Закон подлости

Екатерина Риз

Маша искренне считала, что не хочет от жизни ничего сверхъестественного. Как и любая девушка хочет быть счастливой, любимой, выйти замуж и создать семью. И она встретила своего принца, человека, которого смогла полюбить, который отвечал ей взаимностью. Но, как порой бывает, любовная лодка разбилась. Под насмешливым взглядом надменного родственника… Который откровенно соблазняет… Но не любовью и не страстью. А совсем другой жизнью. Собой.

3

Что особенно запало Маше в память о прошедшей субботе, так это, насколько радушно Анна Александровна с ней прощалась. Непонятно, что вдруг приключилось, но мать Стаса неожиданно подобрела, даже улыбаться Маше стала более естественно. Мужчины оставили их в какой-то момент, Маша только украдкой наблюдала за Стасом, который о чём-то с интересом беседовал с отцом и дядей, все трое устроились на веранде, и без женщин, по всей видимости, не скучали. Стас смеялся, Борис Николаевич улыбался чему-то, а Харламов… Маша видела только его ноги, которые он вытянул на сидение соседнего стула. Маша старалась не смотреть в сторону веранды часто, необходимо было уделить внимание будущей свекрови, да и Люсе, быть доброжелательной и заинтересованной в их беседе, и она старалась. Старалась, старалась, но то и дело вспоминала слова Дмитрия о том, что слишком стараться не надо. И дело было совсем не в сексуальности. Анна Александровна отнеслась к ней предвзято, это понятно, и Машины старания точно воспримутся ею не как должно. Хотя, с тоской подумала Маша, вердикт Анна Александровна наверняка уже вынесла, и изменить её мнение будет трудно.

— Маша, вы слушаете?

Она моргнула, поняла, что прослушала что-то важное, наблюдая то за Стасом, то за ногами Харламова в идеально начищенных ботинках. Поторопилась повернуться к женщинам, что сидели на диване напротив неё. Ещё не успела виновато улыбнуться, как Люся поспешила прийти ей на помощь. Поставила чашку с чаем на стол и спокойно улыбнулась.

— Аня, она с него глаз не сводит. Неужели ты не видишь?

Анна Александровна тоже посмотрела на сына. Маша заметила, что линия её рта немного смягчилась.

— Вижу.

— Анна Александровна, вы задали какой-то вопрос? Извините, я, на самом деле, задумалась.

— Я спросила, единственный ли вы ребёнок.

— Нет, у меня есть младшая сестра.

— Она тоже в нашем городе живёт?

— Нет, она с родителями. Она… учится на повара.

— На повара? Как интересно.

Интересно ей совсем не было, это точно. Но Маше ничего не оставалось, как притворяться, что ничего не замечает и всем довольна.

— А где учат на поваров? В какой-то кулинарной школе?

Маша не знала, что ответить. На Анну Александровну смотрела и понимала, что, несмотря на невинный взгляд, она задала этот вопрос намеренно. И Маша уже почти готова была сказать ей правду: в училище, на специализации повар-кондитер, но выручила снова Люся. Легко отмахнулась.

— Какая разница где учат? Главное, чтобы призвание к этому было, правда? Кормить людей — это очень важное дело. Уж точно не меньшее, чем защищать людей или судить. Или учить.

— Наверное, ты права, — проговорила Анна Александровна, отступая. Аккуратно поставила фарфоровую чашку с блюдцем на стол, помолчала, раздумывая, после чего спросила: — У вас уже есть планы? Идеи, насчёт свадьбы.

— Свадьбы… — Маша смущённо улыбнулась. — Наверное, нет. Стас сделал мне предложение неделю назад, кольцо подарил. Но какие планы за это время?

— Если девушка планировала выйти замуж… когда-нибудь, у неё должны быть планы. По крайней мере, мечты.

— Как странно, — проговорила Люся, — у меня вот не было.

Анна Александровна кинула на неё странный, задумчивый взгляд. Маша его перехватила, и всерьёз удивилась, но тут же решила, что не её это дело и сделала глоток чуть тёплого чая.

— Ты не пример, — тем временем сказала Анна Александровна. — Ты у нас минималистка.

Люся рассмеялась.

— Теперь это так называется! — Она на Машу посмотрела и пояснила: — Мы с мужем вполне осознанно много лет назад уехали из города в деревню. Он у меня человек набожный, и очень рукастый. Вот мы и поехали, по зову сердца, так сказать. Петя у меня помогает церкви восстанавливать. Он и строитель, и плотник, и плиточник. К излишествам мы не привычные, многого нам не надо. Бог даёт всё, что необходимо. И кров, и пищу, и детей, и работу по сердцу.

— Это замечательно, — проговорила Маша, немного удивлённая, но вполне искренно. Такие люди, способные отказаться от удобств и материальных ценностей, в наших реалиях встречаются очень редко. А Люся выглядела довольной своей жизнью, спокойной, даже умиротворённой. Этому тоже можно было позавидовать.

— А к Боре с Аней я в гости приезжаю, довольно часто. Всё-таки они мои единственные родственники. Никого больше не осталось, родители и мои, и его ушли. Нужно поддерживать друг друга. Семья — это самое главное. Маша, вы согласны?

— Да, конечно.

— А когда семья большая, это очень хорошо. И поэтому я рада, что Стас надумал жениться. Наконец-то.

— Люся, ему всего двадцать семь.

— Аня, когда Боре было двадцать семь, он уже отцом стал. Так что, самое время.

Анна Александровна не сдержала вздоха, но себя переборола и улыбнулась.

— Наверное, ты права. — Она даже кинула на Машу выразительный взгляд. — Но признать, что твой ребёнок стал совсем взрослым, очень трудно. Особенно, женщине. Боря спокойный, как танк, только посмеивается, а я… Господи, я совершенно не знаю, как сейчас устраивают свадьбы. Меня даже не приглашали на свадьбы очень давно. Наверное, нужно связаться с прессой, да?

Маша почувствовала, что напряжение её потихоньку отпускает. А на вопрос Анны Александровны она едва заметно пожала плечами.

— Я не знаю. Об этом я точно не думала. Может, стоит спросить у Стаса?

— Кстати, ты читала статью в «Star»? — живо поинтересовалась Анна Александровна. — Замечательно написана, и очень вовремя.

Улыбка на губах Маши несколько увяла. Припомнился список «побед» её будущего мужа, её он точно радовать не мог, а вот Анна Александровна казалась воодушевлённой. Надо же.

И с этим же воодушевлением она с Машей простилась, когда они со Стасом собрались уезжать. Пожала ей руку и заверила, что была рада с ней познакомиться. А ещё заметила, что им непременно нужно будет встретиться и обсудить всё, как следует. Правда, не утерпела и уточнила:

— Вы точно решили со свадьбой?

Стас рассмеялся.

— Мама, в конце концов!.. Сколько раз нужно повторить, чтобы ты поверила?

Анна Александровна приложила руку к груди, дыхание перевела.

— Не знаю. Больше десяти, это точно.

Стас наклонился к ней, поцеловал в щёку. Потом в другую, и даже обнял мать. Попросил негромко:

— Перестань переживать, всё хорошо. — Обернулся на Машу, скромно дожидавшуюся окончания трепетной сцены. — Посмотри, какая она замечательная.

— Да, замечательная, — проговорила его мать, окидывая Машу ещё одним внимательным взглядом. Затем потрепала сына по щеке, со всей материнской любовью. — Хорошо, поезжайте осторожно. Стас, ты ведь мне позвонишь, как доедете?

— Мама!

— В первую брачную ночь из-под одеяла он тебе тоже позвонит, — хмыкнул Харламов, выходя из гостиной. На ходу пиджак надевал, в какой-то момент они с Машей столкнулись взглядами, та поторопилась отвернуться. А вот Анна Александровна брата по плечу стукнула.

— Дима, что за пошлости ты говоришь?

— А ты что насела на парня? В чём ещё он тебе не докладывается?

Стас улыбался, стоя рядом, а Анна Александровна сверлила младшего брата негодующим взглядом. Правда, тот нисколько не смутился и не внял, вместо этого поцеловал её в щёку на прощание и пообещал:

— Я тебе позвоню. Хочешь?

— Не хочу. То есть, хочу, но когда у тебя настроение переменится.

— Договорились, позвоню через год.

— Дима!

Он снова сестру поцеловал, и настойчиво проговорил:

— Пока. — Мимо племянника прошёл, оставив его прощаться с матерью, а вот Машу к двери подтолкнул. — Пойдём, пусть он мамочку поцелует.

Маша на автомате последовала за Дмитрием на улицу, и за дверью замерла в некоторой растерянности. А Харламов остановился, разглядывал её, пользуясь возможностью.

— Ты чувствуешь, как тебе повезло со свекровью? — спросил он.

Маша разглядывала куст пионов на клумбе.

— Анна Александровна мне очень понравилась. Она замечательная мать.

— Это без сомнения. Но опыт мне подсказывает, что из замечательных матерей хорошие свекрови выходят редко. Но какое мне до этого дело? Хочешь, отвезу тебя в город?

Маша взглянула на него в недоумении.

— Я Стаса жду.

— Представь его реакцию, когда он выйдет, а тебя и след простыл.

— Я думала, я вам не понравилась, Дмитрий Александрович.

— С ума сошла? — Харламов обрисовал рукой в воздухе контуры её фигуры. — Меня, признаться, радует вкус племянника.

— Это был комплимент?

— На данный момент, это констатация факта. На комплименты мне нужно настроиться.

— До свидания, Дмитрий Александрович. Мне было любопытно с вами познакомиться.

— Любопытно? Не приятно?

— На «приятно» мне нужно настроиться.

Он усмехнулся.

— Что ж, думаю, у нас будет шанс, раз уж вскоре станем родственниками. Не забудьте на свадьбу пригласить, — громко проговорил Дмитрий, когда дверь открылась, и Стас вышел. Харламов направился к своей машине, а Маша ему вслед смотрела.

Стас рядом хохотнул, у него было на удивление хорошее настроение.

— Что тебе Диман втирал?

— Мы говорили о работе, — зачем-то соврала Маша.

— Да? Он предложил тебе работу?

Это предположение заставило Машу растеряться. За несколько часов знакомства с Дмитрием Харламовым ей подобная перспектива даже в голову не пришла. Хотя, ещё недавно, ещё вчера, она была склонна считать такую возможность редкой удачей. Но, пообщавшись с ним, посмотрев ему в глаза, она больше этого не хотела. Не представляла, как бы они смогли сработаться. Если Дмитрий Александрович станет бесконечно её подначивать и поддразнивать. И уж точно воспринимать всерьёз не будет. Чтобы добиться его одобрения, даже малейшего, ей придётся наизнанку вывернуться, а она к этому не готова.

Маша подхватила Стаса под руку.

— Нет. Мы говорили… о юриспруденции в общем. Кажется, наши с ним подходы совершенно различны. Не повезло мне.

Когда они подошли к машине Стаса, «Кайен» Харламова уже подъезжал к воротам.

— Не переживай, — решил успокоить её Стас, обнял и быстро поцеловал. — Ты найдёшь себе работу, которая тебя устроит. А Диман ещё пожалеет.

— Не сомневаюсь, — пробормотала Маша.

— А ты как?

— В смысле? — Автомобиль выехал за ворота, Маша убавила звук музыки, Стас по привычке включил магнитолу, как только двигатель завёл.

Стас на секунду отпустил руль, развёл руками.

— Всё закончилось! Ты так боялась субботы, и вот, она прошла. И я тебя спрашиваю: как ты? Счастлива, расстроена?

— Чем мне быть расстроенной?

— Мама поначалу даже не пыталась притворяться радушной хозяйкой.

— Ничего страшного. Я и не ждала, что она встретит меня с распростёртыми объятиями. К тому же, потом она успокоилась.

— Да, я заметил. Но я был уверен, что ты ей понравишься.

— Надеюсь, что это так. И папа твой мне понравился. И Люся. — Маша на сидении повернулась, чтобы на Стаса смотреть. — Слушай, она мне рассказала о своей жизни, это удивительно.

— Что именно?

— Ну, уехать из города, всё бросить… я имею в виду, цивилизацию. Посвятить жизнь служению людям. Ты бы так смог?

— Вряд ли. Но Люся особенная. Если честно, я не знаю человека лучше неё. Отец её очень любит.

— Они дальние родственники?

— Насколько я знаю, троюродные. Брат с сестрой. А вот муж у неё странноватый. Реально двинутый на вере.

— Правда?

Стас пожал плечами.

— Мне так кажется. Это он увёз её из города, вскоре после того, как они поженились. Сначала вообще куда-то к чёрту на куличики.

— Стас.

— То есть, только Бог знает в какую глушь. Потом ещё куда-то, и ещё. А лет десять назад они обосновались под Стёпанцево, там что-то вроде монастыря, а они там приютом для детей занимаются. И церковью, конечно.

— Так вот про каких детей она говорила.

— Да, своих у них нет.

— Печально.

— Она сама этого захотела, Маш. Замуж вышла за этого Фёдора, уехала… Мама говорила, что в молодости Люся очень красивая была, а как замуж вышла, так длинную юбку надела, платок, стала серая и незаметная.

— Я бы не сказала, что она незаметная. Она до сих пор красивая, просто…

— Верующая, — подсказал Стас.

— Да, наверное. Но если она мужа любит, если разделяет… его веру, то всё хорошо.

— Да, наверное. Сейчас приезжает довольно часто, отец рад. Он даже из-за неё благотворительностью занялся, приют их материально поддерживает. И Люсе хорошо, и детишкам её, подкидышам, и отцу… зачтётся где-нибудь там.

— Стас, ну что за цинизм. Дмитрий Александрович на тебя плохо влияет.

Стас засмеялся.

— А на кого он влияет хорошо?

Маша не ответила, отвернулась от него, стала смотреть в окно. Стас тоже о чём-то задумался, повисло молчание, которое Маша прервала. Спросила:

— Значит, ты думаешь, что всё прошло хорошо?

— Думаю, да. — Он руку протянул, погладил Машу по коленке. — Будем готовиться к свадьбе. Машка, ты рада?

Она улыбнулась ему.

— Рада. Я же тебя люблю.

— Замечательное заявление. Как сказал бы Дима.

— Он бы так сказал?

Стас усмехнулся.

— Я однажды слышал эту фразу в его исполнении. Кажется, после неё его жена на развод подала. Вот такие у меня замечательные родственники. Надеюсь, что твои более разумные люди.

— Не надейся, — пробормотала Маша, отворачиваясь к окну.

Выходные Маша провела в квартире Стаса. С Наташкой только по телефону поговорила, потому что той было безумно интересно, как всё прошло, настолько, что она подняла Машу телефонным звонком в воскресенье в девять утра. Наташке хорошо, она за час до этого с работы явилась, и спать только собиралась, а вот Маше пришлось подниматься с кровати, идти на кухню, чтобы Стаса не будить, варить кофе и докладывать подруге обстановку на линии фронта. Наташа была уверена, что Маша ввязалась в войну, и никаких возражений всерьёз не принимала.

— Всё только начинается, поверь мне. За такой приз, как Стасик, придётся побороться. Иначе это не реальная жизнь, а романтическое кино. А мы не в кино, Маш, поверь, я знаю.

— Всё-то ты знаешь, — проворчала Маша спросонья.

— А ты влюблённая дура.

На это возражений у Маши не нашлось.

— Наверное, ты права.

— Прекращай быть дурой, и со Стаса не слезай.

— В каком смысле?

— Во всех смыслах.

— Наташка, не знаешь, что за чёрт меня с тобой свёл?

— Какой ещё чёрт? Ангел-хранитель!

— Не бывает таких ангелов, если только окончательно падшие. Кстати, об этом. Как работа?

— О. — Наташа даже замолчала ненадолго, после чего призналась: — Круто. Но не в смысле, что всё круто. В «Клетке» всё куда серьёзнее и сложнее. Я пока разбираюсь.

— Уверена, что у тебя получится. Ты предводитель в юбке.

Стас был недоволен ранним звонком. Когда Маша вернулась в постель, проворчал, не открывая глаз:

— Кому что надо в такую рань?

Маша нырнула под одеяло, придвинулась к нему и обняла. Вытянулась вдоль его тела.

— Наташка. Любопытничала. К тому же, не так и рано, десятый час.

— Воскресенье же…

— Воскресенье, — согласилась Маша. Рядом со Стасом полежала, он снова уткнулся лицом в подушку, и просыпаться, кажется, не собирался, а вот ей уже не спалось. Она долго спать не умела, даже в выходные, в этом они со Стасом не совпадали. Он, по юношеской привычке, использовал любую возможность, чтобы выспаться. Долгие годы жил в насыщенном ритме — тренировки, учёба, соревнования, на сон времени не хватало, и Стас до сих пор добирал недополученное. В свои законные выходные спать мог до обеда. Маша в такие дни старалась оставить его в покое, и даже предпочитала воскресенья проводить дома, чтобы заниматься своими делами, а сейчас просто лежала рядом с ним и слушала его дыхание. Вот только мысли вернулись во вчерашний день, она по привычке принялась вспоминать детали, анализировать всё, что видела и слышала, и раскладывать по полочкам. И та картина, что у неё выходила, не слишком радовала. Анна Александровна, с её изначальным неудовольствием, которое у неё даже скрыть не получалось, как она ни старалась, и последовавшим за этим странным воодушевлением, и Дмитрий Александрович, который буквально препарировал её уличающими взглядами и намёками. Харламов всегда на что-то намекал, даже если просто молча на тебя смотрел. А к Маше он присматривался как к хитрому щенку дворовой породы, который всеми возможными способами хочет проникнуть в барский дом и в нём задержаться. Только задержаться, потому что найти в этом большом, красивом доме собственное место будет очень трудно. Это Маша осознала, и именно это её сильнее всего беспокоило. Успокаивала себя только тем, что жить с Анной Александровной под одной крышей ей вряд ли придётся. У Стаса есть своя квартира, да и жить под бдительным взором родителей он явно не пожелает.

— Ты не хочешь помочь мне проснуться? — поинтересовался Стас негромко.

Маша голову повернула, посмотрела на него. Улыбнулась.

— Я думала, ты спишь.

— Сплю. Предлагаю тебе меня разбудить.

Её улыбка стала шире, Маша снова к нему придвинулась, обняла, потом ногу на Стаса закинула. По груди погладила.

— И как ты хочешь, чтобы я тебя разбудила? — мурлыкнула она. Рука прогулялась по его груди, спустилась к животу. Палец зацепил резинку его боксёров и тут же отпустил, та мягким щелчком ударилась о его живот. Стас хохотнул.

— Примерно так, да. Но чуточку нежнее.

Она одеяло отодвинула, и сделала примерно то, о чём они недавно с Наташей говорили: перекинула через Стаса ногу и оказалась сидящей на нём. Наклонилась, чтобы поцеловать. Гладила Стаса по груди, а он руку её перехватил, полюбовался на колечко на безымянном пальце. Затем поцеловал в открытую ладонь. Маша играть с ним перестала, наклонилась и поцеловала крепко, с чувством.

— Я люблю тебя.

Он запустил пальцы в её волосы, чуть взъерошил их. Потом прижался лбом к Машиному лбу.

— А я тебя.

Она ещё секунду медлила, переживала этот момент, после чего озорно улыбнулась, натянула на них одеяло и нырнула под него. Стас рассмеялся, но потом откинулся на подушки и закрыл глаза.

Начавшаяся рабочая неделя оставила не слишком много времени на размышления на личные темы. Вернувшись вечером воскресенья домой, соседку в квартире Маша не застала. Зато на столе в кухне чашка из-под кофе, недоеденный бутерброд на тарелке и брошенный журнал. Жить с Наташкой было неплохо, она была весёлой, компанейской, всегда готова помочь при необходимости, но вот вопрос порядка в доме всегда стоял достаточно остро. Наташка многого вокруг себя не замечала. Единственное, на что была способна, так это запустить стиральную машину. Если не забывала. Но при этом, она не так часто бывала дома, практически никогда не готовила и вещи свои не разбрасывала, поэтому Маша с недостатками подруги давно смирилась. Достоинств у неё было гораздо больше. Поэтому без всякого внутреннего возмущения прибрала небольшой бардак на кухне, и, наконец, присела за стол с чашкой чая, пользуясь возможностью побыть в одиночестве и перевести дух. Несмотря на то, что суббота закончилась ещё вчера, и был повод вздохнуть спокойно, как-то не вздыхалось. И покой в душу не пришёл. Беспокойство поменяло свою основу и стало глубже и окрасилось определёнными красками, не слишком радужных тонов. Необходимо было найти с Анной Александровной общий язык, а желательно и интересы. И выполнить её настоятельную просьбу, познакомить будущих родственников друг с другом. Маша не надеялась, что из этого выйдет что-то хорошее, она, если честно, даже представить не могла своих родителей и родителей Стаса, сидящих за одним столом и о чём-то разговаривающих. И дело не в том, что одни хорошие, а другие плохие, и она, как дочь, их стесняется, ничуть. Просто они были разными. С непохожими судьбами, интересами и представлениями о жизни. Вот с Люсей её мама, наверняка, нашла бы общий язык, а с Анной Александровной… Маша была уверена, что будущая свекровь и стараться особо не станет. Ей просто хотелось удостовериться, что всё соответствует её низким ожиданиям в отношении выбранной сыном невесты. Не зря она так настаивала на скорейшей встрече. А если уж Дмитрий Александрович снова почтит семейную встречу своим присутствием, то…

От одной мысли об этом, Маше захотелось крепко зажмуриться, и она зажмурилась. Никто ведь не мог её видеть, и держаться невозмутимо причины не было. А ещё она поняла, что представляя себе эту встречу, её больше всего пугает даже не Анна Александровна, её реакция и поведение для Маши ожидаемы и понятны, а вот Харламов, с его улыбочками и понимающими взглядами, заставляет её сердце в ужасе замереть. И он не будет злорадствовать, вряд ли. Скорее всего, он будет наблюдать и наслаждаться новым спектаклем, устроенным будто специально для него. И сомнительно, что Стас прислушается к её просьбе не приглашать Дмитрия… куда бы то ни было, хоть на семейный обед, хоть на свадьбу. Он же семья. И дядя для Стаса важнее, чем её мнение и желания. В этом-то и главная загвоздка в их отношениях. Они говорят друг другу «люблю», вполне искренне, но когда Маша принимается анализировать, каждый раз приходит к одному и тому же выводу: семья для Стаса важнее, чем она. И пока она не знает, что с этим делать, и нужно ли делать в принципе. Может, так и должно быть? Это воспитание, это задел на будущее. Ведь совсем скоро она тоже станет его семьёй.

Городская юридическая консультация, в которой Маша работала уже больше года, была местом, в котором никогда не было безлюдно. Посетители не переводились, особенно у стола бесплатной помощи. Эту благородную работу делили на всех поровну, и в понедельник была Машина очередь дежурить. И в этот день на посторонние мысли не было ни времени, ни сил. Маша успевала только слушать, кивать, делать пометки в ежедневнике и терпеливо объяснять гражданам положения и нормативы. За бесплатной помощью чаще всего обращались пенсионеры и малоимущие граждане, и их проблемы редко носили уголовный характер. Чаще всего их интересовало, как правильно составить жалобу и заставить чиновников её принять по всей форме. Дела эти назывались мелочёвкой и рутиной, но отнимали много времени и сил. К концу вечера Маша погрязла в бумагах и заявлениях, и поэтому радовалась тому, что во вторник её в консультации не будет, весь день предстояло провести в суде. Причём, не в районном, а в областном. Начинающий адвокат из городской консультации редко доводил дела до областного суда. Обычно клиенты в таких случаях адвоката предпочитали заменить на кого-то более профессионального, как они считали. Это было обидно, но обиду необходимо было замаскировать под профессиональную понимающую улыбку. Но в этот раз Маша сделала всё, чтобы заслужить доверие и благодарность клиента, и гордилась тем, что тот даже не попытался найти ей замену.

В суде встретила своего бывшего однокурсника, Игоря Ливанцова. Тот работал в частной юридической конторе, дела получал, по молодости лет, не слишком серьёзные, но ответственные, и в областном суде уже успел завести нужные знакомства. Кстати, в конторе, где Игорь работал, Маше в своё время указали на дверь. Хотя, она была не хуже Ливанцова, и диплом имела и характеристику соответствующую её знаниям, но всерьёз её не восприняли. На работу взяли Игоря, рослого, с волевым подбородком и решительным взглядом. Но надо признать, что Игорь таким и был, волевым и решительным, и наговаривать зря Маша на него не станет. Они давно переросли возраст беспричинной зависти. Вот и сегодня, встретившись в коридоре, друг друга тепло поприветствовали, а Игорь её даже в буфет зазвал.

— Ты всё, отстрелялась на сегодня?

— Да. У меня апелляция была. А ты?

— Помогаю Демидову с защитой. — Игорь голос понизил. — Слышала, что Королёв на администрацию в суд подал? Ну вот…

— Ого. И как шансы?

Ливанцов неопределённо покрутил рукой в воздухе.

— Так себе. Наверху уже всё решено, кому какое дело, что он теряет доход? Нечего было с губернатором скандалить.

— Весь город это обсуждает.

— Пойдём в буфет? Там булки вкусные продают.

— Гоша, ты всё также по булочкам спец?

— А то. Надо же откуда-то силы брать. — Он ткнул себя пальцем в лоб. — Нужно питать мозги.

— Везёт тебе. А мне булки нельзя, но чаю бы я выпила. А то в обморок с голодухи грохнусь.

— А чего ты голодаешь? — Они вошли в судебный буфет, совсем не похожий на буфет какого-нибудь заштатного районного суда. Это было просторное помещение с аккуратными столиками, накрытыми накрахмаленными скатертями, с красивой стойкой и витриной, полной всяких вкусностей. К тому же, здесь изумительно пахло только что сваренным кофе. Настолько изумительно, что Маша тут же передумала насчёт чая и заказала чашку кофе. — Проблемы финансирования?

— Да было бы это финансирование, — пробормотала Маша в лёгком возмущении, принимая от Ливанцова чашку с кофе. Он присел напротив, у него, помимо кофе, была тарелочка, на которой уютно устроились две румяные булочки с маком. Маша не утерпела и отломила от одной маленький кусочек. Сунула его в рот, и от удовольствия глаза закрыла. А приятелю призналась: — Мне нельзя есть, мне скоро замуж выходить. Надо блюсти фигуру.

— Ты замуж собралась?

Маша на Игоря взглянула с требовательным прищуром.

— Не понимаю, чему ты так удивляешься. Думал, меня не возьмёт никто?

Игорь засмеялся.

— Да нет, чего не взять? Ты красивая.

— Это, видимо, моё самое большое достоинство.

— Смирнова, хватит к словам цепляться. Просто я был уверен, да и не только я, что ты будешь биться до последнего.

— За что?

— За место под солнцем. В статусе именитого адвоката. А ты замуж собралась.

— Одно другому не мешает.

— Брось ерунду говорить. Конечно, мешает. Кстати, кто счастливчик?

— Стас Тихонов.

Ливанцов заметно удивился, после чего присвистнул.

— А, ну тогда ясно.

Маша пнула его под столом.

— Что тебе ясно? Это любовь.

Игорь разулыбался.

— Не сомневаюсь.

Маша как раз собиралась с ним поспорить, но её отвлекло появление Харламова. Дмитрий Александрович вошёл в буфет, в идеальном костюме, в идеальной белоснежной рубашке и при дорогом стильном галстуке, впрочем, он всегда так выглядел, по сторонам не смотрел и никому не улыбался. Прошёл к барной стойке и на неё облокотился. Маша уставилась на него, как ягнёнок на волка, не в силах отвести глаз. И услышала его голос, когда он к буфетчице, женщине средних лет в белом переднике обратился:

— Лиза, сделай мне кофе.

Та расплылась в улыбке, в явной попытке Харламову угодить.

— Одну минуту, Дмитрий Александрович. Только сварила, как почувствовала, что вы зайдёте.

Дмитрий на её любезный тон никак не отреагировал, стоял и барабанил пальцами по стойке, и думал о своём. Потом руку поднял и волосы взъерошил.

— Харламов в своём репертуаре, — шёпотом проговорил Ливанцов, тоже наблюдая за Дмитрием.

Маша всё же отвела глаза от фигуры Харламова, на приятеля посмотрела. Поинтересовалась:

— Что ты имеешь в виду?

— Он перед заседанием всегда такой. По коридору идёт и никого вокруг себя не видит. Все уже привыкли.

Маша приказала себе на Дмитрия Александровича больше не смотреть, но вместо этого то и дело косилась на Харламова. Тот так и стоял у стойки, не присел, пил кофе и смотрел в окно. А Маша думала о том, что ей предпринять, когда он обернётся и увидит её. Поздороваться, как ни в чём не бывало? Улыбнуться ему или холодно кивнуть?

Дмитрий кофе допил, в той же задумчивости по стойке ладонью стукнул, и направился к выходу. Прошёл мимо Маши, совсем рядом, но его взгляд на ней ни на секунду не задержался. Маша его взглядом проводила, понимая, что уязвлена. Чем именно не понимала, — не заметил и не заметил, подумаешь, — но досаду почувствовала.

Сегодня она не торопилась покинуть здание суда. Простившись с Ливанцовым, который спешил в контору, отчитаться о прошедшем заседании, Маша послонялась по коридору, присматриваясь к людям, никого из знакомых больше не встретила, а затем спустилась на первый этаж, заглянула в расписание слушаний. Харламов выступал в защите по делу о мошенничестве, четвёртый этаж, зал 48. Зачем ей в этот зал, Маша точно объяснить не могла, но поднялась на лифте на нужный этаж. У дверей в зал стоял пристав, но адвокатское удостоверение убедило его пропустить её в зал. Маша на цыпочках проскользнула внутрь, стараясь никого не побеспокоить своим появлением, и присела на заднем ряду. Прокурор как раз зачитывал детали обвинения, судья слушал, все в зале выглядели серьёзными, и только Харламов сидел, откинувшись на кресле, и едва заметно крутился на нём из стороны в сторону. Слушал, но на лице его особой заинтересованности заметно не было. Он будто думал о своём.

— Защите есть что сказать? — поинтересовался седовласый судья, когда прокурор с серьёзным лицом закончил свою речь и сел.

Дмитрий кашлянул, поднялся.

— Да, ваша честь. У нас будет ходатайство, мы просим о доследовании. Мы считаем, что прокуратура несерьёзно отнеслась к заявлениям моего клиента в части полученных от гражданина Савушкина угроз в физической расправе. У нас есть доказательства преследования и письменных угроз. Прокуратура почему-то об этом умалчивает.

— Дмитрий Александрович, — судья откровенно усмехнулся, — хотите сказать, что ваш клиент скрылся с деньгами гражданина Савушкина, потому что боялся, что его побьют?

— А почему нет? Я бы тоже скрылся. Особенно, когда меня обещают лишить самого важного.

— Рискну полюбопытствовать: чего именно?

— Явно не чести, — негромко проговорил прокурор, посмеиваясь и уткнувшись в бумаги.

Харламов послал ему ехидную улыбку.

— Явно. И даже не денег. Мой клиент всерьёз опасался, что его лишат мужского достоинства. Михаил Петрович, вы ведь опасались?

Дюжий дядя с печальным лицом также печально кивнул. А мужчина средних лет, сидящий рядом с прокурором лишь головой качнул, видимо, поражаясь чужой наглости. Он, кстати, весовой категории ответчика никак не соответствовал, но Дмитрия Александровича это нисколько смущало.

— У нас есть письменное доказательство, где, как мы убеждены, рукой истца, написана угроза нарушить репродуктивную функцию моего клиента, раз и навсегда.

— А на заборе я ничего не писал? — возмутился мужчина.

— Истец. — Судья даже пальцем ему погрозил, а Харламов полюбопытствовал:

— А вы писали?

— Дмитрий Александрович, давайте уже закончим этот цирк, — попросил прокурор, — посмеялись и будет.

— Мне вот нисколько не смешно. Я, знаете ли, дорожу этой частью своего тела, считаю, что она не так дурна и ещё мне пригодится. Поэтому понимаю страх и возмущение своего клиента. И прошу суд обратить внимание на угрозы истца, которые мы готовы документально подтвердить, и которые не позволили моему клиенту вовремя выполнить условия договора по возврату оговоренной ранее денежной суммы.

Маша сидела и улыбалась. Даже губу закусила. А потом Дмитрий обернулся, и без сомнения в этот момент её увидел, замолчал, сбился на секунду. Немного удивился, но затем усмехнулся. А Маша машинально подняла руку и указала ему на волосы. Харламов тут же свои пригладил, ещё мгновение сверлил её весёлым взглядом, после чего вернулся за стол. На кресле покрутился, снова на Машу посмотрел. Кажется, её присутствие его не на шутку развеселило.

— Дмитрий Александрович, ты собой доволен?

Маша услышала, как прокурор, проходя мимо Харламова, задал ему этот вопрос. Дмитрий усмехнулся, складывал документы в дорогущий портфель.

— Буду доволен, когда судья вердикт вынесет.

— Ты хочешь вердикт в свою пользу за слово из трёх букв на мятой бумажке?

— Посмотрим. Евгений Палыч, а ты чего так разволновался? Может, по коньячку?

— Я с тобой не пью. Когда работаю.

— Ну, тогда после вердикта? К тому же, мне не до тебя, меня вон девушка дожидается. А тебя товарищ полковник в прокуратуре.

На Машу уставились две пары мужских глаз, после чего Евгений Павлович в прокурорском кителе, кинул на Харламова выразительный взгляд.

— Порой даже позавидуешь, как некоторые хорошо устроились.

— Палыч, ты не поверишь, родственница!

— Конечно.

— Я, правда, родственница, — вмешалась в их разговор Маша, точнее, попыталась это сделать. — А ещё адвокат.

— Ты слышал, Палыч, она адвокат.

Маше подарили снисходительную улыбку, недоверчивый взгляд, и прокурор Евгений Павлович покинул зал заседаний.

— Ты что здесь делаешь, родственница?

— У меня была апелляция. Потом вас увидела в расписании, решила послушать.

— И как?

— Вы очень любите все части своего тела, Дмитрий Александрович. Я это поняла.

Он посмеялся. Отошёл на шаг, окинул Машу взглядом.

— Как любой нормальный человек, — сказал он.

Они вышли вместе из зала, причём Харламов то ли позабыл, то ли просто не подумал пропустить её в дверях вперёд. И по коридору направился бравым шагом. Маше пришлось его догонять. Хотя, она понятия не имела, зачем это делает.

— И как ваши шансы? — спросила она.

— После дурацкого представления?

— Да.

— Думаю, повысились.

— Потому что судья — мужчина?

— Потому что мне нужен был повод для отсрочки. Я её получил. Пусть и такой глупый повод. Иногда нужно уметь посмешить людей. — Дмитрий кинул на неё изучающий взгляд. — Маша, ты боишься быть смешной?

— Боюсь ли?.. Не знаю. Но это неприятно.

— А ради дела?

— Возможно.

— Это не тот ответ.

Она выдохнула. После чего сказала:

— У меня ещё не возникало подобной ситуации.

— Правильно. Потому что ты не даёшь ей развиться. Ты тут же глушишь её подборкой статей и законов. А судьи, знаешь ли, тоже люди. И мало того, прокурорские тоже люди. Нужно уметь заводить друзей.

— Дмитрий Александрович, кого вы обманываете? Хотите сказать, что этот… Евгений Павлович ваш друг?

— Когда мне это нужно, он мой друг.

Они остановились перед выходом, дожидаясь пока охрана проверит входящих и осмотрит их сумки. И Дмитрий, воспользовавшись моментом, повернулся к Маше. Они стояли рядом, и ей даже пришлось закинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо. И тут же решила, что она зря это сделала. Взгляд Харламова был внимательным, даже въедливым. А ещё он посетовал:

— Ты совсем не улавливаешь сути, детка.

Маша обдумала его слова, но не смысл, а его тон.

— Во-первых, я не детка, а во-вторых, я улавливаю. Но не думаю, что я согласна.

— Ты просто маленькая ещё.

На это она отвечать не стала, потому что любое её слово против, он воспринял бы, как доказательство своего предположения.

Они вышли из здания суда, и Дмитрий спросил:

— Ты на машине?

— У меня нет машины.

— Как? Совсем? А как же ты передвигаешься?

— Общественным транспортом, Дмитрий Александрович.

— Дичь какая. Купи себе машину.

— Как только заработаю.

— Это долго. Хочешь, я тебе куплю машину?

Маша брови сдвинула.

— За что?

Он стоял совсем близко и широко улыбался, глядя на неё.

— За то, что родственница.

Под его взглядом она смущённо кашлянула. Горло перехватило непонятным спазмом, а взгляд метался между тяжёлым подбородком Харламова, узлом дорогого галстука и лацканами пиджака стального цвета. Маша не могла себя заставить посмотреть Дмитрию в глаза. Уже и не рада была, что отправилась на это слушание, не понимала, что её завлекло (ну, помимо адвокатского таланта Дмитрия Харламова, конечно), и теперь стояла перед ним, как девчонка, с портфельчиком в руках. И её портфельчик не шёл ни в какое сравнение с портфелем Дмитрия Александровича из натуральной кожи питона.

— Пойдём, я тебя отвезу. — Он непринуждённо приобнял её за плечи. И жест был именно непринуждённый, ничего не значащий, и прицепиться ей было не к чему. И когда Маша машинально отступила из-под его руки, это снова сыграло не в её пользу. Она казалась странной и жеманной.

— Не нужно, я доберусь.

— Прекрати выдумывать. — Харламов остановился и к Маше повернулся. И взглянул уже совсем иначе, с явным недовольством её поведением. И голос его зазвучал наставительно. — Никогда себя так не веди. Если, конечно, хочешь стать хорошим адвокатом. Ты из всего должна извлекать пользу, даже из мелочей. Замечать их и использовать. И отказаться оттого, что тебе необходимо, это верх глупости. Даже в таких мелочах. Первое правило адвоката — это уверенность в себе. Второе — умение расположить к себе людей и убедить их в чём угодно. То есть, ты должна быть искренна и доброжелательна. И третье — ты должна уметь улыбаться, не смотря на то, что у тебя на уме на самом деле. Даже если ты проигрываешь дело. Улыбаться ты умеешь, теперь научись этим пользоваться. И перестань строить из себя гордячку, я таких не люблю. — Он снова указал рукой в сторону ряда машин на стоянке, там стоял его «Кайен». — Пошли, я отвезу тебя в твою бесплатную контору.

— Мне к парикмахеру надо, — сказала Маша, обгоняя его на шаг и направляясь к его машине.

Дима улыбнулся ей вслед.

— Как скажешь, дорогая.