, сразу переходя к самому действенному способу убеждения, какой только известен человечеству. — А англичанин, у которого есть деньги и которому очень нужно что-нибудь узнать об убитой девушке.

Я вытащил из жилетного кармана монету и многозначительно покачал ее на ладони.

— Слышал, дочь богатых родителей, — сказал лавочник, не отводя взгляда от монеты. — Но кого именно, не знаю, сплетнями не интересуюсь. Я так и сказал тому проныре, который час назад приходил.

— Что за проныра?

— Из газеты. Тоже про девушку расспрашивал.

— А как его звали?

— А то он представился! Сказал, из газеты, и все. Но уж как страстно расспрашивал!

Ого… Киран со своим будущим убийцей так и познакомился: изучал место, где убили его возлюбленную, и встретил там незнакомца. Тот представился частным сыщиком, а бедняга Киран так и не узнал, что это вранье. И если убийца тогда вернулся на место преступления, что мешает ему поступить так снова?

— Опишите человека из газеты.

Я наконец опустил монету на ладонь лавочнику, и она мгновенно исчезла в его кармане.

— Стройный джентльмен, молодой или, скорее, моложавый. Собой хорош, гладко выбрит, — старательно перечислил повеселевший лавочник. — Костюм из дешевого сукна, волосы темные, в остальном ничего интересного.

— А рост? — жадно спросил я.

Если этот псевдожурналист — оглобля или коротышка, все пропало.

— Да средний, ни то ни се. Вот примерно как вы.

Довольные беседой, мы распрощались, — и тут я понял, что Молли рядом нет. Она оживленно болтала с женщиной поблизости. Заметив мой взгляд, она подошла.

— Девушку звали Элизабет Дигсби, — торжественно сказала Молли. — Дочь барона Дигсби. Она покупала землянику просто для отвода глаз. Марианна говорит, Элизабет кого-то искала.

Прямо как красавица, которую я спас от смерти ровно месяц назад: та озиралась, высматривая кого-то в толпе.

— Эта Марианна — твоя приятельница? — спросил я, немного задетый тем, что Молли легко (и, скорее всего, бесплатно) добыла такие ценные сведения.

— Да первый раз ее вижу. Только дело ясное: о женщинах лучше женщин расспрашивать. Элизабет красивая была, такую на рынке сразу заметишь. Марианна земляничный компот поблизости продавала, но торговля не шла, вот она на нарядную леди и засмотрелась. А убийцу не видела — отвлеклась, покупатель подошел.

— Зато тот, кого расспрашивал я, возможно, видел убийцу всего лишь час назад! — похвастался я. — В этот раз он выдал себя за газетчика. Нужно посетить редакцию и проверить — если тот, кого описал лавочник, там не работает, значит, у нас есть приметы убийцы.

На Молли это произвело впечатление, и я торжествующе улыбнулся.

— Поехали. Я знаю, где контора местной газеты, — писал для них статью о восставших мертвецах. Сомневаюсь, что газет в вашем городе больше одной.

На пути к экипажу, который Молли оставила без присмотра у края площади, я еще разок покосился на констеблей. Увы, вряд ли они чем-то нам помогут. Лица у них были скучающие и, признаться, совсем не британские. Если приглядеться — простые местные крестьяне, которых одинаково одели.

Пока мы ехали по городу, где-то дважды пробил колокол. Всего два часа пополудни, а мне день казался бесконечным! Город в этот теплый, солнечный час был полон шума, лязга колес, лая собак и пронзительных голосов уличных зазывал. Около здания дублинской газеты я сказал Молли:

— Подожди здесь, я быстро.

— Еще чего! С вами пойду.

— Газета — это мужской мир, ты слишком много внимания привлечешь.

— А если там убийца?!

— Он точно не убьет меня посреди конторы.

Молли заколебалась, но все же буркнула:

— Ладно уж, идите.

В разгар дня редакцию наполняли суета, беготня, стук пишущей машинки и шелест бумаги. В приемной стояла скамья для посетителей, возле нее — полка со свежими номерами газеты («Опусти в кружку один пенс и бери! Дешевле, чем на улице!» — гласила деревянная табличка) и стойка, заваленная письмами. За распахнутыми дверьми в большой зал царили шум и гам. Я туда с интересом заглянул. В прошлый мой визит двери были закрыты, а ведь любопытно узнать, как создается газета. Оказалось, ничего особенно интересного: много разнокалиберной мебели, табачного дыма, исписанной бумаги и азартно кричащих друг на друга мужчин (не крестьян, но и не джентльменов).

За стойкой для писем стоял все тот же ловкий малый лет тридцати, которому я месяц назад вручил свою статью о восставших. Увидев меня, он радостно присвистнул и немедленно бросил свое занятие.

— А я-то ждал, когда снова зайдете! Решил, что вы умерли. Вид у вас был больной, а сейчас, признаться, еще хуже. — Он облокотился на стойку. — Вы просили найти сына того мужчины, которого убил тюремный охранник, и я это сделал! Читателей так тронула история отца, который даже после смерти, будучи восставшим мертвецом, о сыне волновался, — они нам кучу писем написали. И знаете что? В тюрьме струхнули от такой огласки, и теперь дело этого парня пересмотрят в суде. Они с отцом всего-то парочку кур украли. Он скоро выйдет! Мы этого добились, и все благодаря вашей прекрасной статье о восставших! Да и я в накладе не остался: меня тут никто всерьез не воспринимал, а после этого мне доверили материал для чужих статей собирать! Хотите к нам на постоянную работу? Я похлопочу.

— Нет, благодарю. Я очень занят, и у меня к вам срочный вопрос.

— А это кто? — восхищенно выдохнул газетчик, глядя мне за спину.

Я обернулся. Ну конечно, как я мог поверить, что Молли останется в стороне! И тут я заметил кое-что еще: то, как она смотрит на газетчика. Внимательно, долго. Пожалуй, даже ошарашенно. Газетчик смотрел в ответ, независимо задрав подбородок.

— А вы… кто? — осторожно спросила Молли.

— Он самый обычный работник. — Я ответил сам, чтобы прервать этот поток непрошеного внимания. — Письма сортирует.

— Я Робин. Как Робин Гуд. — Он так произнес эту шутку, будто уже сто раз ее повторял, и я почувствовал к нему острейшую неприязнь.

— Эй, Робин! Где сводка? Ты заснул там, что ли! — грубо крикнул голос из главного зала.

— Не кричи, я иду!

Робин умчался, а я легким тоном спросил у Молли:

— Ты что, где-то его раньше встречала?

— Нет, я бы это запомнила, — пролепетала она.

Робин влетел обратно, и Молли умолкла, опять уставившись на него. Я почувствовал укол ревности. Посмотрев на Робина ее глазами, я понял, что парень вообще-то довольно привлекательный. Чистейшая, идеальная кожа, которая любой красавице сделает честь, тонкие черты лица, острая линия подбородка. Не ожидаешь увидеть у ирландца столь правильное лицо. Я вспомнил Флинна и совсем приуныл. Молли, похоже, нравились обаятельные и заметные красавцы. Я за такого, может, и сошел бы, но уж точно не сейчас.

— Мы ищем того, кто собирает сведения об убийстве на ярмарочной площади, — сурово сказал я.

Робин навострил уши, и у меня сердце сладко заныло от предвкушения его ответных слов: «У нас такого нет». Тогда мы сможем немедленно уйти и искать убийцу в другом месте.

— А он вам зачем? — спросил Робин, разом лишив меня надежды.

— Хочу с ним поговорить, — отрезал я. — Но, если он существует, говорить буду только с ним. Не могли бы вы нас к нему проводить?

— Так это я! — прошептал Робин, чуть не ложась грудью на стойку, и с пугающим энтузиазмом спросил: — Вы тоже интересуетесь убийством на земляничном празднике?

О нет, только не это!

— Я сегодня сделал вид, что по заданию разношу письма, а сам — на площадь, — продолжал Робин. — Наши хотели ограничиться краткой новостью, которую утром принесли мальчишки, дескать, погибла дочь барона, но я решил все выяснить. Столько деталей собрал: ее платье, шляпка, то, что она землянику покупала, а послушайте, что они написали! — Он порылся в бумагах на стойке и вытащил одну. — «Семнадцатого мая трагически погибла Элизабет, дочь барона Дигсби. Вероятная причина — попытка ограбления». Как вам?

— Довольно сухо, — признал я.

— Вот! В городе семью барона Дигсби не жалуют, так что вдаваться в детали никто не хотел, но, по-моему, это в корне неверный подход! Читатели жаждут знать о личной жизни таких, как барон, — о, вот это было бы увлекательно!

Я против воли почувствовал укол интереса. А Робин тем временем вышел из-за стойки, и я злорадно оглядел его старые сапоги и потертый сюртук.

— Раз вы интересуетесь этим делом, мы обречены на успех! После той вашей статьи я с вами хоть на край света. У вас чутье на сенсацию! — Он энергично протянул мне руку. — Робин О’Брайен.

«Робин» означает «малиновка», и в нем правда было что-то от птицы: живые, любопытные глаза, резкие движения, того и гляди запрыгает и запоет. Я кисло пожал ему руку, не снимая перчаток: это, конечно, неприлично, но моя холодная длань сразу выдала бы, кто я такой.

— Джон Гленгалл. Граф.

«Так-то, оборванец. А ты кто такой?»

— Молли Маллоун, — прошелестела Молли все с тем же ошалелым видом и пожала протянутую ей руку.

А потом Робин ей подмигнул. Молли сглотнула и кивнула, как будто это подмигивание было каким-то условным знаком. Я заполыхал таким праведным негодованием, что у меня едва температура тела не поднялась. Кто знает, может, на их ирландском это подмигивание и кивок значит что-то вроде «Ты мне нравишься, и ты мне, давай-ка целоваться и гулять под ивами»! Возмутительно!

— Напишу статью, и мои заслуги наконец-то признают, — пробормотал Робин.

Увы, моего негодования никто не заметил. Робин и Молли продолжали друг к другу приглядываться.

— Знаете, где живет барон? — громко спросил я.

— Конечно, знаю! Только нас туда не пустят.

— Объясните нам, как пройти, и не смеем больше вас задерживать. Уверен, вы очень заняты.

— Ну уж нет, такой шанс я не упущу! — Робин подошел к распахнутым дверям в зал и крикнул: — Сэм, мне надо отойти! По срочному делу!

— Опять в журналиста играешь? Письма сортируй, — свирепо ответил усатый мужчина, сидевший за безобразно захламленным столом. — Не забывай, кто тут на побегушках.

Робин сложил ладони в знак мольбы.

— Сэм, прошу. Письма не убегут, а наша газета прославится. Мы продадим не пять, а десять тысяч копий!

— Если выпад будет слишком резким, я тебя уволю, — с мрачным торжеством сказал усатый Сэм. — И если получится слишком беззубо, тоже: ради этого не стоило работу прогуливать. Помяни мое слово, еще один проступок — и ты тут не работаешь.

Робин дерзко пожал плечами и с независимым видом пошел к двери.

— Особняк барона недалеко. — Он оглядел меня. — Одеты вы траурно, так что с таким, как вы, нас могут и впустить. Идемте, Джон и Молли. Я на вас рассчитываю.

Я тяжело вздохнул. На меня в жизни еще не рассчитывало столько народу разом.