Мать Богов

Екатерина Бердичева, 2023

Сложно представить, что сыну главы корпорации приходится прикладывать усилия на пути к вершинам успеха. Сложно принять, что за напоминаниями отца о его важности, как наследника, стоит отнюдь не любовь, а расчет на то, что в борьбе за власть он станет первой выбитой с игрового поля фигурой. Сложно, прожив три десятка лет, осознать, что ты – всего лишь пешка в игре, правил которой не понимаешь. Сложно, не вызывая подозрений, начать и повести собственную игру. Сложно сохранить то, чего другие хотят разрушить. Сложно… невероятно сложно избавиться от сомнений и стать богом.

Страдание, как суть движения от тьмы к свету, есть круг, выхода из которого не видно. Но если, преодолев страх, перестать смотреть под ноги и поднять голову, можно узреть путь к совершенству. (Анаксагор)

***

Часть первая. Мэй-ах

Новое назначение… Он был искренне рад, что сам, шаг за шагом и без помощи влиятельных родственников продвинулся в корпорации с позиции молодого специалиста по добыче ископаемых до уровня исполнительного директора комплекса. Вечно занятый отец им гордился и по окончании контракта рассчитывал перевести сына на Землю. Начальство, одобряя старательность, прочило кресло в Совете. А мама, сравнивающая дальний космос со страшным ледяным озером в миле от их усадьбы, исподволь готовила сыну будущее: еще несколько лет — и ее любимец осядет в родовой усадьбе, займет спокойную должность… Наконец, женится. Двух старших дочерей семья давно пристроила в надежные мужские руки, и молодые женщины, приезжая на семейные праздники в отчий дом, выглядели счастливыми. А по широким лестницам прекрасной родительской виллы без устали бегали внуки. Не остепенился только он: мужчина, наследник, кровинка… мотающийся по космосу с тех самых пор, как закончил геологический факультет столичного университета и захотел познать азы работы корпорации с нуля. С тех пор куда только не забрасывала его судьба и поручения непосредственного руководства! Под черным небом снежных лун Юпитера он разрабатывал алмазные рудники, организовывал открытую добычу цинка из месторождений бесплодной, покрытой вулканическим пеплом Геры, пробивал в Совете проект комплексной поставки меди, вольфрама и никеля с Авроры… Поучаствовав во многих экспедициях, наследник не вмешивался лишь в самое важное направление деятельности: уже налаженную откачку «голубой крови» — основы бесценного топлива космических кораблей, однажды подвинувшей, а потом и вовсе вытеснившей слишком дорогие в добыче и обогащении трансураниды. Как только ученые разгадали свойства ранее не известного ископаемого, прадед выкупил у правительства Земли монополию на его добычу. Теперь деньги от государственных и частных заказов текли в корпорацию непересыхающей даже во время межзвездных военных конфликтов рекой. К радости жадных до путешествий землян, «голубая кровь» прихотливой редкостью не была, для транспортировки к предприятиям покорно сжималась, а в эксплуатации, по сравнению с теми же плутонием и цезием, была полностью безопасной. Правда, механики поговаривали о некоем ее «пьянящем» свойстве… Но сделавшие замеры излучения физики подозрения экологов сразу отмели, выдав на использование нового топлива свой сертификат. Геологи, потирая руки в предвкушении премиальных, открывали новые месторождения, а планеты, из которых добытчики выкачивали «кровь», потом продавались с аукциона по стартовой остаточной стоимости всем желающим там поселиться. Правда, вместе с истощением энергетических запасов почти всегда погибала природа… только на волне эйфории об этом никто не думал. Однако Межвидовая Организация Взаимодействия, с подачи решивших напомнить о себе «зеленых», все же подняла шум. Получив многомиллиардный иск, Совет корпорации задумался. А потом дружно раскаялся, пообещав не трогать имеющуюся на потенциальных объектах добычи жизнь. МОВ успокоился. Особенно громкие голоса заглохли, подсчитывая взятки, а парочка планет на пересечении галактических трасс получила деньги на восстановление биосферы. Но геологи продолжали искать и бурить вдали от входящих в Организацию цивилизаций. Следом за ними, нашедшими голубое золото, в чужой мир, при наличии там сознательных аборигенов, являлись эмиссары корпорации. А если не удавалось договориться — военные. Проблема тут же улаживалась, все снова шло к удовольствию отдельных граждан и правительств Земного содружества в целом.

Конечно, годы работы на концерн не прошли для молодого геолога даром. Вытряхнув из головы дурь о честности, чести и равноправии, он научился ценить возможности, широту взглядов, определенный цинизм и острый нюх членов Совета, без которых предприятие, созданное одним из предков как обогатительный заводик, никогда бы не вышло в просторы космоса. Постигнув многое в искусстве разведки, получения и управления производственными процессами, ему осталось сделать всего лишь шаг перед очередным рывком вверх по карьерной лестнице: вступив в должность директора, на месте ознакомиться с организацией добычи «крови» в одной из заселенных планет. Аборигены, по отзывам сотрудников, были мирными, против небольшого отъема своих ресурсов не возражали и с удовольствием пользовались некоторыми благами чужой цивилизации. «Настоящий рай», — сказал отец, глядя в загорелое под чужими солнцами лицо сына. — «Скафандры там не носят. Только комбинезоны. А сила тяжести чуть больше земной. Спокойные континенты, сквозь зелень которых текут полноводные реки, полное отсутствие загрязняющих экосферу производств… Курорт. Большинство наших сотрудников с удовольствием заключает повторные контракты. Но это — верхушка айсберга» — Отец повернулся к столу, взял папку и протянул ее сыну. — «Подводная часть заключается в том, что часть вернувшихся из длительной командировки людей спустя небольшой промежуток времени повреждается рассудком. По нашей просьбе доктора пытались их разговорить, даже вводили в гипнотический транс, но все усилия были бесполезны: вначале сотрудники переставали разговаривать, потом и вовсе отказывались от еды. А смерть они встречали, словно любовницу — со счастливой улыбкой. Я мог бы списать подобное поведение на долгую оторванность от дома, эмоциональные перегрузки и прочую, придуманную врачами для оправдания собственных окладов ересь, только пострадавших слишком много в сравнении со средними показателями. Мы теряем ценных сотрудников. А пронырливых журналюг хлебом не корми, лишь дай развязать очередной скандал. Конечно, одна шавка — не воин. Но шакалья стая может завалить и льва. Сын… я хочу доверить это непростое дело тебе. Если справишься… — отец улыбнулся, — значит, достоин того будущего, к которому тебя готовили с детства». — «Благодарю. — Он поклонился, пряча скривившиеся в усмешке губы. Разве можно забыть о том, что вбивали в голову с младенческого возраста: будущий глава корпорации должен… должен… должен… Он всегда об этом помнил и честно пытался соответствовать. — Скажи, а в остальных объектах добычи нечто подобное происходило? — Взяв папку, он опустил ее, не открывая, к бедру. — Не поверишь, отец, только среди космического сброда ходит легенда об истинной радости, которую, якобы, дает «голубая кровь». — «Чушь! — резче, чем следовало, ответил генеральный директор. — Там, где добыча ведется в отсутствии атмосферы, случаев подобного сумасшествия не зафиксировано. Возможно, дело в растениях или воде, но… я сомневаюсь. Десять процентов помешательства — это очень много. И почему не пострадали остальные? Возможно воздействие происходит избирательно? — Серые отцовские глаза поймали уверенный взгляд сына. — Не боишься пострадать?» — «Нет, отец. — ответил он. — Я буду осторожен. Однако доверяя твоим специалистам, все равно возьму с собой портативную лабораторию. Может, удастся выделить вирус, совместимый с человеческим организмом. — Он усмехнулся. — И тогда к геологическим регалиям корпорации добавятся лавры биологического научного прорыва». — «Если считаешь нужным, бери. Но, пожалуйста, будь осторожен. Если почувствуешь, что не справляешься… просто возвращайся. — сухо сказал старик. — Сражение с врагом — прерогатива военных».

А на следующий день новоназначенный директор уже летел к далекой звезде, в чьей системе крутилась весьма перспективная в плане добычи планета, местное название которой звучало как Мэй-ах — Мать Богов.

***

Для встречи нового начальника, прилетевшего на планету ранним утром, в зале центральной станции собрались все сотрудники корпорации. И он, не заставляя себя ждать, быстро туда вошел. Окинув пристальным взглядом пестрое сборище, облаченное в форменные брюки, рубахи, юбки, невольно отметил яркие на сером фоне пятна пестрых гаваек и шорт.

— Господин Ласски! — Вперед выдвинулся плотный мужчина, затянутый в костюм, надетый явно не по погоде: на заметной сквозь редкие волосы плешке искрами блестели бисеринки пота. Вокруг крыльев мясистого носа и над тяжелыми веками кожа тоже лоснилась, но полуприкрытые глаза были настороженными и ясными. Растянув губы приветливой улыбкой, он поклонился. — Мы рады приветствовать в здешней глуши нового руководителя комплекса, а также полномочного представителя Совета нашего концерна! Меня зовут…

— Господин Вильям Лаат! — Улыбка нового директора, моложавого черноволосого мужчины с короткой стрижкой, прямым носом и красивой спортивной фигурой, была такой милой, такой искренней, что не только временный управляющий, но и все сотрудники ответно улыбнулись и приветственно захлопали в ладоши. — Это вы, — он обвел синими, как небо далекой родины, глазами собравшихся людей, — оказываете мне честь, принимая сегодня в свои ряды. Надеюсь, что каждый из вас не только поможет мне оценить по достоинству проделанную вами работу, но также с готовностью поделится радостью достижений и встающими к ним на пути трудностями. Сразу хочу донести до каждого из присутствующих: я — не кабинетная крыса, прилетевшая для того, чтобы перекладывать бумажки с одного конца стола на другой. Обычно мой рабочий день начинается рано утром и заканчивается только с наступлением сна. Все вопросы, пожелания и замечания принимаю как лично, так и через ваших начальников смен. Бояться и стесняться меня не надо. Комплексом неполноценности, впрочем, как и манией величия, не страдаю. Однако беспочвенные оговоры, дрязги и подхалимство не люблю. И еще: память у меня хорошая. Поэтому на благодарности, как и заслуженные наказания, не скуплюсь. Вот и вся моя вступительная речь. — Он легонько пожал плечами и снова улыбнулся: приятно и обезоруживающе.

Женщины, поедая приезжего красавчика глазами, захлопали громче, а мужчины задумались: услышав о назначении в их спокойную глухомань молодого Ференца Ласски, сына самого Генерального директора Концерна, они перелопатили всю имеющуюся о нем в галанете информацию. Но личных сведений было обидно мало: в скандалах и порочащих достоинство связях замечен не был. Однако производственные успехи говорили сами за себя: все объекты, курировавшиеся им лично, работали бесперебойно, как квантовые часы. Работники вовремя получали зарплаты и премии, срывов в поставке сырья не было, медпомощь оказывалась в полном объеме. Но чья в том была заслуга, влиятельного отца или самого господина Ференца, было непонятно, пока они не увидели его волевое лицо и не услышали обращенных к ним слов.

— Это он, значит, всюду будет совать свой нос? — Приподнял брови мастер второго участка, обращаясь к знакомому. — Как-то неразумно.

Господин Ласски, словно за шумом услышав эти слова, медленно повернул в его сторону голову. Жесткий взгляд синих глаз пробрал до нитки, и мастер поспешно опустил голову.

— Благодарю моих коллег за теплую встречу! — Бархатный баритон начальства лился в подставленные уши бальзамом, а крепкая рука стиснула влажную ладонь господина Лаата. — Теперь, когда формальности встречи закончены, мне бы хотелось познакомиться с каждым сотрудником. Тех, кого я назову, попрошу выйти сюда и, возможно, ответить на несколько вопросов.

***

Немногочисленным женщинам, по контракту работавшим на станции горничными, поварихами, официантками и… проститутками, он говорил комплименты. Дамы таяли, как в солнечных лучах мороженое, и с удовольствием грузили внимательного к их словам руководителя сомнениями, желаниями, страхами, подробностями нелегкой судьбы, забросившей их так далеко от родного мира. Он кивал, поддакивал, сочувствовал и… пропускал шепотки мимо ушей, автоматически запоминая названные в процессе разговора имена родственников и прозвища оставленных на расстоянии нескольких световых лет хомячков с кошечками. Все, как обычно. И лишь одна из девушек вызвала всплеск его интереса. Судя по анкете, она прилетела сюда с мужем, но сказала о нем вскользь, словно о покойнике, о котором либо хорошо, либо все как-то отболело, сменив радость жизни покорностью обстоятельствам. «Измена? — подумал он. — Скоропостижная смерть?» Приподняв похлопывающую по ноге папку, он отвернул ее уголок и снова взглянул на имена. Вот же его фамилия. Значит, он здесь. Но почему женщина так равнодушна, словно близкий ей человек — пустое место? Измена или… то, о чем предупреждал отец?

Когда пришла очередь знакомиться с мужчинами, он удивился количеству людей возрастных, обычно к этим годам обзаводившихся собственным домом, участком, вишенками и крыжовником. А еще — внуками, к которым тянутся их загрубевшие в дальнем космосе сердца. Однако здешние сотрудники год за годом продлевали контракт, проходили медкомиссию и продолжали работать. Нет, среди промысловиков встречались и юные лица… но в любой, оторванной от Земли станции молодежи было около восьмидесяти процентов от общего числа рабочих. Здесь — меньше половины. «Возможно, дело в мягком климате?» — помыслил директор и, поблагодарив заместителя за любезное приглашение к трапезе, предложил ему совершить прогулку вокруг станции.

***

— Да снимите же свой жаркий пиджак! — воскликнул Ференц, глядя на мучения зама. — Обещаю, что никому о нарушении протокола не расскажу. Да я и сам, если честно, не любитель официоза. В полевых условиях предпочитаю обычный комбинезон.

— Благодарю! — с облегчением выдохнул господин Лаат, пристраивая часть своего костюма в подставленные руки одного из офисных служащих. Вслед за пиджаком в ту же сторону отправился галстук. Рванув тесный ворот рубашки, он быстро промокнул потную шею салфеткой. — Лето. — извиняясь, сказал он. — Тут, в краю близкой воды, всегда слишком влажно даже с работающими на полную мощь кондиционерами. Но те охладители, которые завезли к нам с последним транспортом — настоящее чудо!

— Рад, что они произвели на Вас положительное впечатление. — ответил директор, выходя из-под козырька сооружения на воздух. — Вы правы: с непривычки тут душновато. — Оглянувшись по сторонам, он присвистнул. — Какие мощные стволы! Перед вылетом я ознакомился с описанием здешней природы, но даже представить не мог ее реального величия. — Проводив глазами медленно пролетевшую над головами бабочку, мужчина перевел взгляд на опутавшую деревья сеть цветущих лиан. — А запах! Даже розы в саду моей матери благоухают гораздо слабее. — Он повернулся к молчаливому собеседнику. — Вы тут работаете без малого пятнадцать лет. И каково Ваше от этой земли впечатление?

— Впечатление… — Господин Лаат поджал губы, посмотрел в белесое небо и затем уставился в красноватую почву, словно надеялся именно в ней найти ответы. — Рай… Курорт. Неплохое местечко.

— А аборигены? Не жалуются? Не приходят с требованиями прекратить эксплуатацию принадлежащих им недр?

— Вы, вероятно, недавно были на Соушо-ра? — Все-таки поднял глаза заместитель. — Корпорация проводила с директорами станций и филиалов видеоконференцию. Кадры протеста с грустными мордочками тамошних жителей на первом плане смотрелись уморительно. Но мы, представители компании, вынуждены с ними считаться. Только здесь… — Он почти с нежностью вытянул ладонь к деревьям. — Здесь этого нет и никогда не будет.

— Почему Вы так думаете? — Завернув за угол здания станции, господин Ласски остановился. — Надо же… Вы учли рекомендации Центра, организовав здесь отличный стадион.

— Организовали. — Отдышавшись, согласился заместитель. Тут его глаза, спокойно рассматривающие через плечо начальства знакомые предметы, внезапно округлились, а рука резко выдвинулась вперед, пытаясь затащить господина директора за широкую спину.

— Что… — тот проследил за взглядом зама. — …Что это за хрень?

***

…В их сторону, отталкиваясь от земли восемью крепкими лапами, летело животное с раззявленной пастью, в которой болтался, отлетая к плечу, синий раздвоенный язык. И за ним, если приглядеться, просматривались отнюдь не маленькие клыки. Если учесть рост в холке где-то сантиметров на двадцать выше колена, шансов выбраться из переделки здоровыми было ничтожно мало. С досадой хлопнув себя по поясу, (безопасный курорт, как же!), господин Ласски перетек в оборонительную стойку. А тучный заместитель, вместо того, чтобы вытащить хоть какое-то средство защиты или просто прислониться спиной к стене, неожиданно сделал шаг вперед. И, набрав в легкие воздух, громко заорал:

— Инти! Бесов сын! Ты что, бестолочь, творишь?!

Животное, не ожидая от человека такого вопля, резко село на попу, опустило голову в плечи и недоуменно завиляло длинным и голым, как у крысы, хвостом.

— Простите! — оглянувшись на директора, сказал господин Лаат. — Это совсем не то…

Но тут из-за толстого древесного ствола показалась хрупкая юношеская фигурка, одетая в серый комбез со знакомым логотипом корпорации. Только вместо берцев на ногах пацана красовались белые теннисные туфли.

— Фьють! — Посвистел зверюге мальчишка. — Джочи, малыш! Ну-ка иди сюда! Разве не видишь, что дядя Вилли сегодня не один?

Огромная крысоподобная тварь потянула носом, похлопала на диво длинными ресничками, заскулила и, постоянно оборачиваясь, медленно потрусила к своему хозяину, спрятавшись потом за его ногами.

— Дядя Вилли! — Парень поднял вверх руку и приветственно ей помахал. — Сейчас Вашему гостю уже легче? Говорят, обильный пот понижает температуру человеческого тела.

Оттуда, где стоял господин Ласски, были видны лишь яркие, бликующие под лучами оранжевыми сполохами вихры и широкая белозубая улыбка. Недоуменно приподняв брови, директор перевел взгляд на красное лицо подчиненного.

— Это вообще кто? — поинтересовался он. — Разве на станции есть дети?

— Это не дитё. — буркнул заместитель. — Радость Господня! Ладно, Инти, иди сюда… — Тяжело вздохнул он. — Все равно Вам пришлось бы увидеться. Зря я надеялся, что первый день Вашего прилета обойдется без лишних вопросов…

Тем временем пацан подходил к ним все ближе, и господин Ласски увидел загорелую до цвета бронзы кожу, каштановые брови, черные ресницы, неожиданно прозрачные, почти бесцветные глаза и просто лучезарную улыбку, сиявшую в красивом овале юного лица.

— Здрассьте! — Останавливаясь шагах в десяти от стоявшего у стены начальства, произнес паренек. — Дядя Вилли, а он кто?

Тонкий палец бесцеремонно ткнул в сторону нового человека.

— Наш директор. — пытаясь состроить рассерженную гримасу, ответил мужчина. — Его зовут господин Ласски. Пожалуйста, капитан, будь с ним повежливей!

— Директор? — Счастливая улыбка стала еще шире, а в прозрачных глазах заплясали огоньки. — Очень, очень приятно! — Юноша поклонился, приложив ладонь к сердцу. — А я — капитан рейнджеров Инти Лийм.

— Рейнджеров? — Господин Ласски медленно выпрямился. Взглянув в перекошенное лицо заместителя, поинтересовался:

— И почему я до сих пор не осведомлен о военизированной охране? Почему… как этот малец может быть капитаном?! Что он вообще может?

— Инти… — Несчастно сказал господин Лаат. — Я же тебя просил…

— Тогда я пошел? — Нахальный мальчишка наклонился, легко подхватил тонкими руками огромную тварь и взвалил ее себе на шею. Та сразу радостно забулькала, подставляя почти детским пальцам розовое брюхо. Расправив свои оранжевые волосы по бурой, в розовую полоску, шкуре, капитан, не сгибаясь, легко пошагал назад.

— Думаю, на этой интересной ноте наша прогулка закончена. — решительно произнес директор. — Господин Лаат… Мы сейчас с Вами пойдем в мой кабинет, и Вы… именно Вы, а не кто-то другой, в подробностях расскажете, что тут у вас на планете, и станции в частности, происходит.

— Да, сэр…

***

Заместитель директора сидел в кресле, сжимая мягкими ладонями запотевший стакан с холодной минеральной водой и задумчиво двигал губами. Вместе с челюстью шевелись его большие уши и даже затылок, покрытый тонкой щеткой волос.

— Даже не знаю, с чего начать… — наконец выдавил он.

— Думаю, эти безобразия начались еще до Вашего сюда назначения. — Сделал вывод директор и постучал пальцами по папке. — Кто такие рейнджеры, для каких целей Вы их держите и как расплачиваетесь?

Господин Лаат шумно вздохнул, потянулся в карман за платком и привычным жестом промокнул складки на шее.

— Возможно, — глухим голосом начал говорить он, — Совет корпорации не совсем в курсе того, что космос принадлежит не только им. Гм… да. И не всегда по нему летают только законопослушные граждане.

— Вы сейчас о пиратах? — Господин Ласски откинулся на спинку своего кресла, положив ладони на подлокотники. — Отчего же Вы думаете, что корпорация не заботится о сотрудниках? Если бы буровым что-то угрожало…

Заместитель не сдержался и хмыкнул.

— Если бы Вы задались целью просмотреть переписку директоров станций хотя бы шестидесятилетней давности, то наверняка бы увидели слезные мольбы послать в этот сектор хоть немного бойцов. Да, пиратов сырец не волнует, поскольку превратить его в концентрат они не в состоянии. Но на станции есть запасы готового топлива, запчасти к катерам и кораблям, продовольствие… даже женщины. Когда одному из Ваших предшественников предложили заткнуться, не ныть и набирать в случае нападения код сто двенадцать, он нашел, как ему показалось, изящный выход: привлек к охране юных аборигенов. Они сильны, ловки, выносливы… а также владеют, я не побоюсь этого слова, магией собственной земли.

— Вот как? — С азартом наклонился к своему заму директор. — Значит, местные жители похожи на нас? И юный Инти — их представитель? А почему за дело не взялись взрослые? Почему они не побоялись отпустить своих детей в настолько опасный проект?

— Как много вопросов… Ну да, капитан Лийм руководит четырьмя своими дружинами, в каждой из которых по пятнадцать ребят. Они сдерживают проникновение в зону добычи местной фауны, особенно активной во время смены сезонов, защищают нас от нападения сверху… причем мы не бегаем к ним с воплями о том, что сюда летят злые дяденьки с очень нехорошими намерениями. Рейнджеры сами определяют степень опасности. Что касается их родителей… не они решают, чем заняться молодежи. Места их обитания — лес, реки, озера. Они — созерцатели, а не воины. Счастливые дети прекрасного радужного мира… А ребятишки… Они просто играют до того момента, как станут взрослыми. Им интересны мы, интересны наши технологии. Но умеют и знают они гораздо больше. Поэтому здесь никто ни с кем не воюет. А, забыл последний вопрос: чем я расплачиваюсь. Если честно… ничем. Они летают на отнятых у пиратов катерах, едят свою пищу, не касаясь нашей. Деньги, побрякушки им не нужны. Вот разве что комбезы… Только мне кажется, они давно научились создавать их сами.

— И сколько же рейнджеры отбили у пиратов катеров? — С усмешкой поинтересовался директор. — Один прогулочный скутер?

— Отчего же? — В свою очередь улыбнулся господин Лаат. — Скутеров у них штук двадцать. Около сорока единиц боевых «викингов», предназначенных как для полетов в вакууме, так и в атмосфере. Есть даже парочка корветов. Но, после того, как рейнджеры посадили их в лес, технику я больше не видел.

— О как! — Восхитился директор Ласски. — Они еще и летают? Кто же их обучал и помогал не угробить корабли на первых порах? — Прищурил он синие глаза. — Вы нанимали специалистов? Как-то не верится, что юные создания способны не только отогнать, но и разоружить матерых бойцов.

— Не могу сказать. Когда я здесь появился, они уже летали. В последнее время у нас достаточно спокойно… Но если Вам придется увидеть парней в деле, не пожалеете. Фееричное зрелище!

— Не думал, что планету стоит считать опасной или воинственной. У нас нет таких сведений.

— Что Вы! — Заместитель Лаат опять посмотрел боссу в глаза. — Они — всего лишь дети! Резвые, увлекающиеся, доверчивые… А животные просто любопытны. Уверяю, тут совершенно безопасно!

— Но какие-то внутренние правила взаимодействия с населением все же есть?

— Конечно… Дальше опушки в лес лучше не заходить. Вас не тронут, но попросят вернуться. Там их дом, а мы — всего лишь незваные гости. К рейнджерам с вопросами приставать не стоит. Они смущаются, к тому же, не принимают наших норм вежливости.

— Дядя Вилли? — Ехидно произнес директор.

— Да. — Кивнул тот. — Еще они любят поговорить, полюбоваться нашей одеждой, если им понравился ее цвет… Видели на парнях гавайки? Рубашки — не спасение от жары. Просто детям нравится все пестрое, яркое…

— Как местные бабочки или… волосы капитана?

— Думаю, они их красят. — Теперь на губах господина Лаата появилась живая, а не официальная улыбка. — Не пугайтесь, если увидите в алых прядях черные или белые пятнышки, всякие украшения… гривы у ребят, в основном, длинные. Один Инти, пожалуй, стрижется. Но умоляю… не злитесь, если кто-то из отряда вдруг захочет подойти и познакомиться!

— Как Инти?

— Вообще-то, я просил их к Вам не приставать… Только дети — не солдаты! Как перестанут бояться…

— Ну и бардак! — Вздохнул Ласски. — По правилам контакт с населением должен быть сведен к минимуму.

— Перестаньте. Какая Вам до этого разница? — Лаат с удивлением взглянул ему в лицо. — Топливо корпорация получает. Сбоев в работе комплексов за последние тридцать лет не было…

— Аборигены настолько важны, что Вы рискуете защищать местный бардак?

— Сами сказали, что открыты для любого разговора. К тому же… лучше дружить, чем воевать, каждую ночь ожидая удара.

— Хорошо. — подумав, кивнул головой директор. — У меня впереди целых три года, чтобы составить обо всем собственное мнение. Так когда, говорите, нас с вами готовы вкусно покормить?

***

Уже со второго дня его пребывания на планете рабочие будни вошли в накатанную колею. Утром, в силу многолетней привычки, он поднимался с восходом светила, бегал вокруг стадиона, кувыркался на отполированных чьими-то ладонями брусьях, мылся, завтракал и улетал на объекты, вникая в нюансы добычи. Еще ему здесь понравилось: летние рассветы плавились розовым туманом, воздух пах цветами и травами, сотрудники работали честно и были приветливыми… Шебутная, по словам заместителя, команда капитана Инти не появлялась в зоне станции целую неделю. Баланс, подготовленный господином Лаатом, при проверке сразу сошелся. Во время инспекции размещенных на планете объектов добычи никаких нарушений не нашлось. Казалось, более идеального места для труда и отдыха придумать нельзя… Вот только какая-то неуловимо отсутствующая деталь не давала сделать видение картины целостным. Словно он забыл нечто важное… как детские воспоминания, со временем теряющиеся в суете взрослых лет.

Наступивший день тоже не стал исключением из привычного распорядка. Позавтракав, он направился к катеру, уведомив господина Лаата о том, что летит на третью площадку. Сегодня ему хотелось провести небольшой эксперимент по определению биологических свойств и качества местного материала. Переложив в грузовой отсек свою портативную лабораторию, он сел за штурвал и взмыл над бескрайним лесом, любуясь сияющим пятном солнца, последними туманными прядями, путавшимися среди ветвей деревьев-гигантов, взлетающей над рекой стаей птиц, почему-то напомнившей о россыпях изумрудов и сапфиров… Его губы улыбались, а душа хотела петь.

— Давно со мной такого не случалось! — Подивился он и, словно мальчишка, недавно познавший, что такое небо, свечой взмыл вверх. Двигатели гудели от перегрузки, штурвал вибрировал, но лучистое счастье так и рвалось из его груди. Только увидев, как горизонт сделался густо-фиолетовым, он опустил задранный кверху нос. А затем, словно с крутой горки, помчался вниз, отпустив машину в свободное планирование, почти падение. Однако над макушками пришлось ее выровнять и чинно, как подобает директору, подлететь к третьей буровой.

Поздоровавшись с подошедшим к нему мастером, он выслушал данные о запущенном цикле работ и попросил выделить в просторном комплексе помещение.

— Хочу заняться некоторыми исследованиями, — улыбнувшись, объяснил он, — не отвлекая своей руководящей персоной сотрудников. Вы можете слить для меня литров пять «голубой крови»?

— Не вопрос. — Кивнул мастер, провожая директора в здание комплекса. — Только… наденьте, пожалуйста, защитный комбинезон, перчатки и лицевой щиток.

— Техника безопасности?

— Да. Как рабочих смены я расписываться в журнале Вас не заставляю, но предупредить обязан.

— Правильно. — согласился директор, распаковывая в пустой комнате свои чемоданы. — Но не волнуйтесь: все нужное у меня с собой.

— Хорошо. — Мастер еще раз кивнул и вышел.

День за окном сиял невероятными красками, настроение было безоблачным, поэтому он быстро натянул на голое тело легкий, но плотный комбинезон, нацепил бахилы, надел перчатки и встретил вернувшегося мастера готовым к работе.

— Господин директор! Щиток. — напомнил протокол работы с иномирными материалами мужчина и, улыбнувшись, поставил у стола канистру. — Хорошего дня! Я позову Вас к обеду.

— Спасибо. — Откликнулся он и закрепил опущенную на лицо защиту. Только после этого открыл крышку канистры.

Набрав шприцем необходимое количество исследуемого вещества, он разлил его по десятку пробирок и тут же засмотрелся: тут, на месте добычи, «голубая кровь» была не просто вязкой жидкостью. Она едва заметно опалесцировала, словно в глубине каждой пробирки билось крохотное живое сердечко или мерцал огонек, похожий на пламя свечи. Конечно же, он и раньше видел «кровь», даже писал по ней реферат в университете. Но тогда она никакого впечатления на него не произвела. Просто тяжелая жидкость однородного темно-голубого цвета без вкраплений и запаха, удельный вес такой-то, формула, структура… Но теперь перед его глазами сияла истинная драгоценность — древняя, как диадемы земных королей, могучая, как сказочные чары, и прекрасная, как… он чуть было не произнес вслух то, что считал несущественным и неважным. «Разве может какая-то эмоция стать главнее рассудка? — В студенческой компании смеялся он. — Не нужно строить иллюзий: любви нет. Есть похоть, желание обладания, есть программа воспроизводства генотипа, заложенная принципами построения Вселенной в физическом теле. А любовь… это просто сказка, придуманная парнями для слишком привередливых девиц!» Уверенность в своей правоте, как знамя, он нес с собой по жизни, наслаждаясь случайными связями и не разочаровываясь их отсутствием. А еще он знал, что однажды женится на той женщине, которую выберут ему в невесты отец и мать. Действительно, наследник должен приумножать богатства корпорации, а не разбазаривать их, потеряв голову, на глупые подарки девушке, считающей себя принцессой! Но сейчас и здесь, вдалеке от родины, он молча глядел на светящиеся колбы и улыбался, ощущая биение собственного живого сердца.

— Однако начнем. — вслух произнес он и взял в руки банку с реактивом.

Результаты получались интересные, можно сказать, в чем-то отличные от привычных, занесенных постулатами в труды химиков и физиков Земли. Он так увлекся, что вздрогнул, когда услышал знакомую мелодию видеофона. «Мама!» — Стаскивая перчатки и наклонившись к призывно гудящему аппарату, он даже не сообразил, каким образом сюда, на буровую, пришел сигнал. А еще он так хотел поделиться с ней, самым близким человеком, своим открытием, что не заметил, как кончиком волос задел повисшую на краю стола голубую каплю…

— Мама? — спросил он, принимая звонок. Изображение было неважным, но в чертах лица, в выражении ее глаз светилась грусть. — Все ли в порядке? Как дела дома?

— Сынок… — Голос тоже прорывался сквозь помехи. — У нас все хорошо. Сегодня твой отец мне рассказал, куда отправил нашего сына… — на ее щеке ему почудился блеск слез. — Фейри, милый, тебе не стоит там находиться! Возвращайся!

— Госпожа Барбара Ласски! — внезапно возмутился он. — Я не могу нарушить подписанный мной контракт. Что обо мне подумают или скажут те, с кем придется работать в дальнейшем, кем доведется руководить? Трус, слабак… Милая, не волнуйся. Здесь тихо и спокойно. Лес, вкусный воздух и замечательные люди. Не успеешь соскучиться, как я вернусь живым, здоровым и готовым к дальнейшим подвигам.

— Малыш… Мой Фейри… Прошу… — голос матери дрогнул. — Не выходи за пределы станции!

— Конечно, мама! — рассмеялся он. — Это строжайше запрещено!

— И не трогай «голубую кровь» руками!

— Что ты! Технику безопасности никто не отменял!

— Мальчик мой… — Печальные очи взглянули прямо ему в душу, но тут же послышался прерывистый сигнал разорванной связи. Изображение матери вдруг сломалось, рассыпалось… видеофон погас, отразив в черном экране его лихорадочно блестящие глаза.

Он выпрямился и вдруг всем своим телом, каждой клеточкой, ощутил странную тревогу. Вроде солнце светило, буровая работала… Но с каждой секундой им все больше овладевало чувство безумной опасности.

— Что за дьявольщина? — Крутнув головой, он содрал защиту. — Бесы побери, откуда?

Подскочив к окну, посмотрел в стороны, вниз… все не то. Задрав подбородок, взглянул вверх. И тогда обострившаяся стократ тревога будто ударила его в лицо. Схватив аппарат, он набрал номер господина Лаата.

— Вильям! — рявкнул он. — Над нами что, кружат чужие корабли?

— Э-э… — заблеял тот. — Не волнуйтесь, господин директор, рейнджеры уже взлетают!

— Да что же ты такой валенок! — выругался он, сбрасывая вызов и другой рукой подхватывая сумку с брелоком от катера. — Рейнджеры! Да разве мальчишки могут справиться с вооруженными до зубов штурмовыми фрегатами?!

Прыгнув на пилотское место, он пристегнулся, включил сразу все три движка и свечой рванул к легким перистым облакам. Теперь и радар, несмотря на маскировочные помехи, легко определил их местонахождение.

— И что же вам, сукам, понадобилось на нашей маленькой, совсем никому, кроме корпорации, не интересной станции? — вопросил директор небо. И ответ пришел сам собой — легко и незамедлительно. — Значит, так? — оскалил он зубы. — Настолько оголодали, что надумали поохотиться за наследником? Ах, легкая добыча там, где нет солдат? Да хрен вам, уроды!

Катер, рассекая пространство, все набирал высоту. Только включив проверку кассет на наличие боеприпасов, ему захотелось завыть: кроме слегка разряженной плазменной пушки, у него ничего не было. Куснув с досадой губу, он оказался там, где царила вечная ночь. И вот они, все три красавца, идущие к атмосфере планеты клином, оказались перед ним, как на ладони. «Надо хотя бы их увести. — мелькнула в голове мысль. — Люди и… остальные не должны пострадать из-за того, что к ним назначили такого директора…» Еще раз сверившись со шкалой заряда, он метнулся над кораблями серой тенью и, наклонив нос, плюнул в рубку головного фрегата сгустком плазмы. Комплекс наведения разразился радостным писком: лучи, оплавив обшивку и выведя из строя датчики, нашли цель. Пока экипаж лихорадочно думал, как протереть ослепшие очи, два других корабля заметили болтавшуюся неподалеку букашку и начали разворачиваться, намереваясь поймать юркий катерок в перекрестья своих прицелов. Подав штурвал от себя, он стал заваливаться вбок и вниз, пытаясь уйти от пока точечного обстрела. Но в груди появился противный комок, который тихо заныл, заплакал о том, что катер слишком слаб и уже не успеет…

— Я — Фейри Ласски. — услышал он собственный голос. — А Ласски никогда не сдаются!

Свалившись в штопор, Ференц пропустил над головой огненный росчерк, но по правому крылу чиркнула рассыпавшаяся облаком шрапнель. «Повреждение обшивки — двадцать процентов по правому борту. — доложил бесстрастный голос процессора. — Из строя выведен датчик обзора».

— Знаю! — голос сорвался на крик, а руки привычно ввели машину в очередной вираж. И тут будто что-то произошло. Комок неизбежной предопределенности, ледяной глыбой застрявший в груди, вдруг начал таять, хотя за бортом ничего не изменилось… Нет! Изменилось! Он облегченно засмеялся: кораблям стало не до него: их, словно рой кусачих шершней, окружило множество маленьких катеров. Отлетев в сторону, он смахнул со лба пот и присмотрелся. Но лазерных вспышек или разрывов торпед, чем обычно отстреливались малые судна, не увидел. Акульи туши вертелись, периодически выплевывая в пространство снаряды, но их дерганье скоро угасло, сменившись сонной неподвижностью. А по отражающим свет звезд поверхностям брони зазмеились золотистые молнии, старательно выстраивающие сеть.

— Ну надо же! — воскликнул он, опуская подбородок к сложенным на штурвале рукам. — Ай да дети! Справились!

Еще немного полюбовавшись опутанными непонятным оружием тушами, он включил двигатели и, набрав скорость, скользнул в верхние слои атмосферы. И только опустившись к ангарам за станцией, взглянул на часы.

— Однако! Я все еще успеваю пообедать.

***

Вечер, как и все предыдущие, был роскошным: последние лучи светила красили алым края высоких облаков и листья древесных макушек. В тихом воздухе носились яркие светляки и вылетевшие на прогулку ночные бабочки, размах крыльев которых был больше составленных вместе ладоней. Отталкиваясь от воздуха светящимися мембранами, они кружили над станцией, словно разноцветные снежинки. Падая почти к ногам, большинство из них снова поднималось и, танцуя в лучах, медленно уплывало в сторону заката. В фиолетовом с прозеленью небе зажигались первые звезды, а спутник, окутанный призрачным пылевым поясом, еще дремал за горизонтом, только готовясь выкатиться в ночную тьму. Лес вздыхал, кряхтел, чирикал и посвистывал на все голоса, зажигая под кронами свечи цветущих лиан.

— Невероятная красота. — сказал директор Ласски своему заму, тихо пыхтевшему рядом. — Раньше я работал, в основном, на безатмосферных планетах. Нет, в них тоже есть свое очарование… но на прогулку, кроме скафандра, ничего не наденешь.

— Зачем Вы туда полетели? — спросил Лаат, показывая пальцем вверх. — Мне свернут голову, если с Вами что-то случится! Я же говорил, что с пиратами, браконьерами и тому подобными личностями превосходно справляются наши рейнджеры!

— Я видел. — кивнул директор, щуря в небо синие глаза. — И… просто стало любопытно.

— Дядюшка Вилли! Давно не виделись. — Выступил из-за дальнего дерева худощавый силуэт и снова спрятался в тень.

— Эй! — Не удержался директор. — Инти! Капитан Лийм! Подойди сюда.

— Зачем он Вам? — Напрягся заместитель. — Может, не надо…

— Да-а? — Высунулась из-за дерева лохматая голова. — Неужели меня заметили и даже позвали? А стоит ли подходить — вот в чем вопрос!

— Прости за вчерашнее! — крикнул сквозь сумерки директор. — Если не возражаешь, хочу познакомиться с тобой заново!

— Ага. — Мальчишка вышел целиком и, подпрыгивая, направился к мужчинам. Остановившись, как и прежде, в нескольких шагах, сверкающими глазами посмотрел господину Ласски в лицо. — Вот. Я пришел.

Тогда мужчина, отступив на шаг, приложил ладонь к сердцу и поклонился.

— Хочу поблагодарить тебя, сын чудесной земли, за то, что сейчас вижу небо. А еще я хочу представиться, как должно. — Выпрямившись, он поглядел в красивое серьезное лицо парня. — Ференц Ласски. Исполнительный директор станции.

Подумав, парнишка кивнул головой, а рыжий хохолок на его макушке закачался, словно упругая травинка под ветром.

— Я принимаю твою благодарность, Ференц Ласски. И должен сказать, что ты — отважный воин.

Черные ресницы над светлыми глазами дрогнули, а на губах появилась нерешительная улыбка.

— Я старался. — серьезно ответил мужчина. — Но превзойти ваше мастерство не смог. А еще прошу тебя: не таи обид. Если твоей команде здесь нравится, приходи один или с друзьями, когда захочешь.

— Спасибо. — Рыжий чертенок улыбнулся смелей, и директор заметил россыпь веснушек, украшавших нос и щеки юноши. — Это — великодушное предложение. Только тут, — он показал пальцем в сторону станции, ваш дом. Мой — там. — Быстрый взгляд метнулся к чаще. — Но, если не возражаешь, мы придем играть в волейбол.

— Конечно. — С облегчением выдохнул директор, некстати вспомнив какие-то сложные переговоры, в которых принимал участие со стороны Совета.

— Увидимся, Фейри. — Мальчишка крутнулся на пятке и припустил к деревьям, за которыми вскоре пропал.

— Фейри? — Посмотрел на своего руководителя господин Лаат. — О чем это он?

— Не знаю… — тихо ответил тот, задумчиво потирая щеку, которой коснулась бархатное крыло пролетавшей мимо бабочки.

***

Результаты исследований «голубой крови» оказались не только очень интересными, но и многообещающими. Первый раз за все прошедшие со времени обучения годы он порадовался, что дед когда-то советовал закончить не только геологический, но и биохимический факультет университета. Структура жизнеобразующего, он в этом больше не сомневался, вещества была настолько сложной, настолько емкой, что для полной расшифровки требовались знания не только по полученным им ранее специальностям. И тогда он засел за биофизику клеточных процессов. Господин Лаат снова занялся обеспечением текущих потребностей станции, а директор, поблагодарив заместителя за усердие, с головой погрузился в погоню за тайнами мироздания. Дело потихоньку шло, поэтому возвращался он с буровой только поздним вечером: уставший, но довольный. После прибытия, обычно во время ужина, выслушивал краткий доклад господина Лаата, гулял по территории, встречался с желающими что-то обсудить с ним людьми и ложился спать, чтобы снова подняться с восходом солнца.

Несмотря на большую, чем земная, силу тяжести, он совсем не чувствовал истощения. Наоборот, с каждым движением, каждым кувырком или переворотом, тело наполняла звенящая энергия, молодая сила, разгоняющая кровь по венам и заставляющая улыбаться. Соскочив с перекладины, он протянул руку к полотенцу и сразу обернулся, когда его окликнул знакомый юношеский голос.

— Привет, Фейри! Ты встаешь очень рано.

Пристроив полотенце на шею, он скрестил руки на груди.

— Здравствуй, капитан Лийм. Давно не виделись.

— Разве ты сожалел о моем отсутствии? Или скучал? — Мальчишка склонил голову к плечу и улыбнулся. — Сам знаешь, что нет.

— Ну… я о тебе думал. — Искренне ответил он, какой-то частью сознания оценивая странность беседы.

— Ты думал о том, каким образом, без привычного тебе оружия поражения, мы нейтрализовали тех недружелюбных существ.

— Да. — Пришлось кивнуть. — Так и было. Разве эти мысли не относились и к тебе?

— Нет. — Пожал плечами капитан рейнджеров. — Нельзя понять суть процесса, исключив из рассмотрения волю совершавших его субъектов.

— Значит, я мыслю неправильно?

— Скорее, шаблонно. — Юноша снова улыбнулся, подошел к брусьям и легко, словно не имел веса, взлетел вверх. Подскоки, кувырки — все движения проходили на такой скорости, что невозможно было понять, как парень умудряется их делать. Но вот Инти соскочил вниз. Ни на лице, ни на кофте с длинными рукавами не было ни малейших следов пота. Лишь немного разрумянились скулы.

— Как ты это творишь? — изумившись, воскликнул Ласски.

— Ты тоже так можешь. Если разрешишь сознанию видеть себя не только привычными органами чувств.

— Не понимаю. — В словах мужчины прозвучала едва заметная усмешка. — Дух, душа… и так далее?

— Нет. — В светлых глазах Инти мелькнула искра сожаления. — Весь мир — структурированная определенным образом энергия, из чистой своей составляющей образовавшая форму. Но процесс преобразования может течь в обе стороны.

— Подобные размышления встречались в философских трудах жителей моего мира. И не только его одного. — Стянув висевшую на перекладине майку, он медленно надел ее, немного рисуясь своим прекрасно вылепленным телом. — Однако никто эту теорию пока не доказал.

— Значит, боишься нарушить официально признанные вашими учеными догматы? — Прикусив белыми зубами нижнюю губу и приподняв брови, Инти пристально посмотрел ему в глаза.

— Да причем тут страх? — Крепкая ладонь снова легла на опору. — Есть определенные физические постулаты…

— Несомненно! — Смуглые пальцы Инти, коснувшись его руки, словно пронзили тело мощным разрядом: дыхание на мгновение сбилось, а сердце застучало так часто, словно хотело вырваться из груди.

— Что… — он взглянул на мальчишку, и ему показалось, что стоявшее рядом существо горит нестерпимо ярким оранжевым светом. А еще показалось, что в свет, огонь, превратился он сам — каждая клеточка, каждый нерв дрожал от радости, предвкушения…

— Попробуй, Фейри. — Скорее понял, чем услышал он юношеский голос. — У тебя все получится!

Это был… неописуемый восторг! Собственное тело легко подчинялось каждой его мысли, взлетая вверх и падая вниз. Он наслаждался скоростью, радостью и ощущением всемогущества. Небо… оно было так близко! Стоило всего лишь протянуть к нему руку.

— Возвращайся… — прошептал прямо в голове знакомый голос. — Мир тебя заметил. Теперь тебе нужно принять и увидеть мир.

Чужие слова сразу откликнулись осознанием неоспоримой истины, поэтому он подчинился и теперь снова стоял напротив юного капитана, жадно глядя ему в лицо. В голове, наскакивая друг на друга, теснилось множество вопросов, но Инти так и не дал их задать. Заправив за розовое ушко слишком длинную прядь оранжевых волос, он отступил на шаг…

— Постой! — Рука сама собой вытянулась вперед, желая удержать непостижимого мальчишку. — Когда мы снова увидимся?

— Прилетай пораньше. — Улыбнулся пацан. — Сегодня вечером мы играем в волейбол.

***

Постепенно приходя в себя, Ференц шел ко входу в станцию, чувствуя, как заполнившая тело энергия не исчезает бесследно, а тихо сворачивается, укладывается поудобнее в солнечном сплетении, чтобы однажды, когда он этого захочет, вновь развернуть свои неописуемые крылья, делая свободной привычную человеческую суть. Кроме новых внутренних ощущений приходило понимание трансформации уже знакомых глазу вещей: каждое дерево, трава, цветы и даже земля, по которой он шел, светились не только в видимом диапазоне. Скорее, не светились, а как бы проявляли нечто скрытое в них доселе. Это было очень необычно, интересно… но мозг, перегруженный событиями, вдруг стал от них уставать, заставив реагировать на все происходящее почти непрерывной зевотой.

— Господин… — Встретил его в вестибюле станции заместитель. — Вы устали! Может, сделаете сегодня перерыв?

— Я не устал, господин Лаат. — Улыбнувшись, протянул ему ладонь директор. — Наоборот. Утро выдалось чудесным. Росы было немного, зато появились кучевые облака. Как думаете, во второй половине дня соберется дождь?

— Здесь? — Господин Лаат бросил взгляд в окно. — Конечно же нет. — почти сердито произнес он и снова посмотрел на директора. — Вечером наши рейнджеры играют, и вся станция соберется на эту игру смотреть. — Он помедлил. — Я видел, как к Вам подходил Инти…

— Подходил. — Ференц постарался не улыбнуться.

— Он Вас пригласил!

— Говорил что-то такое… Думаете, мне тоже стоит пойти?

— Глупый мальчишка… — Плечи заместителя опустились. — Просил же вести себя осмотрительней! Только… обычно молчаливый со всеми людьми, он потянулся именно к Вам. Приходит, разговаривает… — Глаза господина Лаата стали умоляющими. — Конечно, шило в мешке не утаишь. Но от имени почти всех сотрудников прошу: не посвящайте Совет в то, что тут видите. Эти сведения опасны… прежде всего для аборигенов. А иным цивилизациям они и вовсе не нужны!

— Ничего странного я пока не заметил. — перебросив конец полотенца на спину, ответил господин Ласски. — Если это все, что Вы хотели сказать, я пойду. Кстати, — уже шагнув, остановился он, — Вы говорили, к станции выходит много зверья. Но я никого, кроме питомца нашего капитана, пока не встречал.

Вздохнув, словно и этот вопрос относился к личным, господин Лаат пошел с директором рядом.

— В общем, станция их не интересует. Они приходят, как я уже рассказывал, к буровым.

— С чем это связано? — Любезно задал свой следующий вопрос директор, приблизительно зная ответ.

— Осень и весна — время инициации молодняка. Время смены покровов и время любви. «Голубая кровь» становится для них своего рода эликсиром, катализатором начала преобразований. В эти непростые дни мы вытаскиваем насосы, закрываем отверстия шахт щитами, а здания комплексов целиком — силовыми куполами. И около декады отсиживаемся внутри. — Он снова посмотрел в окно. — Дожди — первый признак приближающейся осени.

— Неужели тут тоже бывает холодно?

— Нет. Не бывает. — расщедрился на улыбку заместитель. — Просто глупая земная привычка мерить год сменой сезонов. Так я жду Вас в столовой?

— Да. — Спохватился Ференц. — Сейчас ополоснусь и приду.

***

Продолжив серию опытов, которую начал на прошлой неделе, он смешивал, нагревал, выпаривал, даже сделал посев на вирусы, но в голове, независимо от желания сосредоточиться, то и дело вспыхивали картинки этого утра. Юный Инти, обжигающее прикосновение узкой ладони, уверенность в собственном могуществе… Что это было? Правдой или каким-то непонятным обманом, иллюзией? А если и так, то зачем? Мозг, как сломанный робот-уборщик, буксовал, тычась в глухую стену непонимания, невозможности рационально, с точки зрения общепринятой науки, объяснить произошедшее. А еще эта боль, то и дело проскальзывающая в словах господина Лаата… Неужели он что-то знает? Неужели тоже посвящен?!

— Да ну… — Вслух сказал он сам себе. — Какая-то дичь. Возможно, мой зам, тоскуя по собственным внукам, ощущает к этим мальчикам нечто большее, чем примирение с очередной формой инопланетной жизни.

«Да-да! — радостно подхватило сознание. — Давай-ка все сдвинем в привычные мозгу рамки. Но перед этим подумай об окружающем «голубую кровь» ярком, ни с чем больше не сравнимом свете. О далеких, обходящих станцию стороной, грозах. Разве ты их не чувствуешь? А пиратские фрегаты? Ну давай, найди рациональное объяснение своему точному знанию их пространственных координат без всяких приборов локации!» Задумавшись над этим вопросом, он неосознанно стянул с руки перчатку, подошел к столу и взял в руки видеофон, сразу разразившийся трелью межпланетной связи.

— Здравствуй, отец! — Посмотрел он в строгие серые глаза, вдруг припомнив, как несказанно удивился господин Лаат, слушая его рассказ о том, как в необорудованном антеннами месте он принял вызов с далекой Земли. — Как дела в корпорации? Как мама?

— Все по плану. — Кивнул тот. — Отчеты твои получили. Перечень требуемого оборудования — тоже. Но вместе с тем я узнал, что ты сам, без ведома руководства, закупил реактивы и дополнительные приборы для своей биолаборатории. Есть что-то такое, что тебе захотелось от нас скрыть?

— Ничего такого. — тут же ответил сын. — Просто не привык тратить бюджетные средства на любопытные для моего ума эксперименты. Но если подозреваешь меня в определенной корысти, подними отчетность по Зейским рудникам. Там найдешь доклад, основанный на сделанных за мой счет исследованиях. После них мы многократно увеличили добычу, сэкономив на проведении подготовительных работ.

— А здесь? Нашел что-нибудь интересное? — Взгляд отца стал настороженным, испытующим, словно сын должен был постичь, отыскать нечто такое… Возможно, сделать открытие, достойное нобелевской премии?

Чуть улыбнувшись, Ференц представил себя на трибуне перед ученым советом с пробиркой голубого топлива в руке.

— Если ты о ментальном здоровье служащих, то все в полном порядке. Я ничего опасного не нашел.

— Ну и славно. — выдохнул отец и тут же начал рассказывать о том, как в усадьбе гостили их общие знакомые. — У господина Саента подросла очаровательная дочь! Красавица. Ведет себя безукоризненно. Настоящая леди.

«Моя будущая невеста — тупая тусовщица». — Сразу понял он, но ответил очень вежливо:

— Искренне рад, что среди наполненных заботами будней вам удалось немного повеселиться. Передай маме, чтобы она не скучала и посвящала нечастые часы досуга визитам к своим дочерям и внукам.

Отец кивнул.

— Веди себя осмотрительно, сын! Если что-то пойдет не так, сразу сообщай.

— Постараюсь.

Господин Ласски-младший сбросил вызов и положил аппарат обратно на стол. Складывалось такое впечатление, что все вокруг: люди на станции, аборигены и даже собственный отец чего-то недоговаривают и, в то же время, от него ждут. Вот только бы понять, что именно…

***

Еще на подлете к станции он увидел возведенные у стадиона трибуны, свободных от смены людей, разгуливающих в ярких одеждах под косыми лучами заходящего солнца, невероятное количество бабочек, разлетавшихся в стороны перед носом его катера, и… неуловимых мальчишек Инти, собравшихся двумя сплоченными командами вокруг оранжевого огонька своего командира.

«Привет, малыш! — мысленно сказал он. — Я прилетел посмотреть, как ты играешь». Тут же, словно ответом на его слова, капитан Лийм вскинул над головой руки. Юные рейнджеры, проследив за его взглядом, тоже начали размахивать руками. К ним присоединились зрители…

— Встречаете, словно президента! — Смущенно улыбнулся он и осторожно, чтобы не задеть летающих в воздухе птиц и насекомых, опустился на площадку у ангаров. Конечно, после насыщенного заботами дня ему хотелось перекусить, постоять под душем… Но зрители с игроками уже собрались и, похоже, для начала игры ждали только его.

Сунув в карман джинсов брелок от катера, он наскоро зачесал пятерней волосы и пошел вокруг здания станции к стадиону.

Здороваясь с окружившими его людьми, он замечал не только их улыбки. В глазах сияла искренняя радость, ожидание праздника… Где-то в прошлом остались должностные обязанности, привычные двенадцатичасовые смены, усталый сон и скачанные еще перед отбытием с Земли сериалы. Даже одна из девушек, работавшая в сфере обслуживания и обычно в его присутствии становившаяся тенью, сейчас смело коснулась пальцами рукава его рубашки.

— Господин Ласски! — Красивые зеленые глаза в окружении пушистых ресниц требовательно взглянули ему в лицо. — Вы же посмотрите игру? Не уйдете?

— Нет, Натали. — улыбнулся он. — Не уйду. Кстати, воланы на твоей юбке невероятно подходят к твоим кудрям.

— Я сама ее шила… — Порозовела девушка и с нежностью посмотрела в сторону волейбольной площадки и стоящего за ней леса. — Санти сказал, что у меня талант к вышивке и подарил вот эти нитки.

Ее пальчики скользнули по широкому поясу, украшенному яркими изображениями птиц и цветов.

— Отличная работа. — Он удивленно покачал головой. — Может, в свободное от основной работы время придумаешь и вышьешь эмблемы для комбинезонов каждой буровой? Соглашайся. Оплата будет достойной.

— Да, господин! — Девушка хлопнула в ладоши и хотела сказать что-то еще, но заместитель Лаат уже развернул ее плечи к трибуне.

— Директор Ласски! — Громко произнес зам, стараясь, чтобы начальство обратило на него внимание сквозь гомон рассаживающихся по местам зрителей. — Перед началом игры полагается сказать напутственное слово командам!

— Да? — Ференц повернул голову и сразу встретился взглядом с капитаном Инти. И вроде ничего такого в этом взгляде не было, но тело встрепенулось, вспомнив прикосновение маленькой горячей руки и бурю мыслей, пронесшуюся в голове. — Да, дядюшка Вилли. — Улыбнувшись, он посмотрел на заместителя. — Конечно, скажу.

Серебристые закатные облака, отшумев над далеким лесом ливнями, совершенно очистили над станцией фиолетовую глубину небес, когда он встал в шаге от выстроившихся в линейку команд и прошелся глазами по трибунам.

— Сегодня был добрый светлый день. — сказал он. — А сейчас наступил замечательный вечер. И мы, живущие на этой планете люди, уже готовы подставить свои протянутые ладони под живительный поток силы, которым от всей души делятся с нами вот эти молодые рейнджеры. Еще я надеюсь, — он посмотрел на веснушчатый нос капитана, замершего по левую руку, — что не только мы одни получим от игры удовольствие. Понятно, что обе команды победить не смогут, но все равно я желаю вам удачи и красивой игры!

— Благодарю, директор Ласски! — Инти прижал ладонь к сердцу и поклонился. За ним, взглянув на зрителей, поклонились остальные мальчишки, подставив лучам вспыхнувшие радужными красками шевелюры. — Мы постараемся зажечь в ваших сердцах огонь!

Пока улыбающийся директор шел к своему месту на трибунах, капитан оставил на площадке основных игроков, вывел за ее пределы запасных, забрался на место судьи и свистнул, подав сигнал к началу матча.

***

На его взгляд, мальчики играли красиво. Их ауры, (сейчас он почему-то не боялся этого псевдонаучного слова), сияли яркими факелами, а посланный невероятной закруткой мяч до встречи с принимающей рукой нес на себе, словно комета, энергию отправившего его в полет игрока. Закусив губу, он наблюдал, как в погоне за мечом рейнджеры подпрыгивали и зависали в воздухе, ожидая недолгого касания, паса и мягкого приземления на ровный грунт стадиона.

— Ну как же так! — С досадой воскликнул он, когда один из мальчишек потерял подачу. — Надо быстрее! Ты можешь!

И тут же услышал удивленный голос сидящего рядом заместителя:

— Куда ж быстрее? Вайни из них — самый слабенький. Не пойму, почему вдруг капитан поставил его к самой сетке да в основной состав!

— Не обращайте на мои слова внимания. — тут же отозвался директор. — Просто увлекся. Такая динамичная игра, просто чудо!

— Да-да! — Покивал господин Лаат. — В вопросах стратегии наши парни лучше всех земных вместе взятых. А какие подачи!

Задержав взгляд на взволнованном лице «дядюшки Вилли», он вдруг понял, что ни один из находящихся тут людей не видит и десятой доли того, чем может любоваться он: спокойной уверенностью молодых лиц, неторопливыми, выверенными движениями, самой игрой… Еще — светлой энергией, радужными кольцами расходившейся от своих источников в стороны и наполнявшей искристой силой полые людские сосуды. А потом он увидел собственные руки. Конечно, в очевидное можно не верить, приписывая замеченное чудо стечению обстоятельств, положению светила и преломлению его лучей в непонятно как возникшей воздушной линзе. Можно написать тысячу формул и выводов, подогнанных под аксиомы земных наук. Но вот они, его ладони… сияющие ярким синим светом, вплетенным гармоничной нотой в общую мальчишечью радугу!

…Только что с этим подарком судьбы делать, он пока не знал.

Тем временем в одной из команд произошла замена. Вайни и еще один мальчик с забавным хвостиком желтых волос на макушке ушли, а на их место встали новые. «Конечно же, сыграть в матче должны все». — Он согласился с решением судьи и вслух посочувствовал досаде, прозвучавшей в разъяснениях господина Лаата. И пока рейнджеры что-то между собой обсуждали, быстро взглянул на публику. Теперь каждый из присутствующих на трибуне людей кипел живительной голубой силой. Их щеки горели, глаза сверкали, а души рвались на помощь своим любимцам.

— Сойни, покажи класс! — крикнул мужской голос снизу. — Давай, парень, сделай игру!

И он, Ференц Ласски, Фейри, вдруг увидел между своим рабочим и стройным зеленоволосым пареньком тоненькую связующую нить. «Что это?» — спросил он себя, немного обижаясь на Инти, отказавшегося отвечать на вопросы.

Тем временем игра вскипела с удвоенной силой. Мяч рисовал в воздухе великолепные по своей четкости дуги, взлетал в вечерний воздух прямой свечой и падал к земле, отбитый прыгнувшим к нему юношей, закручивал невероятные петли и все равно касался подставленных под круглые бока ладоней. Возможно, окружавшим его людям стремительность атак, точность бросков и скорость казались запредельными. И только он понимал, что парни действительно делали игру — красивый спектакль, благодаря которому люди чувствовали себя живыми. Не в смысле азарта или возбуждения, нет… Притупленное с годами мировосприятие вдруг наливалось новыми красками, взгляд становился острей, нос, обычно улавливающий сырный запах пиццы или вонь заношенных носков, полнился тысячью оттенками всевозможных ароматов. А зажженные энергией извне бледные свечи аур выпрямлялись, перемешивая свой призрачный свет с мальчишескими радугами.

— Невероятно! — шепнул он, рассматривая необычную для себя картину.

— Точно. — подхватил его восторг заместитель. — Рейнджеры стараются для Вас.

***

«Глупость. — отстраненно подумал он, продолжая следить за увлекательной игрой. — Капитан Инти точно знает, что я все вижу и готов, конечно же готов, сделать этот мир еще прекрасней. Мальчики играют не для меня, а для незрячих и не понимающих красоты бытия людей. Но почему им так важны чувства тех, кто пришел сюда отнять у родной земли часть ее силы?»

Пока парни меняли площадки и выводили новых игроков, сидевший рядом заместитель растроганно пожимал протянутые ладони сослуживцев.

— И я поздравляю. — весело сказал директор и крепко пожал зависшую над коленями руку. — Ваш Куйми играл просто великолепно.

— А… — Радостный румянец на полных щеках господина Лаата вдруг сменился пугающей бледностью. — А… откуда Вы знаете…

— Имя юноши, на которого Вы все время смотрели? — осведомился господин Ласски. — Но это же так очевидно!

— Что Вам Инти еще рассказал? — Голос зама стал умирающим. — Зачем…

— Капитан Лийм на мои вопросы не ответил, хотя я изо всех сил пытался его разговорить. — с досадой признал директор. — Но человек вроде меня обязан быть наблюдательным. Так что Вы сами, не желая того, открыли мне свою тайну. Так кто для Вас Куйми? Любовник, сын?

— Сын… — совсем тихо признался мужчина.

— Молодчина. — Хлопнул его по плечу господин Ласски. — Давайте смотреть игру дальше.

— А Вы…

— Думаете, напишу Вашей жене? — Синие насмешливые глаза заглянули в прикрытые веками серые. — Или уволю за аморалку? Ну же, перестаньте трястись! Ваши похождения, пока станция работает, и Вы ничем не заболели, меня совершенно не интересуют. Но, как мой надежный и преданный зам, Вы же не откажетесь осветить не совсем понятные для меня моменты? Скажем, после вечернего чая.

— Конечно, сэр… — Вздохнул господин Лаат и бросил взгляд на поле, где среди прочих парней прыгал его мальчик, его нежная любовь, его ненаглядная кровинка Куйми — рейнджер с сиреневыми волосами и шальным взглядом умных серых глаз.

С последним лучом заходящего солнца спортивная битва закончилась. Но поле, а вместе с ним волейбольную площадку продолжали озарять прожектора и вытянутые в сторону спортивного комплекса ветви лесных гигантов.

Спустившись с трибун, директор снова подошел к выстроившимся парням и от лица всех работников поблагодарил за прекрасную игру.

— Но в ней участвовали всего две команды. — С улыбкой продолжил он. — Когда же мы сможем увидеть состязания остальных?

Парни засмеялись, а Инти фыркнул, забавно сморщив нос.

— Конечно же, соревнования не закончены! Через пять дней — следующий матч для тех, кто сегодня остался на вахте. А с началом зимнего опада — финал.

— Ну да… Простите, что не знаком с традициями. Но вы не будете возражать, если я прямо сейчас познакомлюсь со всеми вами?

Парни дружно посмотрели на своего командира.

— Не буду. — Капитан заложил руки за спину. — Ты имеешь право.

Директор Ласски стоял в кругу ребят и впитывал в себя цвета их аур, разглядывал лица… такие похожие уверенностью в собственных силах, радостью, открытостью и… красотой юности.

— Энто, Ками, Вайни… — произносил он имена ребят, словно знал их всегда. — Спасибо вам не только за игру, но и за помощь. За энергию для тех, кто не видит. За принятие и доброту. Мать! — Он посмотрел на землю. — Воистину, у тебя — прекрасные дети!

Поклонившись, он уже хотел уйти, но Инти заступил ему дорогу.

— Ты, Фейри, первый из прилетевших со звезд, кто благодарит Ту, которая дала нам возможность жить. Мы рады, что ты здесь, с нами.

Тут мальчишки заулыбались, протянули навстречу ладони…

— Нет! — одернул их капитан. — Не надо. Мы уже пробовали. И ошиблись. Так что пусть все идет само собой. Тогда не будет ни обид, ни сожалений, ни разочарований. Решение принимать только ему. Доброго сна, директор Ласски!

Парни, следом за Инти, разошлись, растворились под древесными кронами. И только растекшаяся вокруг энергия говорила о недавнем удивительном сражении, в котором не было победителей и побежденных.

— Что, господин директор… — Остановился за его плечом заместитель Лаат. — Вы получили ответы на свои вопросы? Нет? Вот и я о том же… — тяжело вздохнул он и поднял голову. — Хорошая, светлая ночь. Когда они играют, ночи всегда бывают светлыми. Но лес буквально вспыхивает, когда наступает смена времен года.

— Это праздник? — Ласски подстроился под короткий шаг своего зама. — Местная традиция?

— Н-нет… — Господин Лаат, как-то запнувшись, остановился. — Подождите немного. Не возражаете, если поговорим тут? Не хочется возвращаться в холодный и безвкусный воздух станции.

— Не возражаю. — Директор опустился в одно из кресел неразобранной трибуны. — Да и в столовой, наверняка, шумно.

— Хуже, когда каждый сидит в своей норе и тихо сходит с ума. — Посмотрел на свои пальцы заместитель. — Что касается смены сезонов… Она происходит почти незаметно. Листья падают, но из почек уже тянутся новые. Одновременно цветут лианы и зреют на кустах ягоды. Только в особые, наступающие с полугодовой периодичностью дни сама земля словно сходит с ума. Открытые источники «голубой крови» вскипают. Магнитные полюса срываются со своих привычных мест, и небеса расцвечиваются полярным сиянием.

— Наверно это красиво. — сказал господин Ласски, вслед за «дядюшкой Вилли» посмотрев на звезды.

— Опасно! — воскликнул тот. — Если не закрыться, не запереться в силовом куполе, тоже уйдешь в лес и начнешь, как аборигены, искать любовь. Еще в эти дни происходит инициация подростков.

— Значит, Вы были там? — Ференц кивнул в сторону опушки.

— Был. — нехотя подтвердил зам. — Многие из нас были и не смогли забыть. Это… как опьянение, как величайшее наслаждение, в котором сбываются все фантазии, как… полет души.

— Или как наркотик? — Синие глаза директора насмешливо сощурились. — Поэтому Вы не хотите покидать станцию?

— Наркотик? — Мужчина потер пальцы. — Нет. Это не навеянные дурманом грезы. Именно там, в глубине леса, ты понимаешь, что слеп, глух и ограничен во всем. Тогда приходит осознание, что больше не можешь так жить.

— Ваша… возлюбленная родила ребенка? Полукровку? Вы с ней встречаетесь?

— Только раз в полгода. — Вильям снова вздохнул. — Она сама познакомила меня с Куйми и пообещала, что буду видеть малыша каждый день. И вот мой прекрасный мальчик подрос и теперь служит здесь. Я счастлив.

— Значит, Вы можете заходить в лес, когда хотите?

— Нет. Рейнджеры не только охраняют нас. От нас они тоже охраняют. — С горечью признался Лаат. — Среди парней капитана Инти много полукровок, которые вышли сюда именно к своим отцам.

— А земные женщины? — В глазах директора отблеском далеких звезд блеснуло любопытство. — Они тоже рожают?

— Нет. — Из стороны в сторону покачал головой господин заместитель. — В лес, как мужчин, их почти не тянет. Хотя, если честно, почти все тут больны, измучены и… бесконечно очарованы этой планетой. Когда придет мое время, хочу умереть именно здесь.

— Не умирайте. — Похлопал его по руке господин Ласски. — У нас с Вами все только начинается. М-м-м… кстати: Вы говорили про инициацию. Что это?

— Насколько я понимаю, через обряд подростки познают физическую любовь и становятся взрослыми. Если кто-то из наших рейнджеров уходит, ему на смену появляется новый. У Инти с этим — полный порядок.

— И давно он тут… капитанит?

— Ну… — Лаат приподнял плечи и застыл, припоминая. — Когда я появился на станции, он уже командовал.

— Пятнадцать лет? — Поразился директор. — Ему самому больше шестнадцати не дашь.

— До инициации они — дети. Как и почему она наступает, я не знаю. Моя… возлюбленная говорила, что все случается, когда сердце готово дарить.

— Сложно мыслить категориями, которых не понимаешь. — Господин Ференц провел ладонью по пыльным волосам. — И последний вопрос: среди рейнджеров я не видел девочек. Что с ними не так?

— Не знаю. — Развел руками зам. — Похоже, Вам самому придется искать ответы на собственные вопросы.

— Но это будет завтра. — Директор потянулся и со вкусом зевнул. — Пойдемте, господин Лаат. Судя по окнам столовой, наш чай давно остыл.

— Если хотите… У меня есть чайник и готовые пакетики заварки.

— Не хочу, дядюшка Вильям. — Легко поднялся с места мужчина. — Но за предложение спасибо!

Дежурный оператор станции, запустив последних гулявших жителей внутрь, еще раз осмотрел зону вокруг объекта через камеры, запер двери и опустил силовой купол: игра игрой, а техника безопасности, особенно при новом директоре, должна неукоснительно соблюдаться. Если вдруг что случится, и его выгонят… то как ему жить вдали от маленького Энто, его мальчика, его кровинки?

***

После первого матча рейнджеры капитана Инти перестали сторониться господина Ласски, еще недавно чужого и, возможно, в чем-то для них опасного. Теперь, на изломе утра, они спокойно крутили сальто на турниках, разминались с мячом, через открытое окно кухни шутили с поварихами и встречались с рабочими. Директор этих мужчин понимал: ни один земной ребенок, как бы хорошо его не воспитали, не был самодостаточен. Детей требовалось кормить, учить, уделять много времени их развитию. Эти же парни ничего не просили и никогда не надоедали. Скорее наоборот: обнимая человека и шепча в ухо слова любви, они щедро делились своей веселой силой. И суровые бурильщики, привыкшие ради обеспечения полузабытой семьи по нескольку лет вкалывать в далеком космосе, оттаивали, начинали улыбаться и, забросив откровенные фильмы, проводили свободное время с рейнджерами в библиотеке или на спортплощадке.

Покидая после завтрака станцию, он с улыбкой смотрел, как парни усаживали под навесами с теневой стороны здания своих отцов за книги. А немногочисленные женщины, украдкой вздыхая, с затаенной надеждой вглядывались в близкую щетку леса.

Шли дни. Эксперименты с «голубой кровью» продолжались, но ни на йоту не приблизили его к ответам на вопросы, которые задавал себе с тех самых пор, как тут появился. Возможно, он стал яснее, в сравнении с остальными служащими, чувствовать, видеть, но не понимать. «Эти люди заходили в лес, занимались с аборигенами любовью, но все равно остались слепыми. — раздумывал он. — Если бы все дело заключалось, как я считал вначале, в непосредственных телесных контактах, потоки энергии видели бы все. Но даже я не понимаю, не чувствую сути этого явления. Не понимаю, почему физические тела детей могут перемещаться в плотной среде с такой невообразимой скоростью. Не понимаю, как они водят катера и… где, черт возьми, их прячут?!» А этот бескрайний лес… Домов, как ни высматривал он с воздуха хоть какие-нибудь похожие на сооружения объекты, так и не увидел. Как они живут? Откуда дети леса знают то, чему земляне обучаются в университетах?

Вопросов было много. Вначале он задавал их заместителю Лаату, а потом — некоторым сотрудникам. Но все улыбались, дружно махали руками и говорили только одно: «Здесь — Земля Богов. Они хотят, чтобы мы радовались». Но ему, как ученому, критерий радости ничего не объяснял. И все же было в живой силе нечто неуловимое, такое, что при всем его желании не вписывалось в собираемую им математическую конструкцию.

***

Второй волейбольный матч также прошел невероятно феерично. А по его окончании девушки собрали на улице столы, поставили угощение… Один из мастеров придумал играть с мальчишками в ручеек, подключив к забавной детской игре всех желающих. Поэтому со стороны поля слышался смех и довольные вскрики.

Дозволив празднику идти своим ходом, директор медленным шагом обошел здание станции и сел на землю, привалившись к теплой поверхности стены. Ноги вытянулись сами собой, а глаза посмотрели туда, где в сиреневой мгле сияли точки далеких звезд и золотистым китом плыл равнодушный к мирским делам спутник.

— Привет! — Рядом с его плечом остановились две ноги, обутые в теннисные туфли. — Тебе хорошо, или мне можно нарушить твое одиночество?

— Капитан Инти! — Несмотря на желание быть сдержанным, его голос прозвучал взволнованней, чем дозволялось земным этикетом. — Вторая игра получилась еще более эффектной.

— Ты меня позвал, чтобы сообщить о подобной ерунде? — Парень запихнул руки в карманы комбинезона и нетерпеливо стукнул о землю мыском туфли. — Может, лучше попробуешь еще раз выразить то, что тебя беспокоит?

— Разве я звал? — Директор станции поджал длинные ноги, оттолкнулся от стены и встал так, чтобы парнишка оказался на расстоянии руки. Схватить бы его, крепко сжать тонкие руки и не отпускать, пока…

— Раз не звал, я пошел. — Парень сделал мягкий шажок в сторону и едва заметно улыбнулся. Кажется, его веселили правила человеческого поведения.

— Постой! — Ференц все-таки протянул ладонь, но так и не коснулся мальчишеского плеча. — Просто у меня так много вопросов, что не знаю, с чего и как начать. Ну вот хотя бы ваши ловушки. Что они из себя представляют? Как вы их делаете, где храните, и где находятся все те катера, на которых вы поднимаетесь в воздух? Как вы, необученные ими управлять, настолько умело летаете?

— Ты задаешь неверные и потому смешные вопросы! — Подойдя к скамейке, Инти подогнул ногу и опустился на нее, словно в кресло: похоже, так ему было удобно. — Не стой, садись рядом. Знаешь, мне казалось, что тебе не составит труда обо всем догадаться самому. Но, несмотря на хороший телесный проводник, ты все равно слеп. Или это удел всех существ, выросших в вашем мире?

— Значит, ты пришел посмеяться? — Мужчине от слов капитана стало грустно. — Ты прав: я многого не понимаю. Похоже мы для вас — достойные сожаления червячки, в вечной погоне за прибылью пьющие кровь вашей земли. Но скажи, почему вы, такие умные, такие великие, нам ее отдаете? Почему не прогоните, просто закрыв пространство? Если против ловчих сетей не могут устоять вооруженные корабли, чего говорить о транспортниках, прилетающих сюда только с людьми и оборудованием!

— Это — долгая и печальная история. — Сказал мальчишка. — Возможно, однажды я тебе ее расскажу. А сейчас… — он вскочил. — Я приглашаю тебя в Лес.

— Э..?

Лицо человека выглядело ошарашенным и, одновременно смешным. Отсмеявшись, Инти наклонил голову к плечу и с любопытством посмотрел ему в глаза.

— Боишься? — ехидно поинтересовался подросток. — А как же тогда твой ученый труд? И кому захочется отвечать на вопросы трусливого неудачника? Однако в запасе есть вариант пожаловаться папочке на несправедливость судьбы, козни аборигенов и вернуться на Землю.

Неожиданно Ференц расхохотался.

— О великий провидец! Думаешь, я боюсь? Только как управлять рабочими, если первый нарушу установленные компанией требования безопасности?

— Сегодня — хорошая, добрая ночь. — ответил мальчишка. — Но сам подумай, к чему счастливым людям спрятавшийся от них директор? И потом… если что случится, неужели ты об этом не узнаешь? Не заставляй себя уговаривать, Фейри!

— Хорошо. Пойдем. — Кивнул тот и зашагал с рейнджером рядом. И вот длинные ветви опутанных светящимися лианами деревьев приняли их под свой кров.

— Почему ты так меня зовешь? — спросил мужчина, следуя за Инти по пружинящему слою лиственного опада.

— Таково твое имя. — Пожал парень плечами. — Глупый вопрос. Еще недавно ты сам читал имена моих воинов, словно в открытой книге, и не думал, что выглядишь странно.

— Но я — не ваш. — заметил Ласски, обходя по краю сияющую чашечками крошечных цветов поляну.

— Все мы — дети Творца. — ответил Инти и легко вскочил на склоненный и обвитый какими-то растениями до состояния катушки ствол. Кроме привычных бабочек, взлететь с него захотели даже многослойные поганки, прижившиеся в нагретых гниением нишах. Но юноша на них цыкнул, и шляпки вновь успокоились. Тогда Ференц отправился следом. Правда, ему все время казалось, что в процессе восхождения на него таращатся испуганные приближением неуклюжего чужака глаза.

— Зачем мы сюда лезем? — окликнул своего провожатого мужчина. — И где находятся ваши взрослые?

— Я хочу показать тебе воду. — просто ответил рейнджер. — Ночью она особенно хороша. Ну же! — Обернулся он, стоя на толстом сучке. — Ты ползешь, словно по лицу капля пота. И мне приходится гадать, дойдешь ты или все-таки свалишься!

— Извини. — Ласски встал рядом. — Не хотел случайно кого-нибудь задеть.

— Если бы хотел, они бы разбежались. — ответил парень и нырнул под длинные пряди мха, свисавшие к земле бурым пологом. Ференц нырнул следом и, подняв голову, не сдержал восхищения.

— Вот это да-а! Видал я, как вода светится… Но это же — чистая радуга!

Летящий со спрятанных за листьями скал водопад шумел, бурлил в каменной чаше, искрился невероятным количеством оттенков голубого, зеленого и малинового. Казалось, молекулы воды переплелись с бесчисленным множеством крохотных воздушных шариков, наполненных разными красками. А цветные брызги, оседая на больших листьях и падающих к озеру травах, медленно таяли, растворяясь в воздухе бледным туманом.

— Рад, что тебе понравилось. — Улыбнулся мальчишка и схватил рукой толстый гибкий стебель. Потом, немного покачав его из стороны в сторону, стремительно прыгнул вниз.

— Иди ко мне! — Замахала ладонями с земли тонкая фигурка. — Ты же не боишься?

«Если собрался дернуть тигра за усы, вначале подумай о последствиях. — Перед тем, как ухнуть в светящуюся бездну, господину Ласски вспомнились слова отца. — Дорога меняется, если делаешь хоть один шаг…»

И он этот шаг сделал.

Вскоре они вдвоем сидели на берегу темного лесного озера. Где-то далеко, на другом его краю, плескал струями невидимый за деревьями ручей. А тут, по зеркалу вод около рассыпанных по берегу валунов и круглых обломков скал, пробегала лишь светлая дрожь.

— Почему ты не отвечаешь на мои вопросы? — Мужчина вытянул к воде ноги и оперся на отставленные назад ладони. — Зачем потащил меня в свой лес, если не даешь прийти сюда остальным? Кстати, почему? Я совсем не чувствую никакой опасности!

— Почему? — Юноша провел пальцами по шероховатому каменному боку. — Ты любишь купаться и не любишь, когда за тобой наблюдают. Но бассейн на станции очень мал. Поэтому я разрешаю тебе приходить сюда.

— Разрешаешь? — удивился человек. — Ты?

— Они — тоже. — Поднятый кверху тонкий палец обвел небольшой полукруг. — Им до сих пор хочется надеяться.

— Кому и на что?

Вместо ответа парень откинулся на спину и растянулся на камне, сквозь черные ветви глядя в фиолетовое небо.

— Чтобы принять решение, нужно все понять самому. — Он поднял ладонь и посмотрел на звезды через растопыренные пальцы. — Твой отец не смог.

— Мой отец… он был здесь?!

Ференц навис над мальчишкой, словно через глаза пытаясь прочесть его память. Но тот снова засмеялся и помахал рукой.

— Отодвинься. Ты — жаркий.

— Значит, на этот вопрос искать ответ тоже мне?

— Да. — Кивнул пацан. — Если ничего не получится… — Он вздохнул. — Значит, снова не время.

Мужчина опустил подбородок на скрещенные руки.

— Последний вопрос… если не хочешь, не отвечай. Где в Лесу находятся катера? Откуда берете для них топливо? И расскажи, пожалуйста, про сеть… Три вопроса.

— Первый ответ. — Инти повернул к нему голову, и он увидел в глазах парня смешливые огоньки. — Вы, люди, не воспринимаете то, что нельзя потрогать и попробовать на зуб, сколько вас ни убеждай, что учиться лучше на чужом опыте. Поэтому посмотри по сторонам, попробуй до всего дойти сам и не торопись делать выводы.

Инти подложил руки под голову и снова взглянул на звезды.

— Так много живых существ! Но только некоторые из вас поднимают уныло опущенную голову и замечают небо.

***

Присев на корточки у кромки воды, он опустил в нее пальцы и с досадой отдернул руку: озеро было ледяным, похожим на то, в котором он в детстве чуть не утонул, катаясь с другом на угнанной от причала лодке. «Купаться! — фыркнул он. — Да в него зайти невозможно!»

Но с поверхности камня, возвышавшегося над его головой, послышался тихий голос капитана Лийма.

— Твое тело помнит ужас ледяной пучины и неизбежность смерти. Поэтому ты не любишь покрытые жизнью планеты, предпочитая тесноту скафандра и плотные купола станций. Неизвестность тебя пугает. Ты цепляешься за привычный порядок, общественный регламент и чужое мнение. Ты — неплохой человек, Фейри, но боишься открыть глаза. — мальчишка сел. — Я совершил ошибку, пригласив тебя в Лес. Пойдем, покажу тебе дорогу назад.

— Подожди! — выкрикнул мужчина раньше, чем успел подумать. — Не надо! Ты прав, Инти… я — трус и вечная тень своего отца, с детства пытающаяся встать с ним на одну ступень. И сюда я поехал только потому, что хотел доказать ему свою преданность.

Снова опустившись перед озером на колени, Ференц вгляделся в его глубину. А спустя время с удивлением произнес:

— Надо же! Оказывается, оно — светлое. Через толщу воды я вижу камни и песок. А еще — водоросли, между которыми плавают рыбки. Какие красивые! — Растопырив пальцы, он медленно опустил в него руку. — Невероятно! А сейчас оно — теплое.

Обернувшись, он взглянул на мальчишку, оседлавшего валун.

— Так я могу… искупаться?

Парень приподнял брови и промолчал. Но человек, спокойно освободившись от одежды, медленно ступил в воду и почти сразу поплыл вперед, оставляя за собой серебристую дорожку. А потом, словно такое было для него делом привычным, легко нырнул в глубину.

***

— Ты не поверишь, — Ласски надел джинсы и вытер белой рубашкой грудь, — но там, — он кивнул на озеро, — скрыт настоящий город. Его жители ходят по улицам и летают в небесах… Или плавают? — Он помотал головой и улыбнулся. — Или в воде растворен какой-то галлюциноген.

— А это тогда что? — Парень ударил ногой валун, отозвавшийся металлическим гулом.

— Это? — Директор погладил прохладный бок. — Если бы я был на Земле, то сказал бы, что тут спит носорог. А если посмотреть с этой стороны… — он походил вокруг гладкого и большого камня, — похоже на «Викинг». Капитан Инти, я… сошел с ума?

— Садись. — Мальчишка, оттолкнувшись одной ногой от земли, вторую поставил в едва заметную выемку на валуне и оказался наверху. Затем, нагнувшись, протянул человеку руку. И тот удивился, с какой легкостью хрупкий юноша вытащил его тяжелое тело.

— Возможно ты читал книгу, живущую в твоем мире от начала времен? Я точно знаю, что существа разумные… именно разумные, берегут ее, как святыню, передавая из поколения в поколение, даже если верования меняются. Помнишь, что было написано в ее начале? «Была мысль божественная, которая есть Свет и Жизнь. Она произвела через Слово мысль действенную, образовавшую с помощью выраженных принципов твердую сферу». Понятно, что каждый мир трактует эти понятия по-своему. Но суть процесса одна. Скажешь, какая?

— Мысль, слово, огонь или свет порождают физическое бытие. Так?

— Я хочу узнать, как этот момент понимаешь ты.

— Мысль, скорее всего, это поле сокрытых до поры статичных образов. Но потенциал выявил Слово — вибрацию, волну, породившую энергию — огонь. Тот, в свою очередь, выплеснувшись изнутри, создал и продолжает создавать из различных идей твердые формы.

— Неплохо. Тогда расшифруй только что пережитый тобой опыт. Ну, не бойся, Фейри! Больше смеяться не стану!

Прежде чем говорить, мужчина набросил на спину еще влажную рубаху и потер ладони.

— Если это не галлюцинации, — сказал он, — то здешние формы… зыбки. Как будто энергия, несущая в себе слово-прототип, слишком сильна и нестабильна для их фиксации. Хотя… ничего постоянного в проявленном мире нет, а иллюзии — всего лишь нереализованная реальность.

— Следовательно, сеть… — Инти подобрал ноги и вытянул перед собой ладонь, на которой золотыми точками искрило крохотное подобие того, что видел в космосе директор, — это…

— Вероятно, представление, через твою энергию принимающее временную форму. — Улыбнулся Ласски. — Боги, какая ересь!

— Потому что подобное могут только боги? — Мальчишка слегка приподнял ровную бровь.

— Мэй-ах… мать Богов… энергетическая субстанция, рождающая нестабильные формы… Черт! От такого можно рехнуться!

— Красивая догадка. — Капитан Лийм плавно, словно в его теле не было костей, встал. — Ну что, Фейри, сам домой доберешься или тропку проложить? Могу с фонариками.

— Не надо. — Мужчина, потирая лоб, тоже поднялся. — Но скажи… твое разрешение приходить на озеро остается в силе?

— Конечно. — Парень прыгнул вниз, загораясь уже привычным директору оранжевым светом. — Если не дашь ему стать городом. И еще: не подходи к открытым источникам «голубой крови». Твое тело не готово, и ты можешь умереть.

Помахав рукой, он развернулся к господину Ласски спиной и, посвистывая, направился в чащу.

— Инти! — крикнул мужчина, сжав кулаки. — Божий сын… бесы тебя побери, когда мы снова увидимся?

«Однажды». — Произнесла капля, касаясь его щеки. И вот уже ее подруги, громко стуча по листьям и сворачивающим шляпки поганкам, пролились на землю дождем слез, текущим из небольшой, заблудившейся среди древесных макушек, тучки.

***

Получив подсказку, он набросился на свои эксперименты с удвоенной силой.

«Мы, дети Земли, сделали живую энергию топливом для космолетов. Отличное решение! Однако там, где она пронзает подземными реками толщу сформированной по взятому в поле Вселенной образцу тверди, рождается атмосфера, невероятные сокровища недр, моря и деревья. Появляется динамичная жизнь. Но мы, люди, в погоне за властью, деньгами и удовольствием сгубили множество прекрасных миров. Этому тоже грозит нешуточная опасность. Ведь политика корпорации может измениться, если мой отец уйдет в отставку, а его пост займет жадно стремящийся к власти муж старшей сестры» — Ласски снова посмотрел на свои колбы и решительно поднял над лицом щиток. — «Теперь, пожалуй, я знаю, что нужно делать…»

***

Чтобы поплавать в лесном озере, ему приходилось вставать еще раньше и самостоятельно, пока дежурный спит, отключать защитное поле и снова ставить охрану уже снаружи, с придуманного им самим брелока. Еще раз проверив через видеофон работу систем станции, он быстро уходил в лес.

Кустарник и деревья, склонившие над тропой ветви… за эти дни он хорошо выучил дорогу. Но не только лес и озеро давали повод к наблюдениям. Очень часто за утопающими в листве холмами, особенно, если взглянуть вскользь, ему виделись незнакомые пейзажи, чудился бег грациозных животных, мелькали невероятной красоты строения, совокупность которых он называл про себя храмовым комплексом… А еще он видел бескрайний водный простор и плывущие у горизонта паруса.

Привычка потирать виски теперь стала для него постоянной, но заместитель Лаат списал ее на приближающуюся смену циклов.

— Некоторые переносят природные аномалии тяжело. — сочувствующе сказал он своему начальнику. — Особо впечатлительным доктор дает успокоительное и рекомендует плотно закрывать на ночь окна. Господин директор… может, слетаете на недельку в отпуск?

— В отпуск? — изумился мужчина. — Еще чего! Чтобы написать хороший отчет о проделанной работе и в будущем рекомендовать Вас, как отличного, грамотного специалиста в качестве следующего директора, мне нужно не только видеть, но и понимать абсолютно все.

— Ох, — всплеснул руками господин Лаат, — Вы так добры!

— Скорей не к Вам, — резче, чем следовало, ответил господин Ласски. — Что будет с Куйми, если новый директор решит, что Вы слишком долго тут засиделись?

— Что будет со мной… — едва слышно прошептал заместитель.

— Что будет с Вами? Отправитесь на Землю растить цветочную рассаду и возить жену по торговым центрам.

— У меня нет жены. — Немолодой мужчина скрестил на животе пальцы и со слабой улыбкой посмотрел в окно. — И детей, кроме Куйми, нет.

— Когда строишь карьеру, на строительство отношений подчас не остается сил. — Директор вспомнил о собственном одиночестве.

— Не в этом дело, — все с той же кривой улыбкой сказал господин Лаат. — Когда-то я был женат. И у нас подрастала замечательная дочка. Малышка должна была пойти в школу, и мама решила сделать ей сюрприз: привезти на несколько дней ко мне. Тогда я работал на добыче вольфрама в поясе астероидов. Сложное было время, послевоенное. Вы, конечно, этого межпланетного конфликта не помните… Из бывших солдат распущенной армии многие, оставшиеся не у дел, подались в пираты. Компенсацию им выплатили маленькую, а парни, кроме как убивать, больше ничего не умели. — Он вздохнул. — Аэробус, на котором летели мои родные, попал в засаду. Командир экипажа тоже был молодым и горячим. Сдаться отказался. И транспорт расстреляли в упор. В оставшемся от него облаке даже фрагментов тел не нашли.

— Простите, — кашлянув, произнес директор. — И примите мое запоздалое сочувствие.

— О, не стоит! — Господин Лаат наклонился к окну, упирая в раму ладонь. — В то время мне было невероятно тяжело. В любое свободное от вахты время я напивался до беспамятства. И однажды, придя в себя в какой-то сточной канаве, я понял, что следующий запой станет в моей жизни последним. Но разве такого мужа и отца хотели бы видеть мои девочки? Поэтому на следующий срок я завербовался сюда, подальше от цивилизации и галанета. Возможно, этот удивительный мир решил, что я достоин счастья… И в первую же смену сезонов подарил мне встречу с моей Корин. Она, я в этом уверен, очень меня любит. А еще у нас растет чудесный сын. Поэтому отсюда, даже если меня уволят, я не уеду. Просто возьму моих дорогих за руки и уйду туда… — Он кивнул на стволы зеленых великанов. — мы поселимся в светлом двухэтажном доме на холме, чей крутой гребень падает в искрящееся под лучами светила море. Будем вместе, до конца жизни, провожать и встречать корабли… Ах, — перебил сам себя заместитель. — Это — всего лишь мечта. Греза. И никаких морей тут нет. Извините, что разоткровенничался.

— Замечательная мечта. — Улыбнулся господин Ласски. — Но на пенсию Вам слишком рано. Так что в предстоящие два с половиной года подумайте о должности директора.

… Со времени разговора прошло около недели. И однажды он заметил, как распрямились плечи его заместителя, как радуется господин Лаат, если теплым вечером им удается поговорить, как стремится этот побитый жизнью, но несломленный человек стать ему в чем-то полезным. Это радовало. Но огорчало то, что Инти, вместе с парой своих рейнджеров, куда-то пропал. Остальные продолжали приходить на стадион, встречаться с людьми, играть… Но на его вопросы о капитане с улыбкой пожимали плечами. И только Куйми словно нехотя поделился:

— Капитан должен услышать Слово. Вы не волнуйтесь. К игре он обязательно вернется.

Смысла этой фразы мальчишка ему не объяснил, поэтому оставалось только ждать.

***

Осень, как называли сотрудники станции неторопливую смену лиственных покровов, вступила в свои права, заявив о себе не только мягким шуршанием опада, но и запахами пробуждающихся к жизни новых цветочных побегов. Невидимое раньше директором зверье теперь попадалось на глаза везде. Бабочки и птицы, предвкушая полные любви дни и ночи, сходили с ума, слагая неимоверной красоты песни. Да-да, бабочки этой благословенной земли тоже умели петь: их тоненький мелодичный свист проникал сквозь толстые оконные рамы, свободной волной летал среди деревьев и вплетался в голоса сотрудников легкими вибрирующими нотами, на звук которых чувственной истомой откликалось все тело. Рейнджеры капитана Инти теперь все время были заняты: «голубая кровь», добыча которой велась круглые сутки, привлекала и звала к себе всех. Даже огромные деревья, как однажды показалось директору, сузили вокруг буровых свободные от растительности поляны.

— Не пора ли приостановить работу и закрыть станцию? — Выпив поданный официанткой бромовый коктейль, поинтересовался господин Ласски у заместителя. — Наши рейнджеры не справляются с выросшим объемом работ.

— Еще, пожалуй, несколько дней. — Господин Лаат поставил свой стакан на стол и с неохотой поковырялся в поданном к завтраку омлете. — Надо дождаться возвращения капитана.

— А где он? — Сделал охотничью стойку директор, но ответ зама его разочаровал.

— Куйми говорил, что тут, в этом мире, есть нечто… похожее на нашего Оракула древних. Не знаю. — Вилка, сжатая напряженными пальцами, тут же полетела в сторону. — Мой мальчик не делится со мной здешними секретами. Все-таки я для них — чужак…

И столько в его голосе было боли, что Ференц не придумал ничего лучше, как от всей души хлопнуть мужчину ладонью по спине.

— Не ной! — сурово сказал он, делая вид, что всего лишь отряхнул его плечо от невидимых глазу пылинок. — Твой сын вырос в другом мире, среди другой культуры. Возможно то, о чем он не говорит, кажется ему слишком простым, очевидным. Поэтому он не понимает твоей печали, как не понимаешь и не чувствуешь здешнюю природу ты.

— Директор Ласски… — Заместитель неловко улыбнулся и потянулся за салфеткой, чтобы промокнуть выступивший пот. — Вы меня утешаете?

— Утешаю я женщин. — Ференц сложил столовые приборы в поднос и встал, взглядом поблагодарив официанток. — А мужиков, чтобы не маялись дурью, заставляю работать до седьмого пота. Итак, господин Лаат… проведите, пожалуйста, до вечера полную инвентаризацию второго склада. Да, да… именно того, в котором находятся запасы продовольствия, хозтовары и запчасти к системам жизнеобеспечения. Если почувствуете, что не справляетесь, возьмите в помощники кладовщиков первого. Думаю, к концу дня вы сумеете найти исчезнувшую так не вовремя коробку презервативов и упаковку молочного шоколада.

— Да, сэр… — растерянно отозвался заместитель, не понимая, то ли директор так его поддержал, то ли действительно в их небольшом хозяйстве нашелся тот, кто в эти непростые дни поддался искушению воровства.

***

Поучаствовав, как всегда, в сборах и отправке утренней смены, господин Ласски сам засобирался в путь с непростыми мыслями о периоде, который ему, как лицу, отвечающему за сотрудников станции, придется впервые пережить. Конечно, базовый курс психологии, преподаваемый в университете тем, кто выбрал профессию, связанную с долгим пребыванием вне дома, включал в себя умение справляться с некоторыми изменениями личности под действием внешних угнетающих факторов. Специалисты советовали цвето — и аудиотерапию, а также препараты, стимулирующие выработку эндорфинов — гормонов радости. Но тут, в отличие от безжизненных планет, этой радости было хоть отбавляй. Два раза в год люди беспокоились, отвечали невпопад и желали любить весь мир, напрочь позабыв о работе. Поэтому он даже не возмутился, когда мастер прямо в его присутствии надавал одному из рабочих пощечин и попросил своего директора отвезти невменяемого бедолагу к доктору. Господин Ласски, сделав пометку в личном планшете, согласился. Однако ему самому, несмотря на непонятное волнение в душе, бросать исследования не очень-то и хотелось, поскольку всего пару дней назад он смог синтезировать небольшое количество вещества, созданного им для того, чтобы лечить от смертельной и загадочной болезни бывших работников корпорации.

С сожалением отключив приборы, он запер дверь лаборатории, отконвоировал, отказавшись от помощи, к своему катеру блаженно улыбающегося рабочего и, пристегнув парня крест-накрест к сидению, взлетел над лесом. Стараясь не сбить тяжелой машиной ни одну летучую тварь, он поднялся повыше и направился к станции, любуясь склонившимся к горизонту светилом.

Действительно, закаты на планете были невероятно хороши: розовое светило, медленно скатываясь по зеленеющему небосводу вниз, красило своими лучами ровные гряды прозрачно-серебристых облаков, пропадающих из виду там, где их невесомый перламутр, отыграв последним бликом, прятался в фиолетовую тень. А в ней, благодаря за возможность освещать планету ночью, загорались, постепенно набирая силу, первые, еще застенчивые звезды.

Парень на заднем сидении в конце концов успокоился и задремал. Ференц же, оставшись один на один с безграничным пространством, снова почувствовал в себе волнение и… пустоту. «Надо просто пережить местный брачный сезон. — подумал он. — А там все снова войдет в привычную колею. И еще: вахта должна продолжаться не более полугода. Тогда, — он вздохнул, — и лекарства не понадобятся».

Вернувшись на станцию, директор сдал рабочего доктору и поинтересовался:

— Вы вели статистику обострений за сезон? Кто и почему более подвержен воздействию? Какие препараты им даете?

Уложив болезного в бокс, местный врач, крепкий высокий мужчина средних лет, профессионально улыбнулся и посмотрел господину Ласски в глаза.

— От любви, сэр, лекарств не существует.

— Вздор. — Не согласился директор. — Электромагнитное возмущение планеты генерирует образование волн особой частоты, запускающих поднятие гормонального фона живых организмов. Биохимия тела стимулирует мозговые процессы, и вполне себе добропорядочный семьянин начинает грезить о любви.

— Именно так все и происходит, — улыбнувшись шире, согласился доктор, — когда речь идет о земной весне, мартовских котах и перелетных птичках. Зиме — конец, лето короткое, нужно успеть оставить потомство. Только здесь, сэр, все немного сложнее. Одно время, когда я только обосновался на станции, то вел заметки. Если хотите, могу дать прочитать. С небольшим условием…

— Хочу. — Сразу согласился Ференц.

— С условием, что ничего из записанного не будет опубликовано даже в форме доклада Совету. О, не волнуйтесь, — мужчина заметил в глазах начальства вопрос, — никакой потенциальной угрозы человечеству эта планета не несет. Просто не хочу, чтобы эту угрозу придумал кто-то другой, сидящий в далеком руководящем кресле. Легко, всего лишь росчерком пера, отправить солдат воевать. Но как же тяжело встречать скорбную посылку под номером двести от военного ведомства! Не хочу, чтобы этот удивительный край однажды вспыхнул войной, не оставляющей даже надежды.

— Полностью согласен. — Кивнул директор. — Обещаю не копировать носитель и прочитать Ваш труд до следующего утра. Сами понимаете, — вдруг доверительно сказал он, — мне, как отвечающему за добычу топливной основы руководителю, нужно разобраться в происходящем как можно скорей.

Врач удивленно приподнял брови.

— Тогда Вам стоит расспросить капитана Инти. Этот парень, в отличие от своих смущающихся подчиненных, легко идет на контакт. Помнится, однажды мы проговорили с ним всю ночь…

Мужчина довольно прищурил глаза, а Ференц едва смог подавить вдруг вспыхнувшее раздражение: «Это он-то идет на контакт? Да как бы не так! Смотри сам, думай сам… Рассуждает так, словно я, тридцатичетырехлетний наследник дома Ласски, заново учусь ходить! И вообще… — в голове появилась по-детски обиженная мысль. — Я не видел Инти уже десять дней. Почему же он не приходит к озеру или к станции?»

— Еще раз благодарю за оказанную Вами любезность. — Ференц нашел в себе силы скрыть раздражение и даже вспомнил о том, что хотел посоветоваться с этим человеком насчет применения своего препарата. Но парень, заключенный в боксе, не буйствовал, и он решил отложить серьезный разговор на другое время. — Господина Лаата не встречали?

— Помилуйте, — доктор усмехнулся, — Вы сами отправили его на склад. Боюсь, до утренних лучей мы его не увидим.

— Точно. — Перехватив планшет другой рукой и больше не задерживаясь, директор направился в свой кабинет.

С отвращением посмотрев в чашку с недопитым еще утром кофе, он выплеснул черную жижу в поставленный кем-то из женщин на подоконник цветок, налил чистой воды и, прихлебывая ее маленькими глотками, уселся в кресло. Файл, скинутый ему доктором, имел временное ограничение и запрет копирования. Так что, если ему хотелось узнать, о чем говорили капитан и его собеседник, стоило начать читать прямо сейчас. Включив планшет, он водрузил ноги на стоявший рядом столик и открыл записи.

В отличие от него, порой прячущего мысли даже от самого себя, доктор свободно писал о том, что приходило ему в голову. Некоторые заметки вызывали улыбку, некоторые — зевоту равнодушного к медицинским выводам здорового человека, но кое-что, особенно связанное с загадочным Инти, он прочел с интересом.

«Совсем юное, прелестное неоформленной красотой тело… Ровные плечи, идеальная осанка, гордая посадка головы и абсолютно уверенный во внутренней правоте взгляд серых глаз. Именно таким я увидел командира наших рейнджеров. Интересный подросток. Если бы я заметил подобное существо на Земле, то отнес бы его к смеси негроидной и европейской рас. Первая, доминантная, поделилась бы с ним полными губами и цветом кожи, слишком темной для европейца. Вторая, рецессивная, подарила бы большой разрез глаз, бледно-серую, как у альбиносов, радужку, строение скелета и светлые волосы, которые он предпочитает красить в насыщенно-оранжевый цвет. Но я — молодец, что заметил отросшие корни. И вообще, почему я говорю об этом ребенке «он», когда с тем же успехом можно сказать «она». Юношеские фигуры, пока гормоны, отвечающие за половое созревание, спят, весьма похожи. Но… разве парни потерпят над собой девчоночье командование? Гм, похоже, я снова погружаюсь в фантазии из-за близкого сезона размножения. Все-таки планета чудо какая умница: сезонов спаривания в году всего два, поэтому ни аборигенов, ни животных в промежуточных стадиях у платформ совершенно не видно. Но бдительные рейнджеры все время блюдут их неприкосновенность. Уж не знаю, на каких условиях местные прогнулись под корпорацию (уверен, дело решили штурмовые крейсера), но чужакам в лес путь все равно заказан. Директор тоже самоволку не жалует. Однако, по некоторым данным, иногда завеса строжайшей тайны приоткрывается. Вот бы заглянуть туда одним глазком!»

Просмотрев нудную, сплошь в медицинских терминах, историю болезни одного из сотрудников, которого все-таки пришлось отправить ближайшим рейсом на Землю, Ференц снова наткнулся на заметки о рейнджерах.

«Эти ребята не перестают меня удивлять. Сегодня видел, как мальчики сами, без привлечения какой-либо техники, убирали деревья, поваленные пронесшейся ночью бурей. Как человек, полетавший по мирам и побывавший в гостях и на костях разных цивилизаций, могу сказать, что в магию не верю от слова совсем. И все же то, что творят рейнджеры и их капитан, можно назвать только этим словом. Как, не касаясь ствола, не цепляя его приспособлениями, можно сдвинуть в сторону неподъемную громадину? Эти дети, пока я ел в столовой и проводил медосмотр утренней смены, не только расчистили территорию станции, но и закопали останки в землю. Не закопали. Они их… утопили. Под взглядами ребят земля вдруг задрожала, пошла волнами и… ствол сам нырнул в глубину. А через пару минут на том самом месте уже росла цветущая травка. Если на досуге задуматься, наша станция тоже стоит на их земле. Бр-р… теперь буду мучиться бессонницей! Однако к вечеру набравшись смелости, я подошел к их капитану и попросил все объяснить. О, Боже, Боже… И откуда дитя, выросшее в чаще, знает формулы преобразования энергии? Короче, я спекся на десятой минуте объяснения. То, что далее он начал описывать своим языком, я воспринял как сказку. Нет, помнится в фольклоре каждой древней народности, в какой бы точке мира она ни обитала, всегда были рассказы о великих шаманах, колдунах… тех, кто мог лишь усилием воли менять энергетические структуры материи. Получается, здесь это умеет каждый первый ребенок? Хм… а где же родители наших одаренных мальчишек? Почему они не показываются нам на глаза? И, если на то пошло, почему посмотреть на людей не выходят из леса любопытные малыши? За полгода, которые я здесь отслужил, кроме бабочек с птичками, а еще жаждущих размножиться представителей животного мира, мне никто не встретился. И когда этот деликатный вопрос занял мою голову настолько сильно, что несколько ночей подряд я не мог уснуть, пришлось снова обратиться к капитану. Ох, какая милая у него улыбка! Был бы он девчонкой, честное слово, не удержался бы и поцеловал! Но ссориться с парнями не хочется, поэтому сбросить накопившуюся от постоянного раздумья энергию как всегда помогла Сонюшка. Очаровательная фантазерка! Именно от нее я узнал столько разнообразных поз и движений… Жаль, что не придется обкатать их до отпуска. Почему-то моя невеста перестала мне звонить. Даже не знаю, хорошо это или плохо, поскольку ее звонки приходится оплачивать самому. Гм… немного отвлекся. Итак, я снова отловил нашего милашку капитана и задал ему свои вопросы. Он похлопал ресничками, покрутил огненную прядь волос и сообщил, что устал тыкать меня носом в очевидное. Ну, не так резко, но смысл был именно таков. И если я хочу получить развернутые объяснения, мне стоит обратиться к директору. Если краткие — мастеру второй буровой. В-общем, меня красиво послали. Но что он имел в виду под очевидным и лежащим под носом? Вот эти огромные стволы и бабочек? А, точно-точно! Именно от союза слона и моськи получаются человекоподобные дети. Фу-у… догадался. Сразу стало легче. Как хорошо, что у меня была практика в психиатрической лечебнице, где моим искренним другом был сам Дарт Вейдер, а врагом, так и норовившим заныкать таблетку под зубной протез — та самая Алиса из страны Чудес. До сих пор ностальгирую по ее обшитым рюшами платьицам и панталончикам, из которых торчат покрытые сосудистыми звездочками костлявые ножки. Хорошие были времена… Земные мальчики, мои одноклассники, через осязание познававшие мир, угоняли тачки родителей, чтобы покатать девочек, и там же, в теплой прокуренной тьме, их потискать. Эти прыщавые папенькины сынки, пугающиеся укуса комара, наслаждались утренним возбуждением и вечерними поцелуями, совершенно не ведая о том, что в невообразимых глубинах космоса другие мальчики отчаянно дерутся с пиратами. А на их лицах, даже в посмертии, сияют прекрасные улыбки. Да, мне рассказывали о том, что иногда наши рейнджеры не возвращаются. Но на место убитого воина из леса выходит новый солдат — милый, чудесный мальчик, которого хочется погладить по голове и поцеловать… в розовую от смущения щечку. Да где же, черт подери, прячутся их родители?!»

Ференц оторвался от записей и посмотрел в окно. Ветви деревьев шелестели, звезды перемаргивались, стараясь затмить сияние светляка, с упорством безмозглой твари снова и снова долбившегося в стекло. Поерзав в кресле с намерением устроиться поудобней, он поставил локоть на валик и подпер ладонью щеку. Тело отозвалось мышечным спазмом и громким укором: его забыли покормить и не отвели на прогулку.

— Да-да… — Похлопал он по животу. — Сейчас дочитаю и согрею чай. Кажется, в моем столе завалялись какие-то сухарики. Ну-у… — заметил он, когда желудок заявил протест. — Небольшая разгрузочная диета стимулирует мыслительную деятельность и гарантирует здоровый сон.

Организм ужаснулся перспективам и затих, не мешая читать дальше.

«Сегодня мне довелось увидеть, как прямо из леса в небо взлетали боевые катера. Зрелище не для слабонервных. Чтобы не терять время, рейнджеры врубили межпланетные движки. Рев, вой, свист — какофония звуков врезалась в мои уши прежде осознания, что уже никого нет. Очумело покрутив головой, я вдруг вспомнил, что буквально за минуту до их старта из воздуха исчезли все порхающие в нем твари. Как только все стихло, они тяжело, словно пьяные, слетели с укрывающих нежные крылья веток на землю. Но снова подняться в небо уже не могли: распластавшись, они лежали на горячем покрытии тусклыми увядшими цветами. Когда я, пылая чувством сострадания ближнему, с совком и веником выскочил из здания, чтобы перенести несчастных в тенек, меня ухватил за рукав один из мастеров. Применив болевой захват, чтобы я не дергался, он немного выждал, а потом зашипел мне в ухо пункт десятый нашей инструкции, гласящий о том, что я не должен, не имею права брать в руки, трогать, изучать без позволения аборигенов любую из форм местной жизни. Когда я в ответ промычал нечто жалостливое, он меня отпустил, напоследок несильно стукнув по лбу. «Запомни, новичок… — сказал он. — Тут все связано. Если с утра грустит лес, через пару часов сгущаются тучи. Если тучи сгущаются, наши рейнджеры смотрят в небо. Если они смотрят в небо и перестают улыбаться, жди неприятностей. Если неприятности не миновать, мальчишки поднимаются в воздух. Тогда, обессилев от горя, вниз падают бабочки». Я не придал его словам особенного внимания, тем более что парни совсем скоро вернулись. Но один из них покинул этот прекрасный мир навсегда. Эти почти дети несли своего товарища на руках вдоль кромки леса. А за ними, скорбным траурным шлейфом, летели цветные крылья…»

Столкнув с коленей планшет, Ференц снова взглянул в мерцавшее звездами небо и нетерпеливо поднялся, сжав пальцы в кулак. «Как могут неведомые нам хозяева земли настолько легко жертвовать своими детьми? — подумал он. — Какой же договор был заключен с корпорацией, если за нее, и так обирающую планету, воюют дети?»

Больше не садясь, он пробежал глазами оставшиеся страницы, выключил устройство и вышел на улицу. Терпкая прель осеннего опада, замешанная на густом аромате цветущих лиан и влаге древесной тени, сразу ударила ему в нос, а налетевший теплый ветер расшевелил своими мягкими пальцами короткие волосы.

— Прекрасный мир… — тихо сказал он. — Ну почему же ты так жесток к своим удивительным сыновьям?

Даже и не надеясь на ответ, он прошел через двор, свернул к стадиону и по кромке поля направился к лесу, помаргивающему огоньками гнилушек, цветов, грибных шляпок… Когда рядом с его лицом пролетел полосатый мотылек, оставляющий за собой искристый след, ему уже хотелось смеяться, несмотря на так и не исчезнувшую пустоту. Выйдя на берег озера, он забрался на облюбованный им валун, согнул ноги и сел, обняв руками колени. Черное зеркало воды, едва колеблемое далеким водопадом, чуть заметно светилось гребешками ряби. В ближайшем кустарнике кто-то вздыхал и шевелился, а наполненные предвкушением дней смены покровов птицы самозабвенно делились с миром счастьем.

И тут он почувствовал, что в скалах уже не один. Обернувшись, он опустил колени и на них тут же, распластав длинное тело и вытянув в стороны лапки, легла та самая тварь, которая напугала его после прилета.

— Джочи! — Обрадовался огромной крысе Ференц и провел пальцами вдоль ряда прозрачных ушек, от чего животное громко заурчало. — Какой же ты толстый! Не то, что твой хозяин, сквозь которого видно небо… — Ладонь мягко провела по лоснящейся бурой шерстке спины и съехала на подставленное розовое пузо. — А я вот тоже забыл поесть. Ты же, уверен, лопаешь все подряд!

— Возьми, — раздался над его головой голос, от звука которого в сердце проклюнулось и расцвело счастье. Повернув голову, он увидел испачканные травой штаны, теннисные туфли и тонкие смуглые пальцы, сжимающие какой-то фрукт. — Бери, не бойся. — Инти уселся рядом, сложив по-турецки ноги. — Его тебе можно.

— Спасибо… — Протянув руку, он сжал в ладони фрукт вместе с горячими мальчишечьими пальцами. Все крепче стискивая ладонь, он потянул ее к себе и приложил к своей груди. А серые прозрачные глаза были так близко…

— Неужели ты все-таки по мне скучал? — Ехидно искривил губы парень. — Ну конечно! Смена сезонов рождает любовь. Ох… — Прищуренные очи Инти на мгновение отразили свет воды, сделавшись насмешливо-жесткими. — Неужели эмоции птичек оказались заразными, и ты, на них глядя, решил-таки размножиться?

— Тьфу на тебя… — Ференц отпустил чужую руку, предварительно переложив фрукт в свою. — Да где же тут любовь, парень? Сплошная биохимия. — Он откусил сочную мякоть и с наслаждением начал жевать. — Но у меня столько вопросов, что я думал о тебе едва ли не чаще, чем о карьере и будущей невесте вместе взятых.

— Ну вот! — Инти рассмеялся и хлопнул его по плечу. — Я был прав: кое-кому пора жениться!

— Не прав. — Отправив косточку в полет и проследив за ее нырком в озеро, Ференц взглянул капитану рейнджеров в лицо. — Скажи, почему тебя так долго не было? Мне говорили…

— Я задавал вопросы. Так всегда делается во времена цветения и опада.

— И получал ответы. — Прищурился мужчина. — Но со мной ты не хочешь делиться даже толикой знания!

Инти откинулся на спину и раскинул в стороны руки. Теперь в его глазах мерцали звезды и шумел кронами ветер.

— Ты прав. — тихо сказал он. — Не делюсь и не буду. Знаешь, почему? — Он слегка повернул голову, и Ференц увидел в его красивом лице печаль. — Судьба поставила тебя перед трудным выбором, который ты должен сделать сам, без чужой подсказки. А чтобы совершить его с чистым сердцем, сознание должно быть ясным и непредвзятым. Прости, что так получилось. Но у тебя еще есть время. Так что ходи, где хочешь, наблюдай… Если начнешь делать выводы, помогу понять, в верном ли направлении ты мыслишь.

— Этот выбор… — Мужчина потер лицо ладонями, — он так важен? А для кого? Только для меня или мира в целом?

— Думаю, часть ответа на свой вопрос ты получишь… где-то через несколько дней. «Голубая кровь» волнуется, кипит… Так же кипят сердца тех, кто жаждет познать радость. Запомнил тот фрукт, что я тебе принес? — Инти сел и положил запястья на поднятые колени.

— Ну да, что-то вроде зеленовато-оранжевое… — Ференц растерянно свел брови.

— Фейри-Фейри… какой же ты… глупый. — Улыбка, мелькнувшая на губах парня, сменилась вздохом. Потянувшись, он легко поднялся и положил ладонь директору станции на плечо. — Пойдем. Я тебя провожу и покажу кусты, на которых эти плоды растут. Ешь по нескольку штук в день, и твой организм останется равнодушным к любовному помешательству.

— А… остальным людям? Или это знание — твой очередной секрет?

— Остальным, кто добровольно и против вашего порядка идет в Лес, не помогут никакие фрукты.

Инти спрыгнул с камня вниз, подождал Ференца и пошел с ним рядом. Ни цветы, ни трава с грибами не прятались от его легких ног.

— Почему не помогут? — С любопытством поинтересовался мужчина, перешагивая пригнувшуюся поганку.

— В вашем мире слишком мало любви и счастья. Поэтому внутри каждого человеческого существа скрывается пустота. Получая здесь, на нашей планете, оба чувства с избытком, люди жадно прячут эмоции в себя, не давая им расцвести и принести плоды. Людям всегда всего мало… Но к чему голословные утверждения, если скоро все увидишь сам. Смотри! — Инти коснулся рукава его рубахи. — Вот кусты. В глубине — плоды. А там, он кивнул вперед, — твоя станция. Доброй ночи!

Кивнув на прощание, капитан шагнул в соседние заросли и пропал.

— Ну вот… — Вздохнул Ференц. — Опять ушел. И снова не ответил на вопросы.

***

Декада сезонных изменений приближалась, и рейнджерами был назначен день финальной игры. Люди радовались, как дети, но все чаще в их глазах читалось странное волнение. Если долгожители, пугаясь гнева господина Ласски, пили успокоительное, то молодежь, не прошедшая «боевого крещения» местными реалиями, вместо работы слонялась по территории буровых и пыталась проникнуть в Лес. Но там, на его опушке, разгоряченных фантазиями индивидуумов уже ждали дружеские объятия парней капитана Инти. И когда число самовольщиков превысило всяческие допустимые нормы, злобным взглядом начальника, чья вотчина стала напоминать филиал дурдома, господин Ласски приказал своему заместителю собрать население станции в зале. Всех туда входивших радостно приветствовал доктор. Заложив каждому в рот по волшебной успокоительной пилюле, и в ожидании их действия, в режиме нон-стоп он читал познавательную лекцию о том, что своевременное лечение не только избавляет от последствий незащищенных контактов, но также предупреждает связанные с этим психические отклонения. Тем временем, приказав оператору не снимать со станции защиту на выход до самого начала игры, директор с дежурным мастером отправились по платформам. Им нужно было законсервировать все четыре буровые, а также забрать смены, работавшие в ночь.

— Весело тут у нас, не правда ли? — Мастер, сидевший в катере рядом с господином Ласски, с высоты любовался вспыхивающими над Лесом радужными пузырями. — Уверен, такого Вы не видали.

— Не видал. — согласился директор. — Тем интересней.

Пожилой мужчина покосился на его невозмутимый профиль.

— Простите за праздное любопытство… Но неужели Вы ничего не чувствуете?

Тот приподнял брови и посмотрел на сидевшего рядом человека.

— А что чувствуете Вы?

Мастер потер пальцы и со вздохом уронил ладони на колени.

— Я не молод. Физиологическое влечение, да… немного есть. Но его прекрасно снимают лекарства. А вот чувство потери времени, потери жизни никакими препаратами не снять.

— О чем жалеете? — снова спросил директор, облетая радужное кольцо, медленно вздувавшееся над лесом.

— Я вырос в бедном районе. — негромко сказал мастер. — И работать пошел в тринадцать лет, чтобы обеспечить сестренок и мать. А когда мои девочки вышли замуж, заводить собственную семью было поздно. Вы ведь знаете, что немного желающих сюда вербоваться даже при наличии богатой кислородом атмосферы. Корпорация подняла зарплату, включила в соцпакет полную медицинскую страховку и перестала отправлять в этот мир тех, кто имеет детей. Но даже при таком раскладе контракт подписывают лишь те, кому очень нужны деньги. Вы спрашиваете, о чем жалею… Наверно о настоящей жизни, что прошла мимо. И еще… наши мужики говорят о прекраснейших женщинах, встреченных ими в Лесу, о якобы рожденных ими детях. Но никто посторонний ни разу их не видел. Вот и кажется мне, что весь этот мир — одна большая ложь!

— Вот как… А мальчики капитана Инти? Они-то живые. Теплые.

— Кто-то из них разрешил Вам к себе притронуться? — удивился мастер. — Не знаю… меня они сторонятся. Но, при желании, ощущения тоже можно подделать.

— В таком случае весь космос, наши места обитания, наши семьи, пусть бывшие — всего лишь иллюзия. Вы абсолютно уверены в том, что я, летящий в одном катере с Вами человек, действительно Ференц Ласски? Может, я — очередная греза этой планеты? Ее идея, выраженная в плотной форме. Или, скажем, взять Ваших родных… Почему они жили исключительно Вашим трудом? У них не было рук? Почему они сделали именно Вас заложником обязательств?

— Хотите сказать, что старший брат не должен заботиться о младших сестрах? — Нахмурился мастер. — Или думаете, что они мне не родня?

— Я сказал, что хотел. Вы же сразу придумали несколько версий, о которых я не говорил. Эти допущения — плод Ваших собственных размышлений. А то, что Вы боитесь, подобно многим, идти в Лес, говорит о давнем недоверии к семейным ценностям. Другими словами, Вас до сих пор тяготит участь должника.

Мастер хмыкнул.

— Значит, уговариваете прогуляться?

— Я говорил о страхе, но не о прогулке. — Приподнял брови директор. — Получается, Вы опять думаете о том, что Вас беспокоит.

— Рассуждая таким образом, Вы сами подвели меня к подобному выводу! — Мужчина нервно сжал кулаки.

— Не я, — увидев буровую, пилот скользнул по спирали вниз, — а шаблоны, среди которых живет Ваше сознание. Не знаю, понимаете ли Вы то, о чем я говорю, но одна из иллюзий мира находится под днищем катера, и, чтобы ее нейтрализовать, нам предстоит немало поработать.

Только поздним вечером, когда на небе вспыхнули звезды, а в лесу — гирлянды разноцветных огней, директор привез на станцию последних, остававшихся вовне, сотрудников. Сдав их в руки приятно улыбнувшемуся доктору, он направился к себе, когда его перехватил все тот же мастер.

— Господин Ласски!

— Вы что-то хотели? — директор остановился и посмотрел мужчине в глаза.

— Вот что я подумал… Этак получается, я всю жизнь слушал людей, но не слышал, о чем они говорят на самом деле?

— Не печальтесь. — Ласски повел уставшими плечами, скидывая с них тонкую куртку униформы. — Разговаривая с собеседником, мы все равно говорим исключительно о себе. Если человек позволил Вам выговориться, Вы сочтете его приятным. Возможно примете в круг друзей. В противном же случае обзовете нудным болтуном с кучей проблем. И все же… попробуйте послушать непредвзято. Уверен, узнаете о своих знакомых много нового.

— Э… господин директор!

— Да? — Улыбнулся тот, сделав всего шаг.

— Этот лес… Вы же в него не пойдете?

— Ну… — Господин Ласски приподнял брови, потер пальцем висок и усмехнулся. — Я там уже был. Лес, как лес. Поганок много. Доброй ночи!

***

Спать в безвкусном воздухе станции не хотелось даже после тяжелого дня. Пройдя врачебный осмотр на предмет адекватности и сообщив оператору, что берет межпланетный катер, господин Ласски прихватил с собой неизменный планшет и вышел в пахнущий теплым металлом ангар. Только забравшись в кресло пилота и включив приборную панель, он улыбнулся: кроме безграничной ответственности, что иногда напрягало, в должности директора был несомненный плюс — командовать им самим тут было некому. Как, впрочем, запретить необоснованный полет к висевшему в небесах спутнику. Вырулив со стоянки в распахнутые настежь ворота, он включил планетарный двигатель и медленно (почему рейнджеры не следят за всякой парящей в воздухе шушерой?) направил послушный катер к сверкающим серебром облакам.

Конечно, можно было бы остаться в здании станции. Удобно устроившись на одной из скамеек, послушать пение птиц и понаблюдать за неспешным полетом тварей, споривших нежностью сияния со звездами. Но мелькнувшая во время экспериментов с «голубой кровью» мысль никак не давала ему покоя. Теперь, когда работы были приостановлены, у него появилось время проверить собственную догадку. И если она верна, уже через полгода здесь, на спутнике, можно было разместить установку, синтезирующую аналог самого главного богатства планеты. Если она верна… От перспектив захватывало дух: можно было удешевить отпускную цену топлива, сэкономив на цикле переработки. И самое главное: не уродовать людским вмешательством прекрасный замысел Творца, воплотившийся в этом удивительном месте.

Опустив катер в рыхлый грунт безжизненной луны и полюбовавшись зависшим в черном небе густо-зеленым изумрудом Мэй-ах, он поднялся из кресла, открыл расположенный в грузовом отсеке шкаф и натянул скафандр. Осталось забрать портативный геосканер и погулять с ним по окрестностям. Если структура почвы идентична планетной, значит, туннели, проложенные когда-то наполнявшей тело «кровью», находятся практически под поверхностью.

Привычно проверив все системы жизнеобеспечения, директор открыл задний шлюз и шагнул вперед. Настроив сканер и активировав защиту корабля, он медленно зашагал туда, где за грудой камней находилась пологая возвышенность.

Со стороны она выглядела заманчиво и доступно. Но прошло около двух часов, прежде чем он оказался на ее вершине. И в тот момент, когда он остановился, чтобы осмотреться, из-за края планеты вылетело солнце. Его яркие лучи, зацепив Мэй-ах по касательной, залили нежно-розовым светом все выпуклости спутника, оставив впадины в глубокой тени. А каменная пыль, вечным поясом висевшая над поверхностью, вдруг вспыхнула белыми и красными искрами.

— Даже безжизненный мир здесь выглядит прекрасным! — сказал Ференц сам себе и сохранил в памяти сканера отмеченную им сеть пустот. Еще раз оглядевшись по сторонам, он увидел следующую осыпь. Казалось, она возникла будто бы по его желанию и представляла не какой-то хаос из разбросанных там и сям камней, а почти круг со свободным к его центру проходом.

— Именно здесь я размещу свою установку! — произнес он вслух и пометил в памяти планшета координаты. — Похоже… — Направляясь к выбранному им нерукотворному крепостному валу, он продолжал следить за сканером, добросовестно штрихующим черным все обнаруженные пустоты грунта в радиусе двадцати метров. — Похоже именно в этом месте был энергетический узел. Если предположить, что невеликий кусочек тверди был частью Мэй-ах, а потом каким-то образом откололся от планеты, то эти разрушенные стены были… капищем?

Однако представив выдержанных парней капитана Инти, падающих ниц перед колодцем с топливным концентратом, он улыбнулся.

Закончив со схемами и промерами залегания ископаемых часа через три, он вернулся к катеру. Там, сняв обретший немалый вес скафандр и разобрав образцы пород, он с наслаждением упал в кресло и прикрыл глаза. Когда усталость от напряжения последних суток взяла свое, тело, словно в воду, погрузилось в приятный и легкий сон. И там, в этом сне, он был лучом света… нет, скорее, частью энергии, несущей жизнь. А рядом с ним в пространстве летели точно такие же сгустки огня. Они вместе лепили из молекул миры, вместе создавали формы, впоследствии ставшими воплощениями, вместе радовались каждому удачному решению. «Какая красивая сказка!» — восхитился он во сне. Но тут, мешая иллюзии с реальностью, в залитом светом пространстве появился призрачный облик Инти. Парень бросал взгляды по сторонам, будто что-то искал. А потом, обессилев, опустился на корточки и сжал голову. «Фейри…» — послышался тихий голос. — «Где же ты, Фейри?..»

Ференц сразу проснулся.

Светило за стеклами катера сияло вовсю, окончательно оторвавшись от планеты. Его свет слепил, поэтому бортовая система сама установила фильтры. Грунт за окном выцвел до бледно-розового, но углубления из черных стали ярко-красными. Зевнув, он потер уши и стал готовиться к старту. Пока глаза привычно просматривали бегущие по стеклу строки параметров, в сознании появилась мысль, что за все часы отсутствия на станции главного должностного лица с ним, этим лицом, так никто и не связался. Вытащив из кармана комбеза видеофон, он хлопнул себя по лбу: тот стоял в беззвучном режиме, укоризненно мигая иконкой пропущенных вызовов.

Набрав номер заместителя и с облегчением узнав, что проблем нет, а сотрудники закрыты до вечера, он увидел номер матери и, покаянно вздохнув, перезвонил.

— Прости, что не слышал. — Улыбнулся он, глядя в родные глаза. — У меня все нормально. Как ты себя чувствуешь, как отец?

Женщина улыбнулась в ответ, и он разглядел на ее лице тонкие морщинки.

— Папа готовит непременный новогодний бал, а твои сестры шьют к нему платья. Я заказала тебе костюм.

— Мама… — Он едва заметно сморщил нос. — Я не люблю танцевать. Не люблю шум и глупо хихикающих девиц с искусственной грудью.

— Девушки не должны быть умными, пока не выйдут замуж. А когда выйдут, за них начнут думать мужья.

— Мама… Я не хочу жениться. Мне слишком мало лет!

— Почти тридцать пять — это мало?! Мой Фейри, я так хочу понянчить внуков с синими, как у моего сына, глазами!

— Мама! — Он рассмеялся и коснулся пальцами экрана. — Я люблю только тебя. — Смущенно опустив ресницы, Ференц немного помолчал, но, словно что-то вспомнив, снова взглянул в знакомое с детства лицо: — Почему ты до сих пор зовешь меня Фейри? Я давно стал взрослым.

Живущая на далекой Земле женщина коснулась его пальцев по другую сторону экрана.

— Для меня ты всегда будешь Фейри — чудесным и добрым малышом. Скучаю по тебе, сын. Береги себя…

Связь, и без того идущая рябью перебоев, разорвалась. Но катер уже был готов к полету, а сердце прыгало, радуясь скорому возвращению. Если бы тело само, без техники и сдерживающего эмоции сознания, умело летать, то несомненно примчалось бы… прямо к Инти. Ему снова захотелось схватить парня за руку, посмотреть в прозрачные глаза и увидеть… Что он должен был разглядеть в ироничном взгляде этого мальчишки? Почему он? Казалось, еще чуть-чуть, и все станет понятным. Но краткий миг озарения ушел, оставив глубокое недоумение.

— Вроде никогда не был идиотом. — пробурчал он, поднимая машину в черное пространство космоса. — И, если честно, ничего общего у нас нет. Но почему же мне хочется находиться с ним рядом? Слушать негромкий голос, верить этим серым глазам? Или планета сводит с ума любого, поселившегося на ее поверхности? Не-ет… безумцам не интересно будущее. А у меня на него слишком большие планы. Так что прилечу, сделаю второй укольчик… видимо, та доза была маловата, скушаю выданную доктором таблеточку и — баиньки. Кстати, не забыть бы спросить у дядюшки Вилли, как старожилы до меня справлялись с декадным помешательством. Слушая про чужие мучения, мне точно полегчает.

Он усмехнулся и закинул руки за голову, предоставив автопилоту катера лететь по заранее составленному маршруту. Да и теряться тут негде: вот спутник — вот Мэй-ах.

— Ждешь меня, Мать Богов? — спросил он изумрудный шар, находящийся прямо по курсу. — Иногда ты пугаешь. Но я все еще здесь и уже иду.

«Жду-у…» — откликнулось пространство отголоском далекого эха.

***

— Где Вы пропадали всю ночь? — Осунувшийся и с лихорадочно блестящими глазами заместитель чуть ли не с кулаками набросился на господина Ласски. — Оператор закрылся вместе с доктором в комнате ЦПУ и никого не выпускает на улицу!

— Ага. — Директор отодвинул его рукой в сторону и зашагал по коридору туда, где за толстыми щитами прятался управляющий станцией узел и всевозможные механизмы жизнеобеспечения. Кухня, располагавшаяся под ним, тоже находилась на осадном положении, и девушки, менее подверженные колебаниям фона земли, всю декаду там жили, готовили пищу, подавая ее мужчинам через отверстие стальной двери в пластиковой посуде.

После прилета заглянув в пищеблок и увидев опасение на хмурых женских лицах, он пообещал принять все возможные меры и съел, после суточной голодовки, завтрак вместе с обедом.

— Вечером будет финальная игра… — напомнила ему та девушка, чей муж охладел к ней после первой же для него смены сезонов. — А потом они… уйдут.

— Знаю. — Кивнул директор и поинтересовался местонахождением доктора. Получив ответ, он поблагодарил с надеждой взирающий на него персонал, посоветовал запастись терпением и направился на третий этаж, где и повстречал заместителя, рвущегося на свободу.

Проигнорировав упреки, господин Ласски открыл универсальным электронным ключом экранированные помещения и порадовался пустоте и покою, царящим внутри.

— Господин доктор! — крикнул он в сумрачную глубину радиального коридора, опоясывающего самые важные узлы. — Не стоит прятаться, поскольку мой планшет видит каждого. И я держу его в руках. Идите сюда, мне нужно поговорить с Вами о том, что хотелось сказать еще сутки назад.

— Как Вы себя чувствуете? — Бесшумно, словно привидение из стены, вернее, из раскрытой двери, появился улыбающийся лекарь в салатовой униформе, почти не отличимой от цвета этих стен.

— Благодарю, вполне прилично для того, чтобы поговорить в Вами о важном. Здесь есть комната отдыха, — он подхватил отшатнувшегося доктора под локоток крепкой рукой, — и мы с Вами побеседуем именно там.

— Верю в серьезность Ваших намерений. — Осторожненько высвободился мужчина и, уверовав в адекватность начальства, пошел рядом.

— Так о чем пойдет речь? — спросил врач, усевшись напротив директора.

— Об этом. — Господин Ласски вытащил из кармана маленькую ампулу с плотно вставленной пробкой. — Последние месяцы я занимался синтезом вещества, способного помочь сознанию не путать реалии с иллюзиями. Затем попробовал его на себе.

— И как ощущения? — С любопытством живодера подался к нему врач.

— Инстинкты, похоже, никуда не делись. — Посмотрел вглубь себя директор. — Но в Лес не тянет. Хотя подышать свежим воздухом не откажусь. — Он потер лоб. — После сна. Как раз игра начнется.

— Да Вы просто гений какой-то… Геолог, биолог, химик… я ни о ком не забыл? И все — в одном человеческом теле. — Мужчина потянулся к ампуле. — Я тоже пробовал. Получалось не очень.

— Возьмите. — Директор вложил в чужую ладонь результат своего эксперимента. — Это нужно развести приблизительно на тридцать доз. К сожалению, больше подготовить не успел. Пожалуйста, сделайте самым буйным инъекции.

— А какой у него срок действия? — Доктор бережно покатал ампулу пальцем.

— Не знаю. — Зевнул в ладонь господин Ласски. — Вот проведем исследования не только на мышках…

— Надеюсь, все Ваши подопытные выжили. — Доктор посмотрел ампулу на просвет.

— Некоторые подохли. — Теперь директор потер уши и зевнул еще раз.

— Надеетесь, что люди крепче крыс?

— Люди хотят жить. Есть, господин эскулап, те, кто добровольно уходит в грезы. Вы же понимаете, что я имею в виду? А есть и такие, кто жаждет от них избавиться. Так что это вещество — не панацея, а всего лишь средство. Себя тоже уколите: нам с Вами надо не только эти дни пережить, но и другим помочь.

Господин Ласски встал и, споткнувшись о ножку кресла, побрел на выход.

— Может, валерианочки накапать? — крикнул ему в спину доктор. — Чтобы не переживать!

— Тогда, вместе с бабочками, на меня слетятся все кошки… — Помахал тот ладонью в воздухе и вышел в коридор.

— Кошки? У нас на станции кошек нет… — Врач задумчиво почесал затылок, встал и решительно направился в свою лабораторию, находящуюся ниже этажом.

***

К моменту начала волейбольного матча больше половины населения, включая поварих и самого доктора, было уколото и накормлено. В лицах людей появилось осмысленное выражение, послышались шутки, а самые спокойные уселись в комнате отдыха перед большим экраном.

Поднявшийся с кровати, но так и не выспавшийся директор вышел из своей комнаты, сразу наткнувшись на ожидающего его пробуждения господина Лаата.

— Извините! — Тут же раскаялся мужчина. — Я был непозволительно резок и груб!

Но господин Ласски добродушно похлопал его по плечу.

— И как же вы до меня справлялись с этим дурдомом? — поинтересовался он.

— Предыдущий директор вместе с доктором и оператором запирались на третьем этаже. Те, кто мог себя держать в руках — по комнатам. Всех остальных рейнджеры пропускали в Лес.

— И каков Ваш настрой сейчас? — Тон господина Ласски вроде был сочувственным, но в глазах прятался интерес. — В Лес пойдете?

— Как только закончится игра! — Уверенно ответил зам и, стараясь не забегать вперед начальства, пошел с ним рядом.

***

Рейнджеры капитана Инти снова играли блестяще: точные подачи, выверенные прыжки и мощные удары доставили населению станции ни с чем не сравнимое удовольствие. Но вот матч закончился. Некоторые из сотрудников, поаплодировав ребятам, вернулись в комплекс. А другие, стараясь остаться незамеченными, поодиночке шли к Лесу.

Щелчком пальцев отправив в воздух присевшую ему на нос бабочку, господин Ласски взглянул на томящегося рядом с ним господина Лаата.

— Невмоготу? — спросил он промокнувшего лоб платком мужчину. — Что же Вы, дядюшка Вилли, видите в переплетении ветвей такого, чего не вижу я?

— Лес… — с томительным упоением путника, узревшего отель посреди пустыни, произнес тот. — Я вижу Лес. Но за его ветвями скрывается край, где я счастлив.

— Расскажите скорей, каким его видите, — потребовал директор. — Я должен знать, к кому и куда отпускаю лучшего человека станции.

— Там… — Глаза зама разглядывали нечто, недоступное другим. — Там, за этой зеленью, скрываются прибрежные утесы и песчаная дорога сквозь молодую поросль к самому морю. Оно невероятно синее, а гребни волн — белые. Иногда мы с женой наблюдаем за прыгающими в волнах дельфинами. Она смеется и хлопает в ладоши. Во дворе нашего дома растет большая сосна. И под ней стоит скамейка, на которой наш мальчик Куйми любит читать. Он много читает, господин директор. Когда сын немного подрастет, я отправлю его учиться в университет…

— Отличный план. — Ладонь директора привычно хлопнула зама по плечу. — Ну, ступайте. Ваши любимые давно Вас ждут.

— Спасибо! — С рассеянной улыбкой и не скрываясь, господин Лаат направился к Лесу. А Ференц поискал взглядом огненные волосы капитана Инти.

— Сейчас ты точно все мне объяснишь…

Растолкав еще не разбежавшихся сотрудников, он направился к рейнджерам. Парни сразу посторонились, пропуская внутрь своей группы решительно настроенного человека.

— Господин директор…

Глаза капитана прищурились, а рыжие волосы, взлохмаченные пристроившейся на плече птицей, упали ему на лицо. Сдув их в сторону, Инти заложил руки за спину и спросил:

— Неужели чем-то огорчены, озабочены? Быть может, мы плохо играли и не произвели должного впечатления? Или… впечатлений слишком много, хочется ими поделиться, а не с кем? Что же Вы тогда отпустили верного зама?

Он думал, что рейнджеры, во всем поддерживающие своего командира, засмеются. Но мальчишки молчали, разглядывая листья, землю, бабочек… Похоже, им было не до веселья.

— Я много думал, — Ференц тоже взглянул на бабочек, беснующихся в закатном небе, — но все равно ничего не могу понять. Господин Лаат рассказал мне о море и дельфинах. Один из рабочих — о доме на берегу горного ручья. Я понимаю, что это — плод воображения, галлюцинации. Но они настолько реалистичны и притягательны… Почему?

— Пойдем. — Инти повернулся и легкими шагами направился под раскинувшиеся вдоль опушки навесы из ветвей.

Догнав капитана, мужчина молча пошел с ним рядом. И вскоре они оба сидели на скале неподалеку от водопада. Вокруг шумел, свистел, переливался огнями Лес, а река, струящаяся где-то под ногами, выплетала своим течением абстрактные, но красочные рисунки.

— Что такое иллюзия, Фейри? — вдруг спросил парень, едва касаясь его плеча своим.

— Морок, обман, сон одурманенного сознания. — с готовностью ответил Ференц. — В определенном состоянии кажется ярче реальности.

— А что такое реальность? — Серый глаз вынырнул из завесы волос и пристально на него посмотрел.

— Мир, созданный из материи. Молекулярный мир.

— А галлюцинация? Она материальна?

— Полагаю… уверен, что нет.

— Но человек ее видит. Чувствует, что находится внутри картинки и в соответствии с обстоятельствами действует. Так какова ее природа?

— Ну, если рассматривать с точки зрения науки, мозг излучает определенные волны…

— Уже хорошо. — Кивнул Инти. — Но только ли излучает?

— Раз мы живем не в вакууме, значит, принимает тоже. — Ференц повернулся так, чтобы видеть парня целиком.

— Помнишь, мы с тобой говорили о идее, ее развитии и реализации? Как там в вашей религии… святой дух, отец, сын. По-другому, различные виды возможностей, идей, духовных практик имеют различную силу для воплощения — энергию, выраженную как слово, в контексте религии, или как колебание — с точки зрения физики. Таким образом идея обретает форму — продукт, имеющий молекулярную массу. Иными словами, то, что видят, чувствуют сейчас эти птицы, звери, насекомые и люди…

— Для них — реальность. — закончил Ференц.

— Да. — Кивнул Инти. — Более близкий тебе пример: ты упал, и у тебя — растяжение связок. Доктор, сделавший осмотр, говорит, что все обязательно заживет. Но через две недели. Ты его слову веришь и терпеливо сидишь в кресле, печально глядя в окно. Но если этот человек вдруг скажет, что совсем недавно изобрели чудо-мазь, которая поставит тебя на ноги уже через пять дней, даст почитать специальные журналы с восторженными статьями, покажет препарат и потребует за него кучу денег… Как думаешь, заплатив и, значит, поверив, через пять дней ты начнешь ходить? — Глядя в озадаченное лицо мужчины, парень рассмеялся. — Конечно же, да. Ты сам, своей верой, сформируешь новую реальность, в которой твоя болезнь отступит. И твое новое лекарство, которым доверчивый доктор обколол ваших людей… Как думаешь, оно работает?

— Еще бы!

— Правильно. Ты сам, своей уверенностью в правильности пути, сформировал новую реальность. Поэтому твое лекарство работает. И все те люди, которые ушли в Лес, как и ты, нашли энергию для выражения своих мыслей.

— Но никакого моря тут нет! — Ференц посмотрел вниз, на сияющую реку.

— Чтобы идея стала реальностью, нужно разрешить себе в нее шагнуть. Отбросить прошлое ради воплощения мечты. Отбросить скуку ради веселья, уныние ради интересного дела, болезнь ради здоровья. Ты, Фейри, к такому готов?

— Значит, — Ференц посмотрел вокруг, — в определенные дни планета создает энергетический импульс, через который мечты становятся зримыми?

— Умница. — Одобрил Инти. Затем он поднялся и замер, расставив ноги и глядя вдаль. — На сегодня лекция закончена, и мне пора.

— Подожди! — Мужчина схватил парня за полу свободного плаща без рукавов. — Все равно я не понимаю, как, даже поверив, можно попасть в другое пространство-время? Это противоречит всем законам физики!

— Законам физики материального, атомного мира. В энергетическом, квантовом, подобных преград нет.

— Но тела состоят из атомов, из молекул!

— Которые меняют частоту колебаний под определенным воздействием. Ты забыл математику, Фейри. И вообще…

Парень вдруг подпрыгнул вверх и без всяких усилий опустился в траву на другом берегу реки. Оттуда помахал изумленному человеку рукой и скрылся из глаз.

— Подожди! А как же независимые от единичного воплощенного существа факторы вроде катастроф, войн, наводнений и прочих падающих сверху кирпичей?!

***

Пробравшись через заполненный пением, светом, шелестом, треском Лес, он вернулся на станцию и поразился царившей внутри нее тишине. В курилке никто не жаловался на жизнь, в гостиной печально темнел экраном телевизор, в столовой не смеялись девушки… Попрятались даже работницы свободной профессии, без услуг которых в мужские головы лезет всяческая ересь вроде самоуничижения или философских взглядов на мир. Хотя именно сейчас от подобной услуги он бы не отказался. Одна из девушек, пышногрудая кудрявая Синтия, была с ним необычайно мила и вызывала некоторые желания, совершенно не связанные с контролем производственных процессов.

С этими приятными мыслями он постучал в окно столовой, за которым слышались невнятные голоса.

— Что?! — Приоткрыла щель дородная повариха. — Неужели нагулялся? Давай вали!

— Гм… вообще-то есть хочется. — громко сказал он. — С каких пор охрана порядка стала называться у нас прогулкой и чего валить?

— Ой… — Ее глаза, опустившиеся на уровень щели, округлились, щиток упал, а дверной замок быстро защелкал ригелями. — Господин директор! Сейчас-сейчас!

За короткое время, понадобившееся, чтобы отпереть тяжелую металлическую дверь, дамы успели облачиться в халатики поверх ночных рубашек, подкрасить губки и причесать волосы.

— А Вы, значит, не там? — скрываясь за могучим плечом поварихи, пискнула одна из официанток.

— Там — это где? Директор, милая, должен быть на станции, даже если его подчиненным снесло крышу. Так что пугаться не надо, я — не фантом, есть хочу по-настоящему, а еще чувствую, — он провел ладонью по обнаженному локтю Синтии, — ласковое тепло нежной женской кожи.

Девушка польщенно захихикала и сократила между ними расстояние до почти приличного миллиметра. Повариха разулыбалась и заворковала басом:

— Вот мы сейчас нашего драгоценного господина Ласски накормим, напоим… Сок? Вода, чай, кофе?

— А грелочку на ночь дадите? — промурлыкал он, глядя с высоты своего роста в соблазнительный вырез халата прижимающейся к нему девушки.

— Дадим. — Фыркнула другая жрица любви. — Хотите, с добавкой.

— Не-ет… — Он рассмеялся, глядя в милые женские лица. — День был тяжелым, а кровать у меня узкая. Так что одной вполне достаточно.

–…Вот нормальный мужик… — услышал он, когда поужинав и поблагодарив дам, отправился к себе, прихватив Синтию. — Интересно, каков он в постели?

А в постели оказалось настолько хорошо, что, обняв наглаживающую его девицу, он сразу провалился в сон.

***

Наверстав с утра все не случившееся ночью, он снова навестил столовую, пожелал сотрудницам станции терпения и, прихватив приборы для измерения параметров физических полей, снова отправился в ангар. Кроме сканирования залеганий различных ископаемых, он хотел составить общую схему геоаномалий, характерных именно для данного периода активности. Работа виделась интересной, поэтому доктор, с терпением заезженной пластинки говоривший о сбоях в электронном оборудовании катеров и непредсказуемости мужского организма, был с благодарностью за службу выставлен из ангара обратно в помещение станции.

Раскрывая ворота, Ласски с удовольствием хорошо отдохнувшего человека посмотрел вперед и вывел катер наружу. В безоблачных небесах приветливо светило местное солнце. Бабочки, непуганными стаями танцующие над землей, нехотя расступались перед носом обтекателя. Качающиеся под порывами ветра лесные верхушки скоро остались внизу, и вот он уже летел над бескрайним сине-зеленым лиственным морем, радуясь хорошему дню, ярким соцветиям лиан, а также спокойной уверенности собственного тела. Включенные приборы прилежно рисовали трехмерную схему, россыпями цветных точек выделяя откликавшиеся эхом рудные поля и плотный контур вышедшей к берегу реки золотоносной породы. А представленный программой глубинный срез намекнул на возможные выбросы кимберлитов.

— Удивительная планета. — произнес он. — Всего на пятистах квадратах обследованной мной площади лежит такое богатство! — Покрутив настройки сканера, выставил их на поиск «голубой крови». Схема земли, выведенная компьютером в одно из виртуальных окон на стекле катера, сразу покрылась сеткой сосудов. — М-да. Как только корпорация ее откачает, следующим шагом примется кромсать почву. Тогда бабочкам, лесу и… прочим фантазиям наступит быстрый конец.

Решив заодно пройти соседний сектор, он заметил поднимающийся из древесных крон радужный шар. Словно огромный мыльный пузырь, тот медленно разрастался в ширину, одновременно вздуваясь вверх. И походил он не на пленку, а на видимые даже человеческому глазу прозрачные волны. Когда катер, повинуясь движению руки, взлетел выше, шар, плеснув искрами в стороны, лопнул и уподобился невероятному цветку, утренней порой распустившемуся в траве. Любуясь его фантастической красотой, Ференц вздрогнул, когда устройство, считывающее параметры электромагнитного и гравитационного полей земли, вдруг запищало, сигнализируя человеку о недопустимом для его хрупкого тела излучении. Но он, взлетев еще выше, проигнорировал опасность. Ему пришло в голову соединить в рельефе местности подземные реки «голубой крови» с источниками возмущения и уже найденными ископаемыми.

— Так я и думал! — похвалил себя. — Они совпадают! А там, откуда вырос этот, м-м… фонтан, находится пересечение наиболее крупных артерий. Ого! — Мужчина поднял голову. — Еще один! И еще! Пожалуй, доктор прав, и мне пора возвращаться на базу.

Вот только движение в обратном направлении из недавно стабильного и безопасного полета превратилось в порхание ослепленного мотылька. Отключив всю возможную электронику, в том числе, навигационную систему, Ференц попытался набрать высоту и по верхней границе как-нибудь дотянуть до станции. Но машина слушалась из рук вон плохо. Ее нос то задирался, изображая кобру, то сваливался вниз, грозясь сорваться в пике или закрутить штопор. Только господин Ласски был хорошим пилотом, а второе и третье места в ежегодных состязаниях на межпланетных катерах над поверхностью Урана в свое время сделали его не только известным в классе любителей гонщиком, но и человеком, уверенным в собственных силах. Поэтому, несмотря на чрезвычайную сложность ситуации, он продолжал бороться. Из-под надетого на голову шлема по спине ручейком тек пот, сжимающие штурвал руки тряслись от напряжения, штаны комбеза потемнели и прилипли к ногам, а деревья, озаряемые непрерывными цветными вспышками, были все ближе… Лампочка аварийной сигнализации горела давно и непрерывно. Он боролся. Только электроника, которой был напичкан катер, выдержать скачков напряжения внешнего электромагнитного поля не смогла. В салоне запахло горелым, и двигатели разом отключились, обсыпав потную кожу мурашками. Подобная нештатная ситуация предполагает планирование… но куда? Кругом, сколько хватало взгляда, кивал макушками лес. Это означало одно: не погасив скорость, катер врежется в неохватные древесные стволы. Топливо выплеснется из баков и, попав на горячую поверхность металла, взорвется от первой же искры.

— Ч-черт! — В сердцах ругнулся пилот и последний раз попытался погасить скорость. Но не работали даже аварийные воздушные подушки. Зеленая стена, с каждым мгновением вырастая в размерах, неслась прямо на него. — Но почему? — обреченно крикнул он, услышал треск, удар… И потерял сознание.

***

Первое, что он почувствовал перед тем, как захотелось открыть глаза, был запах. Пахло болотными цветами и речной водой. Где-то неподалеку стрекотали кузнечики и пел соловей.

— Дедушка! — Потянулся он и сел на подвесном диване в веранде, где любил поспать днем, после обеда. Особенно если утром приходилось встать затемно, чтобы порыбачить с дедом и его другом с яхты. Спустив голые ноги с ободранными коленями на теплый пол, он подбежал к распахнутому в вечер окну и, перегнувшись, всмотрелся в белеющий дорожками темный сад.

— Деда! — снова крикнул он. — Ты где?

— Эге-эй! — послышался со стороны озера родной голос.

И тогда он, шестилетний мальчишка, быстро нырнул головой в ворот майки и, на бегу заправляя ее в шорты, понесся по траве. Обогнув яблони с поспевающими плодами, он выскочил на недалекий берег и остановился, восхищенный закатной красотой: оранжевое солнце, слегка прикрывшись золотыми облаками, рисовало в воде широкую малиновую дорогу. В ней, опершись на берег, купали ветви старые ивы. Камыш, пристроив неподалеку замершие в безветрии метелки, в блистающем зеркале вод казался нарисованным черной тушью. А небо, чье бархатное лоно служило в этой картине фоном, переливалось всеми красками акварели: от густо-фиолетового до нежно-желтого с белыми зернами звезд.

— Деда! — Он подошел к мужчине, сидевшему на краю обрыва. — Почему ты не идешь домой? Скоро прилетит папа… А мама с девочками наряжаются к ужину.

Тот рассмеялся и прижал к себе худенького мальчика с невероятно синими глазами.

— Тебе нравится наряжаться?

— Да ну… — протянул пацан. — Тоска. Когда тебя одевают, словно куклу, значит, приедут важные гости. Придется весь вечер сидеть в углу и ждать, когда взрослые захотят похвастать друзьям моими достижениями.

— Ты считаешь такую жизнь правильной?

— Папа говорит, что я стану следующим главой корпорации. Поэтому мне нужно со-ци-а-ли-зи-роваться.

Мальчик осторожно произнес последнее слово и облегченно выдохнул.

— А что ты сам, без папы, считаешь правильным?

— Я хочу, как ты! — Загорелись детские глаза. — Хочу открывать месторождения! Хочу сам, без пилота, летать на катерах и кораблях. Хочу встречать с тобой рассвет и ловить рыбу, в серебряной чешуе которой блестит первый утренний луч. Хочу, чтобы днем ко мне приходил друг.

— Славно. — Мужчина пригладил лохматые волосы севшего рядом мальчика. — Знаешь, внук, я тоже хочу, чтобы моя жизнь, пусть и в конце, стала правильной. С рассветами и закатами, плеском морской волны, криком чаек и запахом просмоленных досок на палубе старой яхты… Ты таких не видел. У тех, что я помню, были паруса. Это такие крепкие куски материи, привязанные к реям. Судно плывет, когда в них дует ветер.

— Как на картине в твоем кабинете?

— Да, мой мальчик. И если ты однажды узнаешь, что я… пропал, не печалься.

— А папа? Если тебя не будет, он станет плакать!

— Папа? Плакать? — Мужчина улыбнулся. — Нет, мой хороший. Чтобы он больше никогда не плакал, я отдал ему самую ценную игрушку и теперь лишь мешаю его грандиозным планам.

— Как это? — Мальчишка округлил глаза и взглянул деду в лицо. — Какую игрушку?

— Созданную нашими предками корпорацию. Да, в сравнении с твоим отцом, жестким и умным дельцом, я слишком сентиментален. К тому же не люблю портить то, что сотворил Господь.

— А куда ты пойдешь? — Руки внука обвили крепкую мужскую шею. — Как называется то место?

— Называется? Не знаю. Только в тех краях плавает мой бриг. А еще ждет на берегу девушка. Я не вижу ее лица, но знаю, что у нее такие же, как и у тебя, глаза. Она веселая и любит смеяться. Я найду ее и заберу с собой.

— А я, дедушка? Как же я? — тревожно спросил мальчик. — Разве ты не будешь по мне скучать?

— Буду. — Кивнул тот головой. — Но я почему-то уверен, что мы с тобой встретимся. Там, где прибой катает камни, и соленый ветер несет над головой рваные полосы белых туч. В том месте, на высоком утесе среди сосен, стоит мой дом. Запомнил, мой мальчик? Ты обязательно отыщешь туда дорогу…

***

…Кажется, он застонал, чувствуя боль во всем теле. И еще этот дурацкий шлем… Дышать было тяжело, и Ференц, не открывая глаз, рывком стащил его с головы. Когда пластик коснулся лба, губы сложились в гримасу: кажется, при падении его приложило лбом о приборную панель. Хорошо, шлемы делают из ударопрочных материалов… Удар? Падение?! Глаза открылись сами собой и увидели… здание станции, перед темной громадой которого в вечерних сумерках стоял невредимый катер. А он, тоже невредимый, если не считать шишки, сидел в кресле и с выключенными двигателями.

— Я дотянул или мне все приснилось? — поинтересовался господин Ласски у пространства и, ожидаемо, ответа не получил. Тогда он коснулся клавиши запуска, страшась услышать тишину. Но оба двигателя исправно завелись, а компьютер развесил перед его глазами экраны с бегущими в них параметрами состояния всех систем.

— Бред. — Он снова коснулся лба и зашипел, нащупав место удара. — Что со мной было? В полете заснул и видел сначала ужастик, а потом — мемуары?

Обернувшись назад, взглянул на аппаратуру. Та была выключена, и никаких повреждений на ней не было. Все вокруг тоже было целым.

Немного покрутив занывшими плечами, он взялся за штурвал, приподнял катер буквально на полметра и тихо, стараясь не повредить облепившую корпус живность, двинулся к ангару. А потом, забрав из салона приборы и с задумчивостью на лице, направился в свой кабинет.

Возникший словно из ниоткуда врач осмотрел голову, помазал йодом шишку и предложил, на всякий случай, провериться в медсканере. Но Ференц, сославшись на усталость, отказался. Единственное, о чем он попросил своего подчиненного, так это сходить в столовую и передать девочкам, чтобы ужин принесли сюда.

— Простите, что приходится Вас напрягать… Только средства связи, похоже, в станции тоже не работают.

— Сходить на этаж вниз не сложно. — сказал доктор. — Немудрено, что из Вашей памяти выпало полдня. Сегодня необычайно сильные помехи. Как Вы вообще сумели улететь и смогли вернуться? А ведь я говорил…

Когда врач, поделившись с начальством размышлениями и событиями, что произошли в его отсутствии, ушел вниз, господин Ласски разложил на столе приборы и один за другим их включил. Доктор насчет помех оказался прав: во всех экранах гулял серый шум, не убираемый никакими настройками. И только маршрутизатор в его часах почему-то работал: повисший в воздухе прозрачный экран показал в привязке к координатам его сегодняшний трекинг. В шесть пятнадцать по местному времени он начался в комнате, а в двенадцать двадцать пять заканчивался… над лесом в двухстах километрах отсюда.

Он вскочил из рабочего кресла, прошелся туда-сюда по кабинету, зажег верхний свет и подошел к зеркалу, висевшему над умывальником. Оттуда, из мира зазеркалья, на него посмотрел осунувшийся небритый тип с коричневым пятном на лбу, синяками под обоими глазами и всклокоченными волосами. А еще он ощутил запах собственного пота, идущего от комбинезона.

— Поем, сразу пойду в душ, и — спать. — решил он и снова повел ноющими плечами. В этот момент ему показалось, что на одном из них будто проскочила яркая искра и погасла. — Снова глюки? — Устало посмотрел в отраженные зеркалом глаза, но все же повернул голову и покосился на плечо. На нем, зацепившись за липучку комбинезона, лежал ярко-рыжий волос, сразу исчезнувший, едва его коснулись пальцы.

— Это что ж такое? — Директор рванул застежку на вороте и встал прямо в поток воздуха, поступавший в комнату от вентиляции. — Получается, ты меня спас, каким-то чудом не дав убиться? Ладно… Теперь я твой должник. Но скажи, разве обязательно было бить меня по лбу? — Еще раз взглянув на свое отражение в зеркале, он улыбнулся. — Ну давай! Скажи, что по-другому я бы не понял! Хотя да… дураков надо учить.

В последующие дни директор Ласски из станции не выходил.

***

Однако шебутной нрав мужчины требовал не только со вкусом проведенных в объятиях нежной грелки знойных ночей. Он любил свою работу, поэтому, узурпировав лабораторию доктора и взяв его в добровольные заложники, он снова занялся исследованиями вещества, способного стать лекарством от местных иллюзий.

— Вы уверены, что люди пожелают с ними расстаться? — с сомнением бубнил доктор. — Они даже от валерианки уворачиваются, считая себя крутыми супергероями, которым поход по инопланетному радиоактивному лесу кажется прогулкой. Кстати, не поделитесь соображением, почему в катере, даже после дезактивации, сохранился остаточный фон, а с Вами ничего не произошло?

— Я Вам не нравлюсь как директор, или Вас смущает моя внешность? — Ласски вопросительно приподнял бровь.

— Тьфу… — не выдержал учтивого тона доктор. — Я ему — про здоровье, а он, как те идиоты, которые где-то бродят, снова про любовь. Запомните: на опыты они себя без боя не отдадут!

— Пригрожу досрочным расторжением контракта.

— Совет директоров Вас по головке не погладит. — продолжал пророчества врач. — А учредители точно усомнятся в Вашей пригодности к руководящим должностям!

— Из-за отношения к сексу? — Согнувшийся над колбами господин Ласски повернул голову и подмигнул синим глазом.

— Принуждая людей, Вы поднимите излишний шум, который пресса услышит даже отсюда!

— Уговорили. — Кивнул директор. — В этот раз спрошу. Но всех, кто подаст заявки на следующую вахту, обработаем комплексно еще на Земле. Они ничего не заподозрят.

— Как собак: от блох, глистов, поноса и бешенства. — Согласился доктор, натягивая на лицо щиток.

***

Шли дни. Деревья, иногда лысеющие проплешинами, быстро обрастали новой листвой. Животные, еще недавно стаями бегающие по крыше и даже стенам станции, снова ушли в лес. Бабочек, насытившихся любовью, становилось все меньше. И тогда рейнджеры капитана Инти начали приводить загулявших людей обратно. Пусть тела существовали в реальном мире и времени, однако сознанием и внутренним взором они были все еще там, в тех местах, где находилось их персональное счастье. Проблесков раскаяния при возвращении не наблюдалось, а восприятие действительности было заторможенным до тех пор, пока девушки-официантки не отпоили их специальным, восстанавливающим бодрость духа, коктейлем. В нем, среди молока, какао и сока, находился созданный усилиями директора и доктора специальный ингредиент. Процесс узнавания ускорился, а после первого сна в собственной кровати каждый из вернувшихся наполнился трудовым энтузиазмом. Количество дней простоя буровых сократилось до восьми, а с девятого все работали в штатном режиме.

Так что проводив очередную смену в добрый путь, господин Ласски улыбнулся сворачивающему портативный диагностический комплекс доктору:

— Сами видите, даже уговаривать не пришлось. Или Вы боялись сделать их импотентами? Если так, то зря. Лечит даже мышьяк, а убить можно и витаминами.

— Коробкой с ампулами по голове. — Искривил губы врач. — Но это квалифицируется как разбой, а не нарушение врачебной этики! Я, между прочим, мог потерять разрешение на практику!

— Я никому ничего не скажу. — Господин Ласски посмотрел на часы. — А как только вернусь на Землю, подам заявление на патент. От нашего с Вами лица. Возможно, годик-другой будут проверять, обкатывать и одобрять. А там, глядишь, Вам и работа не понадобится. Купите на Земле или Марсе домик с садом, заведете жену, детишек… Только получая в банке деньги, будете вспоминать о наших приключениях. — Он еще раз взглянул на часы. — Пожалуй, пойду.

— Г-господин Ласски! — Первый раз за всю историю их знакомства доктор оказался по-настоящему взволнован. — Неужели Вы решили включить мое имя в свой научный труд?

— Так Вы же работали вместе со мной! — удивленно ответил директор. — Выпаривали, смешивали, мешались… Шишку мою йодом мазали. Несомненно, в Вашей душе сокрыт огромный талант, который должен служить всему человечеству. Доброго дня, господин доктор!

Пока длинные ноги директора вышагивали по коридору к выходу, врач еще раз проанализировал разговор и пожал плечами: «Не поймешь этого Ласски! То ли благодарит, то ли издевается. Но совместный патент на изобретение, затем — процент от прибыли с продаж совершенно нового по образу действия препарата… Пожалуй, домик, нет, усадьба на Марсе из разряда невероятного однажды может стать былью».

— Спасибо, господин Ласски! — крикнул доктор в мягкую тишину коридоров.

Но директор этих слов не услышал, поскольку уже садился в катер. Все приборы, с которыми он летал в тот самый невероятный день, лежали за спиной, а их данные ждали расшифровки.

И только увидеть капитана рейнджеров, с ним поговорить, поблагодарить Ференц не мог: доставив на станцию последнего загулявшего человека, парни пропали. Разыскивая Инти, он ходил к озеру и водопаду, бродил по лесу, но натыкался только на поджимающих шляпки поганок. Пусть эти странные существа перестали его бояться и с дороги больше не разбегались, все равно он был чужим. Слепым и глухим странником, не слышащим лесного шепота, не чувствовавшим запахов, не осознающим, что вот здесь, по мокрой тропе, буквально пару минут назад прошел тот, кого он искал.

***

Применив все свои возможности в расшифровке процессов и послав университетским знакомым кое-какие из сделанных регистратором записей через галанет, он все-таки начал подходить к осознанию смысла существования «голубой крови» и связанных с ним явлений. Так что теперь его убежденность в том, что основу топлива можно синтезировать, нашла научное подтверждение. Осталось спроектировать установку и, чтобы никто ни о чем не догадался, заказать ее части в разных местах освоенного космоса. А потом, после получения, самому собрать на спутнике.

Почему же он с таким рвением взялся за незнакомое дело? Да потому что хотелось не только доказать свою зрелость и готовность занять кресло в Совете, но также отблагодарить капитана Инти за спасение жизни, вернув аборигенам когда-то захваченную силой планету. Ведь чтобы освободить ее прямо сейчас, нужен огромный выкуп, просто нереальная по любым меркам сумма. Но если продать корпорации собственное право на изобретение, возможно, отец, как генеральный директор и настоящий делец, поймет выгоду и пойдет на определенные уступки?

***

За дневной работой и ночными расчетами незаметно прошло несколько месяцев. На далекой Земле и в ее многочисленных колониях люди готовились к Рождеству. Станция тоже готовилась: для родственников и друзей, раскиданных по космосу, заказывались подарки с доставкой. Лично для себя приобретались небольшие безделушки, которые должен был привезти ближайший транспорт вместе с пищевыми концентратами, заморозками, запчастями и одеждой. Девушки ждали обнов, а директор — заказанную к празднику группу артистов. Правда, не очень известную в своей среде… но, как исполнитель каверов, она была неплоха. Впервые на лицах прогульщиков после перемены сезонов сияли искренние улыбки, а тем, кто держал в станции осаду, пришлось смириться с отсутствием у них не только громкого раскаяния, но даже тихих угрызений совести.

И вот, в назначенное время, на планету сел большой транспортный корабль. Кроме всех заказанных грузов и трех озирающихся по сторонам артистов, господину Ласски передали письменное распоряжение Совета, запечатанное в большой белый конверт с золотым логотипом корпорации. «Неужели местечко освободилось немного раньше запланированного?» — ухмыльнулся директор и, засунув послание во внутренний карман рабочей куртки, искренне поблагодарил командира корабля и весь его экипаж за хорошую работу. И только потом, после разгрузки, обустройства команды на отдых и препоручения всех гостей внимательному глазу заместителя Лаата, он смог уйти в свой кабинет, чтобы в спокойной обстановке прочитать то, о чем отец по связи предпочел умолчать.

Но, к его досаде, письмо было всего лишь официальным приглашением на ежегодное собрание директоров филиалов, посвященное подведению итогов и поощрению особо отличившихся. Бросив письмо на стол, он откинулся на спинку своего офисного кресла и водрузил на столешницу ноги. Похоже, именно сейчас, после составленного и отправленного им по галанету годового отчета, от него ничего особенного не ждали. Разве что присутствия на опротивевшем еще с детства новогоднем балу в родительском доме. И если год назад, как обычный сотрудник, в поисках сокровищ забиравшийся в далекую глушь, он мог быть вне зоны доступа и вне всяческой цивилизации, то сейчас, как директор станции, появиться на Земле был обязан.

— Раз деваться некуда, заодно подам формулу нового препарата на регистрацию. А в корпоративную больницу — готовый состав для инъекций. — Решил он, потирая уставшие глаза. — Тем более, мы с доктором все подготовили.

Тут его неторопливые рассуждения прервал сначала невнятный шум, а потом и вовсе грохот, раздавшийся из-за неплотно прикрытой двери, отделанной звукопоглощающим материалом. Следом послышался женский визг. Чуть не свалившись с кресла, господин Ласски подлетел к створке, рванул ее на себя, выскочил в коридор и нос к носу столкнулся с улыбающимся замом.

Конец ознакомительного фрагмента.