Игра отражений

Екатерина Глубокова, 2021

Датчане, когда-то пришедшие на английские земли, прижились там и не желают иной судьбы. Но судьба сама находит их – и вот брат и сестра, близнецы Роалль и Рангхиль, вынуждены придумать хитроумный план. Им нужно сохранить свои земли, а для этого придется отправиться в дальнее путешествие, где может случиться что угодно. И любовь вздруг возникнет там, где, казалось, ее не было вовсе…

Глава 4

Рангхиль удалось помириться с братом не сразу. Два дня Роалль, встречаясь с ней утром, смотрел мимо и цедил слова приветствия так неохотно, будто каждое из них жгло ему язык. В замке быстро узнали о происходящем — ведь нужно было подготовиться к приезду гостей, — и эта история взбудоражила людей. За столами в длинном зале, в кухне, на маслобойне и в полях не прекращались разговоры об этом. Шутка ли — хозяин вздумал жениться, да еще и на саксонской невесте! О том, что и Рангхиль, предположительно, выйдет замуж за сакса, никто не говорил, ибо не знал. Пока ответа от Манстана не было и не могло быть — слишком рано. А Ранди никак не могла поговорить с Роаллем, чтобы рассказать ему о том, что отправила два письма.

Утром третьего дня она работала в саду, выдирая расплодившиеся сорняки так, что комья земли летели во все стороны. Недавно прошел дождь, однако выглянувшее солнце быстро подсушило землю. Трава переливалась изумрудной зеленью, словно камни в драгоценном ожерелье; крохотные голубые бабочки, которые, кажется, живут всего несколько дней, перепархивали с цветка на цветок, трепеща полупрозрачными крылышками. Они напоминали Рангхиль английские сказки об эльфах — в детстве она об этом наслушалась вечерами, сидя на кухне среди саксонской прислуги, любившей страшные истории. Эльфы, даже мелкие, бывало, крали детей, подменяя их в колыбельках, мучили заплутавших путников, наводили чары. Нечеловечьих колдунов можно было повстречать не только в холмах, но и на рынке. Ранди пыталась рассказать о суровых скандинавских богах, о молоте Тора и восьминогом Слейпнире, а от нее отмахивались и не хотели слушать. Эльфы были понятнее, чем предания о громадном чужом мире, и христианский Бог казался милосерднее.

Здесь, в саду, Роалль и отыскал сестру. Он был уже не так мрачен, как в предыдущие дни, и поразительным чутьем, всегда касавшимся брата, Рангхиль поняла: ярость его немного утихла. Теперь можно поговорить. Она встала и отряхнула ладони от земли и прилипших травинок.

Брат и сестра немного постояли молча, глядя друг на друга. Ранди не знала, как объяснить то, что происходило между ними в такие моменты, но она внезапно остро почувствовала и любовь Роалля к ней, и его гнев, и его растерянность. С ним, воином и мужчиной, впервые поступили так — не спросив его мнения, не уведомив о важном. Даже когда близнецы были детьми, отец старался посвящать их во все, пусть они не понимали половины того, что происходило. Так они учились тому, что замок и люди — это важно. Они учились, что важно доверять близким людям, ведь именно на них приходится полагаться в битве. И такой поступок Рангхиль брат едва не возвел в предательство. Но, к счастью, он все-таки не решил, что сестра предала его. Может, оттого, что знал: она поступает искренне, желая добра им обоим, желая добра всем.

— Больше никогда не поступай со мною подобным образом, — хмуро произнес Роалль, словно продолжая разговор. — Такие решения меняют судьбу рода, а я глава рода, и мне решать, что именно сделать.

— В свою очередь, тебе стоит думать быстрее, — парировала Рангхиль. Лишь легкое чувство вины омрачало ее совесть: Роалль действительно слишком затянул с решением, ему следовало сказать либо «да», либо нет»; но первое говорить не хотелось, а во втором случае Ранди непременно спросила бы, что он сам предлагает — и вот здесь таилась ловушка, своих предложений у Роалля не было. Оба близнеца об этом знали, а потому брат не стал отвечать на колкость сестры, лишь скривился.

— Что ж, если так, нам надлежит приготовиться к их визиту. Я вижу, ты уже занялась этим, в длинном зале никто и присесть не может, пока не сбегает к тебе за разрешением.

Роалль шутит — это уже хорошо. Главное, чтобы он теперь достойно принял гостей.

— Все будет так, как надлежит, брат. Я не уроню нашу честь.

— Интересно, какая она? — вдруг произнес Роалль и отвел взгляд, как будто заинтересовавшись цветением ромашек. Но вряд ли он вообще видел сейчас цветы.

— Этель Олдхам? — Ранди пожала плечами. — Надеюсь, что хороша собой, но если нет…

— Она все равно не сравнится с датскими женщинами, — упрямо произнес Роалль.

— Ты думаешь, все наши женщины в Дании и здесь, в Данелаге, сильны потому, что в них течет северная кровь? — усмехнулась Рангхиль. — Англичанки тоже умеют постоять за себя.

— Она, выросшая в монастыре, умеет ездить верхом, как ты? Сражаться, как ты? Хотя бы дерзить, как ты? — возразил Роалль. Ранди понимала его беспокойство, но ничем не могла ему помочь.

— Если Этель окажется неженкой, у тебя будет два выхода, брат.

— Жениться или нет? — оживился Роалль.

— Воспитать ее так, как нужно тебе… или по-христиански смириться.

В последующие дни Ранди глаз не спускала с брата. Вроде бы они заключили перемирие, и Роалль смирился с судьбой, но что-то в его поведении, жестах, словах заставляло Рангхиль сомневаться в этом. Смирение — не та добродетель, что присуща данам, и самая непонятная из заповедей бога, безмолвно умершего на кресте. А потому от брата можно было ожидать любых сюрпризов.

Однако, пока Роалль не выказывал никакого недовольства происходящим. Он пировал со своими людьми в длинном зале, ожидая приезда гостей, и с каждым прошедшим днем становился все более весел и дерзок. Рангхиль начинала опасаться, что брат не сумеет провести переговоры с Кенельмом так хорошо, как нужно. Роалль по-прежнему не хотел этой свадьбы. Он смирился, но не хотел. Не сделает ли он невольно чего-то такого, что оскорбит Олдхамов и окончательно превратит их во врагов? Ранди пыталась донести это до брата, но он, казалось, не слышал.

Со временем все более сильное беспокойство овладевало Рангхиль. Ее хитроумие было бессильно против упрямства брата, и если бы он уродился таким же хитрым, как она, то непременно переиграл бы ее. Сейчас она следила за ним, как птица за птенцом, собирающимся в свой первый длительный перелет на юг. Рангхиль остро жалела, что ни отца, ни матери нет в живых. Они бы смогли рассудить, как надо. Они бы смогли убедить Роалля парой слов, а не бесконечными уговорами и повторением причин. Ранди не помнила матери, однако достаточно знала о ней, чтобы стараться походить на нее. И как жаль, что ее нет. Никакую другую женщину мужчина так не послушает, но у матерей есть священная сила и право говорить с сыновьями. А сестры — они почти равны. Почти.

Вороны прыгали по замковой стене, дрались, и длинные перья на концах их крыльев были похожи на растопыренные пальцы. Рангхиль смотрела на птичьи забавы так, как будто это было самое важное зрелище в мире. С холмов пришел ровный ветер, он трепал флаг над воротами, едва видный отсюда. Вороны каркали, наскакивали друг на друга, тонкие черные лапы скользили по камням и цеплялись крохотными коготками. Птицы танцевали, как люди.

— Госпожа, — Альва, как обычно, вошла бесшумно; только вот, против обыкновения, в голосе ее слышалось волнение. — Они показались на дороге. Йохан увидел их с башни замка и послал сказать вам, а сам пошел к господину.

— И что господин?

— Он приказал седлать коня, госпожа.

Так она и думала! Рангхиль стиснула кулаки и сделала глубокий вдох, успокаиваясь. Роалль задумал сбежать, но будь она проклята, если это допустит.

— Спасибо, Альва. Жди меня здесь.

Она почти бегом спустилась по лестнице и застала брата в дверях, ведущих из длинного зала во двор; там уже раздавалось цоканье копыт, понукание конюха, не всегда умевшего совладать с норовистым Роаллевым жеребцом. Хорошо, что вокруг никого не было: женщины заняты стиркой, а почти всех воинов Хальдор увел на охоту. Оставшиеся в замке — четверо суровых вояк — уже стояли в полном вооружении наготове, чтобы сопровождать Роалля.

— Ты куда-то собрался, брат? Наши гости скоро прибудут.

Роалль нервно оглянулся. Сейчас он вовсе не был похож на воителя и хозяина замка, а смахивал на мальчишку, застигнутого за кражей яблок.

— Ранди…

— Ты не можешь уехать. — Она остановилась напротив, стараясь перегородить ему путь к выходу. — Роалль, мы ведь решили все. Одумайся.

— Ранди, милая, я одумался! Потому и уезжаю. Я не смогу это сделать. Нет, так неправильно, и именно это подсказывает мне и сердце, и разум.

— Разум? Твой разум был согласен со мной еще совсем недавно. Сердце? Оно подчиняется разуму, и так ты сам говорил мне. Чем это назвать, как не трусостью?

Она понимала, что зря обвиняет брата, но стоило задержать его любой ценой.

Роалль вспыхнул.

— Я не трус. Но ты не можешь мне приказать, а я не хочу подчиниться. Твоя затея с самого начала не пришлась мне по душе, и ты это помнишь. Я не желаю становиться центром обмана и интриг, пусть даже это обойдется мне дорого.

— И что же мы скажем Олдхамам?

— Ты скажешь, сестренка, — он обошел ее и легко сбежал по ступенькам во двор. — У тебя лисий язык, Ранди, пусть он послужит нам немного.

— Я в последний раз заклинаю тебя…

Но он уже сел верхом и развернул коня.

— Я не стану лгать, и я не хочу всего этого. Потому я уезжаю. Это была твоя затея, Рангхиль, тебе с нею и справляться… Эй, парень! Открой-ка мне калитку.

— Будь уверен, я справлюсь, — пробормотала девушка, развернулась и пошла обратно. В длинном зале она столкнулась с Йоханом.

— Что же, ворота гостям открывать, госпожа? — сумрачно поинтересовался он. Видать, разделяет взгляды господина и не хочет впускать сюда саксов.

— Да, открывай, Йохан, — безмятежно ответствовала Рангхиль. — И если я не успею спуститься первой, скажи им, что господин Миккельсен сейчас придет, дабы приветствовать их.

Йохан ничего не ответил на данное заявление, лишь проводил госпожу долгим взглядом и тяжелым вздохом. «Все вокруг меня повадились тяжко вздыхать, — думала Рангхиль, поспешно шагая в свою комнату. — Всем не нравится то, что я делаю. Но ведь иного пути нет!»

Альва терпеливо ждала госпожу.

— Достань ту одежду, что хранится в сундуке со львом, — велела ей Рангхиль, и служанка понимающе кивнула.

Гости въезжали в ворота уже спустя несколько минут. Впереди шли два знаменосца, за ними верхом ехал сосед, а далее, в крытой повозке, — его родственница. Ранди видела их из окна комнаты, пока Альва помогала с переодеванием. Йохан, встречающий гостей, поклонился, пригласил их в длинный зал. Все, пора.

Рангхиль повела плечами, привыкая. Она давно этого не делала, и нужно было бы вспомнить как следует, однако времени не оставалось. Девушка вышла из комнаты, медленно спустилась по лестнице и вышла в длинный зал. Гости повернулись к ней. Она неторопливо, красиво поклонилась им.

— Добро пожаловать в наш дом, тэн Кенельм и вы, прекрасная госпожа. Я тэн Роалль Миккельсен, и я счастлив, что вы почтили мой дом своим присутствием.

Ранди смотрела только на Кенельма, хотя в зале находились и другие люди, слуги. Тем не менее, только Кенельм Олдхам мог бы разоблачить ее: люди Роалля, ее люди, никогда бы не подвели хозяйку. Конечно, на мгновение повисла странная тишина, но гости, Олдхам и его подопечная, ничего не заметили. Кенельм согнулся в ответном поклоне, Этель тоже склонила голову. Что ж, следует признать, что юная дева недурна собой, совсем недурна. Даже можно сказать, что она красотка — насколько вообще бледные английские девушки, хрупкие и низкорослые, могут быть красивы. Волосы Этель, тщательно убранные под бархатную шапочку с вуалью, были светлыми, но все же недостаточно, словно природа так и не смогла решить, быть ей блондинкой или всего лишь светло-русой. Огромные глаза — серые, как зимнее небо, взгляд — ясный и безмятежный. Рангхиль подумала, что если бы ее попросили описать Этель одним словом, то это было бы «спокойная». Девушка была юна, но держалась с удивительным достоинством и безмятежностью, словно мир вокруг являлся сном, едва касающимся границ ее разума и чувств. Уж не блаженная ли эта Этель? И не потому ли ее отправили в монастырь?

— Счастлив, что вы так быстро откликнулись на мое послание, — Рангхиль пришлось вживаться в роль буквально на ходу. Сложнее всего оказалось говорить низким голосом, все же с тех пор, как она последний раз изображала брата, прошло уже лет пять, если не больше. Но, кажется, гости ничего странного не заметили. А если и заметят, можно списать это на акцент: по-саксонски Рангхиль говорила хоть и чисто, однако все-таки чувствовалось, что это не родной ее язык. Если Кенельм и понял бы датский, то Этель — вряд ли: в монастырях очень мало данов, только саксы, да и те большинство фраз бормочут на латыни.

Ранди постаралась расслабиться и вести себя естественно. Немного мешали естественности штаны, оказавшиеся почему-то слишком тугими: сей непокорный предмет одежды со всей очевидностью доказывал, что в этой области Рангхиль приобрела объемы, превосходящие объемы Роалля. К счастью, длинная туника скрывала бедра. Волосы девушки, заплетенные на мужской манер, делали голову непривычно легкой и свободной. Тут Ранди повезло: у данов длинные волосы, затейливые сложные косы носили и мужчины, и женщины. Саксы стригли волосы, но носили длинные бороды, а саксонские женщины, особенно благородные дамы, прятали волосы так, словно скрывали не их наличие, а простую лысину. Мысли о лысых саксонках помогли расслабиться, а словно из-под земли появившиеся столы и яства отвлекли гостей и слуг от странного раздвоения хозяина: вот Роалль выехал за ворота, а вот он же приветствует гостей.

В эту минуту Рангхиль даже обрадовалась, что брат прочитал то злополучное письмо: после этого не было смысла скрывать предстоящий приезд гостей, так что удалось подготовиться на славу. Оказавшись за столом между Кенельмом и Этель, Рангхиль решила, что трапеза — прекрасный способ потянуть время и не вести серьезных разговоров с гостями, а всего лишь обмениваться вежливыми фразами и здравицами. А там, скорее всего, вернется заблудший братец. Быстрая скачка поможет выветриться из головы упрямству и вернет здравый смысл. Хотя то, что Роалль взял с собой четверых пеших воинов, настораживало.

Первой переменой подали зеленую похлебку из свежих овощей и зелени в чашах из краюх белого свежего хлеба. От похлебки чудесно пахло свежей петрушкой и другими травами, так что Рангхиль не составило труда проявить нормальный мужской аппетит, гости тоже увлеклись едой, даже Этель утратила часть своей отстраненности и с явным удовольствием подносила ко рту серебряную ложку, полную ароматного бульона. Приборы гостям подали самые лучшие, есть чем гордиться. Кенельм тоже отдал должное первому блюду, а также мягкому сыру, овощам и салату, приправленному ароматным маслом и шафраном.

Первая здравица в честь гостей помогла Ранди окончательно расслабиться и войти в роль. Теперь даже самый придирчивый взгляд самого близкого знакомого не отличил бы сестру от брата. Как же легко быть мужчиной! Можно громко смеяться шуткам, даже неприличным, есть с ножа, не задумываться о длинных рукавах платья…

Второй переменой подали тушеную козлятину с эстрагоном и мятой, перепелов и различные соусы. Ранди решила, что пора обратить внимание на гостью.

— Легкой ли была дорога, госпожа?

— Да, благодарю вас, благородный тэн.

Голос у Этель оказался тоже спокойный и тихий, может быть, даже лишенный живых интонаций, словно она повторяла заученные фразы, не обращая внимания на смысл.

— Надеюсь, замок и поместье произвели на вас хорошее впечатление?

— Это чудесное владение, благоустроенное и процветающее, — вежливый комплимент в ее устах прозвучал почти утверждением, но также был лишен интонации и собственного отношения.

Что не так с этой девушкой? Она не в себе? Одурманена? Или… испугана до глубины души? Испугана так, что едва дышит и почти ничего не соображает? Рангхиль по-новому взглянула на Этель: да, похоже. Девушка смотрела прямо перед собой, руки не дрожали, но движения были скованными и неестественными. Ранди даже обиделась: не за себя, а за брата. Неужели Роалль Миккельсен столь ужасен, что способен напугать юную деву до полусмерти? Конечно, они не знакомы, конечно, Кенельм не мог сказать о возможном женихе ничего хорошего, пускай и согласился обсудить предложение; но Роалль красив, силен, приятен в обращении и весел. Мечта любой юной девы. Так почему эта Этель даже не смотрит на… жениха? Ну, на сестру жениха, но ведь она этого не знает. Неужели монастырское воспитание оказалось таковым, что все живое в характере девушки убито? Рангхиль слышала о суровых орденах, слышала и о других, где и выпить зазорным не считалось, и улыбнуться заезжему красавчику. Чем дальше монастырь от большого города и недреманного епископского ока, тем свободнее там нравы — так иногда говаривал тэн Лефстан. Впрочем, все знания Ранди основывались только на слухах: рядом с землями Миккельсенов и непосредственно на них ни одного монастыря не располагалось, хотя христианские церкви, конечно же, были. И Рангхиль радовало отсутствие такого соседства. Церковь порою бывает довольно жадной, требует особый налог от соседей, и жить рядом с монастырем довольно хлопотно — словно с осиным роем. Один раз осы, может, не покусают, а так… Если Этель выросла в излишней суровости, она, конечно же, растеряна. Или просто в голове у нее больше ничего нет, кроме молитв. Какая жалость.

Тем временем, принесли сладкий молочный пудинг и мед, которым славилось поместье Миккельсенов. Но даже лакомства не помогли. Этель отвечала только на прямые вопросы, смотрела в тарелку и лишь пригубила сладкий медовый напиток.

Кенельм же заметно оживился, распинался о видах на урожай, о политических слухах, достигших его ушей, сетовал на браконьеров — и вообще, чувствовал себя как дома. Олдхам ничуть не изменился за то время, что Рангхиль его не видела, и никуда не делся хитрый блеск в глазах, но сегодня сосед выглядел удовлетворенным. Нет сомнений, ему понравилось предложение. Иначе бы он приехал один, а он привез с собою Этель — хотел, чтобы Роалль ее увидел. Кажется, свадьба брата — дело решенное. Осталось лишь выторговать у доброго соседушки выгодные условия брачного договора. Но тут уж Рангхиль была в себе уверена. Главное, чтобы брат не вмешался. Да уж, ничего не скажешь, ситуация двусмысленная: Роалль уехал, она изображает хозяина дома, жаждет его возвращения, но переговоры предпочла бы провести сама и от лица брата. Мило. Интересно, куда направился Роалль? И как скоро вернется? На прогулку, остужающую голову, это не похоже, а значит, искать следует и добрых соседей. Скорее всего, сбежал к Бартолину, но пока что рано посылать гонца, Роалль вряд ли уже сменил гнев на милость. Завтра, все завтра. А лучше — по завершении переговоров.

Этель устроили в комнате Ранди, сообщив, что сестра тэна уехала навестить подругу и вернется через несколько дней. Отсутствие хозяйки в замке во время визита важных гостей вызвало, конечно, вопросы, но еще больше вопросов вызвало бы отсутствие хозяина, потенциального жениха. Это могло бы сильно разозлить Кенельма, уверенного, что Роалль сам предложил этот союз — и сбежал. Это можно было расценить — и так оно и случилось бы — как прямое оскорбление. Оскорбление, которое могло послужить поводом не только для полного разрыва отношений, каких бы то ни было, но и удобным предлогом для войны. Так что, Рангхиль нашла верный выход. Как всегда.

Кенельму досталась оставшаяся отдельная комната, остальные гости устроились, где смогли, в соответствии со своим положением — кто в зале у камина, а кто и на конюшне, на сеновале. Кое-кого приютили женатые воины Миккельсенов, жившие, как полагалось, отдельно со своими супругами. Олдхама пришлось проводить в комнату под руки, соседушка не рассчитал свои силы и заметно перебрал хмельного меда.

Рангхиль пришлось раздеваться самой, ведь призвать Альву в комнату хозяина означало совсем не ту помощь. Поэтому Ранди стянула бархатное блио^[9], распустила шнуровку на тугих штанах, развязала ворот рубахи и рухнула на постель. Кажется, если завтра с утра вовремя поднести Кенельму эля, то переговоры пройдут просто как по маслу. Голоса и шум в большом зале постепенно затихали, наконец, замок погрузился в сон, благословенная тишина…

Ранди уже засыпала, когда услышала тихий плач, такой тихий, что он казался призрачным шелестом, едва скользящим по каменным стенам замка. Кажется, Этель все же утратила самообладание, оставшись одна в чужой комнате. Интересно, как бы поступил на ее, Ранди, месте брат? То есть, что должна сделать Рангхиль, изображая брата? Уже голова пошла кругом от всего этого.

— Я — Роалль, я — Роалль, — проговорила Ранди, пытаясь заставить себя думать, как брат. В общем-то, Роалль всегда готов утешить плачущую красотку. Но Этель ему категорически не нравилась. Правда, заочно. А вот если бы он ее увидел, он вполне мог бы переменить мнение. Голова действительно начала болеть.

Как бы там ни было, будущее окажется более предсказуемым, если Роалль, вернувшись, застанет не рыдающую от страха деву, а милую и расположенную к нему невесту. Поэтому стоит пойти — и утешить девушку. Ранди взяла в руки блио, но поняла, что натянуть его без посторонней помощи не сможет. А в одной нижней рубахе она уже гораздо меньше походила на брата, грудь, хоть и перетянутая куском плотной ткани, заметно выделялась. Поразмыслив минуту, Рангхиль просто накинула тонкий шерстяной плащ и вышла в коридор. От двери комнаты брата до двери ее комнаты было всего несколько шагов, но и их Ранди сделала с осторожностью: свидетели ей совершенно не нужны.

Дверь оказалась заперта. Ранди прошипела пару крепких словечек и вернулась в комнату Роалля. Рыдания стали громче и явственней. Тяжко вздохнув, Рангхиль откинула плащ за спину и вылезла в окно. В паре локтей ниже подоконника проходил достаточно широкий карниз, чтобы по нему можно было пройти без особого риска. К счастью, окно в ее комнате было не закрыто ставней, все же лето на дворе.

Бесшумно перемахнув через подоконник, Ранди огляделась: горел всего один светильник, горькие рыдания доносились из дальнего угла комнаты. То есть, Этель даже не легла, а забилась в уголок и плакала.

— Этель, — тихо позвала Ранди, стараясь, чтобы голос прозвучал хоть и низко, но нежно.

Рыдания тут же превратились в тихие всхлипывания, девушка явно пыталась взять себя в руки.

— Я услышал плач, — проговорила Ранди, подходя ближе. — Я не могу уснуть, если девушка плачет. Если моя гостья плачет.

— Простите, господин, — ровным голосом ответила Этель, тенью прижавшаяся к стене. — Я не хотела вас беспокоить.

— Меня обеспокоил не ваш плач, а причина, по которой вы так горько и безутешно рыдаете. Сомневаюсь, что вас так расстроило грядущее расставание с дядюшкой. Поэтому, единственный возможный виновник ваших слез — это я.

Этель молчала, лишь ее тихое дыхание выдавало ее присутствие и волнение.

— Но я не понимаю, чем я мог вас так расстроить и напугать.

— Я… — Этель, видимо, поняла, что ее собеседник не злится, а хочет ее успокоить и даже утешить, поэтому встала со скамьи в углу и подошла на пару шагов поближе. — Я просто расстроена столь резкими и неожиданными переменами в своей жизни. Наверное, вы в этих переменах виноваты. Отчасти. Или в значительной мере.

Кажется, юной деве не занимать твердости духа, несмотря на всю ее внешнюю хрупкость и смиренность. Видимо, не всегда твердый характер находит свое выражение во внешности и манерах. И стойкость не всегда сопровождается храбростью.

— Насколько я знаю, ваш дядя забрал вас из монастыря еще до моего предложения. По всей видимости, рассчитывая вернуть хотя бы часть вашего приданого и выгодно выдать замуж.

— Приданое он не вернул, — Ранди была готова поклясться, что Этель улыбается. — У матушки-настоятельницы еще никто не умудрился и гроша вытянуть.

— Но это не помешало ему забрать вас из монастыря.

— Да, дядя счел меня ценной саму по себе. — В голосе Этель теперь звучало искреннее неудовольствие и гнев. Стоило страху отступить — и девушка ожила.

— Этель… — Ранди замолчала, подбирая слова. — Я понимаю, что вы меня не знаете. Но и я вас не знаю. Однако я готов всем сердцем открыться вам и постараться сделать так, чтобы наша совместная жизнь была мирной и счастливой. Мы все выиграем от этого союза, но союз — это нечто большее, чем объединение земель, я это знаю. Неужели я вам кажусь настолько отвратительным, что вы готовы всю ночь прорыдать, а потом взойти на алтарь, как жертвенный агнец из христианской Библии?

Рангхиль подумала, скажет ли ей будущий муж такие же слова ободрения и утешения? Или ему будет все равно, что чувствует невеста?

— Вы… — Этель вздохнула, видимо, собираясь с духом. — Вы красивы и сильны. И, как я теперь понимаю, добры и способны проявить сочувствие и милосердие, столь редкие у мужчин любого народа.

— Вы тоже очень красивы и милы. И, к тому же, смелы и честны. — Рангхиль сделала еще шаг к Этель. — Мои родители жили в любви и согласии. И я мечтаю о такой же жизни.

— Я тоже. — Этель сделала шаг и встала так, чтобы свет падал на ее лицо. — Подойдите к свету, — попросила она.

Ранди подчинилась. Честно говоря, она чувствовала себя странно. Наверное, это совесть. Не очень честно разыгрывать перед Этель представление, говоря от лица брата, который может оказаться не таким чутким и понимающим. Но Роалль с большей радостью и благосклонностью примет невесту, расположенную к нему, а не отчаянно сопротивляющуюся.

— Итак, друзья? — Рангхиль решительно протянула руку, предлагая скрепить договор традиционным рыцарским рукопожатием.

— Да, согласна. — Узкая и нежная ладонь Этель легко коснулась слегка огрубевших от упражнений с оружием и верховой езды пальцев Ранди. Немного помедлив, Рангхиль пожала руку своей будущей невестке.

— Ложитесь в постель, Этель, — посоветовала она. — Завтра будет новый день. Надеюсь, для вас он сделается более радостным, чем предыдущий.

— Спасибо. — Этель скользнула под одеяло. — Обещаю, я постараюсь стать вам хорошей женой.

— Я вам верю.

Ранди снова вылезла в окно и вернулась в свою комнату.

Альва была там, взбивала подушки.

— Я дождалась, пока все уснут, и пришла помочь вам раздеться. Слава богам, я не подняла тревогу! — всплеснула руками служанка.

— Да, вышло бы неловко, — согласилась Рангхиль.

— Я выглянула в окно и услышала голоса. Вы разговаривали с гостьей? — Альва, как всегда, была любопытна. Иногда ее любопытство шло Ранди на пользу, а иногда раздражало.

— Да, малышка нуждалась в ласковом слове и утешении, — поведала Ранди. Она редко что скрывала от Альвы, всегда нужен кто-то, перед кем не надо задумывать о том, что говоришь.

— Надеюсь, молодой хозяин не обидит ее, — вздохнула служанка.

— Роалль вряд ли способен обидеть юную красавицу, Альва. — Ранди позволила ей снять с себя одежду, натянула свежую рубашку брата и забралась под одеяло. — Разбуди меня завтра пораньше. Я хочу обдумать брачный договор.

— Уверена, вы уже все обдумали, — проговорила Альва, тихо закрывая за собой дверь. — Как всегда.

Примечания

9

Верхняя рубашка, обычно из дорогой ткани, с рукавами или без — Прим. автора.