Дом с бельведером. Мини-роман

Егор Карлович Вишнецкий

В книге повествуется о приключениях уже не молодого, но никак не зрелого князя, в одной из губерний Российской Империи на закате ее существования. Преследуемый пламенной манией служения прекрасному, князь стремится произвести ряд важных (большей степенью для него) реформ, раскрыть шпионский заговор и поучаствовать в Русско-японской войне. Достигнет ли он успеха?Книга понравится любителям исторической сатиры, иронии и постмодерна.

Глава 3

В опочивальне было жарко. Влага, накопившаяся в комнатном воздухе из-за ночного дождя, испарялась под лучами встающего солнца, отчего на стёклах возникали стекающие вниз капельки. К тому же затопил подвальную печку Фрол, поэтому пол опочивальни знатно раздавал теплоту. От начинающей быть нестерпимой духоты, Андрей проснулся. Томным утренним барским взглядом от сонно посмотрел на потолок. Штукатурка не менялась с года маменькиной смерти, отчего по ней пошли лёгкие трещины, а бывший альпийско-белым потолок приобрёл серость.

Хозяин дома через едва открытые ресницы смотрел на эти трещины, и ему виделись в них улицы, ровные улицы, будущего города, который следовало воздвигнуть вокруг его усадьбы. Через пару мезерей²² в голове его возник очередной план прекрасного здания — церковно-приходской школы. Нехотя Андрей начал стягивать со своего тела одеяло. Сделать это было сложно, ибо под утро толстая черниговская перина прилипла к вспотевшей коже. Однако, победа. «Фрол, изволь играть побудку!» — обозначил барин сигнал к работе для своей прислуги, сам же поплёлся к массивному дубовому столу.

На мягком стуле с резными золотистыми подлокотниками висел бархатный с серебристой выделкой персидский халат. Андрей переоблачился в него, сняв свой ночной наряд, однако оставив ночную шапочку с кисточкой. Завязав халат на вид крестьянского кушака, он, гордо подбоченившись, взглянул на себя в высокое зеркало. «Ну и сонный же я». — стянул он губы трубочкой и медленно опустился в мягкое лоно старого кресла, которое помнило ещё времена Павла Первого, что вызвало нестерпимое неудовольствие кресла — уже на протяжении двадцати лет его не обновляли, на ножках отпала краска, а сидение глубоко просело.

Творец же, закинув ногу на ногу, достал из ящика стола настоящий свиток рисовой бумаги, и начал набрасывать чертёж школы. Школа выходила в неорусском стиле, с каменными лжеставнями на окнах и античными колоннами при входе. Крышу здания навершала статуя архангела Михаила с крестом.

— Чего изволите, барин-с — промолвил Фрол, оповестивший других обитателей дома по особой системе колокольчиков, — Долго же ты; поди всю ночь пьянствовал шельмец! — отчитал слугу Андрей.

Фрол и вправду пригубил бутылёк браги, однако плёлся медленно не от незаметного похмелья, а от предвкушения общения с хозяином. В отличие от других жильцов особняка молодой крестьянин не считал барина эталоном совершенства. Последний продолжал:

— А вот знаешь, что во Франции, дурья твоя голова, уже поставили электричество в трёх четвертях Парижа? Никак не могу взять в толк, почему в пределах нашей империи не ведётся скорейшая модернизация! Хотя знаю… — и начал описывать стоящему с кислым лицом Фролу детальные причины неудач российский электрификации. Несчастный слуга тем временем глядел в окно. На капельках играло ещё выше встающее солнце, красным светом весенней зари. За окном, недалеко от дома, двое крестьян поднимали на флагштоке огромное трёхцветное полотнище, три на два аршина, имперского стяга, а ещё трое особо отряжённых стояли в шеренге на особом постаменте рядом и играли гимн могучей страны — на трубе, барабане и скрипке. Из нескольких окрестных домов в поле потянулись заспанные крестьяне, до сих пор не выкупившие себя, а те, кому это посчастливилось, просто просыпались: дворянский «окрестр», как назвала его одна местная баба, уже два года будил их заместо петухов.

Но перенесемся же ненадолго из уютного старинного дома с бельведером, стоящего посреди старинной усадьбы, на несколько верст к югу, где за узенькой речкой расположилось поместье хозяйственного Дмитрия Романовича Л. Роду же он был, прямо скажем, худоватого: еще прадед нашего барина рано поутру тащился за плугом, а иногда и впрягался в него вместо клячи, сеял, пахал, собирал урожай и порою получал горячих на конюшне, но, будучи смекалистым, смог вырваться в люди. И вот могучий, косая сажень в плечах, барин стоял на крыльце собственноручно сработанного дома, хотя это были скорее хоромы сказочного князя: пятиэтажный сруб из бревен в два охвата, искусно изукрашенный разноцветной росписью в неорусском стиле и резьбой, выполненной им же с помощью своих лучших столярных дел мастеров.

Хотя достопамятные времена крепостничества уже милостью государя Александра миновали, вся прислуга Дмитрия Романовича решила остаться с барином, так как его все любили за его добродушный нрав и внимание к простому народу. Вот и сейчас он добродушно поучал Федьку, 13-летнего белобрысого балбеса, отряжая его с товарами на ярмарку: «Ты, Федор, муку-то купцу третей гильдии, Афанасию Максимовичу Литвинову, продай по 45 копеек за пуд, да поклон от барина своего передавай, ибо уж больно хорошо мы сговорилися с ним, хохохо! Да вот сие лукошко с грибным пирогом Андрею Фридриховичу завези, не забудь уж… И да, скажи, что жду-с я его сегодня на наливочку-то, хохо» — а после захлопотал по хозяйству, поучая свою прислугу, аки детей своих неразумных. В общем, вел он образ жизни простой и благодеятельный, носил косоворотку с бархатной жилеткой и суконным черным сюртуком поверх и рабочие штаны с хромовыми сапогами. И несмотря на всю свою противоположность владельцу старинного дома с бельведером, считались они на всю округу лучшими друзьями. Искренней сей дружбе в окрестностях противилась только одна особа, о коей читатель, коли будет терпелив, узнает в последующих главах.

Страстью же Дмитрия была охота, походы в лес по грибы и торжественные обеды в старорусском стиле, для коих он выстроил собственноручно, с небольшой помощью крестьян, специальную террасу. На этой террасе покоились длинные лавки и столы из лучшего в окрестностях дуба. Обыкновенно Дмитрий устраивал сии приемы по большим народным да церковным праздникам. На обедах этих обыкновенно подавалась питательная гречневая каша, ароматное жаркое из утки, щи, окрошка, кисели да сбитни, красная и черная икра. Ну и помимо традиционных русских кушаний не забывал наш барин и о классических европейских блюдах, которые очень нравились Андрею, и из-за коих (помимо просто хорошей дружбы) и навещал его на сих обедах.

Федька уже дернул вожжи и почти исчез за пределами усадьбы, а Дмитрий Романович, с удовольствием наблюдая за рутинной суетой крестьян, покуривал сладковатый табачок, приговаривая:

— Хорошо…

Тем временем в доме с бельведером прозвонили обед. Фирс, как всегда, в парадном, суетился возле кухни:

— Быстрее, раззявы!!! Давайте сюда поднос с закусками!!! Его сиятельство желают обедать! — с яростью собаки, защищающей хозяина, голосил Фирс. Фрол в это время накрывал вместе с еще двумя мужиками стол на три прибора: сегодня Андрей обедал не только с Фирсом, но и со своим недавно нанятым финансистом, Шмуэлем, для оговаривания оставшихся деталей сделки. Поскольку наш князь недолюбливал сынов Израиля, а, попросту говоря, был очень напуган по прочтении новомодных памфлетов про Сионских Мудрецов, решил он сразу показать, кто в доме хозяин. Специально к сегодняшнему обеду повариха Марфа зарезала упитанную свинью и приготовила ее в луковом соусе, да и еще сварила легкий суп-канапе на свином бульоне. Несчастный бухгалтер остался голодным и униженным. Отобедав, князь всё с той же задумчивостью на лице снова ушел в кабинет, кутаясь в необъятный халат, писать свой новый памфлет про особую роль Русского Государя в мировом духовном континууме.

Примечания

22

Минут