Дарители. Сердце бури

Екатерина Соболь, 2018

Пятая, заключительная книга саги Е. Соболь «Дарители». Смертельная опасность надвигается на сказочное королевство. Удастся ли Генри спасти от гибели своих друзей и близких, все то, что он любит? Ради этого он готов снова стать пешкой на игровой доске и даже совсем ее покинуть, но не раньше, чем попытается сразиться с могучей, безжалостной силой, во много раз превосходящей его собственную. В битве за прекрасный сказочный мир, созданный Барсом, Генри понадобится вся его доброта, мужество, твердость и, конечно, один из самых волшебных даров на свете – дружба.

Глава 2

Рокировка

Генри всегда казалось, что науку впечатляюще появляться и исчезать волшебники осваивают годами, но у Хью, похоже, оказался прирожденный талант. Выглянув в окно, Генри почувствовал, что сердце стиснулось до размеров лесного ореха. На город с невероятной скоростью наползала грозовая туча, и она не была бесформенной, как положено тучам. Два ярких сполоха молний постоянно вспыхивали в одних и тех же местах, словно глаза, а под ними была прореха, напоминающая рот, и только Генри успел об этом подумать, как рот начал двигаться — в такт словам.

— Она тебя даже не видела никогда, — внятно сказала туча, сверкая молниями, и Генри показалось, что он сходит с ума. Голос Хью он отлично помнил, но никак не ожидал услышать его вещающим с небес. — И все равно перед смертью обратилась к тебе. Думал, я не узнаю?

— Не буду тратить время на вопрос «Что происходит?», — выдохнул Джетт, вцепившись Генри в локоть. Туча открыла рот шире, и дворец мелко задрожал. — Бежим.

От ужаса у Генри рубашка к спине прилипла, но он кое-как заставил себя соображать. Туча выглядела так, словно собиралась проглотить дворец целиком, и Генри решил не проверять, насколько у Хью плохо с головой и доведет ли он дело до конца.

— Возьмитесь за руки, — сипло проговорил Генри.

— Думаешь, поможет? — выдавил Джетт, но под взглядом Генри послушно схватил взмокшими пальцами руки Генри и Агаты.

Та вцепилась в Эдварда, а Эдвард — в Перси, который наконец-то проснулся. «Дом Тиса», — изо всех сил подумал Генри и представил его так ярко, как только мог. В комнате уже было совсем темно, туча раскрыла свой злой облачный рот прямо над крышей, Генри слышал в далеких коридорах топот и взволнованные голоса, но в следующее мгновение все эти звуки начали таять, а запах грозы сменился запахом пыли, вечно висящим в гостиной Облачного дома.

Джетт, кажется, неудачно приземлился на больную ногу и растянулся на ковре, утянув за собой остальных. Несколько секунд они впятером барахтались на полу — от пережитого ужаса не до всех дошло, что руки соседей можно уже отпустить. Генри отполз первым: он почувствовал, что от всего происходящего огонь взбодрился.

«Теперь ты в уголке не отсидишься, — напевал он. — Такого врага мечом не зарубишь, хорошо, что меч нам и не нужен».

— Заткнись, — устало сказал Генри.

Эдвард рядом с ним замолчал, и Генри сообразил, что тот рассказывал Перси, что произошло, пока он спал.

— Да уж, я недооценил Хьюго, — пробормотал Перси.

Он тяжело дышал, озадаченно щупая то место на шее, где бьется пульс. Лицо у Перси было удивленное, будто он и забыл, как проявляется волнение в человеческом теле.

— Я должен был еще ночью с ним разобраться, — выдавил Генри. — Тогда Мойра бы не погибла. И ее отец, и повар, и…

— Надо вернуться, там моя мать. Что, если эта рожа в небе всех убьет. Что, если… — дрожащим голосом перебил Джетт. — Когда я сказал «бежим», я имел в виду «из комнаты», а не «из города». Я возвращаюсь.

Он поднялся и захромал в прихожую, но Генри дернул его назад, каждую секунду ожидая, что потолок рухнет или стены сомнутся, как бумага. Хью может все, что помешает ему и сюда добраться? Идиот, кретин, ну почему он не послушал Странника?

— Стой, успокойся. Ему нужен я, остальных он не тронет, — сказал Генри с куда большей уверенностью, чем чувствовал.

Все смотрели на него так, будто он должен был немедленно сказать им, что делать. Генри поймал себя на том, что вот так же смотрит на Перси, но тот молча вытянул из-под кресла одну из кошек Тиса, прижал ее к себе и свернулся клубком в углу дивана. Генри почувствовал укол раздражения, — как можно быть таким беспечным, когда такое творится! — но потом заметил испарину на лбу Перси, его плотно сжатые губы и зажмуренные глаза, и гнев разом исчез.

— Ты всегда был таким слабым? — спросил он, усаживаясь рядом. — До того, как… Ну… стал Барсом?

Бывали плохие и хорошие дни, — не открывая глаз, пробормотал Перси. — Простите, друзья, я и забыл, какая это слабая вещь — тело. Вы мне никак не поможете, обсудите-ка лучше, что делать с Хью. За меня не волнуйтесь, болезнь — это путь, по которому каждый идет в одиночку. — Он выпустил кошку и лег на бок, обхватив себя обеими руками. — Не помогает, их силы тоже не бесконечны. Тис берег своих котиков и не использовал слишком часто, а в последнее время у них было много работы.

Последние пару фраз Генри едва разобрал — голос Перси стал тихим и смазанным, будто язык больше ему не подчинялся. Эдвард вытянул из рук перепуганной Агаты таблички и уголь и протянул все это Генри.

— Я читал про интересное решение любой проблемы, — сказал Эдвард. — Записывать все идеи, какие приходят в голову, даже самые глупые, чтобы рано или поздно набрести на удачную. Озаглавь этот список: «Как победить мерзкого бессмертного козла» — даже странно, что в этот раз речь не про Освальда, — и приступай. А я кое-что попробую сделать, и для этого мне нужна тишина.

Генри отказываться не стал — он не прочь был чем-нибудь занять руки, чтобы не начать ломать мебель от отчаяния. Он так рассчитывал, что Барс просто скажет ему, что делать, поможет ему, но, кажется, помощь нужна была самому Перси.

— А нам что делать? Молчать, пока Хью крушит дворец? — раздраженно спросил Джетт, но под взглядом Эдварда тут же сник.

— Там остался и мой отец тоже, — отчеканил Эдвард, сел около Перси и взял обе его руки в свои. — А с тем, чтобы помолчать, тут нет проблем ни у кого, кроме тебя.

— Если у него смертельная болезнь, вы ноги протянете, забыли? — нервно поинтересовался Джетт. — Я не заплачу, но кое-кто явно заплачет.

— Стой, я помню, не тупой, — пробормотал Эдвард с закрытыми глазами, словно почувствовал, что Генри шагнул к нему, чтобы оттащить. — Но я тут подумал: что, если я могу не просто лечить, а управлять своим даром, видеть, что делаю, отдавать не все подряд, а сколько нужно.

Генри заставил себя сесть обратно и не мешать. Перси задышал ровнее, серый цвет понемногу начал сходить с его лица.

— Как же люди сложно устроены, — завороженно пробормотал Эдвард. — Ты просто… Ты родился таким. Это что-то серьезное, большое, что-то с костями в спине.

— С позвоночником, — подсказал Генри, вглядываясь в его болезненно сосредоточенное лицо.

— Я ничего тут не понимаю. Но я… — Эдвард открыл глаза и встал. — Я научусь и вылечу тебя. Ты больше не один, ясно?

Перси с улыбкой прислушался, будто не мог поверить в биение собственного сердца. Выглядел он и правда лучше, а Эдвард даже не побледнел.

— Я бы так хотел вам помочь, но я понятия не имею, как угомонить Хью, — виновато сказал Перси, садясь ровнее. — Когда я был Барсом, никто не пытался от меня избавиться, так что опыта в таком деле у меня не больше, чем у вас.

В комнате повисло молчание, прерываемое только переступанием мягких лап — остальные кошки внезапно повылезали из своих укрытий и теперь бродили, ища уютные местечки на плечах или коленях присутствующих. Генри согнал Пастилку, поставившую лапы ему на грудь, — трудно сосредоточиться, когда перед глазами маячит пушистая белая морда, а у него как раз появилась отличная идея.

— Хью может найти нас здесь? — уточнил Генри.

— Вряд ли он пока владеет силой настолько, чтобы разглядеть в ткани мироздания тайные убежища волшебников, — покачал головой Перси.

— Как ты вообще видел мир, когда был Барсом? Мог разом смотреть во всех направлениях?

— Нет, только в одном. Сразу за всем не уследишь, вещи идут своим чередом, — объяснил Перси, усадив себе на колени сонную рыжую кошку. — Но если рядом с Хью окажется кто-то, кто хочет ему навредить, он наверняка почувствует угрозу и прикончит врага любым доступным способом.

— То есть Барс и правда знал все мои мысли, как мама мне в детстве говорила? — с ужасом переспросил Джетт. — Прости за все, что слышал в моей голове за эти годы.

— Нет, мысли читать я не мог, — фыркнул Перси, — но всегда улавливал общие намерения.

Все подавленно замолчали — озарений на тему того, как победить существо с бесконечной силой, ни у кого, кажется, не было. Тишину нарушал только скрип угля, которым Генри царапал по картону. Записывать идеи оказалось неожиданно удобно, словно так они обретали больший вес.

Когда картонка закончилась, Генри выпрямился и бросил уголь на стол.

— Нужна будет помощь Алфорда или Джоанны, много волшебных предметов и согласие Свана. Помните, как Освальд переплавлял творения мастеров в напиток подчинения, а Тис точно так же создал меч, который может убить кого угодно?

И Генри прочел им список всего, что нужно будет сделать. Когда он закончил и поднял голову, сразу стало ясно, что аплодисментов он не дождется: все смотрели на него так, будто он сказал что-то ужасное.

— Как думаешь, Перси, сработает? — спросил Генри. Тот медленно кивнул.

— Не хотел бы я быть твоим врагом, — выдавил Джетт. — Слушай, Генри… Ты же всегда был добрым даже к тем, кто об тебя ноги вытирал. Никого не убивал, ни с кем не поступал вот так. Что изменилось?

— Хью это заслужил, — отрезал Генри. — Он убийца, я чуть не потерял свою семью из-за этого подлого крысеныша, и если других возражений нет, то вперед.

— Одолеть врага, потеряв при этом человеческое достоинство, — это не победа, — покачал головой Перси. — Нет, Генри. Это жестокий план, а ты никогда не был жестоким.

— Если бы Эдвард остался мертвым, я бы своими руками вырвал этому ублюдку сердце, — спокойно сказал Генри. — Так что оцените мою сдержанность и давайте начинать.

Эдвард поднялся и с непонятным выражением лица подошел к нему.

— Знаешь, что я заметил? — сухо спросил он. — Ты делаешь всех вокруг хорошими людьми, у тебя к этому прямо талант, и пришла пора нам вернуть должок. — Он наклонился к Генри и положил руку ему на плечо. — Не будем так поступать. Вот это я сожгу, и считай, что мы ничего не слышали, ладно? — Эдвард взял у него из рук картонку и убрал себе в карман. — А теперь пораскинь своими героическими мозгами и придумай что-нибудь не настолько мрачное.

— Веселое представление, в котором никто не пострадает? — огрызнулся Генри, а потом рот у него округлился, потому что внезапно собственные слова показались не такими уж глупыми. — Надо отвлечь его внимание. Он тупой и самоуверенный, на этом его и подловим. А я тем временем…

Генри посмотрел на свои руки. Он не смог снять заклятие с Агаты, но ведь силу Хью получил без всяких условий, так что может сработать. Правда, огонь словно услышал его мысли и больно толкнул в грудь изнутри — он явно был не в восторге, что его опять собираются натравить, как пса, но его мнения Генри спрашивать не собирался.

— Джетт, помнишь, как я расколдовал Олдуса Прайда, когда Освальд дал ему напиток подчинения? — с усилием проговорил он, потирая грудь.

— Такое забудешь, — фыркнул Джетт, сжимая и разжимая кулаки: видимо, беспокоился о матери.

Впрочем, Генри оценил то, что панические крики Джетт теперь держал при себе.

— Я тогда понял, что, прикоснувшись, забираю сначала волшебство, а уже потом жизнь. То есть жизнь я ни у кого еще не забирал и не собираюсь, — спохватился он, заметив выражение лица Эдварда. — Перси, я помню, как ты сказал, что у Хью силу теперь не отобрать, но, думаю, мой дар это правило не учитывало. Короче, делаем так: я иду к Хью, прикасаюсь к нему, забираю силу, отдаю ее Перси, и он снова превращается в Барса.

— Простите, друзья, — покачал головой Перси. — Не хочу. Я даже забыл, какое это счастье — быть просто человеком. Даже нездоровым, — кивнул он в ответ на недоуменный взгляд Агаты. — Генри, хочешь оставить ее себе? Из тебя получится отличный волшебник.

— Нет, я тоже хочу быть просто человеком. Очень хочу.

— Может, мне отдадите эту силу? — с надеждой спросил Джетт. — Я бы нашел ей применение. Всем в королевстве пожелал бы денег и большие дома.

Агата закатила глаза, а Перси мягко сказал:

— Если Генри не хочет такого подарка, думаю, будет лучше, если мы перенесем силу за Предел, где она мирно лежала с начала времен, и там же она и останется. Я видел в паутине будущего, что однажды враги, которые уничтожили мою деревню, придут снова, и сила понадобится кому-то, чтобы их победить.

— Так и сделаем, — согласился Генри. — А Хью посадим в Цитадель, и пусть думает там о своем поведении до конца жизни. Вопросы?

— Один есть, — поднял руку Джетт. — Что, если ты не удержишься, прибьешь Хью волшебной силой своих рук и превратишься в Разрушителя с большой буквы «Р»?

— Не прибью, — отрезал Генри. — Я управляю своим даром лучше, чем любой разрушитель в истории, уж поверь.

— За что я люблю тебя, друг, так это за скромность, — пробормотал Джетт, и лицо у него немного расслабилось.

— А вы поможете мне отвлечь внимание Хью, чтобы он не заметил, как я подкрадываюсь, — подытожил Генри. — Вот что надо сделать…

С каждым его словом лица у всех вытягивались сильнее, и под конец его речи изумленным выглядел даже Перси.

— Полнейшее безумие. Мне нравится, — подытожил Джетт, когда стало ясно, что остальные всерьез потеряли дар речи.

— А я что буду делать? — спросил Перси.

— Ничего. Ты не пойдешь.

Перси издал протестующий звук, и Генри подошел к нему.

— Можно мы посмотрим дом? Никогда не был в жилище волшебника, — громко сказал Эдвард.

Генри благодарно кивнул ему: Эдвард был мастером дипломатии и отлично чувствовал моменты, когда людей надо оставить наедине. Когда за ними закрылась дверь, Генри присел на край дивана и уложил обратно Перси, который пытался встать.

— Ты нам нужен живым и здоровым, — сказал Генри и, поймав на полу еще одну кошку, уложил ее рядом с Перси. — У тебя есть я, твой белый ферзь, и я все сделаю.

Перси рассеянно погладил кошку. Он выглядел совсем хилым, и от этого Генри охватило ужасное ощущение, которому он не сразу отыскал название: он чувствовал себя безнадежно взрослым, как будто его детство закончилось в этот самый момент. Добрый волшебник, который хранил его, пока он рос, исчез, и теперь, отныне и навсегда, придется самому разбираться со всеми своими неприятностями. Он обнял Перси, стараясь не касаться голой кожи, и тот сжал его обеими руками в ответ, а потом отстранился и важно сказал:

— Благословляю тебя на подвиги, герой новых времен. Иди и побеждай.

Барс всегда любил торжественные напутствия, и хотя бы это не изменилось.

— Поспи тут, а когда все закончится, я приду и разбужу тебя. Обещаю, — сказал Генри.

А потом встал, поклонился и вышел в прихожую не оглядываясь.

Джетт сидел в кресле около входной двери и разглядывал гладко причесанный затылок Агаты. Та не обращала на него внимания — трясла нижний ящик комода, пытаясь понять, как он закреплен в пазах. Эдвард занимался тем, что нарочно пытался встать так, чтобы загородить Джетту вид.

«Вот ведь набрал ты себе помощников — сущие дети», — задумчиво сказал огонь, и Генри дернулся от неожиданности. Огонь редко делал замечания, не связанные с жаждой кого-нибудь прикончить.

— Через эту дверь можно выйти куда угодно, — сказал Генри, привычно пытаясь оттолкнуть чужие мысли. — И я готов поспорить, что знаю, где искать Хью.

Он сжал ручку входной двери. Недавно он был уверен, что никогда больше туда не вернется, но, кажется, жизнь про твои планы не спрашивает.

— А воодушевляющую речь? — сдавленно спросил Джетт у него за спиной.

— Давайте постараемся не умереть, — сказал Генри и потянул дверь на себя, но Джетт вцепился в его запястье.

— Стой, друг, можно тогда я скажу?

Генри нехотя выпустил ручку и обернулся. Кажется, не только Джетту было не по себе — Агата, выпустив ящик комода, наматывала кончик косы на палец, Эдвард тревожно поджимал губы.

— Валяй, — сказал Генри.

— В общем, слушайте: я помню, что вот на этом самом месте, в этой прихожей я поверил, что волшебство существует, — зачастил Джетт. — С тех пор я всякого волшебства навидался, и хорошего, и плохого, но до сих пор счастлив, что оно есть. И мне… Мне приятно тут быть, несмотря на грустный повод. И я рад, что у меня есть такой друг, как ты, Генри. — Он вдруг смутился, и шея у него покраснела. — Короче, давайте надерем зад Хью, он вообще не заслуживает того, что получил. Ура и вперед!

— Всегда мечтал услышать напутственную речь со словами «надрать зад», — задумчиво сказал Эдвард. — Доложу отцу, как его новый музыкант расширяет мой словарный запас.

Генри дернул на себя дверь, пока эти двое опять не начали, но краем глаза все равно успел заметить, что Джетт показал Эдварду в спину какой-то непонятный жест, который вряд ли выражал добрые пожелания.

— В Хейверхилл, — громко сказал Генри и шагнул за порог, в золотистое солнечное сияние.

Он уже приготовился вдохнуть ледяной воздух северного леса — там зима наверняка еще не кончилась, — но еще до того, как туман вокруг рассеялся, понял: что-то не так.

— Хм, что за запах? — пробормотал у него за спиной Джетт, продвигаясь сквозь туман неуверенными шажками. — Жареные сосиски? Котлеты? Сырные шарики на огне?

Джетт шумно втянул слюну, и Генри хотел уже попросить его замолчать, но тут дымка вокруг растаяла, и от удивления он забыл, что хотел сказать.

— Что-то я помню ваш Хейверхилл другим, — пробормотал Джетт. — Может, вернемся и попробуем еще раз?

Генри покачал головой. Он по опыту знал, что домом волшебника как средством перемещения можно воспользоваться лишь единожды в сутки, во всяком случае, ему, человеку: до завтрашнего дня, как ни воображай себе Облачный дом, туда не попадешь. К тому же Дом еще ни разу не выводил в неверное место.

— Ты вот здесь жил десять лет? — растерянно спросил Эдвард, озираясь.

Самой деревни было не видно, — очевидно, они оказались в горном лесу неподалеку. Во всяком случае, крутой уклон земли был таким, как Генри помнил, но в остальном…

Вместо мощных, полных достоинства сосен вокруг росли какие-то пузатые, искривленные деревья-коротышки. Листья у них были по-осеннему разноцветные, среди них тут и там висели мясистые плоды. Неподалеку потрескивал искрами костер — очень аккуратный, разведенный по всем правилам, с жарким и ровным огнем. Над огнем на двух колышках лежал вертел с кусками мяса, и Генри уставился на него во все глаза. Никто не жарит мясо на таком сильном огне, надо, чтобы он догорел почти до углей, и по всем законам природы эти куски уже должны были превратиться в головешки, но они только слегка подрумянились, аппетитно шипя и роняя сок.

— Что-то мне все это не нравится, — подытожил Джетт, и с ним трудно было не согласиться.

— Действуем по плану, — твердо сказал Генри.

Он настороженно вглядывался в этот странный лес, но нигде не было ни движения, только осенние листья шелестели на ветру, и их печальный запах перебивал даже аромат костра. Что-то здесь было не так, какая-то мелкая, едва заметная деталь выглядела странно, но Генри никак не мог ухватиться за эту мысль как следует. Он велел себе успокоиться и скользнул за дерево, потом за другое, зигзагами удаляясь от остальных, так, чтобы даже они не знали, где он спрячется, и наконец выбрал удобную ямку в земле, откуда поляну с костром было хорошо видно. Он лег животом на шуршащие мертвые листья и приготовился ждать, стараясь ни о чем не думать, скрыть не только тело, но и разум. Дышать ровно. Прятаться так, как прячутся звери, — полностью сливаясь с обстановкой. А Эдвард тем временем шумно вздохнул, пробормотал: «Не верю, что мы всерьез это делаем» — и сделал шаг вперед.

— Эй, Хьюго! — крикнул он и слегка поклонился, прижав руку к груди. — Слышишь меня? Я принц этой земли, а ты теперь ее всемогущий повелитель, так почему бы нам не побеседовать?

Тишина.

Эдвард подождал, затем громко крикнул:

— Ну давай, обрати ко мне свой взор! Покажись, ты же меня слышишь!

По листьям прошелестел ветер.

«Деревья, — подумал Генри. — Что-то не так с их количеством».

— Я могу убить тебя на месте, — сказала пустота, и Эдвард подскочил.

— Это было бы очень скучно, — дрогнувшим голосом ответил он. — Ты ведь тогда не узнаешь, зачем я пришел.

— Я и так знаю. Вы все желаете мне зла и смерти. Вы мне не нужны, где Генри?

— Его здесь нет, — тонким голосом сказал Джетт. — Только мы.

— Ну конечно. Вы прикрываете его, так? — процедил голос, и небо чуть потемнело.

— Я пришел сразиться с тобой! — выпалил Эдвард и повернулся вокруг своей оси, не зная, куда именно смотреть.

— И где же твое оружие? — фыркнул голос.

— У меня его нет. В силе мне с тобой не тягаться, но кое в чем интересно будет посоревноваться.

— В чем же? — заинтересовался голос.

— В красоте, — обреченно сказал Эдвард. — Наше королевство наполнено прекрасным, так что и правитель должен быть хорош собой, красиво одет, иметь прекрасные манеры и нравиться женщинам. — Эдвард непринужденно оперся о дерево, потихоньку начиная успокаиваться и входить в роль. — Титул лучшего во всем этом всегда был моим, и я хочу убедиться, что он все еще мне принадлежит. Мне невыносимо думать, что меня могут обойти. Я лучший. Во всем.

— А мы пришли его поддержать! Уж прости, Хью, помню тебя парнем не самой впечатляющей внешности. — Джетт втянул голову в плечи. — Только не роняй мне на голову ничего, ради наших бывших общих приключений.

«Деревья растут группами, побольше и поменьше, — мельком подумал Генри. — Так, надо сосчитать. В одних группах деревьев по десять штук, в других — по четырнадцать». Он привычно оценивал обстановку вокруг, но чем могло помочь знание о том, что повсюду тут повторяются одни и те же цифры, так и не придумал. Генри успел заметить, что плодов на разных ветках тоже то десять, то четырнадцать, но уже в следующий момент все это вылетело у него из головы.

Ветки одного из деревьев зашевелились, и на поляну вышел Хью, хотя Генри был уверен: еще секунду назад там никого не было. Хью был в том же виде, в каком Генри видел его в воспоминаниях Мойры, — высоченный длинноволосый красавец, и хотя Генри успел предупредить остальных, что Хью изменил свой вид, они, видимо, не представляли, до какой степени. Агата вытаращила глаза, Джетт явно прилагал героические усилия, чтобы не засмеяться. Хью самодовольно усмехнулся.

— Ну как? Выкусил? — Он подошел к Эдварду, и тот как-то сразу поблек. — Убирайся, пока я не прикончил тебя снова, второй раз спасать будет некому.

— Не уйду. Да, ты впечатляешь, но столько лет тренировок не прошли для меня зря, — небрежно сказал Эдвард, вздернув подбородок.

Хью взбешенно уставился на него.

— Волосы у тебя длинные, вид лощеный, — продолжал Эдвард, — но наряд безвкусный, уж прости.

— У меня идея, — сказал Джетт. — Давайте вы посоревнуетесь, а мы оценим. Агата же девушка, она в этом понимает!

Генри оценил усилия, которые прикладывала Агата, чтобы сделать слабое и беззащитное выражение лица. А Джетт тем временем бочком шагнул к Хью, держа обе руки на виду, и шепотом сказал:

— Агата, по-моему, болеет за этого хмыря, но я, друг, за тебя. Терпеть его не могу. Кстати, тебе не нужен помощник? Я готов. Всегда рад перейти к победителю, а ты победил.

Хью вгляделся в него подозрительно, но лицо у него расслабилось: Джетт умел врать с такой убежденностью, что ложь пропитывала его до кончиков пальцев. Читать мысли Хью не мог, но, как сказал Перси, чувствовал угрозу, а Джетт ничем ему не угрожал.

— Посмотрим, — внезапно смягчился Хью. — Что, разве есть сомнения, что я лучше?

Он посмотрел на Агату, и та потупила глаза, всем своим видом говоря, что не знает, кому отдать предпочтение.

— Начнем, — бодро проговорил Эдвард. — По росту ты выигрываешь. Волосы шикарные. Плечи шире, чем у меня: это, увы, приходится признать.

— Победа у тебя в кармане, — тихо сказал Джетт, подмигнув Хью.

— Но вот одежда… — начал Эдвард.

— Что? — огрызнулся Хью. — Она богатая!

— Чересчур. Чувство меры тебя подвело. Золото хорошо смотрится, когда его мало. Ты же всесильный, можешь сделать свой наряд, скажем, черным? Самый благородный цвет. А пуговицы можно оставить золотыми.

Хью закрыл глаза, и одежда изменилась. Агата одобрительно кивнула.

— Лучше, — одобрил Эдвард, — но все-таки скучновато. Я понял: тебе нужен свой цвет.

— Красный? — выдал Хью, придирчиво оглядывая себя.

— Вульгарно.

— Зеленый?

— Как мундиры посланников.

— Серый? — медленно свирепея, спросил Хью, но Эдвард покачал головой. Он, кажется, действительно вошел во вкус.

— Не впечатляет.

— Так, мне надоело, — разозлился Хью. — Все, последнее слово. Назначаю своим цветом… — Он завертел головой по сторонам и, щурясь, остановил взгляд на солнце. — Желтый! Желтый, как солнце!

В ту же секунду его наряд стал цвета яичного желтка.

— Ну как? — самодовольно спросил Хью.

— Предлагаю немного поиграть с оттенками, — с каменным лицом сказал Эдвард, и Генри восхитился его выдержкой: Хью был похож на птенчика-переростка. — Я читал большой трактат о сочетании цветов.

— Ты же не девчонка, чтобы этим интересоваться, — хмыкнул Хью, оглядывая себя в неизвестно откуда взявшееся большое зеркало, прислоненное к дереву.

— Нет. Я всесторонне образованный человек, — невозмутимо ответил Эдвард. — Интересных книг в библиотеке не так уж много, а мне было одиноко.

— Ага, конечно! Хлыщам вроде тебя одиноко не бывает, к вам все так и липнут.

— Узкие у тебя представления о мире, Хьюго, — с чувством сказал Эдвард. — Так, ладно. Давай-ка штаны сделай темнее, цвета охры, рубашку светло-желтой, почти белой, а оттенок куртки ближе к оранжевому. — Хью послушно изменил наряд, но Эдвард покачал головой. — Слишком ярко. Может, куртку все же сделать серой, но вложить в карман желтый платок?

— Мне и так нравится! — разозлился Хью.

— Я тебя поддерживаю. Отличный наряд, братец, — шепотом сказал Джетт и громко прибавил: — Агата, ты согласна присудить Хью победу за лучший наряд?

— Что там еще нужно знать главному красавцу? — спросил у Эдварда заметно повеселевший Хью.

— Комплименты и обходительность. Вот, смотри.

Он подошел к Агате и, взяв ее руку, прикоснулся к ней губами.

— Сегодня прекрасная погода, леди, вы не находите? — сдержанно спросил он. — Может быть, прогуляемся в саду?

— Тут нет сада, мы в лесу, — мстительно вставил Джетт, и Хью одобрительно хмыкнул.

— В лесу, — поправился Эдвард и уставился на Агату таким страстным взглядом, что та поежилась. — Будь я солнцем, красавица, я мечтал бы любоваться вашим лицом беспрестанно! Будь я травой, я бы…

— Мечтал, чтобы ты поставила на меня свой каблук, — вставил Джетт и, пихнув локтем Хью, захохотал так, словно очень смешно пошутил. — Ты понял, да? Я вроде как подкаблучником его обозвал. Эй, ваше высочество, хватит комплиментов, мы уже все поняли! Отойдите, уступите дорогу будущему новому любимцу королевства!

Он подтолкнул Хью в сторону Агаты, и Генри мысленно отметил, что Хью, к счастью, не придумал какого-нибудь правила, запрещающего другим людям к нему прикасаться. А Хью тем временем вразвалку подошел к Агате, взял ее под руку, как делал Эдвард, и проникновенно заглянул в глаза. Агата побледнела.

— Ты — что надо, — сказал он. — Волосы длинные, глаза большие. Ты, в общем, похожа на девчонку, и даже злющий характер тебя не портит.

Агата смиренно поклонилась, прижав к груди руки, и Джетт зааплодировал.

— Отлично! Уверен, победу можем засчитать великому Хьюго! Ура!

Эдвард и Агата присоединились к аплодисментам, Хью польщенно улыбнулся, и Генри сразу почувствовал: вот он, тот самый момент. Мгновение, в которое Хью настолько погружен, что не отвлечется, даже если опасность будет у него под носом.

Рывком вытащив руку из перчатки, Генри выскользнул из-за дерева и в десяток бесшумных, стремительных шагов подобрался к Хью со спины. Чтобы забрать волшебство, нужно прикоснуться и тут же убрать руку, главное — побороть соблазн продлить прикосновение, не дать огню то, что он хочет. Но сейчас Генри этого не боялся, он был совершенно спокоен.

Вот только головокружительного ощущения волшебства, перетекающего в его руку, он так и не почувствовал.

«Паника — худший враг охотника», — говорил ему Освальд, когда они жили в лесу, и, как Генри ни старался, чтобы это ужасное чувство никогда его не настигало, он прекрасно знал, как протекает паника в человеческом теле.

Стадия первая: сердце на пару секунд перестает биться, мир вокруг замирает, тишина поет: «Ты крупно прокололся», и ты словно издалека наблюдаешь, как на тебя несется разъяренный зверь, или как ширится трещина на льду замерзшей реки, где ты стоишь, или как из раны, которая сначала показалась тебе царапиной, продолжает хлестать кровь.

Сейчас Генри почувствовал тот же удар оглушительной тишины: он прижимал пальцы все сильнее, но они безобидно касались прохладной кожи Хью, явно не причиняя никакого вреда. А потом до Генри дошли разом три вещи: Хью по-прежнему стоял к нему спиной, даже не вздрогнув, остальные тоже как-то подозрительно замерли, а вот огонь ревел внутри, шипел от страха и разочарования. Он почему-то не мог прорваться наружу, что-то теснило его обратно, и это была вовсе не сила воли хозяина.

— Знаешь, чего я пожелал себе, когда Сван променял наши священные братские узы на какую-то девчонку, а ты скрылся от меня во дворце? — поинтересовался Хью, будто и не замечал, как Генри сзади давит ему на шею.

Болван Хью наверняка даже не знал таких выражений, как «священные узы», и почему-то его внезапно расширившийся словарный запас напугал Генри больше, чем то, что собственная рука оставалась холодной.

— Я пожелал себе ума. Спасибо Страннику, подал мне отличную идею, — спокойно сказал Хью и постучал себя пальцем по виску. — Хотел понять, как мордастый мог так поступить со мной и куда ты спрятался.

Он развернулся, и Генри попятился. Еще пять минут назад на этом идеальном лице отражались знакомые раздражение и глупость, по которым легко было узнать прежнего Хью, но сейчас верзила выглядел невозмутимым и серьезным, и Генри с трудом сглотнул. Пора было уже что-то делать, но он застрял на первой стадии паники под названием «такого не могло со мной произойти».

— Мой новообретенный ум подсказал мне, что Сван без меня стал счастливее, и это было очень обидно, — сообщил Хью таким тоном, будто они мирно беседовали за завтраком. — Тебя я найти не смог, но решил, что это не беда, ты и сам ко мне придешь. Оказывается, думать так приятно! Начинаешь ясно видеть все вокруг, да и слов на свете куда больше, чем мне раньше казалось. Я изучил добрую половину всех, какие есть, — время для меня теперь идет как-то странно.

Генри заставил себя отвести от него взгляд и наконец понял, что тишина вокруг — не плод его отупевшего воображения. На поляне все замерло: и листья деревьев, и языки пламени в костре. Запахи жареного мяса и осени исчезли, словно были фальшивыми. Агата, Эдвард и Джетт стояли неподвижно, будто окаменели, — даже глаза не двигались.

— Кстати, умеешь ты играть в прятки: пока твои друзья ломали комедию, я даже твоего присутствия не чувствовал. — Хью снисходительно похлопал Генри по щеке, и тот не отстранился, так его поразило то, что Хью, кажется, вовсе не обжегся. — Знаешь, мне даже приятно было поверить, что они пришли со мной поиграть, вот я и решил вести себя, как раньше. Оказалось, я был таким жалким типом — понимаю, с чего ты меня всегда презирал.

Стадию паники номер два Генри называл «дикий ужас», но заставил себя, как учил Освальд, перейти сразу на этап «успокойся и думай». Генри медленно выдохнул, заставляя огонь утихомириться: тот бился ему в ребра, напуганный проигрышем, и Генри отчаянным усилием заставил его свернуться в клубок и не мешать. Не все потеряно: с новым Хью, поумневшим и рассудительным, договориться наверняка будет легче, чем с прежним, непредсказуемым и безмозглым.

— Я тебя не презирал, Хью, — сказал Генри, натягивая перчатку обратно, и мысленно похвалил себя за то, что голос не дрожит. — Ты теперь и сам понимаешь, что вел себя глупо. Тебе, наверное, есть за что на меня злиться, но всегда лучше договориться, чем воевать. Верни к жизни Мойру и остальных, оставь силу за Пределом, и я обещаю: никто тебя не накажет. Просто отпразднуем, что все закончилось.

— Снова стать уродливым идиотом, каким я был? — насмешливо спросил Хью. — Всерьез предлагаешь?

— Можешь оставить себе и ум, и красоту. — Генри улыбнулся, стараясь, чтобы улыбка была широкой и дружелюбной. — По рукам?

Он протянул Хью правую руку, и тот взглянул на нее, приподняв свои идеально ровные брови.

— Хорошая попытка, — задумчиво протянул он. — Вот только она не учитывает то, о чем я мечтаю больше всего на свете.

— Новый дом? Титул? Какой-нибудь волшебный предмет? — предположил Генри, лихорадочно думая, чего еще может хотеть Хью. — Получишь все, что захочешь.

— А ты стал дипломатом, — одобрительно хмыкнул Хью. — Еще одно словечко, которое я выучил. Мы оба изменились, а? Знаешь, когда я обрел эту силу, оказалось, что не так уж много вещей способны порадовать того, кто в любой момент может получить, что захочет. Но кое-что совершенно не потеряло в цене.

Хью толкнул окаменевшего Джетта, и тот упал на спину, не меняя позы, как статуя. Генри вздрогнул от неожиданности, но дружелюбно улыбаться не перестал.

— Говори, устроим, — сказал он, и Хью шагнул ближе, так что его золотые локоны коснулись щеки Генри.

— Сначала я хотел тебя убить, но с этим повременю, к чему торопиться, — ласково сказал Хью. Его голос стал тише: мягкий шепот на ухо, от которого у Генри похолодела спина. — Для начала хочу сделать так, чтоб тебе вообще расхотелось жить.

Итак, стадия паники номер два, «дикий ужас»: пульс скачет, как бешеный, пот льется по спине, попытки здраво мыслить с грохотом проваливаются, в голове стучит только: «Беги, беги, беги». Хью ждал, жадно изучая лицо Генри, а тот мысленно умолял огонь вернуться, вспыхнуть сильнее и разобраться с этим сумасшедшим козлом. Огонь не вернулся — он был древним могучим существом, но прикосновение к Хью вызвало у него страх, которого Генри совершенно не ожидал.

«Он слишком силен, — прошептал огонь Генри на ухо изнутри, и никогда еще этот ненавистный голос не звучал так жалко. — Я пламя, но он — солнце, которое сжечь невозможно. Поздравляю, ты сдохнешь, а мне придется ждать следующего воплощения».

С этими словами огонь затаился, ушел в глубину, и Генри остался один. Все инстинкты кричали ему бежать, но он не мог оставить здесь тех, с кем пришел.

— Отомрите, — довольным голосом сказал Хью, словно по взгляду Генри понял, о чем тот думает.

Все трое вздрогнули и завертели головами. Джетт барахтался на земле, как опрокинутый жук, и Эдвард с неподвижным лицом поднял его, дернув за куртку.

— Не вышло? Почему не вышло? — жалобно спросил Джетт, глядя на Генри, и Хью ответил за него:

— Ваш драгоценный друг — слабак. Мои способности сильнее его дара, вот и все.

«Странник был прав», — подумал Генри, и эта мысль взбодрила его, он вцепился в нее изо всех сил.

Странник сказал, что его можно позвать, если понадобится, — и как бы ни было ужасно то, что он предлагал, любой вариант был лучше, чем наблюдать, как Хью жадным, неподвижным взглядом смотрит на Эдварда и остальных.

Те не отводили глаз от Генри, будто ждали, когда он скажет им, что делать, и спасет их. Хью фыркнул.

— Я тут узнал, что слово «привязанность» появилось из-за золотых нитей, которые связывают людей с теми, кого они любят, — сказал он, откидывая назад прядь волос, и взгляд его слегка остекленел, будто он всматривался во что-то за пределами человеческого зрения. — Чем сильнее взаимная любовь, тем толще нити. А ты, Генри, оплетен ими со всех сторон, и, поверь, я поиграю на них, как на скрипочке.

Все вокруг снова пришло в движение: подул ветер, снес в сторону огонь костра, зашумел листьями.

— Тебе не надо какие-то… Не знаю, заклинания читать? — пролепетал Джетт, который не мог заткнуться даже перед угрозой смерти.

— Нет, — равнодушно пожал плечами Хью. — Мне достаточно просто пожелать — все в этом мире теперь мне подчиняется. Но если хочешь, хромоножка, я буду щелкать пальцами, чтоб ты знал, что я чего-то пожелал. Например, чтобы у тебя башка отлетела. Ну что, щелкаю?

— Стой, — выдавил Генри. Мысленно он звал Странника изо всех сил, но тот не приходил: наверное, испугался так же, как и огонь. Надеяться больше было не на кого. — Ты… ты ведь стал умнее. Значит, понимаешь, что тебе не за что мстить и не за что меня ненавидеть.

— О нет, наоборот, — терпеливо ответил Хью. — Глупец не может даже близко постичь глубины ненависти, на которую способен умный.

Небо потемнело, ветер начал срывать листья с деревьев, взметать над землей. Агата сжимала кулаки, буравя Хью злобным взглядом, Джетт жался к ней, Эдвард, судя по всему, думал, как найти выход из положения, и это его так занимало, что он даже бояться не успевал.

«Пожалуйста, приди, — сбивчиво думал Генри. — Спаси их, я сделаю все, что хочешь, все что угодно».

— Они будут знать, что их убила любовь к тебе. И знаешь, что веселее всего? — как ни в чем не бывало спросил Хью, и Генри с ужасной тоской подумал, что Хьюго, кажется, действительно рехнулся. — То, как легко будет найти их всех.

Хью стоял совсем рядом, но Генри плохо слышал его, и сначала ему казалось, что это из-за шума крови в ушах, но потом он понял, что ветер уносит все звуки в сторону, — вокруг была уже почти буря, мертвые листья кружило над землей, голые ветки полоскал ветер. Костер потух, упавший вертел катался по земле, куски мяса были густо облеплены землей, и у Генри мелькнула мысль схватить вертел и загнать его Хью в глаз, но он помнил, что эту сволочь даже волшебный меч не взял, так что не стоило и пытаться.

— Я могу проследить каждую золотую нить, идущую от тебя к другим. — Хью схватил двумя пальцами что-то невидимое. — Найти каждого, кому ты дорог. Раз уж ты любезно привел ко мне этих троих, начну с них, потом перейду к остальным. Поверь, торопиться я не буду — у меня есть все время на свете.

Он сказал еще что-то, но Генри прослушал: он увидел такое, что паника наконец разжала свою мерзкую ледяную хватку. Около кучи золы, оставшейся от костра, там, где еще секунду назад никого не было, стоял человек в низко надвинутом зеленом капюшоне.

— Давай, сделай меня сильным, — еле слышно пробормотал Генри. Он дошел до той стадии ужаса, когда становится все равно, что будет дальше, главное — выкрутиться прямо сейчас. — Быстрее.

Я сказал, что это возможно, но я не говорил, что это просто, — невозмутимо проговорил Странник. — Положение твоих фигур на доске хуже некуда, Генри. Тебе шах и сейчас будет мат, из этого даже я не знаю, как выбраться: уж прости, раньше не бывал в такой ситуации. Но я тебя не брошу, как и обещал. Успокойся и скажи, что мне сделать. Перенести вас в дом волшебника — не вариант, такие перемещения оставляют след, и Хью пойдет за тобой. Придумаешь — помогу. Вслух не обязательно, просто подумай, я тебя слышу.

Генри ясно видел, как двигаются губы Странника, но, похоже, слышал его он один: Хью и остальные даже не обернулись, хотя стояли совсем рядом. От облегчения Генри чуть не разрыдался. Ему помогут, его не бросят, он не станет причиной смерти своих друзей, которых Хью разглядывает так, будто они — куски мяса, а ему надо решить, который проглотить первым. Генри зажмурился. Нужно что-то срочно придумать, но что? Хью со своей проклятущей силой отыщет сначала его, а потом — каждую нить, ведущую от него к другим. Разве что… Генри распахнул глаза. В голове у него мелькнуло нечто настолько безумное, что он попытался тут же затолкать мысль обратно, откуда пришла, но тут Хью подошел к перепуганному Джетту, и тот подался назад.

— Начну с тебя, колченогий, — весело сказал Хью, протягивая к Джетту руку. — Знал бы ты, как меня раздражаешь, не полез бы сюда.

Генри инстинктивно бросился к ним, но Хью сделал движение, будто отталкивал воздух, и Генри швырнуло назад. Падая лицом на мертвые листья, он успел подумать, что переходит на стадию паники номер три, худшую из всех: «Глупые решения». Провалился в ледяную реку? Бессмысленно хватайся за края полыньи. На тебя несется разъяренный лось? Ляг на землю. Тебе пришло в голову решение, которое отнимет у тебя самое дорогое? Действуй.

— Ну ты даешь, — вдруг сказал Странник с таким одобрением в голосе, что Генри даже смог оторвать взгляд от Хью и вскинуть глаза на него.

«Ты можешь это сделать?» — сбивчиво подумал Генри, вцепившись в землю так, что костяшки пальцев заломило. Хью неспешно ходил вокруг Джетта: положение спасало только стремление Хью выжать из пленников весь возможный страх, прежде чем хоть что-то сделать.

— Ох, Генри, видел бы ты свое лицо, — выдохнул Хью. — Как же тебе страшно. Вечно мог бы на это смотреть.

— В шахматах есть прием под названием «рокировка»: положение фигур на доске меняют, чтобы спасти короля, — пояснил Странник так спокойно, будто тоже, подобно Хью, имел все время на свете. — Ее, правда, нельзя проводить, чтобы вывести короля из-под шаха, а в этой партии король именно ты, но уж ладно, сегодня особенный день. Вот только в обмен на помощь мне придется взять с тебя обещание, что ты избавишь нас от Хью любым возможным способом — это королевство не заслужило такого волшебника, как он.

Остатками здравого смысла Генри понимал, что согласиться будет худшей идеей за всю его жизнь. Но тут Хью нагнулся над Эдвардом, продолжая жадно следить взглядом за Генри, и тот подумал: «Я все сделаю». Губы Странника тронула улыбка — не то довольная, не то печальная. А потом он внезапно оказался прямо рядом с Генри, протянул ему правую руку, и Генри сжал ее.

В ту же секунду мир изменился. Вместо людей Генри теперь видел сияющие силуэты, от которых во все стороны тянулись нити из того же самого света. На месте Странника не было ничего, абсолютная пустота, хотя Генри по-прежнему чувствовал его руку, на месте Хью — ослепительный сгусток света, и правда жгущего, как солнце.

Три золотистые нити связывали Генри с Эдвардом, Джеттом и Агатой, остальные шли вдаль: наверное, к Освальду, королю, Розе, Уилфреду, Перси, Карлу, Олдусу и другим. Время словно остановилось, и Генри успел заметить, что самая мощная нить связывает его с Эдвардом, а вторая по толщине, должно быть, идет к Освальду. А затем Странник протянул вторую руку — на этой оборотной стороне мира, сотканной из света, она была как пятно темноты, — одним движением собрал нити, берущие начало от Генри, и резко дернул их на себя.

— Рокировка, — торжественно объявил Странник.

Но Генри едва его расслышал: он почувствовал такую резкую, нечеловеческую боль, будто у него вырвали сердце, и закричал, даже не думая о том, что Хью может услышать.

Хью с перекошенным лицом развернулся к нему, но не успел даже рта раскрыть: клубок разорванных нитей, отброшенный Странником, вспыхнул, и во все стороны от него прокатилась золотая волна. Эта волна ударила с такой силой, что всех вокруг оторвало от земли и отшвырнуло назад — даже Хью не удержался на ногах.

Генри почувствовал, как его протащило по воздуху, но упал он уже не на влажную, пахнущую осенью землю, а на совершенно другую поверхность, — и ударился об нее с такой силой, что потерял сознание.