Медная чайка

Екатерина Соболь, 2020

Гвен – дочь великой волшебницы. Она и сама неплохо умеет творить магию и дружит с лесным духом. Но однажды происходит ужасное – деревню захватывают Ястребы, а Гвен неосторожно заключает сделку с самой Тенью. Та может вернуть единственное, что для Гвен важно, если… если будет выполнено одно условие. Ради этого Гвен отправляется навстречу приключениям, опасностям и неожиданным знакомствам. Главное, не потерять вещицу, обычную только на первый взгляд, – дешевую медную брошку в виде чайки.

Глава 4

Запертые двери

План был проще некуда: пока их не спасли, а это наверняка будет очень скоро, собрать с остальных детей как можно больше благодарности. Анима, которая уже была внутри людей, наверняка никуда не делась, осталось вдохновить девчонок ею поделиться.

Что до магии, которая недавно наполняла мир вокруг, она и правда куда-то исчезла, Гвен кожей чувствовала: это не глупость и не выдумка, что-то в мире действительно погасло и перестало работать. Даже вес самого воздуха изменился, цвета поблекли, звуки стали тише. Гвен пробрала дрожь, когда она по-настоящему это осознала, а еще — когда поняла, что телега, куда их всех загрузили, не останавливается уже несколько часов, их везут и везут, и конца этой дороге не видно. Как выяснилось, за оврагом, обозначавшим границу деревни, мир был очень большим.

Две темные фигуры, которые их сопровождали, выглядели грубо и неприятно: одна правила лошадью, то и дело косясь через плечо, вторая и вообще не отрывала от детей тяжелого взгляда. Так сердито на Гвен еще никогда не смотрели, и, чтобы отвлечься, она решила запоминать дорогу, но скоро уснула, привалившись к одной из девочек.

Когда они проснулись, телега уже куда-то доехала: вокруг были одинаковые дома, скупо освещенные факелами, тут и там сновали темные фигуры с закрытыми тканью лицами, но они Гвен не очень-то заинтересовали. Куда больше, потирая слипшиеся со сна глаза, она поразилась тому, сколько других детей толпилось около домов, наблюдая за их прибытием. То, что все это девочки, Гвен поняла добрых пару минут спустя, — они были коротко пострижены и одеты в одинаковые серые штаны и рубахи.

Опустевшая телега уехала, и к ним подошла темная фигура, в которой Гвен, несмотря на одежду, закрывающую все, кроме глаз, опознала существо тоже женского пола: по тонкой переносице и обрамленным длинными ресницами глазам.

— Я Смотритель Один Один. Говорить на ваш язык, — произнесла женщина свистящим, неуверенным голосом. Те двое, что везли их в телеге, понятными словами не разговаривали, только перебрасывались звуками, будто какие-то птицы. — Все объяснить.

Гвен снисходительно прослушала невнятную и полную бессмыслицы речь женщины в маске. Оказалось, что темные фигуры называют сами себя Ястребами, потому что умеют превращаться в ястребов (подумаешь, достижение, мать Гвен еще и не такое умела). Они взяли земли золотых магов себе (разве так можно?), уничтожили места силы (что?!), а детей переместили вот в такие Селения, где все они до подросткового возраста будут достойно трудиться, в данном случае — прясть, а после отправятся в игровое Селение и будут играть там в очень интересную игру (какая-то ерунда). Золотая магия побеждена и запрещена, сбежать из Селения невозможно, а за любые нарушения Ястребы иссушат, то есть отберут саму искру жизни (да ладно, кто ж так поступает!).

Другие девочки от таких новостей нашли в себе силы заплакать, хоть для анимы это и вредно, но Гвен только задумчиво покивала. Пока что все выглядело, конечно, безумно, но очень удачно: боялись не только девочки, приехавшие с ней, но и те, что жались у домов вдалеке, молча наблюдая за новоприбывшими. Страха и уныния тут было столько, сколько в родной деревне за всю жизнь не отыщешь. Гвен улыбнулась и широко, с удовольствием зевнула. Смотритель Один Один глянула на нее с неодобрением, и Гвен запоздало прикрыла зевающий рот рукой.

— Извините, — добродушно сказала она, захлопнув челюсти. — А у вас ткань на лице, наверное, как раз для этого, да? Зевай, сколько влезет, и даже руку поднимать не надо!

Смотритель Один Один моргнула, медленно, как сова.

— Вы трудиться на благо Империи, начало — завтра утро, — сказала она, с трудом отведя от Гвен какой-то непонятный взгляд. — Имена говорить нельзя, завтра всем присвоить номера. Спать все в разные дома. Я отвести.

Дочка плотника рядом с Гвен тихо, безнадежно заплакала, и та пихнула ее в бок.

— Ты уже и так вся распухла, — прошептала Гвен. — Ну, не плачь! Аниму беречь надо.

Она испытывала непреодолимое желание коснуться руки соседки и передать ей немного анимы, чтобы та перестала лить слезы и вспомнила, как хороша жизнь, но все запасы теперь хранились в чайке, и Гвен изо всех сил затолкала поглубже панику от внезапной мысли: какая же она теперь волшебница, если у нее нет магии?

Всех младенцев Смотритель нагрузила на руки четырем девочкам постарше и куда-то их повела, так что Гвен решила воспользоваться ее отсутствием.

— Давай я тебе очень смешную шутку расскажу, а ты меня поблагодаришь? — с жаром забормотала Гвен, дергая плачущую соседку за рукав. — Это мне Ульвин рассказал, слышал от кого-то из лесных. Заходят однажды в лес кот, бык и гусыня, а бык и говорит…

Но бедняга только пуще заревела. Она уже, кажется, не могла остановиться, и Гвен зашептала что-то успокаивающее, как делала мама. Потом еле слышно запела колыбельную, потом скорчила смешную рожу, но это тоже не помогло, наоборот — заслышав тихое пение Гвен, к рыданию присоединились все, кто стоял вокруг, и Гвен растерянно замолчала. Все оказалось немного сложнее, чем она представляла.

— А можно спросить? — обратилась Гвен к Смотрителю Один Один, когда та вернулась и повела ее и еще человек пять к одному из домов. — Нас когда отпустят?

— Не отпустить, — поколебавшись, ответила та.

— В каком смысле? — не поняла Гвен. — Ну просто скажите, когда?

— Плохо слушать? Быть здесь всегда до дальнейшие распоряжения. Не задавать вопрос. Не говорить с друг друг. Не нарушать порядок.

— А плакать можно? — в шутку спросила Гвен, потому что на раздающиеся отовсюду рыдания Смотритель не обращала внимания и никого не пыталась утешить.

— Нужно, — удовлетворенно кивнула Смотритель. — Плакать, бояться, сердиться. Это питать анимус Селения.

— Что такое анимус? — не поняла Гвен, но Смотритель уже распахнула дверь дома, втолкнула всех пятерых туда и закрыла за ними дверь.

Окон не было, но к темноте глаза скоро привыкли. На полу лежали ряды матрасов, и с них пялились на новоприбывших девочки, жившие тут еще до них. Гвен рухнула на ближайший свободный матрас и огляделась. Здесь Ястребов не было, а значит, настало время попробовать.

— Я была золотой волшебницей, — шепотом сказала она, когда все перестали шуршать и улеглись. Тишину нарушал только еле слышный плач тут и там. — У меня больше ничего нет, но я вам кое-что расскажу, а если вам понравится, вы меня поблагодарите. Хорошо?

— Нам нечем благодарить, — угрюмо ответила незнакомая девчонка.

— Мне хватит самой крохотной крупинки, — успокоила Гвен. — А если анима у вас подрастет, вам точно хватит расплатиться. В общем, слушайте. Да, магия куда-то делась, но моя мама — лучшая из волшебниц, и она мне рассказывала главное правило: все на свете находится в этом, в рав-но-весии. Если магии сейчас нет, то она где-то копится и, когда вернется, засияет так, что мы упадем от восхищения. Разумно?

Девочки переглянулись.

— Ну… да, — прошелестела одна, блестя глазами из темноты. — А когда это будет?

— Не знаю точно, в этом и есть приключение. — Гвен сложила ладони под щекой. От всех переживаний у нее начали слипаться глаза. — А мы пока аниму накопим. Только представьте, что сможете сделать, если у вас ее будет полно! Вообразите изо всех сил!

— Я заведу щенка, моего собственного, — мечтательно прошептала девочка у самой стены. — Мама несколько раз говорила, что разрешит взять у кого-нибудь из пастухов, если я буду хорошей.

— А я создам себе самые красивые наряды, — подхватил другой голос. — В моей деревне все бедные, даже плохонького волшебника нету, и мне все сказали, что я никогда много не накоплю. А я хочу такое платье, чтобы на нем вышитые цветы распускались, пока я по улице иду.

— Хочу, чтобы меня полюбил сын нашего рыбака, — тихо сказала девочка постарше. — У него такие ямочки на щеках! Говорят, от сильной анимы хорошеют, вот и стану красавицей, и он сразу меня заметит.

К разговору присоединялись все новые голоса, и Гвен сосредоточенно воображала все эти маленькие мечты так, будто они исполнились уже сейчас. Кажется, остальные делали то же самое: лица вокруг разгладились, плач стих. В длинной угрюмой спальне вдруг стало чуть светлее, и Гвен охнула, приподнявшись на локте. Она не ожидала от своей затеи такого сокрушительного успеха.

Мечты — великая сила, они питают тебя, но тут выяснилось еще вот что. Грезить о будущем, когда ты в безопасности, у зажженного очага, рядом с родителями, — приятно, но делать то же самое в темноте, в холодном чужом доме, понятия не имея, когда тебя отсюда спасут, — великолепно. Уровень анимы в каждом из этих перепуганных, промерзших сердец взлетел так, что воздух засиял. Все щенки и куклы, новые платья и красивые мальчики, одобрение родителей и приключения, все, чего отчаянно хотелось тем, кто тут собрался, хоть на секунду стало для них реальностью и во много раз усилило крохи анимы, оставшиеся в их сердцах после того, как общий источник магии куда-то делся.

Гвен тихо засмеялась. В слабом золотистом свете она смогла разглядеть лица, которые до этого едва угадывала сквозь темноту.

— Поблагодарите меня, — выпалила она.

И девочки нестройно, но с чувством шепнули:

— Благодарю.

Нежные золотые крупинки поплыли в ее сторону, Гвен бережно собрала их рукой и прижала к сердцу. Ощущение было такое восхитительное, что она не сразу заметила: стены этого угрюмого строения, будто в ответ на всплеск тепла, стали еще более ледяными, и бледное сияние в воздухе начало гаснуть, словно холод жадно его поглощал.

— Спрячьте все, — торопливо сказала Гвен. — Кажется, их магия чувствует нашу.

— Как это — спрятать? — пискнула девочка еще младше Гвен.

— Представить, что сияние вокруг тебя — твоя тайна и видеть его никому не надо, — важно ответила Гвен. Это ей говорила мама: та могла сиять, как солнце, и пару раз показывала ей этот трюк, но в остальные дни выглядела самой обычной женщиной. — Прячешь эту тайну как можно глубже в сердце, вот как в карман бы спрятал, и хранишь, пока не понадобится.

— А я слышала, настоящие волшебники прямо светятся, — вздохнул кто-то из темноты.

— Это чтобы покрасоваться, — фыркнула Гвен. — Самые-самые великие волшебники на вид точно как простые люди, им анима не для хвастовства. Ну же, прячьте! Дышите спокойно, не бойтесь и возьмите себе то, что и так ваше.

Вокруг засопели, но сияние пошло в правильном направлении: мягко сгустилось вокруг тел и впиталось в них, оставив холодную темноту ни с чем. Гвен с улыбкой раскинулась на матрасе. «Ярче свет во тьме горит» — вот что говорилось в стишке, который мама подарила тем молодоженам вместе со звездой. И правда, ярче, ну надо же! Сияющие крупинки анимы, которые в обычные дни были почти невидимы, в этих темных, наполненных чужой магией постройках казались звездами в ночном небе.

— Никому не рассказывайте, вдруг эти Ястребы узнают, а я не хочу с ними делиться, я первая придумала, — сонно пробормотала Гвен.

И заснула, предвкушая великие свершения.

Все получилось идеально. Днем Гвен старательно пряла шерсть под присмотром Ястребов и не привлекала внимания, чтобы они не догадались, какой бездонный источник анимы она нашла прямо у них под носом, а ночью шепотом рассказывала соседкам сказки и пела песни, просила делиться своими мечтами и вспоминать смешные истории, — что угодно, чтобы поднять им настроение. Хорошо, что всем хватало ума общаться очень тихо, — через неделю Гвен, выйдя ночью подышать, заметила, что Ястребы куда-то неспешно идут. Она спряталась и стала наблюдать в щелочку двери. Оказалось, они обходили Селение и делали это через одинаковые промежутки времени. Гвен аж вспотела при мысли о том, как же повезло, что короткие всплески анимы в их доме, похоже, еще ни разу не совпали с обходом, а значит, никто не заметил сияние под дверью. За это время она уже поняла: Ястребам не нравится золотая магия. Наверное, они неудачники, которые не способны ее создавать, вот и завидуют.

Делиться с неимущими вообще-то правильно, но Гвен решила, что в случае с хмурыми сердитыми Ястребами правило можно обойти. С тех пор для сказок и песен они собирались в самом дальнем от двери углу дома, чтобы щель под дверью их не подвела. Гвен из кожи вон лезла, стараясь взбодрить и насмешить своих испуганных подруг, а те в ответ не скупились на благодарность. Через месяц жительницы их дома выглядели настолько лучше и здоровее остальных, что Гвен боялась, как бы их игру не раскрыли, но тут, словно нарочно для нее, всех девочек в Селении перераспределили по другим домам.

Много позже она выяснила, что это стандартная ястребиная задумка, чтобы люди не успели сдружиться и обсудить побег. Ястребы, конечно, так и не узнали, какую услугу оказывали ей своими унылыми ежемесячными перестановками. Домов было десять, и за ближайшие десять месяцев Гвен успела подружиться со всеми, кого до этого встречала только на работе в общей мастерской. Каждый месяц начинался как праздник: она получала заплаканных, тоскующих соседок, утешала их и наполняла надеждой на будущее, а они, усиливаясь сами, щедро с ней делились.

Ястребы, кажется, разбирались в золотой магии так плохо, что различали только явные ее проявления, — пока не пытаешься обращать свою аниму в настоящую магию, они тебя в упор не видят. Однажды, когда привезли новую телегу с незнакомыми девочками, одна из них попыталась наложить на Ястребов какое-то наваждение с помощью магии, которая в ней осталась. Гвен с тоской глянула на ее блестящие золотом руки и даже немного позавидовала, но быстро перестала: Ястребы всполошились, надели девочке на запястье черный браслет и увели к себе в управление. Больше Гвен ее не видела и с тех пор стала еще осторожнее, снова и снова объясняя соседкам, как себя вести: днем не улыбаться, в глаза Ястребам не смотреть, ночью разговаривать почти бесшумно и только в дальнем от улицы углу дома, аниму сразу прятать на самое дно сердца и ни за что, никогда не тратить. «Когда выйдем отсюда, тогда и потратим», — шептала она, и все согласно кивали.

Гвен прямо смешно было слушать новеньких девочек, которые боялись Ястребов как огня и считали, что те видят тебя насквозь и уничтожат на месте за одну только мысль о непослушании. Вообще-то Ястребы оказались теми еще лопухами — считали своих подопечных тупицами и оттого даже не заподозрили в хитрости.

Целый год Гвен купалась в успехе и щедро пополняла запасы. Ее уважали, ею восхищались, она была полезной — словом, была самой настоящей золотой волшебницей, только еще лучше, потому что ухитрялась творить магию, вообще на нее не тратясь.

Но год спустя соседки по дому начали повторяться, а новые девочки, которые поступали снаружи, только панику сеяли. В отличие от старожилов, они еще до Селения много слышали про непобедимых холодных Ястребов, — оказалось, те продолжали захватывать золотые земли, держа в ужасе всех местных жителей.

Потом в Селение начали переводить тех самых младенцев, успевших вырасти в мрачных малышек. И все уже успели понять, что выбраться отсюда будет непросто. Первые надежды исчезли, мечты уже не радовали, будущее с каждым проведенным здесь днем отодвигалось все дальше. Одинаковые дни, никаких новостей, погода, которая из-за какой-то ястребиной магии никогда не менялась, безвкусная еда, угрюмые лица смотрителей, многочасовая работа за прялкой — ничто из этого аниму не питало, и девочки слабели. Гвен не сдавалась, выдумывала сказки с запутанным сюжетом, каждый раз прерывая рассказ на самом интересном месте, чтобы слушательницам было чего ждать. Насочиняла шуток про Ястребов и их порядки. Освоила трюк с исчезающими предметами, которым с ней поделилась одна из старших девчонок, прежде чем ее забрали туда, куда забирали подросших детей.

Радовались ее историям теперь меньше, а некоторые еще и благодарить перестали, чтобы поберечь аниму, но Гвен все равно собирала за вечер хотя бы несколько крупинок и бережно прятала в своем сердце — ради чайки, которая ждала ее дома, и ради мамы, лицо которой постепенно начинала забывать.

Через пару лет кропотливого труда Гвен была богаче всех в Селении, но устала так, что еле таскала ноги. Иногда она, проснувшись, не могла даже вспомнить, зачем ей все это нужно, зачем во время работы, пока остальные сонно крутят колесо своих прялок, ей одновременно надо сочинять новые шутки и истории. Время начало ее побеждать, иногда она еще ухитрялась насмешить подруг до слез, но все чаще рушилась и засыпала, едва дойдя до матраса.

В следующий раз она очнулась от рутины, когда Ястребы вызвали к себе ее и несколько других девочек. Смотритель, которая умела говорить на их языке, объяснила, что им уже одиннадцать лет, а значит, пора отправляться в игровое Селение.

— Это важная работа, — сказала Смотритель, строго поглядывая на них. Гвен так ни разу и не видела без маски ни одну из работниц Селения. — Выполняйте ее эффективно.

И с этим теплым напутствием их отвели к неприметной дверке в стене, огораживающей Селение. У Гвен бешено заколотилось сердце. Что, если за дверью будет просто лес и Смотритель скажет: «Вы что, правда купились на то, что бывают игровые Селения? Ха! Отправляйтесь-ка домой, вам пора».

Но за дверью оказались все те же одинаковые дома, тусклый серый свет и ни одного дерева. Только здесь было еще холоднее, а вместо огромного помещения, где они пряли, располагалось просторное круглое строение, которое Смотритель, прежде чем захлопнуть дверь, гордо назвала игровой ареной. На этой стороне их встретила другая Смотритель и развела по домам, которые ничем не отличались от тех, что они покинули.

Гвен остановилась в дверях дома и потрясенно уставилась на девочек, спавших на матрасах. Так вот куда делись те, кого забирали из их Селения! Всем тут было от одиннадцати до, наверное, шестнадцати, и у всех были тусклые, бледные и уставшие лица: то ли из-за стен, от которых разило жутким холодом, то ли из-за «важной ежедневной игры», которую пообещала им Смотритель. Гвен свернулась на свободном матрасе, и ее охватила тоска. Судя по лицам, которые хмурились даже во сне, никто здесь в сказки не верил, и она поняла, что, кажется, тоже перестает в них верить.

Игра оказалась жуткой штукой, где ты должен либо драться холодным оружием Ястребов, либо поддерживать других дерущихся, и все это — чтобы наполнить силой трофеи: предметы, которые впитывали гнев, страх и другие вредные для анимы чувства. Ястребам эти штуки зачем-то были нужны. Гвен уныло смотрела, как к трофейным кубкам и перьям, ножам и браслетам тянутся от игроков едва заметные крупинки чего-то черного и холодного, противоположного аниме, и думала о том, что новой анимы в таких условиях не создашь, главное — не потерять то, что есть.

Здесь все время хотелось спать — видимо, из-за того, что много сил уходило на игру и производство этого темного холодного волшебства, к которому дети из золотых народов не привыкли. Гвен пару раз попыталась развеселить соседей перед сном, но те лишь бросили на нее измученные, тяжелые взгляды и отвернулись.

Очень хотелось потерять надежду окончательно, но Гвен запретила себе, чтобы не погасить все, что накопила. Нельзя было дать злому, яростному холоду добраться до сердца, где хранилось единственное, что еще имело в жизни смысл: анима.

Удерживаться в игровой таблице так, чтобы не привлекать внимания ни особыми успехами, ни громкими поражениями, оказалось непросто, и следующие пять лет прошли незаметно. День накануне того, как все закончилось, ничем не отличался от предыдущих дней. А потом наступило утро.

Они мирно спали, когда по глазам резанул свет. Гвен сморщилась и натянула одеяло повыше — чувствовала, что вставать еще рано, игра ведь начинается позже. Но свет вокруг рос и рос, Гвен со стоном откинула одеяло — и охнула. Она еще ни разу не видела их угрюмый спальный дом так ярко освещенным. Удивительно чистый свет, проникающий снаружи, из-под закрытой двери, наполнил каждый угол, осветил каждое сонно наморщенное лицо. Гвен заторможенно подумала о том, что где-то уже видела такой свет раньше, и, первой выбравшись из постели, осторожно выглянула на улицу.

Вечно серое небо над Селением шло трещинами, и сквозь них пробивалось чудесное сияние. Когда серость растаяла окончательно, небо оказалось поразительно голубым, а посреди него висела светящаяся штука, о существовании которой Гвен давным-давно забыла.

«Солнце, — вспомнила она, щурясь от невыносимо яркого света. — Вот как это называется».

Из всех домов нерешительно выглядывали девочки. Свет им был совсем не к лицу, — выглядели они ужасно: бледные, серые, неровно стриженные, в одинаковой одежде. И все смотрели, запрокинув головы, как по синему небу летит какое-то живое существо с крыльями.

«Птица», — вспомнила Гвен, но какая именно, вспомнить не успела, потому что рухнули окружавшие Селение стены.

Холодные черные камни с грохотом раскатились, а за ними оказался лес. Звуки и запахи с непривычки казались оглушительными: шепот листьев, шорох веток, голоса птиц. Камни, которыми были выложены улицы, тоже треснули, обнажив ароматную влажную землю. Запахло осенними листьями, мхом и, самую малость, болотцем.

Девочки сбились вместе, хватаясь друг за друга: внезапные перемены перепугали их до смерти, но Гвен, тоже крепко держась за соседок, подумала о том, что не такие уж они внезапные. Последний месяц Смотрители, Мастер Игры и остальные Ястребы, — даже та, что отвечала за кормежку, — были какие-то пришибленные и беспокойные, все время переглядывались, словно молча беседовали. Даже их тени-монструмы дергались, чесались и нервничали. И вот теперь Ястребы, приняв птичью форму, которую почти никогда не показывали, взлетели над крышей главного управления и, хрипло что-то клекоча, рванули к горизонту.

Радоваться никто пока не решился, мало ли, чем все закончится, — все просто расселись около домов, выжидая. Через пару часов захотелось есть, и девочки, замирая от собственной дерзости, толпой добрались до склада, где Ястребы хранили еду. Его никто не сторожил, девчонки похватали и съели все, что попалось под руку, затем единодушно разбрелись по домам и заснули.

Второе пробуждение было еще более странным, чем первое. К звукам и запахам леса они уже немного привыкли, но ничто не подготовило к тому, что разбудит их такое странное существо.

— Привет, — сказало существо, дружелюбно тряся Гвен за плечо. — Эй, девочка, просыпайся!

Гвен распахнула глаза и завопила. Над ней нависал кто-то несуразный, ростом в половину человеческого, и глядел вытаращенными глазами без ресниц. Она отпрянула и заметила, что другие девочки тоже жмутся к стенам — существо не пожалело времени, чтобы разбудить каждую по очереди.

— Добрый вечер! — Когда все проснулись, оно замерло посреди дома, обводя всех торжественным взглядом. — Вы уже не первые, к кому я прихожу, поэтому, наученный опытом, кратко изложу положение дел. Меня зовут Ксенос, я покровительствую тем, кто радушен к чужакам и дружелюбен к непохожим.

Сказав это, существо вдруг счастливо, взахлеб засмеялось — Гвен таких звуков давным-давно не слышала. Наверное, оно очень гордилось своей работой.

— Все закончилось, — тепло сказал Ксенос. — Власти Ястребов пришел конец, они улетели и, уж конечно, не решатся больше к нам соваться! Новое место силы объединило земли, магия вернулась. Те Ястребы, что работали в Селениях, сбежали последними. Рюрик говорит, у них было распоряжение оставаться там, чтобы направить игроков на помощь Империи, если она придет забрать наши земли снова. Но никто не пришел, а мы, природные существа, дети земли, сами разрушили Селения. Тут-то оставшиеся Ястребы и улетели. Отлично, да?

У Гвен от такого количества сведений начала болеть голова, поэтому она решила прояснить хоть что-нибудь.

— Кто такой Рюрик? — спросила она. — Тоже какое-то существо?

— Ну что ты! — удивился Ксенос. — Это наш князь!

— Кто?

— Князь! Он сам это слово выбрал! Вроде как главный, тот, кто всем говорит, что делать. Он такой умный! Вы ахнете, когда увидите, какой он город устроил около озера! Город — это тоже его словечко, вроде как большая деревня, но…

— Помедленнее! — взмолилась Гвен.

Остальные девочки тупо пялились на существо, и Гвен вдруг поняла: она сама не боится и спокойно с ним говорит, потому что давным-давно, в полузабытом детстве, частенько видела волшебных созданий, хотя, кажется, вот это страшненькое не встречала.

— Нам-то что делать? — жадно спросила она.

— Я за этим и пришел: объявить! Я глашатай, вестник самого Рюрика!

— Ой, ты прям влюбился в этого Рюрика, — от волнения ляпнула Гвен.

Она даже слова такого не помнила, но сейчас оно как-то само вырвалось из глубин памяти.

— Вы все такие грубые, — пробормотал Ксенос, слегка прижав уши. — Я уже не в первом Селении с этим сталкиваюсь, но женское у меня первое, вы же девочки, вы должны…

Дальше Гвен перестала слушать — до нее дошло то, что могло бы дойти еще в начале разговора, если бы она не была так растеряна и сбита с толку.

— «Не в первом Селении»? — медленно повторила она. — Их много?!

— Конечно, — закивал Ксенос. — Весьма много! Мы половину уже освободили. Ястребы забирали всех детей и сторожили. Да, да, я знаю, это ужасно, но теперь…

Гвен растянулась на матрасе и уставилась в потолок. У нее все эти годы не было сил думать о чьих-то чужих неприятностях за пределами Селения, но вот теперь до нее начал доходить полный размах проблемы.

— В общем, Рюрик сейчас работает с берестой. Выясняет, кто откуда, чтобы вас можно было отвести домой, — продолжал тараторить Ксенос. — Он такой умный! Знает все значки, которые Ястребы наносят на бересту: они так хранят сведения, а не просто запоминают, представляете?

О бесконечных совершенствах этого Рюрика слушать Гвен не хотелось, в голове стучало одно слово: «домой». Их собираются отвести домой. В памяти всплыла огромная выбеленная печь, и окна со ставнями, и обитые железом лари. Дом. Не дожидаясь завершения речи, она бросилась на улицу, готовая идти хоть сейчас, но Ксенос перегородил ей путь.

— Он сам объявит, когда пора, — мягко сказал он. — Можете пока подремать, путь будет долгий, остальные дети, которых я провожал, все время засыпали. А мне пора в остальные постройки, рассказывать, что все теперь хорошо. Ну же, улыбнитесь, беды закончились!

Никто не улыбнулся, потому что не смог вспомнить, как это делается, и Ксенос со вздохом выскользнул за дверь.

Таинственный Рюрик объявился только ночью, когда все и правда уже заснули. Ксенос примчался снова, захлопал в ладоши, чтобы всех разбудить, и потянул наружу, хватая за одежду своей сухонькой ручкой.

Жительницы Селения толпились вдоль улицы, а посреди нее стоял человек, в котором было примечательно сразу несколько вещей. Во-первых, он был парнем, а их тут никто не видел большую часть своей жизни. Во-вторых, он был роскошно одет: ярко и многослойно, в мягкие новенькие ткани красного, белого и зеленого цвета. В-третьих, у него были волосы, чем тут тоже никто не мог похвастаться, и не какие-нибудь завалящие, нет, это были чудесные темные кудри, волнами обрамляющие симпатичное задорное лицо. Вокруг толпились какие-то волшебные существа, но им внимания доставалось меньше: девочки пялились на красавца, не отрываясь ни на секунду. Тот, кажется, к такому привык. Не меняясь в лице, он дождался, пока из всех домов выйдут на улицу, и заговорил на местном языке, громко и внятно.

— Добрый вечер. Я Рюрик, князь объединенных приозерных золотых земель. Ксенос уже объяснил вам, что Ястребы здесь больше не правят, вы можете возвращаться домой.

На улице было серо, но Гвен уже поняла, что это не та серость, в которой они жили каждый день, — в свободном, широком, темно-синем небе начинался рассвет. За грудами камней, оставшимися от стены, нежно щебетали птицы. В этом бледном свете красавец выглядел уставшим — судя по стопкам бересты в его руках, пока они спали, он был чем-то занят: Гвен видела такие листы у Ястребов, и те всегда очень деловито водили по ним палочкой.

— Я изучил все записи, где было указано, откуда вас в свое время забрали. Ястребы любят порядок, и иногда это очень кстати. — Рюрик вдруг фыркнул, будто сказал шутку, смысл которой все равно не понял никто, кроме него. — Я распределил вас по группам в зависимости от места, куда вам надо вернуться. Каждую группу поведет одно из существ. Не волнуйтесь и соблюдайте порядок. Я буду называть номера и указывать, в какую группу вам надо встать.

Он говорил ну очень похоже на Ястребов: те умели всех организовывать и выражать свои требования с удивительной четкостью. Ладно, не Ястреб же он: во-первых, те носят совсем другую одежду, а во-вторых, все Ястребы — женщины. Во всяком случае, других Гвен никогда не видела.

Красавец начал спокойно произносить номера, и Гвен, услышав свой, Девять Семь Пять, встала туда, куда указала его бледная рука, успев по дороге спросить:

— А почему Ястребы улетели? Что произошло?

Красавец удивленно вскинул глаза. До этого никто по пути на свое место и звука не произнес.

— Долгая история, — невозмутимо ответил он, глядя в упор, будто ждал, что она опустит взгляд. — И это не имеет отношения к текущей проблеме: вернуть всех домой. Пожалуйста, встаньте туда, куда я велел.

«Зануда, — мрачно подумала Гвен, нехотя вставая на указанное ей место. Красавец тут же потерял к ней интерес и начал командовать другими. — Да еще и зазнайка».

Где-то, кажется, произошли интересные события, а она все пропустила, сидя тут, и даже рассказа не услышит. Ее это внезапно так расстроило, что она не сразу поняла: девочки, которых поставили в одну группу с ней, — те же, с которыми она попала сюда давным-давно, а незнакомые дети помладше — это, наверное, бывшие младенцы. Гвен на секунду обрадовалась, а потом пришла в ужас: все выглядели такими взрослыми, что она впервые поняла, как же долго они все тут торчали.

— Деревня Чаща, — простучал голосок откуда-то снизу.

Гвен невесело опустила глаза и увидела человечка, сложенного из камней: роста он был крохотного, но Гвен вспомнила, что такие существа бывают и огромными. То, которое она когда-то встречала, было ростом с целый дом.

— Я Турмалин, — простучал человечек, ловко ухитряясь отстукивать слова камнями, из которых состояли его челюсти. — Отведу вас домой. Бедняжки! Не отличить от мальчиков, такие же лысые и сердитые. Я очень хороший и опытный проводник, это уже четвертое мое путешествие. Раньше я боялся людей, но оказалось, что вы не такие уж страшные, особенно те, которые из Селений. Ну, вперед!

Турмалин деловито пошел куда-то, прыгая по вывороченным остаткам каменных плит, которыми были завалены улицы. Холодом от этих камней больше не веяло, словно они растеряли последние остатки своей магии.

— Все теперь будет хорошо, — прошептала высокая сутулая девочка.

Гвен непонимающе моргнула — в первый момент она даже не узнала, что за гримаска с растянутыми губами появилась на лице этой дылды. Потом вспомнила: это называется улыбка, знак радости или одобрения, — и неумело, слабо улыбнулась в ответ.