Заклинатели Бер-Сухта

Екатерина Бакулина, 2023

Отец отправил меня учиться в провинциальный холодный Бер-Сухт, вместо престижной академии магии совсем рядом. Я была в ужасе – никогда еще не приходилось оставаться одной так далеко от дома, жить в таких условиях. Казалось, моя жизнь кончена. Тогда я еще не знала, что у отца на это были веские основания. Не знала, что это единственный шанс для меня. Что за мной уже начата охота. И что мир уже начал меняться, это не остановить, по-прежнему никогда не будет. Мне придется многому научиться. Я должна справиться.

Глава 3

Салотто в огне. Мой родной город. Огонь падает с небес словно горящая гора, словно возмездие богов. Удар. И гигантская воронка на месте Девичьей гавани. Огонь поднимается столбом, падает снова и растекается стремительными волнами. Волны огня заливают все — от здания сената на Вейской площади и золотого дворца Элау, до последней хибары на окраине. Над развалинами поднимается пепел. Облако пепла. Мне кажется, я слышу крики.

Но живых больше нет.

И вслед за огнем приходит море.

Сон. Или что-то большее?

Так будет? Я хочу знать правду.

Этот сон снился мне несколько раз. Началось еще весной. И здесь тоже. Все повторялось раз за разом, пугая…

Я не знала, что думать.

Иногда мне казалось — я здесь именно из-за этого. Они что-то знают обо мне. Что-то должно случиться. Иногда казалось — отец отправил меня в Бер-Сухт желая защитить, чтобы это огонь не настиг меня, он волновался… но никак не мог это разумно объяснить, он всегда был слишком прагматичным для этого. Сны есть сны.

Сны пугали.

Но реальность иногда пугала больше.

Перед началом занятий с нами говорил штатный псионик. Я слышала о нем, но все равно не была готова увидеть это.

Кожаный Человек.

У него были ослепительно зеленые глаза. Большие, круглые, лишенные век, утопающие в провалах под грубой бурой кожей. Кожа прошита мелкими ровными стежками, туго натянута, обхватывая надбровные дуги. Большая часть лица закрыта повязками — чтобы не пугать. У него не было век, не было ушей, губ, почти не было носа. У него не было кожи. Ее содрали. И все же, Олиш Ил-Танка оставался жив, благодаря магии. Собственную кожу заменили точно скроенные шкуры.

В учебном корпусе Бер-Сухта, в кабинете ректора. Он смотрел на меня…

— Вы когда-нибудь сознательно использовали магию?

— Нет, — тихо сказала я.

Было страшно, до тошноты. Я знала — он видит меня насквозь, всю, словно я голая, словно в моей душе не осталось ни одного укромного уголка. И мне нечем закрыться. Каждое событие моей жизни он доставал из глубин памяти, спокойно разворачивал, разглядывал со всех сторон. Он был деликатен. Профессионально деликатен, не позволяя ничего лишнего.

— А несознательно? Соле, скажите, были ли непроизвольные выбросы?

— Нет, — я мотнула головой.

— Почему вы пришли к нам? — спросил он.

Голос у него был на удивление обычный.

— Отец отправил меня сюда.

— Хорошо. А его мотивы вы знаете?

— Нет.

У меня не слишком близкие отношения с отцом. Он всегда был сдержан и строг, а после смерти матери, с каждым годом, становилось только хуже. Последнее время мне казалось, что я живу в одном доме с посторонним человеком.

— Вы знаете, что у вашей матери тоже были способности, но она отказалась от обучения?

— Да, знаю.

— Вы знаете, от чего она умерла?

— Да. Хисирская оспа.

Кожаный Человек вздохнул.

— В наше время не многие выбирают Бер-Сухт. Ваш отец мог бы оплатить обучение в Литьяте, вас ждало бы прекрасное будущее. Почему он не сделал этого, вы знаете?

— Нет.

Я не понимала, чего он хочет. Он же все знает и без меня. Лучше меня. Зачем тогда мучить? Было так плохо, что сводило живот, трясло и немели пальцы.

Зеленые глаза глядели не мигая.

— Соле, вы уже совершеннолетняя и можете сами принять решение. Вы можете отказаться от обучения. Для самостоятельного получения гранта и стипендии в Литьяте вам, к сожалению, не хватает способностей, но вы можете просто отказаться.

Я поджала губы.

Нет, не могу. Если я откажусь — отец не пустит меня домой. Мне некуда идти.

* * *

Мастер Ил-Танка говорил со всеми нами, каждым по отдельности. После такого разговора Ина пришла бледная и притихшая, сразу пошла на кухню, налила стакан самогона.

— Ну и чудище, — сказала она. — У меня до сих пор в голове звенит…

— А что он спрашивал?

Ина хмуро посмотрела на меня, с каким-то недоверием… но подозрений ее я явно не оправдала.

— Он спрашивал, умею ли я колдовать. Какие заклинания выучила.

— И что ты сказала?

— А что я могла сказать? — огрызнулась она почти истерично, нервы на пределе. — Он же и так все знает. Он псионик. Он видит насквозь. Он может заставить говорить все, что угодно… Все! — Ина зябко поежилась, налила себе еще пол стаканчика. — Хочешь? — предложила она.

Я подумала, и кивнула.

Ина шмыгнула носом.

— Я ему все и рассказала, — ее голос дрожал. — Надеюсь, он не сдаст меня в Литьяте.

— Не сдаст, — сказала Джара. — У него с Литьяте свои счеты.

— Свои счеты?

— Они же содрали с него кожу, это обычная казнь за предательство. Он жив благодаря мастеру Патеру, и не может покидать Бер-Сухт. Но договора с Литьяте у Олиша больше нет, присяга аннулирована.

Меня поразило, что Джара назвала его просто по имени.

— Откуда ты знаешь?

Джара пожала плечами.

— Он сам рассказал. Я только не знаю, что он натворил, про это он говорить не хочет. Но, думаю, не слишком серьезное, раз его отпустили. Хотя… — Джара задумалась, — три года назад, когда это случилось, Патеру имел больше влияния…

— Он сам рассказал тебе? — Ина смотрела на нее во все глаза, с ужасом. — Ты с ним говорила?

— Вы тоже говорили с ним.

— Да я чуть не померла! — Ина вздрогнула, громко икнула.

Джара сморщилась.

— И что? Он псионик, это его работа. Лан, между прочим, тоже псионик, только он не закончил обучение, а Олиш закончил. От Лана вы же не шарахаетесь? Он, конечно, не выставляет напоказ свои способности, но ему это и не нужно… ну, и, конечно, Лан — красавчик… Между прочим, Олиш не так уж сильно старше нас, ему всего двадцать семь лет.

Мы с Иной переглянулись, долго молчали.

— Ого, — сказала Ина, наконец. — Ну, ты даешь…

* * *

Вода. Кап… кап-кап… Капли собирались под потолком, набухали, округлялись, потом вытягивались во всю длину и, наконец, срывались, летели вниз, разбиваясь вдребезги о прозрачный лиосский мрамор. Кап. Кап-кап. Кап. Одна за другой. Лужи и плесень. И погнившие балки. Оставалось только молиться, чтобы крыша не рухнула нам на головы.

Наш первый день занятий.

Было холодно. Просто ужасно, сырость и сквозняки. Меня почти непрерывно знобило, постоянно текли сопли, и от всего этого трещала голова. Я здесь чуть меньше месяца, но уже была уверена, что до зимы не доживу. Помру от этих соплей. Сейчас только сентябрь. У нас в Салотто даже зимой бывает лучше. Суше, по крайней мере.

Джара едва ли не с головой куталась в колючую шаль из козьей шерсти, пыталась записывать, но пальцы дрожали, буквы прыгали по листу. Лан сидел в теплой брезентовой куртке на меху, он не писал, просто слушал, откинувшись на спинку скамьи, хмурясь, сложив на груди руки. Ина тоже слушала, подперев кулачком щеку, ей, вроде бы, и не холодно было, но она из местных, привыкла.

Нас всего десять человек в аудитории, рассчитанной на две тысячи. Большая белая лекционная, ее строили, чтобы вместить три потока разом и всех желающих заодно, и, говорят, случалось, что сидели в проходах, не хватало места. Сейчас… Время ушло.

Нас десять на первом курсе. Семь человек на втором и аж двенадцать — на третьем. Пока еще относительно тепло, мы будем заниматься здесь, где светлее и меньше плесени, а вот зимой перейдем в лаборантскую, ее проще протопить.

— Вы должны запомнить одну вещь, — мастер Патеру строго обводил нас взглядом, одного за другим. — Только одну. Магия — это усилие воли. Запомните. Не волшебные слова, не амулеты, не танцы с бубном у костра. Усилие воли. Если этого усилия недостает — вся ваша магия превратится в пшик, если усилия достаточно — ничего больше не нужно.

Он стоял, держась за кафедру, слово вот-вот упадет. Маленький, сгорбленный, сморщенный, словно сушеная слива, на лице темные пигментные пятна. Грязно-серая рубашка висела на плечах, словно на вешалке, меховая жилетка засалена и затерта, местами расползалась от времени. Но голос у мастера глубокий и чистый. И такие же глубокие голубые глаза. Ему больше ста лет, он видел лучшие времена.

То, что он говорил — противоречит конвенции. Это дикая иррациональная магия старого Тарра, незаконная и небезопасная. Тарр был закрыт и разрушен почти пятьдесят лет назад, но мастер Патеру не только учился, но и преподавал в нем. Сложно представить. Словно в другой жизни. У нас он читал историю магии, и, только поэтому, ему позволено говорить подобную ересь. Это теория. История. Лан говорил, в Литьяте за подобные слова с него бы содрали шкуру, в самом прямом смысле. Как с Ил-Танки. Но здесь можно. Тихо, осторожно, с оговорками, но можно. Бер-Сухт последнее место, где еще помнят…

— Магическая энергия — это кровь нашего мира, — говорил мастер Патеру. — Мы можем почувствовать ее в каждом уголке, можем уловить, как биение сердца, можем прикоснуться, можем повернуть в нужное русло. Энергия повсюду вокруг нас. Магия — это жизнь.

Хаген передо мной, на нижнем ряду. Казалось, он не слушал, или, уж по крайней мере, не смотрел на мастера. Он сидел, опираясь локтями о стол, навалившись, опустив голову. Интересно, о чем он думал сейчас? У него-то, уж точно, выбора не было. Я слышала, его уровень магии настолько велик и время так сильно упущено, но в Литьяте его брать не хотели. Слишком сложно справиться. Невозможно вообще с таким работать. И лишь мастер Патеру взял его, под личную ответственность.

Джара толкнула меня в бок, передала под столом записку: «У нас картошка закончилась. Пойдем в город».

Пойдем. Прогуляемся заодно. Я как-то уже привыкла и к лестнице, и необходимости делать все самой. Ко всему привыкаешь. Но не смирилась.

— Существует два подхода к овладению магией, — говорил мастер. — Сейчас уже начинают утверждать, что подход только один, что метод Тарра никогда не существовал, что это профанация. Но, поскольку этот метод запрещен, вы должны понимать, что технически им можно воспользоваться. Никто не станет с таким упорством запрещать невозможное. Вам будут говорить, что раз маги Тарра были такие великие, то почему они допустили разрушение академии и всей системы, почему допустили присоединения Этора? Это все так. Мы проиграли. Но вы должны знать…

Хаген начал кашлять. Сначала тихо, потом все громче, словно задыхаясь, сотрясаясь всем телом. Ему тоже было нелегко в холодном климате. Мастер Патеру замолчал, ожидая, пока пройдет приступ и наступит тишина. Хаген, наконец, откашлялся, вытер ладонью лицо.

— Простите, мастер, — сказал тихо.

Мастер Патеру вздохнул.

— Вы будете изучать один из стандартных базовых наборов заклинаний. Как вы знаете, на каждый набор выдается лицензия, и вне этой лицензии вы не имеете права использовать ничего. Вы и не сумеете ничего, за пределами изученных заклинаний, потому, что не будете знать как. Заклинание — это алгоритм. В Литьяте утверждают, что когда вы точно знаете, что должны сделать, и что должно получиться в итоге, то вам проще справиться с поставленной задачей. Я не спорю, это действительно так. Когда вы действуете строго в рамках правил — это безопасно. Читая заклинание чтобы зажечь свечу, вы не сможете спалить дом, алгоритмом не предусмотрена такая мощность. Но, вместе с тем, вы лишены свободы маневра. Если вас научили зажигать свечку, но не научили зажигать дрова в камине, вы не сможете их зажечь. Почти любое заклинание узконаправленно. Метод Тарра — напротив, предполагает обращение напрямую, без специальных слов или действий. Вы хотите зажечь огонь, и вы зажигаете. В любом его проявлении. Его сила зависит только от вас. Ваша воля и больше ничего. Когда я вел практические занятия в Тарре, некоторые студенты не понимали, они спрашивали — что я должен сделать, объясните, покажите как. Но этому нельзя научить в привычной форме, это должно прийти само, изнутри, учитель может только направить. Дикая магия непредсказуема и неконтролируема извне, поэтому она так активно запрещается Литьяте. Истинная магия, как говорили раньше.

— Я бы хотела научиться не мерзнуть, — буркнула Джара. Совсем тихо, но мастер Патеру расслышал, покачал головой.

— Такое заклинание входит в вашу будущую лицензию, мисс Хе-Каи, — сказал он, — вы научитесь. А пока, советую одеваться теплее.

* * *

— Закрой глаза и слушай музыку. Просто доверься мне.

Лан учил меня танцевать джигу.

Он беззаботно улыбался, держал меня за руки.

— Давай, Соле, сначала вместе, а потом сама. Закрой глаза.

Я не могла. Мы стояли рядом, боком друг к другу, одной рукой он уверенно обнимал меня за талию, другой держал за руку. Я не могла закрыть глаза, не могла расслабиться, все время пыталась подглядывать. Мне казалось, я выгляжу ужасно глупо. А Лана это забавляло.

На площади перед учебным корпусом горели костры, играла музыка. Отмечали первый день начала занятий, посвящение нас в студенты Бер-Сухта. Собрались все, даже преподаватели… всего человек сорок, не больше. Без особых торжеств. Для такого праздника, как в старые времена, не было ни денег, ни сил.

— Мы приемники Тарра! — горячо и пафосно говорил Арек, парень с третьего курса. — Мы последние, кто еще помнит древнюю магию, кто может видеть суть вещей за блестящей оберткой. Последние, кто еще может что-то изменить. В наши дни, когда магия стала формальным сводом правил, наш долг — хранить в сердцах живой огонь, поддерживать его, не дать угаснуть…

Он говорил и говорил — пространно и, по сути, ни о чем. Я слушала. Мне не нужно было никакого огня. Я хотела лишь нормальной человеческой жизни, удобной и комфортной, хотела домой, хотела, чтобы все было хорошо.

— Нам всем сейчас очень сложно, но у нас нет другого выбора, — говорил мастер Патеру, честно и просто. — Нам придется идти до конца.

Они говорили все, каждый по своему, а потом мы танцевали в круге костров. И искры кружили…

Было радостно и немного тревожно. Странное ощущение неизбежности накрывало меня. Теперь я тоже часть Бер-Сухта, мне никуда не деться. Решение приято. Моя жизнь поменялась навсегда и по-старому уже не будет. Я не вернусь домой.

Наверно, именно тогда я приняла это… хоть отчасти.

Но стоило закрыть глаза, и я видела Салотто в огне, пылающую гору, падающую с небес. Картинка была такой четкой и ясной, что становилось страшно. Наверно, нужно было кому-то сказать, но я никак не могла признаться даже себе, что это может быть чем-то большим, чем моя фантазия.

Можно было сказать Лану.

— Закрой глаза, расслабься, — говорил он.

Я не могла.

Джара не танцевала, она сидела у костра, гордо, с прямой спиной, на ее лице играла странная улыбка. На ее шее блестел золотой цветок с жемчужиной. Она смотрела на меня.

— Шаг правой вперед, шаг левой, теперь снова правой, в прыжке, — говорил Лан.

У меня кружилась голова. Я старалась, но вечно сбивалась с ритма, путалась в ногах.

Ина танцевала с Регаром, легко и весело, я даже завидовала им.

— Лан, я не могу. У меня ничего не получается.

Он остановился, долго, сосредоточенно смотрел на меня.

— Соле, хочешь, я научу тебя по-другому? Я не доучился магии, но я кое-что умею. Ты просто расслабься, закрой глаза, не думай ни о чем и слушай свое тело, не сопротивляйся. Ты начнешь танцевать. А потом и сама сможешь. Давай?

— Магия? — осторожно спросила я.

— Да, — Лан кивнул. — Не бойся.

Он улыбался, словно это была просто шалость, словно ничего не значило.

— Не надо, — сказала я.

— Почему, Соле? Я всего лишь научу тебя танцевать.

Нет. Я не могла представить, что кто-то будет снова копаться в моей голове, что кто-то сможет взять под контроль мое тело, пусть только направить… Ужас. Так нельзя. Мастера Ил-Танка мне хватило с лихвой, я больше не хочу…

— Соле… — Лан держал меня за руку. — Ну, что ты, как маленькая.

Я поджала губы. Маленькой девочкой мне быть не хотелось. Хотелось быть взрослой, особенно для Лана. Достойной. Очень не хотелось его расстраивать. Я была готова на все, но…

— Я не могу, — сказала тихо. — Потанцуй с Джарой, смотри, она скучает.

Лан удивился, совершенно искренне, словно не мог представить, как кто-то мог ему отказать.

— Да ладно, Соле… Чего ты так боишься?

Я поняла, что сейчас расплачусь.

— Я… я не боюсь…

Слезы щипали глаза.

— Соле… — он взял меня за плечи. — Ну что ты? Ну, не хочешь, не надо.

Я шмыгнула носом, отвернулась.

— Я посижу, — вышло больше похоже на всхлип.

Отвернулась. Сначала хотела сесть на скамейку у костра, потом поняла, что не могу сейчас. Было так обидно, что страшно хотелось побыть немного одной. Я пошла прочь, буркнув мимоходом, что мне нужно в туалет, я скоро вернусь.

И только отойдя подальше, так, что никто не мог увидеть, разрыдалась по-настоящему. Ничего не могла с собой поделать. Старалась только не очень громко, чтобы не сбежались люди, боялась объяснять.

И все же пришлось.

— Соле…

Он тронул меня за плечо. Я вздрогнула, чуть не подскочила, думала это Лан подошел. Нет. Хаген.

— Ты чего? — в его голосе ясно слышалось волнение, и от волнения акцент становился еще заметнее. Хаген-Лягушка…

— Ничего, — сказала я.

— Ты же плачешь…

— Да.

Я принялась вытирать слезы, размазывая по лицу.

— А ты… ну… что-то случилось?

— Все нормально.

Я шмыгнула носом. Вдруг поняла, что его не было с нами, Хаген не танцевал и даже не пил, не сидел у костров. Я видела его в самом начале, когда толкали длинные речи, а потом он незаметно пропал.

— Хаген, а почему ты не танцуешь?

— Не умею, — он пожал плечами.

— Но ты ушел, не сидишь с остальными… — я ляпнула, и стало немного стыдно за свою бестактность. Какое мне дело?

В его лице что-то дрогнуло, едва уловимо.

— Там слишком много огня… Соле… я не могу…

— Огня?

— Да.

Я не могла понять.

— Ты что, огня боишься?

— Боюсь, — просто согласился он.

— Но почему?

Наверно, глупый вопрос, но…

— Соле… — он нахмурился, вздохнул, подбирая слова. — Это все…

Я ждала. Наверно, я такая несчастная, зареванная, что не признаться мне было просто невозможно.

— Соле, ты ведь слышала про вспышки магии, да? — осторожно сказал Хаген. — У меня было такое с самого детства. Огонь. Огонь вырывался из меня, и… В детстве еще не сильно… хотя однажды я чуть не спалил дом. Мать считала, что это проклятье, что я одержим демонами. Молилась, таскала меня к шаманам. Ничего не помогало. Я очень старался не огорчать ее, старался сам справиться. Старался держать это в себе.

Он замолчал, зажмурился.

Для меня это было дико. К шаманам? Неужели Ригдел такая далекая и темная провинция, что они не понимают? И главное — неужели патруль Литьяте не дотягивается туда? У нас ведь и чихнуть с помощью магии невозможно было, чтобы тебя к тебе не нагрянула инспекция. Спички не зажечь, не то что дома!

— Я сжег всех, Соле… — сказал Хаген, голос дрогнул. — Всех. Я не хотел… Мы охотились на болотах, и на нас напал болотный змей, он схватил отца… Это вышло само. Я хотел спасти, помочь, хотел сделать хоть что-нибудь, но вместо этого убил всех. Черные головешки… знаешь… даже не поймешь, чем они были… Я думал, сойду с ума. И от этого… ну, в общем, еще там… гром и молнии… — Хаген облизал губы. — Меня подобрал патруль. Они сказали, что это магия, что такое бывает, но только уже поздно. Поздно учиться. Если все зашло так далеко, если оно прорывается с такой силой, то я уже никогда не смогу взять магию под контроль. Слишком опасно. Даже отправлять учиться слишком опасно… Не хотели связываться.

Да, я слышала это, но сейчас казалось, что так невозможно. Они должны были что-то сделать… Но ведь с такими вещами не шутят. Хаген не врет, никогда бы не стал… Он не из тех, кто может так врать. Потерять родных… нет, это не шутки.

Патруль…

— Что они хотели с тобой сделать? — тихо спросила я.

Хаген передернул плечами.

— Мне тогда было все равно, я не спрашивал, — сказал он. — Но за меня поручился мастер Патеру, сказал, что сам проследит. Только из уважения к нему… Они пошли на компромисс, я принес присягу сразу. Мне дали полгода.

— Полгода? А потом?

Он покачал головой.

Убьют его, вот что. Чудовищно…

Но ведь главное… я понимаю, ему важно совсем не это. Не он сам.

— Хаген… — я не знала, что сказать.

По сравнению с таким, все мои неприятности и страхи действительно казались детскими и глупыми.

Он молчал. Он сказал все, что мог, и слов больше не осталось.

— Ты не виноват, Хаген, — тихо сказала я.

— Какая разница.

— Нет, Хаген! Разница есть! Не нужно винить себя. Ты не виноват! Если бы ты родился в Илитрии, в Эторе или даже в Хисире, тебя бы учили с детства. Ты бы мог…

— Нет, Соле, — он нахмурился, не дал мне договорить. — Что толку. Это ничего не изменит.

Огонь. Кругом огонь…

Я тоже всегда винила себя в смерти матери. Знала, что это не моя вина, и все равно…

— Огонь… Салотто в огне… — тихо-тихо сказала я, само вырвалось.

Хаген вздрогнул, посмотрел на меня так странно.

— Ты знаешь, Соле, — сказал он. — С тех пор я часто вижу один сон. Приморский южный город, большой, очень большой, высокие дома… Река делит его пополам… На левом берегу старый город, крепостные стены, какой-то дворец, крыша блестит на солнце и слепит глаза… вокруг большой парк с тремя прудами. Через реку мост с морскими драконами, выкрашенными в синий цвет. На правом берегу — высокие новые дома. Около берега они стоят очень плотно, но чем выше, дальше к холмам, тем свободнее. Домики рассыпаны везде, куда не глянь, кажется, до самого горизонта. В гавани огромные корабли…

Он рассказывал, я слушала, и мне становилось страшно. Я знала, что будет. Это Салотто. Он видел мой город во сне.

— А потом с неба упал огонь и сжег все, — сказал Хаген. — Я видел, как людей пожирает пламя, как они кричат, пытаются спастись…

Мне кажется, я перестала дышать. Я смотрела на него и, в который раз, не могла поверить. Ведь это не шутка! Нет?

— Ты ведь не смеешься надо мной?

— Нет, — сказал он.

Если бы Лан рассказал мне это, я бы не поверила. Вот, не поверила бы и все. Но тут…

— Знаешь, Соле, — сказал он еще, — в Литьяте мне сказали, что я могу навлечь на мир большую беду. Но, возможно, могу и спасти. Они не знают, с какой стороны я оказался бы в этом…

У него стало такое каменное, непроницаемое лицо.

А у меня подкосились ноги, я взяла и села прямо на землю, закрыла лицо руками. Нет. Этого не может быть. Это не он. Нет-нет-нет…

* * *

Всю ночь, до утра, мы сидели с Ланом на старом полузатопленном пирсе, забравшись на ящики. Волны то с шипением захлестывали доски, то откатывались назад.

Мы пили вино, Лан откуда-то принес хорошее хисирское, из Най-Кану, страшно дорогое…

Я не удержалась, рассказала ему о Хагене и о своем сне. О Салотто. Лан не удивился.

— Такие сны снится многим, — сказал он. — Повторяющиеся, страшно реальные сны. Многим, кто имеет отношение к магии.

— И тебе?

— Да, — Лан кивнул. — Мне тоже. Я видел его.

— Салотто в огне? Так будет?

Лан нахмурился. Под темным ночным небом его голубые глаза казались совсем черными.

— Это не пророчество, — сказал он. — Только предупреждение. Можно избежать, можно изменить судьбу.

Было что-то такое в его голосе, глубоко личное… или может просто показалось мне?

— Лан, скажи, а кто видит этот сон? Почему нам всем он снится.

Лан вздохнул.

— Не всем. Только тем, кто имеет к этому хоть какое-то косвенное отношение. Тебе, возможно, потому, что Салотто твой родной город.

— А тебе?

Он пожал плечами. Отвернулся, долго смотрел на волны.

— Никто пока не знает, что с этими предупреждениями делать. Никто не знает когда и из-за чего это может произойти. Каждый видит сны по-своему, со своими подробностями, со своих точек зрения. Вот, Соле, скажи, откуда смотришь ты?

Я задумалась… сложно сказать.

— Не знаю… Мне кажется с горы, с Каталау, со смотровой площадки.

— Даже так? — Лан немного удивился. — Ты понимаешь, откуда смотришь, и всегда с одной точки?

— Да. Что это значит?

— Не знаю. Я вижу с разных точек. То, словно я нахожусь там, бегу от этого огня, то словно откуда-то сверху, с воздуха. Всегда по-разному.

— Хаген тоже видит сверху. Он сказал — словно летишь…

— Я знаю.

— Он рассказывал тебе?

— Рассказывал.

— Знаешь, Лан, мне страшно… — я поежилась, подтянула к себе ноги. — Я думала, это просто кошмары, но теперь… Я боюсь. Я не хочу, чтобы так было.

Он обнял меня за плечи.

— Ничего, все будет хорошо. В Литьяте уже думают, как это предотвратить.

Я вздрогнула. Литьяте…

— Давай, выпей еще, — предложил Лан. — Это поможет успокоиться.

— Это не поможет. Я напьюсь, но завтра все окажется на своих местах, никуда не денется.

Лан усмехнулся, дружески потрепал мои волосы.

— Ты бываешь такой серьезной, Соле, что мне страшно.

— Мне тоже.

Несколько минут мы молча сидели рядом. Шумели волны.

— Слушай, Лан, — тихо сказала я, — ты все знаешь… А Джаре тоже снится такой сон?

Я видела, как он напрягся, мои вопросы ему не нравились.

— Я не знаю, — сказал он. Наверно, вышло чуть более резко, чем этого можно было ожидать.

— Но, послушай, если, как ты говоришь, эти сны снятся тем, кто как-то с этим связан, если это снится мне, тебе, Хагену… Даже если Салотто просто мой дом, то вам-то почему? Как связаны вы?

Он хотел встать, уже дернулся, но остался.

— Это и мой дом тоже, — холодно сказал он. — Я родился на Кито, но это совсем рядом. Я кучу времени провел в Салотто.

Я покачала головой, мне казалось, дело не в этом.

— Соле! — Лан облизал губы, хмуро глядя мне в глаза. — Соле, не спрашивай меня. Я не знаю. Я ничего не могу тебе сказать. Ничего. Ты понимаешь?