Цвет бедра испуганной нимфы

Екатерина Островская, 2022

Нина – красивая и умная молодая женщина, одинокая, но вовсе не несчастная. У нее собственный бизнес, хороший доход, своя квартира, машина… Благополучная жизнь совершенно не подготовила ее к неожиданным испытаниям: внезапно Нина оказывается главной подозреваемой в убийстве давнего и доброго знакомого – мужа лучшей подруги! Попав в КПЗ, она не знает, что делать, и следует совету случайной знакомой обратиться в разыскное агентство Веры Бережной…

Глава шестая

Она переступила порог камеры, где царил полумрак. Над дверным проемом, над головой застывшей от ужаса Нины, прилип к стене тусклый ночник, едва освещающий небольшое помещение, в котором стояли две двухъярусных кровати. Похоже было, что они были заняты. Входить внутрь было страшно.

— Чего встала? — прозвучал хриплый женский голос. — Проходи в хату.

Марфина сделала пару шагов и увидела, что одна их нижних кроватей свободна, а на второй сидит женщина лет пятидесяти. А с верхних на вошедшую смотрят две девчонки.

— Сигаретки не найдется? — спросила женщина. — Вижу, что ты не курящая, но вдруг заныкала для хорошей компании.

— К сожалению, не ожидала, что так получится.

— От сумы да от тюрьмы не зарекайся, — напомнила женщина старую поговорку. — Вот эти две мартышки, — она показала глазами на верхние койки, — тоже не ожидали. Пошли в бар пивка хряпнуть на халяву, подсели к мужику одинокому. Тот им и пива, и шампанского, а потом домой позвал. Они ему стол помогали накрывать, холодильник обшмонали, нашли снотворное, сыпанули ему ударную дозу, и тот чепушило отрубился по полной. Но они по шкафам и тумбочкам пошустрили. Выгребли золотишко бабское, потом прихватили пару шуб, сапожки и с набитыми пакетами домой намастрились. Вышли на улицу, а тут как раз «воронок» подкатывает. «Что в мешочках, девушки?» — менты спрашивают… Вот так сюда их прямиком. Пару часов уже здесь сидят и трясутся. Я им говорю, что утром выпустят, потому что чепушило в себя придет и катать заяву не будет, потому как ему потом объяснять придется, что за несовершеннолетние пацанки у него были в гостях, когда жена в Египте отдыхала.

— А если напишет? — пропищал сверху почти детский голос.

— Слышь, ты, на пальме, — отозвалась женщина, — во-первых, не перебивай старших, а во-вторых, писать он не будет, потому что вы скажете, что несовершеннолетние и он вас спаивал и настойчиво предлагал с ним вступить в половую связь извращенным образом, при этом угрожая кухонным ножом. Нож вы сможете потом опознать, а на ноже наверняка его отпечатки имеются. Так что выпустят вас по утрянке.

Женщина посмотрела на Нину.

— А тебя за что замели? Судя по костюмчику твоему, по мелочовке не размениваешься. Судя по моему опыту и взгляду наметанному, ты олигархов на бабло разводила. Эскортница или нет, но костюмчик на тебе — товар штучный. Сразу видно, из Парижа. В бутике Такедо на галерее Вивьен брала? Руку мастера сразу узнаю. Фасончик, правда, прошлогодний, но все равно бабла немерено отдала. Ведь так?

— Это подарок, — объяснила Нина.

— Значит, все-таки эскортница, — вздохнула женщина, — никогда бы не подумала: ты смотришься как богатая содержанка…

Она подняла голову и махнула рукой, отгоняя любопытных девчонок.

— Что уши свесили, козы некоцанные! Чтоб так красиво жить, надо учиться, учиться и учиться, как завещал великий Ленин. И не у всех еще ума и таланта хватает, чтоб такую науку осилить… Вот я тридцать лет назад тоже в модельном бизнесе крутиться начала. И ведь как крутилась! Уже Парижем бредить начала, а потом меня тупо продали одному типа олигарху. Он, конечно, разводило еще тот был, а потом зачем-то решил в политику податься… Короче, грохнули его, а ко мне пришли серьезные ребятишки, заставили квартирку, что он мне купил, на них отписать, цацки все забрали… Пришлось домой возвращаться, а мать меня уже позабыла… А потом меня же и сдала волкам. Так я первый срок на себя повесила.

— Родная мама? — удивился тоненький голосок на верхней койке.

— А чего такого? Она у меня сама три ходки осилила. Первая по шестьдесят четвертой статье еще советского кодекса — это за измену Родине. Она с американским дипломатом сошлась: по любви — уж не знаю, а может, просто хотела в Штаты свалить. Залетела от него. Мечтала о мальчике, чтобы его Дином назвать в честь певца американского Дина Рида — был такой красавчик. Ну ее вызвали куда следует и приказали за тем америкосом следить и доносить. Она, дурочка, и отказалась. Ее, естественно, взяли, осудили, отправили на зону, где я и родилась. Девочка, соответственно. Так что она хоть и назвала меня Диной, но ненавидела до конца своих дней. А я, как ни странно, на этого певца даже походила чем-то. Тоже высокая, блондинка, носик маленький, глазищи на пол-лица. Да и пела очень прилично. Потом уже на зоне его — в смысле того американца — репертуар освоила, выступала в клубе с большим успехом. Мне и погоняло приклеили — Дин Рид… Как-то отправили меня в карцер, холодно, жрать охота. А тут к двери подходит главная вертухайка и просит:

— Осужденная Воронина, спой мне про ковбоя, я тебе и одеялко, и хавку приготовила. Только спой. Я без этой песни жить не могу.

Зачем отказывать, когда так просят. Мне не жалко, ну я и начинаю…

I have had one dream throughout my life

Through all troubles and throughout of strife.

Потом пою «Элизабет», арию из «Вестсайдской истории»… Не для нее только, а для себя тоже. А за стенкой, в соседней камере, другая девчонка плачет над своей дерьмовой жизнью.

Женщина вздохнула и вспомнила:

— Так за что тебя на цугундер кинули?

— Будто бы за убийство.

— И ты не знаешь, за какое?

— Убили моего начальника, труп положили в багажник, а я потом на этой машине поехала к нему. Он меня сам по телефону вызвал на встречу с каким-то своим инвестором. А когда и как его в багажник засунули, представить не могу. Я от машины отошла всего минут на десять.

— За десять минут можно в багажник не одного начальника упаковать, но еще дюжину таких же. Завтра тебя на допросе трясти будут. Отказывайся говорить без адвоката.

— А где я его найду? У меня нет знакомых адвокатов.

— Тогда тебе сразу будут предлагать государственного, но ты не соглашайся — государственные пройдохи еще те: начнут тебе советовать, чтобы ты признала вину до суда, и тогда предложат рассмотрение твоего дела в особом порядке, якобы за сделку с правосудием срок скостят. Не верь этим гадам! Как бы ни убеждали, как бы ни уговаривали — не верь. Они с ментами заодно. Другого адвоката порекомендовала бы, но сейчас не знаю никого. Был один решала, который за большие бабки смог бы договориться, но его лет восемь назад грохнули…

— И что мне сейчас делать?

— Погоди… Могу предложить подходящий вариант: имеется одно агентство — типа по розыску… Они могут и адвоката подтянуть, если знать будут, что ты и в самом деле чистая. Там всем Вера Бережная заправляет. Она хоть и сама ментовка бывшая, но правильная ментовка и дело свое знает. Она многим помогла… Телефона ее у меня нет. Но агентство ее так и называется «ВЕРА». Ты можешь попросить следака, который тебя колет, чтобы он с ней связался и трубочку тебе передал… Хотя вряд ли так какой-нибудь следователь сделает. Но, с другой стороны, моли бога, чтобы тебя до суда под подписку выпустили. А как выпустят, то сразу беги к Бережной. Конечно, тебя вряд ли отпустят, если против тебя что-то есть… Что у них против тебя может быть?

Марфина пожала плечами. Не хотелось ни говорить об этом, ни думать; хотелось только одного — скорее бы все нормализовалось, чтобы можно было вернуться домой и смыть с себя все это.

Женщина наклонилась и заглянула ей в глаза.

— Ладно, ложись спи — третий час ночи поди, а будят здесь рано. Завтрак только в восемь приносят, так что время поговорить у нас еще будет. А вообще: добро пожаловать в другую реальность, в иную жизнь, где все не такое, как ты знала в прошлом. Здесь тебя от сладкого воротит, а там шоколадка в радость будет, да и ту разделить придется.

Нина легла на жесткий матрас, накрылась колючим одеялом; в камере было не холодно, но очень душно, и от этого выступил пот на лбу. А, может, и не от духоты, а от того, что не давала спать одна противная и мерзкая мысль, что, может, и права эта женщина со странным прозвищем Дин Рид: теперь придется жить в другом мире — душном и страшном.

Она стала вспоминать весь вчерашний вечер, разговор с Леней, как взяла ключи и папку с документами, села в машину, включила навигатор и отправилась в неизвестный ей ресторанчик, злясь от того, что вечер уже потерян, потому что придется ждать, когда освободится генеральный директор, чтобы потом везти его домой и сдавать на руки Жанне…

Она ехала по узкой грунтовке сквозь небольшой темный лес, который обогнули новостройки. На лобовое стекло падали раскрывшиеся от жарких дней сосновые шишки, и они же хрустели под колесами автомобиля. Наконец за деревьями появился свет, стеклянные стены пустой ресторанной веранды, на площадке стоял человек и, закинув голову вверх, смотрел на бледные звезды. Это был Марушкин. Когда «Мерседес» остановился рядом с ним, он опустил голову, обернулся к Нине и широко улыбнулся.

— Неохота уходить отсюда, — произнес Леня, — здесь так тихо. Документы не потребовались, и так все решили. Большое дело начинаем: скоро вся земля здесь моей будет… Только все это суета сует…

Он открыл дверь автомобиля, наклонился, чтобы сесть в салон, но, очевидно, передумав, выпрямился…

— Здесь останусь… Хорошо тут, воздух свежий и никакой духоты. Потому что я и сам теперь воздух…

Марушкин улыбнулся и начал отдаляться, шагая беззвучно и плавно в сторону ресторанчика. Он бледнел, гас и, не доходя темной стеклянной стены, растворился в ярком электрическом свете…

Разбудили их в семь утра и по одной выводили в туалет. Вода в умывальнике была холодной и едко пахла хлоркой. В восемь принесли завтрак, от которого девчонки отказались. Увидев тарелку с пшенной кашей, смоченной подсолнечным маслом, они сморщились. Дин Рид умяла их порции и два вареных яйца, которые девчонки тоже не стали есть. Марфина свой завтрак кое-как осилила, потому что в последний раз едва перекусила накануне во время обеденного перерыва. Но тогда она взяла в кафе салат-коктейль с креветками, чашку кофе и круассан. Это произошло очень давно и далеко — там, где не было колючего одеяла и страха, в том мире, куда не вернуться уже никогда. Она ни в чем не виновата, но ей не поверили, отправили в камеру и вряд ли выпустят…

В девять утра за Ниной пришел полицейский и отвел в кабинет Летягина. Теперь он был там не один, а в компании пожилого мужчины в гражданском костюме. Тот оказался экспертом и снял с пальцев Марфиной отпечатки. Потом эксперт попросил Нину снять пиджачок.

— Это обязательно? — удивилась она.

— Полностью раздеваться не надо, — ответил не эксперт, а следователь и с ухмылкой добавил: — Пока не надо.

Эксперт взял ее пиджак и осмотрел рукава.

— На первый невооруженный взгляд следов пороха нет, — произнес он, — а должны быть, потому что оба выстрела произведены с близкого расстояния.

Он достал складную лупу и продолжил исследование ткани.

— Материальчик дорогой, — сказал он, — шелк, а значит, следы должны были остаться. Не потому, конечно, что материал дорогой, а потому, что частицы порохового заряда шелк прожигают. Остаются такие микроскопические дырочки, которые глазу могут быть не видны, а через лупу очень даже заметны.

Он отложил пиджак в сторону и попросил Марфину показать ему руки. И тоже осмотрел их через увеличительное стекло.

— Вроде чисто, — произнес он.

— Что значит «вроде»? — не поверил следователь. — Должно что-то быть. Ты возьми пиджак и проверь на своем микроскопе.

— Уверяю тебя, — покачал головой эксперт, — что и стереоскопический микроскоп ничего не покажет. И просвечивание мягкими рентгеновскими лучами ничего не даст, и инфракрасное исследование ткани костюма или кожных поверхностей рук… Только время зря терять. Поверь моему опыту. Сейчас к себе спущусь: составлю официальное заключение и тебе пришлю.

— Погоди! — попытался удержать его Летягин. — Ты куда спешишь? Я целую ночь отдежурил, мне положено домой идти и отсыпаться, но я здесь торчу, во все вникаю.

— А кто тебя здесь держит? — ответил эксперт, поднимаясь со стула. — Все равно у тебя это дело городское управление заберет. Или ты хочешь на себя оформить раскрытие преступления?

Эксперт поднялся и посмотрел на Марфину.

— Кстати, вы знаете, как цвет вашего костюмчика называется?

— Знаю.

— Это хорошо, — кивнул эксперт, — а цвет ныне редкий: не просто бледно-розовый, а цвет бедра испуганной нимфы, или, как говорили галантные французы, куассе де нимфе эмю. Российский император Павел, которого, кстати, англичане заказали, чтобы он им на Мальте не мешал, избрал именно этот цвет для подкладки офицерских мундиров. Остроумные суворовские солдаты называли такой розовый «цвет ляжки испуганной Машки»…

— Товарищ подполковник, — не выдержал Летягин, — вы что здесь за лекцию нам учинили! Времени в обрез, а вы про какие-то ляжки.

— Эх, Антоша, — вздохнул эксперт, — не лекцию читаю, хотя мог бы; я просто намекаю тебе, что в таких костюмчиках, да еще такого редкого цвета, девушки на убийства не ходят.

— Идите уж, — попросил следователь эксперта, — а то у меня после суточного дежурства и без вас голова идет кругом.

Он проводил пожилого мужчину взглядом, а когда дверь закрылась, выдохнул так, как будто еле сдерживал себя:

— Это был наш эксперт-криминалист. Давно ему на пенсию пора, но его не гонят: дескать, хороший специалист. Но мы с вами, Нина Алексеевна, и в самом деле должны покончить с этим делом как можно быстрее. Мне, например, все уже давно и самому ясно. Вы не убивали сами, своими руками. Но наверняка знаете, почему это произошло. Ведь кому-то ваш начальник перешел дорогу.

— Честное слово, для меня это настоящая трагедия.

— Трагедия? — переспросил Летягин и усмехнулся. — Разумеется, еще какая трагедия для жены, для близких… А для вас-то с чего?.. Вот когда жену Марушкина ночью привезли на опознание и показали ей труп мужа, так она сразу сознание потеряла. На пол бы упала, если бы я не успел подхватить… Потом нашатырь ей давали нюхать, чтобы в себя пришла… Успокоительное дали… Столько слез пролила женщина… Вот это трагедия.

— Вы ей про меня сказали?

— А что я должен был говорить? Сообщил только, что задержана гражданка Марфина, в машине которой и был обнаружен труп.

— Но это ведь не моя машина.

— Но вы были за рулем. Я внимательно еще раз проанализировал ваши показания и обнаружил некоторые несостыковки.

— Какие? — удивилась Нина.

Но Летягин как будто не услышал ее вопроса.

— А еще ознакомился с документами, которые были обнаружены в машине… Вы в курсе, что это были за документы?

— Нет.

— Ну так вот там были сертификаты на драгоценные камни и договор со швейцарским банком, которые принял эти драгоценности под обеспечение кредитной линии. Между прочим, сумма кредита весьма и весьма: почти одиннадцать миллионов евро.

— Мне ничего об этом не известно.

— Так ли? — не поверил следователь. — А ведь это мог быть повод для преступления. Деньги сами по себе немалые, а тут еще и драгоценности. Все женщины падки на них.

— Вы, наверное, не с теми женщинами были знакомы, — обиделась Нина.

— А у меня в кабинете других и не бывает. Я, например, пару лет назад раскрыл преступление, так тогда тоже одна красотка уверяла меня, что к убийству подруги никакого отношения не имеет. Плакала даже, что я смею ее в чем-то подозревать. А потом выяснилось, что из квартиры убитой пропали украшения на общую сумму восемь миллионов рублей. А тут одиннадцать, и не рублей вовсе, а евро!

— Если вы меня считаете причастной, то я тогда отказываюсь отвечать… Говорить буду только в присутствии адвоката.

— Ваше право. Вы прямо сейчас можете позвонить ему и вызвать сюда.

Следователь замолчал и даже посмотрел в сторону, показывая всем своим видом, что ему все равно — будет адвокат у Марфиной или нет. Он глядел на стену, где красовалась фотография президента в болотных сапогах и с удочкой в руках. Президент демонстрировал только что выловленную им крупную рыбу.

Потом Летягин снова обратил свой взор на подозреваемую.

— Ну что же вы?

— А как я позвоню: вы же отобрали у меня мобильный.

Следователь выдвинул ящик своего рабочего стола, достал из него мобильный телефон Марфиной, положил на стол.

— Звоните!

Звонить было некуда. У Нины не было номеров телефонов адвокатов. Ночью сокамерница говорила ей о какой-то женщине, которая занимается розыском и сможет помочь, но названия агентства и фамилию той женщины Нина вспомнить не могла. Только имя осталось в памяти.

— У меня, наверное, номер не в этом аппарате записан, — вздохнула она.

— На вас еще один номер оформлен? — удивился Летягин. — Так назовите его.

— Другого номера нет, но есть старый аппарат, вероятно, в его памяти я и сохранила название агентства и директора… Помню, что Вера ее зовут.

— Агентство «ВЕРА»? — удивился следователь. — Конечно, если вы настолько богаты, чтобы просить саму Бережную, то тогда, конечно, можно и ей позвонить. Но это будет вам стоить таких денег… Она же только олигархов обслуживает.

Открылась дверь, и в кабинет заглянул мужчина.

— Не помешаю?

Летягин поднялся со своего кресла: очевидно, его решил посетить кто-то из начальства.

— Здравия желанию, товарищ подполковник юстиции.

Мужчины обменялись рукопожатием, и вошедший спросил:

— Ну чего тут у вас?

— Отказывается давать показания: требует пригласить сюда Бережную.

— Зачем ей это надо? Не объяснила?

Они говорили о Нине в третьем лице, как будто ее не было в кабинете.

— Я просто просила позвать адвоката из агентства «ВЕРА», — объяснила Марфина.

Но ее не слушали.

— Меня Евдокимов буквально с постели поднял, к себе вызвал и попросил… То есть приказал сюда мчаться и помочь в расследовании. Оказывается, убитый… как там его?

— Марушкин, — подсказал следователь.

— Ну да, именно. Так вот он давно уже на крючке. На него много чего нарыли: незаконные финансовые операции, неуплата налогов, обналичка, перевод средств в зарубежные банки… И потом он создал финансовую пирамиду… Целый ряд особо опасных преступлений.

— Если есть преступления, значит, есть и нанесенный ущерб, и есть пострадавшие, — вступила в разговор Нина. — А что совершил Марушкин?

Оба мужчины посмотрели на нее так, словно только сейчас обнаружили ее присутствие.

— Я старший следователь по особо важным делам Городского управления Следственного комитета подполковник юстиции Егоров, — наконец представился вошедший. — Насколько понимаю, вы задержаны на двое суток и обвинение вам пока не предъявлено. Предварительным следствием установлено, что в момент убийства вашего генерального вы находились в нескольких километрах от места преступления. Марушкин был убит на территории, прилегающей к ресторану «Тихое место». Сейчас мы пытаемся определить всех присутствующих там лиц. Вы честно и откровенно расскажете все, что знаете, а я сделаю так, что меру пресечения вам изменят. Вернее, вас переведут в разряд свидетелей по делу… Точнее говоря, с вас не возьмут подписку о невыезде, а просто попросят не покидать место жительства до окончания следствия. Вас такое устраивает?

— Вполне, — согласилась Нина.

И вздохнула свободно, считая, что все самое страшное для нее уже позади. А зря: никому неизвестно наверняка, что ждет его в будущем. Даже самый целеустремленный и верящий в свою удачу человек этого не знает.

Егоров начал просматривать показания, которые Нина давала Летягину. Потом отодвинул листы.

— Есть что добавить? — спросил он.

— Я рассказала все, что знала.

— Ну тогда и мы примем свое решение, — вздохнул Егоров.

— А когда меня отпустят?

— Скоро, — ответил Летягин, — но надо подождать немного. Остались кое-какие формальности.

Ее снова отвели в камеру. Там было пусто, вероятно, всех ее сокамерниц тоже допрашивали в это самое время. А может, и отпустили кого-то. Скорее всего, освободили тех девчонок, как и предсказывала Дина. В камере было все так же душно, дневной свет почти не проникал сюда через узкое окошко под самым потолком. Пришлось ждать почти час, потом ее снова отвели в кабинет Летягина, но самого его там уже не было — вероятно, следователь отправился отсыпаться после суточного дежурства. За его столом теперь сидел молодой человек в гражданском костюме, а рядом сбоку подполковник юстиции Егоров из Следственного комитета. И по тому, что он сидел рядом, а не за столом, Нина поняла, что теперь главный здесь не он, а как раз приятный молодой человек.

Егоров чрезвычайно приветливо посмотрел на Марфину, а потом взглянул на молодого человека:

— Ну я пойду тогда. А вы уж беседуйте.

Он направился к дверям.

— А когда меня отпустят? — бросила ему вслед Нина. — Вы же сказали, что какие-то формальности остались…

— Все готово, — обернулся к ней подполковник юстиции, — сейчас майор Тарутин задаст вам несколько вопросов, и вы будете свободны.

— А если не смогу ответить на них?

Вдруг Нина поняла, что ее обманули. Причем все: и капитан Летягин, и подполковник юстиции Егоров, а теперь еще и этот, судя по всему, уже третий следователь собирается это сделать.

— Меня зовут Николай Тарутин, — представился молодой человек, — я из Федеральной службы по финансовому мониторингу. Вы можете уйти, но тогда в любом случае мне придется вызывать вас повесткой… Сами понимаете, когда происходит убийство…

— А какое отношение ваше ведомство имеет к расследованию убийства?

— Никакого, — согласился Тарутин, — мы боремся с легализацией доходов, полученных преступным путем. Организации, которые создавал убитый накануне Марушкин, привлекли наше внимание. Мы собирались с ним побеседовать в самое ближайшее время, и тут… Сами понимаете.

— Я к бухгалтерии и финансовой деятельности его компаний не имела никакого отношения. Он, правда, записал меня как финансового директора, но я нигде своей подписи не ставила и получала зарплату меньше, чем его секретарша. Я создала свои курсы по обучению азам предпринимательской деятельности… Большинство клиентов приходили действительно от него — не буду скрывать. Но договорных отношений с ним у меня не было… То есть были, конечно, но они касались только хозяйственной деятельности: аренда, помещений, охрана, клиринг….

Молодой человек кивнул и произнес:

— Не буду спорить с вами, но нам известно, что вы держали в руках некоторые финансовые документы, в том числе выписки из банков, и могли знать, куда отправляются деньги, на какие счета…

Марфина догадалась, откуда финмониторинг может это знать: только главбух могла сообщить об этом. Хотя у такой службы и свои возможности для проверок имеются.

— А почему вы не спросите об этом у главного бухгалтера Яшкиной? — поинтересовалась она.

Тарутин пожал плечами и ответил:

— Спросим, когда придет время. А пока Лидию Федосеевну нигде не могут найти. Ранним утром, когда стало известно об убийстве Марушкина, мы отправили к ней группу, но дома ее не оказалось. Опросили соседей, и те ответили, что вечером ее тоже не видели. Перед подъездом, где она обычно оставляла свой автомобиль, машины не было. Вы сами когда ее видели в последний раз?

— Накануне: в самом начале девяти вечера. Она как раз выходила с работы, была спокойна, как обычно, и уверена в себе.

— Не говорила, куда отправляется?

— Мы не в таких близких отношениях, чтобы докладывать друг другу о своих планах.

— Вы ее не любили?

— Я за нее замуж не собиралась, — пошутила Нина, — но она мне не нравилась. Я не считала ее большим специалистом, но ничего против нее не имела. Если она устраивала Леонида Борисовича, то это был его выбор. А какие-то финансовые документы фирмы Марушкина я действительно держала в руках. Кое-что в них лично у меня вызывало сомнение…

Она замолчала.

— Я прекрасно понимаю, — продолжил Тарутин, — обороты были большими, расходы завышались, деньги уходили на счета небольших организаций, которые всякий раз были разные… А вам не приходило в голову, что все эти средства могли обналичиваться или уходить за рубеж?

— Для того, чтобы рассуждать, надо иметь какие-то факты. А просто так предполагать, что хорошо знакомый мне человек нарушает законы, я не могу.

— В машине, которую вы вчера перегоняли, обнаружены документы. Вы их просматривали?

Нина подумала и кивнула.

— Посмотрела, но ничего не поняла: они не на русском и к деятельности фирмы Марушкина отношения не имеют. Тем более какой-то плохо составленный неизвестно кем бизнес-план.

— Не исключаете возможность, что Леонид Борисович мог зарегистрировать за рубежом предприятие или даже несколько? На счета одного он мог переводить средства отсюда, потом приобрести на эти деньги ценные бумаги… а лучше драгоценные камни, добытые на экзотическом острове за полцены или лучше за треть… Камни лучше, чем ценные бумаги, потому что те могут взлететь в цене, но чаще все же значительно теряют в стоимости. А камни только дорожают… В такие активы лучше всего вкладывать средства.

— Так принято считать, — согласила Нина, — когда-то — лет сорок назад — было модно вкладывать средства в картины импрессионистов, поэтому-то они взлетели в цене. Но картин этих не так много, а потому выгоднее вложиться в рекламу какого-нибудь бездарного современного художника, а потом продавать его картины, которые на самом деле не стоят ни копейки.

— Мы отвлеклись, — остановил Нину молодой человек, — вы поняли, что нас интересует, а потому я спрошу прямо: что вам известно о нелегальной деятельности вашего партнера по бизнесу?

Марфина хотела объяснить, что она с бывшим сокурсником не была партнером по бизнесу, потому что род деятельности у их предприятий разный, да и обороты несравнимые, но ничего не сказала и только покачала головой.

— Что-то известно? — повторил молодой человек.

— Нет.

— Марушкин часто бывал за границей?

— А вы разве не проверили? — удивилась Нина. — Он всегда ездил с женой, иногда и я с ними за компанию. Потом как-то мы собрались в очередной раз, визы оформили, приобрели билеты, но в самый последний момент я потеряла документы, в том числе и загранпаспорт.

— Новый получили?

— Получила, и старый потом нашелся, но у меня пропал интерес к заграницам в принципе.

— А что так?

Она промолчала. Не объяснять же незнакомому человеку, что ей и без того одиноко, а за границей тем более: она там не только одна — она еще и вдали от родного дома. Другие радуются солнцу, пляжам, барным стойкам в холлах отелей, новым знакомствам, они легко заводят романы, а у нее не получается.

— Никах предприятий за границей не открывали? — поинтересовался дотошный молодой человек.

— А зачем? — искренне удивилась Марфина.

Он посмотрел на нее и ничего не сказал. Выдвинул ящик стола достал из него женскую сумочку.

— Ваша?

Нина кивнула.

— Проверьте, все ли на месте, — продолжил Тарутин, — наличие банковских карт, документов, косметики и прочее.

Он достал из выдвинутого ящика мобильный телефон.

— А это ваш аппарат.

И тут в кабинет, словно услышав все это, вошел Летягин.

— То есть я свободна? — спросила она, обращаясь не к нему.

— Разумеется, — ответил Летягин, — мы все проверили. Кстати, сейчас весь рунет забит соболезнованиями. Все говорят, что из жизни ушел великий бизнес-коуч.

— Возможно, — согласилась Нина и тут же демонстративно начала пересчитывать деньги — из принципа, чтобы Летягин видел, что она не сломлена и не торопится убегать из «мертвого» дома. А заодно проверила мобильный банк — не снимали ли деньги с ее счетов, просмотрела входящие на мобильном.

Пропущенных входящих было два: один от Жанны, второй от Лидии Федосеевны, но та звонила еще до того, как они расстались накануне вечером. Если верить следователям, главбух куда-то пропала, так что перезванивать ей не было смысла, а вот с подругой необходимо было связаться, чтобы поддержать ее и хоть как-то утешить, если это возможно, конечно. Вообще-то Гуренко еще в школе была непробиваемой — ее мало трогали разные жизненные неурядицы, но это когда было, а теперь потеря мужа!

Марфина вышла на улицу, хотела набрать номер сразу, но стала обдумывать предстоящий разговор. Лучше, разумеется, просто позвонить и сказать, что подъедет, чтобы уже не по телефону, а лично — обнять и вместе поплакать. Она стояла, размышляла и не заметила, как к ней подошла Дин Рид.

Сокамерница курила и улыбалась.

— Ну что, под подписку отпустили? — поинтересовалась она.

Нина кивнула и объяснила.

— Просто не стали предъявлять обвинение.

— Бережная помогла? — уточнила Дина.

— Нет, они сами так решили.

— Врут они все. Наверняка тебя прослушивать будут, наружку установят. Знакомых и соседей начнут опрашивать.

Марфина еще раз кивнула, как будто и сама в этом не сомневалась.

— А Бережной ты все равно позвони, — посоветовала женщина, — она подскажет, как действовать надо.

— Мне сказали, что она за свою помощь денег много просит.

— Не знаю. С меня ни копейки не взяла. Я после последней ходки швеей-надомницей вкалывала, а для приработка убиралась в приватной баньке, которая в соседнем доме была. Клиенты сделают все свои дела и уходят, прилетаю туда — вычищаю дерьмо после них очень быстро, потому что другие уже у входа стоят. Ну и как-то раз завалились в баньку парочка бизнесменов с депутатом, девочек с собой прихватили. Я еще прибраться не успела толком, а им уже не терпится о делах поговорить. А потом девчонки заявили, что у них золотишко пропало, цепочка, цацки разные. А кто мог? Только шныриха-урка. Вызвали меня к клиентам, а те давай меня поливать: тварь гнилая, возвращай, мол, рыжье, да еще за моральный ущерб с девочками рассчитайся, а не то опять на парашу отправим. Я не стерпела и сказала им все, что думаю про них, про депутатов, про девочек, про ментов, про парашу… А чтобы дошло до них скорее, взяла свой рабочий инструмент, то есть швабру, и как начала их… Повезло им, что ментам успели позвонить, а те прислали участкового, потому что дежурная машина ларьки у метро бомбила… А участковым как раз была Бережная — ее в наш район тогда на понижение участковым отправили. Так-то она следователем была. Студента какого-то взяли с наркотой, Вера дело закрыла, потому что на кармане у студента не то количество было, да и просили за него усердно уважаемые люди. А потом мамашка того студента заявила, что Бережная ее сыну сама наркоту подбросила, а с нее за закрытие дела кругленькую сумму взяла. Разбираться не стали, и ее на окраину участковым. Это потом уже она, будучи участковым, маньяка серийного взяла… А студентик тот позже на сбыте крупной партии погорел. Про что это я?

Конец ознакомительного фрагмента.