Дети Мертвого Леса

Екатерина Бакулина, 2020

Он – Хёнрир сын Даки, лорд Синего Дома, прямой потомок Ильгара, самая могущественная и опасная тварь Мертвого Леса. У него было все – сила, власть, победа в войне. Но сразу после победы… все закончилось. Он очнулся в доме незнакомой женщины, в деревне, на краю всего… Слепой. Почти без одной ноги, не в состоянии ходить. Лишившись магии. Лишившись имени. Не понимая, что случилось и как попал сюда. Теперь перед ним два пути: смириться или вернуть себе все… Вторая книга дилогии. Самостоятельный сюжет. Первая книга: Эрлин из Красного Дома.

Пролог. Крепость

— Что ты решил? — спрашивает Шельда.

Подходит, обнимает сзади, прижимаясь щекой к его спине.

Спрашивает просто для того, чтобы услышать его голос. Ей нужно… Еще немного, и она потеряет его, и с этим ничего уже не сделать. Но пока он здесь, она хочет услышать, обнять… чтобы запомнить.

Ответ она знает давно.

Нораг вздыхает в ее руках, Шельда чувствует это всем телом. Он стоит, опираясь ладонями о подоконник, глядя в предутренний сумрак. Небо сереет на востоке.

— Ты ведь сможешь укрыться сама и укрыть Тьядена? — глухо спрашивает он. В который раз спрашивает, но ему тоже важно услышать снова. Важно знать, что им не грозит беда.

— Да, — говорит Шельда. — Не волнуйся за нас.

— Укрыть его так, чтобы он не рванулся в бой? Увести его отсюда, когда все закончится.

— Да, — говорит Шельда. — Я с ним справлюсь. Значит, ты решил пойти против воли магистрата и городского Совета?

— Пока не закончилась война, решаю я, — говорит Нораг глухо, жестко, словно Шельде он тоже должен что-то доказывать. — У меня приказ, держать город любой ценой, столько, сколько это возможно.

— Погибнут люди…

— Люди погибнут в любом случае. Лучше умереть сразу, человеком, чем год за годом медленно превращаться в тварь.

Шельда чувствует, как его плечи напрягаются. Трется о него щекой. Потом отпускает, заставляет развернуться к себе и обнимает снова.

— Я люблю тебя, — говорит она.

Он обнимает ее в ответ, прижимает к себе, целует в макушку.

— Ты вся моя жизнь, — говорит Нораг шепотом.

Потом наклоняется и целует ее в губы, нежно…

— Ты такая красивая, — говорит еще, — что мне иногда становится страшно. Как же ты столько лет со мной? За что?

Шельда шмыгает носом, тянется, касается его лица, нежно гладит пальцами… седая колючая щетина на щеках, пучки морщинок в уголках глаз, резкая суровая складка между бровями… Столько лет…

— Как же я без тебя? — говорит она.

Он заглядывает ей в глаза. Долго, молча стоит, словно прощаясь.

— Позаботься о Тьядене, ладно? — говорит Нораг. — И не плачь. Мне пора идти.

— Ненавижу его! — тихо, но так горячо говорит Шельда, прижимается крепче, стараясь сдержать слезы. — Он словно паук! Он даже до тебя пытается дотянуться, сделать послушной тварью.

Нораг бережно гладит ее по волосам.

— Хёнрир сражается так, как может сражаться. Если он пытается взять город, пролив меньше крови, разве это так чудовищно?

— Еще немного, и ты сам откроешь ему ворота…

— Нет, — говорит Нораг. — Ты же знаешь. Но кровь прольется в любом случае. Если Лес хочет крови, его не остановить.

* * *

Переговоры. Снова и снова тянуть время.

Нораг берет арбалет… проверяет по привычке… Только плохой из него стрелок, и глаз не всегда верен, и руки… Мечник из него хороший, а арбалетчик плохой. Но какое это имеет значение?

Дождь принимается лить сильнее.

Ночью твари у стен выли как-то особенно. Заждались?

Все заждались. Еще немного, и Норага самого скормят тварям, причем свои же, которые тоже устали ждать. Многим кажется, лучше добровольно перейти под протекторат Леса, чем быть разорванным тварями, а если Нораг думает иначе, то может сам перерезать себе глотку. Или ему помогут.

Шельда сказала — сегодня. Будь готов.

Старый дурак, на что он рассчитывает? Или это просто упрямство? Держаться любой ценой. Не сдаваться. И вот теперь он снова лезет на крепостную стену, чтобы послать Хёнрира в задницу. Зачем? Их сопротивление похоже на фарс. На игру в кошки-мышки. Если Лес решил забрать город, если твари подошли к стенам — дергаться бесполезно. Так же бесполезно, как гнать смерть от своих ворот.

Переговоры.

Хёнрира они откровенно забавляют, солдаты молятся, горожане воют от страха, и лишь Нораг изо всех сил строит из себя могучего воина, который может город не сдать. С каждым днем это выходит все труднее.

Длинная, мать ее, бесконечно длинная лестница. Нораг добирается до середины, останавливается, привалившись плечом к стене, тяжело и со свистом втягивая воздух. Еще… еще столько же. Зверски болят колени, то ли от непогоды, то ли от того прыжка через камни с огромной высоты, когда крепостная стена рушилась под ногами. Стар он для этого.

Слишком стар. И даже Шельда ничего не может с этим поделать… люди смертны.

Арбалет тянет спину. Нужно было взвести еще внизу, на земле, а теперь, с трясущимися коленями, у него может не хватить сил.

По лицу катятся крупные капли пота, застревая в щетине на подбородке.

Наверху, по камням, стучит осенний дождь.

Пора.

Последние несколько ступенек Нораг проползает на четвереньках и долго стоит так, стараясь отдышаться, лишь потом тяжело поднимается, хватаясь за стену.

Кружится голова. Холодно…

Хёнрир уже ждет его. Там, внизу.

— Эй! — кричит Нораг. Выходит хрипло и глухо, но Хёнрир слышит, машет в ответ.

Молодой лесной лорд Синего Дома ждет у самой стены, без коня и доспехов. Говорят, доспехи ему ни к чему, он неуязвим, его защищает сам Лес. А здоровенный черный конь Хёнрира боится свиста арбалетных стрел… любой бы испугался, когда стрелы выбивают землю из-под копыт. Поэтому лорд ходит пешком. Каждый день.

— Доброе утро, комендант! — приветствует он. — Погодка чудесная!

Хёнрир ждет давно, вымок насквозь, цепочки следов в одну и в другую сторону — натоптал по грязи. Надоела лорду эта морока?

— Чудесная, — отзывается Нораг. Долго орать не хватает сил, начинает першить в горле. — Зачем ты пришел?

— Решил прогуляться перед завтраком. Для аппетита!

Издевается Хёнрир, весело ему. Вроде и не кричит, а слышно его отлично, так, что зависть берет. Нораг все горло уже сорвал.

— Убирайся!

— Подожди, не торопись! Ты еще даже не стрелял!

Нораг скрипит зубами, тянется за арбалетом.

— Подожди, — говорит Хёнрир, на этот раз без всякого веселья. — Я пришел сказать, что время вышло. Либо завтра утром ты сдаешь город, и тогда я гарантирую жизнь всем. Либо я выпускаю тварей. Лесу нужна свежая кровь.

Вот и все. Шельда была права.

Нораг, не торопясь, перехватывает арбалет удобнее, цепляет крюком тетиву, натягивает с усилием, едва не упав — нога подворачивается в стремени. Вскидывает к плечу.

— Мой ответ остался прежним, — кричит он.

В-ш-ших, свистит тетива.

Нораг стреляет каждый раз, ни на что не рассчитывая, и каждый раз промахивается. Никудышный из него стрелок… Но сейчас… Удар!

Хёнрир покачивается, отступая, рука скользит вдоль бока, сжимаются пальцы. Попал?! Стрелу Нораг заметил не сразу, и не в боку лесного лорда, а сзади, в земле. Оперение из белого стало алым. Стрела прошила тело насквозь. Хёнрир стоит все так же спокойно и ровно, может чуть более ровно, чуть менее свободно, чем раньше.

Алая… Алая, значит, у него кровь, кто бы мог подумать. А говорят, Хёнрир давно тварь.

— Попал! Молодец! — Хёнрир кричит отрывисто, машет ладонью, пальцы в крови. — До завтра время есть. Думай.

Потом поворачивается и идет назад.

* * *

— Крысы, — цедит Хёнрир сквозь зубы.

Он нависает над магистратом черной грозовой громадой.

Презрение. Даже не злость, одно презрение застыло в его глазах.

Магистрат съеживается перед ним, втянув голову в плечи, редкие седые волосы нелепо треплются на ветру.

— Мы хотим перейти под протекторат Леса, господин, — повторяет он. — Мы хотим сдаться. Мы все хотим сдаться. Мы признаем вашу власть, господин, и готовы…

— А он? — Хёнрир не желает слушать, показывая рукой в сторону.

Там, в центре площади, на невысоком помосте, стоит столб. К столбу привязан Нораг, раздетый догола. Жертвенный баран.

— Он… он не хотел, — у магистрата отчаянно трясутся губы.

— Какие же вы крысы!

Широким размашистым шагом Хёнрир пересекает площадь, запрыгивает на помост. Натужно скрипят доски.

— Доброе утро, комендант, — говорит тихо. — Давно хотел посмотреть на тебя вблизи.

Нораг поднимает на него глаза… синие… льдисто-голубые, ясные, на осунувшемся сером лице.

— Смотри.

Губы у Норага тоже совсем синие от холода. А колени распухшие, воспаленные, темно-бордовые. Стоять он уже не может, держится лишь — тяжело повиснув на веревках.

— Так значит, защита была не твоя? — говорит Хёнрир, скорее даже обращаясь не к Норагу, а к каким-то своим мыслям. — Кто помогал тебе?

— Амулеты, — в голосе Норага ясно слышен сарказм. — Древние амулеты Йорлинга.

— Нет, — Хёнрир качает головой. — Я ни разу не видел амулетов такой силы, тем более узконаправленных, почти не дающих постороннего фона. Это живой источник.

— Ты еще много чего не видел, лесной лорд. Мир огромен.

Нораг усмехается, хотя его трясет от холода.

— Верю, — соглашается Хёнрир. — Кто помогает тебе?

— Ты будешь меня пытать? — спрашивает Нораг.

Хёнрир долго, молча, смотрит на него, раздумывая.

— Да, — говорит, наконец. — Буду. Прикажу отвести тебя в лагерь. Хотя, думаю, упрямства тебе не занимать и ты просто молча сдохнешь под пытками. Но попробовать стоит. Даже притом, что защита твоя личная, и кто бы не помогал тебе, он защищал только тебя, не пытаясь оградить город. Но я бы не хотел нарваться на это снова.

Нораг молчит. Стиснув зубы… пыток он не боится.

Хёнрир разглядывает его.

— Сколько тебе лет? — говорит вдруг. — Я бы дал пятьдесят — пятьдесят пять, ну, шестьдесят, самое больше. А если бы видел только, как ты дерешься, то и пятьдесят бы не дал. И сколько лет ты комендант Фесгарда? Почти двадцать? Я интересовался… Когда ты приехал сюда, то уже был не молод, с огромным послужным списком… впрочем, мутным… Сколько тебе было? Пусть сорок. С тобой приехала молодая жена…

Хенрир замолкает. Со значением… Чуть ухмыляется.

Лицо Норага каменеет. И, пожалуй, смятение в его глазах, которое он так отчаянно пытается скрыть, выдает с головой.

— Хорошо, — говорит Хёнрир. — Мне бы очень хотелось с ней поговорить. Я уже велел послать к твоему дому, хотя подозреваю, что там никого найдут. Если скажешь, где искать, это спасет жизнь тебе и ей.

— Нет, — говорит Нораг. — Ты ее найдешь.

— Я прикажу выпустить тварей, — говорит Хёнрир.

— Тварей? — удивляется Нораг. — Ты обещал пощадить всех, если город будет сдан. Это была ложь?

— Нет, не ложь. Но я договаривался с тобой, а не с ними, — он кивает в сторону магистрата. — Решение за тобой. И я хочу спросить в последний раз. Ты готов сдаться?

Нораг моргает, хмурится, не веря и не понимая, потом фыркает недоверчиво и начинает смеяться таким страшным, глухим клокочущим смехом, переходящим в кашель.

Хёнрир терпеливо ждет.

— Я не верю… какого хрена тебе надо? — отсмеявшись, Нораг плюет в сторону.

— И все же?

Хёнрир хочет услышать ответ.

— Меня… и так сдали.

— Я предлагаю жизнь.

— Это не жизнь, — Нораг дергает щекой. — Лучше быстрая смерть, чем год за годом превращаться в тварь. Нет.

— Хорошо, — соглашается Хёнрир. — Так и будет.